Ева
Всегда знала, что этот день когда-нибудь настанет. Нет, я очень надеялась, что он никогда не настанет. Отец обещал…
Утро не задалось изначально. Всегда солнечный Мадрид окрасился серыми красками непогоды. Темные низкие тучи нависали над городом, но дождь не начинался. Я совершенно не выспалась, ибо мне снился кошмар, ударилась в ванной, разлила горячий кофе и сломала ноготь. Надо было полагать, что этот день ничего хорошего мне не принесет. Но я и не подозревала, что он станет началом ада.
Вздрагиваю от звонка в дверь. Я никого не жду. Здесь вообще не принято приходить в гости без приглашения. Даже консьерж сначала звонит.
С еще влажными волосами выскакиваю из ванной комнаты, заглядываю в зеркало, поправляя бретели белой шелковой пижамы. Глазка в моей двери нет. Здесь это тоже не принято.
Открываю и замираю на пороге. Ожидала увидеть кого угодно, только не Скорпиона. Я ещё не знаю, что его сюда привело. Но любое его появление не к добру.
— Доброе утро, Ева, — голос у него всегда хриплый, словно он простужен. Тон холодный и пустой. В двенадцать лет, начитавшись книжек про вампиров, я была уверена, что Назар не человек, а темный демон.
Киваю, не в силах сглотнуть ком в горле. Взгляд у этого мужчины тоже пустой, несмотря на то что черный. Не приглашаю его. Но Скорпиону и не нужны мои приглашения. Он делает шаг на меня, и я отступаю. Я не видела его два года и еще столько же не видела бы. Он всегда меня пугал. Детство прошло, я понимаю, что он не демон, но страх все равно остался.
Назар сам запирает мою дверь и проходит мимо меня в гостиную. Иду за ним. Надо спросить, зачем он пролетел тысячу километров, чтобы меня навестить, но горло не слушается. Отец не предупреждал о его визите. Да и зачем ему здесь быть, мне непонятно. Но липкое предчувствие чего-то нехорошего не отпускает.
Прохожу в гостиную. Скорпион стоит возле моего окна и смотрит на Мадрид. Как гармонично этот мужчина сливается с черными низкими тучами. Мне кажется, это он их сюда привез, ибо они всегда следуют за ним.
— Принеси стакан воды, — холодно просит он, не оборачиваясь. Убегаю на кухню, чтобы хоть на минуту избавиться от темной пугающей ауры этого человека.
Есть просто люди. Красивые, харизматичные, обычные или непривлекательные, страшные. Назар не поддаётся классификации. Он чёрный скорпион. В его присутствии всегда холодно и неспокойно. Его чёрный взгляд всегда внушает панику. Даже мой отец как-то сказал, что не может смотреть Скорпиону в глаза.
Возвращаюсь со стаканом, замечая, что Назар уже стоит возле моего рабочего стола и осматривает эскизы. Внимательно осматривает, водя по ним пальцами, словно тоже заинтересован в моде. А мне хочется подскочить и вырвать из его рук свои работы. Словно он их пачкает тьмой.
— Красиво. Твои? — совсем безэмоционально и незаинтересованно хрипит он.
— Мои, — подхожу ближе, протягивая ему стакан с водой.
— Поставь на стол, — кивает мне на журнальный столик возле дивана. Послушно ставлю стакан, ощущая, как окатывает паникой. Я намеренно не спрашиваю, что он здесь делает, на подсознательном уровне чувствуя, что ничего хорошего он мне не скажет. — У тебя есть успокоительное? — интересуется он, продолжая осматривать мои рисунки. Судорожно втягиваю воздух, ощущая, как моя комната пропитывается мужским запахом. И он меня душит. Что-то очень терпкое, с нотками специй, которые разрушают слизистую.
— Успокоительное? — свожу брови. Мужчина поднимает на меня свои черные глаза и скользит ими по моему телу. И я только сейчас понимаю, что пижама на мне тонкая. Короткие шорты и топ на бретелях. Ничего вульгарного, здесь так ходят на улицах, когда жарко, но от холодного пронзительного взгляда этого мужчины хочется одеться и закрыться как можно сильнее.
Сам он одет не по погоде. Не для Мадрида, где даже в непогоду душно. Чёрный классический костюм, под которым чёрная рубашка с воротником-стойкой под горло, как у местного католического священника. Сколько его помню, Скорпион всегда был в чёрном, словно его обнимает сама тьма.
