Дебри

Глава 1: Поселение.

Вадим проснулся, резко подняв голову, по его лицу стекали крупные капли пота: кошмар приснился.

Арина спала рядом. Её не разбудило резкое шевеление мужа. Зато мизерная дочурка смотрела на папашу – удивлённо, но не напугано.

Вадиму они обе и приснились - задыхающиеся во мраке леса, вдыхающие яд.

Кошмары не проходили уже не первую неделю. Почти каждую ночь Вадим просыпался с вскриками, будя жену и дочь. Сегодня, к счастью, он проснулся не крича.

Вадиму было душно. Он скинул с себя одеяло, надел портки, обулся и вышел прочь из землянки.

Ранее утро ещё не подарило миру достаточно света. Царил полумрак, по земле стелился туман, но обычный - не зелёный, не ядовитый. Смертельные испарения не могли пересечь широкий ров и земляной вал.

Было холодно, конец сентября. Ночами подмораживало, но днём ещё иногда приходило тепло.

Со своих постов, с ночной смены возвращались дозорные. Отмучались ребята, насмотрелись во тьму. Сейчас их в столовой чаем напоют. Заслужили.

Вадим тоже в столовую отправился. Делать в лагере сейчас было всё равно нечего – если подумать, здесь и днём особо разнообразия в делах не было. Человеку, привыкшему к городской жизни, к интернету со всеми его развлечениями, здесь всё казалось монотонным. Средневековье ёптвою.

Средневековье было здесь повсюду. За место туалетов, выгребные ямы, за место стиральных машин – тазы. Электричество почти не используется. В загонах хрюкают, кудахчут, гаркают ходячие запасы пищи. Водопровода нет и приходиться брать воду из колодца. Жилища топятся дровами. Вся техника, кроме боевой, разобрана за ненадобностью. Военная же техника размещена вокруг лагеря и закопана по самые башни.

Вадим зашёл в столовую. Она представляла собой два шатра, из которых было составлено довольно вместительное укрытие от непогоды, куда люди ежедневно могли прийти, сесть за стол и поесть.

- Привет Вадь! Иди сюда! – Крикнули с другого конца помещения.

Вадим посмотрел на зовущего и с улыбкой пошёл к нему. Звал Васильева один из братьев Тасаевых, Ерден.

Оба брата сидели за столом друг напротив друга, похожие как две капли воды. Если бы не шрам на левом виске у Аяна, второго брата, их было бы совсем не отличить. Что первый, что второй, худые, крепкие, но не высокие, с короткими чёрными волосами, широкими ртами и большими носами, а так же глазами источающими радость и оптимизм молодых людей, не смотря ни на что.

Вадим подсел к ним и ему тут же налили горячего чаю в жестяную кружку с нарисованным цветочком.

- Пей друг. Чего не спишь в такую рань? – Сказал Аян, вручая Вадиму кружку.

- Ребёнок. – Кратко соврал Вадим, чтобы много не придумывать.

- Эх… - произнёс Аян и взглянул на брата. – Скоро и тебе мучиться придётся. – Он улыбнулся. – Ещё месяц и… - Аян не договорил: смех пришлось сдерживать.

- Давай, злорадствуй. Мне плевать, мы с Катей счастливы.

- А ночь у вас как прошла на посту? – Отвлёк Вадим братьев от опостылевшей темы.

- Не плохо. Завывал кто-то чуть южнее, но к нам не полез. Ха, да и кто на человека с такой «дубиной» полезет. – Аян погладил старый ПКМ, заряженный блестящей от масла лентой. Пулемёт стоял опёртый о спинку стула стволом кверху.

- А вообще-то, - начал Ерден, - жутко там стоять. Мы ведь не знаем толком, что из леса может выползти. Я с тех пор, как та тварь на мине подорвалась возле северного поста, иду на вахту, как на свои похороны. То существо пары шагов не дошло до рва, если бы не мина… - Ерден замолк.

- Те дебилы сами были виноваты. – Заявил Вадим. – Если бы они в картишки не заигрались, всё было бы норм. Правильно их тогда Палкин наказал.

Палкиным называли Чеслава Григорьевича, папашу Арины, за нрав, плешь и усы.

Как сказали Вадиму, Чеслав Григорьевич стал главой этой группы выживших, почти с самого начала происходящей жести. До этого он собрал в Москве своих приятелей, достал из старых схронов оружие и выехал из умирающего города. Очень быстро он наткнулся на конвой беженцев. Ответственные за его защиту, свалили по домам, так что бывший решала, взял это дело в свои руки.

