Часть 1. Глава 1.

Гесцария имеет богатую историю. Уже вот как девять веков подряд правящая династия не менялась — с самого основания государства. Сколько всего оно пережило за своё существование: и набеги, и завоевания, и две масштабных чумы, и междоусобицы… За столь долгое время правления представители династии, учась на ошибках своих предков и получая блестящее образование, умело правили страной. Благодаря правильно принятым решениям и грамотному развитию страны, народ Гесцарии любил своих императоров, каждого по-особенному. Даже к паре тех, которые устроили в стране смутные времена, большая часть страны относилась с состраданием. Всё же это были больные люди — в семье не без урода — так их оправдывали. Правящей династией была Матей, а их отличительной чертой было родимое пятно в форме птицы, которое находилось у каждого члена династии на рёбрах. Благодаря этому пятну удалось вычислить с десяток самозванцев, что причисляли себя к императорской семье. Семья Матей была чуть ли не святыней государства, осквернять которую было строго запрещено. А вот действия правителей критиковать, конечно, было позволено, но всё же с каждым годом ссылок писателей, журналистов и некоторых общественных деятелей становилось всё больше и больше. Но всё же страной управляли люди, а им свойственны ошибки. Поэтому претензии зачастую были обоснованы, как и митинги, которые время от времени сотрясали Гесцарию.

Основал Гесцарию и стал её первым императором некий Рард Матей. По легенде, случилось так, что он со своей сестрой Оаной заимел враждебные отношения со своей семьёй. Они не поддерживали свой род в конфликте с другим родом, из-за чего им пришлось пуститься в бега. Они нашли укрытие в одной маленькой общине, в которой брата и сестру приняли с любовью. Матей обозлились на своих отпрысков, поэтому хотели любой ценой разыскать их и принести в жертву своему богу, чтобы и от непослушных членов семейства избавиться, и всевышнего задобрить. Через время им удалось отыскать брата с сестрой. Рард, понимая, что сейчас могут убить и его, и жителей общины, решил поговорить с её старостой. Им оказался понимающий дедушка, который любезно передал бразды главенства над несколькими своими витязями в руки молодого воина. Оана в это время успела принять другую веру — Астерианство. В ночь перед битвой к Оане явился ангел, которого звали Фейн, и передал ей семена. Он наказал девушке передать их своему брату, чтобы тот осыпал ими могилы своих врагов. Только в таком случае небеса помогут Рарду одержать победу и в будущем сделать его великим воином. Оана сделала всё так, как ей сказал Фейн. По началу Рард не желал слушать сестру, но всё же он так любил её, что решил ради Оаны пойти на, как он считал, дурость. Рарда ждало тяжёлое сражение, Оана молилась за него. Победу одержал Рард, ни один витязь общины под его началом не погиб, хотя противников было с сотню. Рард, как и пообещал Оане, рассыпал над телами своих родственников и их союзников семена. В тот же вечер старейшина внезапно захворал и был уже одной ногой в мире мёртвых. Дедушка, которого так полюбили брат с сестрой, на смертном одре отдал главенство над общиной Рарду. Тот пообещал не подвести.

Это было началом великого государства Гесцарии. Ни один правитель мира за всю историю так быстро и успешно не увеличивал свои земли. Равных Рарду в воинском деле не было, Оана же активно просвещала народ и строила храмы. Цветы проросли на телах родственников Матей. Образовавшийся сад позже расположился на территории императорского дворца. Благодаря воинским умениям Рарда, армия Гесцарии имела колоссальный потенциал и поэтому, в будущем, она станет лучшей в мире. Ни одно государство, у которого был разумный правитель, не пошёл бы войной на Гесцарию. Труды Оаны породили миллионы светлых умов и десятки величайших деятелей истории человечества. Государство было всесторонне развито, именно Гесцария стала колыбелью демократии, которая могла бы быть при монархии.

Стук копыт лошадей о каменную дорогу и скрип кареты были частью уличного шума. Первая неделя августа в Рардбурге — столице Гесцарии — в этом году выдалась чересчур дождливой. Город блестел огнями, краски города смешались, словно на картине импрессиониста. По дорогам разъезжали кареты и экипажи дворян, повозки купцов, трамваи, которые совсем недавно появились в городе — всего лишь десять лет назад.

За последние полвека произошёл самый настоящий «бум» промышленности, благодаря чему и мануфактуры, и армия государства сильно ушли в развитии вверх. Теперь старое и новое поколение разделяет как никогда широкая пропасть. Конечно, конфликт «отцов и детей» был всегда, но раньше он никогда не был обострён так сильно. В особенности повлияла новая мода воспитания детей среди дворян, которую взяли с Запада. Теперь в воспитательных целях никто из родителей не имел права поднять свою руку на ребёнка. Поставить на горох или высечь розгами своё чадо ныне является позором. Из-за этого в народе и части буржуазии, которая была консервативна, появился новый термин «непоротые дворяне».

По одной из улиц ехал экипаж. Каждый прохожий считал своим долгом проводить его взглядом. Весь город стоял на ушах вот уже как дня три — все ждали приезд дочки директора главной и самой престижной гимназии Гесцарии, в которой обучались будущие наследники престола и дети служащих государства. Многие европейские деятели отправляли учиться своих детей в эту гимназию, и даже самым богатым дворянам Гесцарии из-за такого большого количества желающих обучаться было тяжело найти место для своих отпрысков.

— Неужели уже приехала?

— Говорили, что из-за нехватки лошадей на станции София Григорьевна приедет на день позже.

— Боже, я Вас умоляю! Чтобы было что-то не по её воле? Да она сама бы взяла первую попавшуюся лошадь и загнала бы её до смерти, но зато приехала бы день-в-день, который Её Сиятельству был угоден.

— И то правда…

— Разве это Её Сиятельство едет в экипаже?

Глава 2.

Дворец Ставрогиных, гимназия Ставрогиных и императорский дворец — три архитектурных шедевра Гесцарии. Второй этаж главного дворца имения Ставрогиных другие представители дворянства посещали, словно то был музей: над головами были расписные потолки, на которых были представлены разнообразные сцены из истории Астерианства — главной религии Гесцарии. Вдоль всего коридора шёл ряд лепнин из золотых колонн, стены были покрыты белым мрамором, а полы были выстланы коврами из Персии — и это всё только то, что ходило среди народа. Не все замечали под расписными потолками статуи, которые своим золотом сливались с колоннами. Говорят, что от блеска золота и хрусталя люстр этого коридора сам император чуть не ослеп, а от роскошной отделки бального зала Ставрогиных чуть не отрубил руки Роману Степановичу Борцеву, который занимался убранством бального зала имперского дворца. Всё это, естественно, брехня, но второй этаж поместья Ставрогиных действительно мог стать одним из чудес света.

София любила гулять по этому этажу, но иногда она так уставала от роскошного блеска, что уже начинал мозолить ей глаза. Поэтому она, даже не соизволив бросить взгляд на коридор второго этажа, сбежала по ступеням на первый этаж, где находилась столовая.

На своём законном месте, которое она уже занимала не один десяток лет, сидела Наталия Владимировна и ждала свою дочку. София села рядом со своей матерью, и они взялись за руки, чтобы прочитать молитву перед принятием пищи.

— Свят, царь небесный, процветание твоему богатству, благословенно имя твоё вовек, Астерий всевышний, блаженны еда и питиё, которые ты нам даровал, мир твоему веку, Афиес.

— Афиес.

Застучали серебряные приборы о фарфоровые тарелки с узорами и золотыми каёмками.

— Ну что, как последние два года обучения? Из твоих писем я поняла, что тебе всё там нравилось. Не скучаешь по Парижу?

— Конечно, там было великолепно и на порядок живее, чем у нас, но, знаете, маменька, всё же в глубине души тосковала я по Рардбургу. Как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше. Я очень скучала по дому и по здешним балам. Кстати, неизвестно, предстоит ли какой-нибудь в ближайшее время? Папенька не говорил?

— Да можно устроить хоть завтра! — слуги, стоявшие у дверей, с испугом переглянулись.

— Завтра пока рановато, мне нужно изучить всё, что тут изменилось без меня. Ваши письма были полны информацией, но, всё же, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать.

Наталия Владимировна сделала глоток чая.

— Что-то тебя сегодня на фразеологизмы тянет.

— И правда… А Вы, маменька, чем тут занималась?

