Шестьдесят четыре тысячи рублей.
Лиза смотрела на экран мобильного банка, и цифры расплывались перед глазами, превращаясь в насмешливые нули. Это была вся её «подушка безопасности», собранная за два года изнурительной стажировки и подработок ночами. Сумма, которой едва хватило бы на неделю пребывания в отделении интенсивной терапии. А им требовался месяц. И операция. И реабилитация.
— Елизавета Андреевна, вы меня слышите? — голос врача звучал ровно, профессионально и потому — совершенно безжалостно.
Лиза подняла голову. Доктор Марков, хирург с усталыми глазами, не смотрел на неё. Он листал историю болезни её матери, словно читал обычный юридический кодекс, а не смертный приговор.
— Да, я слышу. Шестьсот тысяч — это только залог для начала лечения.
— В частном секторе — да. В государственном листе ожидания ваша мама — тридцать вторая. С её состоянием сердца… — он замолчал, многозначительно поправив очки. — У неё нет полугода. У неё нет даже месяца.
Лиза сглотнула комок, стоявший в горле. В коридоре частной клиники пахло дорогим парфюмом и чистотой, а не хлоркой и бедой, как в районных больницах. Здесь спасали жизни, если за них было чем платить.
— Я найду деньги, — голос предательски дрогнул, но Лиза выпрямила спину. Красный диплом юридического факультета приучил её держать лицо, даже когда внутри всё осыпалось прахом.
— У вас три дня, — Марков наконец взглянул на неё, и в его взгляде на секунду мелькнула жалость. — Потом мы будем вынуждены перевести её обратно по месту прописки. А это… вы сами понимаете.
Лиза вышла из клиники в прохладные сумерки города. В кармане завибрировал телефон. Юридическая фирма «Соколов и партнеры». Её шанс.
— Да, Аркадий Викторович? — быстро ответила она, надеясь, что начальник пересмотрел её просьбу об авансе.
— Лиза, детка, я насчет твоего запроса, — голос Соколова был елейным. — Пойми, фирма не банк. Мы ценим твои мозги, ты лучший стажер за последние пять лет, но… риски велики. Однако, есть вариант. Нужно доставить пакет документов в «Айсберг». Лично в руки владельцу. Сделаешь это чисто, без лишних вопросов — я выпишу тебе премию. Хорошую премию.
«Айсберг». Самый закрытый и одиозный ночной клуб города. Место, о котором в юридических кругах шептались с опаской: там не просто отдыхали, там «решали вопросы».
— Я поняла. Когда?
— Сейчас. Заезжай в офис за документами. И Лиза… надень что-нибудь менее… библиотечное. Там ценят эстетику.
Через два часа Лиза стояла перед массивными дверями «Айсберга». На ней было строгое темно-синее платье — единственное дорогое в её гардеробе, купленное для выпускного. Оно облегало фигуру, как вторая кожа, подчеркивая тонкую талию и бледность кожи.
Охрана на входе — двое мужчин с лицами из гранита — не задавали вопросов, едва она назвала имя Соколова. Её провели через основной зал, где гремела музыка, а в воздухе висела взвесь из дорогого табака и эйфории, вглубь коридоров, задрапированных тяжелым бархатом.
— Жди здесь, — бросил охранник, указывая на дверь в конце коридора. — Босс занят. Выйдет — отдашь.
Лиза осталась одна. Тишина здесь была гнетущей, лишь глухие удары басов доносились сквозь стены. Прошло десять минут, пятнадцать. Нервы были на пределе. Мысли о матери, о счетах и о странном поручении Соколова сплелись в тугой узел.
Внезапно дверь в конце коридора приоткрылась. Лиза сделала шаг вперед, собираясь представиться, но замерла.
Из кабинета не вышли. Оттуда донесся звук — резкий, сухой хлопок, который невозможно было спутать ни с чем. Звук пощечины или… удара. А следом — тяжелый, хриплый голос, от которого по позвоночнику пробежал холод.
— Я не люблю повторять дважды, Глеб. Если деньги не будут на счету к утру, твоя юридическая неприкосновенность станет твоим саваном.
