Меня прокляли в семь лет. Морщинистая старуха склонилась над моим детским телом и загоготала с мерзким акцентом:
– О, дитя, вот твое проклятье! Мужчина, который войдет в тебя – умрет страшной мгновенной смертью!
Я тогда не поняла ее слов, но зато поняла мама. Она спешно одела меня и ночью повела на пристань.
– Ты справишься, милая, – говорила она, вытирая мои щеки, хотя плакала сама. – Ты не виновата. Прости…
Так я оказалась среди подруг-отшельниц. Мрачных, до жути целомудренных и навеки скрытых от мужских глаз.
Четырнадцать лет спустя
– Мне нужна жена!
Подруги-отшельницы встрепенулись. Кто в здравом уме будет искать жену среди нас?
– Амелия, ну что? – меня толкнули в бок. – Как он выглядит?
Нас слишком много, чтобы все подруги могли увидеть незнакомца в замочную скважину, поэтому смотрю только я, как младшенькая.
– Высокий, – говорю. – Одет богато. Может, граф?
Подруги-отшельницы понимающе кивают. Мы мужчин видим редко, тем более богачей. Всем интересно. У незнакомца резкие черты и широкие скулы, выразительный нос и пронзительные бирюзовые глаза. Лицо человека, знающего свое дело и с невозмутимым видом защищающего женщин от грабителей или пиратов. Подруги-отшельницы ждут продолжения.
– Он красивый, – говорю. – Но какой-то напыщенный.
– Напыщенный?
Как бы им объяснить? На вид молодой – вряд ли больше тридцати, но выглядит нарочито важно – костюм без единой складочки, все пуговицы рубашки застегнуты. Сам чисто выбритый, волосы уложены. Чтобы до нас добраться нужно потратить пять часов от ближайшего порта и трястись в грязной повозке по холмам и болотам. После такой поездочки ты должен быть помятым и избитым, а этот гость как с приема явился.
– Мне нужна жена! – повторяет незнакомец, и мы с подругами таимся. – Я заплачу.
– Но господин, вы же знаете, в нашей общине все женщины не подходят для брака, – в замочной скважине появляется сморщенное лицо нашей подруги-старейшины. – Все они не могут иметь детей, поэтому и оказались здесь.
Незнакомец мрачно кивает и резко поворачивает голову прямо на дверь, за которой толпимся мы с другими подругами.
– Мне не нужны дети, – он делает медленный шаг в нашу сторону. – Но дело срочное. Ваша девушка должна быть красивой и уметь держать язык за зубами.
Голос у него бархатный и низкий, как у человека, привыкшего к послушанию. Точно богач.
Искатель срочной супруги резко распахивает нашу дверь, и мы с сестрами вываливаемся прямо на пол. Друг на друга, пыхтя и ругаясь. Грохот стоит страшный, а зрелище еще то – в одинаковых коричневых платьях, в старушечьих чепчиках – ну прямо гувернантки-неудачницы.
– Амелия! – взмахивает руками подруга-старейшина. – Это еще что такое?
– А это что? – парирую я, выбираясь из-под кучи кряхтящих подруг-отшельниц. – Вы притащили сюда мужчину. После всего того, что сами говорили о целомудренности.
– Это не твое дело! Почему ты вечно вмешиваешься в дела старших?!
– Потому что я одна из немногих, кто умеет читать и писать. Потому что я любознательная и знаю несколько языков. Потому что умею договариваться с людьми. Мне продолжать, подруга-старейшина?
Когда-то в древние великие времена подруги считались мудрейшими женщинами на свете. К ним приходили за советом даже короли и иноземцы. Но с тех пор много воды утекло. Теперь в нашей общине скрываются проклятые, больные и просто несчастные женщины, а не те, кто сознательно предпочитал семье дорогу знаний. Хорошо, что я прибыла сюда уже умея читать, и вовремя нашла великую библиотеку, оставшуюся со старых времен.
– Ты сказала, что знаешь несколько языков? – мужчина смотрит прямо на меня.
Ух, ну и взгляд у него. Ледяной, уверенный.
– Да, – отвечаю смело. – Наш и орпеславский.
И к моему изумлению, он переходит на орпеславский.
– Откуда? – спрашивает незнакомец.
Давно у меня не было практики с носителем.
– Моя мать была родом из Орпеславии, – поясняю на орпеславском. – В детстве она научила, а потом я практиковалась, разговаривая с купцами.
– Это хорошо, – на его лице проскальзывает тень зловещей улыбки. – Ты мне подходишь.
***
Друзья, стартует наш моб МОЯ СВЕКРОВЬ МОНСТР
https://litnet.com/shrt/Px23
Приятного чтения, добро пожаловать в удивительное приключение полное вотэтоповоротов
Буду рада комментариям) 
Вас ждут:
от ненависти до любви
противостояние характеров
“очаровательная” свекровушка
сокрытие личности
хеппи энд
Мешок с деньгами падает в руку старейшины.
– Здесь хватит на три года! – радуется она. – Вы прокормили нашу общину!
