Дети логики: Беглецы

Глава 1.1

Неброский плотно облегающий запястье браслет послал сигнал на излучатели затылочного обруча, и те легко завибрировали, пробуждая владельца ото сна. Растрёпанный парень потянулся, протёр кулаками глаза и с ходу вкатил себе малую дозу тонизирующих импульсов. В моменты особой бедности он заменял программами портативного синтезатора состояний даже приёмы пищи и чудом только до сих пор не заработал себе гастрит.

Используемый парнем прибор в былые времена составлял серьёзную конкуренцию антидепрессантам, но с недавних пор по ряду причин был выведен из широкой эксплуатации. Скромное украшение теперь имело спрос разве что у трудяг миров третьего эшелона, с жадностью набрасывавшихся на любые научные достижения более развитых систем, и у таких вот лоботрясов, как он. Парень выполз из ячейки ожидания, потянулся, натягивая глубже рукава помятой куртки, и побрёл по зале транспортного терминала, изучая хищным прищуром пассажиров. Болтливый язык с одинаковым успехом то втягивал его в щекотливые ситуации, то выручал из них, поэтому самоуверенный искатель приключений обивал пока подошвы ботинок в портах, а не в тюремной камере.

Парнем руководило абсурдное и до крайности фанатичное стремление посетить все планеты Федерации, превратившее его в итоге из вполне себе трудоспособного индивида в инфантильного шута. Выражалось это даже не в небрежно зачёсанных малиновых волосах или грубой не по размеру куртке с уродливо распёртыми карманами, а в потребности играть того, кем парень в силу собственной слабохарактерности быть не мог.

Он гордо именовал себя «астростопером», воображая, что этот красивый статус привнесёт в его жизнь приключения: достаточно лишь сказать кому-то, что ты космический кочевник, и сразу попадёшь бесплатно на борт или получишь порцию еды. Пока Федерация претерпевала фазу своего становления — так и было, однако свободный провоз для таких путешественников потом оборачивался днями или даже месяцами изнурительного труда. Кто-то считал это прибыльной работой, но находились и те, кто называл это образом жизни. Последние кочевали не ради денег или славы, а из желания прочувствовать в полной мере красоту и самобытность неизведанных миров. Их влекло желание ассимилировать в том месиве традиций и законов, которое на новых территориях именовали обществом. Так возникло движение астростоперов, и его участники не требовали от новых членов организационных взносов: входным билетом были истории.

Захватывающие рассказы так распалили сердца молодого поколения, что многие приняли рутинный труд за золотую жилу, и просторы Федерации наводнились воодушевлёнными жаждой славы смельчаками, а искусство познавать мир быстро выродилось в нежелание брать за что-либо ответственность. Путешествовать стало просто: автоматические переводчики позволяли изъясняться с местными на родном языке, а единичные грузовые рейсы переросли в потоковые магистрали с чётко налаженным графиком движения и обустроенной инфраструктурой. Выживание уступило место коллекционированию, и в этом соревновании новое поколение порой решалось на отчаянные поступки.

Например, проникнуть на поверхность закрытой научной планеты под видом учёного.

Подобрав разговорчивую жертву примерно своей комплекции, парень принялся с жаром распинаться перед научным деятелем о том, как он восхищается подобного рода работой, как хотел бы хоть немного узнать о такой притягательной, но недосягаемой для простых смертных планете, как Экат.

— Представьтесь официально, а?! Друзьям покажу… а то не поверят! — скулил он, вертясь вокруг приземистого субъекта с большими навыкате глазами. — Когда ещё настоящего учёного встретишь! Ну-ка, я повторю… походка учёного! А можно?! Можно!.. одним глазком на приглашение, а? Никогда не видел!

Парень явно не блистал ни умом, ни тактичностью, но воспитание не позволяло мужчине озвучить это вслух, и он, дабы успокоить крикуна, аккуратно продемонстрировал переливавшуюся перламутровыми разводами карточку с фирменным гербом научного сообщества.

— Вот это да-а-а! — заверещал парень, и глаза его алчно заблестели: такой бы «сувенирчик» отхватить на память. — А какая она, эта планета?! Вам инструкции выдают? Путеводители? Я бы всё-всё-всё отдал, чтобы только её увидеть!

Учёный несколько смутился: ему польстило, что обычную по его меркам работу некоторые воспринимают, как величайшее в жизни достижение. Вернув неторопливым движением карточку на место, он вынул небольшой голографический дисплей с приветственным роликом и произнёс тоном ментора, что получить желаемое порой проще, чем кажется.