— Да, Ева… — мое имя из его уст звучит сухо. — Любое успокоительное: капли, таблетки, на крайний случай алкоголь.
— Есть текила, — оглядываюсь на кухню. — Я не пью крепкие напитки, — оправдываюсь. Не знаю зачем, наверное, потому что Назар тесно связан с моим отцом. Он всегда был частью моего отца. Плохой частью.
— Неси текилу и шоты.
— Шотов нет, только бокалы.
— Неси бокалы.
Снова убегаю на кухню, беру один бокал для шампанского. Я пить точно не буду. А у самой пальцы подрагивают. Я опаздываю на завтрак с Габриэлем. Это наша традиция. Но, боюсь, незваного гостя подобное не волнует.
Приношу стакан и текилу.
— Поставь тоже на стол, — кивает Назар. — Сядь, — указывает мне на кресло возле столика. Сажусь на край, расправляю плечи и складываю руки на колени, как школьница. Расслабляться в присутствии этого мужчины невозможно. Его присутствие всегда держит в напряжении. Словно если расслабишься, это чудовище, окутанное тьмой, тебя сожрет.
Назар расстёгивает пуговицы на пиджаке, снимает его, небрежно кидая на диван, и медленно закатывает рукава рубашки, обнажая предплечья. А я сглатываю, обращая внимание на татуировку чёрного скорпиона на его кисти. Такая большая и объёмная. Словно скорпион настоящий. Она и раньше у него была. Но меньше и выцветшая. А сейчас он её обновил, сделав более выразительной.
Он садится в кресло напротив меня и складывает руки в замок.
— Твоего отца убили пять дней назад, — также ровно и холодно сообщает он мне. А я киваю, как дура, потому что осознание сказанного еще не пришло. — Ева? — выгибает брови, внимательно следя за моей реакцией. — Ты меня слышала?
— Да, — киваю в ступоре.
— Ты поняла, что я сказал?
Киваю. На самом деле не понимая. Еще не понимая.
— Его похоронили вчера на Тихомировском кладбище, — медленно говорит он, пытаясь поймать мой взгляд.
Ева
— Почему вы похоронили его без меня? — еле шевелю онемевшими после текилы и истерики губами и смотрю в потолок своей квартиры, откинув голову на спинку дивана. — Почему мне не сообщили? Какое вы имели право лишить меня возможности проводить папу в последний путь?
Я уже не плачу и не истерю. Второй бокал крепкой и противной текилы, которую почти насильно влил в меня Скорпион, сделал из тела желе. Я пустая внутри, ноги и руки ватные, потолок плывёт, чувствую только горький привкус во рту и запах острого мужского парфюма.
— Это было опасно, Ева. После смерти Царя ты в опасности. Зачем смотреть на труп? Чтобы что? — холодно спрашивает он меня.
Боже, какая бездушная машина. Все, кто окружал моего отца, не люди, а эмоциональные инвалиды и настоящие социопаты. Я убежала от них за тысячу километров, но они все равно меня достали в лице Скорпиона.
— Не надо называть моего отца трупом! — пытаюсь повысить голос, но выходит, что пищу.
— Труп всего лишь труп, Ева, — холодно рассуждает Назар. — Зачем тебе на него смотреть? В нем нет жизни, чувств и эмоций. Помни отца живым. А не трупом в гробу.
Открываю рот, но потом кусаю губы. Может, он и прав… Никто не мечтает присутствовать на похоронах своих родителей. Когда погибла моя мама, мне было всего десять лет. И отец тогда тоже не пустил меня на кладбище. Помню, как моя бабушка осуждала его за это. Но теперь я понимаю, что так было правильно. Я не помню маму трупом, а помню ее молодой, красивой и жизнерадостной. Как много в этом Скорпионе от моего отца. Хотя они даже не родственники. Они хуже… Они «семья». И я их «семья».
Закрываю глаза, слезы льются из глаз тихо и непроизвольно.
В моей руке звонит телефон, нет сил ответить. Нет сил даже посмотреть, кто это. Телефон замирает, но тут же снова оживает. Поднимаю экран к лицу. Это Габриэль. Я так и не пришла на завтрак. Он переживает. Я никогда не пропускала наш ритуальный завтрак, даже когда болела, он мило приносил мне завтрак домой. Сбрасываю звонок. Не могу сейчас говорить.
Слышу, как мужчина встает с места и проходится по моей гостиной. В комнату врывается свежий воздух вместе с запахом озона. Дождь всё-таки пошел…
Щелчок, и к запаху озона примешивался запах табака.
