Дерзай, Лариса!

ПРОЛОГ

— Лариса Павловна! — подбирая слова, начал доктор в белом халате. — Вы лучше присядьте.

Всё, как Клавка говорила: если они вас успокаивают — значит, на анализы неправильные направили или мест нет в больнице. Потом соловьями начинают петь, как только про деньги заговоришь. Вот и ходи к этим врачам. В наше время другие были, лишнюю копейку не сдирали с мирных граждан.

— Я лучше постою, — опираясь на палочку, постаралась гордо ответить.

Сил с каждым днём становится всё меньше. По этой причине заставила себя сходить в больницу. До последнего не хотела, но Клавка заладила: иди да иди. Да и остальные соседи по площадке лестничной не отставали. Но не из-за них направилась, а из-за Барсика, он такими глазами смотрел, что сердце щемило. Только он один и поддерживает бедную старушку.

— Хорошо, — сказал врач, тяжко вздохнув. — У вас рак матки последней стадии. Мы провели анализы, всё подтвердилось…

Мир рушится перед глазами. Как же так? За что? Уже не слушаю врача, а просто беру и разворачиваюсь, чтобы уйти. Глупо и по-детски. Не так должна вести себя восьмидесятилетняя женщина. Но я впервые делаю так, как велит мне сердце. Лучше вовсе не знать, сколько тебе осталось, чем каждый день считать минуты и смотреть на то, как тебя жалеют остальные.

Эх.

Если бы дочка была жива, тогда бы, возможно, я осталась, но её нет, а внукам нужны только деньги. Другое их не интересует. Как только прошу о помощи, слышу лишь язвительные замечания. Зато когда им нужно что-то — приходят и умоляют. А я, глупая, жалею, не могу же иначе. Родная кровь, хоть и испорченная.

Не помню, как села в автобус и доехала до родного дома. Птицы поют, ребятня задорно смеётся и играет во дворе. Нужно ещё зайти в магазин и купить килограмм мяса, как раз новый привоз. Барсик только свежее любит. Сколько корма покупала и со стола пыталась кормить — ни в какую, а вот мясо полюбил и рос как на дрожжах.

— Лариса Павловна, здравствуйте! — поздоровалась продавщица, улыбнувшись. Хорошая женщина, ни разу не обманула, хоть с мужем ей не повезло. — Вам как обычно?

— Да-да, Зиночка, и молочка, пожалуйста, вот с теми конфетками, где котики изображены. — Хочу нарушить все запреты.

Сладкое не ем уже лет десять, когда поставили диагноз «сахарный диабет». Продавщица замешкалась, но не стала задавать лишних вопросов, просто продала товар и начала обслуживать следующих покупателей.

— Спасибо, — постаралась говорить громче и дала совет, который никогда и никому не давала: — Брось ты его. Изменяет тебе Петька. Да не серчай на старушку, что поздно рассказала.

Уходя, слышу, как что-то падает. Зина молчит. Хорошая же женщина. Ей-богу, найдёт себе ещё мужика и радость обретёт. А не как я — будет знать, но в горести жить. Не желаю никому такой судьбы.

Особенно на старости лет, когда ты одинока и живёшь в однушке. На памяти муж, изменщик и пьяница. Любимая дочь, но та погибла в аварии. Неблагодарные внуки, которых жалко. А из друзей только старушки и старики по соседству. Один лишь Барсик со мной, любимый кот, последний подарок моей покойной дочки Настёны.

С трудом поднимаюсь по лестнице. Суставы скрипят, приходится останавливаться, чтобы отдышаться. Тяжело, да так, что перед глазами появляются чёрные мушки. Но я сильная и смогу добраться до квартиры.

Как только открываю входную дверь, на пороге встречает чёрный как смоль кот. Зелёные глаза смотрят с любовью. Он пропускает вперёд, а после бежит за мной на кухню. За свой век ни разу не пытался сбежать на улицу, не проказничал и не драл обои, оказался очень послушным и понимающим. Словно и вовсе не кот, а человек. Даже лучше человека!

— Барсик, милый мой, — тихо шепчу, присев на табуретку. Кот ставит лапы мне на колени и утыкается в руку. — На кого же я тебя, бедняжку, оставлю. Знаешь, у меня рак, возможно, умру. Но не чувствую я себя плохо. Просто устала.

— Мяу? — звучит как-то вопросительно, и вместо того, чтобы залезть на коленки, кот тянет зубами за кофточку с собой.

Приходится подниматься, а там к кровати привёл. Вот негодник, без меня и спать не ляжет. Слабо улыбаюсь, понимаю, что очень хочется вздремнуть, просто расслабившись. Ложусь, а рядом заваливается Барсик. Так мы и засыпаем вместе в обнимку до вечера, который не наступит для меня никогда.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Дорогие читатели, рада вас приветствовать!

Это произведение будет очень необычным и забавным. Она пишется в рамках литмоба «Поймать любовь». Ещё больше историй вы найдёте здесь: https://litnet.com/shrt/tmrS

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Я посмотрела на исписанный блокнот, с чего же начать эту историю? С того момента, как очутилась в теле аристократки, или же с того, как сбежала с собственной свадьбы? Ну, как собственной, тут целая история скрывается. А хотя что ж я, старая или теперь уже молодая, думаю, лучше всё по порядку вам поведаю. Вы, молодцы, читайте да запоминайте, вдруг так же когда-нибудь попадёте. Хоть знать будете, что делать.

Я раскрыла блокнот на первой странице, улыбнулась, вспоминая, как этот атрибут появился в моих руках. Первая страничка исписана мелким поспешным почерком. Помню, как сейчас, руки дрожали, а мысли табуном бегали и никак не унимались. Но давайте по порядку, чтоб вам проще было.

Утро. Весёлые зайчики пробивались сквозь шторку. Ох, неужели забыла закрыть её, вот же ж старая. Как ещё из ума-то не выжила. Вздохнула, нужно подниматься, кота накормить, а то вчера как легли, так он меня, бездельник, не разбудил. Ух, а сам же голодный. Вот бедняжка.

Потянулась, разминая каждую косточку, ожидая хруста суставов. Странно, ничего не болит, звуков нет. Такая лёгкость во всём теле чувствуется. А ещё почему-то кровать мягкая, в нее прям зарыться хочется и больше не подниматься. Открываю нехотя глаза и гляжу, а потолок-то другой, мой белый был, натяжной. Тут же, напротив, причудливые узоры, изображавшие опадающие листья деревьев. Ой, а люстра-то какая, глаз же не отвести, блестящая, в виде капелек росы, прям произведение искусства.

Загляденье!

Так. Погодите-ка. Я всё ещё сплю, что ль?

Аккуратно поднимаюсь с постели. По правую руку дубовый шкаф стоит, белый, узоры роз вьются по резным возвышениям да так реалистично, что потрогать хочется. Рядом с ним стоит зеркало в полный рост в позолоченной рамке овальной формы, а в нём девчушка молодая. Красивая. Глаза ясные, как небесная гладь, реснички пушистые, длинные на зависть всем. Волосы тёмные, как вороное крыло, пушистые, длинные, ниже пят спускаются. Мягкие черты, кукольное личико, полные губы, а нос курносый, с таким только в неприятности лезть. Эх, а кожа бледная, да и худоба не здоровая, одни кости да кожа. Ой, дитенка бедное, потянула руку, и зеркальная девчушка повторила движение. Подняла другую, и вновь повторяет, показала язык, и эта бездельница показывает.