«Не представляешь себе, насколько!» — подумал парень и настойчиво потребовал, чтобы собеседник в благодарность непременно испробовал его чудо синтезатор. Поразительная штука: на раз вылечивает головную боль, устраняет усталость и голод… каких только программ в нём нет! Учёный было засомневался, но пронырливый мошенник уже накинул ему на голову обруч и затолкал в ячейку ожидания, приговаривая, что в тишине эффект будет более действенный.

Программа сработала как надо, и оцепеневшая жертва без единого стона упала на пол. Отсканировав габариты его тела специальным устройством, парень стянул обратно свой прибор и поскорее смотался, не удосужившись даже поестественнее разместить учёного, чтобы вошедшие могли принять его за спящего. Мошенника сейчас занимало куда более важное дело — в порт прибывал дальнемагистральный карголинер.

К овальным экранам высотой в пару сотен метров уже стекались зеваки, подначиваемые гомоном завсегдатаев, с волнением ожидавших, когда красочные космические панорамы сменятся прямой трансляцией стыковки корабля со станцией. Парень протолкался в первые ряды, нацепил на голову обруч и запустил одну программу. Его зрачки тут же вожделенно расширились, а суета окружающих звуков потонула в беснующемся ритме собственного кровотока. Экраны к тому времени потухли, и от картонной, совершенно плоской темноты космоса вдруг отделился тонкий контур почти не отражавшего свет продолговатого корпуса. Карголинер плыл в невесомости разреженного пространства, точно готовящаяся к нападению хищная рыба, на фоне которой сопровождавшие корабль к стыковочному доку модули выглядели никчёмными песчинками, хоть и достигали в длину добрых тридцати метров.

Глава 1.2

Некоторые перелёты длились по пятьдесят шесть часов. Мало кто смог бы вынести столько времени наедине с самим собой, будучи изолированным в тесной камере жизнеобеспечения, но Кодаму Кантон такая перспектива устраивала.

В последние годы девушке довелось много летать, и она научилась настраивать камеру так, чтобы не тратить время впустую, а именно снижала дозу погружающей в гибернацию смеси до минимального значения, воздействуя тем самым только на свой метаболизм. Сон габбро при этом оставался осознанным, что позволяло производить в уме любые эксперименты и вычисления. Отсутствие ощущений, повергавшее многих в панику, Кодама принимала за благо: так тело больше не отвлекало на себя ресурсы мозга. Замкнутое пространство её также не страшило. Аскетичная обстановка камеры напоминала девушке родную спальную ячейку: такая же голая и чистая, только ещё компактнее.

Кодама привыкла обходиться малым, потому как это был один из принципов существования габбро. У девушки даже не было собственного имущества: её всем обеспечивал работодатель.

Логическое мышление вкупе с феноменальной памятью делали из габбро первоклассных специалистов, легко адаптируемых под различные рабочие условия. В рамках делового общения таким сотрудникам можно было привить любую модель поведения, ознакомить со сколь угодно большим количеством материала и не бояться, что габбро что-то забудут или перепутают. Работа была их смыслом жизни, и во многом это объяснялось тем, что габбро не имели характера и не испытывали эмоций. Они были одухотворёнными болванками, настраиваемыми всякий раз заново под требования очередного нанимателя. Процесс этот назывался психокоррекцией, и никто кроме габбро не знал, как он происходит.

Однако стоило перед наймом неточно озвучить свои требования, как призванный упростить работу специалист превращался в проблему. Ведь превыше любых моделей и законов для габбро стояли правила логики, что делало их поведение в какой-то степени предсказуемым, но вместе с тем порождало и не очевидные на первый взгляд проблемы.

Кодаму, например, логика довела до суда: девушка слишком буквально восприняла слова «добиться нужного результата любой ценой». Пятипроцентная прибыль, по её мнению, входила во множество любой цены и соответствовала критерию нужный результат. На вопрос, считает ли она себя виновной, габбро тогда с безразличием ответила:

— Только в том, что слишком хорошо выполнила свою работу.

И её оправдали.

Излишне рациональное мышление было не единственной особенностью этого вида: несмотря на большие уши, обоняние у некоторых габбро было развито куда лучше слуха. Настолько, что Кодама, например, могла определить по запаху, чем собеседник завтракал. На одной из работ эту её особенность решили использовать в профессиональных целях. Рабочие сначала посмеивались, когда габбро приходила к ним в цех и подолгу стояла у станков, методично втягивая носом воздух, но когда девушка сообщила начальнику производства, что текущая партия товара бракованная, потому как не были соблюдены пропорции сплава — им стало уже не смешно.

