– Расскажи, расскажи Халида, – маленькая хрупкая девочка прижалась к тёплому боку старой арахны[1] в ночных сумерках Стуженя[2], так однозначно теплее, а пушистый бок неказистой старой паучихи мог хоть немного отодвинуть мысли о предстоящей холодной ночи. Янтарные глаза с проблесками огня умоляюще уставились в чёрные фасетчатые буркала. Странно, что маленькая Кэйтлин не боялась эту необычную женщину, таскающуюся с циркачами много лет, и рассказывающую дивные сказки гостям балагана.
– А спать когда, Огонёк? – спохватилась Халида, но прикрыла хрупкое тельце своим дырявым одеялом, да прижала к себе одной из мохнатых лап. – Неугомонная, – улыбнулась паучиха. – Ну, слушай. Многие столетия, нет, даже тысячелетия назад, когда мир был молод, когда только-только перестали бушевать свирепые духи природы и стихийные элементали, спустился в мир бог Амахра, правнук великого бога-дракона Матриаха[3], – желтоватые щёки с тёмными пятнами дёрнулись, за изуродованной верхней губой показались небольшие жвала, но Кэйтлин слушала, не взирая на устрашающий облик старухи. – Вёл он за собой прекрасную деву Огнеду, пленённую им на другом конце Сплетения миров[4]. Войны то были, али нет, то не ведомо нам, детям божьим. Однако сама дева-богиня говаривала, что не желала подобного союза, не хотела подчиняться воле сильного. Гордая была дева, строптивая, но Амахра любил её и не слышал отказа.
– Ей пришлось смириться? – недоверчиво спросила маленькая девочка, искорки в глазах полыхнул ярче.
Халида опустила голову и пригладила чёрные непослушные волосы, чувствуя огонь, набирающий силу в юном теле. Магия уже выплескивалась, но ещё не разрушала. И только Халида знала, как тяжело придётся ребёнку и со своей силой, и со своей правдой. Придёт время, да… придёт время...
– Да, моя девочка, юная богиня смирилась и взошла на брачное ложе, поклявшись любить супруга веки вечные. В Иленте[5] воцарилась гармония.
– И началось создание мира? – воодушевлённо спросила маленькая Кэйтлин.
– Да, миру было положено начало. Боги, не скупясь, расплёскивали свою силу, даровали суть и душу, и тварей живых создавали, даровав им кров и пищу. Камни, озера, реки, горы, трава и небо – всё было иным. Никогда более ни одни глаза не смогут увидеть этого. Кажется, те времена были так давно.
– А ты видела, Халида?
– Иное небо над Илентом? – старуха горько вздохнула, и если бы не эти уродливые жвала, можно было подумать, что на лице её появилась очень печальная улыбка. – Видала, милая, видала, – старуха приподняла голову и уставилась в ночную мглу за окном, где лунный диск стыдливо прикрылся облаками. – Архонты видели мир почти с самого его создания.
– Ты такая старая? – удивлённо произнесла девочка и чуть отстранилась, упираясь кулачками в мохнатый бок, но холод заставил вернуться обратно и прижаться, чтобы согреться, из тщедушного тельца тепло выветривалось слишком быстро.
– Ну не такая старая, как мои предки, – усмехнулась Халида. – Если я застала Илент до Столкновения[6], это ещё не значит, что живу я с самого начала времён, – послышался старческий скрипучий смех. – Но в самом деле, самими древними и первыми разумными стали именно архонты. Только среди их племени остались достоверные источники истории мироздания.
– Почему ты говоришь «их племени»? Ты ведь тоже арахна, у тебя и глаза, и лапки, и брюшко, ты ведь самая настоящая, – не унималась любопытная девочка.
– Глупая ты ещё, маленькая, не сможешь понять, – проговорила Халида. – Но то не важно, слушай дальше. Не пришлись первым разумным созданиям по вкусу зелёные луга и берега водоёмов. Кто знает, почему так случилось. Но убежали архонты в подземные пещеры, что скрывались в высоких горах, и стали выходить только лишь по ночам, с опаской изучая мир. Амахра и Огнеда открылись им со всей своей любовью, и дарили им свои знания, чувства, чудо созидания и магии, ведь то были первые созданные ими разумные существа.
– Ух ты! Уже тогда была магия?! – столько восхищения читалось на лице маленькой Кэйтлин.
– Да, Огонёк, уже тогда, – усмехнулась Халида. – Только в сердцах архонтов зародилась зависть к красоте создателей своих. Заперли они сердца свои от богов и запретили входить в их подгорное царство, дабы не смущать прекрасным ликом своим.
– Почему? – янтарные глаза в непонимании распахнулись ещё шире. – Глупые паучата, у меня вот нет родителей, но я бы их любила сильно-сильно, как тебя, – маленькие ручки обняли мохнатое брюшко, Халида улыбнулась.
– Были они у тебя, точно знаю, – старуха перестала улыбаться. – Может и сейчас есть, и может, дороги ваши ещё пересекутся. На то воля Судьбы[7], а она богиня капризная, – Халида покачала головой. Маленькая Кэти ещё не знала, что огонь, разрастающийся в детском тельце, имеет способность по капле выжигать надежды.
– Найду, – неожиданно прозвенел детский голосок, да так уверенно, что и старуха подивилась. – Вот найду и посмотрю на них, в глаза их бессовестные. Разве можно бросать маленьких детей? – недовольно закончила девочка, срываясь в обиду, надула губки, нахохлилась, как совёнок.
– Обязательно найдешь, – кивнула Халида, прижав к себе девочку, задней лапкой подгребая солому, чтобы малышка не замёрзла. Но дуться долго Кэйтлин не умела, да и очень уж хотелось дослушать рассказ Халиды.
– А дальше что было?