— Да ничем особенным, в имении ничего не меняется — всё стабильно. Вот только недавно свадьбу Кики отгуляли, мы с ней долго всё планировали, Владислав даже побаивался соваться в наши дела.

— Ха-ха-ха! Представляю, Вас я бы побоялась тревожить во время планирования мероприятия, тем более, столь важного. Досадно, конечно, что мне не удалось приехать.

Кики или Катерина Григорьевна — старшая сестра Софии, которая полгода назад вышла замуж за Всеволода Львовича, который решил взять её фамилию. Сама София пересекалась с Всеволодом лишь пару раз, поэтому она ничего толком и сказать о нём не могла, но, раз сестра решила связаться с ним узами брака, значит, он достойный человек.

— А где сейчас Катерина?

— Она с отцом в гимназии, должны приехать вечером. Дел там невпроворот — начало нового учебного года каждый раз, как в первый. Вроде неделю назад учёба началась, а Гриша всё не может разгрести тамошние дела… Кики, конечно, хорошо справляется, но всё же ведение хозяйства ей больше даётся.

София понимала, к чему начала клонить мать и прокашлялась.

— А как там Всеволод? Где он сейчас? Я бы хотела увидеться с ним, он ведь часть семьи уже как-никак.

— О, он сейчас бегает по имению. Чувствую себя императрицей — всё делает за меня и со всем помогает по хозяйству. Мечта, а не зять!

— Ха-ха-ха, надеюсь, что смогу увидеться с ним.

— А ты, Софи?

Девушка положила вилку и вытерла уголком салфетки губы.

— А я?

— Ты пока не планируешь выходить замуж?

— Нет, что Вы, маменька!

— В твоём возрасте я уже была помолвлена с твоим отцом…

— Мам! Я не хочу об этом говорить и ссориться с Вами сейчас, — Наталия Владимировна прикусила губу. — Ни о свадьбе, ни о наследовании управления гимназией я не желаю слышать. Хотя бы сегодня.

София встала со стула, который с шумом отодвинулся назад, и сделала неглубокий реверанс.

— Если позволите, — она развернулась и пошла в сторону лестницы.

— Софи! Софи!

Не успела разложить вещи, как уже начинаются разговоры о будущих обязанностях. Как будто нельзя было отложить на другой день. С самого подросткового возраста Софии все члены семьи вдруг сошлись во мнении, что роль хранительницы очага очень хорошо подходит Катерине, а Софии — директрисы гимназии после отца. Но Софии эта гимназия была неинтересна, а, тем более, управление ею. От одной только мысли её выворачивало на изнанку. Скучное неблагодарное дело, которым она заниматься никак не хотела. Даже мысль замужества не так была ей противна.

София готовила себя к мысли, что по приезде матушка будет поднимать эту тему, но кто знал, что это случится уже через час, как она пересечёт ворота имения?

— Ох, не так я представляла беседу с матушкой за завтраком… Ай!

Пока София поднималась по круговой лестнице в западное крыло, где была библиотека, она смотрела себе под ноги и не увидела молодого человека, который бежал вниз, не разбирая ничего вокруг. Он врезался в Софию и придержал её за плечи, чтобы та не упала и не разбила себе нос.

— Простите, я… Ох, это же Вы!

Глава 3.

Вечером приехала Катерина Григорьевна, без Григория Николаевича. Мужчина остался ночевать в гимназии — столько дел на него свалилось, а свою старшую дочь он отправил домой, чтобы она повидалась с младшей, помогла чем-нибудь своей маменьке и не оставляла новоиспечённого мужа в одиночестве.

Когда Катерина Григорьевна приехала в имение, София читала стихотворения Родиону, который внимал каждому её слову. Девушка вошла в библиотеку и не была замечена ни своей сестрой, ни её слугой. Она приложилась к косяку и с улыбкой наблюдала за сие действием. Катерина Григорьевна всегда была с заплетёнными волосами и носила платья примерно одинакового покроя. Хоть семья Ставрогиных была обеспеченной, Катрина Григорьевна, в отличие от своей младшей сестры, одевалась достаточно скромно. Обществу не угодишь: Катерину осуждали за излишнюю скромность, в то время как Софию наоборот — за показную роскошь, что была не к лицу воспитанной девушке.

— ...Бегут, меняясь, наши лета,

Меняя всё, меняя нас,

Уж ты для своего поэта

Могильным сумраком одета...

Взгляд Софии упал на распахнутую дверь, где стояла Катерина, и девушка сразу сбилась.

— Кики! —София отдала книгу Родиону и побежала в объятия сестры.

— Софи, как ты подросла! Совсем уже взрослая девушка, — Катерина крепко обняла свою сестру и погладила её по голове. — Как доехала?

— Нормально, сначала до границы на паровозе, а потом на экипажах. Скучно — ужас, вон только Родион меня развлекал, а Яков и Евдокия всю дорогу ныли, что хотят обратно в Париж. Но над последней хотя бы подшутить можно, а Якова вообще ничего не берёт.

— Ха-ха! Я рада тебя видеть. Знала бы ты, как тут без тебя тихо. Конечно, с какой-то стороны это хорошо, но так быстро начинаешь скучать за твоими концертами.

— Кики! — девушки засмеялись.

София отошла на пару шагов от сестры.

— Видела я твоего этого... Всеволода.

Щёки Катерины вдруг заалели, словно она вернулась с январского мороза.

— Да? И как прошла ваша встреча?

— Замечательно. Я как раз была после ссоры с матушкой, и он меня более-менее успокоил. Такой открытый и располагающий к себе мужчина, вы подходите друг другу.

— Ссора с матушкой? — Катерина зацепилась именно за эти слова Софии. — Что случилось?

— Да ничего нового, — София махнула рукой. — Опять тема того, чтобы я стала директрисой гимназии и вышла замуж. Если не одно, так другое.

— Ты же ничего против замужества не имеешь?

— Ну я не хотела бы озадачиваться этим сразу по приезде! А тема управления гимназией... Вообще слышать об этом не хочу. Кики, почему ты не можешь стать директрисой? Тебе же нравится работать в гимназии с этими бумажками?

— Нравится или нет — не играет никакой роли. Главное — эффективность. И я гожусь лишь на работу с бумажками, а управлять... — Катерина вздохнула. — Это не моё. Я не из тех, кого Астерий одарил навыком лидерства. А вот у тебя это в крови. Ты прекрасная лидерша и в будущем смогла бы прекрасно руководить гимназией. Подумай над этим вопросом как-нибудь на досуге.

— И ты туда же...

— Я говорю так, как есть. Я всегда буду поддерживать тебя, но сейчас я говорю с разумной точки зрения. Посуди сама — что будет, если я встану на пост директрисы гимназии? Да меня через три месяца скинут.

— Да, да, я знаю.

— Тебя никак не переубедить, да? — София молчала и смотрела в окно, Катерина, смотря на упёртость своей сестры, вздохнула. — Ладно... Пошли, по саду прогуляемся, поболтаем.

В саду вечером было уже прохладно. София рассматривала всю растительность и подмечала, как каждое деревцо, каждый кустик вырос в её отсутствие. Она не так любила гулять по саду, как её матушка — ей было больше по душе сидеть во дворце и заниматься своими делами. София до жути боялась насекомых, коими был полон сад: муравьи, осы, пчёлы, шмели размером с птенцов, и это не считая толпы маленьких мушек и комаров. Последние как раз сейчас и надоедали Софии, она всё шла и размахивала руками дабы отогнать надоедливых кровопийцев, а Катерина будто вовсе их не замечала.

— Почему они все пристают ко мне, а тебе хоть бы что!

— Видимо, у тебя вкуснее кровь.

Девушки прошли к одному из фонтанов через лабиринты зелёных живых стен. У фонтана стояла небольшая беседка, куда сёстры и сели.

Катерина чуть помолчала, прежде чем начать разговор.

— Как прошла последняя поездка в Париж?

— Прелестно! Хоть я и скучала по дому, но всё же в женской школе я обзавелась подругами. Была у меня одна близкая — Анастасия. Она тоже из Гесцарии, но решила остаться в Париже, чтобы продолжить свою карьеру.

— Как здорово, что у тебя там появилась хорошая приятельница. А что за карьера у неё?

— Она балерина. В Париже у неё большое будущее. Надеюсь, она про меня не забудет. Хотя как меня забыть? — София засмеялась.

— Вы поддерживаете связь?

— Да, по письмам, но договорились, что хотя бы раз в месяц будем созваниваться через таксофон.