Так Кодама попала в суд во второй раз, правда теперь уже в роли свидетеля. По окончании процесса её непосредственный начальник «в благодарность» отправил девушку статистом на один из грузовых кораблей компании, и это назначение стало переломным в её мировосприятии.

Капитан судна не отличался особой пунктуальностью, поэтому регулярно заставлял подчинённых подделывать отчёты и товарно-транспортные накладные. Кодама по прошествии их первого совместного рейса открыто заявила новому начальнику, что подобное ведение дел неприемлемо, за что тут же получила пощёчину и была сослана на пару дней в карцер. С тех пор всякий раз, когда она открывала рот в неподходящий момент, мужчина силой напоминал подчинённой, где на этом корабле находится её место.

Габбро столкнулась с чудовищным несоответствием: её работой были недовольны, но не увольняли. Проанализировав сложившуюся ситуацию, девушка пришла к заключению, что представление информации в выгодном собеседнику свете является эффективным средством для достижения своих целей. Говоря простым языком — Кодама научилась лгать. Это оказалось несложно, ведь габбро прекрасно помнила, что, когда и кому говорила, а чувство стыда ей было незнакомо. Неизвестно, как долго бы ещё продолжалось её моральное разложение, не получи девушка назначение на новую должность. Зная, как капитан реагирует на плохие новости, она даже уведомлять его не стала, а просто встала и ушла.

Габбро как раз обдумывала возможные последствия, когда к телу начала понемногу возвращаться чувствительность. Девушка активировала принудительное вскрытие камеры, и непривычно влажный воздух сквозняком прошёлся по её коже. Раз запустили программу пробуждения, значит, карголинер уже вошёл в зону притяжения Экат, и Кодама хотела покинуть судно до того, как коридоры наводнят шумные толпы учёных. Схватившись руками за борта, она поборола чувство дурноты, присущее всем любителям покидать камеру раньше времени, и шагнула наружу. Обычная для планетарных станций пониженная гравитация сейчас была девушке только на руку. Кодама выпорхнула в коридор и медленно двинулась в направлении стыковочного шлюза. Пальцы левой руки предусмотрительно скользили вдоль шершавой стены, потому как везде пока царил полумрак. К концу пути габбро уже явственно различала и свои ладони, и плоский спил вакуумных врат шлюзовой камеры, а через десять минут она уже стояла на транспортной платформе.

До сих пор колоссальные размеры помещений, в которых Кодаме доводилось бывать, были полностью оправданы их функциональным назначением, чего нельзя было сказать о пустой двадцатиметровой зале, в которую она поднялась. «Какое нерациональное использование пространства» — подумала габбро, окидывая взором ажурное кружево самосветящихся орнаментов, устремлённых в динамичном порыве к расположенной в противоположном конце помещения арке-контроля. Над невзрачным пропускным пунктом приветственно сиял огромный, в полстены герб Академии.

Глава 1.3

Расчерченная шрамами каньонов Экат с её обширными пустынями и невысокими протяжёнными горными цепями экзотичностью не отличалась — планету выбрали за ресурсы и крайнюю скудность местной фауны. Молодая Федерация тогда отчаянно нуждалась в топливе для нового типа двигателей и потому щедро вознаграждала первых колонистов. Число их так стремительно росло, что планету вскоре можно было с уверенностью называть «обитаемой», и привлечённые выгодными условиями рабочие пока не понимали, что билет у них в один конец. Зато это хорошо понимали топливные компании, и их представители сделали всё, чтобы максимально изолировать разведывательные партии друг от друга, дабы не допустить диверсий. Политика ведения дел на Экат в то время строилась на обмане, но надо признать, это был действенный метод.

Когда же сдерживать нарастающие волнения стало слишком затратно, прозорливая топливная элита предложила научному сообществу использовать планету в качестве полигона. Проекты такого уровня всегда хорошо охранялись, а для строительства инфраструктуры под них требовалось много рабочих рук, которые с успехом бы предоставили расплодившиеся колонисты, помани их выгодными перспективами и комфортабельным проживанием. Так на третьей планете системы Эребас появился крупнейший в Федерации научный центр, который ежегодно посещали и покидали тысячи учёных, не подозревая даже, насколько огромен их временный дом.