Терпеть не могу, когда курят рядом со мной.
Поднимаю голову. Скорпион стоит в профиль, смотрит в окно и курит. Держит сигарету по-мужски, зажимая фильтр большим и указательным пальцем, глубоко затягиваясь.
— Я никому не позволяю курить в своей квартире, — сообщаю ему заплетающимся языком.
— Правильно делаешь, — выдыхает дым, продолжая курить. Снова хочу возмутиться этой наглости, но Скорпион ловит мой взгляд и погружает в чёрную бездну. В его дьявольских глазах столько холода, словно он тоже труп. Это пугает. Не выдерживаю его взгляда, отворачиваюсь, прикрывая глаза. — Поспи, Ева. У нас вечером самолёт, — сообщает он мне.
— Какой самолёт?
— Железный.
— Куда мы летим? Я никуда не хочу, — отрицательно верчу головой. Слышу его приближающиеся шаги. Назар встаёт позади дивана и опирается руками по обе стороны от моей головы. Смотрю на его ладонь с рисунком скорпиона и покрываюсь мурашками. Мне кажется, он живой и сейчас ужалит меня. Впрыснет яд и отравит. Сглатываю.
— Ты летишь домой, Ева. На родину, — хрипло и низко сообщает он мне. А ещё я заметила, что в конце каждого предложения Назар повторяет моё имя. И Ева из его уст звучит пугающе. Хочется запретить ему называть меня по имени.
— Зачем? Я не хочу, — ёжусь от холодного воздуха, врывающегося в окна.
— Затем, что ты, Ева, теперь единственная наследница империи Царёва. И на тебя объявлена охота.
Я настолько пьяна и в шоке, что не могу адекватно оценить сказанное Назаром. Сейчас меня всё больше и больше пугает скорпион на его ладони возле моей головы. Мне кажется, он шевелится и вот-вот ударит.
— Зачем тогда бежать в логово охотников?
— Затем, что здесь я не смогу тебя защитить. Этот город не принадлежит мне.
— А тот принадлежит? — съезжаю по спинке вниз, подальше от скорпиона, и ложусь на диван, обнимая подушку, сворачиваюсь в клубок. Холодно.
— Да. Спи, — щёлкает пальцами перед моим лицом. И я, словно под гипнозом, закрываю глаза и тут же погружаюсь в чёрную бездну.
***
Просыпаюсь, оттого что снова чувствую холод и запах табака. А еще голос… Хриплый, низкий мужской голос. Который я не хочу слышать. Но выбора мне не оставили.
— Да, через семь часов, машину к аэропорту, — говорит этот голос. — И комнату подготовьте для Евы.
И память возвращается, вырывая меня из спасительной бездны. Резко сажусь и тут же падаю назад на диван от простреливающей головной боли. В глаза словно песка насыпали, ужасно хочется пить.
Папу убили…
Ты наследница империи…
На тебя объявили охоту…
Все это никак не умещается в моей голове.
Еще с утра я выбирала платье, в котором пойду на завтрак с Габриэлем. А вчера вечером рисовала эскизы для нашего с Сарой проекта и выбирала материал.
А сейчас должна лететь на родину, где на меня объявлена охота. В город, принадлежащий Скорпиону. И это не пафосная фраза и не преувеличение для того, чтобы произвести на меня впечатление или запугать. Это правда. Отец и Скорпион были страшными, ужасными людьми. Моя детская ранимая психика не выдержала. Папа все понимал и отправил меня очень далеко от той чёрной вязкой грязи. Я думала, что меня это больше никогда не коснётся…
Хотите рассмешить бога, расскажите ему о своих планах.
Кутаюсь в плед. Совершенно не помню, чтобы укрывалась, когда засыпала. Мало того, этот плед лежал в шкафу моей спальни… Но для Скорпиона нет личного пространства и закрытых дверей.
Снова его шаги, на столе рядом со мной появляется стакан с шипящей жидкостью.
Смотрю, как в чистой воде растворяется большая белая таблетка.
Ева
Бизнес-джет. В салоне несколько человек. Я, Назар и четверо охранников. Впервые их вижу. Но и дома я не была уже два года. Последний раз приезжала на каникулы. В прошлом году отец прилетал ко мне сам. Однако долгожданная встреча оставила не совсем красочные воспоминания. Он прилетал со своей новой супругой Юлей, которая мне сразу не понравилась. Отец словно прилетел не ко мне, а в медовый месяц. Таскал ее по местным ресторанам, клубам и магазинам. Я психанула и обиделась. Теперь жалею. Очень жалею. Все обиды кажутся такими глупыми и нелепыми.
