Глава 1.

Лия

Дождь идёт так, будто больше никогда не собирается останавливаться. Мелкий, противный, как песок на зубах.

На улице темно, как может быть только январе – блёклый свет фонарей не может разбавить тяжёлую, плотную черноту. Каблуки то и дело соскальзывают по мокрому асфальту. В груди гулкое, тяжёлое чувство. Ветер рвёт полы пальто, но я не чувствую холода. Мыслей нет, только сосущее, тянущее чувство в солнечном сплетении. И безысходность. Водка с колой ожидаемо не помогли найти выход, а только погрузили меня в какое-то заторможенное состояние.

Глаза слепит внезапная вспышка. Я замечаю свет фар слишком поздно.

Всё это обман, что вся жизнь проносится перед глазами. Нет воспоминаний, нет сожалений, нет чувств. Я вижу только этот свет, застыв, и не могу пошевелиться. С облегчением думаю, что вот и всё, и малодушно закрываю глаза.

Визг тормозов, грубый рывок в сторону, такой, что пуговицы пальто с треском отлетают. Визг резины ещё стоит в моих ушах, когда я открываю глаза. Солоноватый вкус крови во рту отдаёт металлом, содранные ладони саднят. Сверху на меня давит тяжесть твёрдого мужского тела, так сильно, что сделать вдох удаётся с трудом. Но я определённо жива. Только не знаю, радоваться ли этому.

Мужчина встаёт, отряхивая грязь, и протягивает мне руку.

Мне удаётся подняться не сразу – в коленях слабость, каблуки скользят в грязи, а руки дрожат.

Неожиданный спаситель подхватывает меня за талию и вытаскивает на тротуар. Я практически вишу на нём, вцепившись в грязную куртку. Даже в тусклом свете фонаря его лицо выглядит резким, выразительным, как будто высеченным из камня. Светлые волосы выбиваются из-под шапки, ложатся беспорядочными прядями на лоб. Прямые, мужественные черты – скулы, сильная линия челюсти, высокая, стройная фигура с широкими плечами, подчёркнутыми объёмной курткой. Недельная щетина смягчает суровый образ, но в его облике всё равно чувствуется что-то жёсткое. Глаза блестят неодобрительно, прямые брови сведены к переносице.

Сильные ладони медленно разжимаются, и я снова чуть не падаю, не в состоянии поймать равновесие.

— Пьяная?

Я слышу брезгливость в его жёстком, почти металлическом тоне.

— Тебя не касается, — рублю я в ответ, как мне кажется громко, но с губ срывается только тихий шелест.

Делаю несколько шагов самостоятельно и падаю на скамейку. Кожа на правой ладони содрана, и прямо через грязь сочится кровь. Колготки порваны, колено тоже саднит. Ветер хлещет по мне ледяными плетьми, проникая сквозь распахнутые полы пальто. Холод пробирается под кожу, закручивается в рёбрах, сжимает мышцы в мелкой, непроизвольной дрожи. Слёзы сами собой начинают катиться из глаз, стекая по щекам и шее горячим градом.

Взрыв адреналина, хлестнувший в кровь, будто выжег из меня весь алкоголь, заставляя мозг работать на пределе. Я моргаю, пытаясь сфокусироваться, но мир вокруг всё ещё плывёт, дрожит. Только сейчас понимаю — я чуть не умерла. Но и это понимание не приносит облегчения.

Я замечаю, что мой спаситель подошёл ко мне и внимательно рассматривает мою раненую ладонь, потом скользит взглядом по голым коленям. На момент наши взгляды пересекаются, и как будто его взгляд становится мягче. Я отворачиваюсь, успев увидеть, что мужчина качает головой. Меня охватывает раздражение.

— Пойдём, отвезу тебя домой, — он обхватывает меня за плечи, помогая встать.

— Я не просила меня спасать, — сухо отвечаю я. — Отстань уже от меня. Отстань! Я буду кричать!

Я пытаюсь оттолкнуть его, но шансов у меня никаких нет – улица пустынна, силы неравны. Не говоря ни слова, незваный спаситель крепко берёт меня под локоть и ведёт вперёд, не давая мне шанса остановиться.

Я едва успеваю осознать, что происходит, как через минуту мы уже в машине. Внутри пахнет кожей и немного табаком. Светлый кожаный салон настолько чист, что у меня всплывает ассоциация с операционной.

На этом фоне наша одежда – мокрая, испачканная, рваная – кажется особенно неуместной. Я машинально провожу ладонью по грязному рукаву пальто, но понимаю, что это бессмысленно.

— Диктуй адрес, — бросает не глядя, поворачивая ключ зажигания.

— Нет адреса. Мне некуда идти, — я отвечаю бесцветным голосом. — С сегодняшнего дня.

