Дерзкая. Клятва Примара

Глава 1

Мальчик стоял на самом острие деревянной стрелки. Волны, беснующиеся прямо под балкой, обдавали его ноги крупными, пенящимися брызгами. Ещё пока он медленно шёл по балке от берега к кончику грубо сколоченной ритуальной стрелы, он промок снизу почти до самого пояса, и сейчас ему, должно быть, было нестерпимо холодно. Но он стоял неподвижно, сгорбившись, и даже боялся дрожать от холода.

Только больных и младенцев не было в этот час на берегу океана. Все селение было здесь. Но не потому, что это было им интересно. Каждый из них знал, что в следующий раз он или его близкие могут оказаться на ритуальной стреле. Каждый хотел получить надежду на то, что тогда, когда это случится c ним, избежать смерти будет возможно.

Убедившись, что мальчик благополучно добрался до острия стрелы, шаман взмахнул рукой, и мужчины затянули простенький, тоскливый мотив, в котором почти не было никаких слов. Когда они прерывались, вступал шаман, и его речитатив заставлял содрогаться многих людей в толпе, если не всех.

Мальчику было лет четырнадцать, не больше. Обычный худенький парнишка в неловко сшитой одежде, которая в это осеннее время уже едва спасала от холода. Я видела его лицо, прежде чем шаман оторвал его от отца и матери и возвёл на основание ритуальной стрелы. Подросток был смертельно напуган. Он был уже достаточно взрослым, чтобы осознать все от начала и до конца. Но он был слишком мал, чтобы испытывать судьбу, как настоящий мужчина, не показывая своих истинных чувств.

За три года мы повидали немало подобных обрядов в различных местах Диких Земель. Но всякий раз я стремилась избежать очередного зрелища. На этот раз ничего не вышло. Пойти на берег вместе со всем селением было просто необходимо, потому что иначе мы пробудили бы к себе ненужные подозрения.

Невысокий пологий берег был старательно подготовлен для священнодейства. Над водой была сооружена гигантская консоль в виде стрелы: две тяжёлые деревянные балки, соединённые концами под углом градусов в сорок. Балки нависали над океаном, острие стрелы находилось метрах в восьми от берега. Пройти по балкам было бы совершенно несложно, если бы они просто лежали на земле. Но попробуйте пройти, если в полуметре под тобой – волны океана. И они не просто текут, плещутся и неторопливо вскипают, брызгая пеной. Они живут какой‑то своей жизнью, по неведомым людям законам, как и вся природа Диких Земель. И нежданно‑негаданно из глубины прибрежных волн может стремительно взвиться неширокий, но тугой столб воды, сбивая то, что попадёт на его пути, и смывая в океан. Откуда берутся эти неумолимые водяные столбы‑убийцы? Этого никто не знает. Как никто не знает и то, откуда берутся внезапные сильные приливы, вызывающие настоящие потопы в прибрежных городах и селениях. Эти потопы докатываются до глубинных пустынных районов, оставляя после отступления разрушенные жилища и мёртвые тела, которые почему‑либо не унесло отходящей водой. Мы слышали о подобных кошмарах не раз за время нашей затянувшейся разведки на побережье. Рассказы о стихии носили отпечаток благоговейной обречённости. Люди даже не пытаются разгадать загадку постигающих их несчастий. Они просто отдают себя на милость океану, не пробуя даже перебраться вглубь материка. Ведь для этого нужно пересечь пустынные зловещие степи, а для этого у здешнего народа нет ни воли, ни сил, ни технических средств. Только отчаянные смельчаки решаются совершать путешествия в глубинные районы и обратно. Но здесь их держат скорее за изгоев, нарушающих священные обычаи полного повиновения природе. Поэтому‑то мы старались ничем не выдать то, что мы – чужаки. Это могло запросто стоить нам жизни. И никто бы не успел к нам на помощь, так быстра была бы расправа. Стоит только вождю‑шаману повести рукой, как люди сделают все, чтобы не вызвать его гнев.

Шаман продолжал изредка прерывать мужчин грозным речитативом. Он призвал океан сделать выбор: забрать к себе мальчика или оставить ему жизнь. Кажется, если водяной столб все‑таки появится и собьёт мальчика в океан, это будет означать, что на некоторое время люди откуплены от гнева стихии. Жестокая и дремучая наивность. В то же время некоторые наблюдения на нашем пути показывали, что даже если учесть, что люди живут в вечном страхе и подавленности, далеко не все они фанатично верят в необходимость тех бессмысленно жестоких ритуалов, ограничений, жертвоприношений и прочей белиберды.