— Отец в прошлом году купил телефон, он стоит в его кабинете. Так что тебе незачем лишний раз ехать в город.

— Серьёзно? — София встрепенулась. — У нас есть телефон? Наш собственный? — Катерина с улыбкой кивнула. — С ума сойти! В Париже лишь у нескольких самых богатых семей есть свои домашние телефоны! Я и подумать не могла, что в ближайшие лет пять у нас он тоже появится!

— Мы сами до сих пор поверить не можем, что у нас во дворце есть телефон. В Гесцарии свои телефоны имеются лишь у нас и императора.

— И кому звонит Его Величество? — засмеялась София.

— Ну, отцу.

— Они и так чуть ли не ежедневно видятся, куда им ещё!

Часть 2. Глава 4.

Гимназией являлось жёлтое пятиэтажное здание в стиле классицизма, окна одной из сторон здания выходили на море. На последнем этаже были кабинеты музицирования, рисования и хореографии, и именно эти кабинеты были удостоены панорамными окнами, через которые проходило максимальное количество света, что благодейственно сказывалось на творчестве учеников. Около здания гимназии было трёхэтажное, которое вписывалось в ансамбль зданий — платное общежитие для учеников. Обычно там живут молодые люди из других городов и стран, но встречаются и те, чьи семьи проживают в Рардбурге. В другом же похожем здании обитали учителя и другие работники гимназии, также гимназия имела при себе территорию с садом, где ученики могли погулять и отдохнуть от процесса обучения, и поле для тренировок или прогулок на конях, около него стояла конюшня. Весь этот ансамбль стоял на небольшой возвышенности и был отгорожен от Рардбурга чугунным узорным забором с золотыми вкраплениями и белыми мраморными колоннами.


Софию разбудили рано утром, из-за чего она хмурая ехала в экипаже. Напротив неё сидел Родион, который смотрел на свою госпожу с любопытством. Только вчера вечером она ему говорила, что и ноги её в отцовской гимназии не будет, но вот сегодня с утра они едут именно туда. Сама София была уже не рада своему спонтанному решению обучаться в гимназии. Вчера после конной прогулки она приняла предложение Катерины обучаться в выпускном классе гимназии, но теперь была совсем не рада этому. Вчера она прыгала от счастья в этом экипаже, сегодня же ехала с настолько кислым выражением лица, что Родиону стало жалко госпожу.


Гимназия Ставрогиных — труд, начало которому положил прапрапрадед Софии, именно поэтому на их гербе красуется сова – птица мудрости и знаний. Ставрогины известны повсюду своей гимназией, которая по праву может считаться одной из лучших на Земном шаре. София и Катерина считались самыми завидными невестами из дворянства Гесцарии, и если Всеволоду повезло, и он, такой добродушный и не из знатного рода, смог сойтись «по любви» с Катериной, то София знает себе цену. Она не собирается выходить за просто милого и воспитанного. Да, возможно это было неправильно с какой-то стороны, но, как считала София, справедливо и честно. Во-первых, её будущий кавалер должен будет зацепить её чем-то, чтобы она сама смогла в него влюбиться. Во-вторых, он обязан ухаживать за ней, и простых красносладких речей тут не хватит. В-третьих, он сам должен будет приходиться из знатного и богатого рода, под стать ей. Возможно, София слишком завысила планку, но она имеет на это полное право.


Экипаж проехал через ворота, и София откинулась назад.


— Астерий пресвятой, зачем я на это согласилась? Вот дурная совсем стала.


— Госпожа, что Вы так о себе. Тут весело, всем ученикам нравится здесь обучаться. И Вам понравится. Надо лишь влиться!


София усмехнулась.


— Да, влиться... Я думала, что всё — отмучилась. Ан нет, ещё годик потерпеть придётся. И в этой ненавистной... — София бросила взгляд на здание гимназии.


София согласилась по двум причинам: она, хоть и не всегда, и не полностью, но считалась с мнением Катерины, которую уважала всей душой, а также она была согласна с тем, что здесь ей удастся с лёгкостью найти себе приятелей и влиться в местный круг дворянской молодёжи. Хоть София и приезжала время от времени в Гесцарию, но ей не удавалось построить крепких взаимоотношений с местными ровесниками из высшего общества на балах и иных мероприятиях.


— Дурость, — прошептала она себе под нос.


Ведь сейчас, когда она вернулась в Рардбург, ей бы не составило труда влиться в коллектив на балах! Тем более, в скором времени император должен был устроить бал по случаю её возвращения из Парижа.


Экипаж остановился у главного входа в гимназию. Родион первый вылез из кареты и подал руку Софии, чтобы его госпожа аккуратно покинула экипаж.


— Я к отцу, — говорила она, пока спускалась по ступенькам, — а ты походи пока, огляди убранства. Потом доложишь мне о своих впечатлениях.


— Как скажете, госпожа.


София с высокоподнятой головой и прямой спиной уверенно шла в кабинет отца. Сейчас проходил один из уроков, поэтому коридоры были пустыми, и стук каблуков о мрамор разливался по этажу гимназии. Кабинет Григория Николаевича был в самом дальнем углу первого этажа и имел огромную двойную дубовую дверь, на одной половине которой была золотая табличка «Директор. Ставрогин Григорий Николаевич».


Девушка попробовала постучать в двери, но мало того, что отец её не услышал, так она ещё ударила косточкой пальца так, что та заболела. Двери были настолько толстыми, что к Григорию Николаевичу нельзя было попасть. Ему всегда заранее сообщают о планируемых визитах, а если встреча внезапная и срочная, то нажимают на кнопку, которая включает в кабинете директора лампу, благодаря чему Григорий Николаевич понимает, что с ним хотят аудиенции. София не знала об этой кнопочке — технология появилась относительно недавно, так как Григорий Николаевич любил работать в тишине, а из-за толщины дверей были проблемы с тем, чтобы хотя бы как-то связаться с ним. Никто же не станет без спроса врываться в кабинет директора первой гимназии Гесцарии? Никто. Никто, кроме Софии.


— Папенька! — она двумя руками распахнула двери и побежала к отцу обниматься.


Григорий Николаевич, разбирающий бумажки и полностью погружённый в раздумья, от внезапного крика дёрнулся и локтем снёс стоявшие на краю стола чернила. Из-за накинувшейся на него Софии он сразу не мог убрать всё с пола, Григорий Николаевич вместо уборки решил смириться с образовавшимся пятном на ковре и крепко обнял свою дочь, которую не видел долгое время


— Сонечка, сокровище моё! Как я рад тебя видеть!

Глава 5.

Род Ставрогиных давал государству выдающихся личностей. Все кровные Ставрогины были многогранными образованными людьми, которые сумели овладеть множеством наук и занятий. София не была исключением. Конечно, её характер и поведение не были примерными, но, несмотря на это, она со страстью занималась тем, что ей нравилось и было по душе. Было то чтение книг по медицине или занятие охотой. Фраза «это не женское дело» только разжигала в ней огонь и давала силы доказать всем, что они не правы, и ей всё под силу — стоит только сильно захотеть. Её манера вести себя отличалась от той, что была принята в обществе для молодых девушек, многие считали, что София просто зазнавшаяся девочка, которая пользуется влиянием своей фамилии, поэтому постоянно устраивает сцены и нарушает правила. Но она просто всегда делала так, как сама хотела: ложилась спать когда вздумается, сбегала в город, чтобы купить на ужин то, чего требует её организм — таков характер Софии, который был редкостью в её роду. Почти все Ставрогины были дисциплинированными людьми. Наталия Владимировна говорила, что София — вылитая бабушка.


София надела своё простое платье для поездок на лошадях. Скачки были одним из её наилюбимейших занятий, сразу после танцев. Скорость, от которой захватывало дух, развивающиеся волосы на ветру и цокот копыт. Как это может не нравиться?


Старшеклассники уже сидели на лошадях, собравшись на одной из сторон огромного поля. С противоположной стороны стояли учителя и судьи, которые были ответственны за данное мероприятие. Один из них принёс на середину поля золотую клетку с белым пушистым зайцем.


Прогремел выстрел, оповещающий о старте, заяц был выпущен. Софии было без разницы до него. На кой чёрт этот заяц ей нужен? Она не собиралась работать на класс, учеников которого даже не знала. Возможно, было бы грамотно помочь поймать зайца, чтобы показать себя с хорошей стороны для своих новых одноклассников, но для Софии сегодня главной задачей было сразу обозначить своё место в иерархии класса. София усмехнулась — она и не отрицала, что любила рисоваться.