Академия представляла собой разделённый на самодостаточные кластеры город площадью в сто семьдесят тысяч квадратных километров. Вытянутый в широтном направлении, он расположился на плоской как доска сейсмоустойчивой плите, что позволило без опасений возвести на равнине массивные сооружения и проложить высокоскоростные магистрали. Так, например, главное здание с основанием в виде огромного семилепестного цветка возвышалось на добрый километр, вспарывая ажурными стрелами верхних ярусов линию облаков. В любую погоду отсюда открывался удивительный вид, которым с большим удовольствием любовались пребывавшие с рабочими визитами высокопоставленные гости.

Особенно чарующим пейзаж был на закате, когда таявшие в янтарных лучах облака позволяли лицезреть бескрайную степь с извилистыми лентами искусственно созданных рек и причудливые контуры погружающихся в сумрак зданий. К полудню живописную картину сменяла иная степь, пушистая белоснежная поверхность которой то рвалась куда-то в неустанном беге вслед за ветром, то важно пухла кучевыми облаками. С наступлением же сумерек прояснявшееся обыкновенно небо расчерчивали яркими полосами снующие туда-сюда орбитальные шаттлы. Кодама как раз добиралась до поверхности на одном из них.

Аппарат вошёл в стратосферу и немного завибрировал, адаптируясь к воздействию всё возраставшей по плотности атмосферы. Пятьдесят километров он преодолел за десять минут, после чего провалился в рассечённый протяжёнными клиновидными тенями облачный ковёр, и система дала команду понизить скорость. Погода сегодня была лётная, и о том, что они уже так близки к поверхности, свидетельствовал только лёгкий шум в ушах и непродолжительное чувство тяжести, вызванные выправлением курса.

Кодама пыталась вздремнуть так, чтобы не вызвать подозрений у начальника полёта и его подчинённых: напряжённая умственная работа вместо полагавшегося пассажирам карголинера сна и желание бригады продемонстрировать себя с лучшей стороны её утомили. Однако только габбро смогла расслабиться, как система отрапортовала о готовности к стыковке, вынуждая её снова вернуться к роли немого наблюдателя. Шаттл, на борт которого девушка столь изобретательно напросилась, прибывал в логистический центр одного из кластеров — невысокое гексагональное здание с гигантских размеров номером во всю ширину стены. Доставляемые сюда грузы, сам шаттл и даже одежда рабочих также были пронумерованы. Это своего рода клеймо накрепко привязывало местных к тому кластеру, в котором они родились. Многие даже не имели представления о том, как в действительности выглядит планета, и сколько подобных их дому «термитников» существует на её поверхности.

Лёгкий толчок возвестил о том, что модуль успешно состыковался со свободной ячейкой, и его шестигранный выходной шлюз разъехался в стороны, пуская внутрь сухой воздух сортировочного сектора. Рабочие тут же проворно спрыгнули на неширокую, лишенную каких бы то ни было ограждений палубу и занялись настройкой грузовых манипуляторов. Кодама сошла следом, томно зевнула, снискав за то пару пикантных шуток в свой адрес, и уронила как бы в пустоту:

— Экспрессивная манера речи непозволительна в деловом диалоге. Вам следует почаще напоминать об этом своим подчинённым.

Начальник смены энергично кивнул и вежливо поинтересовался, намерена ли минами вернуться в порт или останется инспектировать терминал? Ответ девушки его очень обрадовал. Координатор тут же громогласно гаркнул одного из подчинённых, что-то быстро втолковал ему и отправился самолично передать габбро служащим центра — из рук в руки, так сказать.

— Простите мою дерзость, но могу ли я на прощание просить о снисхождении? — произнёс мужчина, стоило им отдалиться от рабочих на достаточное расстояние. — Команда наша устоялась, хоть норовом и не все вышли. Вас не хотели обидеть, минами, поверьте! А норму мы всегда вып…

— У меня нет нареканий по технической части, — прервала Кодама, оценивающе обводя взором пространство и вдыхая так глубоко, точно запах давал ей больше информации о происходящем, нежели слух или зрение. — Эмоциональные аспекты регулирует другой специалист. О результатах проверки вам сообщат, если сочтут необходимым.

