Держись от меня подальше

Пролог.

Наши дни.

Я замираю, увидев его на крыльце университета. Тёмные волосы, безразличный взгляд серых холодных глаз, сжатые очерченные губы – единственное знакомое лицо в мире, который с недавнего времени превратился для меня в чужую, враждебную территорию. Моё сердце колотится так сильно, что заглушает гомон проходящих мимо студентов, шорох умирающих осенних листьев под ногами и даже мои собственные мысли. Парень стоит, небрежно опираясь на колонну, а солнечный свет обрисовывает его силуэт золотистым контуром, делая его похожим на видение, на мираж, который вот-вот растворится в воздухе.

Почему? Почему из всех лиц в этом проклятом, стёртом из моей памяти мире только его черты отзываются внутри меня чем-то до боли знакомым?

Месяц назад я очнулась в больнице после аварии. До сих пор помню стерильный запах палаты и размытые, обеспокоенные лица врачей и родителей, которых я не узнавала.

«Диссоциативная амнезия, вызванная не столько физической травмой, сколько психологическим шоком до аварии», – сказал тогда доктор с сочувствием, а я смотрела на него, не понимая, как можно в одночасье потерять себя. Девятнадцать лет жизни бесследно исчезли, словно кто-то нажал кнопку «удалить» в моей голове. Осталось только имя – Есения, и странное фото в телефоне. Его фото.

Нервно сжимаю лямку рюкзака до побелевших костяшек, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь, и делаю шаг вперёд. Вдох. Выдох. Терять мне нечего, я и так уже потеряла всё, что можно. Даже саму себя.

– Привет, – мой голос звучит тише, чем я рассчитывала. Непроизвольно убираю прядь волос за ухо – жест, который, как говорит мама, выдаёт моё волнение.

Он переводит взгляд на меня, и время вокруг нас замедляется. В его глазах на долю секунды вспыхивает удивление, которое сменяется горечью и сожалением. Но и эти мимолётные эмоции исчезают, а на их месте появляется ледяное, почти осязаемое равнодушие. Но я успеваю заметить, как его пальцы дрогнули, будто хотели прикоснуться ко мне, прежде чем он скрестил руки на груди, возводя невидимую стену между нами.

– Что хотела? – голос низкий, с хрипотцой, и почему-то я уверена, что слышала его раньше.

– Меня зовут Есения, – говорю я, чувствуя, как пересыхает во рту. – Мой вопрос, наверно, покажется странным, но... мы знакомы?

Его зрачки расширяются так резко, что серая радужка превращается в тонкое кольцо, и на секунду в них мелькает что-то похожее на панику.

– Это вряд ли, – равнодушно отвечает он. – Я только перевёлся сюда. С чего ты вообще взяла, что мы можем быть знакомы?

Он делает шаг ко мне, нагло вторгаясь в моё личное пространство, и я ощущаю его запах – свежий, с нотками сандала и чего-то цитрусового. Этот аромат вызывает во мне странное чувство дежавю, от которого кружится голова.

– Я... – слова болезненно застревают в горле. Не могу же я сказать, что нашла его фото в своём телефоне и что его лицо – единственное, что отзывается в моей пустой памяти. – Извини, наверное, я обозналась…

Пытаюсь отступить, но он внезапно хватает меня за запястье. Его прикосновение обжигает, словно тлеющие угли в костре, по коже бегут мурашки, а в голове вспыхивают и гаснут какие-то образы – слишком быстро, чтобы их разглядеть. На мгновение маска безразличия спадает с его лица, и я вижу в серых глазах такую боль, такую бездонную тоску, что забываю, как дышать.

– Знаешь что, Есения, – произносит он моё имя так, будто оно ядовито и причиняет ему физический дискомфорт. – Держись от меня подальше, поняла? Ради своего же блага.

– Почему? – вопрос вырывается сам собой, и я выпрямляю спину, несмотря на дрожь в коленях. Что-то внутри меня отказывается отступать.

Тогда он наклоняется так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже, и от этой вынужденной близости внутри всё обрывается и падает в пропасть.

– Потому что некоторые вещи лучше не вспоминать, – шепчет он, и меня словно пронзает молния. Он догадался, что я ничего не помню или знает это наверняка?

Парень разворачивается и скрывается за дверями университета, оставляя меня стоять на крыльце с бешено колотящимся сердцем и странным, пугающим ощущением, что я только что нашла ключ от двери, за которой скрывается моё прошлое.

А ещё, возможно, причину, по которой мой разум предпочёл всё забыть.

_______________

От автора: Мои дорогие! 😍😍😍 Я безумно счастлива приветствовать Вас в моей новой книге! ❤️‍🔥❤️‍🔥❤️‍🔥 Пристёгиваемся, впереди нас ждёт долгое и захватывающее приключение🚀🚀🚀

Буду очень благодарна Вам, если добавите книгу в библиотеку, чтобы не потерять и получать уведомления о новых главах🙏 Так же отдельная моя Вам благодарность, что нажимаете кнопку "Мне нравится" и пишете комментарии. Вы меня уже знаете, я рада каждому и всегда отвечаю своим читателям😌😌😌

Ещё хочу сказать, что у меня есть ТГ-канал "Книжный Агент Лена Бонд", в котором я практически ежедневно на связи с читателями, выкладываю туда визуалы героев, арты, коллажи и спойлеры к будущим главам, а так же оповещаю всех о выходе глав🥰

Ну и подписывайтесь на меня здесь на Литнет, чтобы не пропускать новинки. (По секрету скажу, что в июле стартует ещё одна моя книга). И вообще, мне будет очень приятно, так как количество подписчиков всё-таки влияет на рейтинг автора. Спасибо Вам огромное!🫶🏻🫶🏻🫶🏻

Глава 1.

Прошлое.

(2,5 месяца назад)

На экране телефона вспыхивает уведомление, и я невольно улыбаюсь, глядя на новое сообщение:

«Поздравляю с успешным завершением сессии, красавица».

Тепло разливается по всему телу, и я ловлю себя на том, что прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержать слишком широкую улыбку. Сегодня ровно два месяца, как в моей жизни появился он – человек, с которым я ни разу не виделась, но который каким-то непостижимым образом стал мне ближе многих.

Пальцы быстро скользят по экрану, набирая ответ:

«Спасибо! Не могу поверить, что это наконец закончилось. Чувствую себя так, будто пришла к финишу марафона».

Отправляю и тут же следом добавляю, повинуясь внезапному порыву:

«Кстати, сегодня у нас маленький юбилей. Два месяца, как мы общаемся:)»

Перечитываю сообщение и вздыхаю. Наверное, это безумно глупо – отмечать такие даты с человеком, которого я знаю только по переписке. Но с Костей всё иначе. Иногда мне кажется, что мы знакомы целую вечность – словно наши души узнали друг друга задолго до того, как встретились в цифровом пространстве.

Всё началось с обычного комментария к моему посту в блоге – я выложила эскиз проекта к курсовой, над которым работала целый месяц. Среди стандартных «вау, круто» его комментарий выделялся – он заметил детали, о которых я даже не упоминала, задал вопросы о конструктивных решениях, которые я использовала. Так завязалась наша переписка – сначала об архитектуре, потом о музыке, книгах, детских воспоминаниях и мечтах.

Сейчас, листая нашу переписку, я поражаюсь, сколько всего мы успели обсудить за эти два месяца. Он знает обо мне больше, чем многие из тех, с кем я общаюсь годами. Знает о моей страсти к старым зданиям с историей, о том, как я в детстве мечтала построить дом на дереве, о том, что я всегда ношу с собой маленький потрёпанный блокнот для спонтанных зарисовок. Знает, что я ненавижу удушающий запах корицы и готова каждый день есть сырники с ягодами на завтрак.

– Есь, ты чего светишься, как новогодняя ёлка? – голос Киры вырывает меня из задумчивости, и я вздрагиваю, инстинктивно прижимая телефон к груди.

– А? Что? – поднимаю глаза на подругу, которая смотрит на меня с лукавой улыбкой.

– Говорю, ты вся сияешь. Что там у тебя? – она кивает на мой смартфон.

– Да так... – я быстро блокирую экран. – Мой последний ролик набрал кучу просмотров. Не ожидала такого отклика.

Это не совсем ложь – моё вчерашнее видео про один день из жизни студента-архитектора действительно неожиданно выстрелило. Но причина моей улыбки сейчас совсем в другом.