Алексей чуть ли не первым записался на соревнование, когда узнал, что в нём будет участвовать София. Ему всё же удалось договориться с Григорием Николаевичем, и Софию опередили в один класс с ним, хотя та самая девушка, которая переехала в Южную Тиверию и на место которой Алексей планировал записать Софию, была вообще из параллельного класса. Сегодня Алексею тоже, как и Софии, хотелось покрасоваться, а главное — произвести впечатление на директорскую дочь.


Придя на поле верхом на лошади, он глазами искал еë. До старта ему так и не удалось найти Софию, но взгляд сам наткнулся на девушку уже после выстрела. Она гордо с прямой спиной сидела верхом, уверенно держа в руках поводья, даже на столь высокой скорости, которую она развила. Губы девушки искривила хищная улыбка. Простое платье придавало какой-то дикости, которая смогла найти выход из её души только благодаря бешенным скачкам. Гордая, необузданная, словно вихрь, словно разбойница, которая неслась от стражи, устроившей за ней погоню, будто она хотела раздать награбленные ею богатства бедным людям, не оставив себе ни гроша. Она бы не терпела несправедливость, она была бы той, которая несла правду и вершила народное правосудие. Она бы не держала ничего за душой, скакав на полной скорости по обширным полям и равнинам, распевала бы песни во всё горло, также громко, как и в кабаках по праздникам и выходным вечерам, танцуя, выпивая ром или пиво из крупных тяжёлых деревянных чашек, чокалась бы с другими посетителями с низким, но громким стуком так, что содержимое выливалось бы, заливая пол.


София, будто почувствовав чужой взгляд, повернулась. Либо Алексею показалось, либо она действительно подмигнула ему. И в правду самая настоящая разбойница.


— Вон она!


— Ты о ком? — к нему подскакал Иван.


— София.


— Дочь директора? — парень посмотрел в сторону, куда поражённо уставился Алексей, но, осознав намерения своего друга дал тому подзатыльник. — Придурок, займись делом и схвати этого зайца, иначе я тебе такие же уши, как у него, оттяну! — Иван тряхнул поводья, и лошадь помчалась, оставляя Алексея в пыли.


Он, улыбаясь, цокнул языком и поскакал за своим другом, но свернул в направлении девушки. Алексей был абсолютно равнодушен к катанию на лошадях, но, развив такую же скорость, как и у Софии, испытал лёгкое чувство свободы, которое только способствовало его твёрдой уверенности в себе и своих действиях.


— Не часто встретишь девушку, что так лихо катается на лошадях! — сказал Алексей, как только нагнал Софию.


София сумела совладать с собой и скрыть усмешку. Алексею хватило одного подмигивания, чтобы начать действовать. Какой самоуверенный в себе молодой человек! Надо бы его чуть спустить поближе к земле.


— Это ещё что!


София взяла с бока лошади лук, изогнула спину, взяла стрелу из колчана, оттянула тетиву и...! Попала прямо в яблочко!


Алексей улыбнулся. София его поразила и дала ему понять, что удивить её будет нелегко. Он переглянулся с Софией, взял сразу три стрелы. София наблюдала, как его спина выгибается и напрягается так же, как тетива. Пока все были заняты игрой, она смогла вдоволь насмотреться и рассмотреть его. У него не было ещё сформировано тело взрослого мужчины, но уже через рубашку вырисовывались очертания мышц его спины и широкие плечи. Чтобы было удобнее работать с оружием, он закатал рукава, что придавало более непринуждённый и развязный вид. Алексей до предела натянул тетиву, его рука начала подрагивать из-за напряжения. Когда он аккуратно убрал пальцы, стрелы молниеносно полетели в сторону мишеней — три попадания из трёх.


— Эффектно, ничего не скажешь.


Алексей улыбнулся, довольный собой. София приняла это за вызов, и, прям на скаку, сняла пояс со своего платья. Алексей вскинул брови, даже не представляя, что она может сделать. София, изучив быстрым взглядом окрестности, повязала пояс на глаза, на ощупь взяла три стрелы и положила их на тетиву. Алексей улыбнулся, оценивая технику выстрела Софии. Ему было достаточно того, что она правильно управлялась с луком, чтобы считать её хорошей лучницей, но он понимал, что у Софии не выйдет того, что она запланировала, чего бы то ни было. Девушка же была уверена в себе. Сколько раз она стреляла на скаку? Сколько раз попадала в цели? Именно такой трюк она поворачивает второй раз за жизнь, но она почти на сто процентов уверена в себе. Примерно вспомнив окружение и прикинув, как они с Алексеем уже отдалились от изначальной точки, София произвела выстрел.

Глава 6.

У гимназистов пользовалась особым вниманием местная кафешка. До неё было совсем ничего: минут десять пешим ходом. Поэтому выручка у кафе была достаточно хорошей.


Варвара и София зашли в «Трое против Фив». Побегом и нарушением правил для Варвары сейчас это не считалось, ведь класс выигравшей команды получал некоторые поблажки, как например, недельный беспрепятственный выход в город. Поэтому сейчас совесть Варвары была чиста.


Колокольчик над дверью зазвенел, оповещая персонал кафе о прибывших посетителях. Их встретил приятный аромат кофе и выпечки. София обожала кофе, причём любой: со сливками, без сливок, светлой обжарки или тёмной. Одного только аромата хватало ей, чтобы на весь день запастись хорошим настроением.


Девушки заняли один из столиков на веранде и заказали по чашечке кофе. София всё не могла налюбоваться красотами родного города, его улицами, которые она исходила в детстве со своей маменькой.


— Хочу ещё раз сказать, что неимоверно рада нашей встрече, спустя несколько лет. Я и предположить не могла, что мы с тобой вдруг станем одноклассницами.


София отвлеклась от разглядывания Рардбурга.


— Я до вчерашнего дня вообще не думала, что буду здесь учиться. Катерина мне предложила, чтобы я нашла себе приятелей и определилась с будущим.


— А разве твоё будущее не предопределено? Ведь гимназия перейдёт тебе. Об этом все говорят, приношу свои извинения, но Катерину в лице директрисы никто даже не рассматривает.


— Я совершенно этого не хочу. От одной мысли о том, что мне придётся стать директрисой и работать с этими бумажками, тошнит. Я понимаю, что имя нашей семьи напрямую связано с гимназией, но на самом деле... Лучше бы её не было.


Варвара понимающе поджала губы и протянула руки к рукам Софии, положив свои на её.


— Извини, я не знала о том, что для тебя это неприятная тема.


— Ничего страшного.


— Я тебя понимаю. Мать хочет выдать меня замуж за человека, который бы взял на себя руководство нашими заводами по производству фарфора и хрусталя. А зачем мне замуж? Во-первых, кто знает, как этот мой будущий муж будет руководить фабриками. Я сама ещё с детства смотрела и наблюдала за работой матери, многое переняла, и я считаю, что сама бы неплохо справилась. Во-вторых, если ему перейдут фабрики моей семьи, то в какой-нибудь прекрасный день я ему буду уже не нужна, и если он меня не отравит, то сошлёт в Ламфары точно. Но самое печальное, что у матери уже есть кандидат на роль моего будущего мужа.


София горестно вздохнула.


— Каким таким образом мы позволили кому-то за нас определить наше же будущее?


— Ну ничего, — Варвара убрала руки и вдруг улыбнулась с хитринкой. — Главное, что мы с тобой встретились. С такой компаньоншей мне ничего не страшно.


София тоже слегка улыбнулась, со стороны выглядело так, будто они обсуждали какой-то зловещий план. Варвара нагнулась ближе к столу, и её голос стал тише.


— Мы с тобой подомнём под себя эту гимназию.


София усмехнулась. Если бы она не знала Варвару, то, скорее бы, посмеялась с неё. Но до неё доходили слухи о Варваре, она сама с ней зналась, ко всему прочему этот её взгляд... Она была полностью уверена в своих силах.


— Для начала мне нужно тебе рассказать о некоторых, теперь уже наших общих, одноклассниках. Во-первых, надо сказать пару слов о нашем старосте. Это тот, который поймал зайца.


— Алексей? Я вчера удостоилась чести пересечься с ним.


— Что это за взгляд?


— Да ничего особенного, взгляд как взгляд.


— Ты что-то задумала?


— Возможно.