Наблюдения столь захватили её, что девушка не расслышала ответа и не заметила, в какой точно момент учтивый координатор откланялся, а место его заняла наголо бритая мускулистая девица в рабочем комбинезоне облегающего покроя. Кисло улыбаясь, сотрудница отчиталась перед габбро по форме, но в конце-таки не удержалась и саркастически впрыснула пару личных комментариев:

Глава 1.4

Утро Нтуи Кнолти любил начинать с непродолжительного моциона длиной в пару жилых кварталов. Всегда одетый в безукоризненно чистую одежду, он выходил на аллею в одно и то же время и неспешным шагом направлялся к модулю коллеги. Вдоль дороги в обилии произрастала сайя — вечноцветущее растение, пахучие соцветия которого были настоящей слабостью учёного. Кнолти никогда не отказывал себе в удовольствии вдохнуть их пряный аромат и делал это с таким рвением, что жёлтая пыльца порой обильно посыпала мужчине широкий нос. Учёный тогда чихал и очень извинялся, если кто-то заставал его за этим делом.

Кнолти вообще был крайне вежлив, поэтому, подойдя к модулю коллеги, он прождал целых пять минут, прежде чем войти внутрь. Мужчина не любил вторгаться к кому-то в личное пространство, но габбро не отвечал, а дверь была подозрительно приотворена.

— Астон? — позвал учёный неуверенным голосом. — А-а-ас… п… простите минами!..

Застав внутри полуголую девушку, Кнолти опрометью выскочил наружу. Однако это точно был модуль Астона — он не мог перепутать. Вот — лавочка с характерной потёртостью, а эти растения он лично подравнивал, потому что габбро не понравился их запах.

— П-простите ещё раз, — произнёс учёный, оборачиваясь в сторону двери и прикрывая на всякий случай глаза рукой, — но ведь э-это модуль Астона…

— Да, — подтвердила Кодама, вынимая из ионизатора своё платье. — Знаете, где он?

— А в-вы разве!.. Как вы тут оказались? Г-голая.

Кнолти шагнул внутрь и плотно притворил за собой дверь, чтобы прохожие не могли их услышать.

— Я уже оделась, — уведомила его девушка и бросила взгляд на сервированный к завтраку стол, порция на этот раз была одна. — Астон вчера предложил мне остаться здесь на ночь, чтобы помочь ему с экспериментом.

— Вы с-с-с ним с-спали?!

— Да, — подтвердила габбро, — и я нахожу очень неудобным спать на боку, прислонившись к кому-то спиной.

— Н-на боку? — переспросил учёный.

— Иначе мы бы не поместились вдвоём на кровати.

— Ясно… — пробормотал мужчина, и лицо его сразу повеселело. — Я — Нтуи Кнолти, с-специалист по социальным взаимодействиям. Простите, что с-сразу не представился… Наша встреча поставила меня в тупик.

Кодама тоже назвала ему своё имя и сказала, что привыкла есть молча.

— К-конечно, — кивнул учёный, опускаясь на свободный стул и напряжённо дыша от возбуждения: привычка делиться с Астоном своими идеями чуть не обернулась для него катастрофой.

Сколько раз Кнолти заводил с коллегой беседу о различиях мужского и женского восприятия, пытался узнать что-нибудь о жизни габбро и мерах воспитания, которые они применяют к подрастающему поколению. Неужели, именно гены делают их такими неэмоциональными? И почему этот удивительный феномен до сих пор никем не изучен — даже в базах данных Академии о габбро почти ничего не было сказано. Сам он заинтересовался этим вопросом, когда начал работать с большими объёмами информации и понял что нуждается в хорошем секретаре-статисте. Никто не подошёл бы для этой работы лучше, чем беспристрастный наблюдательный габбро, обращающий внимание на детали, кажущиеся остальным несущественными или само собой разумеющимися.

— А вы Астона совсем не видели утром? — с надеждой спросил учёный, только последняя порция еды исчезла у Кодамы во рту.

Девушка отрицательно качнула головой.

— Вы его коллега?

Кнолти бросил на неё стыдливый взгляд и неуклюже кивнул. Астон стал третьим габбро, которого Академия выделила ему для работы: двое других не смогли адаптироваться к привычке мужчины разговаривать вслух с самим собой. Работа была его страстью, и, погружаясь в неё с головой, Кнолти порой забывал обо всём. Астон же сразу условился с ним, что будет откликаться, только если услышит в начале фразы своё имя — так они и сработались.

— А вы, минами Кодама, давно работаете здесь? — поинтересовался учёный, бегло оглядывая помещение.

— Один день, — ответила девушка. — Астон забрал с собой мои документы. Я хочу скорее попасть в Академию, чтобы выяснить, почему он так поступил.