Я не рассказываю Кире о Косте. Никому не рассказываю. Это как маленькая шкатулка с сокровищами, которую я храню только для себя. Каждое сообщение, каждая шутка, каждое «доброе утро» и «сладких снов» – всё это слишком личное, слишком... моё. Делиться этим – всё равно что выставить на всеобщее обозрение страницы своего дневника, в который ты записываешь самое сокровенное.

– Ладно, не колись, если не хочешь, – Кира с размаху плюхается рядом со мной на скамейку на внутреннем дворике университета. – Ты не забыла, что сегодня вечером мы идём в «Акустику»? Последний раз тусим перед каникулами. Завтра я уже уезжаю домой.

– Помню, конечно, – киваю я, хотя, признаться, эти планы как-то выпали из головы в последние пару дней.

– Вот и отлично! – Кира восторженно хлопает в ладоши. – Там сегодня новая группа играет, говорят, крутые каверы на современные рок-группы делают. Заберёшь меня из общаги в восемь?

– Да, без проблем. Только я не пью, сама знаешь – за рулём.

– Само собой, – Кира наигранно закатывает глаза. – Мы с девчонками на тебя рассчитываем, как на нашего трезвого водителя. Развезёшь всех по домам, как обычно.

Я улыбаюсь, но внутри меня скребёт лёгкое раздражение. Иногда мне кажется, что единственная причина, по которой меня зовут на такие вечеринки – моя машина и готовность развезти всех по домам. Хотя, если честно, я и сама не большая любительница шумных компаний. Разве что там будет живая музыка – это действительно то, ради чего стоит выбираться из дома.

– О чём задумалась? – Кира внимательно всматривается в моё лицо.

– Да так... ни о чём, – я пожимаю плечами. – Просто выжата как лимон после последнего экзамена.

– Насчёт Женьки можешь не переживать, – вдруг говорит она, словно прочитав мои мысли. – Его сегодня точно не будет. Слышала, что они с ребятами решили снять какой-то загородный дом и там отмечать окончание первого курса.

При упоминании Жени Маслова я неизбежно напрягаюсь. Мой бывший одноклассник, а теперь однокурсник, словно поставил себе цель превратить мою студенческую жизнь в ад. Началось всё с безобидных, казалось бы, подколок – он с упоением рассказывал всем, как однажды в школе я споткнулась на линейке и рухнула прямо перед директором, или как на выпускном пролила ярко-красный ягодный пунш на своё светлое платье. Но постепенно его выходки становились всё изощрённее и болезненнее – Женя то спрячет мой телефон во время общих лекций, то не отдаст тетрадь с практическими заданиями перед самым дедлайном.

После одного особенно мерзкого случая, когда он выложил в общий чат мою детскую фотографию с брекетами и прыщами, подписав её «Наша будущая популярная блогерша и звезда архитектуры», за меня вступилась Кира. Она не просто отчитала его перед всеми, но и пригрозила рассказать декану о травле. С тех пор мы с ней и подружились. А Женя стал проявляться в мою сторону реже.

Глава 2.

Я паркую старенькую тойоту на привычном месте у дома и глушу двигатель. Пальцы всё ещё нервно сжимают руль, а в голове бьётся один и тот же вопрос, как пульсирующая мигрень - спросить ли у Кости напрямую про фотографию?

Два месяца я была уверена, что переписываюсь с симпатичным парнем с того снимка. Я совру, если скажу, что он мне не нравился. Очень даже нравился, а теперь я не понимаю, с кем имею дело. Глубокий вдох. Выдох. Ещё раз. Наверняка этому есть какое-то объяснение.

Внезапно мой взгляд цепляется за отцовский форд, припаркованный у гаража, и что-то внутри противно сжимается. Странно. Сейчас только три часа дня, а папа никогда не возвращается с работы раньше семи. Неужели что-то случилось?

Выхожу из машины, забираю чертежи с переднего сиденья, закидываю рюкзак на плечо и нехотя плетусь к дому, оттягивая неизбежность того, что ожидает меня там. Наш небольшой двухэтажный коттедж буквально утопает в зелени. Это мамина гордость – её цветники и кустарники, которыми она фанатично занимается в свободное от работы время с начала весны и до конца осени. Обычно это место кажется мне уютным и безопасным местом, но сегодня что-то не так. Я ощущаю это кожей ещё до того, как открываю входную дверь.

Захожу в прихожую и замираю на пороге. Крики доносятся из кухни, и всё моё тело мгновенно напрягается, словно тугая пружина. Я узнаю эти голоса, этот тон – родители снова ссорятся.

– Ты всерьёз думаешь, что я поверю в эту чушь? – мамин голос звенит от напряжения. – Ты не ночевал дома! И уже не в первый раз. Где ты был, Коль? Только не начинай опять про «задержался на работе»! Я уже не могу это слышать!

– Да, я задержался на работе! Сколько раз тебе это повторить?! – отец почти рычит, и я вздрагиваю от этого злобного звука. – Нужно было закончить важный проект. И вообще-то я тебя предупредил.

– В три часа ночи?! – мама почти кричит, и я физически ощущаю её боль. – А до этого я звонила тебе несколько раз, но ты просто не брал трубку. Какой к чёрту важный проект летом? Я прекрасно знаю, что у вас это не принято! Ты меня совсем за дуру принимаешь?

Я бесшумно закрываю входную дверь и на цыпочках пробираюсь к лестнице. Внутри всё сжимается от этих криков. Каждый раз, когда они ругаются, я снова ощущаю себя той маленькой шестилетней девочкой, которая пряталась под одеялом, зажимая уши руками, чтобы не слышать, как рушится её идеальный мир.

– У тебя кто-то есть, – теперь в мамином голосе слышны слёзы, и это разрывает мне сердце. – Просто признайся наконец!

– Господи, Марина, ты с ума сошла? – сокрушается отец, и в его голосе смешиваются усталость и раздражение.

Я быстро поднимаюсь наверх, ощущая, как желудок сводит от голода. Я не ела с самого утра, но кухня сейчас запретная территория для меня. Придётся потерпеть. Проскальзываю в свою комнату и закрываю за собой дверь, словно пытаюсь физически отгородиться от происходящего внизу.

Здесь всё, как обычно: светло-голубые стены, картины и фотографии на стенах, мои зарисовки и планы на пробковой доске, книжные полки, заваленный конспектами стол. Это моё убежище. Только сегодня даже оно не спасает – голоса родителей проникают в комнату, как ядовитый газ, отравляя воздух и всё живое вокруг.

Я кладу чертежи на стол поверх остальных бумаг, бросаю рюкзак на кровать и падаю рядом, закрывая лицо руками. Почему они решили начать выяснять отношения именно сейчас? Два месяца каникул впереди, и, если они продолжат в том же духе, я просто сойду с ума. Раньше такие ссоры случались редко, но в последние полгода всё изменилось. Что-то надломилось в их отношениях, и я боюсь, что однажды это «что-то» окончательно сломается. У нас хорошая семья, я люблю маму и папу одинаково и не хочу даже представлять, что однажды они могут развестись.

Внезапно внизу громко хлопает дверь, а это значит кто-то из них не выдержал и ушёл. Я встаю с кровати, подхожу к окну и вижу, как отец быстрым шагом идёт к машине. Его плечи напряжены, движения резкие, как у загнанного в угол зверя. Он садится в форд и уезжает, даже не оглянувшись на дом.

Возвращаюсь к кровати и беру с полки ноутбук с наушниками. Музыка – единственное, что сейчас может меня спасти от отчаяния. Включаю свой любимый плейлист с современными рок-группами, который всегда помогает успокоиться. Пока загружается браузер, я думаю о том, что нужно что-то менять. Нельзя просто сидеть в четырёх стенах всё лето, слушая родительские скандалы.

И тут меня осеняет. Мне всегда хотелось пойти подрабатывать, но родители были категорически против, так как учёба всегда была на первом месте в нашей семье. Но сейчас, когда первый курс позади, а впереди два месяца каникул, у меня есть шанс.

Пролистываю десятки объявлений, пока не натыкаюсь на вакансию курьера в сети супермаркетов «Продуктовый рай». График гибкий, зарплата неплохая, требований минимум, приветствуется наличие машины. То, что нужно, подходит мне по всем пунктам.

