Ты бежишь от любви прямиком к ней в объятья...
Глава 1. Лера
Я сбегаю с лесенок здания университета и разворачиваюсь к нему лицом. Улыбаюсь широко и открыто.
Я. Буду. Учиться. На. Юридическом!
С чувством удовлетворения я разглядываю многочисленные окна массивного здания, его колонны и лепнину. Мои короткие волосы треплет тёплый летний ветерок. Но уже совсем скоро сентябрь. Совсем скоро я сделаю первый шаг длиною в пять непростых лет на пути к своей мечте!
Меня даже не страшат толстенные талмуды законодательств, которые мне придётся зубрить! Наоборот! Я хочу скорее приступить к учёбе!
А вот что меня страшит, так это то, как воспримут новость о смене направления высшего образования мои родители. О чём я им малодушно не сообщала, пока не убедилась, что меня приняли на юрфак.
Я вздыхаю и опускаю глаза на телефон в своих руках, где открыто сообщение от мамы:
«Сегодня у нас вечер немого кино! Не опаздывай, пожалуйста».
Снова вздыхаю и открываю приложение, чтобы вызвать такси, заодно разворачиваясь к дороге, где шумят снующие в обе стороны машины.
Успеваю заменить впереди чьи-то ноги, а вот остановиться — нет. Со всего размаха врезаюсь в плечо высокого парня, телефон летит на плитку, а верзила грубо советует:
— Глаза разуй, рыжая.
— Я их не обувала, — бездумно ворчу я в ответ, присаживаясь, чтобы поднять свой пострадавший телефон.
— Чего? — усмехнувшись, не торопится он продолжить свой путь.
Поднимаю на него взгляд и на секунду теряюсь от миловидности парня. Правда, его симпатичному лицу совсем не подходит это хмурое выражение, словно он только что, ну, не знаю, наступил на кучку кое-чего малоприятного. Впрочем, в следующее мгновение происходит метаморфоза: его глаза на секунду широко открываются, словно он удивлён меня видеть, а затем они подозрительно сужаются.
Очень интересно.
— Мы знакомы? — спрашиваю я, наконец распрямляясь в полный рост.
— Ты бы запомнила, — отвечает он тихо, а затем вдруг обаятельно улыбается, протягивая ко мне руку: — Но сейчас исправим. Савва.
Секунду залипаю на его потрясающей улыбке, а затем просыпаюсь:
— Извини, мне... Меня ждут дома, в общем.
Взмахиваю в оправдание телефоном в руке и уже хочу обойти странного парня, как он преграждает мне путь, сделав шаг назад:
— Я как раз иду забирать у друга свой байк — давал покататься. Могу тебя подвезти. Если не боишься.
Я боюсь кататься на мотоциклах? Чушь! Да я мечтаю приобрести себе один такой! Вот только родители переживают за мою безопасность. Потому в нашем гараже стоит всего лишь мопед. Что очень обидно, к слову, но практично, чего уж там.
— Мне нужно за город, — предупреждаю я.
— Без проблем, — жмёт он плечами. — Пошли.
Парень разворачивается ко мне спиной и идёт по направлению к парку, а я замираю в нерешительности.
Вот с чего бы этому верзиле хотеть меня подвезти? Да ещё и за город. Не влюбился же он с первого взгляда в меня-прекрасную. Но... Прокатиться на байке хочется. Очень-очень хочется.
Встряхиваю волосами и срываюсь вслед за парнем.
Догоняю я его, как раз когда он приветствует рукопожатием другого парня. И есть в нём что-то отталкивающее. То ли острый взгляд, которым он мазнул по мне, то ли то, что он значительно старше нас с моим новым знакомым.
Но всё это теряется, стоит мне увидеть Его.
Байк. Настоящий. Под тип Харлей Дэвидсон.
На простых мотоциклах я каталась, — жаль, конечно, что не за рулём, — а вот на таких, как этот — нет.
Пока парни о чём-то переговариваются, я иду к Нему. Любуюсь деталями, блеском зеркал заднего вида, глажу пальцами кожу на сидении. О, Он прекрасен! И полностью чёрный, как проклятая душа самого дьявола. А я, к слову, обожаю чёрный цвет!
Боже, хоть бы мне хватило достоинства, чтобы не завизжать, как поросёнок, от свалившейся на меня потрясающей возможности на Нём прокатиться!
— Нравится? — раздаётся над моей головой насмешливо.
Я закусываю нижнюю губу, сдерживая радостную улыбку, и часто киваю. Сейчас безопаснее будет молчать.
— Тогда не будем медлить, — подхватывает парень шлем и вручает его мне. — Надевай.
— А ты? — хмурюсь я.
— За меня не переживай, — хмыкает он и оттесняет меня в сторону, чтобы оседлать своего великолепного «коня» и убрать подножку. — Запрыгивай, рыжая, и говори адрес, куда едем.
— Не так быстро, ковбой, — усмехаюсь я, набирая номер Лизы, моей подруги, а когда она отвечает, я ей диктую регистрационный номер средства передвижения и информирую: — Если я не позвоню тебе, Зефирка, через полчаса, смело бей тревогу. Парня, к слову, зовут Савва, высокий шатен с милой родинкой на подбородке.
— Лер, ты шутишь? — волнуется Лиза, пока парень тихо смеётся над моими словами, качая головой.
— Какие уж тут шутки. Я сейчас прокачусь на настоящем байке!
— Ты сумасшедшая.
— Знаю. В общем, жди звонка, Лиз.
Я сбрасываю вызов, убираю телефон в рюкзак и надеваю шлем:
— Пригород «Изумрудная волна» знаешь?