— Да, конечно, — с готовностью кивнул Кнолти, — Т-только не упоминайте п-по возможности о вчерашнем вечере… Меня за такое могут уволить. А я, п-право, и представить себе не мог, что Астон т-так буквально воспримет мои слова.

— Вероятно, он уже обо всём рассказал представителям Академии, поэтому покинул модуль так рано, — озвучила свои мысли Кодама и наклонилась, чтобы поднять с пола магнитный ключ. — Ваш?

Учёный порылся по карманам и дрожащими от волнения пальцами извлёк наружу свою карточку. Значит, та, которая сейчас была в руках у габбро, принадлежала Астону. Кнолти снова стало не по себе: не мог же коллега просто так взять и уйти. Только если вчерашний эксперимент как-то повлиял на его психику, однако с девушкой же всё было в порядке.

— Идите в Академию, — велела Кодама чётким спокойным голосом. — Если Астона не будет на рабочем месте — сообщите ответственным лицам. Я пока обыщу модуль и свяжусь со службой безопасности. Можно сделать это через информационный терминал?

— Д-да. Но з-зачем сразу…

— Я прилетела сюда, чтобы найти Астона Кантона, — объяснила габбро, — но не знаю, кто и зачем дал мне это задание. Узнайте, кому может быть выгодно его исчезновение.

Глава 1.5

Сколь опьяняет воздух родных мест! И пусть на нижних уровнях свет всегда искусственный, а атмосфера — неизменно сухая, но стоит сойти с рабочего шаттла, как неприятный привкус металла сразу сменяется терпкой горчинкой специй и пыли. Эгетэ довольно заурчала, потянулась всем телом и пнула мыском ботинка попавший под ногу камешек. Вот она и дома, на длинной и прямой точно стрела улице, одним своим концом направленной к внешней стене кластера, а другим — к лабораториям Академии. Однотипные кубические дома цвета пустынной земли жмутся друг к другу, различаясь между собой только размерами; один их вход выходит на её улицу, а другой на соседнюю — так и сообщается между собой Нижний город.

Девица размашистым шагом двинулась в направлении своей общины: тяжёлая магнитная обувь громко зашаркала по затёртой до блеска тысячами ног поверхности, вторя гулкому эхо патрулировавших Нижний город сотрудников безопасности. Больше всего она сейчас мечтала о порции высокобелковой массы, а лучше — о двух порциях, чтобы наверняка утолить голод. Даром что девушка, Эгетэ ела за двоих. День, как обычно, выдался скучным, и она пыталась высчитать на ходу, совпадают ли на настоящий момент их с приятелем графики: в Нижнем городе не существовало такого понятия как сутки, и биоритм рабочих тут был подчинён сменам. Попасть в расписание друг друга удавалось нечасто, и сегодня Эгетэ снова предстояло провести время в одиночестве. Размяв ладонью широкую мускулистую шею, она громко втянула носом воздух и с лёгким стоном разочарования запрокинула голову.

— И угораздило же вас заключить тогда этот союз! — раздосадовано фыркнула девица, обращаясь к потомкам первых колонизаторов.

Вступив с Федерацией в соглашение о пожизненном проживании на поверхности планеты, они получили взамен комфортную беспроблемную жизнь и уже через пару поколений обратились в полноценных потребителей, ценящих чистую воду, пищу и передовые биотехнологии гораздо больше, чем сомнительную свободу. Так небольшая ресурсодобывающая колония переросла со временем в перенасыщенный информацией город, отрицающий частную собственность, но обладающий в то же время целой рабочей кастой: покинуть Экат никто из рождённых на её поверхности не мог. Таким образом заключённое когда-то соглашение сделало заложниками научного прогресса много поколений. В качестве компенсации этого «неудобства» Академия разрешила местным творить на отведённой им территории всё, чего душа пожелает. Но Эгетэ не понимала, как можно было уровнять фундаментальные права на свободу перемещения и выбора жизненного пути с жалкой пародией, выражавшейся в легализации всех видов удовольствий и тех научных объедках, которые им регулярно бросали с научного стола.

Однако многих такая жизнь устраивала. Возможно, потому, что местных всячески отгораживали от внешнего мира, лишали, так сказать, соблазна. Даже транспорт, которым экаттцев доставляли на работу, был лишён окон, а поступающая извне информация жёстко фильтровалась. Не вступи Эгетэ в своё время в общество контрабандистов, и она бы вряд ли знала кто такие габбро.