– Горевали супруги, но архонты ушли своей дорогой, выбрали свой путь, а Судьбе никто не противится, – продолжила свой рассказ Халида. – Боги продолжили свой труд – наполняли Илент жизнью. Земная твердь вздохнула и напилась, да возродила в недрах своих великие дары, чтобы первые создания богов могли строить свои прекрасные величественные города под землёй, а Амахра с Огнедой возжелали наполнить мир разными народами, и, конечно же, подарить миру собственных детей.
– Что случилось, Виктор? – оторвав взгляд от мутноватого стекла, за которым по карнизу чинно вышагивая, гулял прикормленный почтовый голубь, Бэйли Гренвиль обратился к молодому мужчине, занесённому волей случая в канцелярскую контору, да не просто из праздного любопытства, а поработать.
Тот, сидя напротив Бэйли, потирал острый кончик уха и вчитывался в документы, брови хмуро сошлись на переносице, из-за чего всё время приходилось поправлять пенсне. На лице молодого крючкотвора этот аксессуар смотрелся совершенно неуместным, но придавал солидности, поблёскивая позолоченной оправой.
– Да вот, кажется, затесалось по ошибке. Криминальные сводки мне обычно не передают, но…, – тот самый Виктор рассматривал содержимое с большим интересом. – Странная девица. Вроде уже что-то о ней слышал, – не отрываясь от прочтения, проговорил он и прошёлся пятернёй по светлым, выгоревшим до соломенного цвета волосам.
– Криминальные сводки? – Гренвиль обернулся, рассмотрев бумагу, кивнул, для него это видно не новости. – Удивлён, что государственной преступницей оказалась хрупкая барышня?
– Да, наверное, – протянул Виктор, задумчиво. – Что за преступница такая? Говорят, сбежала пару лет назад, отправив на тот свет с десяток сильных скардов, – Виктор наконец поднял голову, от серых глаз веяло серьёзностью и любопытством. Гренвиль готов был поспорить на свою трубку из кости лагрода[9] – беглянка чем-то зацепила парня. Странно только вот, чем? Неужели тем, что сумела одолеть сильных мужчин? Мельчает нынче мужской род, если так интересуется сильными женщинами. Женщинам самое место дома, беречь уют и покой, растить детей, следить за модой и вышивать долгими зимними вечерами. Бейли всегда считал – женщина нежный хрупкий цветок, о котором муж и берет заботу. А эта что? Безобразие, да и только. Тьфу!
Слухов то, конечно, ходило среди служивых немало, но вот живых скардов, кто мог бы похвастаться, что видел эту рыжую бестию воочию, капитану не встречалось, а дознаватели… те не признаются. Не так уж всё и чисто с этой девчонкой. Гренвиль покосился на стопку бумаг, где должны были иметься и портреты, и досье на беглянку. Уж чего-чего, а сам он точно не желал встретить кровожадную дамочку, да и Виктора бы поостеречь.
Тот бегло просматривал содержимое сводки и технического задания. Кроме текстового описания беглянки к сводкам должен прилагаться очень старый портрет сомнительной схожести, и тот пока ещё не удостоился рассмотрения. Гренвиль внимательно наблюдал за молодым скардом[10]. Виктор немного поёжился, словно кожей почувствовал взгляд, поднял голову, вопросительно приподнял брови.
– Что пишут?
– Надо поймать или посодействовать в поиске опасной преступницы, – задумчиво ответил Виктор.
– Думаю, в этот раз её поймают, – отмахнулся капитан. Он вальяжно разместился за столом, откинулся на спинку кресла, небольшое брюшко натянуло твидовую ткань новенького жилета. Все-таки от работы в кабинете имелись свои плюсы, и Бейли больше не приходилось таскать неудобную форму стражей порядка.
В сторону Гренвиля устремилось нетерпеливое вопросительное «и».
– Казнят, – крякнул мужчина. – Ты хоть представляешь, скольких она уже умертвила? А? Эта шельма не такая уж бедненькая и несчастная, какой её представляет Орден Матери Огнеды[11]. Попомни мои слова, она ещё доберётся в столицу, если уже не успела вернуться. Вот переполоху будет. Говорят, она безумна, а таких лучше сразу отправлять на плаху.
– И вам не изменило спокойствие? Словно женщину не на казнь отправляете, а на скачки, или в музей, любоваться шедеврами живописцев, – неприязненно заметил Виктор и внутренне передёрнулся. – Ваше равнодушие несколько пугающе, – молодой скард поморщился. Не то чтобы он не имел представления, насколько закостенели души скардов, работающих бок о бок с дознавателями, испытателями и палачами, но...
– Если бы она убила кого-то близкого тебе, ты бы наверняка думал иначе, – почти полное отсутствие эмоций в голосе Гренвиля сбивало с толку, и только самая малость осуждения угадывалась в словах капитана. С одной стороны, да, это ужасно, что погибли скарды, ещё ужаснее, что погибли при таких обстоятельствах и от руки преступницы. Но… разве можно оставаться равнодушным, когда смерть касается женщины? Этого Виктор никогда не мог понять.
– Каждый день умирают скарды, шиоты[12], сверги[13]... среди них и женщины, и дети. Плакать теперь, что ли? – между тем рассуждал Гренвиль. – Так я чай не баба, слёзы проливать за каждую чужую душу, – капитан усмехнулся в усы, заметив негодование в глазах молодого скарда. – А убийц и подавно не жалко.
– Я не о том, – укоризненный взгляд прожег циника. – Она ведь женщина. Дарящая жизнь. Вы не думали, что женщине для такой жестокости нужно дать слишком весомую причину? – спросил Виктор.
