Дежавю

Глава 1 Рубежная

Автобус дернулся, и Элиас едва не выронил наушник. Это утро было до боли привычным, одним из тех, что сливались в бесконечную череду серых дней, пропитанных сыростью и усталостью. Старый автобус с его выцветшими сиденьями и запахом человеческих тел, скрипел на каждом повороте, как будто жаловался на свою долгую службу. Дворники лениво размазывали капли по стеклу, своим монотонным звуком сливаясь с глухим гулом двигателя. Дождь барабанил по запотевшим окнам, оставляя мутные полосы на стекле, через которые едва проглядывали бетонные коробки города. Улицы за окном были такими же унылыми как мысли Элиаса. Мокрые они блестели под тусклым светом фонарей, которые к этому времени еще не погасли. Прохожие, прячущиеся под зонтиками или капюшонами спешили по тротуарам, мелькая темными силуэтами. Высокие здания, словно желая спрятаться от дождя все ближе жались друг к другу. Где-то вдали мигала неоновая вывеска забегаловки. Ее красный свет то вспыхивал, то угасал, напоминая Элиасу о чем-то неуловимом, но тревожном. Он отвернулся от окна, сжав ремень рюкзака на коленях. В рюкзаке: учебники по анатомии, тетради с конспектами, мечты, которые он обещал воплотить, чтобы сдержать данное когда-то слово. Но каждый день, каждая поездка в этом автобусе словно тормозили его, загоняя все глубже в вязкую рутину, где время тянется от одной остановки к другой.

Элиас был студентом медицинского университета уже второй год, но даже лекции по нейрофизиологии и часы в анатомическом театре не могли заглушить пустоту, поселившуюся в нем после того дня. Он выбрал медицину не из страсти, а из долга перед ней, перед Витой, чей голосок до сих пор звучал в его голове, называя его “доктором Элиасом”. Но университ с его холодными коридорами и запахом антисептика стал еще одним напоминанием о том, как далеко он от того, кем хотел стать. Его жизнь сузилась до маршрута: съемная квартирка на окраине, автобус, учебный корпус, библиотека, и снова автобус. Друзей почти не осталось. Он сам отгородился от них, не желая объяснять, почему его взгляд всегда направлен куда-то в даль, в пустоту.

Элиас поправил наушник, утопая в звуках старого трека из детства, мелодии, которая как ржавый ключ отпирала дверь к воспоминаниям, которые он бы предпочел запереть навсегда. Почему именно эта мелодия всплыла в плейлисте, он не знал. Но в голове с хрустом открылась старая память, слишком свежая, чтобы поблекнуть. Как-то он уже сидел также - глядя в окно, на мелькающие силуэты улиц. В наушниках играла эта мелодия, рядом его сестренка копалась в своей детской сумочке. Она что-то эмоционально рассказывала родителям, сидящим на передних сидениях. Ее голос звонкий и полный жизни пробивался даже сквозь музыку. Элиас закрыл глаза, пытаясь отогнать образы, но они всплывали сами собой. Ему нравилось наблюдать за ней, такой крошечной, жизнерадостной, всеми любимой кучерявой малышкой. Родители назвали ее Вита - как сама жизнь. Она и была ею в каком-то смысле. Она наполняла его существование смыслом, а ее маленькие пальчики обнимающие его каждый вечер, когда он возвращался с подготовительных занятий, согревали его. Она очень переживала, что ее старший братик уедет и редко будет играть с ней. Казалось, им двоим не хватило бы времени всего мира, чтобы насытиться обществом друг друга. Так близки они были - он, Элиас, и его семилетняя сестра. Но по воле судьбы им было отведено всего несколько коротких лет. Говорят, имя - определяет будущее человека. Так Вита погибла, а Элиас разучился жить.

Он провел рукой по лицу, словно стирая воспоминания и сильнее сжал рюкзак. Нельзя сдаваться. Он обещал. Вита бы не позволила ему утонуть в этой серости. Она стояла бы перед ним уперев руки в бока с растрепанными локонами и строгим взглядом, требуя :”Доктор Элиас, а кто спасет мир?”

Она никогда не отличалась опрятностью. Он улыбнулся, вспомнив ее суровое выражение и непроходящие ссадины на коленях.

- Это боевые раны! - гордо заявляла она после очередной прогулки по парку за их домом. Вита был его источником света, а он ее тенью, всегда готовый защищать, лечить ее “боевые раны”. Но он не сумел защитить ее тогда. И эта мысль, как ржавый гвоздь вонзалась в его сознание, не давая покоя.