— Ещё бы, — усмехается он. — Мог бы и сам догадаться.
— А что не так?
— Ничего, — отворачивается парень и заводит двигатель. — Садись давай.
Ох уж этот утробно урчащий звук мотора...
Я нетерпеливо забираюсь на чёрного красавца и без лишнего стеснения обхватываю парня под мышки, так как пассажирское сидение по уровню выше, чем водительское. Предвкушение нарастает волнением в груди и вынуждает широко улыбаться.
Какой же порой бывает удивительной жизнь!
— Держись крепче! — командует водитель.
Байк срывается с места, чуть отбрасывая меня назад, но я, повинуясь приказу, сильнее жмусь к спине парня, наслаждаясь ветром в волосах.
Лавируя по тротуару парка, потому что некоторым закон не писан, мы выезжаем на главную дорогу. И вот тут начинается самое потрясное! Скорость! Адреналин! Свобода!
Пару секунд я шокированно гляжу в знакомые глаза, не способная шевелиться. Настоящий отец? Да этому парню с модной бородой от силы тридцать пять лет! Он, что, был в моём возрасте, когда... с моей ма... Неужели...
— Ма-а-ам... — жалобно тяну я, когда она, вежливо кивнув — своему бывшему любовнику?! — останавливается рядом. — Ты изменяла папе?
— Валерия! — строго осаждает она меня, виновато глянув на мужчину.
Она не слышала то, что он сказал? И не узнаёт его?!
— Валерия... Я... — начинает тот, но я мешаю.
— Мам, этот молодой человек только что заявил, что ты, будучи взрослой женщиной, завела роман с подростком. И родила от него меня.
Мама заметно пугается, бледнея, и впивается каким-то безумным взглядом в мужчину, пока тот говорит:
— Ты всё неправильно поняла, Валерия...
— Стойте! — буквально взвизгивает мама. — Замолчите сейчас же!
— Мам?
— Лера, иди в свою комнату, — обхватывает она моё плечо дрожащими пальцами и тянет от двери. — Сейчас же!
— Ну уж нет, — переходит мужчина в наступление, переступая порог и не позволяя маме закрыть дверь перед его носом. — Эта девочка — моя дочь. И я больше не позволю вам скрывать её от родной семьи!
— Скрывать?.. — оторопело повторяю я, ничего не понимая.
— Вы не имели права вот так врываться в наш дом! — протестует мама. — Да ещё и сообщать о таком в лоб!
— О чём таком, мам?.. — тихо спрашиваю я, не уверенная, что хочу, чтобы мне ответили.
— Что происходит?
Папа.
Пап, я тоже ничего не понимаю, и понимать, кажется, не хочу.
— Она имеет право знать, что её силой отобрали у родной матери! Отобрали у меня!
— Что вы себе позволяете? Мы удочерили Леру по всем законам!
По всем... что?..
Господи, мои родители — вовсе не мои?..
Я смотрю на маму, всегда такую спокойную и бесстрастную, но сейчас возмущённую и крайне взволнованную. Смотрю на папу — он схватился рукой за голову, и в его лице ни кровиночки.
Молодой мужчина.
Его обуревает праведный гнев, он яростно жестикулирует, что-то доказывая маме.
Что?..
То, что я его дочь.
Ну уж нет! Это всё слишком!
Ощущая, как в ушах невыносимо громко звенит кровь, я разворачиваюсь к лестнице, запинаюсь о первую ступеньку, помогаю себе руками подняться и продолжаю собирать неровные ступени, пока не добираюсь до второго этажа. Не знаю, заметили ли внизу моё отсутствие, да и не хочу знать. Сейчас мне важно остаться одной. Важно сохранить свою жизнь прежней. Сохранить себя. И желательно не сойти с ума.
Но, возможно, это уже случилось.
Иначе как объяснить то, что происходит?!
Я врываюсь в свою комнату, да так и замираю на пороге. Вот оно. Разница, которую я никогда не замечала. Чёрные обои с неровными кругами ядовито-розового цвета на стене напротив кровати — клеила я их сама, буквально тем летом. Две другие стены в тёплых тонах, сплошь завешанные плакатами рок-групп или рисунками Лизы. Встроенная мебель в классическом стиле, безобразно выкрашенная тоже в чёрный и тоже собственноручно. Кровать с мягкой спинкой застелена бельём с принтом грозного плюшевого медведя-пирата, покрывало — черное с розовой бахромой по краям. Повсюду разбросана одежда, книги, журналы и прочие вещи. Года два назад мама прекратила добиваться от меня порядка в собственной комнате, потому что отчаялась.
Мама...
Я медленно закрываю дверь, прохожу к кровати и сажусь с краю. Смотрю в одну точку целую вечность. Или всего секунду.
Меня. Удочерили.
Я им не родная, поэтому-то мы так и отличаемся друг от друга. В моих генах просто отсутствует тяга к прекрасному и высокому, которая бурлит в крови моих родителей.
Моих...
Я вспоминаю вечную бабочку на шее отца, как баловалась с ней, когда он брал меня на руки, как терпеливо выносил эти игры, украдкой целуя меня в лоб. Мой папа не всегда умел выражать свои чувства. Застенчивый в какой-то степени, но всегда отзывчивый. Не счесть, сколько раз он спасал мои сочинения по литературе от двоек. Как, впрочем, и другие домашние задания.
Ну а Лев Барашков с его песней «Милая моя»?
Мы слушали её на репите и кружили по гостиной в ритме вальса только потому, что в ней было слово «солнышко» — именно так папа чаще всего меня зовёт...
А мама чаще всего зовёт меня Лерусей, когда довольна мной, или Валерией, когда не довольна.