За время пути к конвою прибились ещё люди из числа гражданских и разных силовиков – полицейских, военных, МЧСников. Вместе они пережили немало дерьма, похоронили часть людей и в конце, спасли Вадима с Ариной и их сотоварищей.

А нашли они эту поляну, где находился сегодня лагерь, через неделю, совсем медленно пробираясь, через заросший лес. Очень удачно и очень вовремя получилось. Новый хозяин мира – лес – больше не пропускал по себе наглых людишек на их технике. Продлись людской путь чуть дольше, умерли бы там все. Да, кто-то, наверняка и умер. Кому-то не повезло как им. Упёрлась может другая группа в сплошную стену деревьев, обрывающую дорогу - и передохли.

- ХА!!! – На плечи Вадима, сзади обрушились чьи-то руки.

Васильев вздрогнул и обернулся. Это к нему Рустам подкрался.

Оброс Рустамчик, бороду опустил, волосы на голове уже стал в короткий хвостик собирать. А так, не изменился – пешеход по сути, но в душе – ещё водитель.

- И мне налейте. Взбодриться надо горяченьким.

Рустам сел возле Вадима.

- Не хотел сегодня просыпаться: такая девушка снилась… Как твоя жена Вадя.

Вадим играючи ударил друга в плечо.

- Знаем мы, что ты там видишь. – Васильев издевательски улыбнулся, прежде чем продолжить. – «Важик» свой вспоминаешь.

Первые недели, после расставания с автобусом модели «Вояж», Рустам только и говорил про него; всё про трансмиссию, сделанную зэками, про руль, двигатель упоминал. Душа болела у человека: столько сил он потратил на тот автобус, столько нервов. Может и требовал тот ухода, и вечных мучений с расчисткой дороги, вызвалением его из грязи и т.п., но зато взамен, он всегда дарил тепло, уют и стальную броню.

В столовую вошёл безопасник, или как его называла молодёжь «космонавт». В горке и армейском бушлате поверх, с лёгким броником и шлемом с забралом. За спиной у него висел булл-пап АШ-12 – мощная хрень, монстров валит только так, но плечо от неё потом сильно саднит.

Глава 2: Семейный ужин.

Вадим держал на руках дочь, щекотал ей животик – малышке нравилось. Его Анечка – он так за неё боялся, потому сны были всякие, мерзкие почти каждую ночь. Как она будет жить в этом новом, жестоком мире? Сможет ли? Приспособится ли? Или может, не проживёт и до момента, когда сможет сказать первое слово? Васильев каждый день прокручивал эти мысли в голове. Проговорил про себя, перемотает всё в начало и опять – по новой. Только вот успокаивался, когда дочь на руки брал, в глазёнки её смотрел, чувствовал, как она его большой палец всей своей мизерной пятернёй сжимает.

Арина вернулась в землянку с маленьким бидоном: похлёбки принесла из столовой. Чета Васильевых предпочитала ужинать в семейном кругу, в тишине и покое – без Палкина.

Дочь сразу запросилась к матери. Арина взяла её, принялась кормить грудью, пока Вадим похлёбку по тарелкам разливал.

Малышка уснула, мать положила её в кроватку – самодельную, по приказу деда сколоченную.

Всё, сами сели кушать. Похлёбка была не из самых вкусных. Гоша, который сегодня заведовал кухней, готовил не очень.

Арина, кажется, всё хотела завести разговор, но все те варианты, что приходили ей в голову, в конечном итоге приходили к обсуждению утреннего происшествия – поэтому она молчала. Тогда Вадим начал разговор.

- Как у тебя день сегодня прошёл. Куда сегодня послали?

Арина проглотила немного похлёбки и заговорила:

- К свиньям…

- Что? – Васильев сразу заметил, как у Арины лицо скривилось.

- Там свинью зарезать надо было: коптить собирались. Мне нож дали, а я… не смогла.

Приятный, конечно, разговорчик выходил для ужина.

- Ну, не смогла, так не смогла. Другие я уверен…

- Я должна Вадим, должна, как все, наравне со всеми работать. Мне никто никаких привилегий не давал… А меня воротит от всего этого - от забоя, от уборки загонов, мытья трусов чужих. Я с документами привыкла работать, в офисе, в кресле, а не вот так, как колхозница.