Мало того, что все население Диких Земель отброшено на несколько веков назад. Оно ещё разобщено и полностью изолировано. Контакты с Иерархией не просто отсутствуют, обычные люди даже не представляют ни того, что такие контакты возможны, ни того, что такие контакты вовсю ведутся избранными доверенными людьми Иерархии.

А населению Диких Земель ничего не остаётся, кроме как подчинятся власти, об источнике которой они и не подозревают. Несколько десятков миллионов человек цепляются за жизнь, брошенные на самое дно. Брошенные так давно, что нигде мы не встретили сколько‑нибудь связных воспоминаний о былых временах, когда Первый мир был един и процветал. Все оставшиеся сведения сложились в легенды, передавать которые друг другу было запрещено под страхом смерти.

Стоя в толпе на берегу, я отдавала себе отчёт, что многие из тех, среди кого я находилась, в душе протестуют против того, чему они были свидетелями. Но я так же прекрасно представляла себе, что никто не выдаст себя даже вздохом. Да, женщины потихоньку шушукались, прижимая к себе детей, всхлипывали. Но ничто не носило даже намёка на протест. Мужчины же пели, тягуче и стройно, и я представляла, каково им сдерживать желание поскорее завершить песню. Ведь если мальчик простоит невредимым на острие в течение того времени, пока звучит песня, ему будет позволено вернуться назад и присоединиться к остальным.

Я видела сгорбленную спину мальчика и то, как он слегка покачивается, балансируя на балках. Можно было только догадываться, что творилось в душе бедняги. Он ведь, в сущности, был ещё ребёнком.

Глава 2

– Ну что, как он? – Валера догнал меня и пошёл рядом. – Ещё на той неделе я не поставил бы на его жизнь и фальшивой монеты…

– Ему лучше, это очевидно. Спасибо тебе, без тебя мы точно пропали бы.

Валерий скорчил странную мину. Казалось, его смущают и раздражают слова благодарности.

– Я не бог. Конечно, совсем без лекарств его шансы были бы близки к нулю, тем не менее, твоего Середу мало кто может уморить до смерти, если ты рядом с ним. Но я думаю, что ему не помешает ещё немного благ цивилизации, – заметил он.

– Нам всем они не помешают, – согласилась я.

Валерий порылся в кармане брюк и вынул полиэтиленовый конвертик с таблетками. Протянув его мне, он кивнул на Олега:

– Дай ему сама. От меня он принципиально ничего не берет.

Я взяла пакетик, догнала Олега и вложила таблетки ему в руку.

– Прими аспирин. И не будь свиньёй, что ты задираешься с Валеркой?

Олег, все ещё бледный, но уже куда более бодрый, чем неделю назад, лениво отмахнулся от меня:

– Кому‑то, может быть, и Валерка, а мне… Интересно, откуда у него аспирин? И автомат?

– Тебя должно интересовать только то, что он успел вовремя, чтобы спасти нас, тебя в том числе, – отрезала я.

Олег ничего не ответил и прибавил шагу.

Мне стало почти до слез обидно. Возможно ли когда‑нибудь будет примирить их друг с другом? Всю неделю Валерий и Олег общались через меня. Валера принёс с собой лекарства и фляжку с коньячной настойкой. Только с помощью этих нехитрых вещей мы и смогли поставить Олега на ноги, но даже это не смягчило его непримиримость к Валерию…

Солнце уже садилось, становилось все холоднее. Мы тянулись вдоль края леса, подыскивая подходящее место для последнего ночлега в Диких Землях. Здесь лес резко обрывался, переходя в Степи. Утром мы должны были уже вступить на территорию, жившую по совершенно иным законам, чем Дикие Земли. Вернее, здесь отсутствовали какие‑либо законы, их напрочь не было.

За время нашего многодневного пути мы все почти не разговаривали друг с другом, потому что приходилось постоянно быть начеку. Иногда только раздавались отрывистые приказы Дана своему брату. Воронёнок муштровал мальчишку почём зря. Гудри не разрешалось: заговаривать первому, плакать, жаловаться, идти слишком медленно, идти слишком быстро, долго смотреть в одну сторону, отлучаться из поля зрения Дана, прислушиваться к разговорам, трогать чужое оружие… А разрешалось только получать подзатыльники.