Два года прошло, но авария тенью продолжала жить в нем. Он раз за разом мысленно возвращался в тот день, прокручивая все снова и снова, словно мог найти ответ и переписать прошлое. Красная вспышка, пульсирующая, словно живая. Элиас прищурился, пытаясь разглядеть что это. Свет был слишком странным, почти осязаемым, будто смотрел на него, требуя внимания. А затем из ниоткуда появился грузовик. Его массивный силуэт, покрытый пылью вылетел со встречной полосы, словно кто-то дернул его за невидимые нити. Элиас помнил, как закричал, как рука инстинктивно потянулась к Вите, как ремень безопасности вдавил его в сиденье. Скрежет металла, звон стекла, крик матери - все смешалось в один бесконечный миг. Он видел, как грузовик врезался в их машину, как закружился мир. Потом наступила тишина. Вита, его маленькая сестра, лежала неподвижно, ее кудряшки прилипли к лицу, а сумочка валялась где-то на полу, покрытая осколками. Элиас пытался дотянуться до нее, но руки не слушались, а кровь заливала глаза. “Вита!”- кричал он, но голос терялся в звенящей пустоте.

В какой момент это случилось? Почему водитель того грузовика съехал со своей полосы? Он не был пьян и никак не сумел объяснить произошедшее следователям. “Все случилось само собой. Я просто повернул руль. Не знаю почему.” , - так он объяснялся на суде. Он сидел прямо, уставившись куда-то вдаль затуманенным пустым взглядом марионетки, чьи нити оборвали. Тридцать лет за рулем, ни одной аварии и вдруг - это. “Я просто …сделал это. Как будто все было решено за меня”. Что-то во всем этом было неправильно. Элиас сотни раз прокручивал тот день, искал зацепки. Он вспоминал, как пытался вытащить Виту, ее еще теплое неподвижное тело, как отец кричал на обочине, а мать рыдала, закрыв лицо руками. Он искал смысл, но находил лишь вопросы. Почему водитель, которого все знали, как надежного, вдруг съехал с полосы? И почему перед аварией возникло то странное красное свечение, о котором он не вспоминал до сегодняшнего дня? Тогда он моргнул, и свет исчез, оставив лишь смутное чувство тревоги. Словно кто-то стер его, замазал, как пятно на картине. Может, это был шок: крики, звон стекла, кровь- все это затмило странный свет. Или его разум, отчаянно цепляющийся за вину, спрятал эту деталь, чтобы защитить его от чего-то большего, чего он не мог понять. Что-то, он был уверен, было не так с тем днем, с той аварией.

Глава 2 Элира

Свет пробивался сквозь тонкие выцветшие шторы, отбрасывая на облупившиеся стены комнаты причудливые, дрожащие, словно живые, узоры. Элиас лежал на узкой кровати уже более часа, не в силах уснуть, уставившись в эти извивающиеся, как отголоски вчерашних символов, тени. Они не складывались в понятные формы, но чем дольше Элиас смотрел на них, тем больше казалось, что они хотят что-то сказать, как те алые знаки на табло автобуса, которые преследовали его даже во сне. Комната, его маленькая съемная клетка пахла сыростью и старой бумагой, стопки учебников громоздилась на шатком столе. За окном едва слышно шумел дождь, продолжая унылую симфонию вчерашнего дня. Элиас бросил взгляд на смартфон, лежащий на мятой простыне,- до сигнала будильника оставалось двадцать минут. Элиас перебирал в голове весь вчерашний день: автобус, пульсирующие символы, красный свет и ее.

Он сжал виски, ощущая как глубоко внутри нарастает давление, будто кто-то сжимал его мозг. Те символы не давали ему покоя. Они разбудили его ночью, вспыхнув во тьме как кошмар, который он не мог отогнать. Элиас прикрыл глаза, но вместо темноты увидел их снова - нечеткие, неземные, будто выжженные в его сознании. Они были такими же как тот свет перед аварией, который он вспомнил только вчера. Холодный, красный, живой он окутал кабину грузовика за миг до столкновения, а затем исчез из его памяти, словно кто-то стер его. Почему он не вспоминал это раньше? Шок, вина за Виту, желание забыть - все это похоронило ту деталь, но символы в автобусе разбудили ее. Элиас сглотнул, в горле пересохло. Он сотни раз прокручивал свою поездку в автобусе, но почему только он видел те символы? Как будто люди вокруг были декорацией, и только он был тем, кого выбрали эти знаки.