Через пару мгновений дверь в комнату открывается без стука, и я вздрагиваю, сбрасывая наушники. Мама стоит в дверном проёме, опираясь рукой о косяк, и смотрит на меня с сожалением. Её глаза красные, тушь немного размазана, но она пытается держаться.

– Привет, Сень. Видела твою машину перед домом. Ты всё слышала, да?

Я молча киваю, не зная, что сказать в такой ситуации.

– Представляешь, он уехал! – мамин голос дрожит. – Твой отец не ночевал дома, и сейчас просто взял и уехал! Я не знаю, Сень, как мы будем жить дальше. Я, наверное, разведусь с ним.

Глава 3.

– Есь, всё в порядке? – Кира трясёт меня за плечо. – Ты побледнела…

Её голос доносится словно сквозь толщу воды. Музыка, смех, звон бутылок и бокалов – всё это сливается в один размытый гул, пока мой взгляд снова прикован к экрану телефона.

– Да, всё нормально, – я пытаюсь улыбнуться, но чувствую, как дрожат губы. – Просто... здесь так душно, что дышать нечем.

В этот момент зал взрывается оглушительными аплодисментами и восторженными криками – на сцену выходит кавер-группа, ради которой мы, собственно, и притащились в «Акустику» отмечать закрытие сессии. Свет прожекторов вспыхивает, выхватывая из полумрака силуэты музыкантов.

Кира буквально подпрыгивает на месте и визжит от восторга, когда солист объявляет, что сейчас они сыграют несколько песен «Три дня дождя», ведь она их фанатка с первого альбома. В любой другой ситуации я бы кричала вместе с ней и подпевала бы каждой песне, зная их наизусть, но сейчас меня трясёт изнутри от волнения.

Я снова смотрю на телефон и, набравшись смелости, печатаю:

«Ты в «Акустике»?»

Три точки появляются мгновенно, словно он только и ждал моего сообщения. Секунда, и приходит ответ:

«Возможно».

Одно слово, а меня уже бросает в холодный пот. Пальцы зависают над телефонной клавиатурой, а сердце колотится с такой бешенной скоростью, что кажется, его стук может заглушить музыку. Я должна узнать, кто он. Должна увидеть его лицо.

«Давай увидимся», – пишу я, чувствуя, как пересыхает во рту, а к горлу подкатывает тошнота.

Минута. Две. Три. Но ответа нет.

Первые аккорды знакомой мелодии заполняют всё пространство вокруг, и толпа разражается одобрительными воплями. Кира вскакивает с места и тянет меня за руку так сильно, что я едва не роняю телефон.

– Пойдём ближе к сцене! Это моя любимая!

Но я не могу сдвинуться ни на дюйм. Воздух в баре становится таким густым и тяжёлым, что становится трудно дышать. Мне срочно нужно выйти на улицу, нужно глотнуть свежего воздуха, иначе я потеряю сознание.

– Кира! – кричу я, тщетно пытаясь перекричать музыку. – Я выйду на минутку, подышу!

Но она уже не слышит, полностью поглощённая происходящим на сцене. Её губы беззвучно повторяют слова песни, а тело двигается в такт ритмам. Я касаюсь её плеча, показываю жестом, что выхожу, и она рассеянно кивает, даже не повернув головы.

Проталкиваясь через людей к заднему выходу, я ощущаю, как десятки глаз впиваются в мою спину. Это паранойя, я знаю, но сейчас мне кажется, что каждый человек в этом баре – это Костя. Каждый взгляд – его взгляд. Каждый случайно задевший меня локоть – его прикосновение. Это невозможно, я понимаю, но не могу избавиться от этого мерзкого чувства.

Наконец, я выхожу на улицу, и прохладный вечерний воздух обволакивает меня, пока я делаю глубокий вдох. Июньские сумерки окрашивают всё вокруг в мягкие сине-фиолетовые тона. Неподалёку от входа шумит компания парней – они громко смеются, передавая друг другу бутылку. Я прохожу мимо них, стараясь не привлекать внимания, и сажусь на лавочку в нескольких метрах от бара.

Снова проверяю телефон. Ничего. Костя продолжает молчать.

«Всё в порядке», – мысленно успокаиваю я саму себя. – «Ты в безопасности. Вокруг полно людей. Ничего не случится».

Из бара доносятся приглушённые звуки музыки – ребята начали играть песню из нового альбома. Я закрываю глаза, пытаясь успокоиться. Может, я накручиваю себя? Может, Костя просто случайно угадал цвет моей футболки? Вообще, у меня достаточно много вещей синего цвета, и я часто появляюсь в них в блоге. Не может же он приехать из другого города, чтобы специально увидеть меня в баре? И откуда ему вообще знать, что я здесь… Это просто невозможно.

Немного придя в себя, я тяжело вздыхаю и решаю вернуться внутрь к девчонкам. Нельзя позволять страху испортить вечер. Я здесь с подругами, чтобы отпраздновать окончание первого курса, и не дам какому-то анонимному сталкеру всё разрушить.

Но когда я поднимаюсь со скамейки, дверь бара открывается, и оттуда вываливается… Женя Маслов. Кира говорила, что сегодня он должен был быть на какой-то вечеринке в загородном доме. Так какого чёрта он здесь?

Наши взгляды встречаются, и на его лице расплывается та самая мерзкая ухмылка, от которой меня всегда тошнило.

– Чё, Золотарёва, думала, я здесь тебя не достану? – он направляется прямо ко мне, слегка пошатываясь и по пути расплёскивая пиво из бутылки.

Я пытаюсь игнорировать его и пройти мимо, но он хватает меня за руку.

– Отпусти, Маслов, – мой голос звучит тише и испуганнее, чем я хотела бы.

– А то что? – он сжимает моё запястье ещё сильнее. Я ощущаю, как от него разит алкоголем. – Я специально приехал. Ради тебя.

Я пытаюсь вырваться, но его хватка только усиливается. Паника поднимается внутри меня разрушительной волной, перехватывая дыхание.

– Пусти меня, Женя, – я стараюсь говорить твёрдо, но голос предательски дрожит, как у первоклашки на торжественной линейке первого сентября. – Это не смешно. Мне больно.

Глава 4.

Резко оборачиваюсь, готовая закричать или бежать, хотя сама не знаю, что из этого может мне сейчас помочь. Перед глазами уже мелькают будущие жуткие заголовки криминальных новостей:

«Девушка найдена мёртвой на парковке в центре города...»

Я ожидала увидеть Женю или какого-то другого парня, который окажется Костей, но вижу перед собой… Марата. Его лицо наполовину скрыто тенью, но я безошибочно узнаю его резкие черты. Ещё бы, ведь я бесстыдно разглядывала его фотографию последние два месяца. Хорошо, что он об этом никогда не узнает. А ещё эти широкие плечи, сильные руки, внушительный рост – теперь я не спутаю его ни с кем.

– А, это ты, – выдыхаю я с таким облегчением, что даже колени слегка подгибаются.

– А ты ожидала увидеть своего одноклассника? – спрашивает он с лёгкой насмешкой в голосе, приподнимая одну бровь.

Я невольно улыбаюсь, чувствуя, как постепенно отступает страх.

– Боже, нет! Я бы предпочла его больше никогда не видеть, – нервно смеюсь я. – Я Есения, кстати.

– Я знаю, – отвечает он с непроницаемым выражением лица.

Моё тело снова напрягается. Откуда он знает, как меня зовут? Я ведь не представлялась ему…

– Твой одноклассник называл тебя по имени и фамилии, – поясняет Марат, видимо заметив мою реакцию.

Внутренне снова выдыхаю, ведь Женя и правда обращался ко мне по имени и по фамилии. Кажется, я слишком перенервничала сегодня и стала чересчур мнительной.

– Не видела тебя в «Акустике» раньше, – говорю я, пытаясь заполнить неловкую паузу, возникшую между нами.

– Сегодня первая смена. Недавно устроился, – пожимает плечами Марат.

– Серьёзно? – восклицаю я с искренним удивлением. – Ты вёл себя как профессионал своего дела.

В полутьме замечаю, как уголки его губ слегка приподнимаются.

– В родном городе подрабатывал барменом с восемнадцати лет.

– Ого, а давно ты переехал к нам? – спрашиваю я, прислоняясь к машине, и обнимаю себя за плечи, так как ночная прохлада пробирает до костей.

– Неделю назад, – отвечает он и вдруг добавляет. – Всё, Есеня, допрос окончен. Что с машиной?