Слёзы вновь подступают, горячие, обжигающие, как расплавленное стекло. Скатываются по щекам — быстро, тихо, оставляя за собой солёные дорожки.

Двигатель откликается глухим, уверенным урчанием и машина мягко трогается с места. Свет фар разрезает дождливую ночь, капли стекают по стеклу, смазывая силуэты за окном.

Незнакомец ведёт машину молча. Не спрашивает, куда меня отвезти, не смотрит на меня, будто я просто вещь, случайно оказавшаяся на переднем сиденье его машины. В салоне тепло, тихо, пахнет кожей и чем-то дорогим. Я вжимаюсь в мягкое кресло, но обогрев сидения не помогает. Меня всё равно знобит.

Не знаю, как это всё получилось. Я до последнего была уверена, что справлюсь. Я ведь взрослая, самостоятельная, всё решу. К третьему курсу я устала от жизни в общежитии, с очередями в душ, стенами из картона и вечным шумом за стенкой. Подработка в ресторане на выходных приносила небольшой, но стабильный доход, и я решила съехать.

Глава 2.

Лия

Меня точно припечатало головой об асфальт, а иначе чем ещё объяснить то, что я без единого вопроса поднимаюсь за ним по ступенькам и захожу в подъезд.

Яркий свет в лифте слепит, безжалостно подсвечивая моё отражение. Зеркало выдаёт всё — размазанную тушь, покрасневшие, опухшие от слёз глаза, растрёпанные пряди волос, прилипшие к щекам. Пальто испачкано грязью, подол мокрый, на колготках затяжки, а на колене — тёмное пятно засыхающей крови.

За те секунды, что мы поднимаемся, я успеваю разглядеть своего спасителя лучше. Как я и заметила раньше, он блондин, чуть темнее, чем я. Глаза карие, но не тёмные, скорее орехового оттенка.

Хотя его одежда такая же грязная, как и моя — пятна на куртке, мокрые штанины, капли дождя на плечах — на нём это смотрится иначе.

Мокрые светлые волосы растрепались, но это выглядит даже стильно. Щетина подчёркивает жёсткие линии челюсти. На вид ему не больше тридцати лет. Рядом с ним я чувствую себя ещё более потрёпанной, растрёпанной, потерянной.

Лифт мягко останавливается на пятом этаже, двери разъезжаются, и мы выходим в тихий, пустой коридор. Незнакомец подходит к массивной металлической двери, проводит ключ-картой, и замок тихо щёлкает.

Мы заходим внутрь.

В квартире темно, только блёклый свет с улицы пробивается сквозь плотные шторы. Мужчина молча проходит дальше, не включая свет, привычным движением стягивает куртку и бросает её на вешалку.

Я остаюсь стоять у входа, не решаясь двигаться.

Холодная ткань пальто липнет к коже, я стою в растерянности, не зная, что делать дальше.

Он замечает это, задерживает на мне взгляд.

— Снимай, — подходит ближе, быстро и без лишних движений расстёгивает уцелевшие пару пуговиц, аккуратно, но уверенно стаскивает с меня пальто. Его пальцы случайно касаются моей шеи, неожиданно тёплые. Это нечаянное прикосновение как будто возвращает меня в реальность.

— Проходи, — его голос звучит как команда. — Как тебя зовут?

— Лия. Амелия.

— Совершеннолетняя?

— Мне двадцать, — отвечаюсь, даже не успев задуматься, зачем ему это.

— Так, Лия. Уже поздно, не до бесед, а мне завтра рано вставать. Сегодня ты можешь переночевать у меня.

Я медленно моргаю, пытаясь осознать, что он только что сказал.

За свои двадцать лет я никогда не ночевала у мужчин, не оказывалась в чьей-то квартире вот так — внезапно, без плана, без уверенности в завтрашнем дне.

Тем более у незнакомца.

Я облизываю пересохшие губы, ощущая, как внутри поднимается смесь усталости и тревоги.

— А если я скажу «нет»? — пытаюсь выдавить хоть каплю уверенности, но выходит слабо.

Он пожимает плечами.

— Тогда можешь уйти. Дверь вон там.

Я оборачиваюсь в сторону выхода. За дверью — ночь, холод, улица.

Я закрываю глаза, проглатываю ком в горле.

— Спасибо, — говорю тихо. — Завтра я исчезну.

Слова даются трудно. Я не привыкла зависеть от кого-то. Но выбора у меня нет.

Он проводит меня комнату — небольшую, с односпальной кроватью у стены. Показывает, где душ.

— Полотенце на кровати, — бросает коротко. — Если нужно что-то ещё, скажи.

Я только киваю, и он уходит, оставляя меня одну.