Это что, я что ли?

Да быть не может. Помолодела? Не реально же.

А обстановка? Огляделась и поняла, что дорого-богато. Прям сказка реальная. Эх, жаль, что сон. Ущипнула себя для достоверности и ойкнула от боли. Голосок тонкий, девичий.

Да не уж, не сон — это вовсе?

Глазам не верю. В голове не укладывается. В магию не верю, а книги... Книги я люблю, да там похабщины столько, что по крупице приходится отбирать стоящие от гадости мерзкой. Вот раньше писали истории, что душа трепетала, а сердце пело, то от счастья, то от грусти.

Дверь жалобно скрипнула и распахнулась, вырывая из дум. У порога стояла златовласая женщина с хмурым взглядом. В пышном платье с рюшечками, идущими по подолу, что до пят. Она бешено оглядывалась, пока не заметила стоящую у зеркала меня. Сразу помрачнела, красивое лицо исказила гримаса отвращения и злости.

— Да ны ыш, — заверещала незнакомка грубым голосом, что резал слух, ни одно слово не понятно, но не прошло и минуты, как слова стали ясны, как слёзы младенца. — Кто сказал, что можешь спать здесь? Отец вернулся, и что, решила, что тебе всё позволено? Гадина мелкая! Пошла драить полы, паразитка. Отродье. Пфу!

Ох, ну и хамка!

Сказать что в защиту?

Прикрыла глаза, ощущения такие, словно тело потряхивает от страха. Сама не боюсь, но душа, видимо, помнит. Воспоминаний нет, а ведь обычно они попаданкам даются.

Ну да, я бабка, и что? Фэнтези читала пару раз. Запомнила плюшки, но в жизни всё не так. Если бы не прожила век, верещала бы как лань испуганная да помощи просила. Да кто услышит, и нужно ли это?

Ой!

Конечно, нужно!

Мой маленький и пушистый Барсик там, небось, один-одинешенек остался.

Ох.

Беда!

Плохо мне. Душа мается, а эта орёт, заткнуться, сквернословка, не может. Вымыть бы ей рот с мылом, чтоб знала, как языком чесать. Сразу видно по ней, белоручка. Небось, больше веера в руках не держала. А эта, я взглянула в зеркало и вздрогнула, словно током прошибло. Похожи мы с девчушкой, вроде и разные, да в то же время неуловимо линии схожи.

Бедная. Сколько натерпеться, небось, пришлось.

Женщина же успела пройти в комнату и направилась ко мне с явными намерениями вытащить отсюда. Но не успела дойти, как дверь отворилась, пропуская статного мужчину в возрасте. Не сказать что старый, да и видно, что не молод. Чёткие черты лица, квадратный подбородок, широкий лоб. Губы тонкие сжимает, явно недоволен. Волосы, несмотря на седину, чёрные, а глаза-то голубые, прям как у девчонки. Кто ж ты, незнакомец? Сердечко девичье забилось, тепло окатило с макушки до пят. Да с такими чувствами сложно предположить, то ли брат, то ли отец родной стоит. А пиджак-то как сидит на нём, прям загляденье.

— Дорогой, я решила разбудить нашу девочку, — женщина в лице меняется и певуче каждое слово говорит, ресничками хлоп-хлоп, как бабочка.

П-фу, лисица! Нельзя такой быть. А видно змеюку сразу, рычала, металась как зверь в клетке. Хозяин пришёл, лелеять стала, как блестяшка, что в подворотне куплена. Два зверя кроются в гадине этой, как не задушила бедного… отца девчушки, видимо.

1-1

В комнате становится холодно, шторы, как по магическому, распахиваются, озаряя убранство лучами солнца, но они не приносят тепла. Мачеха испугано ойкает и прикрывает рот ладошками. Отец ошарашенно пытается что-то разглядеть, а, заметив, рывком двигается ко мне. Поднимает да начинает кружить по комнате, как ребёнка. Силы не занимать ему, вырваться бы, да не могу, дышать бы полной грудью, а то воздух выбил. Так и задохнуться недолго.

— Неужели свершилось? — отпускает отец на твёрдый пол и помогает устоять на ногах. — Ого! И Барсик ожил? Неужели ты всё-таки смогла получить дар матери? Не верится. Это… чудо! Габриэла, слышишь? У Арисы дар открылся!

Отец спиной к мачехе стоит, не видит, как лицо женщины вытягивается, смотрит на меня, как на мусор, и сто рублей дам на то, что думает, как избавиться теперь от девчушки.

— Нужно сообщить об этом герцогу и в высший совет написать, пусть решение принимают о зачислении. Завтра же, — отец замолкает и возводит указательный палец вверх. — Нет, я сегодня же сообщу им.

— Дорогой, — мачеха кладёт руку на плечо отца, дожидается, чтобы мужчина посмотрел на неё, после чего продолжает свою речь, выдавливая лживую улыбку. — А как же свадьба?

— Свадьба? — хмурится отец.

Мне тоже интересно, что за свадьба. В мыслях кавардак. Мутно как-то, голова будто чугунной становится. Падаю на кровать, та мягко пружинит, а в руку упирается чья-то пушистая мордочка. Смотрю, а там Барсик. Мой Барсик! Вот и шрам возле глаза, ухо правое чуть порвано после стычки с дворовыми котами.

Как же так?

Перед глазами плывет всё. Горячая слеза спускается по лицу. Обнимаю кота, а он ластится, лижет лицо, морщится, но продолжает своё дело. Вот негодник. Знает, что не люблю, когда так делает, но позволяю эту секундную слабость.

— Да как же? Ми-и-лы-ый, — тянет мачеха. — Мы же договор подписали. Разве забыл?

— Договор, — вся радость слетает без остатка. — Этот чёртов договор. Мне нужно подумать, что с этим всем делать.

— Милый, давай пойдём, ты отдохнёшь, — предлагает мачеха, выпроваживая отца, и добавляет: — Сейчас догоню, поздравлю только дочурку.

Дождавшись, когда шаги замолкают, мачеха оборачивается, скидывая маску. Сжимает ладони, слышен скрежет зубов. Бешеный взгляд, неровное дыхание.

— Гадина! — шипит мачеха. — Думаешь, сможешь учиться? Да ни в жизнь. Дар пробудила, но станешь невестой оборотня. Продана ты, девка, и в нищету мы не вернёмся. А тебя отдадим в это племя. Пусть сожрут человечью плоть. Да нас беспокоить перестанут.

Женщина гордо поднимает подбородок и уходит из комнаты, громко хлопнув дверью. Слышно, как что-то разбивается, топот и новые крики, что уши хочется прикрыть. Столько балагана из-за одной вредной гадюки. Сразу видно по поведению, злится мачеха. Но, кроме злых слов, ничего сделать не может сейчас.

Вот же тварь подколодная! Небось прислугу мучает теперь. На мне не отыгралась, там душу отвести решила. Аж стыдно стало. Страдают ни в чём не виновные слуги.