Если бы я знала, что тогда видела его вживую последний раз…
Нам все время кажется, что горе где-то далеко и никогда нас не коснётся. Ведь это чужие люди, и нас не трогают их потери. А дорогие нам люди никуда не денутся. Но жизнь коротка. И никогда не знаешь, когда видишь близкого тебе человека в последний раз. Вот он улыбался, шутил или ругал вас. Вы смеялись рядом с ним, обижались или были равнодушны. И вот его больше нет…
Нет и никогда не будет.
Нас встречает слишком улыбчивая стюардесса. Она приветливо тянет губы, демонстрируя свою голливудскую улыбку. На ней красная униформа и алая помада. Девушка говорит с нами на английском. Я молчу. Не потому что я хамка или высокомерная, а потому что сил нет даже на разговоры. Меня словно лишили голоса. После чудо-таблетки, которой меня напоил Скорпион, ничего не болит, но в голове туман. Я плыву в нём по направлению, которое мне задает Назар. Я словно у него на поводке. Куда дернул, туда и иду. По-другому пока не могу. Я еще в шоке и полной прострации.
Мы садимся в мягкие удобные кресла в начале самолёта. Охрана – где-то в хвосте. Назар садится напротив меня, вальяжно располагаясь в кресле. Стюардесса просит пристегнуться. Делаю всё на автомате, как скажут. А Назар не реагирует. Для него правила не писаны. Девушка в красном аккуратно настаивает, но Скорпион обрывает ее одним взглядом. Стюардесса недовольно сжимает губы, но удаляется.
Отворачиваюсь к окну. Обнимаю себя руками. В самолёте тепло, но мне все равно холодно.
— Принесите девушке плед и чай, — надменно велит Назар. Не реагирую, продолжая смотреть в окно. Взлетаем.
Мне вдруг резко становится плохо. Голова кружится, тошнота подступает к горлу. Закрываю глаза, пытаясь дышать глубже. Но не помогает. Все равно тошнит. Меня никогда не укачивало, даже на яхте. Со мной такое впервые.
Не выдерживаю. Резко отстегиваю ремень, вскакиваю с места.
Стюардесса пытается меня усадить, тараторя о том, что пока нельзя вставать. А я не могу. Или меня вывернет прямо на шикарный пол этого самолёта, ей под ноги.
— Где туалет?! — спрашиваю на русском, теряясь в пространстве. Английский я знаю на уровне носителя. Но сейчас голова не соображает, что надо переключиться на другой язык.
Назар грубо отстраняет стюардессу, словно она не человек, а просто помеха. Хватает меня за плечи и быстро ведёт к туалету. Открывает дверь кабинки и заходит вместе со мной.
— Выйди, — сдавлено прошу его я, сгибаясь над унитазом. Молча выходит.
После того как меня несколько минут выворачивает над унитазом, становится легче. Голова ещё кружится, но дышать уже легче. Открываю холодную воду, умываюсь, пытаясь прийти в себя. Желудок теперь пуст и болезненно сосет. Сглатываю.
Промакнув лицо полотенцем, не узнаю себя. Бледная, опухшая, глаза воспалённые, губы почти белые, руки дрожат, сердце колотится. И почему-то жутко страшно.
Выхожу из кабинки, медленно добираясь до своего места. Сажусь, кутаюсь в плед, который уже лежит на кресле.
— Ева, — зовёт меня Назар. От его безэмоционального, хриплого голоса бегут мурашки. Не реагирую, пытаясь дышать ровно. — Ева, посмотри на меня! — не просит. Он никогда ничего не просит. Он приказывает. Поворачиваюсь.
— Мне что-то очень плохо, — хриплю я, снова сглатывая.
— Учащённое сердцебиение, сводит желудок, кружится голова, трясёт и окатывает паникой? — очень точно описывает моё состояние. Киваю. Он словно сканер. Мне даже кажется, Скорпион лучше меня знает, что творится в моей голове.
— Это паническая атака, — выносит вердикт. — С тобой раньше такое было?
— Нет.
— Это стресс, плюс перепады давления. Ничего страшного с тобой не происходит, — словно гипнотизирует меня своим монотонным голосом и черным взглядом. Всматриваюсь в него. И не верю своим глазам, на секунду зажмуриваюсь, потому что мне кажется, что его зрачки огромные, в них нет даже радужки.