На кровати действительно лежит тёмная стопка — мягкое полотенце и чёрная футболка. Футболка слишком большая, но мне не до выбора. Моя водолазка промокла и вся в брызгах грязи, юбка выглядит не лучше.

Долго стою в душе, смывая с себя весь сегодняшний день. Кипяток почти обжигает кожу, но я не убавляю температуру. Раненая кожа на ладонях и колене щиплет от мыла.

Вода стекает по волосам, по лицу, и тугой узел внутри как будто немного расслабляется.

Быстро промываю волосы мужским шампунем — ментоловый запах заполняет лёгкие, остаётся на пальцах, на коже. Чужой, но приятный аромат.

Заворачиваюсь в полотенце и какое-то время стою, закрыв глаза, прислонившись спиной к прохладной плитке. Усталость накатывает волнами.

Я здесь. В квартире незнакомого мужчины. И, как ни парадоксально, это лучшее, что со мной сегодня произошло. По крайней мере, мне есть где спать. По крайней мере, я жива.

Футболка оказывается слишком большой, закрывая бёдра почти до колен. Мягкая хлопковая ткань пахнет кондиционером для белья.

Быстрым взглядом скольжу по отражению.

Не знаю, кто сказал, что девушки выглядят сексуально в мужских футболках — я скорее напоминаю подростка-переростка, который влез в одежду старшего брата на вырост. Рукава почти доходят до локтей, тонкая фигура теряется в свободном силуэте.

Со светлыми мокрыми волосами, прилипшими к шее, я выгляжу неуклюже, устало, совершенно непривлекательно. «Что мне только на руку, если он всё же маньяк», — пробегает мысль.

Я открываю дверь в комнату и... застываю.

Незнакомец стоит у кровати, с телефоном в руках. По пояс голый, только в серых спортивных штанах. Свет из коридора мягко ложится на его кожу, подчёркивая рельеф мышц, линию ключиц, силуэт напряжённых плеч.

Сердце мгновенно подскакивает к горлу, а внутри будто что-то резко проваливается в пустоту. Тело мгновенно реагирует — выплёскивается новый удар адреналина, жар пробегает по венам. Я вцепляюсь в полотенце, прижимая его к груди, и делаю шаг назад, впечатываясь спиной в дверь.

Он поднимает голову, ловит мой взгляд — и усмехается.

— Не бойся. Подойди сюда.

Я замечаю в его руках аптечку – красный пластиковый чемоданчик. Он, не спеша, ставит её на тумбочку, не торопясь объяснять, но и не отводя взгляда от моего лица.

— Раны обработать надо, — спокойно замечает он. — А то завтра будет хуже.

Я молчу, сжимая полотенце ещё крепче, хотя пальцы уже ноют от напряжения. Его голос ровный, без тени смущения, будто он привык к таким ситуациям. А вот я — нет.

Я колеблюсь, задерживаясь в дверном проёме.

Он не торопит, просто смотрит и ждет.

Затем медленно открывает аптечку, вытаскивает антисептик, бинты, ватные диски. Все движения размеренные, уверенные. Привычные.

Глава 3.

Мирослав

Просыпаюсь в пять утра, как обычно. В комнате темно, за окном льёт дождь, но внутренний будильник срабатывает безошибочно.

Лежу на спине, глядя в потолок. Сознание проясняется медленно, будто пробирается сквозь густую пелену сна. Глубокий вдох, выдох. Тело привыкло к нагрузкам, к чёткому режиму. Долго валяться в постели не в моих правилах. Я встаю, потягиваюсь. Запястье ноет, я вижу содранную кожу на косточке и разом вспоминаю все события прошлой ночи.

Я еле успел вытолкнуть её из-под колёс. При той скорости, что ехала машина, девчонку бы размотало на километры. Машина, кстати, даже не притормозила. Возможно, водитель так и не увидел человека из-за темноты и дождя. А может просто решил скрыться — меня уже давно не удивляет человеческая подлость.

Жизни ломаются за секунды.Кто-то не успевает отступить, кто-то делает неправильный шаг, кто-то просто оказывается не в том месте и не в то время. Я видел это слишком часто, чтобы удивляться.

Девчонка была пьяна, напугана. Не мог же я оставить её на холоде ночью. Задумываюсь, что спасал её по инерции – профессиональная деформация.

Но сейчас, в утренней тишине, понимаю, что втянулся в чужую проблему. Проблему, которая меня не касается.

Лия. Имя мягкое, а сама – колючая, как дикий зверёк, которого загнали в угол.

Невольно усмехаюсь, вспомнив, как она испугалась, выйдя вчера из ванной. Как растерянно замерла, вцепившись в полотенце, как несмело поднимала на меня свои большие, светлые глаза. Да, я не подумал, что стоило бы надеть футболку — не привык ограничивать себя в своём же доме.