Отдать девчушку, в чьё тело попала, так просто не готова. Натерпелась я в жизни своей. Теперь же буду делать то, что самой захочется.

Да что хотеть в новом мире? Учиться, влюбиться да мир повидать. Может, ну всё это!? Не проще ли подвиги совершать, спасая таких же ланей, как эта?

А что, если душа девчушки осталась в теле, вдруг из-за меня вернуться не может. Ой, бедняжка. Как же мне жаль её. Прям рыдать охота.

— Барсик, милый ты мой, — обратилась я к коту. — Что делать-то будем?

— Выживать, мур-мяу! — промурлыкал Барсик.

— Ой! Ты, что ль, заговорить изволил? — удивилась я да ладошками лицо охватила, покачала головой.

— Умею, давно этого ждал, и время пришло, — сказал Барсик, спрыгивая на пол. — Ты лишь не серчай. Мне за душой твоей охотиться пришлось. Нельзя невесте умирать. Свадьбе быть положено, от судьбы не убежать.

— О чём же ты глаголешь, котик? — никак не могла собраться с мыслями я.

— Поймёшь, леди, всё поймёшь, моя старушка, — произнёс Барсик, растворяясь в тёмной занавеси, что окружила его со всех сторон и поглотила.

Вот и осталась я одна-одинёшенька. Никому вновь ненужная. Даже кот бросил непутёвую. Горе мне, горе.

Приуныла, горько стало. В душу словно плюнули. Ведь только собиралась девчушке помогать, а как поможешь, если умерла.

Умерла?

Охотиться?

Это что ж получается, Барсик мой на меня, окаянный, охоту вёл.

Ой, дура старая! Нельзя его так обзывать. Ни разу зла не сделал. А я, балбеска, дичь говорю. Стоит головой подумать, а там и решенья придут.

Литмоб "Поймать любовь" продолжается, стартовала новая история от Лины Маск "Бракованная невеста для строптивого дракона"

https://litnet.com/shrt/tmrS

ГЛАВА ВТОРАЯ

Сколько времени прошло, не знаю. Не привыкла так просто сидеть. Единственное, что поняла, дверь заперта с той стороны на замок. Вещей в комнате кот наплакал, и самое ценное нашлось в закромах, где никто и искать-то не будет. Пыльное место, наткнулась, простукивая низ шкафа, кто их знает, вдруг тайный проход бы нашёлся, а там фанеру подцепи и тайник. Паутиной весь покрыт, толстый слой, сразу видно, давненько о нём никто не вспоминал. Даже паука обнаружила, большого, чёрного, со множеством ворсинок на лапках, он не укусил, спокойно позволил разворошить своё гнездо и заглянуть в тайны юной леди.

Внутри тайника хранилась пара дневников. Ручки, благо что не перо и чернила, я от них отвыкнуть успела. И чёрный бархатный мешочек, в котором находились круглые деньги номиналом: один, два, пять, десять и в том же духе, отличались лишь цветом и весом. В пенале же лежали скромные украшения: ожерелье с голубыми камнями, пара колец с золотым ободком и серёжки. Самое интересное, так это потрёпанный временем чемодан с изображением паука, в котором обнаружилась мужская одежда, обувь, бинты и письмо о зачисление в академию.

Ладно, это, конечно, всё хорошо. Но нужно понять, кто эта леди, а где все девушки хранят свои секреты? Конечно же, в дневниках. Чёрный, с белыми листами, был пуст, как слеза младенца, совсем новый. Второй же, розовый, весь исписан красивым каллиграфическим почерком. Думала, не смогу читать, но слова сами возникали в голове и складывались в предложения.

«Мой дневник. Я узнала, что папенька скоро уедет из поместья на север, где живут бархатные кошки. Если это случится… моя жизнь вновь вернётся в ад. Его жена стерва!!! Прикидывается беременной, хотя, возможно, так оно и есть, но она зачала от другого. Сама видела измену, но сказать отцу…»

Ой, бедняжка, и чего не сказала-то? Авось и не мучалась бы потом.

«Север. Как думаю об этом, так и дурно становится. Мне же предстоит стать женой кота. Они не любят людей, едят мясо и, собственно говоря, опасные и ненасытные хищники. Не хочу такой судьбы. Поэтому прокралась в апартаменты старшего брата и стащила его одежду. В письмах же обнаружила, что он поступил в академию для магов, но… у него же нет сил. Думаю, по ошибке оправили, а это значит одно, что я сама могу воспользоваться шансом. Он точно не расстроится. Ему всё это не интересно. Он давно утратил веру в этот мир…»

Теперь понятно, почему нашла в чемодане одежду. Девчушка-то вон смотри какая умная. Бежать удумала.

Ой, и умерла. Что ж делать-то теперь?

Я посмотрела на дневник. Вздохнула. Записала в чистый пару строк и вернула все вещи обратно. Утро вечера мудренее. Сейчас же стоит изучить особняк да поесть. Живот урчит, словно век не ела. Да вспомнила, что двери закрыты. Оставалось лишь ждать, что кто-то добрый покормит.

Так прошёл месяц. За это время успела обжиться. Бабки всё могут, дай нам только волю, а в молодом теле и подавно. Благодаря отцу, мы с мачехой не пересекались. У неё все мысли про балы и посиделки за чаем. Я же старалась учиться и понять свою магию. Да как тут понять, когда не знаешь, чем владеешь? Никак. Потому остаётся лишь читать да изучать информацию о мире, в который я попала.

Узнала не так много, как хотелось бы. Королевство Антарт, магическое государство Самало. Живут в нём как люди, так и маги и другие магические существа и расы. Соседствуем с оборотнями да эльфами. В лесу могут находиться поселения с бабами-ягами, ведьмами и другими мифическими сущностями, о которых в нашем мире слухи водятся.

Книг в нашем особняке мало, а жаль. В библиотеке скучные женские романы. Серьёзная литература в кабинете отца, куда нельзя никак пройти. Даже мне, его дочери, запрещалось заходить туда. А из слуг имел доступ лишь главный дворецкий, хмурый мужчина, что служил много лет в особняке.

— Леди, это против правил! — сказал дворецкий. — Раз отец не разрешает, то и я не могу ничем вам помочь.

Я не понимала, почему всё так секретно. Небось скелеты в шкафу хранит. Не удивлюсь этому нисколько. Время-то вон какое, вроде бы и древнее: век девятнадцатый, коль по одежде посмотреть. Да в то же время и машины есть, и технологии с электричеством. Выйти из особняка не могу, авось и в общем ошибаюсь.

В который раз развернулась и ушла, ничего не добившись. И то ли день был плохой, то ли планеты так сошлись, но навстречу мне шла, гордо запрокинув подбородок, мачеха в чёрном вечернем платье, что обтягивало женщину с животиком как вторая кожа, сразу заметно, беспризорница без нижней одежды. На плечах держалась пушистая накидка, образ дополняли туфли на высоком каблуке и алмазные украшения. Она сразу заметила меня, её глаза полыхнули, и женщина остановилась, распахивая.

— Ты! — прошипела мачеха.

— Доброго здравия, матушка, — сделала я реверанс.