Лиза затаила дыхание. Она не должна была этого слышать. Она юрист, она знала: конфиденциальность — это всё. Но любопытство и страх толкнули её вперед. Дверь была приоткрыта на пару сантиметров.
В кабинете, залитом приглушенным янтарным светом, за массивным столом сидел мужчина. Его лицо было наполовину в тени, но Лиза узнала его сразу. Артур Шторм. Человек, чьё имя в городе произносили либо шепотом, либо с придыханием. Официально — строительный магнат и меценат. Неофициально — хозяин теневой империи, человек, который не знал слова «нет».
Перед ним на коленях стоял мужчина в дорогом костюме — Лиза узнала в нем известного адвоката, часто мелькавшего в новостях. Лицо адвоката было залито кровью, а его руки дрожали.
Рядом со Штормом стоял огромный мужчина с короткой стрижкой — Ганс, его правая рука. Он лениво поигрывал складным ножом.
— Я всё сделаю, Артур Борисович… Пожалуйста… — прохрипел адвокат.
— Уведи его, Ганс. Он портит мне аппетит, — бросил Шторм, даже не глядя на умоляющего.
Лиза поняла, что нужно бежать. Сейчас. Немедленно. Пакет с документами в её руках задрожал. Она начала медленно пятиться назад, стараясь не издавать ни звука на ковровой дорожке.
Один шаг. Второй. Третий.
И тут её каблук зацепился за край ковра. Она качнулась, и папка с документами с глухим стуком упала на пол. В тишине коридора этот звук прозвучал как выстрел.
В кабинете мгновенно стало тихо.
Лиза замерла, её сердце колотилось где-то в горле. Она не успела поднять папку. Дверь кабинета медленно, со скрипом распахнулась настежь.
На пороге стоял Артур Шторм.
Он был выше, чем казался на фото. И намного опаснее. Черная рубашка, расстегнутая на пару пуговиц, идеальные черты лица, которые казались высеченными из холодного мрамора. Но самым страшным были глаза. Темные, почти черные, в которых не было ни капли тепла — только ледяная насмешка и хищный интерес.
Он медленно перевел взгляд с Лизы на рассыпавшиеся бумаги у её ног, а затем снова на неё.
— Юридическая помощь подоспела очень вовремя, — его голос был низким и бархатистым, как дорогой виски. — Ты кто такая, «красная шапочка»? И почему ты подслушиваешь там, где взрослые дяди обсуждают дела?
Кабинет Артура Шторма не был похож на офис бизнесмена. Это было святилище власти: высокие потолки, панорамные окна, за которыми мерцал ночной город, и тяжелая тишина, которую не решался нарушить даже гул басов из клуба за стеной.
Лиза застыла у порога. Сердце колотилось в ребра, как пойманная птица. Она видела кровь на полу. Видела, как Ганс уводил сломленного человека. Весь её юридический мир — мир кодексов, процедур и верховенства права — рассыпался в прах перед этим мужчиной в черном кресле.
— Проходи, Лизок. Не стой в дверях, это выглядит… испуганно, — голос Шторма был низким и обволакивающим, как дорогой бурбон.
Он не встал. Он наблюдал за ней через тонкую вуаль дыма от сигариллы. Лиза на негнущихся ногах подошла к столу и положила папку.
— Аркадий Викторович просил передать… — начала она, но голос предательски дрогнул.
— Соколов — лох блядь, — Шторм одним движением смахнул папку на край стола, даже не взглянув на документы. — Он отправил тебя сюда, потому что знал: если я буду в плохом настроении, он потеряет стажера, а не партнера. А я сегодня в очень плохом настроении, Лиза.
Он медленно поднялся. Его фигура заслонила свет городских огней. Лиза невольно сделала шаг назад, пока не уперлась в холодную обшивку стены. Шторм подошел вплотную. От него пахло морозным ветром, дорогим табаком и той специфической уверенностью, которая бывает только у людей, имеющих право на убийство.
— Ты видела лишнее, — он коснулся кончиками пальцев её шеи, там, где бешено билась жилка. — В моем мире свидетели живут недолго. Но ты… ты — интересный случай. Красный диплом, аналитический склад ума и отчаянная потребность в деньгах.
Лиза попыталась оттолкнуть его руку, но он лишь крепче сжал пальцы, не давая ей отвернуться.