Меня радовало то, что Валерка был с нами, хотя мне до сих пор так и не удавалось поговорить с ним так, как мне того хотелось. Но, идя вслед за Олегом, я чувствовала сзади присутствие Валерия, и это успокаивало меня и вселяло уверенность в том, что наш переход через Степи увенчается успехом.

– Катя, давай‑ка здесь остановимся, – Валера тронул меня за руку, указывая на выжженную солнцем лощину на опушке леса. – Пора отдыхать. Да здесь мы сможем и поговорить спокойно. Так далеко воины шаманов не пойдут, а степнякам здесь тоже вроде бы делать нечего.

Мы расположились на ночлег. Измученный тычками и придирками Дана, Гудри сразу же уснул, завернувшись в свои лохмотья. Дан ещё некоторое время побродил вокруг лощины, а потом тоже улёгся рядом с братом. Валерий развёл какой‑то хитрый костёр, соорудив над ним шалаш из веточек, маскирующий огонь, и сел, положив автомат на колени. Олег расположился здесь же.

– Ну что, спят наши юные дикари? – уточнил Валерка.

– Не понимаю, как у него поднимается рука так издеваться над мальчишкой, – проворчал Олег.

– Дан делает из Гудри настоящего воина, – усмехнулась я.

– Разве так сделаешь из человека что‑нибудь хорошее? – недоверчиво отозвался Олег.

– Только так и сделаешь, – заметил Валера. – Это я испытал на себе.

– Он ещё считает, что из него получилось что‑то хорошее, – фыркнул Олег, ни к кому конкретно не обращаясь.

Я ещё раз оглядела Валерку и в который раз мне бросилась в глаза разительная перемена в его внешности. Несмотря на то, что я видела его уже не раз в ином виде, стоило мне подумать о нем, как в памяти всплывал безукоризненно одетый пижон с небольшой аккуратной стильной бородкой: черные блестящие волосы, выпрямленные жирным гелем, холеные руки, нервные порывистые движения худощавой фигуры, большие, болезненно блестящие синие глаза, которые я сначала так люто ненавидела, и в которых даже спустя какое‑то время оставалась злобная беспомощность затравленного пса. Но те долгие‑долгие месяцы нашей разлуки, во время которой мы общались хоть и часто, но только мысленно, изменили Валеру совершенно. Теперь, взглянув на него, никто бы не усомнился, что этот парень всю свою жизнь провёл в суровых условиях, борясь со всевозможными лишениями и занимаясь тяжёлой физической работой.

Валерий словно вырос. Плечи стали шире и мощнее, руки, погрубевшие и потемневшие, впечатляли своей очевидной силой и уверенностью движений. Даже походка из резко‑суетливой стала пружинистой. Небрежно остриженные крутые локоны привольно трепал степной ветер. Только бородка оставалась все такой же короткой, тщательно и аккуратно ухоженной. И глаза такие же яркие, но уже подёрнутые равнодушным спокойствием, в искренности которого я почему‑то сильно сомневалась.

Поймав мой оценивающий взгляд, Валерка усмехнулся:

– Это все Марс. Он сделал из хлюпика Извекова человека, способного постоять за себя даже тогда, когда рядом нет Рая.

При упоминании о Рае Олег дёрнулся, но смолчал. Валера лениво взглянул в его сторону, но тоже ничего не сказал.

– Я бы не сказала, что без Рая твои способности резко упали, заметила я.

– Увы, Катя. Телепатические способности – это, конечно, здорово, но даже самые значительные, они далеко не все, на что я был способен когда‑то. Я уже никого не смогу… – начал Валера.

– Заткнись, Извеков, – процедил Олег.

Валерий пожал плечами и встал.

– Отойдём, Катя, не будем его раздражать. Есть разговор.

Глава 3

– Но это же глупо! Это бессмысленно! Надо же правильно выбирать между традицией и здравым смыслом! Я ничего не могу понять! – Тарон в досаде шлёпнул ладонью по бревенчатой стене и болезненно сморщился.