Его прямота немного обескураживает. Есеня? Мы знакомы всего ничего, а он уже сократил моё имя до домашнего варианта.

– Не заводится, – произношу, разводя руками. – Я пыталась понять, в чём дело, но...

Марат бросает взгляд на открытый капот, потом на меня, и неожиданно предлагает:

– Закрывай машину и оставляй здесь. Я отвезу тебя домой.

Его слова застают меня врасплох. Сердце снова начинает стучать быстрее, но уже по другой причине. Садиться в машину к парню, которого я вообще не знаю? Ночью?

– Может, ты поможешь мне починить её? – робко предлагаю я.

– Я что, похож на автомеханика? – Марат снова приподнимает бровь.

В его голосе нет злости, скорее усталость вперемешку с раздражением. Он окидывает меня внимательным взглядом и спрашивает:

– Далеко живёшь?

– В Сосновке, – растерянно отвечаю я, чувствуя, как пересыхает во рту.

– Нам по пути, поехали, – коротко бросает он и, не дожидаясь ответа, направляется к чёрному мерседесу, припаркованному неподалёку.

Я стою, словно вросла в асфальт, и лихорадочно взвешиваю варианты. Время уже половина третьего ночи. Я одна вдалеке от дома с неработающей машиной. Такси вызвать не могу – денег нет, потому что почти всё, что было, заняла Кире сегодня. Разбудить маму? Попросить перевести на такси?

Пока я размышляю, Марат уже подходит к своей машине и открывает пассажирскую дверь.

– Ты едешь? – спрашивает он, глядя на меня через соседние две машины.

– Нет, – неуверенно выдавливаю я. – Я не могу сесть в машину к незнакомому человеку…

Марат смотрит на меня несколько секунд непроницаемым, как тёмное стекло, взглядом и затем равнодушно пожимает плечами.

– Ну как знаешь.

Он захлопывает дверь, обходит машину спереди, садится за руль и… просто уезжает, оставляя меня одну в ночной тишине.

Я стою в полумраке с практически открытым ртом, не веря своим глазам. Он действительно... уехал? Бросил меня одну ночью со сломанной машиной? Серьёзно?

– Вот козёл, – шиплю я, чувствуя, как к горлу подкатывает горячий ком обиды.

Захлопываю капот с такой силой, что эхо разносится по парковке, и плюхаюсь в салон, с грохотом закрывая дверь. Внутри темно и тихо, только моё рваное дыхание нарушает тишину.

Неужели все красивые парни такие мудаки? Хотя чего я ожидала? Что он будет умолять меня сесть в его машину? Или вызовет такси и будет дежурить рядом, пока оно не приедет? Возможно... Но уж точно не того, что он просто развернётся и уедет!

Дрожащими пальцами достаю телефон и звоню маме. После нескольких гудков слышу её сонный голос:

– Сень, ты не дома ещё что ли? Что случилось?

Глава 5.

Беспощадное солнце обжигает мою макушку, словно раскалённое клеймо, пока я, задыхаясь от жары, тащу очередной тяжёлый пакет с продуктами к машине. Капли пота стекают по спине, собираясь в мерзкую липкую лужицу между лопатками. День выдался знойным, а моя новая работа курьером оказалась не такой уж лёгкой, как я наивно предполагала.

– Держись, Есения. Это последний заказ на сегодня... последний, – шёпотом подбадриваю я себя, с грохотом захлопывая багажник.

Сегодня пятый день, как я практически не вспоминаю о Косте. После всех этих жутких сообщений я наконец решилась добавить его в чёрный список. Одним нажатием кнопки я отрезала ему все пути ко мне, и это принесло невероятное облегчение. Если честно, я не думаю, что он заявится ко мне домой или станет преследовать меня. Я не сделала ему ничего плохого, никак не обидела его. Просто хотела узнать, с кем имею дело на самом деле. Костя же решил сохранить анонимность – его право, но больше мне такие игры не по душе. Всё в прошлом, и теперь мои мысли заняты работой и реальной жизнью, а не онлайн-общением и параноидальными страхами.

Марат тоже благополучно испарился из моего сознания, и я искренне этому радуюсь. К чёрту все эти мысли о парнях, особенно о таком, как Марат, который вообще не заслуживает, чтобы я о нём думала, потому что за его красивой внешностью ничего нет.

Отец, как и сказала мама, разобрался с моей старушкой-машиной. Вчера я наконец-то забрала её из автосервиса, и сегодня впервые вывела на «боевое дежурство». До конца не могу поверить, что я действительно устроилась на работу. Когда на следующий день после отправки резюме мне позвонили и пригласили на собеседование, я чуть не запрыгала от радости. И вот он – мой первый рабочий день.

Навигатор показывает, что последний адрес находится в моём же посёлке. Какая удача! После доставки дорога домой займёт максимум минут пять. К концу смены ноги уже гудят от усталости, а руки ноют от тяжёлых пакетов. Хотя, надо отдать должное координатору – видя мою хрупкую комплекцию, она милостиво избавила меня от заказов с мешками картошки или упаковками воды.

Я въезжаю в родной посёлок и сверяюсь с адресом. Дом для доставки оказывается в дальней части, где расположены самые роскошные коттеджи. Через пять минут я останавливаюсь перед огромными коваными воротами. Дом за ними как минимум вдвое больше нашего – настоящий современный особняк с плоской крышей и панорамными окнами.

Нажимаю кнопку домофона, с облегчением поставив два объёмных пакета с продуктами на дорожку, выложенную ровной плиткой. Через пару секунд калитка открывается с тихим жужжанием, и я прохожу во двор, почти весь покрытый ухоженным газоном. Вокруг дома расположены идеально подстриженные кусты, но нет ни одной цветочной клумбы – мама бы точно не оценила этот участок.

Я делаю несколько шагов к дому, когда входная дверь открывается, и на крыльцо выходит... Марат. Моё сердце моментально проваливается куда-то в желудок, а пакеты внезапно становятся в два раза тяжелее. Сегодня он совсем другой – в свободных шортах и светлой футболке. Без своего тёмного худи и джинсов он выглядит моложе и даже... человечнее.

Наши взгляды встречаются, и я вижу, как его брови взлетают вверх в неподдельном изумлении. Но проходит секунда, и его лицо снова превращается в непроницаемую маску равнодушия. Он медленно, с нарочитой ленью, спускается с невысокого крыльца и приближается ко мне.

– Ты что, преследуешь меня? – спрашивает он с ядовитой усмешкой, останавливаясь в паре шагов.

Я чувствую, как краска заливает щёки от злости и унижения одновременно.

– Делать мне больше нечего, – огрызаюсь я, перехватывая пакеты поудобнее. – Просто работаю.

Марат окидывает меня оценивающим взглядом, от которого хочется провалиться сквозь землю, а затем неожиданно протягивает руки.

– Давай сюда.

Я колеблюсь, но пакеты действительно тяжёлые, и я позволяю ему забрать их.

– Не думала, что ты тоже живёшь в Сосновке, – говорю я, пытаясь скрыть неловкость.

– Я же сказал, что нам по пути, – равнодушно бросает он, словно это самая очевидная вещь на свете.

Его безразличие снова задевает меня за живое. Я вспоминаю ту ночь, когда он оставил меня одну на парковке.

– Кстати, спасибо, что поинтересовался, – не могу сдержать едкий сарказм. – Я в ту ночь вызвала такси и добралась до дома только после трёх часов ночи.

Марат усмехается, и эта усмешка заставляет меня сжать кулаки до боли.

– Мне это неинтересно, – отвечает он с ледяным спокойствием. – Я предложил помочь, ты отказалась. Что было дальше, меня не касается.

Я чувствую, как внутри всё клокочет от возмущения. Как можно быть таким бесчувственным чурбаном? Собираюсь высказать ему всё, что о нём думаю, но в этот момент дверь дома снова открывается.

На крыльцо выходит молодой мужчина – среднего роста, с тёмными короткими волосами и открытой, располагающей улыбкой. На вид ему около тридцати пяти – слишком молод, чтобы быть отцом такого взрослого парня. Он спускается к нам, и я замечаю, что они с Маратом немного похожи – те же скулы, тот же разрез глаз, но выражение лица у него совершенно другое – светлое и приветливое.

– Здравствуйте! – обращается он ко мне. – Ох, неужели доставлять тяжёлые продукты отправляют таких юных хрупких девушек?

Глава 6.