Другие подруги-отшельницы льнут ко мне, омывая слезами, и причитают, какая я бедная одинокая проданная девочка. Бедная? Вы шутите? Я наконец-то смогу выбраться из этой дыры, и плевать, что ради этого придется стать чьей-то там женой. Смотрю на них сочувственно и понимаю, что где-то в самой глубине души буду скучать. Они стали мне семьей, пусть и не лучшей, но семью не выбирают. Неожиданно я тоже начинаю плакать, но нельзя загубить единственный шанс, а я мечтаю увидеть хоть что-то кроме острова отшельников. В какой-то момент наших объятий с меня слетает старушечий чепчик.
– Волосы короткие, – замечает мужчина равнодушно.
– У всех подруг такие, – говорит старейшина, боязливо прижимая к груди полученный мешок с деньгами. – Но они отрастут, не переживайте. Быстро отрастут. У Амелии всегда быстро росли, по три раза в год ее стричь приходилось.
– Будешь носить парик.
Да хоть сто париков, вы главное увезите меня отсюда.
Новоиспеченный жених протягивает чемодан и командует собирать вещи. Вещей у меня немного, и те, что есть я раздариваю подругам-отшельницам. Все, кроме одной, кроме маленького зеркальца моей матери, оставшегося в память о ней.
Мы садимся в экипаж, но едем не к пристани. На мои вопросительные взгляды мужчина не отвечает, сосредоточенно смотрит на карту. А я смотрю на него. Всего такого важного и серьезного. Этот брак будет формальностью, жених не станет лезть ко мне в постель, и мы будем предоставлены каждый сам себе. Прячу улыбку – вот и сбываются самые смелые мои мечты.
– Тормози, – командует мужчина кучеру, и поднимает яркие глаза на меня. – Вылезай.
Приказывает? Не очень-то приятно, когда тебе приказывают. Кучер трогает, оставляя нас вдвоем на зеленой поляне. И что это значит? Осматриваюсь, понимая, что звать на помощь некого. В голову закрадываются нехорошие мысли. Я читала про обряды темной магии, где использовалась кровь девственниц. Приподнимаю подол, готовясь бежать.
– Мое имя Георг Ловласс, – говорит жених, начиная расстегивать пиджак.
Созвучно слову «ловелас», ну ладно. Пусть будет хоть сто раз ловеласом, главное не убивай меня, Георг.
– А мое Амелия, – говорю я. – Просто Амелия, фамилию я не знаю.
– Это неважно, у тебя будет моя фамилия, – Георг аккуратно складывает пиджак и кладет в чемодан, и начинает расстегивать рубашку.
Чего это он вдруг начал раздеваться?
– Со мной нельзя спать, – тараторю, таращась на его мускулистую грудь. – Я проклята.
– Ясно, – аккуратно складывает рубашку.
Спина сплетена из тугих мышц, и для девчонки, которая никогда не видела мужских обнаженных тел, это настоящее произведение искусства. Женские тела другие, мягки и нежные, а тут грубая стальная красота.
– Мужчина, который переспит со мной – умрет, – договариваю, а глаза мои все больше и больше.
– Насмотрелась? – голос все так же холоден и спокоен.
– Вы что делаете?
Это оказалось совсем не то, о чем я подумала. Георг Ловласс всучил мне чемодан со своей одеждой, а сам… превратился в дракона. Так просто, как будто я каждый день вижу огнедышащих чудовищ. Нет-нет, я, конечно, читала о них в книгах, даже картинки видела. Но о том, чтобы летать на спине настоящего дракона, я даже мечтать не могла. Страх смешивается с предвкушением. И я лучу на спине своего жениха. Лечу, дух захватывает, и не сдержавшись, кричу сначала от ужаса, а потом от восторга.
Прилетаем за полночь. И ни куда-нибудь, а в саму Орпеславию. Георг Ловласс оказывается Орпеславским графом и живет в огромном готическом дворце. Как зачарованная смотрю за его обратным превращением. Огромный дракон обращается в голого мужчину, но я слежу за превращением, затаив дыхание, забыв про правила приличия.
– В общине тебя не учили правилам хорошего тона? – Георг достает сложенный костюм и начинает одеваться.
– Вы дракон, – только и могу выдохнуть я.
– Никогда раньше не видала драконов? Ты говорила, у тебя мать из Орпеславии.
– Не видела.
Георг застегивает рубашку, поправляет манжеты.
– Поработаешь над манерами, – говорит он. – Моя невеста не должна вести себя как простолюдинка.
Приглаживаю растрепавшиеся волосы и киваю. Я быстро учусь, граф, и мастерски сыграю роль идеальной супруги.
– Не задавай лишних вопросов, – Георг идет чуть впереди. – Моя мать введет в курс дела.
С таинственной матерью Георга – свекровью-драконихой знакомлюсь прямо ночью. Она встречает нас на пороге замка в черном шелковом халате. Высокая женщина с большими грудями и пронзительными зелеными глазами. Лицо широкое, губы маленькие-жгуче красные, глаза накрашены так, что ресницы за два километра видно. Две вертикальные морщины пересекают лоб. Такой я представляла себе владелицу борделя, если честно. Безвкусной, но знающей себе цену.
– И это лучшее, что ты нашел? – свекровь отбрасывает назад вьющиеся черные волосы. – А с прической что?
Как непривычно слышать орпеславскую речь. Интересно, свекровушка знает, что я ее понимаю.
– Рада знакомству, – говорю по-орпеславски. – Мое имя Амелия.
– Я не спрашивала твоего имени.