Я знаю все их привычки, сильные и слабые стороны — например, мама обожает печь, но сама мучное не ест. Худая, как спица, она обычно стоит над моей и папиной душой, контролируя максимальное количество пирогов, которые мы в силах в себя впихнуть. Остальное она уносит на работу, или угощает соседей. Иногда приходиться страдать и моим друзьям, не вовремя решившим заглянуть в гости. Пожалуй, больше всех всегда достаётся Зефирке.
Я знаю этих двоих людей всю свою жизнь. У меня нет никого роднее них. Они — мои, пусть и чудаковатые, но родители.
И неважно, что это слово в нашем случае не несёт в себе своего прямого определения.
Да.
А вот с тем, что меня якобы силой забрали у биологических мамы и папы, разобраться придётся. Это, по меньшей мере, интересно, а по большей — необходимо.
Я решительно поднимаюсь на ноги и иду вон из комнаты.
У меня не выходит понять, сколько времени я провела в своей комнате, но в коридоре уже пусто. Я прислушиваюсь к звукам родного дома и безошибочно определяю, где сейчас находятся мои родители. Тихие всхлипы мамы и успокаивающий голос папы доносятся именно из гостиной.
Захожу в комнату и оба родных лица обращаются в мою сторону. Папа теребит пальцами свою бабочку — так всегда происходит, когда он волнуется. Мама же вновь всхлипывает и, поднявшись с дивана, спешит ко мне:
— Леруся, мне так жаль! — Она тянется меня обнять, но в последний момент словно не решается и обхватывает своими прохладными пальцами мои. — Прости нас, пожалуйста. Ты не должна была узнать вот так...
— Есть дельце для тебя, приезжай в «Гранж».
Наконец-то.
Я захожу в клуб, кивая знакомому охраннику, и иду в основной зал, откуда доносятся раскаты басистой музыки. Стоило миновать небольшой коридорчик и раздвинуть руками вертикальные ленты плёнки, что висят на входе, и мои барабанные перепонки готовы лопнуть от мощной громкости музыки. Впрочем, хватает пары секунд, чтобы привыкнуть к этому ощущению.
Я миную танцпол с его пьяными и дрыгающимися телами, расталкивая особо невменяемых локтями, и выхожу к столам. Грыза вижу почти сразу: вальяжно развалился на диванчике и цепким взглядом наблюдает за веселящимися парнями за его столом. Одного из них я не узнаю, и, похоже, именно его сегодня разводят на бабло — есть в таких парнях что-то такое, что выдаёт в них изумрудников.
Направляюсь к ним, но тут Грыз лениво переводит взгляд на меня и едва заметно качает головой. Я киваю и иду к бару. Жму в знак приветствия руку Вара, сегодняшнего бармена, и прошу его налить мне колы. Алкоголь не переношу на дух — пробовал как-то, не вкатило.
— А говорил, что не придёшь!
Я разворачиваюсь на стуле к широко улыбающейся Ал, которая облокотилась на стойку одной рукой, демонстрируя моим глазам глубокое декольте и голый плоский живот.
— Планы изменились.
Алёна в одно смазанное движение оказывается ближе и взволнованно интересуется:
— Ты сегодня с ними? Они приняли тебя?
— Похоже на то, — киваю я. — Позже увидим.
— Это хорошие новости, да? — вновь улыбается она, задорно закусывая край нижней губы. — То, что ты хотел.
— Да, — просто отвечаю я и охлаждаю горло глотком колы.
Ал полностью разворачивается к стойке, запускает пальцы в волосы грязно-розового цвета и взлохмачивает их, не переставая лукаво смотреть на меня и улыбаться.
Не выдерживаю и тоже коротко улыбаюсь.
Всё же я долго шёл к тому, что сегодня обещает быть.
— Ладно, пойду дальше вертеть попкой. — Подруга касается пальцами моего плеча и коротко целует меня в щеку, но отстраняться не спешит, шепчет горячо мне на ухо: — Удачи, Сав, и будь осторожен.
Я провожаю Ал взглядом до одного из круглых помостов с металлическими балками ограждения. Наблюдаю, как она проворно на него взбирается и начинает соблазнительно танцевать, собирая на себе жадные взгляды пьяных завсегдатаев.
Это не основная её работа, но платят здесь больше, чем у нас в баре, где мы и познакомились, когда я ещё был разбитым горем пятнадцатилетним мальцом. Три года бок о бок нас сблизили — эта девчонка мне как старшая сестра. Но указывать ей, как зарабатывать на жизнь, я не имею права. Хотя, будь моя воля, запретил бы ей здесь появляться.
Отворачиваюсь от неё и смотрю в свой стакан, нетерпеливо постукивая по стеклу пальцами. Ждать и догонять, да? Нет ничего мучительнее этих двух занятий.
Проходит, наверное, минут десять, когда рядом появляется Кир, один из сподручных Грыза.
— Грыз ждёт тебя в Углу.
Я киваю, спрыгиваю со стула и иду вдоль барной стойки до самого поворота, который здесь и зовут Углом. Грыз, засунув руки в карманы спортивных штанов, опирается спиной на стену, согнув одну ногу в колене. Я останавливаюсь рядом.
— Сегодня ты сказал мне, что хочешь к нам, — лениво поворачивает парень голову в мою сторону. — Что ж, покажи, на что ты способен.
— Как?
— Изумрудника распознал?
— Да.
— Его заказали. Поэтому он здесь. Часть работы уже сделана, вам досталось самое вкусное.
Грыз отталкивается от стены и на ходу бросает:
— Кир расскажет остальное. Дерзай, пацан.
Я стою на месте ещё минуту, пытаясь сообразить, что именно придётся делать, а затем иду искать Кира.