Он, конечно, не являлся судебным аналитиком, не работал со скардами, свернувшими на кривую дорожку, но дух исследователя требовал справедливо разобраться в происходящем и вывести формулу взаимодействия мотивов и последующих происшествий. Виктор прошелестел бумагами, вернувшись к работе, формула немного подождет. Хотя…
– Я думаю, не может не быть первопричин, которые могли бы подтолкнуть эту особу к преступлению, если, конечно же, она таковые действительно совершала, – добавил Виктор. – Это противоречит закономерности мышления и действия. Бейли, вы ведь не будете отрицать, что причинно-следственные связи обуславливают и доказывают фактически любой закон – от природы до магии. И… это ведь не мужчина с решительным характером, это слабая девица…
– Эк заумничал сразу. Ну, насчет слабой я бы поспорил, – отозвался Гренвиль. – А что до характера, кто ж её знает? А кроме характера, порой, одной только глупости, да безрассудства бывает достаточно. Будто сам не знаешь, как ветрено бывает в голове по юным годам, – усмехнулся капитан в ответ, но напоролся на серьёзный взгляд. – Ладно-ладно, не о том. Что ж вы все молодые реагируете так остро? И умничать не надо, это я тебе как капитан стражи говорю. Причины… Да всё что угодно могло произойти, поверь мне. Для того, чтобы перейти черту, много не надо. Никто не знает, как оно было на самом-то деле. Может, с ума сошла… было ж с чего, небось... – выдал Бейли. – Была бы скардой, так и жизнь может иначе сложилась… А так… не выдержала видать, – пожал плечами мужчина. – Судьба у девки вышла не сахар, – брови капитана сошлись на переносице, выдавая сосредоточенность. – Что там ещё в твоих бумажках написано? Мне и самому любопытно, чего вспомнили то окаянную, спустя столько времени.
По спине протоптался табун мурашек, от места пониже спины и до шеи, под самое основание черепа, едва не заставив волосы встать дыбом. Строгая причёска крепко-накрепко держала непослушные пряди цвета воронова крыла. Юная тамиана[23] в строгом платье вынырнула из портала и съёжилась от осенней прохлады. Остановилась буквально на пару секунд, обернулась. Голубая гладь подёрнулась рябью и рассыпалась цветными искрами. Через пару секунд рядом с брюнеткой оказалась ещё одна барышня, а следом явился носильщик. Уныло вздохнув, он попрощался с девушками, забрав свою положенную серебрушку, и отправился обратно.
Кэйтлин спустилась с площадки портала, огляделась. Ей уже приходилось бывать в Нирей’Даре, но, казалось, это случилось так давно, что память не могла сразу подсказать нужного направления. А ещё все эти снующие туда-сюда торговцы и важные персоны, не говоря уже о праздношатающихся, коих у Кленового бульвара, где располагалась портальная площадь, всегда имелось с избытком. Кэти прищурила глаза, на миг ей почудилось слишком уж пристальное внимание к её филейной части, скрытой бархатными фалдами юбки. Пф… Чем глазеть на женские прелести, уж лучше бы на лицо смотрели – не углядеть у скул тонкую сетку чешуи просто невозможно, а значит, приставать к девушкам нельзя. Впрочем… не хотите ли межрасовый скандальчик с утра пораньше? Нет? Ну ладно, мы тогда пойдём. Пока девушка прогоняла в уме возмущённые мысли, упустила свою спутницу. Сердито мотнув головой, выискивая глазами рыжую шевелюру, Кэти ухватила чемодан. Вот как чувствовала… Мороки с этой девчонкой многовато будет на одну тамиану. Зря согласилась. Только за двойную оплату, честное слово.
– Амелия? – негромко позвала Кэти, вертеть головой пришлось очень интенсивно, равно как и поработать локтями.
Тамиана кипела возмущением. И ведь просила же, укуси её храун[24], ни на шаг не отходить. А та аки дитё малое. Для неё здесь может быть крайне опасно, а она просто взяла и пошла, куда глаза глядят. Недалеко мелькнула знакомая шляпка.
«И чего её понесло на бульвар?»
Рыженькая девица со счастливой улыбкой шла вперёд, почти не обращая внимания на дорогу. И очень зря. Ноги, шагающие самостоятельно и бесконтрольно, имеют свойство находить неприятности на задницу. Кэти прикусила губу, сдержавшись от сквернословия. Амелия глазела куда угодно, только не в направлении собственного движения. Тамиана ускорилась, насколько мог позволить чемодан, и поспешила следом, иначе не миновать какой-нибудь фатальной гадости.
А она, гадость, не заставила себя долго ждать. Вернее он. Кэйтлин не успела даже догнать свою спутницу, как та врезалась в спину скарда, острые уши которого гневно дернулись под полами шляпы. Голубые глаза удивленно уставились на оборачивающегося мужчину, уже немолодого, и, по всей видимости, довольно небедного, если рассматривать стоимость его трости и запонок. Мгновенно оценив ситуацию, Кэйтлин прибавила ходу.
– Простите, – пискнула Амелия, опуская взгляд, на её лице проступили смятение и страх.
– Вас разве никто не учил манерам? – надменно проронил скард, скривившись. Конечно, платье девушки по своей цене не могло тягаться с его одеянием. – Что делает здесь столь невоспитанная юная скарда? Ищет богатого кавалера? Тогда вы ошиблись районом, милая. Впредь, поднявшись с нижнего яруса, тщательно обдумывайте свой маршрут, – мужчина фыркнул и собрался было обойти незнакомку, но Амелия возьми и сделай шаг навстречу, да подними голову. В глазах мелькнула зелень.
– Крыгг[25] тебя дери… что ты делаешь, дура! – ругалась шепотом Кэти, едва не хватаясь за голову.
– Ты хочешь меня обокрасть или завязать отношения на одну ночь? – брезгливо уточнил скард.
