Демиург истории

ПРОЛОГ

Сжимая зубы и бросая кругом тоскливые взгляды, курной дорогой понуро брели цепочки пленных уличей. Сквозь топот копыт, отрывистую перекличку воинов, крики погонщиков и ржание лошадей повсюду слышались стенания несчастных женщин и плач детей. Вокруг воняло гарью, несло нечистотами и явственно ощущался отвратительный трупный запах. Хазары и союзные им угры, доверху нагруженные добычей, подобно сытому полозу, неспешно уходили на юго-восток...

— Мой отец будет доволен нами, — глядя на остающийся позади покорённый город Пересечен и проходящее войско, удовлетворённо улыбаясь сквозь тонкие усы, задорно произнёс Кайдар. Уверенно сидя на горячем жеребце, облачённый в ладный доспех, стройный молодой кундур наслаждался своим первым серьёзным успехом в непростом западном походе.

Находящийся рядом с ним жилистый спутник средних лет на вороном скакуне, внешне напоминавший степного беркута, смотрел на происходящее с невозмутимым выражением лица человека, слишком много повидавшего на своём веку.

— Жаль, не удалось проявить здесь доблесть и позвенеть саблями, как под Черниговом, — с досадой проговорил знатный юноша.

— Великий полководец выигрывает битву до боя. А самое лучшее — победить, не сражаясь. И предпочтительней та сеча, которой не произошло. Торжество и подчинение врага, достигнутые без войны, стоят куда дороже, чем потери своих нукеров, понесённые во время бойни, и уменьшение поголовья возможных данников, — холодно и значительно ответил ему смуглый соратник с ястребиным лицом. — Хороший хозяин не режет всех овец, а умело их стрижёт. И даже использует этих славянских баранов для своей выгоды.

— Однако громкая победа и слава грозного воителя также способствуют страху и добровольному подчинению упрямых племён не меньше, чем мудрость властителя. И, к тому же, ещё и привлекают на сторону удачливого полководца многих багатуров и тудунов, желающих добычи, почёта и славы, — живо возразил своему опытному приближённому молодой человек.

— Верно, — оскалив зубы в волчьей улыбке, хмуро промолвил соратник. — Для этого мы и преподали жестокий урок сиверянам. Но управлять только способом войны и крови — ненадёжно, рискованно и невыгодно. Мудрый властитель знает, когда нужно использовать тот или иной инструмент. Смотри: мы в этом походе понесли небольшие потери. А караванные пути стали безопасны и отныне будут под нашей рукой. Торговля мехами и рабами пойдёт полным ходом — а это злато и серебро. А значит, мы получим новых воинов и расширим свою власть.

Он пожал плечами, испытующе глядя на своего воспитанника, а затем веско продолжил свою речь:

— Мы провели совсем немного битв, сохранили своих воинов, приструнили и приручили соседние народы. Добились того, что все земли и племена до Варуха-Данаприса, Камы, Оки и Десны теперь подчинены или повязаны с нами, охотно будут торговать, платить дань, беспошлинно пускать наших купцов и даже станут выставлять ополчения для кагана. Не переметнутся к киевскому беку и не ударят нам в спину, когда придётся разбираться с русами. К тому же, в основном потери были не среди наших батыров, а у мадьяр. Уберечь своих воев и ослабить этих, столь ненадёжных и зависимых степных союзников, нам здесь особенно выгодно. Да ещё одновременно подкормив их добычей. Пёс должен всегда чувствовать, что хозяин сильнее его, чтобы не возникало желания укусить. Но и кость ему тоже иногда нужно бросать — дабы не забывал служить. Особенно потому, что проклятые кабары ещё опасны и могут опять здесь поднять некоторые племена против хакана. А теперь почти все они останутся нам преданы, ослаблены и довольны.

— Ты прав, Худрун, — отстранённо наблюдая, как мимо течёт войско, размышляя и погрузившись в себя, промолвил Кайдар. — Война — лишь один из способов властвовать. Но слава и любовь тоже необходимы для жизни, — живо оглянувшись на поравнявшуюся кибитку, горячо бросил он и, тронув коня, подъехал к повозке. Там находилась прекрасная, но неприступная пленница, которой страстно увлёкся пылкий хазарин.

— Эх, молодость, — качнув головой и поправляя седую прядь, выбившуюся из-под шлема, задумчиво глядя на юношу, криво усмехнувшись, проронил его угрюмый сподвижник.

Глава I. Хазарский аркан

Ясень с тоской смотрел на закат, тонущего в широком море разнотравья светлого лика Хорса. Вокруг витали запахи дыма, конского пота, дорожной пыли, экскрементов животных, немытых человеческих тел и жарящегося мяса... Повсюду горели огни кочевого стана, ревела ещё непоенная скотина, и везде сновали степняки, привычно обустраивая вечерний бивак. Но знатный невольник из славян-уличей не обращал внимания на окружающих...

С грустью наблюдая багряное зарево красного светила на западе, русоволосый пятнадцатилетний подросток непроизвольно застонал — всем своим существом ощущая, как он всё дальше отдаляется от родных очагов. Боль и унижение плена заставили паренька сжать кулаки и до скрежета стиснуть зубы. Перед его мысленным взором снова замелькали картины событий последнего месяца, заставив вновь вспомнить и пережить горечь недавнего прошлого...