Знала бы она, сколько тел я видел — женских, мужских, молодых, старых, и в каком состоянии, вряд ли бы стеснялась.

Я морщусь и провожу рукой по лицу. Плевать. Проснётся, позавтракает, уйдёт.

Телефон издаёт задушенный писк. Я проверяю уведомления — пропущенный вызов от отца. Понятно, зачем он звонит – уточнить, приеду ли я. В конце каждого месяца у нас традиционная встреча. Или, как это называют родители, «семейный ужин».

Раздумываю, стоит ли перезвонить сразу, но откладываю телефон обратно.

Конечно, я приеду. Но у меня нет никаких ожиданий от этого ужина. Всё наверняка будет, как всегда: отец сделает вид, что рад меня видеть, мать будет скрывать печаль, но не удержится от комментариев: «Ты ведь мог бы работать в семейной компании, сын. Зачем тебе этот театр с риском для жизни и психики?»

Будто они не знают, почему я не хочу работать с ними. Будто не знают, почему я больше не живу в их доме. Просто делают вид, что если игнорировать реальность достаточно долго, она изменится сама.

Я снова морщусь. Чертовщина. Не хочу об этом думать. Встаю, прохожу в ванную, быстро умываюсь ледяной водой, чищу зубы.

В квартире тихо. Лия ещё спит.

Я заглядываю в её комнату мельком, проходя мимо. Тихая, свернулась калачиком, футболка задралась, одеяло сползло. Длинные льняные волосы разметались по подушке.

Хрупкая, тонкие щиколотки, стройные колени.

Неудобное чувство царапает внутри. Оставить её одну в пустой квартире?

Я надеваю куртку, быстро пишу на листке и оставляю на столе:

"Еда в холодильнике. Будешь уходить — захлопни дверь."

Выходя из квартиры, я не смотрю назад. Няньчиться, определённо, не моё.

День начинается спокойно. На столе горячий крепкий кофе, на мониторе - отчёт по вчерашнему случаю. Коллеги проходят мимо, здороваясь, и я киваю в ответ.

— Слышал? Вчерашних привезли ночью, идут на поправку. — Антон, мой напарник, заглядывает в дверь. — Ты как? В порядке?

— Как всегда.

Он качает головой, но не спорит – все мы взрослые, сами способны позаботиться о себе.

К середине дня начинается рутина: телефонные звонки, консультации, проверка оборудования. Казалось бы, рутина – это передышка, восстановление, но я, наоборот, чувствую раздражение, проделывая однообразные действия. Мне не хватает в них смысла.

Также, как когда-то не хватило смысла в бизнес-образовании, на котором настаивал отец. По его мнению, получив степень в менеджменте, я должен был занять достойное место в семейном бизнесе. Просиживать задницу в кожаном кабинете с видом на Кремль, в кожаном кресле за полмиллиона рублей. И, как апофеоз существования, унаследовать всю империю, когда отец решит отойти от дел.

Погрузившись в мысли, я не сразу реагирую на звонок диспетчера. Массовое ДТП за городом, много пострадавших. Надо лететь, скорые не справляются, нужен хирург на месте.

Отставляю в сторону папку. Ну вот и конец тишине. Глухой удар пульса в висках, будто секундная задержка перед прыжком в холодную воду. Тело уже знает, что будет дальше. Адреналин резко прокатывается по венам, мышцы приходят в тонус.

Ловлю взгляд напарника, подхватывая инструменты, коротко киваю. Выхожу быстрым шагом, навстречу ледяному воздуху. Вертолёт уже на площадке, винты раскручиваются, поднимая в воздух рваные потоки воздуха. Куртка хлопает от ветра, я инстинктивно прикрываю лицо рукой.

Вертолёт садится в нескольких метрах от трассы.

Вижу разбитую фуру, вмятый в неё микроавтобус, людей, которые мечутся в хаосе. Гудки машин, крики. Холодный воздух бьёт в лицо, пахнет бензином и гарью.

Я сжимаю челюсти и выдыхаю. Адреналин резко прокатывается по венам, мышцы приходят в тонус. Острота ощущений притупилась за годы работы, самоконтроль пересиливает любое волнение. Но человеческие страдания — к этому невозможно привыкнуть.

Я даю указания, осматриваю пострадавших, фильтрую тех, кто в критическом состоянии, тех, кто может подождать, и тех, кому ждать уже нечего.

Сосредоточенность – полная. Лишние мысли отключены.

Адреналин выжигает усталость, пальцы двигаются чётко, движения точные, без суеты. Проходит час, второй, третий.

Наконец, мы устраиваем двух тяжёлых пострадавших на носилки. Остальные уже уехали на скорых и реанимобилях. Я, вытирая рукавом лицо, выпрямляюсь. Носилки фиксируют в вертолёте, и мы следом быстро забираемся внутрь.