– Простите, сударь, – запыхавшаяся Кэйтлин дотянула чемодан и поставила чуть ли не на ноги мужчине. – Простите, почтенный. Это моя родственница, неразумная она, боги лишили её здравого сознания, – тамина ухватила рыжую за руку, чтобы та не удрала ещё куда-нибудь, с неё станется же. – Вот и сказала ей вроде не отходить от меня, а она пошла, как дитё малое, глазами хлопать, город разглядывать. Уж не серчайте, господин. У неё же разума, как у малышки лет десяти, не больше, – Кэти поклонилась, заставляя и Амелию склониться в поклоне, метнула в сторону рыжей многообещающий взгляд.
Вокруг стала собираться публика, это плохо, надо бы закругляться и линять с площади, иначе слишком много людей запомнят странную колоритную парочку из двух родственниц, одна из которых местная, а вот другая из Дельминара[26]. Скард смерил взглядом обеих барышень. Амелия выпрямилась и сотворила придурковатое выражение лица, с уголка губ потекла слюна.
– Дядя? – она тыкнула пальцем в сторону скарда, удивлённо вопрошая тамиану. – Тётя, это дядя? – Кэти сдержалась, старательно соблюдая серьёзный вид.
– Нет, милая, это не наш дядя, нам надо к другому дяде. Пойдём, – Кэти уже не знала, чего ей хочется больше, рассмеяться от выражения лица напыщенного скарда, или намылить тонкую белую шею одной рыжей пигалицы.
– И что же вы так плохо присматриваете за своей родственницей… лора[27]? Маленьких детей негоже бросать в столь оживлённых местах.
– Простите, сложно мне, – Кэти просчитывала пути отступления, размышляя куда лучше податься, к посту стражи, плакаться на нехорошего дядю, за попытки приставать к гостям королевства, или метнуться в ближайший переулок, а если этот длинноухий гад рискнет прошвырнуться следом – оторвать эти самые уши. Ну и кошель заодно умыкнуть. Чтобы не зря тратить время. – Я ещё очень юна, а послать больше некого. Наши лекари оказались бессильны, сказали только в столице Мердорада[28] и смогут помочь врачеватели скардов. Великий Нирей’Дар славится учёными умами.
Лесть всегда помогает сгладить углы и тут пришлась очень кстати, черты лица «почти обиженного» мужчины смягчились, он ухмыльнулся.
– Бабуля, а почему здесь небо лиловое? – Амелия хлопнула глазами, а Кэти поперхнулась. Прочистив горло, она покосилась на рыжую.
Молодой скард неторопливо перебирал в памяти услышанное от капитана, слова всё кружили и кружили стаей перелётных птиц, выискивающих место для гнездовья. Тайна манила, требуя участия в разгадке, Виктор даже не пробовал противиться этому внутреннему желанию, правда, не совсем понимая предостережения Гренвиля на свой счёт. Какое дело сильным мира сего может быть до простого скарда?
Люди, королева, наука – детали головоломки искали взаимосвязи, но количество дыр вокруг этих кусочков было слишком велико. Да, к тому же, история беглянки шла рука об руку с тайнами королевы. Мысли ворохом вгрызались в мозг, не давая покоя, вместе с вопросом, почему Гренвиль разоткровенничался именно сегодня? Моментов для подобных бесед и ранее предоставлялась масса. Под желудком снова неприятно кольнуло.
Виктор скорым шагом пересёк площадь. Каблуки старых туфель глухо стучали по брусчатке ровно до того момента, как внимание их хозяина привлёк информационный портал. Мужчина резко затормозил, по инерции сделал ещё целый шаг, едва не проскочив мимо рисунка на доске объявлений.
«Портрет? Уже развесили портреты, – подумал Виктор, рассматривая незнакомые черты, наспех набросанные на лист грифелем. Этот не проходил через его руки сегодня. – После первого же дождя поплывёт, станет совсем маловразумительным», – скард ухмыльнулся и опустил глаза на подпись.
Все верно. Аэва. Ещё один кривой набросок. Виктор, морщась, разглядывал непропорциональные черты. Он представлял себе девушку совершенно иначе, хотя складывалось ощущение, будто каждый портрет всё же отражал хоть капельку самой сути беглянки. Поджав губу, да тихонько хмыкнув, скард поправил шляпу и продолжил путь, теперь, однако, бросая взгляды по сторонам. Хотелось посмотреть ещё хоть парочку портретов и убедиться в их непохожести.
Остановившись у очередного стенда, скард едва сдерживал эмоции: девушка с одним и тем же именем имела разные лица, и это выглядело бы весьма комично, если бы не было так печально. Боги, ну как работают дознаватели, если вот такое выпускают в свет? Виктор подошел ближе и прикоснулся к желтоватой бумаге, с которой безумными глазами смотрела на него та самая человечка.
– Аэва Лилия Зотра, – прочитал он зачем-то вслух, провел пальцем вдоль линии скулы, остановился возле изображения губ. Девушка будто насмехалась, глядя на случайного прохожего. Где-то в архивах дела записано время зарисовок – прошлый арест. Тогда девчонке улыбнулась удача, удалось бежать. Виктор с интересом раздумывал над самим фактом побега. Это из дворца или из Стигмара? Но кто же расскажет… Около трех лет о девушке ничего не было слышно, а сейчас вернулась. Для чего? Чтобы вот так, насмехаясь, смотреть на прохожих с портрета под большой жирной надписью «В розыске»?
Или Аэва не боялась ареста? Не боялась ни плена, ни скардов. Что-то изнутри подсказывало Виктору, что человечка по-своему ненавидит и презирает его народ. Скард даже на секунду будто услышал звонкий заливистый смех, да такой необузданный, злой, надрывный, что точно никто бы и не усомнился в душевной болезни его обладательницы. Сморгнув наваждение, Виктор одернул руку. Почему её не казнили сразу?
Подобная мысль применительно к женщине, девушке, вызывала отвращение. Даже не смотря на то, что её руки отправили немало скардов к богам в Тёмные Чертоги[30], жестокое обращение с женщинами и детьми Виктор считал неприемлемым и не достойным. С другой стороны, ещё ни один убийца не избежал наказания, будучи пойманным дознавателями. Аэва первая.