Юра покачал головой:

– Да пойми же ты, наконец, хотя бы одно: мы не диктуем людям, как им следует поступать. Мы всего лишь поступаем так, чтобы они приняли нас без внутреннего сопротивления. Да вся Иерархия прекрасно знает в лицо Виллена, и знает, чем я отличаюсь от него. Я для них никто. Несмотря на то, что весь Виллен с потрохами сидит во мне…

– Да какая разница, как ты выглядишь?! Ты все равно самый настоящий потомок Вебстера! Даже если бы ты им не был, Первый мир будет самым идиотским миром, если откажется повиноваться тебе! – не сдавался Тарон. Как можно променять тебя, Юрий, на такого мальчишку, как я?!

– Законы жизни общества для людей Первого мира священны. И даже те, кого они не устраивают по соображениям личной выгоды, не в силах ничего сделать вопреки этим законам. Возможно, я был бы хорошим иерархом, – Юрий невесело усмехнулся, вспоминая видимо, свою первую попытку пребывания у власти, – но тем не менее, иерархом Первого мира будешь ты, Тарон. Ты можешь думать обо мне все, что захочешь, но для нас с Рэстой ты – наш младший брат, а для всего Первого мира ты единственный законный иерарх.

Тарон замахал руками:

– Замолчи, все, не хочу больше! Я не против того, чтобы стать тем, кем ты хочешь меня видеть, Юрий, но мне не хочется всю жизнь управлять придурками, которые выбирают себе власть по принципу монархического наследования!

– Боюсь, что тебе придётся! – повысил голос Юрий. – Тем более, что в твоём случае этот выбор вполне удачен!

Они стояли друг перед другом, как два петуха. Несмотря на то, что они были знакомы дней десять, более неразлучных людей трудно было найти во всём стане новоиспечённой Юркиной армии. И не было двух более отчаянных и непримиримых спорщиков. Юра практически всегда умудрялся переубедить Тарона, но если Тарон покидал поле словесной битвы относительно свеженьким и убегал снова натаскивать Гудри или тренироваться вместе с ребятами, то Юра после таких столкновений садился куда‑нибудь в угол и обессиленно молчал, приходя в себя.

Вот и сейчас, пробормотав что‑то, Тарон умчался, хлопнув дверью.

– Ну, Рэста, это не человек, а ураган какой‑то, – Юрка встряхнулся и потряс головой. – Как все‑таки здорово, что ты его нашла, спасибо тебе.

– Чистая случайность.

– Разумеется. Как и все удачи в твоей жизни.

– А у меня были удачи? – удивилась я. – По‑моему, что бы я не сделала, ничего не приносило, кроме неприятностей. Никому.

Юра притворился, что не слышит…

Когда мы, наконец, несколько дней назад благополучно добрались до лагеря Юры, я не поверила своим глазам.

Целый военный городок в лесу, множество людей, множество оружия, собранного по различным мирам… Железная дисциплина. Чёткие планы обучения и тренировок. Многочисленная армия, разбитая на спецподразделения, владеющие целым комплексом боевых искусств и всевозможных полезных способностей. Подобранные Юрой люди прошли несколько этапов превращения из дикарей в воинов, принадлежащих к высокой цивилизации. Несомненно, Виллен знал, что делает, вряд ли кто‑то лучше него мог подобрать способ организации войска, программу подготовки и направление вооружения людей. Но никто лучше Юрки не мог бы присмотреть за бывшим иерархом, не позволяя ему терять голову, всегда оставляя её холодной. Два взгляда на борьбу Первого мира: изнутри и снаружи. Трудно представить себе что‑то более эффективное для ведение любого серьёзного многогранного дела. Я ни на секунду не сомневалась, что какой бы затяжной ни оказалась борьба с Дарриной, Юрий и Виллен одержат победу. Могли ещё оставаться какие‑то сомнения, не окажись с нами рядом Тарона… Но глядя на энергичного и умного мальчика, эту надежду Первого мира, сомневаться в чём‑нибудь почти не приходилось.