Женщина осматривает меня оценивающим взглядом, ну точно владелица борделя. Поднимает подбородок, тут же небрежно опускает.
– Девчонка знает язык, – говорит она сыну. – Я думала, ты собирался найти иностранку.
– Она иностранка.
– Ее точно никто не узнает?
– Амелия провела четырнадцать лет в общине на острове, ее некому узнавать.
Свекровь кивает и переводит пронзительный взгляд на сына.
– Я сделаю из нее человека, – говорит она, – а ты сделай то, что зависит от тебя. Пока еще не поздно исправить ошибки твоего брата.
Меня укладывают спать на самую мягкую кровать на свете. И я высыпаюсь. По-настоящему высыпаюсь. Впервые за всю жизнь. Вот только пробуждение оказывается не самым приятным.
– Подъем! Сегодня твоя свадьба! – гремит свекровь-дракониха.
Все в том же халате, с такими же накрашенными ресницами, словно и не ложилась.
– Мне не нравится с тобой возиться, так что не думай испытывать мое терпение.
Я и не собиралась. Какой бы строгой не прикидывалась эта женщина, вряд ли ее порядки могут сравниться с порядками в общине подруг – отшельниц. Сначала две шустрые служанки в чепчиках ненамного симпатичнее, чем носят подруги, намывают меня четырьмя мочалками, будто я из-под земли вылезла. Трут и трут, пока кожа не становится скрипучей и розовой, а сама я не начинаю пахнуть как персиковое дерево.
Грубо вытирают полотенцем и сажают перед большим круглым зеркалом. Выщипывают брови. Сушат волосы. Смотрю на свое розовенькое отражение. Худенькая девчонка с большими карими глазами и губками-бантиком. Мне двадцать один, но выгляжу едва ли на шестнадцать. Неровно стриженные коричневые волосы только-только прикрывают мочки ушей. Разминаю шею и киваю мыслям. Я выбралась и только это имеет значение.
– Парик, – мне на колени летит коричневая шевелюра. – Снимай только ночью. Короткие волосы – дурной тон в высшем обществе.
Свекровь переоделась я яркое алое платье, подчеркивающее грудь, и открывающее дряблые руки. Смотрю на парик, слишком темный и лохматый. Это сделает из меня красавицу?
– Ты знаешь манеры? – спрашивает она строго. – Подруги-отшельницы славятся своими манерами.
Ваши сведения устарели. Подруги – самые быдлянские женщины во всем мире, но я киваю, чтобы свекровь-дракониха отстала. Я сама что-то помню из детства и остальному могу обучиться по ходу, глядя на остальных гостей.
– Мы всем скажем, что ты иностранка, – продолжает свекровь. – Что прибыла из Персиса.
Киваю, ведь это правда.
– Не выдавай, что знаешь орпеславский, поняла?
– Поняла, – и, подумав, добавляю с легким наклоном головы. – Госпожа.
Я никогда не видела настоящих невест, но мне нравилось представлять их принцессами в нежных кружевных платьях. Смотрю на свое новое отражение. Платье отдает желтизной и похоже на мешок, про парик вообще молчу – его будто сняли с женщины легкого поведения. Служанки удаляются, и из зеркала на меня смотрит помощница хозяйки борделя – нелепая и размазанная. Зеленые тени, яркие красные губы, ресницы врастопырку.
– Странные у вас понятия о красоте, – бормочу, поправляя парик, и покидаю свои покои.
Свадьба проходит сумбурно и прямо на городской площади. Много гостей, много фальшивых улыбок. Корсет душит, голова потеет под париком. Жених с ледяным лицом произносит клятвы на орпеславском, потом я, подыгрывая, клянусь в вечной любви Георгу Ловлассу на Персисском. Вспышка. Подписываем документы.
– Уважаемые гости, продолжайте торжество! – говорит Георг, приобнимая меня за талию. – А у нас с супругой первая брачная ночь.
Кошусь на него. Брачная ночь? Да что ты говоришь, дорогой муж? Устроишь брачную ночь – умрешь.
Оставив гостей праздновать, мы возвращаемся в мрачный замок. Георг доводит меня до тяжелой двери и прощается.
– Улетаете? – не понимаю я.
– Спокойной ночи, Амелия. Слушайся мою мать.
Вот так женится и смотается? Вот тебе и граф Георг Ловласс. Неловко потираю шею, и пока думаю, как реагировать на происходящее, новоиспеченный муж обращается драконом и улетает в небеса.
Так я остаюсь одна-одинешенька в мрачном замке в свою первую брачную ночь. Если честно, мне страшно. Замок большой, а я маленькая. Еще и раздражающее платье. Как его снимать самой? Передвигаюсь, чувствуя себя чайником и чуть что наступаю на подол. Ничего, это лучше, чем с подругами-отшельницами. Я привыкну, я справлюсь. Подумаешь, одиночество? Да что может случиться? Кому я нужна? Только дохожу до лестницы, как за спиной раздается жутчайший грохот. О нет… Может, просто что-то упало и…
У входа стоит высокая фигура. Ветер развивает черный плащ. Сердце колотится. В голову закрадываются страшные мысли – новоиспеченный муж Георг решил избавиться от меня и подослал убийц. Может, у них какие-то страшные ритуалы или просто я уже выполнила свой долг и не нужна. Убить меня просто как раз этой ночью, пока замок пуст. Надо было хотя бы охранника затребовать. Рвано вдыхаю, и будто бы в подтверждение моих мрачных мыслей гремит гром и сверкаем молния, освещая вошедшего со спины. Длинные по-звериному лохматые волосы, сильные руки. Мне кажется, или у него клыки и красные глаза?