Сегодня девице скрывать было нечего, она просто шла домой, но, услышав за спиной громогласный крик сотрудника сиггу-контроля, всё-таки вздрогнула. Мимо скользнула проворная фигура в куртке-колоколе и узких складчатых лосинах — габариты и лёгкость движений выдавали в беглеце подростка. Поскользнувшись перед входом в жилой куб, запыхавшийся юнец влетел с размаху в стену и взвыл от боли. Заинтригованная Эгетэ обернулась: что такого нужно было сделать, чтобы за тобой погнался с криками сотрудник безопасности. Её тут же начал разбирать безудержный смех, и девица до боли закусила пухлые губы — свежее пятно краски украшало броню сиггу в самом интересном месте, — беглеца надо было выручать.

— Смотри, куда прёшь, здоровяк! — нарочито громко крикнула Эгетэ, имитируя падение и с чувством растирая якобы ушибленное место. — Раздавить меня хочешь?!

Сотрудник сиггу-контроля отвлёкся на неё, и этого мгновения юному проказнику хватило, чтобы скрыться внутри здания. Поднявшись на ноги, Эгетэ ещё немного повозмущалась для пущей убедительности и отошла к стене противоположного куба, правдоподобно припадая на правую ногу. Приятное щекочущее чувство тут же разлилось по всему телу, и мочки ушей вспыхнули огнём — хоть какое-то яркое событие за день.

— Так-то, великан, — довольно прошептала она, услышав, что стук магнитной обуви стихает.

До родной общины было уже рукой подать, и Эгетэ предвкушала скорый ужин, но тут её внимание привлёк мужчина, с опаской выглядывавший из входного коридора одного жилого куба. За спиной у него теснились ещё двое экаттцев, с силой прижимавших руками к стене завёрнутый в плотную ткань объект около полутора метров высотой. Мужчины о чём-то негромко спорили, и донёсшийся до ушей Эгетэ обрывок фразы заставил её кулаки гневно сжаться: кажется, тут собирались кого-то убить. Крепкий вымеренный удар в скулу и славная затрещина кончили препирательство несостоявшихся преступников, а потерявший поддержку свёрток упал разгорячённой девице прямо в руки. Ткань скользнула вниз, открывая бледное, покрытое кровоподтёками лицо и безвольно повисшие худые плечи.

— Это не мы её! — воскликнул стоявший на стрёме экаттец, проворно отпрыгивая в сторону.

Получившие люлей подельники тоже поспешили ретироваться, скрыв свои лица под капюшонами. Мужчин можно было понять: застукай их сотрудник безопасности с избитой до полусмерти учёной, и троице бы пришлось несладко. Эгетэ и сама очень рисковала, ведь пострадавшая могла вот-вот умереть.

— Ну-ка, ищейка, — прошептала девица, подхватывая габбро на руки, — давай немного прогуляемся.

Глава 1.6

Кнолти понуро семенил домой, прокручивая в голове события минувшего дня. Как можно было так легко поверить в то, что Астон Кантон привёл в свой модуль незнакомку с улицы, и она сходу согласилась участвовать в странном времязатратном эксперименте? Это противоречило законам логики! Оправдать коллегу учёный ещё как-то мог: он всё же порядком досаждал габбро своими дискуссиями на тему либидо. Но девушка!.. Она ведь упомянула, что прилетела сюда ради Астона, а он, хвалёный специалист по социальным взаимодействиям, даже не догадался её расспросить. Повёл себя сегодня утром, как наивный дурак. Как трус!

Кнолти охватило чувство полнейшего отчаяния: мало того, что он потерял толкового коллегу, с которым мог ставить не только правительственные, но и личные эксперименты, так ещё и случай получился таким резонансным, что мужчину вообще могли уволить. Годы исследований грозили обернуться крахом. Но больше всего Кнолти опасался за психику Астона: вдруг его самонадеянные эксперименты свели габбро с ума? Ведь тот точно пропал, в противном случае учёному бы пришло уведомление о расторжении контракта: так поступили двое предыдущих помощников. Вместо этого к Кнолти прямо посреди рабочего дня ворвались вооружённые сотрудники безопасности и учинили обыск кабинета.

Мужчина с содроганием вспоминал те жуткие пятнадцать минут, за которые сотрудники сиггу-контроля беспардонно раскидали по полу мебель и оборудование и изъяли все предметы, на которых могли присутствовать отпечатки габбро. Учёный боялся себе представить, что должен был совершить коллега, чтобы довести их до такого состояния.