— Поаккуратнее с ним, он тот ещё дамский угодник. Каждый знает о его похождениях, но все закрывают глаза, — Варвара пренебрежительно покачала головой. — Как будто ему всё простительно. Ты хотя бы в эту грязь не влезай.


— Не волнуйся, я знаю себе цену и к этому придурку не собираюсь привязываться тугим узлом.


Варвара во все глаза смотрела на Софию.


— Мне приходилось пересекаться с такими, как он. Они получают удовольствие от своих игр, так что я тоже хочу повеселиться.


— До добра это не доведёт...


— А он кто? Кто у него родители?


София предполагала, что Алексей принадлежит к какому-то знатному роду, ей даже пару раз приходила мысль о его родстве с императором и связями с имперской семьёй. Если так, то, конечно стоило бы присмотреться к Алексею.


— Его отец — Николай Харитонович Исаков.


— Что?! Маршал Северного округа?


— Именно!


Про всех маршалов ходили слухи в народе, ведь они были защитниками обычных людей и были к ним ближе, чем какие-либо чиновники и другие слуги народа, которые про этот самый народ нечасто вспоминали. Их считали божьими посланниками, прямо как и императора. И если говорить конкретно про Исакова Николая, то люди считали его педантом, который заставляет своих солдат ходить по струнке и жёстко наказывает за любое отклонение от нормы в поведении, внешнем виде или действиях на тренировочных полях. Да, были и другие маршалы, которых тоже можно было бы назвать ещё теми формалистами, но всё же на фоне Николая Исакова их деспотичность меркнет.


— Алексей приёмный?


— Я сама дивлюсь! Несмотря на то, что Алексей — староста, если заглянуть в его дневник, то можно понять, что он — знатный раздолбай. Тут есть два варианта: либо Николай Харитонович его избаловал и делает ему поблажки, либо Алексей в принципе неконтролируемый ребёнок, которого отправили в гимназию на перевоспитание. Но пока это имеет относительный эффект.

Глава 7.

Уроки литературы проводил Евгений Николаевич — мужчина лет пятидесяти, до безумия влюблённый в свой предмет. Он и сам выпустил пару романов, которые не являлись самыми продаваемыми книгами Гесцарии, но были известны в кругах высшего общества. Это самое общество, после печати его книг, признало Евгения Николаевича писателем. Его романы высоко ценились, их разбирали на цитаты, которые становились афоризмами. Критики с нетерпением ждали выход каждой книги, и их ожидания всегда оправдывались. Начинающие писатели искали встречи с ним — с живым классиком! Его книги издавались на семи языках мира, а на французский, немецкий и греческий Евгений Николаевич перевёл свои творения самолично, не доверив это дело посторонним людям, которые не могли прочувствовать язык его книги и грамотно интерпретировать некоторые словесные обороты. Такой великий человек вырос в семье учёного и оперной певицы, и, как это обычно водится, любовь к искусству привила ему мать, а умение трудиться — его отец.


В Париже Софии удалось прочитать его книги на французском, а, во время одного из своих прошлых визитов в Гесцарию, и на гесцарском. За всю свою жизнь ей удалось прочитать несчётное количество книг, и, можно сказать, она не была обывателем, которому бы подошли среднесортные книги. Она по праву считала себя начитанной девушкой, разбирающейся в книгописании и умеющей грамотно дать оценку какому-либо произведению, исходя из своего богатого книжного опыта. После прочтения книг Евгения Николаевича на французском в свои тринадцать лет, София считала, что что-то упустила, что из-за перевода многое было утеряно. Не может же такой известный человек писать посредственную ерунду! Но уже в пятнадцать лет София прочитала его книги в оригинале и сделала для себя невероятное открытие: популярность ещё не значит качество.


Григорий Николаевич долго договаривался и всё-таки с трудом смог заполучить к себе в гимназию Евгения Николаевича в качестве преподавателя. София, хоть и знала об этом, но пару раз пыталась уговорить своего отца взять кого-нибудь другого, действительно профессионала своего дела. Когда в семейном кругу тема касалась Евгения Николаевича, София не стеснялась говорить всё, что думала о нём.


И сейчас она сидела на уроке у этой живой легенды. Мало того, что ей приходилось сидеть в этой чёртовой синей форме с кривой юбкой и бантом прям на горле, так ещё нужно было выслушивать этого престарелого павлина. Несмотря на свой непрофессионализм, Евгений Николаевич помимо того, что считал себя невероятно грамотным и гениальным мужчиной, ставил себя выше всех. Софии было смешно с его напыщенности.


— Мы с вами нечасто касаемся темы иностранных писателей, что я считаю непростительным упущением. Наш век полон известных писателей, оставивших для потомков кладезь материалов духовной пищи. Знаю, что тут не все любители читать, но есть ли у кого-нибудь иностранные авторы, которых он может для себя выделить?


Все начали отвечать и делиться своими любимыми писателями, у кого-то это был Кафка, Шекспир, у кого-то Гёте, у кого-то одна из сестёр Бронте, у Алексея же это был Оскар Уайльд, у Варвары, которая сидела рядом с Софией, оказалась Джейн Остин.


София подпирала ладонью щёку, когда Евгений Николаевич взглянул на неё, требуя ответ. И что ему ответить? У Софии не было любимых писателей, даже любимых книг. Были лишь книги, которые пришлись ей по душе и запали в сердце, и писатели, которые вызывали уважение. Но из них всех София не могла выбрать своих фаворитов.


— Ницше Фридрих.


Евгений Николаевич удивлённо вскинул брови. В его глазах смешались различные эмоции: неподдельное удивление, раздражённость и, казалось, даже злость. София в своё время была заинтересована Евгением Николаевичем и его биографией, поэтому многое о нём знала. Она всё пыталась понять, как такому второсортному писаке удалось встать на одном уровне с классиками. И в его биографии был один интересный эпизод, который сложно найти в общедоступных книгах и ради которого пришлось буквально копаться в бумажках различных библиотек.


Десять лет назад Евгений Николаевич получил рецензию об одном своём романе. Это была даже не рецензия, а комментарий, дошедший до него самого. Из него следовало, что Ницше не оценил труды Евгения Николаевича, но больше всего его вывел из себя тот факт, что его работа была удостоена лишь одним коротким предложением, которое, несмотря на прошедшее время, то и дело всплывало в его голове. Из-за нанесённого оскорбления Евгений Николаевич порицал его работы и в особенности высмеивал идею «сверхчеловека», ссылаясь на тяжёлую болезнь философа.


София знала про это и, по правде говоря, она сама не полностью разделяла философию Ницше. Но ей было так скучно на лекции у Евгения Николаевича, что она таким образом решила развеселить себя.


— Какой у Вас хороший вкус. Я читал его работы и, честно говоря, совершенно не разделяю мысли этого безбожника-нигилиста. Вбивает в голову молодым людям такой бред, так что будьте аккуратнее и выбирайте книги с умом. Люди, пишущие умные и правильные вещи, в доме для душевнобольных не сидят, — Евгений Николаевич вздохнул то ли из-за сочувствия, то ли, чтобы успокоиться. Он натянул улыбку. — Желаю ему скорейшего выздоровления.


— Безбожника? — София убрала руку от щеки. — Почему именно его Вы удостоили такого звания? Многие из тех, кого назвали ранее, также не слишком трепетно относятся к вере. Но именно Ницше Вы удостоили такой чести.


— Ну, знаете ли, никто из них Бога не похоронил.


— Вы про его высказывание, что Бог мёртв? Но Вы пытались докопаться до сути и понять, что именно это значит?


Евгений Николаевич еле заметно нахмурился, а костяшки рук, которые он спрятал за спиной, побелели. Конечно, он не разбирался, даже не пытался. Это не было его целью. Его целью было как можно сильнее очернить высказывания философа в глазах высшего общества. Ведь сам Евгений Николаевич обладал авторитетом, а значит, многие должны к нему прислушаться. И тогда комментарий Ницше про роман Евгения Николаевича считали бы бредом неверующего разрушителя морали. Поэтому в обиде Евгений Николаевич написал целую статью о «Весёлой науке», перевернув всё так, как надо было именно ему.

Глава 8.