Глава 4.

Лия

Просыпаюсь от того, что лучи солнца пробиваются сквозь шторы и полосами ложатся на кровать. Прищуриваюсь и снова закрываю глаза. В комнате тихо. Кажется, что что-то не так. Чего-то не хватает. Звуков? В общежитии, где всегда кто-то топает, кашляет, разговаривает за стеной. Я распахиваю глаза. В первые секунды не могу понять, где нахожусь, а потом картинки вспыхивают в памяти одна за другой. Бар. Машина. Визг тормозов. Чужая квартира. Парень, который спас меня и обработал раны. Я даже не знаю его имени.

Сажусь на кровати, оглядываюсь. Высокие потолки, плотные тяжёлые шторы, окна в пол. Но обстановка минималистичная, я бы даже сказала аскетичная. Из мебели только кровать, шкаф. Всё в спокойных, сдержанных тонах, похоже на цельное дерево. Ни одного нефункционального предмета. Нет даже ковра, из-за чего пол кажется ледяным, когда я опускаю на него босые ноги. Я машинально перекручиваю плетёный браслет на запястье – привычка, когда задумываюсь.

Итак, что теперь? «Будет день и будет вам пища», — вспоминаю я библейское. Надеюсь, к утру это тоже относится. Пища бы не помешала – живот жалобно урчит, а под ложечкой сосёт от голода.

Сгребаю волосы в пучок, завязывая их на макушке. Выхожу в коридор, заглядываю в кухню. На столе записка. Очень мило со стороны незнакомца – оставить мне еды.

Заглянув в холодильник, я понимаю, что погорячилась с надеждами: кроме пачки фарша, десятка яиц, куска сыра и половины бутылки молока ничего нет. В хлебнице нахожу половинку батона. Подумав, вытаскиваю яйца и молоко — позавтракаю омлетом.

Пока жду, когда остынет омлет, прохожусь по квартире с тряпкой – хоть так отблагодарю за ночёвку. Здесь в целом чисто, но по углам скопилась пыль, а стеклянный стол в гостиной покрыт разводами. Квартира огромная, современная, со стёклами в половину стены, открывающими совершенно потрясающий вид на парк.

Но при этом – совершенно холостяцкая квартира, без намёка на уют. Ни цветов, ни ваз, ни даже картины на стене. Панорамные стёкла тоже не мешало бы вымыть, но я не рискну этим заниматься – кто знает, не посчитает ли он это перебором. Да и ладонь болит.

Ванная — стандартный набор: гель для душа, шампунь, дезодорант. Все средства пахнут мятой и ментолом, даже зубная паста. Как в гостинице.

Протираю зеркало в полный рост в коридоре, и на секунду останавливаюсь – настолько непривычно я выгляжу в отражении. В чёрной мужской футболке, босиком, на фоне незнакомой квартиры с дорогой отделкой. Растрёпанные волосы, тонкие запястья, бледные ноги с бинтом на колене. Веснушки уже вылезли, хотя весна только-только началась. Собираю ткань футболки сзади, так, чтобы она обтянула фигуру, и приподнимаю повыше. Перекидываю волосы на одну сторону. Удовлетворённо хмыкаю – так куда лучше: талия тонкая, ноги длинные, грудь... Ну, не повод для гордости, но и для комплексов тоже. Зато бегать удобно.

Походкой от бедра возвращаюсь на кухню, молниеносно уничтожаю омлет. Настроение улучшается. Поджариваю на сковородке пару ломтиков батона, пока завариваю чай. Белый чайник идеально чист, как новый: то ли мой спаситель предпочитает кофе, то ли использует квартиру только для ночёвок. Пока чайник шумит, грея воду, я думаю, что хозяин квартиры – загадочная личность. По его квартире совершенно невозможно понять, кто он и чем занимается.

Вспоминаю, как ловко и быстро он обрабатывал вчера мои раны. Медик? Память подбрасывает вспышками отдельные детали: поджарую фигуру, широкие плечи, уверенные руки. А ведь он красив. И повёл себя как супермен. Представляю его сначала в белом халате, потом в костюме супермена и не могу сдержать смешок.

А какой у него рельефный пресс, и косые мышцы, уходящие вниз, за резинку серых спортивных штанов... Щёки мгновенно вспыхивают, и я мотаю головой, будто это поможет вытряхнуть ненужные мысли. Ну уж нет, не в ту сторону размышляю.

Так, я здесь чужая. Ладно, убралась, перекусила. Все мои проблемы по-прежнему со мной, но сегодня мне ни капли не грустно. Не хочется думать, что вчерашний день мог стать последним, но, возможно, именно это поменяло мне угол зрения.