Открываю глаза – нет, показалось. Меня передергивает от этой реалистичной галлюцинации.
— Ева, — мне кажется, сейчас его голос обретает краски, хотя он такой же монотонный. Но становится более глубокий и небесцветный. Цепляюсь за этот голос. — Смотри на меня, Снежинка.
Снежинка…
Я не хочу смотреть в его дьявольскую чёрную бездну, но и оторваться не могу. Словно он не разрешает. И только Скорпион решает, когда отпустить.
— Сделай глубокий вдох, — делаю. Даже не соображаю, как это происходит. Я просто на автомате делаю, как велит его голос. — Задержи дыхание. Не дыши.
И я не дышу.
— Медленно выдыхай. Еще глубокий вдох. Задержи дыхание.
Пока мое тело слушается его, рассматриваю мужчину. Мысленно рисую в голове его портрет, пытаясь отвлечься от панической атаки.
Его лицо кажется гранитным, словно он ожил только чтобы вершить судьбы других. Резко выделяющиеся черты лица. Высокие скулы, кожа немного смуглая, линия сильной челюсти, тёмная щетина, аккуратно окантованная, нос с горбинкой, который явно когда-то был сломан, складка между бровей.
Нет, Назар не стар, ему лет тридцать пять. Эта складка придаёт ему грубости, брутальности. Брюнет. Очень короткая стрижка. Широкие плечи, спортивное телосложение. Но без излишеств. Под чёрной распахнутой на шее рубашкой виднеется толстая цепь из серебра с непонятным амулетом из чёрного камня.
Но самое главное – это глаза. Глубокие. Они пронзают насквозь, открывая самое сокровенное. То, чего не хочется никому открывать. Но я уже говорила, что для Скорпиона нет закрытых дверей.
Ева
Бесконечное серое утро. В родном городе ничего не меняется. Солнечных дней здесь так же мало, как и людей, которые остались мне дороги. В шесть утра улицы пусты, и только кричащие вывески магазинов говорят о том, что здесь есть жизнь. За окном автомобиля мелькают знакомые места и локации, но они не будят во мне приятных воспоминаний.
Я не хотела возвращаться…
В огромной черной машине пахнет кожей и Скорпионом. Меня душит его запах. Нет, он не противный, не мерзкий. Очень дорогой. Он слишком острый для меня. Его слишком много.
За рулем и рядом на переднем сиденье охранники. Впереди нас машина с охраной и позади тоже. Что пугает еще больше. Нет, я с детства привыкла к охране. Она всегда прислуживала в нашем доме. Но не в таком количестве и была незаметной.
Последние сутки я только и делаю, что сплю. Но выспаться не могу. Чувствую себя разбитой. Меня клонит в сон. Слабость такая, словно я заболела.
Назар рядом. После того как самолет приземлился, мы не разговаривали. Он сидит в расслабленной позе, запрокинув голову, закрыв глаза. Может показаться, что спит. Но нет, скорпионы не спят. Уверена, даже с закрытыми глазами он точно знает, в какой позе я сижу, где мои руки и что творится у меня в голове. Рядом с этим мужчиной нельзя расслабляться. В клетке со скорпионами это невозможно. Одно резкое движение и…
— Когда это все закончится? — тихо спрашиваю я, продолжая смотреть в окно.
— Что именно? — тут же отвечает мне Назар.
Я была права. Он не спал.
— Когда я смогу вернуться назад в Мадрид?
Назар молчит, обдумывая ответ.
— Нескоро. Возможно, никогда, — произносит, словно приговор.
— Почему? Кто это решает? — возмущенным тоном спрашиваю его.
— Я.
— Кто дал тебе такое право? — возмущаюсь.
— Понимаешь, Ева. Ты родилась не в той семье. Ты априори с самого рождения не можешь быть свободной. И если ты не научишься жить в заданных условиях, ты не выживешь. Я сейчас твой единственный проводник и покровитель. Я единственный, кто на твоей стороне. Сделаешь шаг назад… — не договаривает.
Но я и так всё понимаю.
— Объясни, расскажи мне про ваш чёртов мир! Как мне в нём выжить?! — срываюсь на истерику. Я всего лишь маленькая девочка и не могу осознать, что моя жизнь круто поменялась. В одночасье. А главное, выбора нет: или я на строгом поводке у Скорпиона, или тоже труп. Не об этом я мечтала в свои двадцать лет.