Кричу и пытаюсь бежать, но поскальзываюсь о подол и падаю, и ни куда-нибудь, а прямо в лапы убийце.
– Не трогай меня, нет! – брыкаюсь. – Нет! Я тебе не нужна!
– Эй-эй, – он нависает надо мной, смотрит в лицо. – Ты в порядке?
Капюшон спадает, открывая лицо. Вполне человеческое и довольно молодое. Никаких клыков и красных глаз. Пусть так, все равно он разбойник или вор-убийца. Лохматый и ужасно бородатый, рваный шрам пересекает левую бровь. Губы искривлены в насмешливой улыбочке, а в глазах играет огонь того, кто рассмеется смерти в лицо и, если придется, будет танцевать на собственной могиле.
– О, нет, скажи, что ты призрак, а не настоящая невеста, – его голос звучит хрипло, словно им давно не пользовались. – Я, знаешь ли, побаиваюсь невест.
Сказал и рассмеялся шутке. Смех тоже получается скрипучим. Из какого леса он выполз? Сглатываю, прикидывая, какие у меня шансы остаться в живых после этой встречи.
– Кто ты такой? – решаю потянуть время. – Что здесь делаешь?
– Я Георг Ловласс, хозяин этого замка, а вот ты кто?
Что-то много развелось Георгов Ловлассов. Либо все происходящее – дурной сон, либо у меня большие проблемы.
– Я знаю Георга, – говорю прямо. – И ты точно не он.
Незнакомец, назвавшийся именем моего мужа, с неожиданной легкостью и нежностью даже сажает меня на ступени. Отряхиваю платье и отодвигаюсь подальше. Откуда взялась нежность? Я бы не подумала, что в его руках может скрываться теплота. Рассматриваю его, силясь за бородой при тусклом свете нормально разглядеть лицо. Скоро прекращаю, думая, что ни к чему это все.
– А ты кто? – спрашивает дикарь.
Сказать правду или солгать? Но я ведь в свадебном платье – тут сложно не сообразить.
– Я жена Георга Ловласса! – говорю с гордостью, которой не испытываю.
– Жена? – удивлен. – Но у меня нет жены.
– Потому что ты не он!
Виснет неловкая тишина, и разбойник потирает бороду, размышляя. Только сейчас замечаю, что есть в нем что-то знакомое. Бирюзовые глаза. Яркие такие, почти малахитовые. Продолжаю отползать назад, а человек, присвоивший имя Георга и осматривает замок взглядом собственника.
– Где тот, кто назвался именем Георга Ловласса? Новобрачный получается, – спрашивает разбойник с легким смешком. – У вас же самое время для брачной ночи.
Он решил играть роль дальше. Но зачем? Зачем притворяться графом, когда ты совсем на него не похож. Втягиваю воздух, думая, как бы этому наглецу ответить.
– Фиктивный брак, – ухмыляется разбойник. – Ну, конечно, фиктивный. Ему всегда нравилось использовать наивных девушек. Ты давно его знаешь вообще? Георга этого.
Один день, и «знаю» – это сильно сказано, но я молчу, приглядываясь к разбойнику. Происходящее кажется таким пугающе нелепым.
У нас в общине подруг-отшельниц существовало три правила выживания:
1 – больше слушай и меньше говори
2 – не показывай своих истинных чувств
3 – знай, кто сильнее, и не выступай против него
Я всегда смеялась над этими правилами, снова и снова доказывая подруге-старейшине, что именно смелость прорубает дорогу в будущее, на что старейшина отвечала: «Нам не нужна дорога, мы должны просто выжить!». И сейчас, глядя на разбойника, я вцепилась в правила подруг мертвой хваткой. Разбойник сильнее, и я не собираюсь выступать против. Главное дожить до утра, когда вернутся слуги, свекровь-дракониха и, возможно, мой новоиспеченный муж. И нельзя раскрывать карт.
– Мы знакомы недавно, – отвечаю я. – Но этого достаточно для свадьбы. Мы любим друг дру…
ЛжеГеорг кивает и рывком поднимает меня на ноги.
– Да-да, влюблены по уши, – говорит небрежно, – поэтому он влюбленно и сбежал с собственной брачной ночи.
От неожиданного подъема парик съезжает на лоб, тут же поправляю, но ЛжеГеорг замечает и одаривает меня любопытным взглядом.
– Пойдем, – он по-собственнически хватает меня за руку и ведет вверх по лестнице, как человек, точно знающий, куда надо идти.
Вздрагиваю от этого прикосновения. Обжигающе теплое, у него сильные пальцы, но не грубые. Меня никогда мужчина не брал за руку, и это… неожиданное чувство, опасное. Пытаюсь успокоить дыхание, быстрее поднимаясь по лестнице.
– Сюда-сюда, – ЛжеГеорг распахивает большие деревянные двери, приглашая меня в большой, богато обставленный кабинет.