Могла бы сказать пару ласковых. Да зачем спор начинать? Не тот возраст уже. Хотя и желание сильное появляется. Ох, эти девчачьи гормоны. Будь я не так стара, то поставила бы нахалку на место. Но могу лишь ждать того, что дальше произойдёт. Отца в доме нет, вернётся через час при удачном раскладе. Стоит лишь в комнату свою попасть, и всё будет хорошо.

— Смеешь со мной ещё говорить, нахалка? — скривилась мачеха. — Недолго тебе осталось на глазах маячить, завтра начнутся приготовления к свадьбе.

— Что? Но как же…

— Ой, — улыбка появилась на лице женщины, и она прикрыла лицо. — Папочка же тебе ничего не рассказал. Двери открыты, можешь ходить хоть куда. Наслаждаться свободой, пока не стала откупом для оборотнего рода. Мы всё решили в тот же день. Так что проваливай в комнату. У меня сегодня праздник.

2-1

Следующий день встретил суетой. Служанки, как бешеные пчёлы, кружили надо мной. Старательно купали в душистых травах, поливали сладко-пахнущими духами. Облачили в неудобное платье, что каскадом спадало до пят, а сверху, напротив, открывало вид на бюст, и, если наклониться всё вывалится наружу на посмешище всем. Волосы уложили в высокую причёску и нацепили полупрозрачную фату, на ноги нацепили туфли на каблуке, который век бы не видела. Неудобно же ходить, ей-богу. Пыталась отнекаться. Да где уж. Никто не слушал.

В свободную минуту смогла сбежать и глотнуть свободы. Единственное место, куда ещё пускали, это парк. Высокие деревья закрывали забор. Если пройти вглубь, то можно наткнуться на двери без стражи. Туда же под кусты ещё вчера успела вытащить чемодан со всеми имеющимися вещами. Да прихватила с кухни сухпаёк. Авось пригодится в дороге. Но об этом подумаю потом, через час. Стоит решить, как сделать отступление своё. Если бежать через дом, то там точно поймают. Через двор вариант отличный. В парке же арка стоит и идёт подготовка в моей якобы свадьбе. А значит, никто не заподозрит того, что невеста и вовсе не явится к алтарю.

Ничего-ничего, пусть попробуют поймать!

— Ариса, дочка, что ты здесь делаешь? — услышала я голос отца позади. — Ты хоть помнишь, что если жених увидит тебя до свадьбы, то это плохая примета?

— Папенька, — я обернулась и потеряла дар речи.

В нашу сторону плавной, хищной походкой направлялся мужчина в чёрном смокинге, белая рубашка под тёмной тканью оттеняла бледную кожу и делала её нереально блеклой. В кармане красный платочек. На шее бабочка. Высокий, под метр девяносто, плюс ещё ботинки на толстой подошве делали незнакомца великаном. Мощное тело, мышцы с трудом умещаются в костюме. Мягкие черты лица сочетаются с более острыми. Тонкий аристократический нос, полные губы. Серые глаза смотрятся нереально большими. Чёрные короткие волосы вьются и лежат как попало. В левом ухе серьга. От его вида замерла, как пойманная муха с сети искусного паука. Сердце зашумело в ушах и забилось как сумасшедшее. Что-то внутри хотело кричать: МОЙ!

Ой!

Что это делается-то?

Неужто девичье сердечко затрепетало. Да как тут не затрепетать? Красивый, статный мужчина. Именно такие разбивают сердца дамам. Заставляют страдать соперников. Но главное-то не красота, а душа. Если внутри гниль, то смысл от этой красоты никакой. Таким бабку не удивишь. А он вон как смотрит, улыбку вытягивает, глаза хищно блестят. Словно добычу нашёл и готов поймать. Иж, самоуверенный какой!

— Мистер Морис, леди Ариса, — обратился мужчина низким баритоном.

Ммм. А голос какой, зычный, мужской. Тело отозвалось дрожью. Будь я юной девой, то потупила бы глазки, но я же смотрю прямо на него. Незнакомец ухмыляется, а как только отец обернулся, то и во все тридцать два зуба улыбнулся.

— Господин Бастион, — голос отца задрожал, он сделал глубокий поклон и встревожено продолжил: — Простите, что не встретил. Вам лучше не видеть невесту сейчас. Это же…

— Ничего страшного, мы не верим в предрассудки, — ответил Бастион, наблюдая за мной.

Я видела, как отец бледнеет. Его губы начинают подрагивать, и он лепечет:

— Но как же? Это не допустимо.

— Мистер Морис, прошу, не переживайте, — спокойным елейным голосом говорит Бастион, мужчина кладёт руку на плечо отцу, и тот сразу клонится вниз, как будто вес настолько велик, что может сломить человека.

— Простите, наверное, сказываются переживания, не всегда отдаёшь дочь в надёжные руки влиятельного человека, — эти слова заставляют уважать отца девчушки. Не падает ниц, говорит ровно, возвращая былую уверенность, кою недавно чуть не потерял.

Я смотрю теперь на этого незнакомца другими глазами. Так это он — оборотень, мой жених, что должен погубить дитя. Не похож на человека, который может убить. Но кто их, людей, знает, а оборотней и подавно. Тело хочет прильнуть к мужчине, почувствовать его запах и тепло. Разум, напротив, кричит об опасности, нужно скорее сбежать и разорвать эти путы.

— Понимаю вас, — кивает Бастион. — Вы вырастили красавицу. Таких на севере не сыщешь. Вы не будете против, если мы обмолвимся с вашей дочерью парой слов?

— Я… — отец задумался, видно, что он не в том положении, чтобы отказывать, но Бастион спрашивает, не допускает в поведении непотребства. — Да, только прошу, не смотрите на неё. Не стоит играть с затейницей судьбой.

— Хорошо, мистер Морис, — говорит Бастион и в пару шагов преодолевает расстояние между нами, чтобы протянуть руку мне. — Леди Ариса, рад вас видеть в добром здравии.

Я смотрю на его руку и нерешительно вкладываю свою ладошку. Мужчина доволен, это видно по уголкам губ и глазам, что блестят от восхищения. Бастион оставляет целомудренный поцелуй и ведёт к беседке. Успеваю заметить, что отец оставил нас наедине. Сама же молчу. Слова мне не давали, хотя правила этикета здесь не изучала. Но и не собираюсь так просто дать себя поймать в ловушку.

— Скажите, вы тоже верите в предрассудки? — вздыхает Бастион и кладёт руку на сердце.

— Нет, в предрассудки нет смысла верить, если мы сами вестники своей судьбы, — отвечаю я, вскинув голову, чтобы видеть говорящего.

Даже сидя, приходится задирать голову. Мой ответ заставляет мужчину рассмеяться, у него даже выступают слезы на глазах. И он осторожно их вытирает платочком.

2-2

Не успела я вернуться в особняк, как услышала разговор мачехи с дамами. Они стояли в сторонке и что-то активно обсуждали. Лился смех, звучали предложения подарков в честь торжества. Самый громкий голос оказался у дамы в соломенной шляпке.

— Да вашей падчерице нужно крысу подложить, а не стоящий подарок! — возмущалась незнакомка. — Это надо быть такой неблагодарной дрянью. Фи такой быть.

— Ох, госпожа Мелинда, не нужно так говорить, — приторно-сладким голоском ответила мачеха, женщина прикрыла лицо пёстрым веером, что выделялся на фоне остальных однотонных. — Вы же знаете, бедняжка рано потеряла мать, поэтому в столь юном возрасте пытается сделать из меня врага. По её мнению, я та, кто украла у неё отца.

— Это неблагодарно! И непозволительно, миледи, как бы вам не пришлось из-за неё краснеть в будущем, — обеспокоенно охает другая подлиза.

Дамы вьются рядом, перемывают кости той, что стоит так близко. Не думают о чувствах девчушки. Всё внимание приковано к мачехе, к её нытью и жалобам. Она сама позорит себя тем, что заводит такие оскверняющие разговоры. Выставляя падчерицу в дурном свете.

Представляю, как бы было девочке обидно услышать такое. Щемит в душе обида. Метнуться бы в этот кишащий ложью улей да высказать всю правду. Да не буду, пусть из их уст стекает яд, однажды жизнь им это припомнит и воздаст по заслугам.

Тихонько, чтобы не шуметь, преодолеваю это препятствие.

В особняке неспокойно, беготня. Бедному дворецкому приходится следить за всеми и руководить процессом. Он, как дирижёр, делает пассы рукой, говорит пару слов, и слуги, понимая сразу же, начинают делать своё дело. Как единый механизм, что работает не один десяток лет. Сглаженный до миллиметра.

Я подхожу к мужчине, достаю из потайного кармана платья свёрнутый пергамент с тёмной печатью, обвязанный красной лентой. На листе слоновой кости, что удалось найти, написала красноречивые слова. Поделилась всеми мыслями и сожалениями, которые не могла рассказать девчушка. Лишь не рассказала, что его дочери больше нет. Отцу предстоит потерять дитя, но хоть глаза откроет на змею подколодную у своих ног, что сладко поёт и лисьим хвостом машет перед ним.

— Леди? — удивлённо приподнимает брови дворецкий.

— Простите, вы сможете передать это отцу после церемонии? — прошу я, надеясь, что не задаст лишних вопросов.

Дворецкий смотрит на пергамент, как на врага.

— Леди, прошу меня простить, но вам следует…

— Прошу вас, — я сложила ладошки в мольбе, придала голосу жалости столько, сколько могла. Если придётся умолять, то пойду на этот шаг. Ради счастья отца стоит постараться. Он был очень дорог девчушке. Единственный родной человек в этом месте, несмотря на то, что не смог защитить свою дочь.

— Хорошо, — дворецкий тяжко вздохнул и украдкой взглянул на прислугу, шикнув на них.

Конечно, все любопытные развесили уши. Доложат госпоже, смогут повысить свою значимость. Но это было раньше, сейчас, когда я уйду в другую семью, это делать бесполезно. Поэтому слуги мигом принимаются за работу, делая вид, что ничего не видели и не слышали.

— Спасибо вам большое, — радость сочится в каждом слове, передаю значимый пергамент и убегаю в комнату.

Остаётся выждать время, чтобы приготовиться к побегу. Время тянется, как мёд, медленно и неохотно. Всегда, когда ждёшь, терпение съедает секунды. Вспоминаются очереди в больницу. Вереница людей, что задрать готовы любого, кто вперёд очереди полезет. В таких ситуациях придумали запись в интернете, но и она не очень-то помогает. Ведь всегда найдётся очень умный, сказавший «я на пять секунд, только лекарство выписать». А ты ждёшь в конце, надеясь, что скоро тебя вызовут и не скажут «запишетесь потом».

Эх. Было время. Горесть растекается в грудной клетке. Глаза начинает пощипывать. Всё же хорошо было дома, спокойно. Здесь неизвестность. Знаю, что сбегу в академию, а мой Барсик…

Кот покинул меня. Предатель. Ушёл и за всё это время ни разу не показался.

Ну и пусть!

Справлюсь сама. Он сделал свой выбор. Я сделала свой.

— Госпожа, вы готовы? — нерешительный стук в дверь.

— Да, — отвечаю я, понимая, что пора.

— Хорошо, ваш отец скоро придёт за вами, — говорит служанка и покидает покои.

Осторожно выглядываю. Никого нет. Стоило бы сразу переодеться. Но, боюсь, тогда бы вызвала ненужные подозрения. На место грусти пришёл страх. Адреналин зашкаливал в крови и растекался по венам. Я пробралась, как вор, вначале на кухню, по тайному ходу, что нашла пару дней назад, а оттуда во двор. Дыхание замирало каждый раз, когда рядом пробегали слуги. Пришлось прислушиваться к каждому звуку. Делать перерывы и надеяться, что такси не подъедет так быстро и не нарушит своим громким бибиканьем план.

В один момент показалось, что всё канет в лету. Сердце защемило так, что испуганной мышью не могла шевельнуться. Слышались голоса, один незнакомый, а второй того мужчины, за которого отдают замуж.

— …да, её запрут в подземелье, вам не стоит сомневаться в этом, — говорил Бастион.

— Этот Рамон, как всегда, паникует, — смеётся второй.

— Конечно, не всегда же можно найти жертву для Тиры, — отвечает Бастион.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

До академии доставили быстро. Таксист не задавал лишних вопросов и вообще оказался немногословным мужчиной. Напоследок лишь посоветовал, чтобы я молодого человека под венец не тащила, а то не доучится, и будем жить да гроши собирать с земли, как бедные родственники.

Когда машина отъехала, я скрылась в густых кустах, чтобы наконец-то переодеться. С трудом удалось расправиться с платьем. Вытащить все шпильки из волос. После чего предстояло перетянуть грудь потуже, с непривычки это дело оказалось тяжёлым. Получилось не с первого раза, когда уже отчаялась и хотела бросить это дело, всё удалось. Одежда брата оказалась на пару размеров больше и висела на мне, как обычно висит на вешалке. Настолько это тело было худощавым с острыми плечами и плохой физической подготовкой, что заметила сразу же я. Но при этом Арисе удавалось выжить в том особняке до последнего дня, пока её тело не заняла моя душа.

Упаковав улики в чемодан, выпрямилась, готовая идти только вперёд. Достала на всякий случай документ, ещё раз прочитала имя, фамилию и титул, чтобы запомнить. Стоит ожидать всего, чего угодно. И тут-то до меня дошло то, о чём совершенно успела позабыть.

Волосы.

За всё время, что находилась в особняке, ни разу не видела, чтобы мужчины носили длинные волосы. Да даже если бы носили, то мне пришлось бы их обстричь. С ними не притвориться мужчиной, очень уж внешность моя выдаёт. Проблематично. Нервно прикусила губу. Начала обшаривать чемодан, вдруг ножницы найдутся, вместо них в кармане нашёлся ржавый нож с чёрной рукоятью, на которой отчётливо выделялся череп с красными глазницами, да флакончик с непонятной тёмной жидкостью.

Что ж это девчушка хранила? К сожалению, не узнать, доступа к её памяти совершенно не было. Исчезла, не вернувшись, как я только не старалась в особняке дотянуться до неё. Видимо, с душой погибает и память. Поэтому приходится начинать всю жизнь с чистого листа.