Ставлю телефон на зарядку, проверяю баланс. Остаток на счёте жалкий. По-хорошему мне срочно нужно придумать, что делать дальше. В универе сейчас каникулы, на работу мне только в выходные. Решаю позвонить в полицию — вдруг есть продвижения? Дозваниваюсь с первого раза, и милая девушка на другом конце провода просит меня подождать, пока она соединит меня с нужным отделом. Я слушаю назойливую музыку минуту, две, пять. Ещё через десять минут кладу трубку, и после этого дозвониться не удаётся – короткие гудки. Похоже, ответов я сегодня не получу.

Пока телефон заряжается, я раздумываю, как отблагодарить своего спасителя. Уборка не считается — слишком чисто изначально было в квартире, и не факт, что он вообще заметит.

Мой взгляд падает на шкаф. Отличная идея, Лия! В шкафу находятся два яблока, сахар и мука в бумажной пачке. Небогато, но мне хватит.

У меня много недостатков, но есть и сильные стороны. Одна из них — талант к выпечке. Шарлотка – это низшее звено сложности в кондитерском искусстве, но на вкус сложность никак не влияет. Моя шарлотка не просто хороша, она совершенна. Богическая. С хрустящей корочкой, ломтиками яблок, тающими на языке, и восхитительным сочетанием сладости и лёгкой кислинки.

Формы для выпечки, конечно, нет. Не похоже, чтобы парень вообще когда-то пользовался духовкой. Ну и ладно. Чугунная сковородка сойдёт. Это ведь не просто шарлотка — это благодарность. «Прощальный жест уличной золушки», — думаю я про себя. Вместо туфельки.

Через полчаса соблазнительный аромат расползается по квартире. Я жду, пока шарлотка остынет и только потом прикрываю её крышкой – так корочка останется хрустящей. Закидываю чёрную футболку хозяина квартиры в стиральную машинку, морщась, влезаю в свои грязные вещи. Колготки пришлось выкинуть. Надеюсь, я смогу добраться в общагу к Вике с голыми ногами – на улице сегодня плюс один, но в метро тепло.

Глава 5. Визуалы Лии и Мира.

Лия

Слава ждёт меня у входа в кафе, выделяясь на фоне серых лиц прохожих и унылого пейзажа раннего марта. Одет с иголочки, как всегда: на нём светлое шерстяное пальто, небрежно расстёгнутое, под ним – кашемировый свитер, дорогие джинсы без единой складки, и на ногах — вопиюще белые кроссовки, явно из новой коллекции. Даже в такой серости он выглядит идеально собранным. В одной руке – телефон, в другой — букет белых роз. Красные он считает слишком банальными.

При виде меня он сразу засовывает телефон в карман и расплывается в белозубой улыбке.

— Лия, привет, ты чудесно выглядишь! — Он делает шаг вперёд и наклоняется для быстрого поцелуя, но я уворачиваюсь, и он лишь вскользь проходится губами по щеке. Замешкавшись на секунду, он пожимает плечами, будто ничего не произошло. — Вот, это тебе.

Я принимаю цветы, подношу их к носу, но запаха нет – возможно, зимние розы не пахнут.

— Пойдём, я заказал столик.

Внутри уютно и тепло, воздух пропитан запахами кофе и ванили. Слава снимает пальто, расправляет складки на свитере и откидывается на спинку стула рядом со мной, обнимая меня за плечи.

— Ты что будешь? Капучино? Ванильный раф?

Я качаю головой.

— Мне чай.

Он вызывает официанта, делает заказ за нас обоих. Пока мы ждём официанта, Слава придвигается ближе, его рука перемещается мне на талию.

— Я соскучился, зай. Рад тебя видеть. — Он окидывает меня внимательным взглядом и продолжает, — платья тебе больше идут, но и в джинсах ты восхитительна.

Раньше я бы с удовольствием обняла его в ответ, взъерошила бы его тёмные кудрявые волосы и поцеловала в тёплые, мягкие губы. От Славы всегда пахнет дорогим парфюмом, он жизнерадостный, уверенный, неизменно улыбающийся.

Мы вместе всего два месяца, но я уже знакома с его родителями. Они тоже как сошли со страниц рекламного журнала — элегантная мама, серьёзный отец, даже собака у них породистая и воспитанная. Приняли меня радушно, интересовались моими планами на будущее и хвалили за отличную учёбу и грант, который я получала за свой проект на втором курсе. Для моих родителей пристроить меня в такую семью было бы верхом счастья.

Со Славой было легко. Мы смеялись, гуляли по ночному городу, спорили, позорно ли добавлять корицу в капучино, и ананас в пиццу. Я с удовольствием наряжалась на свидания, распускала волосы, как ему нравится. Мой кавалер всегда был галантным, обнимал за плечи, когда я мёрзла, исправно носил мой рюкзак, когда он был слишком тяжёлым. Я знала, что он ценит меня, и сама ценила его лёгкость и оптимизм.