По середине – массивный стол. Полки с книгами и альбомами. На нем разбросаны бумаги и книги, папки, и в центре стола – шкатулка. Пахнет намокшей бумагой и глиной и что-то еще. Едва ощутимый аромат сиреневых духов.
– Здесь все изменилось, – медленно с долей горечи произносит ЛжеГеорг, осматривая стол.
Разбойник осторожно опускает мою руку, проходит вперед. Проводит пальцами по столу. Просматривает бумаги.
– Прочитай, – передает мне какую-то старую газету.
Он не умеет читать? Хотя, о чем это я? С чего бы разбойнику уметь читать?
– Ну ладно, правда этой газете уже сто лет, – забираю и зачитываю, не сто, а всего пять, но все же. – Пишут – семейство Ловлассов принимает соболезнования после исчезновения Риза Ловласса. Тело так и не было найдено, но заключение о смерти… Его мать и брат Георг надели траур…
– Достаточно, – разбойник забирает газету и, немного подував, добавляет. – Спасибо.
Сглатываю. Их было двое? Двое братьев Георг и Риз, но при чем здесь свадьба, я, и этот бородатый разбойник?
– Кто ты на самом деле? – чуть слышно спрашиваю я. – Кто?
– Мертвец, – и за ответом следует звериная улыбка.
***
Друзья, приглашаю вас в новинку от Паршуткиной Надежды
СВАДЬБЕ БЫТЬ! СВЕКРОВЬ БОНУСОМ!
https://litnet.com/shrt/P9ts
Мы пялимся друг на друга, как два призрака, не верящих в загробную жизнь, но случайно пересекшихся на кладбище. Такое ощущение. Странное. Разбойник встряхивает головой, прогоняя мои мысли.
– Ты голодная? – вдруг спрашивает он.
По правде говоря – очень голодная. На свадьбе почти не удалось ничего перекусить из-за корсета. Думала, если съем хоть что-то, то платье пойдет по швам.
– Идем, – снова ЛжеГеорг хватает меня за руку и ведет.
Для него это что? Единственный способ передвижения? Схватить и потащить. Мы словно дети, которые держатся за руки в толпе, на всякий случай, чтобы не потеряться.
– Послушай, – пытаюсь я. – Это переходит все границы…
– Да какие границы. Никого нет, а мы умираем с голоду.
Да я про прикосновение. Нельзя же так… Закусываю нижнюю губу и просто следую. Третьи правило подруг-отшельниц – «Кто сильнее, тот и прав».
Вот я уже сижу на кухне и осматриваю грязные следы, оставленные от ног разбойника. Весь замок исходил. Его точно казнят на рассвете, а мне… мне даже будет немного жаль.
– Ты ешь рыбу? – оглядывается на меня, сверкая яркими глазами.
– Ем.
– Мне говорили, женщины не любят рыбу. Особенно сушеную, – ЛжеГеорг достает откуда-то из-под потолка связку сушеной рыбы, бросает на стол. – До сих пор здесь хранят. Обожаю людей за их постоянство.
А я сглатываю в предвкушении.
– Остальное надо готовить, – продолжает разбойник, – шаром покати, больше есть не…
И он замирает, глядя, как жадно я вгрызаюсь в рыбу. Почти со стоном. Не знаю, кто и что ему говорил про женщин, но для меня сушеная, солененькая рыбка – это настоящее лакомство. На острове отшельников одну рыбу все и ели, к ней привыкли и другого не хотели. Рыба и рыба, но подруги не любили сушить, они были нетерпеливыми и жадными, поэтому принято было решение съедать все сразу – приготовили – съели. Запасливые женщины? Нет-нет, это не про них. Но как-то осенью я уговорила сестер засушить рыбу и продать.
– Зачем это? – не поняла тогда подруга-старейшина. – У нас круглый год тепло и каждый может себе поймать.
– Сушеная вкуснее.
Так раз в год мы стали рыбу сушить, большая часть уходила на продажу, но себе мы с подругой-старейшиной тоже оставляли по рыбке. В такие моменты мы с ней становились самыми настоящими подругами – девчонка и старуха, хранящие маленький и очень вкусный секрет.
Эта рыбка вкуснее всех яств на свете. Вкуснее тортов и пирогов, вкуснее запеченных уток и маринованных гусей. Разбойник опускается напротив и присоединяется к трапезе. Мы едим жадно с горящими глазами.
– Пить! – в какой-то момент вспоминаю я, и ЛжеГеорг понимающе кивая, с готовностью подает кувшин. Пью прямо из горла, а потом так же из горла пьет он, разливая часть напитка по бороде.
– Как же вкусно! – откидываюсь на стуле и на губах играет ленивая улыбка.
– Ты первая девушка, которая так любит рыбу.
– Сушеную рыбу.
– Откуда ты?
Сразу вспоминаются все наставления Георга и его матери: «Никто не должен узнать, откуда ты!», «Никто не должен узнать, что ты знаешь наш язык»… Но я слишком вкусно поела.
– С острова, – просто отвечаю. – Остров отшельников, может слышал?
– Я думал любой остров – это остров отшельников.
Смотрю на разбойника, и он уже не кажется таким опасным. Может, я обмякла, может, он расслабился, но говорить становится легко.
– Я подруга-отшельница.
– Кто?
Стаскиваю парик, будто это все объяснит. ЛжеГеорг с чуть наклоняет голову, с интересом разглядывая мою стриженную голову, но молчит.