Маму убили, отца тоже. Меня ждёт такая же судьба?
Внутри всё сжимается от этого осознания. Дышать трудно, словно у меня снова паническая атака.
— Слишком большой поток информации для тебя. Ты отдохнёшь, и мы вернёмся к этому разговору.
— Есть что-то ещё?! Хуже того, что отца убили? Хуже того, что на меня объявлена охота?
— Да, — спокойно отвечает он. Надо сказать, что весь наш разговор Назар так и не поднял голову и не открыл глаза. — В ближайшее время ты выходишь замуж.
В первые секунды я теряю дар речи. Открываю рот и закрываю, ибо слов нет. В горле стоит ком, который мешает говорить.
Мне кажется, я сошла с ума. Всего этого нет. У меня шизофрения. Голос Скорпиона лишь в моей голове. Его не существует.
— Что?
Поражает даже не новость о моём замужестве, что само по себе абсурдно. Поражает фраза Скорпиона: «Ты выходишь замуж». Не «я должна», или «не хочу ли я». А как состоявшийся факт.
— Ты слышала, — устало произносит на выдохе, словно мы обсуждаем скучнейшую тему.
— И за кого я выхожу замуж? — зло интересуюсь у него. — Или мне знать не положено, под кого меня подложат?
Ко мне вдруг возвращаются силы и чувства, в частности злость.
— За меня, — также спокойно и безэмоционально сообщает он.
— А! Ну это, конечно, меняет дело, — зло усмехаюсь. А сама кусаю губы до боли.
Машина останавливается возле ворот родного дома. Первыми заезжает внедорожник с охраной, следом – наша машина.
— К главному входу? — интересуется водитель.
— Нет, на стоянку. Мы прогуляемся с Евой Александровной, — сообщает Назар.
Машина останавливается.
Скорпион выходит, а я сижу на месте. Будто, если сделаю этот шаг, то всё, назад пути не будет. Но пути уже и так нет. Я на поводке. В ошейнике, который затягивается все туже и туже с каждым часом.
Мне открывает двери сам Назар. Он берет мое пальто, лежащее рядом, и подает руку.
Смотрю на его раскрытую ладонь, на тыльной стороне которой скорпион, и не решаюсь. Я не хочу.
Игнорирую его руку и выбираюсь сама.
Назар не реагирует на мою неприязнь. Он раскрывает пальто, помогая мне его надеть. Ветер холодный, запахиваю пальто. Возможно, не так холодно, как кажется. Но от контраста с Мадридом меня начинает лихорадить.
Сам Скорпион не одевается, оставаясь лишь в распахнутом костюме и черной рубашке под ним. Он молча взмахивает рукой, призывая меня идти вперед. Иду. Меня покачивает, спотыкаюсь на ровном месте, голова кругом. Назар ловит меня за талию, удерживая на месте. И даже через пальто его руки оставляют на мне болезненные ожоги.
— Я в порядке, — вырываюсь.
Скорпион отпускает, но подставляет предплечье. Хватаюсь за него. Еще не хватало разбить нос. Отец всегда говорил, что глупо отказываться от помощи, если она тебе необходима.
Идём. Осматриваю двор. Всё ухожено, чисто, вылизано. Голубые ели вдоль брусчатой тропинки, по которой мы идём, стали еще выше с момента моего последнего визита. В клумбах когда-то цвели розы, но сейчас всё убрано и острижено. Двор у нас огромный, но вокруг него каменный забор с пиками, как в средневековье. Настолько высокий, что приходится задирать голову, чтобы увидеть его край. И в центре всего этого величия трехэтажный особняк, облицованный черным камнем. Мне всегда не нравился черный цвет, эти огромные арочные окна и острые пики крыши, словно мы в готическом замке. Отец даже обещал построить другой дом, какой я захочу. Но… не успел.
Ева
— Что значит «был»? — распахиваю глаза, останавливась. Резко убираю руку, чтобы больше не касаться этого мужчины. — Что ты сделал с Габриэлем?
А Назар так и продолжает медленно идти вперед. И мне приходится догонять. Его молчание будит во мне панику.
— Что значит «был»?! — повышаю голос, чтобы меня услышали.
— То и значит. У тебя теперь нет парня, — равнодушно выдыхает он, когда мы подходим к главному входу. — А что такое? — наконец, разворачивается ко мне. — Он был тебе дорог?
— Что ты с ним сделал?! — обтираю вспотевшие ладони о пальто.