Юрка так резво переключился на Тарона, что я сначала перепугалась, что Валерий окажется прав, и Тарон, почувствовав себя бессловесным инструментом, воспротивится стремительному напору Юры. Но этого не случилось. Быть может, воспитатель Тарона внушил ему соответствующие установки, но скорее всего, смышлёный и независимый парень просто был не против поучаствовать в серьёзном деле вместе с людьми, которых он за короткое время знакомства искренне зауважал. У Тарона был «дар власти». Уж если он отдавал распоряжения, то их исполняли все: либо это были простые воины, и тогда они подчинялись властному напору и беспрекословному тону приказов Тарона, либо это был кто‑то из нас, и тогда очевидная разумность и оперативность предложенного Тароном решения заставляла нас принимать его полностью, хоть внешне это выглядело, будто воронёнок отдаёт нам начальственные команды. На самом деле, если бы мы возмутились несколько вызывающему поведению нашего юного друга, он, скорее всего, охотно сдержал бы свою прыть, потому что всецело признавал верховенство Юрия. Но Юра изо всех сил старался поощрять Тарона и подталкивал его к принятию решений, исподволь умело поправляя нашего нового иерарха, если того заносило в сторону от цели. Цепочка действий в той или иной ситуации, на первый взгляд, не всегда логичная, молниеносно складывалась у него в голове. А решительность при выполнении задуманного просто подкупала. Удивительное сочетание кипящего каскада эмоций при оценке фактов и взвешенного хладнокровия в действии.

Это немного напоминало самого Юрия. Но лишь отчасти, потому что переживания у Юрки лежали глубоко спрятанными от посторонних глаз.

Я видела, что Юра восхищается Тароном. Даже не столько видела, сколько чувствовала. Он восхищался им даже не как своим младшим другом, на которого он возлагал такие надежды, он отнёсся к нему, как к сыну. Разница в возрасте между ними была более двадцати лет, Юра уже разменял пятый десяток. Наверное, именно в этом возрасте просыпается некая психологическая потребность быть отцом, если она вообще когда‑нибудь просыпается в мужчине. Юрка всегда был одинок, несмотря даже на то, что мы все постоянно окружали его, нуждались в нем и сами пытались стать для него нужными. И сейчас, похоже, Юра получил возможность вылепить из Тарона нечто… нечто отвечающее его высоким запросам. Да, Тарон может стать совершенно независимым, характер его будет ничем не похожим на личность самого Юры, но это будет человек, верно понимающий то, что Юрка делает, ценящий его просто за то, что он вложил в него душу.

Глава 4

– Валерий сообщает, что дверь на Континент взорвана, – Юра подошёл к нашему тесному кружку у костра. – Теперь, когда его группа будет с нами, мы начнём переход через ту дверь, которую Марсен подготовил.

Никто не возразил. Все очень устали и теперь сидели и лежали кто на чём, совершенно обессиленные. Я только что закончила допивать свой чай и теперь мне хотелось прислониться к чему‑нибудь мягкому и закрыть глаза. Тем более, что пейзаж вокруг не располагал к тому, чтобы им наслаждаться.

Оставалось только удивляться тому поразительному месту, которое Марсен разыскал для нашего перехода. Он потратил много времени, чтобы найти такой промежуточный мир, где две двери: на Континент и в Иерархию были бы сравнительно недалеко друг от друга. Но самое главное, найденный им путь пролегал через совершенно безлюдный мир, можно было пропускать сквозь него несколько тысяч человек и не опасаться посторонних глаз, клинков и стволов…

Был ли вообще этот мир обитаемым? Кто знает. Биоэфир был совершенно пуст. Да и на взгляд трудно было предположить, что в этом месте могла остаться живая душа, хотя, возможно, определённое время назад этот мир мог выглядеть совершенно иначе. Сейчас же на поверхности земли лежал слой пепла, и толщина этого слоя не поддавалась измерению. Пепел носился и в воздухе, клубы его кружились над дорогой, проложенной нами между двух огромных котлованов, по дну которых медленно и величаво текли странные реки.

Совершенно чёрная бугристая поверхность этих рек не была жидкой в привычном понимании этого слова. Правда, она текла, но текла медленно, как вытекает из банки очень густое варенье. Они, эти реки, и были похожи на текущее варенье, чёрное и пригоревшее. Местами чёрная корка поверхности разъезжалась, и в разрывах светилось красное огненное марево, способное, наверняка, в секунду расплавить даже рухнувший в такую реку самолёт. Все это было похоже, как сказал Юра, на вулканическую лаву, но вулканов в том виде, в котором я их представляла себе, не было: ни конусообразных вершин, ни бесформенных разломов в горах. Лава текла и текла, оставляя на возвышениях плоские, засыпанные пеплом участки земной поверхности, по которым можно было пробраться людям.