– Ты слышал про подруг-отшельниц? – спрашиваю я. – Живем в общине, бегаем от мужчин.
Сейчас последует вопрос: «Как я там очутилась?» и я выдам заготовленный ответ про свое проклятье. Он скривится и почувствует отвращение, а потом…
– Это же в Персисе, – неожиданно говорит разбойник.
– Что? – мне послышалось?
– Ты из Персиса?
– Ээ… да.
– Но хорошо говоришь по-орпеславски. Даже акцента нет, ни в жизни не подумал бы, что ты иностранка.
– Моя мать была отсюда.
– Из какого она дома?
Он с искренним любопытством расспрашивает обо мне. Ну знаю несколько языков и что? Велика гордость.
– Из дома? – переспрашиваю. – Да я даже имени ее не знаю.
Воспоминания о детстве были моим убежищем и проклятьем. Когда становилось совсем плохо, я вспоминала, как мама расчесывала мне волосы, как отец сажал на плечи. Вспоминаю мелодию колыбельной. Но были и другие воспоминания, и они закрадывались в минуты, когда я чувствовала себя счастливой. Закрадывались и воровали мое счастье. «Прости, – говорила мать, сажая меня на паром, – так будет лучше».
– Что произошло? – ровный голос разбойника возвращает к реальности.
– Не знаю… не помню. Мне было семь.
– Семь лет? Это с семи лет ты так хорошо помнишь орпеславский?
Пожимаю плечами. В основном, да, но я практиковалась с купцами.
– Докажи, – говорит разбойник. – Докажи, что ты иностранка!
– Что?
– Скажи что-нибудь на своем родном языке. Давай, по-персисски?
Откашливаюсь и выпрямляю спину. Я узнаю его взгляд. Я так же смотрю на новую захватывающую книгу. Интерес. Искренний, неподдельный. Как же приятно.
– Что тебе сказать? – говорю по-персисски. – Недоверчивый ты мой.
– Я почти год пытался его выучить, – отвечает мне разбойник на ломаном персисском. – А ты вот так просто? Где ты была раньше?
Акцент такой забавный, что я растягиваюсь в широкой улыбке.
– Но зачем ты учил персисский? – спрашиваю, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
– Мы же находимся рядом, связи, – отвечает так просто, словно это все объясняет.
Непонятный разбойник этот все-таки, то появляется, освещаемый молниями, то ведет себя здесь, как хозяин.
– Было два брата, – говорит ЛжеГеорг, – один умный брат, а другой с дислексией и читать нормально не умел, слова у него расплывались.
Выхожу с кухни, осматриваю грязные следы.
– Тебя поймают, – говорю своему ночному гостю. – Учитывая, как ты наследил тут.
– До утра еще далеко.
Что это значит? Он собирается мыть полы? Представляю, как разбойник-каторжник ползает по замку с тряпкой, разнося еще больше грязи. Он снова берет меня за руку, тащит по лестнице наверх.
– Послушай, – пытаюсь убрать руку. – Тебе не кажется это невежливым. Я замужняя женщина.
– Посидишь со мной?
– Где? – все-таки вырываю руку. – Где я должна с тобой посидеть? В тюрьме, когда тебя поймают, нет уж, благодарю!
– С чего бы мне садится в тюрьму?
Неужели он не понимает? Понижаю голос:
– Уходи скорее, – говорю. – Утром вернутся все и тебе не поздоровится.
– Куда мне уходить? Это мой дом.
– Куда хочешь. Откуда пришел, туда и иди.
– Да не бойся меня, – идет по коридору, продолжая разносить грязь. – Или ты хочешь спать?
Меньше всего я хочу спать, но киваю:
– Хочу.
– Лгунья.
– У меня сегодня был сложный день, – демонстративно поднимаю руки, чтобы было лучше видно свадебное платье.
– А я не разговаривал с людьми долгие годы, – продолжает разбойник, словно я внимательно слушаю. – Удивлен, что еще не разучился.
Открывает двери комнаты. Заглядывает.
– Даже комнату мою занял, гад, – говорит ЛжеГеорг, затаскивая себя и меня в покои Георга Ловласса.
Стою в дверях, не зная, что и думать. В какой-то момент я начала ему доверять, не верить, но доверять, даже смеялась, а сейчас в груди накатывается тревожный ком.
Разбойник проходит дальше, в омывальню, туда, где стоит большая ванная, опускает руку, ухмыляется. Интересно, что бы сделал Георг, если бы узнал о нежданных гостях в собственных покоях?
Тяжелый плащ падает на пол, и я с огромными глазами пялюсь на сильные руки, испещренные шрамами. Следом на пол падает грязная изорванная туника, в которой дыр больше, чем ткани.
– На мне проклятье, – говорю я быстро.
– О, как интересно, – оборачивается разбойник, и я сглатываю, видя его торс.
В нем сила и уверенность. Смотрю на сильную, сплетенную из тугих мышц грудь, скрывающую внутри живую пульсирующую энергию. Вижу шрам на месте сердца, это так странно.
– Ты каторжник? – спрашиваю, отворя глаза.
– Нет.
– Тогда почему ты выглядишь, как каторжник?
Понимаю, как глупо это звучит. Как будто каторжники передо мной часто с голым торсом ходят, чувствую, как краснеют щеки.