Набравшись смелости, начинаю отрезать волосы. Сложно сделать это тупым лезвием, но что только не сделаешь, чтобы выжить. Кажется, выдёргиваю добрую половину корней, морщусь от боли, развеивая локоны по ветру. Получилось так себе, представляю, что сейчас на голове, и выть в голос хочется. Надеюсь, в академии найдётся парикмахер, а пока и так сойдёт.

Поглядываю на чёрную субстанцию с опаской, открываю и, понюхав, ворочу нос. Ну и гадость, пахнет краской для заборов. Да таким отравить можно, если запереть человека надолго в комнате. Память сразу подкидывает, как однажды просидела в кладовке, что захлопнулась с другой стороны, и надышалась краской, там тебе и головная боль, головокружение и самое худшее — раздражение слизистых было. Глаза слезились, слёзы текли в два ручья. Тогда-то дочка защёлку открутила, чтобы дверь захлопнуться не могла, да спасла меня, старую.

А может, стоит на себя пролить? И притвориться, что по дороге ограбили или что-то в этом роде совершили. Идея, конечно, так себе, но неспроста же эта вещь оказалась в чемодане.

Других учеников поблизости не наблюдалось, изредка выглядывала из укрытия, чтобы проверить. Зреющий нездоровый план грел помолодевшую ммм… душу. И я рискнула на свой страх и риск.

Холодная жижа полилась по голове тонкой струйкой, от запаха голова кругом пошла, а эта гадость начала шипеть и испаряться. Прям магическая вещь какая-то. Уперевшись в шершавый ствол дерева, сделала глубокий вдох и медленный выход. Медитация или как там называется это, когда люди дзен ловят. Вот и я старалась поймать его за хвост. Вроде бы получалось. После процедуры готова идти дальше к поставленной цели. Единственное, что волновало, как я выгляжу, но это должно быть последним, о чём стоит думать. Самое важное: как пользоваться магией?

Именно этот вопрос мучал больше остального. Побег со свадьбы — это полбеды. Промах в знаниях уже значительней. А когда не понимаешь магию, то крах небес, что обрушивается на хрупкие плечи.

Что, если не смогу показать силу, и выгонят пинком под зад? Идти-то мне некуда, обратной дороги не знаю. Сразу же вспоминаются неудачные собеседования на работу. Сидишь, руки заламываешь, отвечаешь на их так называемые вопросы, а тратишь последние нервные клетки. Ох, как вспомню, в дрожь бросает. Тут, конечно, академия, что-то вроде школы, наверное, или всё же института?

Здание упиралось в небесный свод. Пики башен протыкали белые пушистые облака, разрезая причудливые фигуры на две неравные части. Полосатый железный забор, увитый вьюном, был выше моего роста и преграждал дорогу к кирпичному зданию, закрывая обзор на нижнюю конструкцию, вверху же виднелись широкие окна, что отражали солнечные зайчики.

Я нерешительно толкнула калитку, что отличалась от забора причудливым узором с завитками. Несмазанные петли скрипели, как старые колёса, пропуская в новый, неведомый прежде мир. Шаг — и отступить нельзя, калитка с грохотом гремит. Обернувшись, вижу густые кусты с острыми иголками.

Волшебство, да и только. Да как тут на всё смотреть, когда картинка академии сменяется на готический замок. Стоит тёмный, мрачный, из окон льётся зелёный пугающий свет. По правую руку пахнет землёй, да кресты стоят. По левую тропа, что ведёт куда-то вдаль.

Так бы я и стояла, разглядывая всё, если бы не подошли ко мне коренастые пареньки в тёмных мантиях. Все как один бледные, с кругами под глазами. Руки грязные, в земле. На кулаках ссадины виднеются, а у последнего рана на щеке кровоточит. Подрались, что ль, ребятки? А смотрят-то как, дико, неприветливо. Словно дичь увидели пред собой.

3-1

Тук-тук-тук — раздаётся глухо. С той стороны молчание. Ещё раз повторяю действие и ноль внимания. А я же жду, чемодан в руках держу, он, конечно, не очень тяжёлый, но вес то приличный имеет. На пол не ставлю, гордость не позволяет.

Ну раз тишина, то входить можно. Это как с молчанием, молчит, значит, можно. Распахиваю двери, внутри аккуратный низенький столик, заваленный кипой бумаг. На полу валяются красные туфельки, около второй двери сумочка. А ведь здесь женщин, как помню быть, не должно.

Осторожно прохожу вперёд, прикладываю ухо к другой двери, прислушиваюсь, но ни звука не доносится. Подозрительно как-то. Небось не туда привели ребятки меня, выхожу, читаю табличку:

— Ректорат.

Хм. Правильно.

А что это никого не видать, да не слыхать? Да и шмотки валяются?

Ох и не нравится мне это. Но была не была. Пру как танк, распахиваю настежь вторые двери и тут же захлопываю, выбегая из гадюшника.

Это ж надо до такого додуматься!

Щёки горят, как будто их кипятком ошпарили. Тело подрагивает. Перед глазами всё ещё эта сцена, выцепленная за секунду, стоит.

Ох матушки, беспредел творится, да на рабочем месте. Это же надо так. Директора на них не хватает!

А ягодицы-то ничего так. Ой, что я, дура старая, о чём это думать-то вздумала. Небось гормоны девичьи шалят. А мне брак ни к чему, тут тоже принцев днём с огнём не сыщешь, а коль найдёшь, то в козлов превратятся.

От дум тягостно стало. Измену мы помним и вроде простить можем, но боль-то навсегда остаётся. Здесь же мир другой, но тяжко принять, что где-то может находиться чистый человек и искренний душой.

Печально.

Я и думать забыла о ректорате, но именно с той стороны послышались торопливые шаги, и женский писклявый голос заверещал:

— Ты! Да как ты посмела мне поме… посмел помешать?!

Ой. Я что, со спины так на девушку похожа?

Неспеша оборачиваюсь, чтобы увидеть «шикарную» женщину. Про таких ещё говорят, ноги от ушей. Расфуфыренная баба с боевой раскраской и платьем, что натянуто как на куклу, что с трудом закрывает все стратегические места, что прикрывать нужно. Тьфу на таких. Аж противно стало, и не смогла скрыть отвращения, что передёрнуло всю.

— Я? Я, между прочим, учиться пришёл поступать, а не смотреть на… — язык не повернулся продолжить, и я замолкла, закатывая глаза. Надо же было в первый же вечер вляпаться в такую историю. Думала, только в фильмах такое бывает, а тут оп — и картина маслом.

— Ах ты ж мелкий! — закричала женщина, топая ногой. — Я это зелье знаешь как долго варила? А ты! А ты!

— Что я? — голова от ора разболелась, хотелось наконец-то отдохнуть. А эта милочка успокаиваться, видно, не намерена. Хочет отыграться на незнакомом человеке, раз задуманное не удалось.

А ведь это получается, я там мужчину спасла от дамочки. И вместо того, чтобы прийти на помощь, он из кабинета ни ногой. Как это понимать? Где ж благодарность? Да та же мужская солидарность, в конце концов.