Внутренний сад гимназии был небольшим, но достаточно злёным, чтобы молодые люди могли отдохнуть от процесса обучения. Были высажены пышные розы, стройные деревья были разбросаны по периметру сада, для отдыха стояло как минимум пятнадцать узорных чугунных скамеек, а постриженные сочно-зелёные кусты шли вдоль тропинок. Солнце стояло в зените, и из-за жары София пошла к фонтану. Девушка подошла к нему, набрала прохладной воды в ладонь и приложила её ко лбу. Тёмно-синяя форма мало того, что душила её, так ещё притягивала солнечный свет, из-за чего Софии казалось, что она вот-вот растает.


Формой для старших классов являлся тёмно-синий костюм: у юношей брюки с галстуками, а у девушек косые юбки и на шее вместо галстуков повязанные банты. У средних и младших классов форма была тёмно-зелёной, что помогало различить, кто есть кто.


София услышала шаги по траве и почувствовала, что здесь есть кто-то ещё. И этот «кто-то ещё» направляется в её сторону. Она уже натянула улыбку в готовности премило вести разговор и отвечать на вопросы о её нахождении здесь, как она резко замерла.


В её сторону направлялась высокая статная женщина со стройным станом. Её чёрные, как смоль, волосы, были убраны и заплетены на затылке, а бордовое бархатное платье заставляло дивиться тому, как женщина выстаивала такую жару. Она была точной копией Варвары. Точнее, именно Варвара была точной копией женщины. Точной копией своей матери.


Симахошина Маргарита Ильинична — мать Варвары и та, которой принадлежат фабрики по производству хрусталя и фарфора. Её муж погиб во время плавания на пароходе в северных морях — судно наткнулось на айсберг. Этот путь для поездки в Европу был открыт совсем недавно. Первое время часто случались катастрофы, повлёкшие за собой жертвы, и отец Варвары, а также муж Маргариты Ильиничной – один из тех, кого настала эта трагичная участь. Женщина горевала недолго: во-первых, ей было не до этого — на её плечи упала ответственность за две фабрики, а во-вторых, она, хоть и уважала своего мужа, но не очень любила, и вышла за него только по настоянию родителей. Но в кого она действительно была влюблена долгое время?


София почувствовала, как воздух стал тяжёлым. Маргарита Ильинична была влюблена в Григория Николаевича — отца Софии.


— Добрый день, Маргарита Ильинична, — София поклонилась женщине.


— Здравствуй, София. Рада тебя здесь встретить, но я не совсем понимаю, что ты тут делаешь. Варвара мне сказала, что вы теперь учитесь в одном классе, и сейчас ты должна быть на лекции, разве не так?


— Всё именно так, но наши взгляды с Евгением Николаевичем немного различаются, и меня, к моему стыду, выгнали из аудитории.


— Главное, что ты понимаешь свою неправоту, — София приложила силы, чтобы улыбнуться и не начать спор.


Маргарита Ильинична — одна из немногих людей, которые могли заставить Софию чувствовать себя не в своей тарелке. Она всегда чувствовала, как Маргарита Ильинична настроена к ней, она словно винила Софию за появление на свет. И, если другие как-то пытались скрыть свою неприязнь к Софии, то Маргарита Ильинична не заморачивалась с этим — она будто и не хотела прятать свои истинные чувства к девушке, но делала вид, что старается изо всех сил. И вот сейчас — она улыбалась легко и не слишком лучезарно, а её глаза были тёмными и не выражали ни капли добродушия.


— В следующий раз, как представится возможность, я обязательно извинюсь перед Евгением Николаевичем — он уважаемый человек, как никак. А Вы, извольте поинтересоваться, что тут забыли?


— Вот уже как много лет подряд моя фабрика тесно сотрудничает с гимназией, поставляя сюда различные предметы интерьера: к примеру, хрустальные люстры и броши для бантов женской формы. С сегодняшнего дня сюда ещё будет поставляться фарфоровая посуда для учеников и сотрудников гимназии. Я лично приехала проследить за процессом перевозки.


— Кто бы мог подумать, что я удостоюсь чести трапезничать из посуды производства Вашей фабрики!


— Как лестно слышать, что дочка высокопоставленного человека так положительно отзывается о качестве посуды с моей фабрики.


София улыбнулась Маргарите Ильиничне, всё это было так неискренне, что девушку начало тошнить, несмотря на её опыт в ведении столь лицемерных разговоров. Ей казалось, что солнце начало палить ещё сильнее. Она не хотела уходить отсюда и ждала, когда это сделает Маргарита Ильинична. Ещё чего — этот сад — единственное место, где она могла сейчас быть, таскаться по коридорам гимназии у Софии не было ни малейшего желания.


— Вы с Варварой теперь подружки, как я смогла понять?


— Да, мы уже давно знакомы, но у нас никак не получалось выстроить достаточно крепкую связь, чтобы зваться подругами. И вот, теперь у нас это получилось. Варвара — прелестная девушка, которую Вы замечательно воспитали.


— Рада это слышать. У неё никогда не было подруг, для неё это в новизну.


София снова просто, поджав губы, улыбнулась. Она знала что-то из рассказов самой Варвары, из слухов, да и сама была неглупа, чтобы не заметить, как Маргарита Ильинична воспитывает Варвару. Подруга? Ни о какой женской дружбе и речи не может идти. Сама женщина ими не обжилась и теперь не даёт спокойно жить своей дочери. Все свои обиды и травмы она выместила на Варваре. София терпеть не могла Маргариту Ильиничну ни как человека, ни как мать.


Вдруг взгляд Маргариты Ильиничны переместился на что-то, что было за Софией, и глаза женщины стали мягче, будто она начала таять. Она сделала неглубокий реверанс.


— Григорий Николаевич, добрый день.


София услышала быстрый шаг отца, который не предвещал ничего хорошего. Он шёл уверенно, а его каблуки чётко отбивали о каменные дорожки сада.

Часть 3. Глава 9.

Бал в честь возвращения Софии — что может быть более лестным? Сам император решил его устроить и пригласить почти всё дворянство. Александр Павлович был близким товарищем Григория Николаевича и стал даже крёстным отцом и Софии, и Катерины. Мужчины были ровесниками и часто в ранние годы проводили много времени вместе: играли и учились фехтованию. Александр Павлович, как и Григорий Николаевич, считал другого своим названным братом. Да, Григорий Николаевич наказывал своим дочерям вести себя подобающе и относиться с благоговением к императору, но если Катерина ещё как-то могла это выполнять, то София относилась к нему, словно к родному дядюшке, а не правителю государства. Только на людях и ради отца она могла себя вести, как следует подчинённой своего императора.

Ставрогины приехали ещё днём, когда солнце только-только начало покидать зенит. Наталия Владимировна хотела помочь с организацией бала, Григорий Николаевич провести время наедине со своим названным братом, Катерина с Всеволодом побеседовать с сыном императора, а София вместе со своим слугой Родионом погулять по дворцу.

Ансамбль императорского дворца стоял на холме, чуть возвышаясь над городом. Его окружали стены дворца Святого Больдо, а кареты проезжали сквозь огромную арку с резными узорами. Чугунные ворота с гербом Гесцарии — орлом с нимбом — были почти всегда открыты. Арка выводила к дворцовой площади, что была устелена каменной плиткой. Площадь была круглой и светлой, и пока экипаж ехал до парадного входа, можно было рассмотреть великолепие дворца Святого Больдо. В этом дворце проходят заседания Думы, собрания маршалов и других органов власти. Дворец Святого Больдо представляет собой здание в четыре этажа, окна которого рядами шли по всему его периметру. Фасад украшали золотые лепнины, барельефы и сандрики, коих тут более двух тысяч штук и кои все были с различными узорами: какие-то были с головами львов, какие-то с ангелами. Белоснежные карнизы и колонны, которые то кучковались ближе друг к другу, выделяя ризалиты, то наоборот – становились реже и реже, также красовались на фасаде

Осенний дворец — дворец, в котором жил император и его семья большую часть времени, и где проводились балы, — соединялся с дворцом Святого Больдо галереей. Галерея проходила через первый двор, где гуляли чиновники, рыцари и другие слуги народа. Осенний дворец из-за неровностей ландшафта стоял выше дворца Святого Больдо. В дворце было пять этажей, каждый этаж символизировал определённое время года, однако первый этаж был посвящён роду Матей, и в особенности памяти Рарда. За Осенним дворцом находился тот самый сад, где на кости разгромленных врагов Рард по наставлению Оаны рассыпал семена, что передал ей Каул. В него могли попасть лишь члены имперской семьи, некоторые дворяне и важные гости других государств.