— Откуда вы знаете?
— У каждого есть цена. Твоя — жизнь матери, — он произнес это просто, как факт. — Шестьсот тысяч за операцию и еще полтора миллиона на реабилитацию. У тебя их нет. У Соколова — тоже, он погряз в долгах передо мной.
Лиза почувствовала, как по спине пробежал холод. Она была для них всех просто цифрой в ведомости.
— Что вам нужно? — выдохнула она, глядя в его темные, непроницаемые глаза.
— Твоя чистота, — Шторм усмехнулся, и эта улыбка была страшнее его гнева. — Мои юристы — акулы, пахнущие падалью. Их все знают. Мне нужно новое лицо. Юрист, на которого никто не подумает. Ты будешь легализовать мои активы, подписывать бумаги, которые я дам, и быть моей тенью.
— Вы хотите, чтобы я стала вашей соучастницей.
— Я хочу, чтобы ты стала моей собственностью, — он отпустил её шею и отошел к столу, нажав кнопку интеркома. — На два года. Я оплачиваю все счета, перевожу твою мать в Германию, даю твоей сестре будущее. Взамен — ты принадлежишь мне. В кабинете, в суде и… там, где я пожелаю.
Лиза почувствовала тошноту. Это не было предложением работы. Это была продажа в рабство, упакованная в юридические термины.
— А если я откажусь? Я могу пойти в полицию.
Шторм рассмеялся — коротко и сухо.
— Иди. Дойди до первого патрульного. Расскажи ему, что Артур Шторм обидел тебя. И посмотри, как быстро он сотрет запись твоего заявления. А пока ты будешь бегать по участкам, время твоей матери выйдет. У неё осталось три дня, Лиза. Тик-так.
В сумке Лизы завибрировал телефон. Это была Майя. Лиза знала: сестра плачет. Она уже знала, что скажет врач.
Шторм наблюдал за ней, как хищник за жертвой, которая уже запуталась в сетях, но еще не поняла этого.
— Два года, — прошептала она, закрывая глаза. — Только два года. И моя семья будет в безопасности?
— Даю слово Шторма. А оно здесь весит больше, чем конституция.
Он достал из стола лист бумаги — короткий текст, написанный от руки. Это не был официальный контракт. Это была её клятва верности.
— Подпиши. И Ганс отвезет тебя в клинику с первым траншем.
Лиза взяла ручку. Пальцы дрожали, но она заставила себя вывести буквы. С каждой линией она чувствовала, как отрезает себя от прежней жизни. Лиза-отличница, Лиза-мечтательница умерла в этом кабинете.
— Умница, — Шторм забрал лист и провел тыльной стороной ладони по её щеке. — С этого момента, Елизавета, твоя жизнь — это я. Твои мысли, твои таланты и твое тело принадлежат моей империи. Собирай вещи. Ночью Ганс перевезет тебя в мой дом.
— Но сестра… я должна объяснить…
— Ганс объяснит всё, что им нужно знать. Ты теперь работаешь в крупном международном холдинге. Срочная командировка. А теперь — иди. Мне нужно допить коньяк в тишине. - А то могу тебя и нагнуть прям здесь.
Лиза вышла из кабинета, пошатываясь. Воздух в коридоре казался разреженным. Ганс уже ждал её у лифта, его лицо было непроницаемым, как каменная маска.
Когда она вышла на улицу, пошел дождь. Холодные капли смывали пыль с её дешевых туфель, но они не могли смыть то липкое чувство грязи, которое поселилось в душе. Она спасла маму. Она сделала то, что должна была.
Но глядя на окна верхнего этажа «Айсберга», где за бронированным стеклом Шторм читал её обязательство, Лиза поняла: она не просто вошла в клетку. Она сама заперла за собой дверь и отдала ключ монстру.
Машина тронулась. Впереди была клиника, надежда на спасение матери и первая ночь в доме, который станет её золотой тюрьмой. Шторм сказал, что любит «ломать таких смелых». Лиза сжала кулаки до боли.
«Ты можешь купить мое время, Шторм, — подумала она, глядя на свое отражение в темном окне. — Но ты никогда не купишь меня».
Она еще не знала, как сильно ошибалась.