— Ничего, Ева. Ничего! — выделяет слова. — Есть просто Габриэль. А парня у тебя нет. Я достаточно ясно выразился? Истерики не будет? — ловит мой взгляд. Отворачиваюсь.
— Истерика обязательно будет… Когда я осознаю, кто вы такие, — назло ему шепчу и прохожу в дом, когда Назар открывает для меня дверь.
Сейчас я еще в прострации. В одном Скорпион прав: слишком много информации, которую я еще не переварила. Из меня словно выкачали воздух. Дышать трудно.
Мы проходим в холл, где всё тоже в черных и серебряных тонах. К нам сразу же выходит девушка, тоже в чёрной униформе. Незнакомая. Я помню весь старый персонал. Не просто помню, я знала всех по именам. Потому что после смерти мамы они чуть ли не единственные, с кем я общалась в доме.
— Добрый день. Добро пожаловать домой, — улыбается мне девушка.
А мне не хочется отвечать и уж тем более улыбаться ей в ответ. Ибо день недобрый и дом уже неродной. Здесь всё ново и чуждо для меня. Внутри нашего дома никогда не было столько черного цвета. Мама любила пастельные тона и яркие живые цветы. Они стояли повсюду. А сейчас в огромных вазах из черного камня какие-то мертвые сухоцветы.
Вздрагиваю, когда ко мне неожиданно прикасается Назар. Но он просто помогает снять мне пальто. Позволяю. Пальто тут же передается горничной.
— Позвольте вашу сумочку, — продолжает улыбаться девушка. Понимаю. Она хочет казаться доброжелательной и приветливой. Только в доме траур, и улыбки неуместны.
— Нет, — качаю головой, крепко сжимая ручки сумки.
— Комната Евы Александровны готова? — интересуется Назар.
— Да, конечно. Позволите вас проводить? — предлагает мне девушка.
— Я еще помню, где моя комната. Если она, конечно, еще моя, — поднимаю глаза на Назара.
— Конечно. В ней почти ничего не тронуто. Твой отец не позволил.
Киваю.
— Виктория, свободны, — Скорпион, как всегда, холодным тоном отсылает горничную, которая идет за нами. Девушка тут же ретируется.
Идём к лестнице мимо гостиной, заглядываю в комнату. Здесь тоже всё по-новому. И опять эти черные и бежевые цвета с вкраплением серебра. Там еще одна новая горничная, которая натирает глянцевый пол.
— Давно здесь всё поменяли? — разворачиваюсь к Скорпиону, который внимательно следит за моей реакцией.
— Это инициатива Юлии. Твой отец многое ей позволял.
— Ясно. Персонал тоже она поменяла?
Назар кивает.
— Шуру тоже?! — почти вскрикиваю я.
Тетя Шура, наша экономка, повар и моя няня. Ее нанимала мама, когда мне было всего лет шесть. Я настолько к ней привыкла, что считала за члена семьи. Отец тоже ее по-своему уважал. Она столько сделала для этого дома… И если ее убрали…
— Нет. Царев ее отстоял, — на губах Скорпиона появляется что-то, похожее на улыбку. Слегка дергаются уголки губ. Но это всего лишь губы, а глаза пустые.
— Хорошо, — выдыхаю.
Поднимаемся по лестнице.
— Юлия здесь?
— Да. Она так рано не встает.
— А если она супруга отца, почему наследница я? Насколько я знаю…
— Я тебя умоляю, Ева, — перебивает меня Скорпион.
Сжимаю губы, останавливаясь на лестнице.
— Твой отец не брал ее в жены.
— Как? В прошлом году она так красочно рассказывала мне о свадьбе, на которой я не была.
— Это всё показуха и спектакль для Юлии. На бумагах у твоего отца нет жены. Он бы никогда этого не допустил. Ей достались лишь отель в пригороде и салон, который купили для развлечения.
— Почему она тогда живёт здесь?
— Потому что я так хочу.
— Хороший ответ. Здесь всё, как ты хочешь?
— Да, Ева, — отвечает хриплым бесцветным голосом. Его совершенно не трогают и не цепляют мои вопросы. — Но всё не просто так. Таковы правила этой партии. Все пешки должны быть на своих местах.
— Я тоже пешка? — выгибаю брови, продолжая подниматься.
— Нет. Ты королева.
Говорит так, что мне совсем не лестно. Мне страшно.
— Отдыхай, Ева, — произносит Назар, когда мы поднимаемся на второй этаж, и удаляется. Смотрю ему в спину и до сих пор не верю в происходящее.