— Невыносимый юнец! — закончила фразу женщина и, развернувшись, поцокала на каблуках по коридору.

Женщины. Я покачала головой. Это ж надо такими быть? Вздорные создания. Хоть одну бы нормальную здесь встретить, а пока видела всяких, но не тех, кто бы головой думал. Печально. Потому и удивляться нечего, что мужчины такие же ходят да козни всякие строят. Пилят их, бедных, постоянно такие вот дамочки, да там не только отвращение появится со временем, но и похуже что может.

Да что ж это я их ещё и жалеть начала? Нет. Так дело не пойдёт. Пойду-ка лучше в ректорат, нужно же документы подать да выяснить, где заселят бедную меня.

С осторожностью заглядываю в кабинет. Мужчина стоит, к счастью, полностью одетый, а то успела повидать что не надо, и смотрит в распахнутое окно. Ветер доносит сладкий яблочный аромат, отправляя мысленно в детство, когда всё более-менее натуральное было. Моего появления словно не замечают, или же делают вид, что не заметили. Ну конечно, вечер, а тут и расписания нет, со скольки до скольки работают. Авось время давно не рабочее, а я тут с пожитками учиться припёрлась.

— Здравствуйте, — нерешительно лепечу я.

— Добрый вечер, добрый.

Мужчина медленно оборачивается и оценивающе проходит своим взором от макушки до пят. Хмыкает и проходит к столу с бумагами. Оперившись на него, скрещивает руки на груди. Вроде не красавиц, да и не урод вовсе. Да только взгляд колючий, оценивающий. Черты лица острые, нос как у орла, брови пушистые и похожи на домики у гномиков. В этом океане лучше не плескаться, утонешь сразу, приходит разумное понимание. Да и губы узкие, с такими людьми много не побеседуешь, сложные они. Причёска длинная, чуть ли не конский хвост, аж завидно стало, это же надо такую шевелюру-то иметь. А ухаживать сколько приходится. Эх, грустно-то как, свои-то волосы отрезать пришлось да попортить.

И что в нём только та дамочка нашла? Не понимаю вовсе.

— Налюбовался? — брови мужчины приподнимаются.

Это ж надо так в краску-то вогнать. Нет, и я не лучше, стою пялюсь и молчу. Тут любой неправильно расценит. А я ж так, всего лишь оценку провела, мы, старые, любим иногда такое делать. Да гадать потом, куда пойдёт молодое поколение. Ой, дурочка, сама же молодка теперь. А мужчина то старше. Для него я не девушка, а парень, что пялится, как дурак.

3-2

— Ректор академии Менаги, простите моего подопечного, не уследил мур-мяу! — послышалось позади льстивое мяуканье.

— Барсик! Старый чёрт! Ты жив ещё, что ли? — мужчина сразу же в лице поменялся и расслабился.

Я обернулась и чуть не всплакнула. Вернулся, не оставил одну!

Мой Барсик, большой котяра, культурно сидел в кресле и внимательно наблюдал за нами. Встретившись со мной взглядом, фыркнул и, спрыгнув с места, направился к… ректору.

И как сразу-то не поняла, что ректор здесь. Да как понять-то было, стала я себя оправдывать, если таблички на двери никакой. Тут любой ошибиться мог.

— Жив-жив, — согласно мотнул головой Барсик. — Помирал пару раз, не понравилось. За ним глаз да глаз нужен. Только отведёшь внимание, и набедокурит. Мелочь, а старается взрослого из себя строить.

Стоит, ворчит, хвостом недовольно мотает. Чуть ли не молнии глазами мечет в мою сторону. И надо же, вроде как спас, а теперь поносит без всяких стеснений.

Ох, и выходила горюшко себе. Я ему самое лучше, а он… И так грустно стало на душе. Глаза защипало. Прям в душу словно плюнули и разорвали в клочки.

Кот, видимо, перемену заметил. Замолк на полуслове и медленно к ногам подошёл. Потёрся о них да лапы на талию поставил, заглядывая в очи. Зелёный омут заставил замереть, чемодан выпал из рук, а сама ослабла. Силы словно высосали, оставляя одну бренную оболочку. Как со стороны смотрела, что оседаю и падаю на ковёр, что покрывал полы ректорского кабинета.

Мягкий ворс щекотал. Боль от удара не почувствовалась. Гляжу, а мужчина даже не сдвинулся. Смотрит на всё и ухмыляется. Не спешит помочь да в чувства привести. Да и сама я что-то в темноту никакую не ухожу. Вижу да слышу всё, что происходит. Как призрак какой-то.

Небось реально померла, что ль? Испугалась прям, смотрю на тело внимательно, а нет, дыхание есть. А что ж в таком случае-то происходит? Не понимаю.

— Вот так то лучше, — заявляет Барсик и лапы вытирает, от которых искры во все стороны летят. — А то чуть мокроту не навёл. Он у семьи впечатлительный слишком. Говорил же хозяйке, надо мужчину из него растить, а она не слушала. Цветочки да платочки там шила с ним. Книжки заумные читала. Эх. Жаль не дожила, не видит теперь, что с родной кровинушкой-то сталось.

— А отец что? Куда глядел? — пристально взглянул на тельце моё ректор.

— Да как куда, сам как будто и не знаешь, — вздёрнул мордочку вверх Барсик. — Под юбки к лисице попал, так там и остался. Дурень он, как был дурнем, так и остался.

— Соглашусь, Морис себе на уме, лучше бы Кассандра меня тогда выбрала да жила припеваючи, — грустно пробасил ректор.

Вот он какой! Мерзкий тип! Знал бы, что на самом деле в семье-то творится, да так бы не поговаривал.

А это ж что ж получается? Ректор-то влюблён в маму девчонки был? Ох, беда. Да тут точно теперь история с дочерью всплывёт, и попадусь как миленькая. Стоило с братом переговорить. Но я же его ни разу-то и не видывала. Одежда есть, а самого его нет, как сквозь землицу пропал. Да не вернулся вовсе.

Ох и нечисто это дело. Душа чувствует, нелегко ещё придётся мне здесь.

— Соглашусь, Андриан, но сердцу не прикажешь и тебе ли не знать об этом? — выдал Барсик и глянул в то место, где я стою, подмигивая.

Он что, ещё и видит меня? Так Барсик специально это сделал, чтобы я могла услышать каждое слово. Да только зачем, если кости пересчитывают остальным. Нет, ну мы, бабки, любим такое, но не должно же это все сваливаться на нас как снежный ком, что вместо того, чтоб таять, холодит и растёт, придавливая к матушке-земле.

Вот негодник!

А всё же любимый, как ни посмотри.

— Каюсь, знаю, — согласился ректор Андриан. — Поэтому принимаю её сына в ученики. Ты, главное, следи за ним. Пусть только попробует дисциплину нарушить или беспорядки в академии навести. Сразу вон вылетит. С такими, знаешь, разговоры короткие.

Ох. Какой ректор грозный. Что удумал в голове. Да я, знаете ли, сама никуда из академии не уйду и покажу, на что способна. Иш! Зазнался, пуп земли нашёлся.