До вчерашнего дня.

Сейчас меня раздражает его «зай» до невозможности. Как будто он не замечает, что всё не так, как было раньше. Почему-то раздражает и его безупречный вид: дорогое пальто, кашемировый свитер, часы, которые стоят больше, чем вся моя одежда вместе взятая.

На фоне его ухоженности моя поношенная куртка, недорогие джинсы и совершенно обычные кроссовки кажутся особенно неуместными. Он — словно сошедший с рекламы успешной жизни, а я — плыву на льдине в ледяном водовороте, отчаянно пытаясь удержать равновесие.

Всё было хорошо, пока я более или менее вписывалась в его картинку. Пока мы вместе улыбались, ходили в кафе, обсуждали фильмы и мечты о будущем. Но эта картинка, как и всё идеальное, похоже, дала трещину.

— Послушай, я купил билеты в кино, на новую комедию. Говорят, ржачная. Нам ведь нужно отвлечься, правда? После всего этого стресса.

Я моргаю. Скидываю его руку с талии.

— Слав, ты серьёзно?

— Конечно, — он тепло улыбается, но я замечаю лёгкую настороженность в его глазах. — Тебе нужно развеяться.

Я чувствую, как внутри поднимается глухая волна раздражения.

— Слава, у меня украли все деньги. Мне негде жить. Меня вчера чуть не сбила машина. А ты зовёшь меня на… комедию?

Он наклоняется ко мне, глядя в глаза. Я замечаю чёрные крапинки на радужке его карих глаз. Глаза блестят, как керамика, покрытая глазурью.

— Лия, ну… Я очень сочувствую. Но есть вещи, на которые я могу повлиять, а есть те, на которые не могу. Я хочу тебя поддержать, и решил отвлечь тебя комедией, провести время вместе.

Он нервно стучит пальцами по столу, явно не зная, что ещё можно сказать. Непонятно, на что он рассчитывал, решив пригласить меня в кино.

— Как заботливо с твоей стороны, — я нервно улыбаюсь. — И какой у тебя был ход мыслей?

— Ну, ты здесь, выглядишь нормально… Я думал, ты хочешь отвлечься, — голос звучит уже не очень уверенно.

Я закипаю. Чувствую, как в груди поднимается горячая волна — обида, злость, разочарование, всё смешивается в едкий комок. Сердце вдруг стучит быстрее, пальцы крепче сжимают край стола. Как я могла быть такой слепой?

Я резко ставлю чашку на стол. Пальцы зябнут, как будто я держу кусок льда. Плечи напряжены, хочется развернуться и уйти, но я остаюсь сидеть.

— Ты вообще меня слышишь? — мой голос звучит громче, чем хотелось бы.

Слава удивлённо моргает, запрокидывает голову и тихим, спокойным тоном, как говорят взрослые с капризными детьми, отвечает:

— Конечно, слышу. Я всё понимаю, в последние дни ты много нервничала. Я подумал, что отвлечься – самое правильное сейчас.

Он уже в сотый раз повторяет своё «отвлечься». Я сглатываю, пытаясь прогнать подступающий к горлу ком. В груди тесно, в висках глухо пульсирует.

— Я хочу, чтобы ты хоть раз подумал не о том, что ТЫ считаешь правильным, а о том, что чувствую Я.

Сгребаю телефон со стола, резким движением застёгиваю сумку.

— И знаешь, что самое обидное, Слава? — я понижаю голос. — Ты даже не спросил, где я ночевала.

В его глазах пробегает тень недовольства.

— Лия, я не хотел давить на тебя…

— Ты просто не хотел, — перебиваю я, чувствуя, как внутри что-то окончательно ломается.

Встаю, резко, задевая бёдрами за стол так, что чай расплёскивается из чашки.

— Лия, ты куда?

— Тебя это больше не касается.

Глава 6.

Мир

Двор пустой. Тихий. Лишь редкие машины лениво катятся по дороге, дрифтуя на замерзших лужах. Воздух холодный, сухой — после долгой смены кажется, что пробирает до костей.

Я устал так, что пальцы плохо сжимают ключи. Последний час прошёл в каком-то отупении: пока писал отчёт, пока ехал обратно, пока шёл от парковки. Даже сейчас мысли словно вязнут в тумане, а тело просто работает по инерции.

Я замечаю тёмную маленькую фигуру на лавочке у дома. Рядом – чемодан. Ночи стоят холодные, и я подхожу убедиться, что с человеком всё в порядке. Сгорбленные плечи, руки в карманах, подбородок спрятан в воротник куртки. Из-под шапки пушатся льняные волосы, нос покраснел. В свете фонаря и в другой одежде она выглядит не так, как вчера, но я сразу её узнаю.

Лия.

Я наклоняюсь ближе. В темноте мне кажется, что её плечи подрагивают.

— Лия.

Она не реагирует. На улице холодно. Холоднее, чем я думал. Идиотка, она бы могла так не проснуться вовсе. Не девчонка, а ходячая проблема. Надо отвести её в тепло как можно быстрее.

Я щурюсь, вглядываясь в её лицо, в синеватые губы. Проверяю дыхание, пульс – ровный, но слабоват и чуть замедлен. Под глазами тени.

— Лия, — я трясу её за плечо.

Присаживаюсь рядом и легко похлопываю её по щеке.

— Лия.

Ноль реакции. Оттягиваю веко, свечу фонариком – зрачки реагируют на свет. Достаю её руку из кармана, разжимаю, провожу по ладони, активируя рецепторы. Разминаю пальцы, холодные как лёд.

Наконец, она морщится, пытается отвернуться.

— Тебе надо встать. Пошли.

— Ты... — вылетает сиплый хрип. — Что здесь делаешь?

Молчу. Сам хочу спросить то же самое.

Она делает слабую попытку встать, но едва не падает. Я без лишних слов подхватываю её под локоть. Ладонью сквозь ткань тонкой куртки чувствую, какая Лия холодная. Ощущаю, что её бьёт слабая дрожь. Мелко, безостановочно. Плохой знак, сильная дрожь была бы лучше.

Минусовая температура, а она сидит здесь бог знает сколько.

— Идти можешь?

Лия поднимает на меня мутный взгляд. Зрачки не фокусируются.

Я вздыхаю. Всё понятно. Закидываю её на плечо, придерживая одной рукой, второй беру чемодан. Как только мы оказываемся в квартире, присаживаю её на пол, прислонив к стене. Но девчонка буквально сразу сползает.

Свет падает на её лицо — бледное, губы с оттенком синевы.

— Чёрт… — подхватываю её под колени и спину, перенося на кровать.

Стягиваю обувь, куртку, укрываю одеялом. Приношу из своей комнаты ещё одно. Оба тонкие, но лучше, чем ничего. Пить горячее она в таком состоянии не сможет, значит, надежда на одеяла. Проверяю температуру – чуть меньше тридцати пяти. Ничего, сейчас начнёт отогреваться.

Понимаю, что сам еле стою на ногах – уже почти три часа ночи. Но прежде чем лечь, нужно убедиться, что она набирает и держит температуру.

На секунду мелькает мысль вызвать скорую и снять с себя эту ответственность, но я тут же отбрасываю её. Не знаю, есть ли у девчонки документы и полис. Если нет, её могут положить с бомжами и алкоголиками. А после капельницы и стабилизации, скорее всего, отправят обратно на улицу. Не потому, что врачи жестокие, а потому что мест нет, палаты переполнены. Я работал на скорой после ординатуры, знаю, как это бывает.

Засекаю пятнадцать минут и иду на кухню выпить чаю. Предпочитаю кофе, но для кофеина слишком поздно.

На кухне тихо, только гудит холодильник. Вытаскиваю кружку, завариваю крепкий чёрный чай, без сахара. Пока жду, пока чай хоть немного остынет, замечаю, что на плите стоит сковородка, накрытая крышкой. Поднимаю — и чувствую запах.

Яблоки, корица, ваниль.

В сковородке — яблочный пирог. Чуть румяная корочка, яблочные ломтики, тёплый, сладковатый аромат, который почему-то сразу напоминает что-то из детства.

Я не очень люблю сладкое. Но сейчас прямо ложкой зачерпываю и пробую.

И, чёрт возьми.

Я ем и не могу остановиться. Тесто тает во рту, яблоки кисло-сладкие, не приторные, корочка восхитительно хрустит. Всё в этой шарлотке правильно, идеально. Как будто человек, который её пёк, реально умеет.

Вторая ложка.

Третья.

Я ловлю себя на том, что мне банально хорошо. После всего напряжения этого бесконечного дня, после крови, грязи, воя сирен — вот это мягкое, тёплое, уютное.

Откуда она вообще умеет печь такие пироги? Она что, на повара учится?

Вспоминаю про чай, выпиваю залпом, ставлю кружку в раковину. А потом сажусь на стул, закидываю голову назад и закрываю глаза.

Какого чёрта?

Я привёл в дом незнакомую девчонку. Оставил на ночь. А она не просто не обчистила квартиру, а испекла мне грёбаный пирог.

Раздаётся мелодия таймера – пятнадцать минут прошло. Температура должна была подняться выше тридцати пяти. Но она едва достигает тридцать четырёх и девяти. Пальцы по-прежнему белые, губы бледно-синие. Тепло просто не проникает внутрь.

Загрузка...