— Хузары и угры окружили наш Пересечен. Град осаждён, и помощи нам ждать не приходится, — резко говорил князь Рослав воеводам и болярам, пришедшим на совет в гридницу. — Собрать ополчение родов мы не успели, и теперь проклятые степняки бьют их по одному. Кто успевает из вильцев — спасаясь, уходит семьями в леса на север, вверх по Славуте. Другие лютичи — с боями прорываются на запад, к Бугу. Однако многие селения сожжены дотла. Поля вытоптаны. Скот истреблён или угнан. Зерно выгребли. Веси подчистую ограблены. Множество людей погибли или захвачены в рабство...

Вождь остановил свою гневную речь и тяжёлым взглядом обвёл знать:

— Как такое могло произойти? И что нам теперь делать? Несколько штурмов мы отобьём, но долгой осады град не выдержит и вскоре падёт.

Воевода Воислав поднял голову и, со злости с трудом ворочая языком, жёстко сказал сквозь зубы:

— Кто же мог знать, что это не простой набег кочевников-мадьяр, а целый поход хазарского войска?! Ведь чтобы отбить небольшой налёт угров или прогнать разбойных степняков из какого-нибудь кочевого племени — и нашей дружины обычно довольно. Да и украинные поселения всегда настороже. Так испокон времён было.

Болярин Судислав укоризненно покачал головой и рассудительно добавил:

— Кроме того, собирать ополчение очень долго и непросто. Сам о том ведаешь, княже. Трудно договариваться со старейшинами, жрецами и волосдарями родов. Им нужно либо обещать много добычи, либо веские причины надвигающейся угрозы привести. Обсудить это на вечах. Да и собираться воинам в поход — дело хлопотное и не быстрое. Если заранее не иметь точных сведений о готовящейся против нас большой рати — исполчить соплеменников невозможно.

Сотник Горыня бросил неприветливый взгляд на Судислава и хмуро буркнул:

— А кто у нас о замыслах соседей прознавать должен? Чтобы предупреждать их козни? Кто торговые и державные дела с ними ведёт?

Болярин в возмущении вскинулся и уже хотел гневно возразить грубому вояке, но тут, прерывая неминуемые дрязги, громко стукнул об пол своим посохом волхв Любомудр и сурово изрёк:

— Не о том, мужи, ныне мыслите! Не виноватых сейчас искать нужно или свары меж собой затевать — не время для этого. А крепко думать надобно, как град и племя спасать от гибели!

— Ясно только одно — помощи от бужан, сиверян и тиверцев ожидать нечего, — мрачно заметил предводитель немногочисленной конницы угличей Волибор. — Хотя они должны понимать, что лишь совместно мы можем противостоять страшному врагу и попытаться сохранить нашу независимость. Но никто из них собрать большую рать и прибыть не успеет. А малыми и разрозненными силами выступать против хазарского войска — бессмысленно.

Ещё один сподвижник князя — болярин Добран — только с сомнением угрюмо хмыкнул на эти слова:

— Наши соседи и так не рискнули бы идти к нам на подмогу. Зачем им в страшных битвах терять своих соплеменников, рушить свою торговлю с каганатом или становиться открытыми врагами хузар, подставляя себя в таком случае под обязательный следующий удар степняков? А так, они имеют некоторую надежду отсидеться или, возможно, рассчитывают как-то договориться с хаканом. Ещё и выгоду от нашего погрома получат — например, беженцев-поселенцев примут. Да и часть земель наших лучан могут потом прибрать к рукам.

— А поляне? — поднял голову ещё один соратник князя, тиун Деян. — Они ведь самое многочисленное и богатое племя! Да и находятся ближе всех от нас. К тому же, для них спуститься вниз по Славуте на насадах можно быстро. Может, хотя бы они придут на выручку Пересечину! И договорённости у нас с ними есть — скреплённые клятвами в священных капищах перед взорами Велеса, Даждьбога и Перуна!

— Нет, — печально усмехаясь, перечеркнул эти надежды родственник Рослава, дядька Остромир. — Сила полян в прошлом. Ныне это — уже разъединённое племя. Большая их часть стали русами или находятся в подчинении у Киева. Ещё сохранившие свою независимость рода, волхвы и старейшины готовы были нас поддержать в борьбе против Алексия. Но сами они уже слабы. И тратить свои оставшиеся силы в самоубийственной попытке помочь нам они не будут. Ибо в любом случае после кровопролитных боёв ослабнут. А значит, ещё скорее впоследствии попадут под власть киевского князя, кагана либо варягов.

Он ненадолго прервал свою речь, а затем угрюмо заключил:

— Сейчас поляне, наверняка, рассчитывают, что хузары на них пока не станут идти — не желая раньше времени столкнуться с русами, которые уже недвусмысленно полагают Поднепровье своими владениями. Кстати, вполне возможно, полянские волосдари надеются, что хазары и русы истощат друг друга во взаимной борьбе — и это даст полянам определённый шанс сохранить свою свободу и отчий уклад жизни. Или, хотя бы, выторговать относительно выгодный союз с кем-то из этих сил — в зависимости от того, кто предложит более привлекательные условия.