Идти было трудно. Температура в Мёртвом мире после зимней свежести Зелёного Пояса была слишком высокой. Люди задыхались, покрывались потом, ноги вязли в мягком пепле. Невесомый седой пепел не только пачкал руки, лица, одежду, он ещё и набивался в глаза, в рот, казалось, что лёгкие изнутри уже выстланы пепельным ковром. Хорошо ещё, что предусмотрительный Юрка давно уже предполагал, что путь перехода может пролегать в месте совершенно невыносимом, поэтому и задумал, и подготовил заранее опорные базы в Иерархии и арсеналы с вооружением. Люди шли практически налегке, и все равно были измотаны. Видя, что силы у всех давно на исходе, Юра объявил привал.

Сам Юра бродил от костра к костру, на которых люди подогревали себе еду и воду, о чём‑то расспрашивал, и никак не мог дойти до нашего кружка. То, что он дошёл до нас только тогда, когда появилась добрая весть от Валерия, объяснило все: Юрка просто до безумия переживал за исход своего предприятия, особенно сейчас, когда проникновение Даррины в нашу среду приобрело такие явные и угрожающие формы. События у оружейного склада здорово выбили его из колеи, и мне едва удалось убедить его, что Гайл совершенно не виноват в случившемся.

Сообщив нам о близком прибытии Валерия, Юра присел рядом со мной и взял протянутую Тароном кружку.

– Ну что, Рэста, ничего нового? – тихо спросил он меня.

– Насчёт чего? – уточнила я, хотя знала, о чём он.

– Что подозрительного в эфире?

– Ничего. Тарон тоже молчит.

– О чём? – равнодушно произнёс Юрка, прихлебнув чай.

– О своих безымянных контактёрах.

– Что‑о? – Юрка отставил в сторону кружку. И я поняла, что Тарон смолчал о нашем с ним разговоре. Я беззвучно призвала Тарона и, хорошенько обругав его, приказала немедленно объяснить все Юрке. Несколько минут я молча наблюдала за их лицами. Тарон к концу их мысленного обмена любезностями выглядел очень виноватым, а на Юрку вообще страшно было смотреть, это был лучший образчик Юрия Орешина шести‑семилетней давности, тех времён, когда любое неповиновение вызывало у него не просто возмущение и протест, а бурный приступ ярости.

В конце концов Юрка вскочил на ноги и резко дёрнул меня вверх, чуть не порвав одежду.

– А ну‑ка, пройдём со мной! – процедил он мне сквозь зубы и, видя, что Тарон тоже встаёт, гневно прошипел: – Тебя я не приглашал!.. Вы, все, следите, чтобы наш драгоценный иерарх передвигался только с эскортом!

Я покорно отошла за братом на расстояние, обеспечивающее конфиденциальность беседы. Но наш разговор было трудно назвать беседой. Минут пять я выслушивала, что конкретно думает Юра о моем преступном легкомыслии. Он жёстко и злобно выговаривал мне, как нашкодившему щенку, едва удерживая себя от срыва на банальную грубую брань.

– Я была уверена, что он все тебе рассказал, – попробовала оправдаться я, – К тому же, он совершенно не отказывался это делать.

– Сестрёнка, ему всего‑то девятнадцать, что он может понимать о настоящих опасностях?! Ему‑то я не удивляюсь, но вот от тебя я такого не ожидал!

– Он молод, но у него куда больше мозгов, чем было у меня в его возрасте, не надо преувеличивать его беспомощность! – понимая, что спокойные увещевания только разжигают гнев брата, я тоже перешла на агрессивный тон.

Юрка потрогал с опаской валун, рядом с которым стоял, и тяжело присел на него. Я осталась стоять и смотреть на то, как он пытается примириться с моими словами.

– Наверное, я точно старею, – вдруг усмехнулся он. – Чем дальше, тем мои друзья все больше и больше кажутся мне беспомощными детьми, и я прихожу в отчаяние от того, что не могу уследить за всеми сразу и уберечь каждого…

Пока он произносил это, его правая рука расстегнула куртку, и ладонь, проскользнув на грудь, прижалась к сердцу. Юра зажмурился и побледнел. Я испугалась и бросилась было к нему, но брат предостерегающе поднял руку и приложил палец к губам: