Выбор вечернего образа — это вам не хухры-мухры. Это стратегия. Церемония. Почти что священнодействие. Я стояла перед гардеробной, размером с обычную московскую квартиру-«студию в ЦАО», и изучала разложенные на розовой бархатной банкетке варианты, как полководец — карту сражения. Воздух был густо пропитан ароматом только что распакованного букета пионовидных роз и едва уловимым шлейфом дорогого паркета. Сегодняшняя вечеринка в «Сказочном лесу» требовала чего-то волшебного, но с намёком. С намёком на то, что эта фея запросто может украсть твою душу.
— Ну, и? — в трубке звучал нетерпеливый голос Алёны, пробивавшийся сквозь легкий фоновый гул московских пробок. — Уже определилась с судьбой, или мне ещё полчаса слушать твоё тяжёлое дыхание и шелест платьев?
Я фыркнула и, проведя пальцами по плечикам, потянулась к тому самому, единственному платью цвета пылающей фуксии. Шелковый атлас был холодным и невероятно гладким, а каскад чёрных страз на одном плече тяжело упал на ладонь, переливаясь, как слепая ночь.
— Представь себе нечто среднее между доброй феей и роковой женщиной, — провозгласила я, прикладывая наряд к себе перед зеркалом в полный рост, в котором отражалась вся моя розовая вселенная.
— То есть доброй феей с дурными намерениями? — уточнила Алёна с той самой ноткой цинизма, которую я в ней то любила, то ненавидела.
— Именно! — обрадовалась я, ловя в отражении довольную улыбку. — Это платье именно это и кричит. Нет, не кричит… шипит томно, как змейка-искусительница, обвившаяся вокруг древа познания.
— Надеюсь, оно шепчет тебе, что мы опаздываем? Я уже в костюме русалки-отшельницы. Сижу, жду такси и пытаюсь не расплескать свой боевой настрой.
Я покрутилась перед зеркалом, представив, как стразы будут ловить и дробить свет софитов на тысячи ослепительных зайчиков, а шелк будет струиться по телу с каждым шагом.
— Я почти готова. Только туфли подберу. Кстати, а твой Серёжа нищеброд будет?
В трубке повисла та самая, знакомая до боли пауза, густая, как патока.
— Будет. Днём звонил, строил из себя крупного бизнес-кита, заплывшего в наши скромные воды. Опять что-то просил… Деньги вложить в какой-то свой «сверхприбыльный» проект по добыче лунного грунта, кажется.
— Алён, — вздохнула я, наконец снимая с вешалки платье-искусительницу и ощущая его прохладу на коже. — Ну когда же ты его бросишь? Он же тянет из тебя все соки, как энергетический вампир на подпитке. И при этом вечно ходит такой несчастный, будто это ты ему должна за его «счастливое будущее», которое почему-то никогда не наступает.
— Знаю, знаю… — ее вздох был похож на шелест опавших листьев. — Ладно, не начинай. Встречаемся у входа через сорок минут? Дай только свой фирменный вход устроить, всех ослепить.
— Договорились! — щебетала я, уже представляя, как вхожу в зал в этом платье, и все головы поворачиваются в мою сторону. — Только не вздумай прятаться в тени со своей грустью, как та самая рыба-прилипала. Сегодня мы с тобой русалкой будем! Русалкой, у которой вместо хвоста — смертоносные каблуки!
— Русалкой, которая боится замочить хвост в солёной воде собственных слёз, — усмехнулась она. — Едем. Пока!
Я отложила телефон на тумбочку в форме сердца, покрытую белым бархатом, и принялась натягивать платье. Оно село по мне идеально, как вторая кожа. Мой розовый мир — шелковисто-матовые розовые стены, розовый пушистый ковёр, в котором тонули ноги, даже розовая сатиновая рамка у огромного телевизора — успокаивал и настраивал на праздник. Жизнь слишком коротка, чтобы носить скучные цвета и переживать из-за мужчин, которые этого не стоят. Вот что я всегда говорила Алёне. Жаль, она меня не всегда слушала, предпочитая тонуть в серых тонах своих сомнений.
Прокручивая в голове финальный образ, я подошла к стеллажу с обувью — настоящей библиотеке из сорока пар. Моё сердце забилось чаще, предвкушая момент истины. Сегодня явно день для «Лубутенов». Алых, блестящих, как свежая кровь, с той самой фирменной алой подошвой, что кричала о статусе и дерзости громче любых слов. Каблук — шпилька, смертоносная и прекрасная, оружие и украшение в одном флаконе.
Примерив туфли, я сделала пару шагов по розовому ковру, глядя на своё отражение. Да. Это было Оно. Абсолютное совершенство. Нога превратилась в скульптуру, а я сама — в богиню на шпильках, готовую к завоеванию мира, или хотя бы одного вечера.
Осталось только добавить блеска. Я открыла старинную шкатулку из перламутра, где хранилась моя ненастоящая, но от того не менее роскошная, бижутерия, и выбрала массивные серьги-люстры, усыпанные стразами, идеально имитировавшими кристаллы Сваровски. Они были такими тяжелыми, что обещали оттянуть мочки ушей к утру. Имидж «феи с дурными намерениями» требовал жертв. В данном случае — моих мочек ушей.
Пока я наносила последние штрихи мейкапа — двойной слой туши, превращающий ресницы в паутину, и ещё немного хайлайтера на скулы, чтобы сиять, как дива старого Голливуда — телефон снова завибрировал, заставляя вздрогнуть. На экране горело имя «Папочка». Я закатила глаза, но, сделав глубокий вдох, ответила.
— Привет, пап! Я вся в предвкушении волшебного вечера, так что, если это очередное предложение о «полезном» сотрудничестве… Я вся в труде! В труде над своим образом! Это тоже работа!
В трубке раздался привычный отеческий вздох, звучавший так, будто Аристарх Ефимович нёс на плечах весь груз мирового нефтяного рынка. Он никогда не понимал моей «одержимости вечеринками», считая их легкомысленной тратой времени.