— Мярлык, — послышалось тарахтение, очень похожее на смех. — Ну ты и насмешил. Этот дохляк и комарика натравить на кого-то не сможет. Его тренировать да тренировать нужно. Так что проблем не будет. Хьюстон сюда учиться пришёл, а не дурака валять. Ваша академия самая лучшая на северной части, что граничит со снежными оборотнями.

Тут-то я уши и навострила. Вся прям напряглась, не могу.

— Ха, ты всегда знал толк в обучении, — похвалил Барсика ректор. — Поэтому, думаю, тебе понравится новый состав магистров, что приступят к обучению в этом году.

— Новые? — удивился Барсик.

«Да что же вы от темы уходите?!» — чуть ли не взвыла я. Закинули удочку, заинтересовали и прекратили говорить. А мне тут думай, неужто я попала в западню и сбежала туда, куда и вовсе бы не хотела попадать.

— Да ты так не переживай, время идёт, люди меняются, — махнул рукой ректор Адриан. — Не все, конечно, но по физической подготовке прям с севера Магистр приедет. Ещё пара в декрет ушли вместо жён, кто по старости на законный отдых отправился, кто, напротив, вернулся и на замену пошёл.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Утро. Птички поют, весёлые зайчики прыгают по лицу. Под ухом мурлыкает кот. Кровать, правда, скрипит, и лежу у самого края, но всё ж лежу, а не валяюсь на полу.

Нехотя открываю глаза. После того как доставили в мои покои, провалилась в сон. И ладно бы спалось сладко, нет, ворочалась с бока на бок и никак не могла нормально дремать. То шумы всякие доносились с улицы, то пружина упиралась в спину, а потом и сон страшный привиделся, как рыщет дикий зверь по тропе заснеженной, а я прячусь, от страха дрожа. Под утро самое Барсик пришёл, завалился, заняв большую часть кровати, и затарахтел. Я по привычке погладила да на самотёк спустила проделку. А теперь понимаю, что вроде бы и спать хочется, да тело отлежала. Не привыкла я поздно вставать. С утреца дела лучше всегда делаются.

Поднялась, потянулась. Глянула в зеркало, что висит на шкафу во весь рост, и вместо себя обнаружила толстенный слой пыли. Это же надо так за утварью следить?

Благо хоть постельное чистотой и свежестью пахнет. Прям хрустит пододеяльник в зелёный горошек под пальцами. А в остальном, оглядела комнату и вздохнула, нужна полноценная уборка. Под самым потолком, что чуть ли не упирается в голову, толстенный слой паутины. Не беда, смахнём веником, а паука, коль есть, отпустим на волю, вон окно какое огромное, чуть ли не комнаты размером. Люстра, древняя как сама жизнь, повисла сосульками, да так чтоб в неё врезались при каждом удобном случае. Разобрать вроде бы можно, да как бы собрать потом её в том же порядке, но ладно, разберусь, в последнюю очередь к ней вернусь. На шкаф, ясно дело, ничего не положишь, тютелька в тютельку собран и поставлен в промежуток между бревенчатым полом и потолком. Сиротливо стоит стол в углу и табурет с мягкой, посеревшей от времени обивкой. Там же рядом дверь с потемневшей ручкой.

Места, конечно, мало, правда, но пока с вёдрами побегаешь туда-сюда, тряпкой протрёшь каждый миллиметр да шторки, поеденные молью постираешь, то явно вечер наступит.

Вздохнула тягостно да потопала по грязному полу к двери босиком, что-то чувствую, не предвещает ничего хорошего за ней. Да так и остановилась на месте. Не сразу приметила, что на стене датчик какой-то круглый стоит. Протёрла его рукой, пыли-то, пыли, аж руки посерели. Но благо лучше видно теперь, что внутри причудливой штуковины с маленькой выпирающей частью. А там цвета разные, подписанные все.

— Туалетная комната — чердак, ага, теперь понятно, куда меня поселили, на чердак, бесстыжие, — потрясла кулаком в пространстве, забываясь, что голос нужно держать грубый. — Выход в коридор, общежитие под знаком вопроса стоит. Это, наверное, потому что ещё не определили, куда поступлю я, горемычная. Учебный корпус, ну тут любой поймёт, что там. Так-так-так, столовая, со вчерашнего вечера ни крошки во рту не было, да навряд ли в такую рань кормить будут. Парк, интересно, но что-то он стоит, что ни то ни сё в данной постановке. Интересно, а менять очерёдность возможно или нет? Так что там следующее у нас, преподавательский этаж, а он-то зачем понадобился? Век бы не видывала. Ректорат знаем, были там вчера да дел натворить успели. Библиотека, в неё сводить должны.

Обернулась на Барсика, а он и ухом не повёл. Спит себе, довольный. Да горя не знает.

— Учебный полигон, — прочитала последнее и сглотнула. Тяжко придётся в этом тельце. Здесь не один день тренировок нужен, чтобы привести в надлежащую форму себя. Сложно будет. Но ничего, и не с таким сталкивались. Прорвёмся!

Сейчас маленькая стрелочка показывала на ректорат, аккуратно начала поворачивать её на туалетную комнату, слыша, как щёлкает механизм внутри системы. И тут в старую головушку воспоминание пришло, да это же похоже на замок, точно же, только какой он там был, плавучий, парящий, а не помню, ну ладно. Лишь бы сработало и на том спасибо будет.

Последнее деление, и остановка на нужном. Надпись засветилась бирюзовым цветом, после чего дверь скрипуче отворилась, пропуская в туалет, что оказался не лучше самой комнаты, в кою заселили. Слой пыли — это ладно, но сам унитаз изгаженный так, как будто его не по назначению использовали, а вони-то сколько. Ужас. Яркие зелёные пятна, засор из тёмной жижи. Вантуз нашёлся в ванне, и, прикрывал слив, намертво запечатал отверстие. Раковина расколота и с трудом держится на стене. Кафель порос мхом и чёрными пятнами.

— Ужас!!! — заверещала я во весь голос, и плевать, если кто-то услышит.

Глаз задёргался, нервы напряглись и готовы сдать в любой момент. Хочется взмолиться и просить, чтобы вернули обратно на Землю, где такого и свет не видывал. Нет, возможно, и видывали, но не в таких же масштабах, чтоб хотелось за голову схватиться. А как же теперь гигиена и остальные планы? Ремонт, если на то пошло? С чьих денег за всё возьмутся? Разве академия не должна заботиться о своих адептах?

— Да чего ты верещишь с утра… кхе-кхе.

Барсик закашлялся, я посмотрела на него и заметила, что он стал чуть выше по росту. Значит, маленьким он был явно не всегда. Сколько же секретов ещё предстоит узнать. Но сейчас главное другое — помощь! И чем быстрее её окажут, тем лучше. Иначе я в этом гадюшнике… сказала бы, что жить не смогу, но нет. Так просто от меня они здесь не избавятся.

— Сам видишь, коль не слепой, — язвительно произнесла я, указывая на безобразие. — Что делать-то будем мы с тобой?

— Мяу! — на повышенном тоне мявкнул Барсик и с новой силой расчихался. — Дверь закрой. Кхе-кхе. Аллергия. Чтоб её, неладная!

— Ох, бедный мой, — охнула я и поскорее захлопнула злосчастную, чтоб скрыть стыд и срам на той стороне.