Передо мной возникает Марат, небрежно засунувший руки в карманы потёртых джинсов и изучающий меня своим проницательным взглядом. Сердце начинает биться чаще, но не от трепетного волнения, а от острой, почти физической неприязни. Последнее, что мне сейчас нужно – это его компания, особенно после того, как грубо и холодно он вёл себя со мной несколько часов назад, когда я привезла им с братом продукты.

Я демонстративно отворачиваюсь к мольберту, делая вид, что его появление для меня не важнее комара, севшего на холст, и с преувеличенным вниманием продолжаю наносить мазки, хотя руки предательски дрожат от напряжения.

– Ну и кто ещё кого преследует? – бросаю я через плечо, вспоминая его недавние обвинения в свой адрес.

Не в силах сдерживать раздражение, я снова оборачиваюсь к нему, сжимая кисть так, что костяшки пальцев белеют, а капли алой краски падают на землю, словно кровь.

– Скажи, а у тебя привычка подкрадываться со спины и пугать людей?

К моему изумлению, Марат сейчас выглядит совершенно иначе, чем несколько часов назад. Куда-то испарилась та ледяная холодность во взгляде, исчезла напряжённая, высокомерная линия челюсти. Он просто пожимает плечами с какой-то почти мальчишеской непосредственностью, и в его глазах вспыхивают искорки неприкрытого веселья.

– Нет, но ты забавная, когда пугаешься.

Я чувствую, как к щекам приливает кровь, и быстро отворачиваюсь, чтобы он не заметил моего смущения.

Краем глаза вижу, как он без приглашения садится рядом со мной на скамейку. Всё моё тело мгновенно каменеет, но я упрямо делаю вид, что полностью поглощена творческим процессом, хотя уже не понимаю, что именно рисую.

– У тебя действительно неплохо получается, – произносит он, разглядывая мою картину. – Ты давно рисуешь?

Я храню гробовое молчание, делая очередной мазок на холсте. Мои движения становятся более резкими, отрывистыми, выдавая моё внутреннее состояние. Да кто он вообще такой, чтобы вот так запросто вторгаться в моё личное пространство и нарушать мой покой?

Марат, похоже, абсолютно не оскорблён моим умышленным молчанием. Он непринуждённо откидывается на спинку лавки и просто смотрит на закат, отражающийся в реке. Между нами повисает такая напряжённая, густая тишина, что, кажется, её можно резать ножом. С каждой секундой этого вынужденного соседства внутри меня закипает настоящий вулкан возмущения. Почему он не уходит? Почему продолжает сидеть здесь?

Наконец, я не выдерживаю и резко поворачиваюсь к нему, чувствуя, как пульсирует венка на виске.

– Ты так и будешь продолжать здесь сидеть? Я вообще-то занята, если ты не заметил.

Мой голос звучит резче, чем я планировала, но мне уже всё равно. На этот раз Марат одаривает меня той самой фирменной ухмылкой, от которой мои нервы натягиваются, как струны перед разрывом.

– Я тебе не мешаю, – невозмутимо отвечает он. – Продолжай.

Я фыркаю и снова отворачиваюсь к картине, хотя мои руки уже дрожат от злости и бессилия.

– Как ты меня вообще нашёл? – выпаливаю я, не глядя на него. – Следил, что ли… как какой-нибудь маньяк?

– Ты слишком высокого о себе мнения, – его голос звучит ровно, без эмоций. – Я тебя не искал.

Я закатываю глаза так сильно, что кажется ещё суть-чуть и можно будет увидеть собственный мозг, а внутри всё клокочет от негодования.

– Тогда какого чёрта ты здесь сидишь и продолжаешь хамить мне? – оборачиваюсь я к нему в очередной раз.

Марат смотрит на меня так, словно видит насквозь, и на его лице расцветает лёгкая, почти незаметная улыбка.

– Есень, – от того, как он произносит моё имя, у меня по спине пробегают мурашки, – посёлок не такой уж большой, возможно, мы будем пересекаться. А ещё, представляешь, по всей видимости мы будем учиться в одном университете.

Эта новость застаёт меня врасплох. В одном университете? Серьёзно? Вселенная решила окончательно надо мной поиздеваться? Я с демонстративным безразличием отворачиваюсь, пытаясь скрыть своё удивление. Солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом, оставляя после себя лишь тонкую, кровавую полоску света. Я понимаю, что из-за Марата не успела закончить картину, и начинаю судорожно собирать кисти и краски, лишь бы поскорее сбежать от этого невыносимого человека.

– Что-то ты со мной сейчас чересчур милый, – бросаю я, запихивая принадлежности в сумку с такой яростью, словно они в чём-то виноваты. – На тебя это совершенно не похоже.

Марат снова пожимает плечами с раздражающей непринуждённостью, внимательно следя за каждым моим движением, как хищник за добычей.

– Ты меня совсем не знаешь, а уже успела сделать обо мне какие-то выводы? – в его голосе слышится нечто похожее на вызов.

Я замираю и смотрю на него, скрестив руки на груди.

– Ну ведёшь ты себя очень однозначно, так что вывод здесь сам собой напрашивается только один – ты хам и грубиян, – я внутренне ликую и чувствую горькое удовлетворение от собственной прямоты.

Марат задумчиво смотрит на меня, и в его глазах появляется что-то новое, пугающе глубокое, чего я раньше не замечала.

– Тогда и я готов сделать вывод о тебе, – говорит он после небольшой паузы.

Глава 7.

Очень быстро я осознаю, что вокруг никого нет. Дрожащими пальцами подбираю телефон с земли и бросаюсь к дому, почти срываясь на бег. В голове вихрем проносятся мысли, складываясь в жуткую, пугающую мозаику.

А что, если... что, если Марат и есть Костя?

Я резко останавливаюсь, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Всё сходится. Он был в баре, когда я получила сообщение, и видел, какого цвета моя футболка. Он подошёл ко мне сегодня... а перед этим мог сделать это фото. Я ещё раз лезу в телефон, но понимаю, что «Костя» удалил сообщение и фотографию, не оставив ни единого следа после себя.

– Нет, это какое-то безумие, – шепчу я пересохшими губами, возобновляя шаг.

Но ядовитая мысль уже пустила глубокие корни в моём сознании. Но если Марат – это Костя, то почему он не признаётся? Зачем нужна эта игра? И почему тогда он так странно себя ведёт? То холоден, то почти дружелюбен. То безжалостно вскрывает мои самые болезненные раны, говоря об одиночестве, то хвалит мои рисунки и предлагает подвезти домой. Я уже ничего не понимаю, и все эти противоречивые мысли буквально раскалывают мою черепную коробку на части.

Быстро добравшись до дома, я захлопываю дверь и дважды проверяю замок. Родители смотрят какой-то фильм, уютно устроившись в гостиной. Они едва удостаивают меня взглядом, лишь констатируя факт моего возвращения. Я бросаю им дежурное «спокойной ночи» и взлетаю по лестнице в свою комнату, чувствуя, как паника пульсирует в каждой клеточке тела.

Всё ещё дрожащими руками я механически складываю принадлежности для рисования в стол, и мой взгляд падает на недавно начатый пейзаж – тот самый, с фотографии. Меня передёргивает, словно от удара электрическим током. Желание закончить его бесследно испаряется, сменившись тошнотворным ощущением вторжения в мою жизнь.

Я падаю на кровать, уставившись в потолок невидящим взглядом, пока мысли кружатся в голове, как разъярённые осы над потревоженным ульем. Марат. Костя. Фотография. Слежка. Всё смешивается в тошнотворный коктейль страха и неизвестности.

– Хватит, – говорю я вслух самой себе. – Хватит бояться, Есения. Кто бы это ни был, именно этого он и добивается.

Решение приходит внезапно и кажется единственно верным. Я должна выяснить всё раз и навсегда. Завтра утром пойду к ним домой. Поговорю с Маратом напрямую. Да, после сегодняшнего унизительного разговора я зареклась даже смотреть в его сторону, но... оставить всё, как есть, я просто не могу. Не могу жить в этом кошмаре дальше, оборачиваясь на каждый шорох и ожидая, что вот-вот из-за угла появится кто-то и нападёт на меня.

Я прекрасно понимаю, что в полицию идти бессмысленно. Что я им скажу? Что меня кто-то сфотографировал издалека и прислал фото? У меня даже нет доказательств, чтобы показать, Костя всё удалил. Или скажу, что я общалась с парнем в интернете, который использовал чужое фото в своём профиле? Они только посмеются над моей наивностью…

Для начала поговорю с Маратом, а дальше буду действовать по ситуации. С этими мыслями я проваливаюсь в беспокойный, тревожный сон, где всю ночь отчаянно убегаю от кого-то, чьё лицо постоянно меняется – то это Марат или Костя, то Женя, то кто-то совершенно неузнаваемый…

***

Утром я проглатываю завтрак, почти не чувствуя вкуса еды, хотя мама приготовила перед работой мои любимые сырники. Когда я проснулась, уже ни её, ни отца дома не было, и это даже хорошо, потому что никто не будет задавать неудобных вопросов, куда я собралась в такую рань. Специально решаю идти пешком – свежий утренний воздух поможет собраться с мыслями и настроиться на предстоящий разговор с Маратом. Я даже не могу до конца сформулировать, чего жду от этой беседы, но всё равно иду к нему, словно это моя единственная и последняя возможность узнать, кто на самом деле скрывается за именем Костя.

Когда через тридцать минут я нажимаю на кнопку домофона, моё сердце бьётся, как сумасшедшее. Через пару мгновений калитка открывается с характерным электронным писком, и я снова оказываюсь во дворе их шикарного дома.

Навстречу мне выходит Олег – в домашних шортах и футболке, с той же приветливой улыбкой, как и вчера.

– Здравствуйте, Есения! Какими судьбами? – в его голосе слышится искреннее удивление.

– Здравствуйте, – киваю я. – Мне нужно поговорить с Маратом. Это... важно.

Олег смотрит на меня с нескрываемым беспокойством, и его брови сходятся на переносице.

– Что-то случилось?

– Нет… Не совсем. Мне просто нужно с ним поговорить, – настаиваю я, нервно переминаясь с ноги на ногу.

– Он в мастерской, – Олег указывает на отдельно стоящее здание за домом. – Вон там.

– Спасибо, – бросаю я и уже мчусь в нужном направлении.

Мастерская оказывается больше похожей на просторный светлый гараж с широкими окнами. Дверь приоткрыта, и, подойдя ближе, я вижу Марата, склонившегося над разобранным мотоциклом. Он что-то сосредоточенно прикручивает, полностью поглощённый процессом, его руки в моторном масле, а на лбу залегла глубокая складка.

– Ты и есть Костя, да? – выпаливаю я с порога, не в силах больше сдерживать бушующие внутри эмоции и стараясь не обращать внимание на то, что сегодня на нём облегающая майка, открывающая моему взору широкие плечи и сильные руки…

Глава 8.

Наши дни.

Есения Золотарёва.

Я остаюсь одна на крыльце, ощущая, как прохладный сентябрьский ветер играет с моими непослушными волосами. Мысли путаются, кружатся вихрем в голове, но неизменно, словно двигаясь по заколдованному кругу, возвращаются к словам того парня:

«Некоторые вещи лучше не вспоминать».

Что он имел ввиду? Он знает, что я потеряла память? Знает что-то обо мне? А может, мы были знакомы в прошлом? Только вот когда, если он говорит, что перевёлся сюда недавно. Откуда тогда ему известно о моём... дефекте? Я морщусь от этого слова, но иначе не могу назвать эту бездонную пропасть в сознании, где должны жить воспоминания о моей жизни, близких и друзьях. Поразительный парадокс человеческой памяти – я прекрасно помню, как решать дифференциальные уравнения, без проблем могу начертить что-нибудь в AutoCAD, не задумываясь, назову столицы всех крупных стран мира, понимаю, что происходит вокруг. Но все люди, все связи, все отношения – стёрты безвозвратно, как надписи на песке после прилива.

Я с силой прижимаю ледяные ладони к пульсирующим вискам, отчаянно пытаясь сконцентрироваться. Вокруг меня бурлит студенческая жизнь – повсюду слышны обрывки разговоров и беззаботный смех, мелькают яркие лица спешащих на пары студентов. А я стою посреди этого водоворота жизни, словно вырванная из этой реальности. Будто призрак, наблюдающий за чужой жизнью. Жизнью, которая когда-то была и моей тоже.

Замечаю, как некоторые ребята и девушки бросают в мою сторону любопытные взгляды и тут же начинают шептаться. Кто они – мои бывшие друзья и знакомые или просто зеваки, жаждущие поглазеть на девушку с амнезией? От этой мысли по телу пробегает холодная дрожь. В эпоху соцсетей и мгновенных сообщений новости разлетаются со скоростью лесного пожара. История о студентке, потерявшей память, наверняка стала местной сенсацией. Возможно, прежняя я мечтала о популярности, раз завела блог в социальной сети, но уверена, что точно не такой ценой.

С трудом заставляю себя сдвинуться с места, глубоко вдыхая прохладный воздух. Пора идти на первую лекцию. Первую в этой чужой, новой для меня жизни. Крепче сжимаю лямку рюкзака и направляюсь к нужному кабинету. Я сама захотела вернуться на учёбу, как можно раньше, так что назад дороги нет.

Вчера мы с мамой приезжали сюда на встречу с деканом моего архитектурного факультета. Пока они думали, что я рассматриваю стенды с работами студентов, я стояла за дверью и, затаив дыхание, слушала их приглушённый разговор.

«Понимаете, Марина Алексеевна, случай вашей дочери... беспрецедентный. Мы никогда не сталкивались с подобным. Есения была одной из лучших студенток на потоке, но сейчас... Вы уверены, что ей стоит продолжать обучение на втором курсе?».

Голос мамы дрожал, но оставался твёрдым:

«Врачи говорят, что погружение в привычную среду может стимулировать возвращение памяти. Виталий Дмитриевич, умоляю, дайте Есении шанс».

«Но она не помнит программу первого курса... Продолжать обучение на втором – это как строить дом без фундамента».

«Последние две недели она не выпускала из рук свои конспекты, учебники. Сеня тянется к знаниям, она способная девочка. Её интеллект не пострадал в этом плане…»

Их сомнения разъедают мою душу, как кислота. Вчера вечером я достала свою зачётку и, не отрываясь, смотрела на неё, словно на артефакт из другой эпохи. Ровные строчки оценок – сплошные «отлично» и «зачтено». Следы жизни, которая испарилась из моей памяти. Отголоски той Есении, которая точно знала, чего хотела, и с блеском добивалась своих целей.

Иногда мне кажется, что я что-то вспоминаю. Когда перелистываю учебники и тетради с конспектами, некоторые термины кажутся мне знакомыми. Когда смотрю на чертежи, руки сами тянутся исправить линию, добавить деталь. Эти моменты дарят мне проблеск надежды, что где-то в глубинах моего сознания прежняя Есения всё ещё жива. И я должна бороться, чтобы сохранить её наследие. Должна сделать всё, чтобы вернуть её обратно.

Я останавливаюсь перед дверью аудитории, за которой собрались мои одногруппники. Люди, которые знают меня лучше, чем я сама. От волнения капельки холодного пота выступают у меня на лбу, а во рту всё пересыхает, как в знойной пустыне. Врачи говорят, что память может вернуться в любой момент, так может сейчас я увижу знакомые лица и всё вспомню?

Делаю глубокий вдох и толкаю дверь. Тишина обрушивается на меня мгновенно. Разговоры стихают на полуслове, смех обрывается. Двадцать пять пар глаз впиваются в меня с таким жадным любопытством, словно я редкий экспонат в кунсткамере. Я чувствую, как алая краска заливает мои щёки, а ладони моментально становятся влажными.

– Есения! – звонкий голос разрывает тишину, и ко мне подходит девушка с каштановыми волосами, собранными в высокий хвост.

Кира. Я знаю, что мы дружили в прошлом, но её лицо по-прежнему остаётся для меня чужим. Однажды она приезжала ко мне домой после… происшествия. Мы сидели в моей комнате, и она с воодушевлением рассказывала о каких-то общих воспоминаниях и знакомых, а я смотрела на неё и не чувствовала ничего, кроме неловкости, вины и пустоты. Разговор не клеился с самого начала, и больше она не приходила.

Но сейчас Кира – мой единственный маяк в этом океане незнакомых лиц. Она крепко берёт меня за руку и уверенно ведёт между рядами парт.

Глава 9.

Марат Чернов.

– Марат, ты куда?! – Гриша хватает меня за локоть. – У нас пара через пять минут.

Но я резко стряхиваю его руку, как надоедливое насекомое, и устремляюсь вперёд. Кровь яростно стучит в висках, заглушая голоса вокруг.

– Марат, стой! – кричит Алина где-то позади, но её слова растворяются в гуле коридора.

Ноги сами несут меня к Есении, а в голове пульсирует только одна раскалённая, едкая мысль:

«Она боится его. Этот урод не должен прикасаться к ней».

Я проталкиваюсь через толпу студентов, расчищая себе дорогу плечами, как ледокол. Кто-то возмущённо шипит, кто-то матерится вслед, но мне плевать. Абсолютно плевать. Я вижу только её испуганные глаза – огромные, как у загнанного оленёнка, и руку ублюдка, упирающуюся в стену в опасной близости от её лица.

Подлетаю вплотную и резко отталкиваю его от Есении. Парень отшатывается, явно не ожидая такого напора.

– Какого хрена ты делаешь? – рычу я, становясь между ними, как живой щит.

И тут до меня доходит. Я знаю его. Это тот самый придурок из «Акустики», который приставал к Есении летом. Ещё до всего этого кошмара, который ей пришлось пережить. До того, как она потеряла память. Её одноклассник, мать его.

Он быстро приходит в себя и ухмыляется, видимо тоже узнав меня.

– Ты? – парень прищуривается. – Бармен из «Акустики». Я тебя помню.

Краем глаза замечаю, как Есеня, воспользовавшись моментом, отходит в сторону. Она быстро разворачивается и убегает, растворяясь в людском потоке, как призрак. Хорошо, так даже лучше.

– Слушай внимательно, ты, – я хватаю парня за плечо и притягиваю к себе. – Не лезь к Есении. Никогда.

Он усмехается, глядя мне прямо в глаза. На этот раз он выглядит смелее, чем в тот вечер в баре.

– А ты что, теперь её защитник? – он пытается стряхнуть мою руку, но я держу его намертво.

– Я тебя предупредил, – мой голос звучит тихо, но в нём столько ледяной угрозы, что парень невольно вздрагивает, как от удара.

Отпускаю его плечо, молча разворачиваюсь и иду к своим одногруппникам, которые наблюдают за происходящим с открытыми ртами, как за сценой из боевика.

– Вот это да! – Гриша хлопает меня по плечу, когда я подхожу. Его глаза горят любопытством. – Не знал, что ты у нас джентльмен. Это твоя знакомая или... нечто большее?

– Отвали, – отмахиваюсь я. – Не знаю я её.

– А вот я знаю эту девчонку, – вмешивается Алина, подаваясь вперёд. – Точнее, видела её видео в инстаграме. Она блог вела.

Я напрягаюсь всем телом, но стараюсь не показывать этого.

– Мой дед работает в больнице, – продолжает она, понизив голос практически до шёпота. – Рассказывал, что к ним привезли девушку из нашего универа после аварии. Говорит, она полностью память потеряла. Это же она и есть. Есения, кажется.

– Нихрена себе, – присвистывает Гриша, округлив глаза. – Я думал, такое только в кино бывает. Как она вообще рискнула вернуться на учёбу, если ничего не помнит…

– Она и раньше была странная – в блоге общалась с людьми, а в университете шугалась всех, а теперь так вообще, – Алина поворачивается ко мне, прищуривая глаза. – А ты чего за неё заступился, если не знаешь её? Понравилась что ли?

Я чувствую, как злость на самого себя поднимается внутри горячей волной. Своим поведением я только привлекаю внимание к нам обоим. Чёртов идиот.

– Пффф. Она не в моём вкусе, – уверенно произношу я, стараясь звучать равнодушно, будто речь идёт о погоде.

Но потом решаю сказать часть правды. Так будет проще объяснить моё поведение.

– Я проезжал мимо, когда она попала в аварию, и вызвал скорую, – говорю я, глядя в сторону и избегая их пристальных взглядов. – Она и правда ни черта не помнит.

Ребята одобрительно кивают, проглатывая эту полуправду, как шаурму на углу универа.

– Не думала, что ты такой благородный, – игриво произносит Алина, дотрагиваясь до моей щеки холодными пальцами.

Я снова отмахиваюсь и ухожу вперёд, не желая продолжать этот разговор. Внутри всё кипит, как в адском котле. Какого чёрта этот придурок опять лезет с Есене? И почему я не смог просто пройти мимо? Теперь она точно что-то заподозрит…

***

После пар иду в квартиру, которую временно снимаю недалеко от университета. Быстро переодеваюсь, хватаю ключи от машины и решаю поехать в дом в Сосновке. Надо как можно скорее закончить с одним из мотоциклов – на него уже есть покупатель, а мне сейчас позарез нужны деньги.

Погода окончательно портится, и когда я выхожу из подъезда, начинается непроглядный ливень. Быстрее бегу к машине, запрыгиваю внутрь и завожу двигатель. Дворники работают на максимальной скорости, но всё равно едва справляются с бешеными потоками воды.

Через несколько минут выезжаю на трассу, ведущую в Сосновку. Видимость паршивая, так что приходится снизить скорость почти до черепашьей. Проезжаю очередной поворот и вдруг замечаю одинокую фигуру на обочине. Кто-то идёт вдоль дороги прямо под проливным дождём, сгорбившись от холода.

Глава 10.

Есения Золотарёва

Дождь хлещет по лобовому стеклу, превращая мир за окном в размытую акварель. Я сижу, обхватив себя руками, и пытаюсь унять дрожь, пробирающую до самых костей. Мокрая одежда уже давно прилипла к телу, а волосы тяжёлыми прядями падают на лицо, и с них срываются ледяные капли. Стискиваю зубы до боли в челюсти, лишь бы они не выдали меня своим стуком, потому что холод уже проник настолько глубоко, что, кажется, будто он пульсирует в мозге.

– Уже скоро, – внезапно говорит Марат, не отрывая взгляда от размытой ливнем дороги, словно чувствует, насколько мне холодно сейчас. – Потерпи немного.

Я молча киваю в ответ, хотя он всё равно не смотрит в мою сторону. Удивительно, но даже сейчас, промокшая до нитки и замёрзшая, я ощущаю какое-то необъяснимое, почти магическое чувство защищённости. Рядом с парнем, чьё поведение меняется, как погода в апреле: он то холодно отталкивает меня, то неожиданно протягивает руку помощи. Что бы со мной стало, не появись Марат на трассе? А если бы он не предложил поехать к нему? Наверное, я так и стояла бы под стеной дождя у калитки своего же дома, в который не смогла попасть, пока кто-то из родителей не вернулся.

Очень скоро машина сворачивает к массивным коваными воротам, за которыми виднеется нечто, заставляющее меня затаить дыхание. Это не просто дом, а настоящий особняк с величественными панорамными окнами, словно сошедший со страниц глянцевого журнала. Всё настолько красиво, что я не могу сдержать удивлённого вздоха.

– Это... твой дом? – выдыхаю я, когда Марат глушит двигатель.

– Да, – коротко отвечает он и выходит из машины.

Я следую за ним, жадно впитывая каждую деталь окружающего пространства. Контраст поражает: роскошный особняк и совершенно запущенный участок. Газон превратился в заросли травы, а сквозь некогда ухоженную дорожку агрессивно пробиваются сорняки, словно природа пытается поглотить этот дом и всю его территорию. Рискну предположить, что здесь явно давно никто не живёт по-настоящему.

Марат достаёт ключи из кармана и открывает входную дверь. Значит, я права – дом пустует. Может, это наследство от родителей? Но где они сами? Уехали, оставив сыну эту роскошную пустую коробку?

Внутри нас встречает прохлада и характерный запах нежилого пространства – смесь пыли и застоявшегося воздуха. В просторной гостиной стоит минималистичная мебель, никаких фотографий на стенах или безделушек на полках.

– Проходи, – голос Марата эхом разносится по комнате. – Сейчас станет теплее.

Он склоняется над какой-то панелью на стене, и его пальцы уверенно нажимают несколько кнопок.

– Тёплые полы, – поясняет он, перехватив мой любопытный взгляд. – Через минут десять будет комфортно.

Я стою посреди комнаты и внезапно понимаю, что с меня стекает вода, образуя лужицу на светлом паркете. Как же неловко. Я здесь, как инородное тело, нарушающее стерильность этого безжизненного пространства.