Карета Ставрогиных въехала в арку примерно в два часа дня, когда во дворце кипела жизнь. На площади собрались рыцари из армии Центрального округа, которая также имеет название «Золотые Орлы». Доспехи рыцарей Центрального округа были белоснежного цвета, узоры имели золотой окрас, чего была удостоена только эта армия, их некие плавники на плечах также были позолочены. Каждая армия каждого округа имела свой цвет: у армии Центрального округа золотой, у армии Северного – голубой, у Северо-восточного – болотный, у Восточного – красный, у Юго-восточного – фиолетовый, у Южного – синий, у Юго-западного – салатовый, у Западного – малиновый и у Северо-западного – серебряный. Помимо отличительных цветов на доспехах, армии можно было различить по цветам дыма, что исходили на полях сражения от пушек после выстрела ядром, из-за чего во время совместных битв поле сражения превращалось в фестиваль Холи.

София увидела Артемия Яковлева — маршала армии «Золотых Орлов». Девушка разглядывала рыцарей, то и дело щурясь от света, что отражали их доспехи. Артемий Никифорович, краем глаза заметив карету Ставрогиных, повернулся и поклонился семье, за ним и все его подчинённые.

— Добрый день, Артемий Никифорович! — крикнул мужчине Григорий Николаевич.

— Здравствуйте, Ваше Сиятельство!

Яковлев Артемий Никифорович — мужчина средних лет. Он отличался своей приветливостью и оптимизмом, чем временами раздражал некоторых маршалов. Артемий Никифорович был краснощёким курносым и подтянутым мужчиной с тёмно-русыми волосами. Софии было интересно, почему ни у одного маршала не было ни семьи, ни жены, хотя большая часть из них была достаточно привлекательными мужчинами. Неужели у них так мало времени на самих себя? И, если так, то они действительно готовы променять свою жизнь на служение государству? София не верила в столь серьёзное самопожертвование. Неспроста это, не может такого быть.

— Приятно лицезреть Вас в столь знойный день! Юная госпожа, я неимоверно счастлив, что Вы вернулись в Гесцарию — с Вашим приездом погода в разы улучшилась.

София засмеялась и активно замахала веером.

— Рада видеть Вас в здравии, Артемий Никифорович!

Она прошла за своими родными. София поднялась по ступеням парадного подъезда и с разрешения отца отделилась ото всех вместе с Родионом, чтобы погулять по территории императорского ансамбля и вспомнить былые времена.

София гуляла по роскошно отделанным, но сдержанным коридорам дворца Святого Больдо. Пол первого этажа был отделан мрамором и походил на шахматную доску, а панорамные окна давали много света и делали пространство визуально больше. Дворец отнюдь не пустовал: то и дело София встречала различных людей и с каждыми здоровалась, несмотря на их положение — будь то слуги или чиновники. Девушка и юноша прошли мимо приоткрытой двери, но София сразу сделала пару шагов назад.

В зале шли бурные обсуждения и споры. Заседание Думы превратилось в базар чернорабочих. София подошла к приоткрытой двери, где уже собрались мимопроходящие любопытные зеваки. Всё внимание было приковано к двум молодым людям. Один держался гордо и высокомерно, был в дорогом на вид костюме из жилетки и пиджака. У молодого человека была завидная фигура: рост чуть выше среднего, широкие плечи и в меру крепкое телосложение. Что нельзя сказать о его оппоненте. Он наверняка был представителем чиновничества, но казалось, что в зал забежал какой-то бедный студент с улицы. Вытянутый, менее упитанный, белобрысый, с длинным лицом и торчащими скулами. На нём было длинное пальто и простая водолазка, а в руке он крепко сжимал кепку. Молодой человек казался сумасшедшим: с горящими ненавистью глазами, которые иногда потухали, становились стеклянными и выкатывались, он активно высказывал свою точку зрения и также бурно жестикулировал. Несмотря на это, его оппонент, хоть и с долей насмешки во взгляде, высокомерием в улыбке, но внимательно слушал его.

Глава 10.

Весь вечер Софию готовили к балу. Лучи закатного солнца проходили через тюль, что из-за ветра с улицы развивался и шёл волнами. Кровать девушки в выделенных ей покоях была застелена, хотя только пару десятков минут назад всё постельное бельё было измято, а одна из подушек вообще за несколько часов дневного сна переместилась на пол.

Все слуги вышли, и только Евдокия осталась с Софией. Она уже хорошо пообедала со всей семьёй, умылась, но так хорошо отоспалась, что до сих пор её лицо было опухшим, волосы растрёпанными, как гнездо, а действия развязными. Перед тем, как наводить причёску и делать макияж, сначала стоило бы приодеться.

София стояла лишь в нижних одеждах перед зеркалом у туалетного столика, а сзади Евдокия затягивала атласные ленты на корсете госпожи.

— Ай!

— Простите, госпожа! Что-то я перестаралась.

— Ничего страшного. Сильно не затягивай.

— А как же, ну... узкая талия, все дела?

— Я хочу сегодня хорошо покушать.

— Правильно, София Григорьевна! — Евдокия начала завязывать бантик на спине Софии. — Хрен с этим, Вам не надо себя изнурять, чтобы выглядеть хорошо.

— Ха-ха-ха! Давненько я от тебя приятных вещей не слышала.

— Что Вы такое говорите, я регулярно же Вас комплиментами одариваю!

— В последнее время ты стала более учтивой и даже ласковой, чего я обычно не замечала.

Евдокия усмехнулась, как вдруг помрачнела. Это в зеркале заметила София.

—Всё хорошо?

— Да, просто у Вас волосы тут как-то изменились. В Париже совсем другая вода, нежели здесь! Здесь она жёсткая и пагубно воздействует не только на Ваши волосы, но и кожу.

София закатила глаза. Евдокия и Яков никак не унимались, и, если Яков уже перестал говорить о своей любви к Парижу и ярому желанию туда вернуться, то Евдокия никак не унималась. Она намекала Софии, что в Париже гораздо лучше и что следует туда вернуться. Софию это уже порядком притомило — лучше бы Евдокия говорила прямо, а не чересчур жирными намёками.

— Ох, что мне с Вами двумя делать!

Евдокия отпустила ленты корсета и потупила взгляд, закусив губу.

— Мы приехали из Парижа пару дней назад, а ты и Яков так хотите туда обратно. Здесь же ваша родина, неужели вас тянет именно во Францию?

Евдокия молчала.

— Не понимаю вас двоих...

— Вы точно не хотите вернуться во Францию?

— Точно. Здесь мой дом.

— Хорошо. Я попыталась.

София обернулась, а Евдокия неосознанно отступила от госпожи.

— Что?

— София Григорьевна! — двери распахнула одна из служанок. — Наталия Владимировна попросила Вас поторопиться... Ох! Астерий пресвятой! Вы ещё даже не надели платье!

— Если маменька просит торопиться, то это действительно уже серьёзно.

Катерина и София шли по пустому коридору дворца — все гости уже были в бальном зале и танцевали. Не хватало только их двоих. София торопилась и хотела поскорее попасть на праздник жизни, но из-за спокойного шага Катерины не могла просто взять и добежать до бального зала.

— Боже, я так соскучилась по балам, которые устраивает Александр Павлович!

— Софи, держи себя в руках. В зале тебе повстречаются разные уважаемые люди, многие из них тебя знают, многих знаешь ты. Веди себя так, чтобы отцу завтра не было за тебя стыдно.

Катерина наклонилась к сестре и легонько поцеловала её в лоб.

Наконец, сделав ещё пару шагов по коридору, София из тихого тёмного коридора попала в сияющий бальный зал. Музыка, что играл лучший оркестр Гесцарии, лавиной упал на неё. На улице стемнело, и в зале горели люстры, хрусталь которых переливался от яркого пламени, канделябры, свет отражали золотые лепнины на стенах, которые занимали большую часть стен и из-за которых почти не было видно побелки. А на потолке, что был высоко-высоко, красовался эпизод сражения Рарда и его врагов, что напали на некогда маленькую общину, вокруг него летали ангелы, что помогали Рарду в нелёгком сражении, а на заднем плане на коленях стояла Оана, что молилась. Напротив дверей, в которых стояла изумлённая София, на ступенях, возвышаясь над гостями, и под балдахином с бордовыми тканями и золотым гербом Гесцарии стоял трон императора. Трон пустовал, а значит, Александр Павлович был где-то среди гостей. Только сделав по блестящему паркету пару шагов, София почувствовала на себе множество взглядов, что несомненно тешило её самолюбие. Но перед тем, как здороваться со всеми знакомыми и вливаться в коллектив, София хотела найти Михаила.