Он и ещё парочка парней стоит у заднего выхода, ухмыляется мне, когда я подхожу ближе и говорит:
— Ща этот хмырь пойдёт в туалет. Твоя задача затеять с ним драку, понял?
— Бить в полную силу?
— Не сразу. Тебе нужно его раззадорить, вынудить выйти к нам. Мы будем на Заднике.
— Понял.
— Не подведи, — скалится придурок, ощутимо припечатывая ладонью по моему плечу.
Я досадливо морщусь, взглядом провожая парней за тяжелую дверь.
Ждать изумрудника приходится ещё минут пять. Полминуты наблюдаю, как парень нетвердой походкой идёт к туалетам, а затем пру ему наперекор. Связываться с обдолбышем то ещё удовольствие, но... Ударяюсь о его плечо своим и тут же пихаю его руками в грудь:
— Какие-то проблемы?
— Эй! — цепляется он пальцами за стену в попытке удержаться на ногах. — Проблемы у тебя, понял?
— Что, отправишь меня к своему модному стилисту, мажорчик? — припираю я его к стене, нависнув над ним.
— Сва... О, так я тебя сегодня видел у леркиного дома. Думаешь, ты крутой, если гоняешь на своём игрушечном байке?
Пара секунд уходит на то, чтобы умножить дважды два и понять, что несёт этот хмырь. Снова досадливо морщусь, вспоминая рыжую, и врезаю свой кулак в челюсть парня.
Тот стонет и падает на задницу. Я хватаю его за модную рубашку, вырывая с корнями пару пуговиц, поднимаю и припираю к стене:
— Хочешь узнать, так ли я крут, как хочу казаться, петушок? Так пошли на улицу. Струсишь?
— Сам хотел это предложить, — выплёвывает он.
Я усмехаюсь и швыряю его вперёд, тут же подталкивая в спину к выходу. Парень спотыкается, едва не падает и воровато оборачивается на меня. Затем пытается выпрямить спину, чтобы не казаться напуганным перспективой драться со мной. И это ему ещё неизвестно о парнях на улице и о том, что они ему приготовили.
Ночной воздух освежает кожу и рецепторы от затхлых ароматов алкогольных паров и человеческого пота. А затем его прорезает болезненный стон мажора. Он сгибается пополам от неожиданного удара в живот, но умудряется остаться на ногах. Кир ухмыляется мне и перехватывает биту, что протягивает ему один из парней, вышедших из-за мусорных баков. Замахивается ей и бьёт едва успевшего распрямиться бедолагу по коленной чашечке. Тот хватается за ногу и орёт благим матом, захлёбываясь в собственных соплях.
Прощальный взгляд мамы, хлопок дверцы, звук заведённого мотора... взрыв. Горячая волна воздуха подхватывает меня в свои жаркие объятия, подкидывает над миром, в котором заживо горят их тела, и с силой ударяет о землю, выбивая дух...
Я резко просыпаюсь в своей кровати и хватаю ртом воздух. Требуется полминуты, чтобы понять, что это сон. Что это случилось давным-давно. Не минуту назад. Не сейчас.
Сажусь, спуская ноги на пол. Влажная футболка неприятно липнет к телу. Уснул в одежде. Всё как всегда.
Тру лицо ладонями, чтобы окончательно выветрить из головы остатки сна, который мучает меня почти каждую ночь, и стягиваю с себя футболку. По дороге в ванную комнату бросаю её в корзину с грязным бельём. Принимаю душ. Одеваюсь в чистое и спускаюсь вниз. За барной стойкой сидит всего один клиент.
Денис, как обычно, уже при деле: расставляет громоздкие стулья по местам. Но сегодня в его движениях различается едва заметная нервозность.
Чёрт, теперь так будет каждый грёбаный день?
Дэн видит меня, кивает в знак приветствия, а мою кисть обхватывают пальцы Ал и тянут к столам с диванчиками. Девчонка усаживает сначала меня, а затем садится напротив. Её голубые глаза горят от любопытства. А я в очередной раз поражаюсь её способности выглядеть свежей и отдохнувшей вне зависимости от того, насколько поздно закончилась смена в клубе.
— Рассказывай! — требует она громким шёпотом.
— Нормально всё, — коротко отвечаю я.
— Туманов, мне нужны подробности! — возмущённо надувает она губы — черта, которую я в ней не переношу. — Что делали? С кем?
— Прессанули одного из изумрудников, — дергаю одним плечом, а затем замечаю, чтобы отвязаться от дальнейших вопросов: — Столы все протёрла, Ал? Дэн платит тебе не за беседы со мной.
— Сотню раз говорила, что тебе не идёт быть козлом, Сав, — хохочет она и поднимается. — Хорошо, расскажешь, когда захочешь.
Начав вертеть тряпку в руках на манер пропеллера, Алёна уходит к столам в той части зала, которая находится на возвышении и огорожена деревянными перилами, а я перевожу взгляд на Дениса. Тот ставит перед мужиком очередной бокал с пивом и начинает протирать полотенцем стаканы, вернувшиеся с мойки. Поднимаюсь и иду к нему. Сажусь на барный стул и спрашиваю:
— Не объявлялась?
Денис выпрямляет спину и напрягает скулы, затем выдыхает глухо:
— Нет.
— И больше не звонила?
Дэн качает головой, усерднее орудуя тряпкой по стеклу. Хочу сказать, что всё образуется, но у меня звонит телефон. Грыз. Отключаю звук и отхожу, чтобы никто не услышал мой разговор.
— Да?
— Привет, пацан. Есть новый заказ, возьмёшься?
— Без проблем.
— Тогда дуй в Гранж. Жду.
Я иду наверх, чтобы взять ключи от байка, куртку и шлем, затем возвращаюсь в зал и предупреждаю Дэна:
— Мне нужно отъехать. Должен вернуться к вечернему пику, ладно?
Тот молча кивает, взмахивая мне на прощание тряпкой.
Чёртова Рыжая. Вот какого хрена она их мучает?!
Толкаю дверь, словно та виновата в том, что встала у меня на пути, и едва не сшибаю кого-то с ног. Но девчонка успевает отскочить от угрозы, ойкнув от испуга.
— Ты? — вытягивается её лицо.
Могу спросить о том же, Рыжая. Явилась-таки.
— Сказал же, свидимся, если выдастся случай, — усмехаюсь я. — Кстати, здесь не наливают малолетним мажоркам.
— Я не... У тебя ко мне какие-то претензии? — сужает девчонка глаза. — Или ты просто закоренелый грубиян?
Зрит в корень.
Я нагло улыбаюсь и, отсалютовав ей двумя пальцами на прощание, иду к парковке. Весь путь до байка я чувствую на себе её взгляд. А внутри зудит желание вернуться и посмотреть на встречу потерянных родственников. Посмотреть на реакцию девчонки, когда она узнает, что её биологические родители вот уже как три года стали моими. Увидеть на её лице, так похожем на лицо Риты, удивление оттого, что нашёл её именно я.
Но я люблю семейную чету Лазоревых. Как умею, конечно, но всё же. Потому не хочу вмешиваться в их отношения с дочерью, которую они искали столько лет. По сути, я им никто. Осиротевший парнишка, сын погибших друзей, которого они взяли под крыло в знак уважения к былой дружбе. А иначе меня бы отправили к бабке, живущей в глухой деревне, за много километров от мало-мальски приличного города. К единственному живому родственнику.
Я опираюсь шлемом на пассажирское сидение и поднимаю лицо к голубому небу, по которому плывут белоснежные перистые облака. Закрываю на мгновение глаза. А затем надеваю шлем, забираюсь на байк, завожу мотор и срываюсь с места.
На хрен.
У меня есть дела поважнее бестолковой богачки с волосами цвета блестящей на солнце меди.
В Гранж я добираюсь за двадцать минут. В клубе пусто, если не считать персонала, парней Грыза и его самого. Парень сидит за столом один, дымя сигаретой. Увидев меня, кивает и указывает взглядом, чтобы я сел напротив. А как только я сажусь, он вынимает из кармана и двигает ко мне по столу небольшую пачку тысячных купюр.
— Твоя доля. Заслужил.
Я заставляю себя самодовольно улыбнуться и засовываю деньги в карман джинсов. Они обжигают кожу, несмотря на ткань, что их разделяет.
— Что за дело на этот раз? — сразу перехожу я к главному.
— Одно из ценных качеств моих парней — не болтать попусту. Рад, что и ты из таких. — Грыз тушит окурок в пепельнице, щелчком пальцев отодвигает её подальше, открывает синюю папку, что лежит на сидении у его бедер, и кладёт передо мной фото. — Что скажешь об этом парне?
Я подхватываю пальцами фото и вглядываюсь в изображение. Парень на вид мой ровесник, боксёр. О последнем говорят ринг и металлическая сетка, что его ограждает. Пацан занял боевую позу, его тело сплошь покрыто рисунками татуировок, лицо сосредоточенно, а во взгляде — спокойствие, которое появляется тогда, когда ты знаешь, что уже победил.
Я прохожу в комнату Зефирки вслед за ней и сажусь на компьютерный стул, на котором мы не так давно допрашивали Крис, нашу всезнающую подружку. Лиза опускается на кровать рядом и вглядывается в меня любопытным взглядом.
Вчера вечером они с Русланом были на свидании, и как бы сильно я ни хотела поговорить с подругой, оторвать её от любимого не смогла. Она стала такой наполненной, встречаясь с Русом, такой счастливой и цельной, что разлучать их даже на время кажется кощунством с моей стороны.
— Как прошло свидание? — улыбаясь, спрашиваю я.
Синие глаза Лизы на миг вспыхивают огнём, а в следующее мгновение она краснеет.
— Мы ходили в кино. Частный показ. Но ты ведь пришла поговорить не об этом, Лер?
Частный показ? А Климов умён, чертяга. И я рада, что для него лизин пунктик на счёт толпы не больше, чем возможность потренировать свою фантазию.
— Частный показ в вашей уютной квартирке? Кино-то хоть досмотрели? — не могу я удержаться от подколки.
Зефирка краснеет сильней и откидывается на спину.
— Иди ты, Лер... Сама же всё прекрасно понимаешь.
— Да-а-а, понимаю, — веселюсь я. — А где твой парень сейчас?
— Тренируется, как обычно, — жмёт она плечами и приподнимается на локтях, чтобы заглянуть мне в глаза. — У тебя какие новости, Лер? Почему хотела срочно увидеться?
Я сцепляю пальцы в замок и опускаю на них глаза. Слышу, как Лиза вновь садится, а затем с тревогой в голосе спрашивает:
— Лер?.. Что случилось?
— Меня удочерили, — выдыхаю я.
— Что?.. То есть... С ума сойти! Как ты об этом узнала, Лер?
Я вновь смотрю на Лизу, на лице которой недоумение и шок, и пересказываю ей вчерашние события. Подруга жадно ловит каждое моё слово, прикладывает ладони ко рту в нужных моментах, изредка качает головой.
Её искренние переживания о моей судьбе каким-то образом меня успокаивают. Словно я передала ей своё волнение и теперь с холодным рассудком могу помочь развеять её и свои страхи. Наверное, так и работает дружба. Мы делимся частью своих чувств с близким человеком, чтобы обрести способность разумно мыслить.
— С ума сойти, — повторяет она, когда я замолкаю. — Что... что ты намерена делать?
— Не представляю даже, — вздохнув, опираюсь я головой на спинку и пялюсь в потолок. — Понятное дело, что своих родителей я так и буду считать своими, но... если абстрагироваться... у двух человек силой забрали ребёнка. И этот ребёнок — я. Как такое могло случиться? И как бы сложилась моя жизнь, если бы это не случилось? О, многочисленность вариантов событий буквально сводит с ума! Вопросы-вопросы-вопросы! Как мне найти ответы на них?
— Задать их не только себе.
Очевидное решение проблем, да...
Вот только как справиться с чувством неловкости, которое возникает, стоит мне представать встречу с биологическими родителями? Я и по телефону слова вымолвить не могла, что говорить о...
— Лер, ты им ничего не должна, — осторожно говорит Лиза, когда я озвучиваю свои ощущения. — Просто познакомься с ними. Задай свои вопросы. А дальше... Дальше будет видно.
— Дальше будет видно... — тихо повторяю я, кивая.
Молчу ещё примерно полминуты, а затем поднимаюсь на ноги:
— Пожелай мне удачи, Зефирка.
— Ты... поедешь к ним, да? — спешит она вслед за мной. — Хочешь, я поеду с тобой? Или будет разумнее, чтобы ты встретилась с ними одна? Лер, только скажи и я...
— Удачи, Лиз, — смеюсь я, выбегая за дверь. — Этого будет достаточно.
— Тогда большой тебе удачи, Лер! — кричит она с крыльца, пока я надеваю на голову шлем и сажусь на мопед. — Люблю тебя!
— И я тебя люблю, Зефирка!
Я закрепляю телефон в специальном держателе, нахожу в приложении с картами бар «У дороги» и, построив маршрут, отправляюсь в неблизкий, к слову, путь. Другой конец города! Но посмотреть на заведение интересно — бар на берегу моря. Уверена, что там очень красиво...
Построенный маршрут ведёт меня по большей части по объездной дороге, что неплохо сокращает время пути. Но каждая минувшая минута, что приближает меня к цели, вновь накаляет волнение в моей груди.
Какие они? Чем занимаются? Сколько им лет? В чём ещё мы с ними похожи? И похожи ли вообще? Может быть, кто-то из них любит рок так же сильно, как я? Или неравнодушен к байкам? А думал ли кто-нибудь из них стать следователем? И чёрный с ядовито-розовым цвета я люблю, потому что один из них их тоже любит?
Господи, почему в моей голове столько глупых вопросов?
Я увеличиваю скорость и сосредотачиваюсь на дороге. Мимо проносятся такие же нетерпеливые машины, вынуждая мою покачиваться от воздушных потоков. А справа шумит неспокойное море. Даже когда его скрывают высокие деревья или здания, оно не даёт забывать о себе. Я люблю свой город именно из-за него. Всегда переменчивое, море не стоит на месте, пусть географически и не меняет своего расположения. Оно пенистыми волнами накатывает на берег, гостит и вновь отправляется в странствие.
Бар я вижу заранее — небольшое кирпичное двухэтажное здание, соседствующее с другими заведениями на краю некрутого скалистого обрыва. Место действенно красивое — внизу расположен дикий пляж, с левой стороны переходящий в густой лес. Работать и жить в таком месте, должно быть, очень здорово.
Я останавливаю мопед у знания шиномонтажа, решив дать себе время на подготовку к встрече пешей прогулкой до бара. Через дорогу от него шумит город — здесь он гораздо ближе, чем в месте, в котором я живу. Несколько десятков метров, и «здравствуй, университет», в котором я мечтаю учиться.
К слову, мы с родителями так и не вернулись к вопросу об этом...
Я вздыхаю и разглядываю железную лестницу у торца здания. Видимо, так они попадают в жилое помещение. Но тогда куда мне идти? Подняться по лестнице или зайти в сам бар? Приглядываюсь ко входу и вижу табличку с надписью «открыто». Как вариант, они уже работают и находятся внизу.
— Значит... — прокашливаюсь я, отклоняясь на спинку кресла. — Вы не общаетесь с родителями Риты. Ваш, Денис, отец умер... А ваша мама?
— Я был бы не против, если бы мы общались на «ты», как и Рита не была бы против этого. — Денис улыбается и, дождавшись моего кивка, продолжает: — Моя мама жива, живёт в городе. Они с моим отцом тогда были в разводе, так что она ни в чём не участвовала.
— Здорово, — искренне улыбаюсь я. — А я когда-нибудь... могу с ней познакомиться?
— Правда этого хочешь? — широко улыбается парень, поддавшись вперёд. — Потому что она мечтает об этом.
— Правда...
— Она будет счастлива это услышать. Спасибо, Лера.
— А у вас... у вас есть ещё дети?
Похоже, мой вопрос их обоих смущает, они переглядываются, Рита опускает глаза, а Денис отвечает:
— Нет. Всё это время мы искали тебя.
— А теперь, если позволишь... — тихо говорит Рита. — Расскажи нам, как складывается твоя жизнь?
Я смотрю на девушку, которая, будучи в моём возрасте, пережила столько потерь и горя, и не знаю с чего начать. Как и стоит ли вообще. Счастливое детство, любящие родители. Разве моя история сравнится с её? Нет.
Но этот взгляд... Жадный, заинтересованный... умоляющий. Ей ведь даже в руки меня не дали. Отнять ребёнка у матери — что может быть хуже?