Что чувствовала она, когда ей объявили решение суда, на который даже не позвали? Или, может, она всё-таки там присутствовала и так же нагло улыбалась в лицо каждому скарду, посмевшему глянуть в её сторону? Смотрела ли она так же на королеву? Как решилась на побег? Кто ей помог? Что чувствовала, когда ей удалось вырваться из цепких когтей правосудия?
Виктор задумался, решив обязательно посмотреть дело Зотра в судебном архиве, действительно ли Аэва такой кровожадный монстр? Скард посторонился, пропуская семейную чету, устремившуюся куда-то по своим делам, и пошел дальше, однако, через десяток шагов, замедлился, отступил в сторону, чтобы никому не мешать. Порывшись в кармане, Виктор достал часы, блеснувшие золотой цепочкой, и значок архивариуса, одолженный недавно у Мариуса, с допуском к архивам. На лице растянулась довольная улыбка.
«Должны бы пропустить к документам», – Виктор щёлкнул крышкой часов, спрятал своё сокровище в карман и поменял направление. Если не выгорит, то можно попробовать восстановить свой статус учёного. Правда, после скандала с отцом, это выйдет не быстро и довольно затратно по нервам.
Давно он не вникал в дела Лиена. Захотелось снова вернуться в его стены и влиться в насыщенную жизнь исследователя и деятеля науки. Узнать, много ли находок было в недрах Столпа Мира, далеко ли продвинулись? Что из задуманного удалось воплотить в реальность? Скудность магических эфиров не давала развернуться в полной мере, но это не останавливало, а наоборот, стимулировало к новым открытиям. Насколько бы плодотворнее оказались труды учёных, будь эфиров на верхних материках хоть в половину от насыщенности нижних.
Здание Стражей судебного права[31] располагалось двумя сегментами к востоку, так что Виктор добрался очень скоро. Дома его все равно никто не ждал, кроме полосатой шкодины, вечно тянущей свои маленькие лапки с целью что-нибудь стащить. Да и та не сильно-то заметит отсутствие хозяина, если экономка оставит вдоволь еды.
Проблем с пропуском не возникло, только молчаливый вопрос в серых внимательных глазах смотрителя читался едва ли не укором. И это было не совсем понятно молодому скарду. Да и в чём, собственно, был вопрос? Как будто уже никто не работает вечерами. Канцелярская крыса пришла порыться в архивах после основной работы, допуск имеется, что ещё нужно? Или этот почтенного вида старец просто сам по себе не доволен посетителем ближе к концу рабочего дня?
Дверь за Кэйтлин захлопнулась, рыжая чуть сморщила носик.
«Не зря ли Ворон её отправил? Слишком юная, – задумалась Амелия, сняла чепец, из-под рыжих кудрей выглянули острые кончики ушей.
«Я бы даже сказала, по меркам скардов, совсем мелкая. Многого не знает, опыта мало, не понимает», – прошептала Луиза.
«Очень жаль, может… нет, кроме неё некому», – отозвалась Амелия.
«Пусть так. Но почему ты слушаешь её? Переодевайся, и пошли уже. Я сомневаюсь, что артефакты перепрятали».
«Кэти попросила ждать, – упрямо ответила Ами. – Ты же знаешь, её назначили старшей, с неё и спросят».
«Это весьма условно».
«Но это не отменяет факта её ответственности. Мы и так напортачили по прибытию. Ты зачем вылезла?»
«Не люблю, когда хамят. Одевайся и пошли, по-хорошему прошу. Сама скоро начнешь маяться со скуки. Мы всего лишь прогуляемся. Тем более, надо заглянуть в лавку, у нас нет одежды с собой, а я не хочу носить мрачное серое платье, приготовленное Кэйтлин. Если мы не займемся покупками сейчас, это займет лишнее время нашей мисс зануды немногим позже. Она сама же и поблагодарит».
«Нет», – твердо отказалась Ами.
«Ну хватит вредничать, Ами-и-и. Тебе ведь самой не терпится посмотреть город. Ты ведь скучала по нему. Скучала же по Нирей’Дару? Правда же? Я чувствую. Скучала, так же, как и я. Он наш».
Амелия покачала головой.
«Нет. Не наш. И никогда им не станет. Порой мне кажется, что этот город только и ждёт, чтобы забрать наши души, стать нашей могилой».
«О чем ты думаешь, глупышка?»
«О смерти, Лу, о смерти. На родине Кэти рассказывают, будто души умерших попадают в чертоги детей Огнеды и Амахры, рождённых с благословения тьмы первородной. Им не было позволено стать на одну ступень с создателями, но тьма одарила их на свой манер. Они стали вершителями.
«Красивая легенда, и только, – отозвалась Луиза. – Вернее, рассказывают её, красиво».
«Скажи, Лу, – гетерохромные глаза застыли в немигающем взгляде. – За все наши с тобой прегрешения, смогли бы боги простить нас и подарить жизнь иную? Я не хочу больше ни особых способностей, ни магии. Хочу жить простой жизнью, обрести семью и детей, любить их, обнимать, как когда-то нас обнимала мама».
«Ты уже настроилась умирать? – ледяной тон сестры заставил вздрогнуть.
Амелия покачала головой.
«Нет, что ты. Но я никогда не исключаю самого плохого. Если нам не удастся заполучить артефакты, мы всё равно долго не протянем. В Дельминаре нет таких новаторских разработок в сфере ритуальной алхимии. Наше тело уже слишком отравлено ею, чтобы жить без алхимического яда».
«Что-то мне подсказывает, что в тебе не осталось надежды».
«Надежда… всегда умирает последней… У каждого она своя. Ворон надеется, что его лучший козырь сыграет главную роль и партия останется за ним: и нам поможет, и артефакты скардов достанутся ему. Кэйтлин надеется заработать, чтобы погасить часть контракта. И только мы надеемся прожить ещё немного. Странно, правда?»
«Они не знают, на что способен Стигмар и его лорды-протекторы. Но, вероятно, именно поэтому у них и может получиться. А мы знаем»...
От прокатившейся волны ужаса Амелия широко распахнула глаза.
«Да, ты права Ами, это знание увеличивает наши страхи».
«Он…»
«Даже не сомневаюсь. Он точно прознает о нашем присутствии в городе. Мне порой кажется, что за столько лет он научился чувствовать наше присутствие везде».
Черты лица девушки исказились гневом.
«Не-на-ви-жу…» – добавила Луиза.
«Я тоже ненавижу, милая. Так же, как и Солнцеликую. Как можно не питать ненависти к твоему убийце? К учителю, вложившему оружие в твои руки, заставившему познать вкус крови, превосходства, почувствовать силу. Но равно как ненавижу, так же и боюсь», – призналась Амелия.
«Не бойся, ты уже давно не маленькая запуганная девочка. Мы не слабые беззащитные дети. Пойдём. Воздух пропитан осенним теплом. Вдруг это наша последняя осень? Не стоит просиживать задницу в комнате».
«Ты права».
Небольшая улочка, на которой разместился театр, днём не могла похвастаться большим количеством народа. Сновали туда-сюда работяги, промчались несколько кэбов, на козлах торопливые извозчики понукали лошадей, чтобы угодить нетерпеливым клиентам. Амелия в простом платье и лёгкой накидке с удовольствием прогуливалась, наслаждаясь ласковым теплом начинающейся осени. За три года город почти не изменился, хотя, наверное, сложно что-то перестроить на вершине скалы. Вширь город уже не отстроится, а нижние ярусы не пользуются спросом. Кто захочет жить у мануфактур?
Вывернув из-за угла, Амелия застыла, сделала ещё пару шагов, заставляя себя идти дальше, но снова замерла. Впереди, на расстоянии не более пяти ярдов, стоял высокий симпатичный скард, внимательно разглядывающий какое-то объявление. Если присмотреться, можно было угадать черты женского портрета. Столько эмоций выражалось на лице мужчины, что он просто не мог не привлечь внимания Амелии. Казалось, он почти говорил с изображением женщины. Молчаливый диалог продолжался недолго, скард тронул рисунок с какой-то затаённой грустью, глянул в сторону. Амелия боялась даже пошевелиться. Нет, он не заметил её, или не обратился внимания, но сама девушка удивилась, как встревоженно забилось сердце.
«Красивый, – протянула Луиза. – Не про нас с тобой, сестрица. У него наверняка уже есть зазноба».
«Даже если и так, ты и помечтать не дашь? Как давно ты перестала грезить о своём возлюбленном, Лу?».
«Это было давно и сейчас уже не имеет никакого значения», – голос сестры наполнился болью.
«Почему же ты мне не даёшь воли? – печальный взгляд Амелии вернулся к профилю незнакомого скарда. – Я хочу любить так же сильно, как и ты».
«Ты не сможешь. Твоего сердца не хватит, чтобы пережить расставание или предательство».
«Это неважно, если жить осталось совсем недолго».
Распрощавшись с архивариусом, Виктор, не торопясь, с удовольствием вдыхая сырой осенний воздух, направился на западную сторону верхнего города. Нет, конечно, можно было бы ускориться и влететь домой вместе с ночными сумерками, принести с собой пряный аромат осенних листьев и, устроившись с книгами у жаркого камина, с суетливой Ириской под ногами, не вспоминать о дневных заботах. Но почему-то именно сейчас идти домой хотелось меньше всего. Наверное, слишком много новостей за такой короткий промежуток времени. Они сильно взбудоражили, вырывая из привычного спокойного состояния.
Улица потихоньку погружалась во мрак, местами разгоняемый масляными фонарями, редеющими пропорционально удалению от главной улицы. Скудный рассеянный свет ложился жёлтыми бликами на лица редких прохожих. Виктор умудрился даже не пропустить нескольких знакомых отца, пожелав тем здоровья, чтобы особо языкатые не пускали слухи о дурном воспитании младшего Брэйдона. А там вспомнят и сбежавшую мать – будет злым языкам над чем «пошутить» в приличном обществе. И пусть сам Виктор уже привык к постоянному перемыванию косточек, но это не значит, что он готов терпеть подобное до бесконечности.
Припозднившиеся прохожие спешили по домам, ночью Нирей’Дар затихал почти целиком, не считая ночных «ремесленников», да у пабов и таверн всё ещё шумели немногочисленные разгулявшиеся гости, раздавались нетрезвые возгласы. Голод давал о себе знать, в животе скарда тихонько заурчало. Было бы неплохо завернуть в одно из таких заведений, хорошенько поужинать, выпить вина, расслабиться после трудового дня и спокойно отправиться спать, но ноги прошли мимо очередной манившей весёлой музыкой двери. Нос поймал аромат жаркого и яблочного сидра, от чего Виктор даже замедлился. Мда, наверное, лучше поискать заведение поприличнее. Вот даже нутро чует – надо идти дальше. Виктор задумчиво продолжил путь, со странной смесью сожаления и ожидания пропустил поворот к дому.
Легкий ветерок шевелил желтеющие листья, всё ещё пытаясь разносить тепло ушедшего дня по городским улочкам. Почему бы и не прогуляться приятным осенним вечером? И никакая Аэва не сможет заставить Виктора отказаться от прогулки.
С восточной части неба сиротливо выглянул месяц, обещая совсем скоро подрасти, да освещать ночное небо как следует. Брейдон на секунду задержал свой взгляд на едва заметной дымке вокруг тонкого, почти белого, с голубой каймой серпа.
«В такую ночь гулять одному непростительно», – хмыкнул он сам себе и остановился, любуясь небом. Его казалось так мало между зданиями, звёзды едва угадывались – Виктор мог насчитать штук пять или шесть. С нижних ярусов и того, наверное, не видно. Только если с боковых террас. Тонкий аромат вечно цветущих магнолий верхнего города переплетался с запахом дорожной пыли и плесени из особо глухих подворотен. Втянув ночной воздух, начинающий сыреть без солнечного тепла, Виктор поддался чувству ностальгии, сладко защемившей у сердца, и направился в сторону Кольцевой аллеи, ведущей к старой гавани.
Когда-то алхимики вместе с инженерами попытали счастья создать конструкции для передвижения по воздуху. Цепеллины стали огромным шагом в будущее, новости гремели на весь Мердорад, наверняка и тамиры завистливо поглядывали в сторону остроухих. Жаль только, ликовали скарды недолго, эфирные потоки совершенно не контролировались на высоте. После нескольких взрывов огромных шаров затею отодвинули, затем и вовсе забросили и спрятали. Хотя можно было бы вполне выгодно продать, и пусть себе кто-то ещё экспериментирует. В память о тех давних временах осталась лишь заброшенная старая гавань – пристань, построенная под эти громадные махины, да портовая площадь.
Виктор давненько тут не бывал, а когда-то вместе с отцом они ходили смотреть с высоты птичьего полета вниз на землю, разглядывали ломаные линии горизонта и виднеющуюся вдалеке тень Столпа. В голове Брейдона даже мелькнула шальная мысль, а не ведёт ли его сегодня сама Судьба, освободив от обычного распорядка дня? Нет, это, конечно, было бы смешно. Зачем богине ничтожный маленький скард из какого-то там едва не погибшего мира? Гренвиль бы точно поднял сейчас на смех своего молодого приятеля. Но всё-таки, что-то неуловимо тянуло вперёд, и почему-то хотелось верить в неизбежно предопределенное стечение обстоятельств.
Виктор даже тихонько рассмеялся своим мыслям, представив вздёрнутые от удивления брови капитана, насмешливый блеск добрых серых глаз. Скард решил, что завтра определённо поведает старине Бэйли о своём приключении, позабавит занимательным рассказом, как придумал себе игру «в судьбу» и шёл ей навстречу, и эта выдумка постепенно превратилась в маленький огонёк настоящей живой надежды, будто светивший во тьме заблудившемуся ребёнку. А главное, Виктор и сам начинал верить в придумку, и твердым скорым шагом направлялся навстречу будущему открытию. А если не к открытию, то всё равно к чему-то очень важному.
Масляных ламп становилось всё меньше на подходах к гавани, их желтоватый свет рассеивался, предрекая полнейшую темноту впереди. Только случилось всё совсем наоборот. Стоило Виктору выйти на широкую пустую площадь, как небо словно придвинулось ближе, яркие звёзды устремили к земле свои лучи, вместе с тусклым блеском нового месяца отражаясь холодными бликами на булыжной мостовой. Еще сотня ярдов и там, за тонкой кованой оградой, над пропастью лениво плыли ветра, сонно строя свои коварные планы. Каждый раз у Виктора захватывало дух от осознания близости стихии. Как бы там ни было, оказаться здесь в бурю хотелось бы меньше всего. Скард подошел ближе, с восхищением посмотрел на утопающую во тьме землю. Где-то там внизу спокойно спит станция. Днём отсюда открывался замечательный вид на стальную ленту[34].
– Где? Где, Далах[38] побери, моя судьба? – насмешливо спросил Виктор темноту за краем, подойти ближе к чёрной бездне, затаившейся у подножия скалы, он так и не решился. Всё равно не увидит там ничего интересного, кроме тумана, поднимающегося от мануфактур с нижних уровней города. Мужчина свернул и пошел в противоположную сторону. Может Судьба насмешливо ожидала его там, где в конце площади темнел зев арки – выход на другую сторону Кольцевой аллеи? Тихонько насвистывая, Виктор шагал, оглядывая тёмный край неба, на котором по-прежнему сиротливо показывал свои острые углы народившийся месяц, больше напоминая одинокий ломтик дыни. Неожиданно для себя Виктор отметил, насколько быстро пересёк брусчатку. Даже слишком торопливо… для прогулочного шага.
Дом встретил хозяина тёмными окнами. Придержав спутницу, чтобы та не запнулась на ступенях, давненько не видавших ремонта, Виктор отомкнул двери и пригласил гостью пройти. Жест вышел скомканным, но то уже не играло особой роли, потому что в ночном мраке двора женщина, уже не сдерживаясь, всё сильнее сжимала мужскую руку и кривилась от боли. Именно боли: дыхание с шумом врывалось в её легкие, безумные глаза сочились влагой, шаги тяжелели. Фонарь во дворе Брейдонов зажигался крайне редко, и уж точно не сегодня, что никак не облегчило путь, с другой стороны, отгородило от любопытных взглядов соседей. Это и к лучшему.
– Прошу, подождите меня здесь, я принесу свечи, – Виктор усадил гостью на стул в прихожей, плюнув на правила приличия, метнулся в тёмную глубину дома, быстро свернул на кухню, уже по привычке перепрыгивая через ступеньку, мимолетно терзаясь вопросом, нормально ли это оставить чужого скарда… скарду... там, у входа? Нет, в темноте она бы точно могла споткнуться, даже если бы он предупредил и придержал за руку. В общем-то, оба варианта выглядели не особо гостеприимно и выставляли хозяина в невыгодном свете. Сунувшись в ящик буфета, наощупь пошарив рукой, Виктор выловил коробку тонких лучин, свечи нашлись в другом ящике. Спустя пару секунд затеплился небольшой язычок пламени, добавив резких черт лицу молодого мужчины.
Запах палёного дерева защекотал ноздри, Виктор не удержался и чихнул. Никогда не любил палочки для розжига именно поэтому, дым всегда приносил неприятные ощущения, вместе с не менее неприятными воспоминаниями. Прислушавшись к тишине, Виктор осторожно вдохнул, будто проверил, не станет ли отвратительный запах и дальше мучить его, но, кажется, форточка на кухне с вечера осталась приоткрытой, небольшой сквознячок тут же растворил следы гари в воздухе. Мужчина поспешил обратно, придерживая руку перед свечой. Хрупкая женская фигурка застыла статуей, казалось, что она даже не дышала, а так и сидела, выпрямившись стрункой, немного скрестив ноги. Бледное лицо в желтоватых отсветах пламени выглядело почти неестественным, не живым, если бы не эти пышные мокрые ресницы, трепетно подрагивающие над прикрытыми веками.
Виктор зажёг несколько свечей в канделябрах у большого зеркала, возле которого на низком пуфе расположилась гостья, только вот игра огня и тени не принесла облегчения, а лишь добавила беспокойства. Тонкая рука потянулась к голове, тихонько щёлкнула заколка или шпилька, Виктор не сильно разбирался в этих женских хитростях, маленькая вуалетка легла на пуф рядом с пышными юбками. Косметическая краска растеклась по лицу, живописно обрамляя помутневшие от влаги глаза, добавляя печали болезненному образу. Только губы кривились зло, будто в любой момент эта отважная женщина готова была стать на свою защиту, грозно зашипеть на манер алааты и плеваться ядом не хуже шиотской змеи.
Дамы в доме Брейдонов гостили не часто, а если быть точным, то совсем не гостили. Виктор собрался было предложить обуть его домашние туфли, но, опустив глаза вниз к маленьким ступням в мягких кожаных ботиночках, сообразил – явно не тот размер. Подобная обувь пользовалась популярностью у циркачей. Неужели и правда беглая артистка?
– Как вас зовут? Надо ли сообщить вашим родственникам, что вы попали в беду? Может, послать за лекарем?
– Амелия, – голос вырвался сквозь плотно сжатые зубы, складывалось впечатление, что напряжённый выдох еле смог разомкнуть дрожащие уста, но это вывело женщину из состояния глубокой задумчивости, она широко распахнула глаза, бесстрашно глядя в лицо приютившего её мужчины. При столь скудном освещении тяжело было определить цвет глаз, Виктору они виделись то светло-ореховыми, то сумрачно-серыми, уходящими в сталь, но тоска и боль, читающиеся в них, пронзали до самых потаённых уголков души.
Виктора кольнула сама собой напрашивающаяся догадка – женщина не только не доверяет ему, но и подозревает в чём-то весьма неблаговидном. Это несколько обидело скарда, ведь он не предпринял ни единой попытки причинить вред.
– Не скажу, что очень рад нашей... ммм... странной встрече, Амелия, – тон вышел не слишком радушным, но, наверное, иначе у Виктора и не вышло бы, он начинал сердиться, не смотря на обеспокоенность болезненным видом гостьи. Женское упрямство понемногу выводило его из себя, но беглянка упорно не желала объясняться и не просила о помощи, а ведь ей срочно нужна была таковая, в этом мужчина не сомневался. – Наше знакомство вышло очень, кхм, сумбурным, – Виктор вспомнил жар сладких губ и едва сдержался, чтобы не сморщиться, смущать даму в такой момент не было нужды, да и воспоминание пришлось явно некстати. – Здесь вам некого бояться, это мой дом, и живут в нем всего трое, включая меня. Остальные двое уже наверняка спят. Если вы голодны или нуждаетесь в помощи, то просто озвучьте это, – мужчина вопросительно посмотрел на гостью, её бледное лицо выглядело весьма красноречиво.
– Мне нужна теплая вода и антисептик, – спустя полминуты, немного нахмурившись, но уже более твёрдо и спокойно произнесла Амелия, хотя дыхание её участилось. – Бинты и очень острое лезвие... – последовал шумный вздох. – Скальпель у вас вряд ли найдется, но... но подойдет и бритва, – пальчики сжали жаккардовое кружево, украшающее край юбки.
– Вы ранены? – Виктор мельком осмотрел девушку, внешних каких-либо очень уж видимых повреждений не было заметно глазу, но теперь, по крайней мере, не было сомнений в том, что требовалось помощь врачевателя.
– Это не важно, вам нет нужды об этом беспокоиться, – новые слова девушка процедила сквозь зубы, не сказать, чтобы злобно, но видимо боль стала терзать с новой силой.
– Вы занимались хирургической практикой? – уточнил Виктор, Амелия кивнула. – Хорошо, – вздохнул скард, со столь негативно настроенной барышней спорить без толку, раз она так уверена, что справится, вероятно, ей не впервой заниматься подобными вещами. Эта мысль совсем уж испортила настроение. Что же за мир такой, что женщине приходится терпеть подобные испытания.
Дом на Солнечной аллее в это раннее утро сотрясал грохот, и только отличная звукоизоляция не позволяла услышать, что же творилось за стенами добротного и весьма известного особняка.
Скард сочно ругался, не стесняясь в выражениях, торопливо, нервно метался по комнате, останавливаясь только лишь для того, чтобы швырнуть в стену ещё что-нибудь хрупкое, или снять что-то из своего трофейного снаряжения с полки над камином. С громким звеньком осколки ещё одной вазы осыпались на пол. Гость поморщился и покачал головой, убеленная сединами борода недовольно топорщилась.
– Она, это она! – громко воскликнул скард. – Она вернулась! Ты понимаешь! Ещё посмела лгать мне, гадина. Мне! – он остановился. Я найду её. Найду и накажу за её поганый язык, она не отвертится. И только после этого она, наконец, примет свою судьбу.