Он сел, опустив ноги на холодный деревянный пол. Мурашки пробежали по телу. Он бросил взгляд на старый обогреватель в углу, который давно пора починить - ржавый с погнутым шнуром, он казался бесполезным, как и его попытки забыть вчерашний день. Эти обыденные мысли сейчас казались ему жалкими, лишенными смысла, как будто принадлежали не ему. Сейчас его реальность была такой тонкой, почти прозрачной, словно стекло, готовое расколоться на множество крохотных осколков от малейшего неаккуратного движения, от любой неверной мысли. Осколков, которые он никогда не сможет собрать воедино. Вчерашний день, автобус, алые символы и неожиданная встреча разбудили в нем что-то необъяснимое, но оно определенно наблюдало за ним, ждало, готовилось поглотить его целиком.

Он поднялся, чтобы прожить новый день или распутать вчерашний.

Вчера все начиналось до предсказуемости обычно. Элиас проснулся под мелодию будильника, отключил его не открывая глаз и, прислушиваясь к звонкой тишине его крошечной студии, провел с закрытыми глазами еще несколько минут.

Потом встал, натянул растянутый свитер поверх футболки. Элиас замер, проведя пальцами по потрепанной ткани. Этот темно-бордовый свитер как-то принесли ему мама с сестрой с одной из распродаж. Вита выбрала его сама - глаза сияли, когда она протянула его Элиасу. Тогда свитер был новым, с яркой биркой неизвестного бренда. Сейчас же свитер потерял свою прежнюю форму, рукава вытянулись, цвет потускнел после многочисленных стирок. Но он по прежнему согревал его и оставался дорог Элиасу как память о Вите, о ее смехе. Элиас сжал ткань, ощущая укол вины. Почему он не ценил те моменты больше? Почему он не защитил ее?

Завтрак был таким же рутинным - чашка кофе с молоком и пара яиц, шипящих на сковороде, запах которых смешивался с сыростью комнаты. Он ел механически, глядя в запотевшее окно, где серые дома растворялись в утреннем тумане. Элиас схватил приготовленный со вчера рюкзак и отправился на автобусную остановку, не подозревая, что отправляется навстречу чему-то, что перевернет его жизнь.

На занятиях Элиас никак не мог сфокусироваться. Аудитории гудели голосами, скрип мела по доске смешивался с шепотом студентов, а за окном серый дождь размывал очертания университетского двора. Преподаватель, пожилой мужчина в мятом пиджаке, монотонно объяснял нейронные связи, указывая на слайды с разноцветными схемами. Но все это - лекции, цифры, лица одногруппников, расплывалось в красные мерцающие пятна, которые заполняли пространство.

Люди вокруг что-то говорили, обсуждали между собой, кажется кто-то из них обращался к Элиасу, спрашивая что-то о конспекте. Он отвечал автоматически, не пытаясь вникнуть в суть и не отдавая себе отчета в происходящем. Красные пятна в глазах становились ярче, будто символы просачивались в его разум, заставляя чувствовать себя наблюдателем, а не полноценным участником своей жизни. Ему приходилось напрягать все силы, чтобы хоть как-то быть вовлеченным, делать вид, что все как обычно, что с ним ничего не происходит. С каждым часом это давалось все труднее. Голова гудела, виски сжимало, символы вгрызались в его сознание все глубже. Он боялся, что если отпустит контроль, то они поглотят его. Только оказавшись в библиотеке за деревянным столом, окруженный тишиной и запахом книг, он смог выдохнуть.

Элиас устроился в самом дальнем углу, подальше от входа, здесь только шелест страниц и звуки работающего кондиционера могли нарушить тишину. Тусклый свет ламп отбрасывал длинные тени, а за окном продолжал идти дождь. Элиас потянулся, пытаясь расслабить затекшую шею и открыл ноутбук. Первым, что бросилось в глаза - обои рабочего стола. Там на фото, маленькая девочка с пухленькими щечками, волосы светлыми прядями разбросаны по плечам, лицо сияет счастливой улыбкой. Она только что задула свечи, прошептав заветное: “Хочу самого милого котенка на свете”. За ее спиной он сам. Моложе, с открытым взглядом, ожидающий, когда она повернется, чтобы вручить ей ее подарок - крошечное ярко-рыжое существо, которое уютно устроилось на его руках и к удовлетворению той версии Элиаса, помалкивало, не издавая ни единого звука. Он нарочно встал сзади, чтобы сюрприз удался, но очень переживал, что котенок станет сопротивляться или вовсе начнет мяукать и тем самым сорвет его грандиозный план.