Не знать, что твоя дочь растёт счастливой и ни в чём не нуждается. Да.
Потому я сажусь удобнее и рассказываю всё с момента, как начала себя помнить.
Иногда Денис с Ритой задают мне вопросы, мы частно улыбаемся и даже изредка смеёмся. Потому что я не могу иначе — в моём характере напрочь отсутствует уныние, печаль или грусть. Мне нравиться шутить, нравится с юмором подходить к любому жизненному вопросу. Какая есть, уж извините.
За болтовнёй время летит незаметно, и совсем скоро я всё чаще начинаю слышать, как из приоткрытого окна доносятся хлопки открывающихся дверей въехавших на парковку машин. Посетители. Они всё прибывают и прибывают. А затем...
О, этот звук я узнаю из тысячи. Потому что это самое прекрасное на свете урчание.
Плохой парень на байке вернулся в бар.
Я отчего-то начинаю нервно ерзать на кресле, думая о том, что парень сейчас внизу и, возможно, уходя, я его вновь увижу. А минут через пять совсем офигеваю, потому что он, поднявшись наверх, опирается плечом на арку прохода в гостиную.
Я так и зависаю с открытым ртом на полуслове, пялясь на парня во все глаза. Из головы напрочь вылетает то, о чём я говорила, как, впрочем, исчезает и сама способность говорить.
— Всё ещё болтаете, — усмехается он, а затем обращается ко мне: — Что со ртом, рыжая? Слабоумие?
— Савва! — коротко оборачивается на него Денис, Рита тоже выглядит возмущённой.
Я заставляю себя закрыть рот и сглотнуть вязкую слюну. Но я всё ещё ничего не понимаю!
Денис смотрит на меня и просит:
— Извини его, Лера, иногда он бывает неотёсанным, как чурбан. Впрочем, ты могла догадаться об этом, раз вы уже знакомы.
— Не совсем, — хмыкает парень. — Я ей имя своё сказал, а вот она представляться не захотела.
— Савва, это Валерия, наша дочь.
— Пофиг. Вы в бар вообще спускаться планируете? Ал там зашивается одна. Я зашёл скинуть вещи, потом пойду ей на помощь. И вам настоятельно рекомендую вспомнить о деле.
— Иди уже, — махает на него рукой Денис. — Ещё раз извини нас, Лера.
— Всё... — начинаю я, провожая Савву взглядом, а затем недоумённо смотрю на Дениса: — Да нет, ненормально! Что...
— Это Савелий, Савва, Сав — выбирай, как удобней, — улыбается он. — И именно он тебя нашёл.
Раз, и в моей голове всё встаёт на свои места. Почти всё. Но теперь понятно его удивление и узнавание при нашей первой встрече. Понятно, почему он изъявил желание меня подвезти. Понятно, почему не выпытал моего имени или не спросил номер телефона. Не было вот этого: я ему приглянулась, он решил прокатить меня до дома, а когда узнал, где тот находится, симпатия резко пропала, потому что, очевидно, у него свои счёты с теми, кто живёт в Изумрудной волне, но отказываться от своего слова не мужское дело, и, быстро расправившись со взятыми на себя обязанностями, парень укатил в закат, пообещав свидеться при случае. Такого не было — я сама себе это придумала.
На самом деле я ему даже не понравилась!
Он просто узнал во мне дочь своих знакомых, которую те ищут, выведал мой адрес и сообщил его Денису!
Всё просто. До смешного просто.
— Кто вам этот парень?
— Савва — сын наших хороших друзей. Точнее, его отец был другом моему, а затем стал и моим. Когда мой папа умер, отец Саввы помог мне справится с баром и той репутацией, что у него была. Мы вместе проделали колоссальную работу, чтобы вывести заведение на новый уровень. Три года назад он и его жена погибли. Мальчика хотели отправить к бабке в деревню, и мы с Ритой... Мы не могли позволить обстоятельствам лишить его перспективного будущего в этом городе.
— Мы стали его опекунами, Лера, — заканчивает Рита. — Савва живёт с нами.
— Дела-а-а... — тяну я и падаю спиной на спинку кресла.
Мне требуется время, много времени, чтобы всё это переварить.
С ума сойти можно оттого, с каких сторон открывается моя собственная жизнь и жизнь теперь не чужих мне людей.
Но времени мне не дают.
В проходе вновь появляется Савва и со смешком замечает:
— Ладно, если вы так не хотите расставаться... со своей вновь обретённой дочерью — возьмите её с собой. Ей будет полезно посмотреть, как живут простые смертные.
Очевидно, в том, что у него есть претензии к Изумрудной волне, я не ошиблась.
Парень уходит, не дожидаясь ответа, а Рита извиняющимся тоном обращается ко мне:
— Я с ним поговорю, Лера, обещаю.
Я ей неловко улыбаюсь, думая о том, что сама с удовольствие сказала бы ему пару ласковых.
Мы с Саввой не разговариваем ни тогда, когда подходим к байку, ни тогда, когда занимаем на нём места согласно купленным билетам, ни тогда, когда едем к моему дому.
Лишь когда я бросаю ворчливое «спасибо», вернув парню шлем у своего дома, он окликает меня:
— Лер...
Надо же! Впервые назвал меня по имени!
Я резко разворачиваюсь обратно, вижу, как он ставит байк на подножку, и говорю то, что всю дорогу крутилось на языке:
— Я не знаю, чем я тебе так не угодила, да и не хочу знать, но моих родителей оскорблять не позволю! Они оба заслужили то, что имеют. Честным трудом. Работая на работе, как миллионы других людей. Они так же проводят за работой по десять часов в день, так же стараются, так же устают! Я бы долго могла перечислять все их заслуги, то, что они сделали и делают для того, чтобы жить так, как мы живём, но не буду. Просто знай, что у всего, что ты видишь, есть свои нюансы. И их нужно знать, чтобы браться за такое непростое дело, как судить!