Трудна была жизнь в новом мире и без всяких чудовищ. Она другая, эта новая жизнь - колхозная, тяжёлая. Ладно, если ты раньше рабочим на заводе был или шахтёром, или строителем – тебе к тяжёлому труду не привыкать. А если айтишник, юрист, дизайнер какой? – тогда всё, пиши: пропало.

Здесь же, как всё происходит: солнце толком встать не успело, а ты уже на ногах, весь в труде по колени в грязи или вообще - в говне; вот как Арина со скотом маешься, толкаешься, возишься, кормишь, поишь, лелеешь, а в случае чего – режешь. Если не с животиной, так на грядках, на стирке, на рубке дров, на разборке домов. И всё ручками, всё сам, согнувшись и сжав в руках топорик, лопату, вилы, тяпку – техники-то нет; стиралки нет, посудомойки нет, канализации тоже не завезли.

От такой житухи и такой работки, человек меняется внешне: кожа грубеет, на руках появляются мозоли, черты лица заостряются, морщины проявляются быстрее, осанка портится. Одежда заменяется тряпьём подобранным абы как, чтобы хоть что-то срам прикрывало. И вот в один прекрасный день ты замечаешь, что ты не ты, а какой-то крепостной из девятнадцатого века, а то и ещё дальше.

Раньше, ещё в автобусе, Вадиму казалось, что он и все окружающие стремительно меняются, что с каждым километром они оставляют на обочине всё больше себя, своего старого «я» и подбирают новое «я», на старое ну совсем не похожее. Но, оказалось что здесь, в статике, окружённые лесом со всех сторон, люди менялись ещё быстрее. Из людей века двадцать первого, они быстро понизились до колхозников, а скоро, наверное, и вовсе до пещерных людей дойдут.

Во входную дверь осторожно постучались. Толком не начавшийся разговор закончился.

- Кто это интересно пришёл в такое время? Опять, наверное, друзья твои? – Сказала Арина вставая.

За дверью были не друзья. Там Чеслав Григорьевич стоял, «любимый» папочка, а в руках у него дымилась жестяная миска с похлёбкой. За спиной у него в паре шагов стоял «шкаф». Его было бы и не видать, если бы у него в зубах не тлела сигарета.

- Привет Котёнок. – Простые, казалось бы, слова, нежные, но из уст такого человека они звучали дико, слишком неподходяще.

- Чего тебе надо? – Недовольно спросила Арина. У неё же недовольство очень естественно получалось.

- Поесть пришёл. Внучку ещё повидать хотел. Можно войти? Миска горячая, обжигает.

Арина подумала хорошенько. Очень хорошенько, не спеша, видать хотела, чтобы миска папочке пальцы до костей прожгла.

Отступив с дороги, Арина молча пропустила Палкина. Тот вошёл и быстро поставил миску на стол. Телхран остался на улице: понимал, что слишком личный разговор намечался, да и против единственной угрозы, гнева дочери, он был бессилен.

Дверь закрылась.

Чеслав Григорьевич сразу направился к внучке. Он возвысился над кроваткой, накрыл её своей тенью. Девочка спала, выронив соску изо рта. На лице деда появилась улыбка скорее похожая на гримасу эпилептика. Рот скривился, морщины прорезались, глаза неестественное положение приняли – м-да не похож был этот старик на того, кто с детьми нянчиется. Такой как он детей пугает своим грубым, излишне серьёзным лицом.

- Не буди её. – Сказала Арина, садясь за стол. – Ты даже не представляешь, как её порой трудно уложить.

- Представляю: с тобой также было. - Чеслав Григорьевич тоже сел и отхлебнул немного похлёбки - и ему, стреляному воробью, не шибко понравилась.

Вадим примерно представлял себе, что сейчас будет, так что помалкивал, хлебал похлёбку, смотря в жирную муть.

- Ну, давай, начинай. – Дала старт разговору Арина.

- Мне жаль, как у нас всё с тобой выходит в последнее время. И я хочу, чтобы всё было как прежде.

- Тогда ты знаешь, что сделать нужно. – Сказала Арина, внешне, будто словами отца нетронутая.

- Я не могу…

- Почему не можешь? Тебе что, мужиков здесь мало? У тебя и менты, и вояки, и дружки твои из бандитов. Кто в первой афганской воевал, кто во второй. Но нет, ты моего решил в главу разведчиков определить. Моего! – Она случайно повысила голос. Всё шёпотом говорила, а вот на последнем слове не сдержалась.