– Ты сказала про проклятье, – напоминает разбойник, а сам ворочает кочергой угли под ванной.
Ворочает-ворочает, а потом вдруг берет и плюет туда. Мои глаза еще шире – плюет огнем. Дракон? Тоже дракон? Маленькая искра оседает на бороде, подпаливая.
– Проклятье, – напоминает он, ворочая раскаляющиеся огни. – Что за проклятье?
Вода в ванной нагревается быстро, но разбойник не спешит залезать. Смотрит на меня внимательно, ожидая продолжения истории. Почему у него такое красивое тело?
– Да что с вами со всеми такое? – я наконец-то отворачиваюсь и рвано дышу.
Сначала Георг без стеснений начал раздеваться, теперь вот этот. Может, у них в Персисе так принято? Может, у них люди совсем не стесняются своей наготы? А чего бы стесняться? Они же чуть что драконы и привыкли раздеваться для превращения.
– Иностранка, – усмехается разбойник, и за спиной слышен всплеск. – Не знаешь, где Риз хранит бритву?
– Не знаю, – и выхожу из омывальни.
Хватит с меня. Обреченно сажусь на кровать Георга Ловласса и понимаю, что где-то оставила парик. Может, на кухне. Свекровь-дракониха разозлится, но сейчас это не самое важное. Пытаясь привести мысли в порядок.
– Тебя прокляли? – кричит разбойник. – Как это случилось?
Он ничего не знает про подруг-отшельниц, и лучше, чтобы не узнавал. Первое правило выживания подруг гласит: «Больше слушай – меньше говори». Нельзя позволять твоему врагу знать о тебе больше, чем ты знаешь о нем. А разбойник мне точно не приятель, раз он лжец и почти взял меня в заложники.
– Давно тебя прокляли? – продолжает он, снова звучит всплеск.
– Почему это ты задаешь вопросы?
Потому, что он сильнее, потому что я в его власти. Сжимаю челюсти. Правило подруг номер три…
– Потому что ты мне не веришь, – отвечает разбойник просто. – Сложно рассказывать что-то человеку, который заранее решил тебе не доверять.
– Но ты несешь чушь.
– Что за проклятье?
Он не отстанет, так что я либо должна отвечать, либо надо просто подыграть.
– Ладно, – говорю, откидываясь на подушках. – Допустим, ты правда Георг Ловласс.
– Одолжение мне делаешь? Щедро-щедро, дорогая женушка.
– Да это невозможно. Ты бродяга с улицы, читать-писать не умеешь, манер никаких. Ты не можешь быть графом. На свадьбе было полсотни гостей, и ты думаешь, никто бы не отличил настоящего Георга от ненастоящего? Если хочешь кому-то голову дурачить – подготовился бы лучше.
Из омывальни звучит смех. Смешно ему, видите ли. Я же хотела не лезть, хотела подыграть. Но я всегда лезу, не могу сдержаться. Даже подруги-отшельницы не смогли исправить моего характера, хотя они и очень пытались. Особенно подруга-старейшина. Мне становится душно. Что это? Я по ним скучаю?
Ложусь на кровать, пряча лицо под подушкой. Я мечтала освободиться от подруг, но не знаю, что буду делать дальше. Одна в огромном непонятном мире.
– Это связано с твоей матерью? –разбойник уже вышел и стоит недалеко, смотрит на меня.
Не знаю, в насколько обнаженном виде он высунулся, так что не вылезать из-под подушки.
– Я про проклятье, – говорит он. – Я кое-что знаю об этом.
Лжет?
– На мне ведь тоже есть проклятье.
Точно лжет. Подруги-отшельницы говорили: «И меньше всего доверяй каторжникам! Они привыкли жить ложью. Они скажут все, чтобы обмануть тебя!».
– Ты спишь? – разбойник садится рядом, и я вся сжимаюсь. – Или притворяешься спящей?
Мне снился необычный сон. Объявился какой-то дикарь и кормил вкусной рыбой. Улыбаюсь. Хороший сон, но со странным концом. Дикарь почему-то назвался моим мужем и начал раздеваться. Сажусь на постели, потирая глаза. Солнце светит в окно. Давно я не видела настолько ярких снов. Уродливое свадебное платье лежит на стуле, рядом с постелью, сама я в длинной сорочке. В сорочке? Но я не помню, как переодевалась. Я бы не смогла сама расправиться с корсетом. Ответ нахожу быстро – служанки. Значит, они уже вернулись. Вернулись и помогли переодеться.
Потягиваюсь.
– Выспалась? – звучит низкий голос.
Резко оборачиваюсь на Георга Ловласса. Стоит у окна, смотрит строго, внимательно, прожигая. Так поглядывала на нас подруга-старейшина, когда пыталась узнать, кто съел все запасы сладостей.
– Доброе утро, – быстро говорю я. – Я думала, вы улетели.
– Улетел? – Георг делает шаг ближе, и я на всякий случай встаю.
– Да, вы улетели, и… – замираю, рассматривая своего мужа.
