Даймонд

Глава 1. Мари

Клуб-бар «Дикий койот» утопал в дыму и грохоте музыки. Красные огни мигали, будто сигналы тревоги, а воздух был густой, пропитанный алкоголем, потом и смехом. Это было наше убежище, место, где после смен мы сбрасывали запах гари и тяжесть вызовов.

Я была с ними всего несколько месяцев, но знала: чужим среди пожарных не место. Сегодня 4 мая, День пожарных. Повод заглушить все воспоминания стаканами виски, дешёвым пивом и громкими тостами.

Я особенно сблизилась с Энн и Сарой, единственными девушками в части, такими же упрямыми и огнеупорными, как я. Остальные парни: шумные, крепкие, с вечными шутками на грани и сердцами, привыкшими к адреналину.

И этой ночью я хотела только одного — раствориться в ритме, позволить телу забыть усталость, позволить себе больше, чем обычно. Хотела оттянуться до дрожи в пальцах, до жара в крови, до утреннего похмелья.

Мы забронировали большой столик, но это место не знало тишины и пустого сидения, почти все здесь либо танцевали, либо толпились у стола с выпивкой.

Мы с девчонками зависли возле стола, смеясь и переговариваясь, перекрикивая музыку. Парни держались рядом, кто-то сел, остальные стояли, плечом к плечу, создавая наш маленький островок посреди хаоса. Мы отмечали.

Сегодня я выбрала короткий топ и обтягивающие джинсы, подчеркивающие каждый изгиб. На пупке блестела подвеска-пирсинг — серебристая кошка с зелёными глазами.

Мой живот был натренирован, с рельефным прессом, и да, я гордилась этим. В нашей команде каждый мог похвастаться фигурой, работа сама лепила из нас тела из стали.

И это не ускользало от внимания. Мужчины вокруг бросали взгляды, облизывая губы, а на наших парней липли девчонки, трогая их бицепсы так, будто проверяли, настоящие ли они.

Сара прыснула, уткнувшись в бокал. Её рыжеватые кудри подпрыгнули, плечи дрожали от смеха:
— О, Боб, похоже, сегодня останется с десертом.

Энн напряглась, нахмурилась и сделала вид, что не слышит. Она всегда была собранной — тёмные волосы туго стянуты в хвост, взгляд холодный и внимательный. Кажется, Сара и не подозревала, что Энн смотрит на Боба иначе, чем просто на коллегу. В нашей команде личные отношения считались табу. Капитан не одобрял. И Энн никогда не делилась с нами своими чувствами. Но я же не слепая. Я всё видела.

Заиграл Black Eyed Peas, и зал будто взорвался. Бас пробивал грудь, не оставляя шанса стоять на месте. Я дернулась в такт, плечи, бёдра, смех Сары рядом, Энн качает головой, и я уже готова была потеряться в музыке. Но облом.

Йен схватил меня за руку.
— Мари, можем поговорить?

Я приподняла бровь. О боже… и что на этот раз?

Йен всегда был рядом — слишком рядом. Высокий, спортивный, с той самой белозубой улыбкой, которой он, наверное, сводил с ума половину города.

На выездах он неизменно держался возле меня, будто подстраховывал, хотя я справлялась не хуже любого из них. Мне это казалось оскорбительным. Что он думает — женщина не может вытянуть работу?

Сара в раздевалке как-то хлопнула меня по попе и хохотнула:
— Мне кажется, Йен запал на тебя.

Энн тогда резко отрезала:
— Мари, даже не думай.

Я только отмахнулась:
— Он мне не нравится. А если бы даже и да… я не стала бы рисковать работой.

Энн поверила. Кивнула, выдохнула, будто сбросила груз.

И вот сейчас он тянет меня прочь от танцпола. А я чувствую, как в колонках качает my humps, и мне совсем не хочется уходить. Это моя песня. Моё время.

Сара поддела меня локтем — мол, иди, не ломайся. Энн только поджала губы и тут же отвернулась, увлекаясь разговором с Майклом.