– Тебе нужно переодеться, – его взгляд скользит по мне с головы до ног. – Я могу дать тебе сухую одежду.

Щёки моментально обжигает стыдливый румянец. Раздеваться в чужом доме? При человеке, которого я совсем не знаю?

– Нет, спасибо, – отвечаю я, инстинктивно обхватывая себя руками ещё крепче, словно защищаясь. – Я... я просто посижу немного в тепле, и всё будет в порядке.

Марат равнодушно пожимает плечами, будто мой отказ был ожидаем.

– Как хочешь. Пойду поставлю чайник.

Он исчезает на кухне, а я осторожно, словно боясь потревожить призраков этого дома, опускаюсь на самый краешек дивана, стараясь не намочить дорогую обивку. Мой взгляд жадно скользит по комнате в поисках хоть каких-то следов жизни, хоть малейшего намёка на личность хозяина. Но ничего. Ни единой семейной фотографии, ни сувениров из путешествий, ни книг на полках. Дом выглядит как безупречная декорация из каталога – красивый, но пугающе безжизненный.

Прислушиваясь к приглушённым звукам, доносящихся с кухни, я погружаюсь в водоворот мыслей. Почему Марат ведёт себя со мной так противоречиво? То он буквально приказывает держаться от него подальше. То потом вдруг защищает меня от того странного парня в коридоре, который утверждал, что мы с ним встречались. Бред какой-то. Мама и Кира говорили, что у меня не было парня до аварии. Да я бы никогда не стала встречаться с таким, как он. Разве что в кошмарном сне.

Чего не скажешь о Марате. Я не могу это описать словами, но меня тянет к нему с какой-то необъяснимой, почти магнетической силой, будто мы с ним связаны невидимыми нитями. И сегодня, когда он снова возник из ниоткуда и обнял меня, рыдающую на обочине... В тот момент меня пронзило странное, но такое чёткое ощущение – мы уже стояли так прежде. Будто его объятия были до боли знакомыми, как давно забытый, но любимый сон. Дежавю? Или память таким образом пытается вернуться?

Звук приближающихся шагов вырывает меня из омута размышлений. Марат возвращается с двумя дымящимися кружками в руках, а подмышкой зажат мягкий плед, который выглядит, как обещание тепла и уюта.

– Держи, – он протягивает мне чай и плед. – Сними хотя бы куртку, она насквозь мокрая. Укутайся в это.

Я благодарно киваю и принимаю его дары. Джинсовка действительно уже тяжёлая от влаги. Я неловко стягиваю её, оставаясь в футболке, которая, к моему смущению, тоже промокла и теперь облегает тело. Но как только я заворачиваюсь в мягкую ткань, меня сразу окутывает приятное тепло. Делаю первый глоток чая – он сладкий, с лёгкой кислинкой лимона и каким-то травяным ароматом, который кажется... знакомым?

Глава 11.

Есения Золотарёва

Последняя, уже пятая за сегодня пара заканчивается, и я медленно собираю вещи, пока аудитория постепенно пустеет. Студенты вырываются в коридор шумным потоком, жадно глотая свободу после изнурительного учебного дня, а я нарочно медлю, старательно складывая тетрадь с конспектами, учебник и ручку в рюкзак. Прямо сейчас мне нужно зайти к заведующей кафедрой архитектуры, и при одной этой мысли внутри всё сжимается от волнения. Что могло понадобиться Алёне Игоревне? Может, я что-то сделала не так? Или она заметила, что я не всегда понимаю материал, и хочет предложить мне вернуться на первый курс?

Преподаватель уже нетерпеливо позвякивает ключами у двери, когда я, наконец, поднимаюсь со своего места и плетусь к выходу. В коридорах практически никого нет, и каждый мой шаг гулко отдаётся от стен, будто становясь тяжелее предыдущего. Через пару минут останавливаюсь перед заветной табличкой «Алёна Игоревна Орлова, заведующая кафедрой архитектуры», делаю глубокий вдох и стучу.

– Войдите! – звонкий женский голос из кабинета звучит неожиданно бодро для конца рабочего дня.

Я осторожно открываю дверь и вижу за столом, заваленным бумагами, женщину средних лет с аккуратной стрижкой и внимательным взглядом.

– А, Есения! – она улыбается, и мелкие морщинки собираются вокруг её светлых глаз. – Проходи, садись. Не стесняйся.

Я неловко опускаюсь на стул напротив неё, сильнее сжимая лямку рюкзака.

– Как твои дела? – спрашивает она, отодвигая в сторону гору документов, словно расчищая пространство между нами. – Как ты себя чувствуешь среди одногруппников и преподавателей?

Пытаюсь улыбнуться, но чувствую, что улыбка выходит кривой и неестественной. Она определённо точно спросила об этом не просто так, и от этого становится только тревожнее.

– Всё нормально, – выдавливаю я, хотя уверена, что выражение моего лица буквально кричит об обратном.

С учёбой у меня действительно всё в порядке, и это единственный островок стабильности в моей новой жизни. Прошло уже две недели с тех пор, как я вернулась в университет после амнезии. С каждым новым занятием я чувствую себя увереннее, а вечерами до головокружения штудирую учебники и старые конспекты, пытаясь заполнить зияющие пустоты в памяти. Некоторые преподаватели даже начали отмечать мои успехи.

А вот с людьми... С людьми всё гораздо сложнее. Я по-прежнему чувствую себя чужой среди одногруппников, хотя косые взгляды и перешёптывания за спиной со временем сменились равнодушием. Кажется, из «той странной девчонки, которая забыла всю свою жизнь», я просто превратилась в невидимку. Наверное, это даже можно считать прогрессом.

Кира иногда проявляет ко мне внимание, но я скорее ощущаю себя обузой для неё, чем близкой подругой. Возможно, она не может меня бросить из-за чувства вины и страха осуждения со стороны других ребят. Ведь все же знали, что в прошлом мы дружили и были не разлей вода. Кстати, завтра у неё день рождения, и она пригласила меня. Должно быть, ради приличия, но я всё равно согласилась прийти. Честно говоря, мне просто больше невыносимо сидеть вечерами в четырёх стенах моей комнаты.

Празднование будет в ночном клубе, но меня это ни капли не пугает, как и не интересует то, кто ещё там будет, кроме меня. Мне жизненно необходимо вырваться из удушающего кокона одиночества, отвлечься от навязчивых мыслей о своей неполноценности. О том, что я теперь пустая оболочка себя без прошлого.

Алёна Игоревна прерывает поток моих мрачных мыслей, кладя передо мной яркий буклет. На обложке изображены счастливые дети, играющие на солнечной площадке, и надпись «Детский дом №3», выведенная весёлым шрифтом.

Я поднимаю на неё недоумевающий взгляд.

– Я разговаривала с твоей мамой на днях, – мягко произносит она, но в этой мягкости мне чудится что-то настораживающее.

Внутри меня вспыхивает раздражение. Мама общается с моими преподавателями за моей спиной? И что же она им рассказывает о «своей несчастной дочери с амнезией»?

– Понимаю маму и не могу её осуждать, – медленно произношу я. – Но, к сожалению, я уже достаточно взрослая, чтобы сдавать меня в детский дом…

Шутка выходит неуклюжей. Алёна Игоревна хмурится, явно не оценив мой искромётный юмор. Жаль, на мой взгляд, получилось остроумно.

– Есения, – её голос становится серьёзнее, – как насчёт того, чтобы сделать кое-что полезное? – спрашивает она, выразительно постукивая пальцами по буклету.

Я всё ещё не понимаю, к чему она клонит.

– Полезное... для детского дома? – неуверенно уточняю я.

– Именно, – оживляется Алёна Игоревна. – Твоя мама очень переживает, что вечерами ты запираешься в комнате и погружаешься в меланхолию. У тебя явные проблемы с социализацией...

Мысленно морщусь. Неужели моё отчаяние настолько очевидно? Я ведь так старательно скрываю его от мамы, натягивая маску беззаботности каждый раз, когда она заглядывает в мою комнату.

– Дело в том, что моя сестра работает директором в этом детском доме, – с энтузиазмом продолжает Алёна Игоревна. – Ей срочно нужен кто-то с художественными способностями, чтобы расписать игровую комнату в стиле «Джунгли». И я сразу подумала о тебе!

Я изумлённо моргаю. Из всех возможных предложений это, пожалуй, последнее, что я ожидала услышать.