Что-то изменилось. Почти неуловимо, но я улавливаю. Костюм. Георг Ловласс должен выглядеть, как с парада. Даже после полетов костюм его был выглажен и без единой соринки, раздражающе идеальный. Смаргиваю, переводя взгляд на лицо. Гладковыбритое, но… не до скрипа и расслабленное. Сложно объяснить. Георг был, как натянутая струна, он вышагивал с целью преодолеть все преграды, а мужчина напротив из тех, кто распугает преграды, рассмеявшись им в лицо. В глазах пылает пламя, а левую бровь пересекает шрам. Вчерашняя ночь обрушивается на меня, и я падаю на кровать, не отрывая взгляда от человека с лицом Георга.
– Ну что? – спрашивает он, насмешливо улыбаясь. – Неужели не узнаешь мужа своего дорого?
– Это ты.
– Я. Муж твой.
– Беглый каторжник. Разбойник. Лжец.
Они слишком похожи. Одинаковые. Если бы не шрам на брови, я бы не поняла. Как это возможно? И как я могла вчера не увидеть сходства, не заметить. Разбойник решает помочь моему немому изумлению.
– Мы близнецы, – говорит он и смеется жутким смехом человека, которому удалось провести весь мир вокруг пальца.
И все-таки вчера я его почти не рассмотрела. Споткнулась о дикарский вид и уже все для себя решила. И ошиблась. Непростительно ошиблась.
– Ты что делаешь в моей комнате? – наконец обретаю дар речи.
– Прячусь.
И кто же настоящий Георг Ловласс? Как сложно.
– Если ты Георг, то зачем тебе прятаться? – спрашиваю.
– Значит теперь ты мне веришь?
– Я допускаю.
Он переоделся в одежду Георга. Надел его зеленую рубашку и штаны. Тот другой Георг не стал бы так одеваться. Вряд ли он бы высунулся на улицу без пиджака, даже в жару сто градусов.
– Допускаю, – продолжаю я, – что один из вас Георг, настоящий Георг, а другой – Риз – брат, которого считают мертвым.
– Георг – тот, кто со шрамом.
Смотрю на рану на брови. Она появилась не так давно. Это не та отличительная черта, по которой все станут различать близнецов. Кто-то лжет, вот только кто? И за кого же я на самом деле выскочила замуж?
Стук в дверь заставляет вздрогнуть. Дверь распахивается, пропуская в мою комнату запах сиреневых духов и женщину в красном шелковом халате. Сегодня свекровь накрасила только губы, и без длинных ресниц ее глаза кажутся непривычно маленькими и узкими.
– Сделай что-нибудь со своим лицом, – ворчит свекровь.
Лицо, а что… касаюсь губ, понимая, что вчерашняя косметика вся размазалась. Непривычно, подруги-отшельницы никогда не красились.
– И оденься, у нас послесвадебный прием, – свекровь подает мне нечто яркое розовое. – Всю неделю будут приемы. Это традиция.
Неловко принимаю подношение и кошусь на мужчину с лицом Георга Ловласса.
– Кто такой Риз? – осторожно спрашиваю я у свекрови.
– Где ты услышала это имя?
– На свадьбе? Так кто? Это правда, что у моего… мужа есть брат?
– У него нет брата.
Нет брата? Тогда кто сейчас прячется в моей комнате?
– Никогда больше не произноси это имя, – говорит свекровь ледяным голосом. – И надень уже парик. Раздражает.
Открываю рот, намереваясь сказать что-нибудь еще, но тут же закрываю, лучше поскорее вернуться к ЛжеГеоргу. Свекровь наконец уходит.
– Ну и кто тебе больше лгал? Я или моя мать? – спрашивает близнец моего мужа. – Кому ты склонна доверять, Амелия?
– Как ты узнал мое имя?
– На зеркале написано, – бросает он и замечаю в его руках мое маленькое зеркальце. – Моей Амелии.
Мне хватило глупости оставить зеркало на столе.
– Ты же не умеешь читать, – вспоминаю я. – У тебя же дислексия.
– Я умею читать, просто делаю это медленно.
Забираю зеркало и разворачиваю платье. Уродливое. Розовое, в рюшечках, такое наденешь и станешь похожей на свинью-проститутку. Все какое-то через-чур. Начинаю скучать по коричневым платьицам подруг-отшельниц.
– Что за кошмар? – ухмыляется мой гость. – Она хочет, чтобы ты это надела на прием? Я, конечно, шлялся по лесам и здорово отстал от моды, но это перебор.
Вздыхаю, хорошо– не я одна вижу, как платье ужасно. А то уже было начало думать, что это у меня провинциалки необратимые проблемы со вкусом.
– Больше ничего нет? – он заглядывает в пустующий шкаф. – Ты ничего с собой не привезла?
– Что ты себе позволяешь? – подхожу ближе, и мы оказываемся лицом к лицу друг к другу.
Сглатываю от неожиданности и отвожу взгляд.
– На этот раз я тебя прикрыла, – продолжаю я. – Но что дальше? Не можешь же ты и дальше прятаться в моей комнате?
– Ты моя сообщница. Единственная сообщница. Вдвоем куда веселее, чем одному. Уж поверь, я знаю толк в одиночестве, но лучше бы не знал.
– Ты не можешь оставаться здесь. Тем более в моей комнате. Я женщина. Замужняя женщина.
– Юридически, ты замужем за мной.
– Юридически, ты мертв!
Ловласс ухмыляется, словно услышал любимую шутку. Смотрит на меня смотрит и на мгновение становится серьезным.