Dead Мороз

Dead Мороз

– Серёжа?

– А?

– Ты это видишь?

– Что?

– Вон.

Вика, моя подруга, показывает в сторону пятиэтажной хрущёвки по левую от нас руку.

– Что? – переспрашиваю я с нескрываемым раздражением, потому как при минус пятнадцати градусах меньше всего хочется тормозить и отвлекаться на всякие пустяки. – Ты на двери показываешь? Или кто-то в окно выставил голую жопу? Ничего не вижу.

– Да остановись ты! – одёргивает она меня. – Вон, на тропинку посмотри.

Сощурившись, я вглядываюсь сквозь обрушивающуюся с небес стену снега. И наконец понимаю, на кого она указывает. Некто в наряде Деда Мороза склонился над двумя пацанятами лет десяти и вручает им по баночке какого-то напитка, которые извлёк из бархатного либо флисового мешка.

– А это не тот же тип, которого мы видели в нашем районе минут двадцать назад?

– Кажется, он самый. По крайней мере, похож.

– Но ведь это почти в восьми километрах отсюда! Как он так резво сюда добрался? На грёбаных санях?

– Может… – Вика задумывается и пожимает плечами. – Может, на такси, как и мы.

– Хм… Или это уже другой человек.

Ещё какое-то время мы смотрим на троицу. Довольные предновогодним незамысловатым, зато неожиданным подарком, детишки в унисон благодарят щедрого незнакомца и бегут в сторону парка, к Новогодней ёлке, куда направляются и большинство остальных гуляк, включая нас.

Выпрямившись, проводив ребятишек взглядом, Дед Мороз закидывает мешок за спину и вдруг оборачивается к нам с Викой. И молча, не шевелясь, почти слившись с густой тенью, пялится. Или мне просто кажется, что пялится именно на нас, потому что…

– Идём, – трогает меня подруга за плечо. – Стрёмный он какой-то.

– Ага.

И мы продолжаем путь, снова слившись с толпой.

Да, тот чудак действительно стрёмный. Взять хотя бы его наряд: не красный, не синий, а чёрный. Чёрный, чёрт возьми! Хотя бы мех – надеюсь, искусственный – белый, и на том спасибо. А на лице – солнцезащитные очки. В такое-то время года, да ещё при такой погоде?

– Блин, – говорю я, поёжившись. – Надеюсь, тот надмозг догадался дать детям горячие напитки, а не холодные.

Вика хмыкнула.

– Наверняка. Иначе им придётся не пить их, а есть. Или сначала согревать.

Время – без двадцати час пополуночи. Мы приехали сюда, чтобы в центральном городском парке поглазеть на украшенную гирляндами и игрушками восьмиметровую новогоднюю ель, салют, понюхать пороха от петард – в общем, по максимуму проникнуться духом праздника. Правда, больше полукилометра приходится топать пешком – по дороге нужно было заскочить к Викиным старикам передать подарки. Вот и петляем теперь, пряча носы в шарфах, средь галдящих подростков, орущих детей да шатающихся из стороны в сторону наклюкавшихся взрослых.

А тот Дед Мороз… мы видели его во внутреннем дворе нашего дома, перед тем как сесть в такси. Да, это совершенно точно был он: тот же рост, тот же чёрный костюм, с мешком на плече и в закрывающих глаза солнцезащитных очках, он подходил ко всем подряд и дарил банки с напитками, наверняка газировкой. Нас не заметил. Непонятно только, как это ему удалось добраться дотуда же, куда приехали мы, раньше нас? Видать, водитель – если он сам не был им – выжимал газ до отказа.

Как бы там ни было, минут через десять мы с Викой прибываем к месту назначения. Пока шли, снег лупил прямо в лицо, поэтому, поравнявшись с ёлкой, встаём на ту сторону, где ветер дует в затылок. Дрожа от холода, держа руки в карманах парки, я облегчённо выдыхаю – в воздух взмывает облачко пара.

– Алкаш, – бросает вдруг подруга.

– А?

– Лицо у тебя – будто неделю бухал не просыхая.

– Пфф. Себя-то видела?

– Ха-ха.

В принципе, этим мы и планируем заняться, когда после всех этих пиротехнических свистелок и перделок завалимся в гости к общим друзьям – пить всю ночь. Однако до салюта ещё с десяток минут, потом столько же, а то и дольше, добираться до нужного адреса, и я уже жалею, что мы не сразу поехали на тусовку. С другой стороны, часто ли мне удаётся любоваться такими классными фейерверками, какие организуют у нас раз в год? Даже в день города и майские праздники те выглядят куда примитивнее.

Погруженный в раздумья, я не замечаю, как Вика что-то говорит мне. Только когда тычет меня в бок и обращается по имени, я реагирую на её голос.

– Что?

– Опять он.

Я проследил за её взглядом.

– Твою ж… Когда он успел?

Тот самый Дед Мороз: во всём чёрном, со здоровенным мешком в руке, из которого он то и дело достаёт баночки и раздаёт всем, кому ни попадя.

– Да что за хрень в этих банках? – вполголоса вопрошает подруга, нахмурившись. – И мешок у него какой-то бездонный!

И ведь правда, сколько жестянок мужик – а по его виду понятно, что это именно мужик, а не женщина – не достаёт, мешок словно бы не теряет в объёме.

– Разноцветные, – замечаю я, благо освещение позволяет.

Вот очередному мальчонке Дед протягивает фиолетовую баночку, девушке – красную, какому-то старику – синюю, другому мужчине – очередную фиолетовую. Ряженый кружится по площадке как заводной, будто с реактивным двигателем в заднице.

– Только к нам не подходи, только к нам не подходи, – бубнит Вика.

На минуту мы теряем его из виду, когда он скрывается по ту сторону ёлки. А затем Вика, смотря через моё плечо, охает и быстро-быстро хлопает ресницами – как всегда, когда нервничает.

Я оборачиваюсь и вижу перед собой Мороза.

Видимо, старик, судя по глубоким складкам на лбу и щеках. Или… это грим? Уж слишком глубокие морщины. Глаз за очками не видать из-за непроницаемой черноты линз. Синюшные губы полопались, испещрены трещинами. На усах и бороде – брызги чего-то красного.

Тут я замечаю, что он держит в руке алюминиевую баночку и как бы молча предлагает мне взять её. При этом губы растягиваются в неестественной, отталкивающей улыбке, обнажая большие зубы, покрытые… кровью?