— Кать, — Катерина удивлённо взглянула на свою сестру, ведь та далеко нечасто называет её именно так, — а ты не знаешь, где Михаил Александрович?

— Он из-за лёгкого недомогания решил ближайшее время избегать особо большие скопления людей, поэтому предпочёл балу охоту. Всеволод поехал вместе с ним.

— Всеволод?

— Всеволод и Михаил Александрович сумели стать товарищами за этот день. Они успели даже пофехтовать.

— Понятно...

Катерина заметила понурое лицо Софии. Ей были ясны чувства Софии, немудрено — он её близкий друг детства, которого она долго не видела, и который превратился из маленького мальчика в красивого молодого человека. Софии несомненно хотелось провести время с Михаилом, станцевать с ним пару раз, но случилось так, что её надеждам не суждено было осуществиться.

— Это не последний бал, на котором будет присутствовать Михаил Александрович, вы ещё успеете натанцеваться. Если что, то я могу передать Всеволоду, чтобы он как-то повлиял на Михаила...

— Не стоит. Спасибо за заботу и понимание, я от тебя иного и не ожидала.

— Хорошо, оставляю тебя одну. Софи, помни, о чём я тебе говорила.

София разрешила себе проигнорировать мазурку и пошла в меру подкрепиться к накрытому длинному столу, где увидела пару знакомых фигур. Одной из них была Апофема Игнатьевна — пышная женщина, что строила из себя умную и образованную особу, но неуместно использовала умные слова, значение которых не знала. Вторым был Аркадий Аркадьевич — убеждённый нигилист, который любил поспорить с «обычными людьми» и высказать своё мнение, благо, оно у него было на всё. Он как раз спорил со Степаном Родионовичем — пожилым худощавым мужчиной, у которого была аптека, известная на весь Рардбург. Он тоже любил спорить, но гораздо сильнее Аркадия Аркадьевича, казалось, это было его хобби — горячо спорить с кем-то около двух часов, а когда Степану Родионовичу приходило осознание, что его мнение неправильно на корню, он хватался за сердце и притворялся больным. Отменная компания!

Глава 11.

Вальс считался чувственным танцем, на нём принято передавать любовные записки, из-за чего многие отзывались о нём как о чём-то вульгарном. София же с Алексеем не чувствовала никакой нежности и, тем более, не собиралась ему вручать какие-либо любовные послания. А вот повеселиться, конечно, было её первостепенной задачей в списке планов на день, и Алексей мог ей в этом помочь.

— Алексей, неужто Вы были оскорблены моим приглашением?

— Такие глупости не могут меня как-то задеть. Но там, у стола, именно мне хотелось пригласить Вас на вальс.

— Так Вы же подошли, чтобы только подкрепиться перед танцем. Забыли?

София улыбнулась, и как только Алексей открыл рот, чтобы сказать что-то в своё оправдание, им пришлось сделать друг от друга по шагу и похлопать в ладоши. Но, когда София снова вернулась в руки к Алексею, он крепче прежнего сжал руки девушки в своих, отчего та не смогла сдержать лёгкий румянец, выступивший на лице.

Алексей слышал о том, что София — любительница балов и прекрасно владеет танцами. Любой хотел провести с ней хотя бы один тур. С Софией во время танца накатывало совершенно иное, новое чувство — словно тело переставало быть обременяющим элементом, все движения с ней становились более уверенными, и ни один из партнёров даже не думал о том, чтобы друг друга задеть ногой или, ещё того хуже, — наступить на неё.

— Я слышал, что сегодня будет полька, — сказал Алексей, чуть приблизившись к Софии.

— Да что Вы? — притворно удивилась девушка.

— Вам уже откуда-то об этом известно?

София не смогла сдержать улыбки, ведь Алексей постепенно начинал её понимать. Они прокружились.

— Я бы хотел у Вас поинтересоваться — собирались ли Вы принять участие в танце?

— Конечно, я бы хотела станцевать польку. Это ведь такой бодрый танец, коих на официальных балах бывает очень редко, а на придворных такие и вовсе не должны танцеваться. Нам лишь повезло с приподнятым настроением Александра Павловича. Но... не думаю, что мне удастся найти достойного кавалера.

— А как же я? София, я к Вашим услугам! Нет в этом дворце никого, кто танцевал бы польку лучше меня!

— Ха-ха-ха!

Они снова отошли и два раза хлопнули.

— Ну не могу же я все танцы провести с Вами.

— А я и не прошу абсолютно все танцы у Вас. Полонез ведь был пропущен Вами.

София залилась смехом, кружась вокруг своей оси. Рядом стоявшие пары обернулись на неё.

— Могут поползти слухи.

— Что Вам до них?

Остаток танца они молчали.

После французского вальса шла французская кадриль, которая требует выбирать визави с согласия своей дамы. Алексей не считал Аделину своей дамой, поэтому просто с молчаливого согласия Софии повёл её под руку. Когда Аделина увидела в колонне Алексея вместе с Софией, то сделала для себя окончательные выводы по поводу Софии.

Французская кадриль требовала ловкости в исполнении и сил, чтобы было возможным станцевать шесть фигур. Кадриль позволяла показать, кого на балу можно назвать главными танцовщиками вечера. И Алексей с Софией своим исполнением притянули к себе множество взглядов. Они словно два профессионала, что так долго искали встречи. Благодаря друг другу они могли в полной мере показать свои умения.

На польку мало, кто осмелился пойти. Помимо Алексея и Софии было ещё всего лишь пять пар. Катерина, которая видела, что София танцует третий танец подряд с Алексеем, понимала, к чему это всё идёт. Она вздохнула и легонько ударила себя веером по лбу. Наталия Владимировна, которая стояла рядом с дочерью, поинтересовалась у неё, что случилось.

— Кики, всё в порядке? Тебя что-то расстроило? Что-то не так с залом? — Наталия Владимировна начала оглядывать бальный зал. — Вроде мы устроили всё в лучшем виде...

— Маменька, зря не волнуйтесь. Все гости довольны организацией бала.

— А в чём тогда причина твоего печального вздоха?

— Я переживаю за Софи, — Наталия Владимировна начала взглядом искать свою младшую дочь. — Она уже третий танец отдаёт Исакову Алексею Николаевичу. Это неприлично – танцевать весь бал с одним человеком, только если он не жених или муж, — Катерина вздохнула. — Если она и котильон с Алексеем будет танцевать, то я не знаю, что за молва о них будет ходить.

— Я поговорю с Софи.

— Нет, маменька, — Катерина положила свою ладонь на плечо матери, — наслаждайтесь балом и ни о чём не переживайте. Я сама проведу с ней беседу — она неглупая и всё понимает, но Вы прекрасно знаете её саму и её характер.

После бодрой польки все отошли к столам, чтобы перекусить и набраться сил на танец, закрывающий балы — на котильон. Алексей отвлёкся на подошедшего Ивана, который, казалось, кого-то искал в толпе бегающим взглядом, в это время София улизнула от молодых людей к столам. Она двигалась быстро, чтобы сбежать от Алексея, но осмотрительно, чтобы не попасться ни Катерине, ни Наталии Владимировне, ни Григорию Николаевичу.

София подошла к Макаровым — пожилой паре, которая в браке уже более пятидесяти лет. Семь лет назад София с семьёй была на балу в честь их золотой свадьбы. Дарья Петровна и Юрий Дмитриевич относились к Софии, как к родной внучке — её последняя бабушка, которая была со стороны отца, умерла ещё, когда Софии было четыре года, а у Макаровых не было ни детей, ни внуков. София сильно их любила, часто отправляла письма из Франции и в первый же день по возвращению из Парижа отправила им послание о своём желании как можно скорее повидать пожилую пару.

— Добрый вечер! — София обрадовалась их встречи, как семилетний ребёнок.

— Девочка наша, здравствуй, — повернулась на знакомый голос Дарья Петровна.

— М? Кто мто? — жуя круассан, спросил Юрий Дмитриевич.

— Сонечка Ставрогина. Вот, — женщина вложила в глазную впадину мужа монокль, который часто выпадал у эмоционального Юрия Дмитриевича, — взгляни.

Завидев девушку, Юрий Дмитриевич, не дожёвывая круассан, проглотил его и вскинул брови, отчего монокль снова выпал, но мужчина уже сам вернул его на место.

Загрузка...