Майкл был нашим заводилой. Высокий, широкоплечий, с вечной ухмылкой и голосом, который даже сирену перекричит. Его лицо почти всегда в саже или в усмешке — третьего не дано. Он умел держать компанию, подкидывать истории так, что даже старики из соседнего депо слушали с открытым ртом.

— …и тут этот идиот реально решил, что можно пролезть через окно, хотя оно было меньше его головы! — Майкл жестикулировал так яростно, что бокалы на столе подпрыгивали.

Все дружно захохотали, хлопнули его по плечу, кто-то прыснул пивом, не сдержавшись.

Я смотрела на них и ловила тепло в груди. Честно говоря, я любила этих ребят. Они были шумными, иногда резкими, но рядом с ними было безопасно — как будто вторая семья. Пусть я и оставалась новенькой, ещё не успевшей впитаться в их круг до конца.

Мы с Йеном вышли на улицу, в курилку. Под фонарями толпились разные компании: парни в кожанках, девчонки с бокалами, кто-то громко смеялся, кто-то молча тянул дым. Мне было плевать на остальных. Злил только один — Йен.

Он протянул мне сигарету. Я взяла. Мы все старались не курить: это убивает лёгкие, а пожарным нельзя позволять себе слабость.

Разрешалось выпить и расслабиться только на таких праздниках — да и кто станет проверять? Но правда была в другом: мы семья. Никто из нас не хотел однажды оказаться рядом с напарником, который запыхается в самый критический момент.

Я поднесла сигарету к губам, щёлкнула зажигалкой. Пламя коротко осветило мои пальцы и его лицо.

Я не боюсь огня. Он единственное, что всегда честен. Может, поэтому он меня не трогает. Или просто ждёт.

— Ну что ты хотел, Йен? — спросила я с лёгкой улыбкой, выпускаю дым.

— Эм… Мари, я… — он запнулся. При свете фонаря было не слишком заметно, но мне показалось, что он покраснел.

Йен был младше меня на пару лет, и уж точно никогда не выглядел застенчивым. Он всегда смеялся громче всех, шутил первым и держался уверенно. Но чувства делают с человеком странные вещи.

Кроме меня. Я любила только своего кота Ди.

Каждую неделю мама звонила и спрашивала, когда я найду мужа и подарю ей внука; в трубке даже слышалось, как бабушка тихо причитает, что, мол, не доживёт до правнуков.

Эти разговоры всегда сжимали грудь — не из-за претензий, а от того, как время чужого ожидания накапливается в тебе, как осадок.

Глава 2. Сайлас

Я давно не бывал в этом баре. Порочные женщины, жадные мужчины — запах разврата, надежды, страсти витал здесь, как в храме греха. Мне нравилось это место.

Пожарные тоже частенько заглядывали сюда. Они любят тушить огонь. Я же люблю его разжигать.

Я поднялся в VIP-ложу — охрана пропустила меня без вопросов. Хозяин заведения меня помнил, хотя я отсутствовал пару недель.

Наверху эскортницы одарили меня голодными улыбками. Их тела принадлежали другим, но в их взглядах я чувствовал животный интерес, то, что всегда тянулось ко мне. Мужчины, завсегдатаи, кивнули с уважением и лёгким страхом. Я ответил им лишь улыбкой.

Сегодня мне хотелось одного: отдохнуть и насладиться любимым бренди.

За стойкой работал Томас.
— Здравствуйте, мистер Сайлас, — сказал он с теплом, которого я не ожидал в этих стенах. Этот светлый парень среди тьмы клуба мне нравился.

— Бренди?

— Да. Как всегда.

Томас поставил передо мной бокал, янтарная жидкость сверкнула в свете ламп. Я сделал первый глоток — терпкий вкус раскрылся глубоко, будто пламя обожгло горло и стекло в живот тёплой волной.

— Отменный, — сказал я, наклоняя бокал и рассматривая, как медленно тянется капля.

Томас улыбнулся, и в его глазах было что-то слишком чистое для этого места:
— Мы заказали специально для вас, чтобы удивить. Хозяин сказал: «Если Сайлас вернётся, он должен почувствовать, что мы его ждали».

Я кивнул.
— Значит, вы умеете держать слово.

Томас, собирая стаканы, случайно взглянул в большое зеркало за стойкой. На миг его отражение и моё будто разошлись во времени — я чуть опоздал на долю секунды, словно плёнка сбилась.

Его глаза расширились, он выронил полотенце, но тут же подобрал его, будто ничего не произошло.

— Всё в порядке? — спросил я спокойно.

— Д-да, мистер Сайлас, — выдохнул он, выдавив вежливую улыбку.

Остальные в VIP-зоне ничего не заметили. Но я почувствовал, как воздух вокруг чуть сгустился. Люди здесь интуитивно чувствовали, кто я. Они просто предпочитали не задавать лишних вопросов.

Он немного смутился, но продолжил:
— Мне всегда приятно, когда вы приходите. Вы… другой, не как все эти люди.

Я усмехнулся в бокал. Он не соврал — бренди был действительно лучший из тех, что я пил здесь. Но слова Томаса зазвучали громче самого алкоголя.

Я решил выйти на балкон — не люблю курить в помещении. На свежем воздухе табак был, как ритуал. Я затянулся, выпуская густой дым, и в этот миг уловил снизу чужое смятение. И злость.

Мой взгляд скользнул по толпе и остановился.

Она. Девушка в коротком топе и джинсах. Стояла у выхода с сигаретой в руке, но её плечи были напряжены, будто в любой момент готова сорваться в танец. Я видел, как она смотрела в зал, жадно хватала ритм музыки глазами и телом. Но рядом был он.

Парень держал её за руку. Его эмоции били по мне сильнее любого света софитов. Не похоть — нет. Живое, болезненное желание. Он хотел её по-настоящему, всем собой. Не как животное — как человек, как влюблённый мальчишка, готовый шагнуть в огонь ради неё.

И в этом был его глупый просчёт. Потому что такие чувства пахнут особенно сладко.

Девушка отвернулась от него, и во мне вспыхнула её злость, её раздражение: она хотела танцевать, а он тащил её в разговор о чувствах.

Я улыбнулся в темноте. В этот момент её тело дрогнуло — как будто она ощутила, что за ней наблюдают. Девушка подняла голову, глаза метнулись вверх… но не увидели меня. Только красная точка моей сигареты тлела в темноте.

Она почувствовала меня. Но не знала, кто я. Пока что.

Я докурил сигарету и вернулся в клуб. Музыка ударила по ушам, огни мелькали, запахи смешивались в привычный коктейль из алкоголя, пота и дешёвых духов.

Я снова занял своё место. Томас бесшумно подлил бренди, и я сделал глоток.

Внизу началось движение. Толпа раздвинулась вокруг их капитана. Мужчина в годах, но держался так, будто ему двадцать. Я видел, как он обнял своих «детей» и достал что-то из пакета. Металлические фигурки блеснули в свете софитов.

Пожарные. Семья. Их смех и радость пробили даже сквозь грохот музыки. Я чувствовал, как каждый из них вспыхнул эмоцией — удивлением, нежностью, трепетом.

— Сайлас, — один из старых знакомых, коренастый Карло, подошёл ближе, хлопнул меня по плечу. Его глаза блестели от алкоголя и нервов. — Ты надолго пропал. Думали, совсем уехал.

— Я возвращаюсь, когда хочу, — ответил я, улыбнувшись краем губ.

Он расхохотался, но в смехе слышался страх. Карло болтал что-то о деньгах, о сделках, о чужих долгах. Но я слушал вполуха. Его слова не имели значения.

Я чувствовал куда больше — жадность. Она исходила от него густым запахом, приторным, как протухший мёд. Он не понимал, что я вижу его насквозь. Ведь он уже просил у меня богатства, и я дал ему.

Но им было мало. Всегда мало.

Я сделал глоток бренди, и вкус алкоголя перебил сладковатую мерзость его желаний.

Внизу клуб взорвался шумом и светом — музыка ударила громче, пол вибрировал от ритма. Я подошёл к краю балкона и не удивился: их команда, пожарные, танцевали без маек, выставляя свои тела напоказ, заливая толпу жаром и смехом.

И рядом с ними была она. Я чувствовал её смятение. Боль. Надлом. Она танцевала вместе с другими, смеялась, но я видел — её смех не доходил до сердца. Он трещал, как стекло, готовое разлететься.

Я сделал глоток бренди, и вкус заиграл ярче, когда мои глаза не отрывались от неё.

Кто ты, малышка, и почему твоя боль так пахнет вкусно?

Я поднял бокал и едва заметно отсалютовал ей. Девушка вскинула голову, словно почувствовала меня сквозь шум и хаос. Наши взгляды встретились — на мгновение, короткое, как удар сердца. Её тело дёрнулось, и я уловил это.

Я улыбнулся. Лёгко. Хищно.

А потом растворился в глубине зала, оставив её с пустотой и тонким следом моего табака в воздухе.

Глава 3. Мари

В эту ночь я напилась так, как не пила никогда. Смех, танцы, свет — всё слилось в одно, и лишь внутри разрасталась чёрная пустота. Я теряла Брюса. Второго отца. Пусть он не умирал, а всего лишь уходил в отставку — для меня это казалось разрывом, раной, которую невозможно залатать.

Я не думала, что окажусь такой уязвимой. Но алкоголь только обнажил то, что я привыкла прятать под бронёй силы.

Когда мы разъехались по домам, Йен увязался проводить меня. Я не спорила. На душе было слишком тяжело, и мне было всё равно. Теперь капитаном станет другой, а правила прежнего могут поменяться.

И я сделала кое-что безрассудное.

Мы дошли до моего дома. Йен стоял в дверях, как щенок — глаза большие, умоляющие, будто он просил лишь одного: впустить.

Повернулась, открыла. Он вошёл за мной. В гостиной было тускло — свет уличного фонаря просачивался сквозь занавески и чередовал тени на стенах.

Йен подошёл ближе и легко прикоснулся к моему плечу.
— Ты в порядке, Мари? — спросил он тихо. — Думаю, ты тяжело переносишь отставку Брюса.

Чёрт, — подумала я. — каким у него нежным стал голос. В груди зияла чёрная, космическая дыра, которую я пыталась затопить — алкоголем, смехом, ритуалами «огненных псов». Ничего не помогало. Я сглотнула и повернулась к нему.

Его лицо казалось каким-то ангельским в этом полумраке, и на секунду мне показалось, что если я поцелую его, его свет разольётся по моей пустоте и заполнит её. Брюс уходит — значит, правил больше нет.

Я навсегда зарекалась: никаких романов на работе. Но сегодня я слишком пьяна и слишком разбита, чтобы держаться за собственные правила.

Он смотрел на меня, как будто ждал, не решаясь, не требуя. Я прикусила губу.

Нельзя же быть таким милым, подумала я, и, как цепной пес сорвалась. Начала целовать его жадно, без расчёта, с одной дикой надеждой, что тепло и близость залечат эту рану хотя бы на ночь.

Я не дала ему времени опомниться — схватила за ворот футболки, толкнула к стене и прижалась всем телом. Его ладони скользнули по моей спине, тёплые, нетерпеливые. Я чувствовала, как он дрожит, и чем сильнее я прижималась к его паху, тем тяжелее становилось его дыхание. Он едва сдерживал стон.

В комнате было жарко, душно, будто снова пожар, только теперь огонь горел внутри нас. Я ловила его губы, жадно, грубо, вцепляясь, как будто могла вытеснить пустоту этим поцелуем.

И вдруг — ощущение. Мгновенное, ледяное.

На секунду показалось, что кто-то стоит на улице и смотрит прямо в моё окно. Йен ничего не заметил. Только я почувствовала этот взгляд.

Я оторвалась от Йена, дыхание сбилось, сердце гулко ударило в виски.

Шторы едва колыхались от сквозняка. В темноте снаружи, среди фонарей и теней, будто мелькнула чужая фигура. Или мне это только показалось?

…и вдруг — тонкая нить. Шоколадный табак, густой, сладковато-терпкий, с лёгкой горечью, будто догорающая ночь. Я узнала его — из клуба.

Он держался в воздухе дольше, чем должен был. Будто кто-то невидимый всё ещё стоял рядом.

Он не принадлежал Йену — от него тянуло пивом, потом и привычной смесью дешёвого дезодоранта и дыма.

А этот аромат был другим. Нежданным. Чересчур изысканным для этой комнаты. Он врезался в память, проникал под кожу. Сначала я подумала, что это наваждение, что мне показалось. Но нет. Запах был явственным — как прикосновение невидимых пальцев к моей шее.

И тогда я поняла: в комнате нас двоих не было. Чей-то чужой след уже здесь.

Йен уже целовал мою шею, и его дыхание было горячим, обжигающим. На миг незнакомый запах растворился, как и ощущение чужого взгляда. Исчезло вместе с моей настороженностью. Я вернулась к своей «таблетке на время» — к тому, что должно было заглушить дыру внутри хотя бы на несколько часов.

Мы опустились на диван. Йен торопливо стягивал с меня джинсы, его пальцы дрожали, будто он боялся, что я передумаю.

— Я хочу, чтобы ты опустился ниже, — сказала я властно, прикусив губу.

Он поднял взгляд, в котором смешались желание и покорность; он подчинился. Его губы скользнули по моему животу, ниже, оставляя горячие следы, от которых в груди вибрировал то ли стон, то ли нервный смешок.

Его поцелуи опускались всё ниже, и я выгнулась, впиваясь пальцами в диван. В груди пульсировала ярость и желание одновременно. В эту ночь мне нужно было, чтобы кто-то заглушил мою пустоту.

Йен жадно целовал мои половые губы и ласкал клитор, язык скользил всё глубже, настойчиво, доводя меня до дрожи. Я чувствовала, как он сам едва сдерживает нетерпение, его плечи напряглись, дыхание стало хриплым, будто он горел вместе со мной.

— Да… да… вот так… — сорвалось с моих губ, и голос дрожал, превращаясь в стон.

Я потянула его за волосы вверх, заставив встретиться со мной глазами.

— Сейчас, — приказала я.

Он наклонился, губы коснулись моих грубо, голодно. Его руки скользнули по моему телу, обхватывая, сжимая, будто он хотел завладеть мной целиком.

Я развернулась, прижала его к дивану и сама оседлала его бёдра. Мне нужна была эта власть, эта игра, в которой я хотя бы на миг могла почувствовать, что управляю тем, что происходит. Что боль внутри принадлежит мне, а не кому-то ещё.

Он был горячим, твёрдым и чертовски сексуальным. Его член упирался в мою ладонь, и мне нравилось, как он дрожал от напряжения. Я обхватила его крепче и направила к себе, медленно впуская внутрь.

— Чёрт… Мари… — Йен застонал, низко, глухо, так, будто это было для него мучительным наслаждением.

Я двинулась сильнее, чувствуя, как он наполняет меня, как каждая клетка моего тела откликается. Его руки сжимали мои бёдра, оставляя горячие следы, но контроль оставался у меня.

Мы слились в резком, голодном ритме. Моё дыхание смешивалось с его стонами, и я ощущала, как тело жаждет утонуть, раствориться в этом жаре.

Я двигалась всё быстрее, оседлав его так, будто пыталась выжечь из себя пустоту этим жаром. Его руки держали меня крепко, пальцы впивались в бёдра, не давая сбежать, хотя сбегать я и не собиралась.