Спустя полчаса Кнолти постигло новое потрясение: в кабинет зашла куратор его научного отдела и сообщила, что вынуждена приостановить все исследования учёного до выяснения обстоятельств. Видя, в каком тот находится состоянии, женщина бегло обмолвилась, что причиной шумихи стало расследование случая подмены личности, и Кнолти пока ни в чём не подозревают. Наложенные на него санкции — вынужденная мера, так что пусть не теряет присутствия духа.

Слова эти никак не шли у учёного из головы: как тут сохранять самообладание, когда можешь лишиться всего?! Кнолти громко вздохнул и прижался к стене чьего-то модуля, утирая со лба крупный пот. Губы его искривились в ироничной улыбке: не первый раз оказывается в подобной ситуации, но так ничему и не научился. Мужчина несколько ослабил высокий воротник и привёл в норму дыхание. Раз его ни в чём не обвиняли, то и вести себя следовало подобающе: пойти лечь спать и отправиться завтра на работу, как ни в чём не бывало. Пусть исследования его и заморозили, но никто не запрещал Кнолти думать. А это иногда бывает весьма полезно.

Учёный выпрямился, поправил растрепавшиеся волосы и неторопливой походкой направился в сторону своего модуля. Цветки сайи особенно сильно благоухали в преддверии дождя, и их пронзительно сладкий запах вкупе с глухими раскатами приближающейся грозы подействовали на Кнолти ободряюще. Мужчина решительно раздвинул руками плотное сплетение ветвей, намереваясь сполна насладиться любимым ароматом, и чуть не сбил с ног какую-то девушку в грязном платье.

— Ко-к… Ко-о-дама?..

— Нтуи Кнолти, — тихо произнесла она, падая мужчине на руки, — специалист по социальным взаимодействиям.

Едва ли он представлялся столь официально ещё одной габбро, но учёный всё же счёл должным проверить, настоящая ли это Кодама, поэтому потребовал озвучить, что она ела сегодня на завтрак. Лоб девушки задумчиво сморщился, и после непродолжительной паузы она смогла воспроизвести по памяти не только блюда, но и их краткий диалог.

Кнолти подхватил габбро на руки и скорее направился к своему модулю: кажется, судьба давала ему второй шанс разобраться в происходящем.

— Я йе-ё знаю! — воскликнул учёный, видя реакцию прохожих. — Сейчас с-сообщу сотрудникам п-правопорядка.

— Их поймали? — спросила девушка, безвольно откидываясь ему на плечо. Выглядела она неважно.

— Кого?

— Астона Кантона, — уточнила габбро шёпотом, — и нелегала, завладевшего моим телом.

Кнолти громко кашлянул и огляделся взглядом затравленного зверя — не услышал ли кто.

— К-как это — за-авладевшего? — встревоженно переспросил он. — И н-нельзя нелегально п-попасть на эту п-планету.

— Я попала, — возразила габбро, поёжившись. — Вчера.

Кнолти остановился перед дверью своего модуля, поставил Кодаму на ноги и нервно хихикнул. Выдержав пятисекундную паузу, он расхохотался уже во весь голос, до икоты.

— Прсти-те, а… сегодня вы-к… где были? — поинтересовался он, пытаясь попасть ключом в щель.

— В Нижнем городе, — честно призналась девушка, чем вызвала у учёного новый приступ смеха. — Отведите меня в модуль Астона. Мне нужна чистая одежда и болеутоляющие, иначе я не смогу вести продуктивный диалог с представителями Академии.

Крупная капля упала Кодаме на переносицу, две другие оставили на щеках Кнолти причудливые влажные полосы. Он встрепенулся и поскорее завёл девушку внутрь со словами, что такой дождь обычно быстро заканчивается, а болеутоляющие и у него найдутся. Едва они переступили порог жилого модуля, как зарядил настоящий тропический ливень.

Кнолти понуро вздохнул: как-то раз они с Астоном тоже попали под дождь. Как же хотелось сейчас обернуться и обнаружить коллегу безмятежно восседающим на стуле, заглянуть в его рассудительные фиалковые глаза и спросить, находят ли габбро такое понятие, как ложь, логичным. Ведь даже если допустить, что сегодняшнее признание Кодамы правдиво, то кому-то на орбитальной станции она непременно должна была соврать, чтобы попасть сюда.