Савва молча выслушивает мою браваду, впившись в моё лицо любопытным взглядом, и когда я замолкаю, продолжает молча пялиться. Я вздыхаю, чувствуя себя до невозможности глупо, и уже хочу махнуть на него рукой и уйти, но парень останавливает меня своим замечанием:
— Глаза у тебя другие. Денисовы.
— При чём здесь...
— Ладно, — перебивает он меня, глядя куда-то в сторону. — Заключим перемирие. Я не трогаю тебя, ты — меня, и всё будут счастливы. Пойдёт?
— Ты... ты такой...
— Я и не обязан тебе нравиться, Рыжая, — вновь смотрит он на меня, убрав подножку. — Всё нормально — можешь считать меня кем угодно. Только Риту с Денисом не мучай. Они и так слишком долго тебя искали.
Савва заводит двигатель, салютует мне двумя пальцами и произносит напоследок:
— Свидимся. При случае.
Я снова наблюдаю за его отдаляющейся спиной, держа в памяти кривую улыбку на красивых губах, которую успела поймать. Гад гадом, а всё же красив! И прав. Нравиться мне он не обязан, но... Нравится. В смысле, занимательный он очень! Интригует своим несносным поведением, заставляет задумываться о причинах, размышлять над тем, как убедить его в том, что он не прав на счёт меня и моих родителей.
Но скорее всего, это гиблое дело.
Вздыхаю и разворачиваюсь к подъездной дорожке к дому, с обеих сторон которой располагаются строгие кусты.
Но успеваю сделать лишь пару шагов, потому что за спиной раздаётся сердитый голос Гордея:
— Ладова, тормози!
Я разворачиваюсь к парню и удивлённо вскидываю одну бровь, наблюдая, как он разъярённой бурей надвигается на меня.
К слову, знакомьтесь, Гордей Прибрежных, напыщенный индюк, редкий подлец и бывший парень Зефирки. И это не просто навешанные ярлыки — это выводы, сделанные из его премерзкого поведения. И биографии, конечно.
— Кто этот парень?! Это тот, что подвозил тебя вчера? Тот же, верно?! — трясёт он меня за плечи, пока я нахожусь в некотором шоке.
— Во-первых, отцепись от меня! — возмущаюсь я, вырываясь из его рук. — А, во-вторых, тебе какое дело, кто он?
— Ладова... — угрожающе рычит парень, но притронуться ко мне больше не рискует. — Скажи мне его имя, и то, где я могу его найти!
— С чего вдруг, Прибрежных? — усмехаюсь я.
— Он... Этот... Этот урод чуть не загнал в могилу Антона! — взрывается Гордей.
Глаза горят безумством, рот перекошен от гнева, руки сжаты в кулаки.
На своей памяти я вижу его впервые таким искренним. И это пугает. В смысле, тем, что он говорит о Савве. Это ведь не может быть правдой, верно? Или...
— Успокойся, Гор, и расскажи мне с чего ты это взял, — примирительно прошу я.
Гордей продолжает пытать меня разъяренным взглядом ещё пару секунд, а затем мрачно ведёт шеей и направляется к моему крыльцу, чтобы тяжело опуститься на его ступени.
Я иду следом и присаживаюсь рядом.
— Этот придурок, в смысле, Антон, — глухо рассказывает Гор. — Познакомился на днях с какими-то левыми парнями, и те затащили его вчера в Гранж — ночной клуб средней паршивости в городе. И всё у него было нормально, развлекался себе с ними, а потом... Потом на него наехал какой-то парень. Избил его. И не думай, что это была равноценная стычка двух пьяных придурков. Антона удерживали двое других, пока третий избивал его до потери сознания.
— С ума сойти... — выдыхаю я обескураженно. — Но... С чего ты взял...
— Антон его узнал, ясно? — разворачивается Гор ко мне, вновь пылая гневом. — Видел его у твоего дома днём. Парень на байке! Так ты мне скажешь, как его найти?
До потери сознания... Костяшки. Я видела, что у Саввы разбиты костяшки пальцев. Неужели?..
— И что ты ему сделаешь? — осторожно интересуюсь я.
— Ладова, ты серьёзно решила связаться с таким парнем? У вас у обоих с Лизой поехала кукуха по жестоким придуркам?
— Брось, Климова ты так зовёшь только потому, что он отбил у тебя подружку, — нервно усмехаюсь я. — Что касается... Я не знаю, где он живёт, — нагло вру я, потому что не хочу, чтобы Прибрежных заявился в бар Дениса и Риты. Да, именно по этой причине я вру. — Мы и виделись с ним всего пару раз. Я и не рассчитывала, что у наших отношений есть будущее, так что... Прости, Гор, ничем не могу тебе помочь.
Я поднимаюсь на ноги, чтобы зайти в дом. Мысли в голове лихорадочно мечутся от одной к другой, и опять по кругу. А внутри... Внутри звенит тревога. Которую, впрочем, заглушает недюжинных размеров любопытство.
— Имя его хотя бы скажи, Лер? — глухо просит Гор.
— С-слава. Кажется.
Я быстро ныряю за спасительную дверь и опираюсь на её полотно спиной.
Слава. Чудесно, Лер. Прикрываешь возможного разбойника. Почему?
Будешь оправдываться типа родственными связями, обретёнными буквально пару часов назад, или признаешь, что его кривая улыбка на прощание затмила все те гадости, что он позволил себе ранее?