Мне всё это снится. Я сейчас проснусь, и всё будет по-прежнему.
Но по-прежнему не будет…
Хочется порыдать по этому поводу. Но, кажется, слёз во мне не осталось. Ничего не осталось. Полное опустошение.
Прохожу в свою комнату. Здесь, слава богу, всё по-прежнему: голубые стены, светлые шторы, белая мебель, пушистый ковёр. Даже парочка моих мягких кукол на полках. Всё на своих местах. И стерильная чистота…
— Спасибо, папуля! — громко произношу в голос, пройдясь по комнате. — За то, что не дал на растерзание своей Юли мою комнату. Ты же меня слышишь? Ты же еще здесь… — уже шёпотом произношу я и падаю на кровать.
Закрываю глаза. Дышу.
Мыслей нет совсем. Обнимаю подушку, сворачиваясь на кровати.
Дремлю какое-то время. Окончательно провалиться в сон не получается. Словно мне не хватает щелчка пальцев Скорпиона. Но и выныривать из дремы не хочется. Я словно в коматозе. Плыву в густом тумане… Или медленно падаю в бездну.
Открываю глаза. Смотрю в потолок. Хочется пить. Желудок опять сводит. За последние сутки я съела лишь десерт в самолёте.
Стук в дверь. Сажусь.
— Да, — хриплю. Дверь приоткрывается. Входит та самая горничная. Кажется, Виктория.
— Ваши вещи, — заносит мою сумку. — Разложить всё по полкам?
Ева
Юлии около тридцати лет. Точно я не знаю, ибо, когда отец притащил ее ко мне в Мадрид познакомиться, я не интересовалась ее возрастом. Сразу было ясно, что отец лет на двадцать старше. Выглядит она хорошо. Стройная, выдающаяся грудь, бедра, губы подкачены, как положено, ресницы, острый маникюр, ухоженные длинные блестящие волосы пепельного цвета. Настоящее это всё, либо искусственное – я не знаю, не разбираюсь и знать не хочу. Она была мне неприятна с самого начала. Какая-то вся жеманная и наигранно манерная. Гламурная, что ли. Но отцу нравилось, и я молчала.
Может, я, конечно, невзлюбила Юлию за то, что она заняла место моей матери. Нет, я знала, что отец не святой, но своих женщин он со мной никогда не знакомил. А ее познакомил и в дом притащил. Это определённо ревность. А теперь и это мне кажется глупым и пустым. Да пусть женится хоть на десяти телках сразу и организует в доме гарем. Лишь бы был живой. А теперь его нет…
Юлия сидит за столом в своём чёрном шелковом халате с кружевными рукавами и пьет кофе, смотря в окно.
— Добрый день! — привлекаю к себе внимание, входя в столовую под руку с Назаром.
Юля переводит на меня взгляд и тут же впивается глазами в наши руки. Резко отпускаю Скорпиона.
— Здравствуй, Ева, — печально вздыхает она. — Давно ты прилетела?
— Рано утром, — сообщаю я и сажусь напротив Юлии, когда Назар отодвигает для меня стул. Скорпион садится на место отца во главу стола. И это не вызывает у меня отторжения. Кто-то же должен рулить этим кораблём.
— Вот и похоронили Сашу, — всхлипывает Юлия. И нет в ее печали ни наигранности, ни жеманства. Я ей верю. Может, на самом деле у них с отцом была тесная связь. По-настоящему. А не ради денег. Всё может быть. Мой отец в пятьдесят выглядел довольно неплохо.
— Да… — сглатываю. Мне нечего сказать.
В столовую входит горничная. Мне подают какао, Юлии – смузи из чего-то зеленого, а Скорпиону – чай. На столе уже блинчики, сырники, ягоды, сметана, сырная и мясная нарезка и свежие булочки. Пахнет аппетитно. Мне нужно поесть, иначе я так и не избавлюсь от густого тумана в голове.
Беру на тарелку блинчик, добавляю ягод и сметаны, подношу вилку ко рту.
— Вот мы и остались с тобой одни, — продолжает причитать Юлия. Так и не съедаю блинчик, опуская вилку. — А ведь я была рядом, — всхлипывает она, нервно достает из кармана электронную сигарету. — Могла вместе с Сашей лечь в эту могилу. Столько крови, столько крови… Я вся была в его крови, — еще раз затягивается дрожащими руками. А из моих рук выпадает вилка, и снова подступает тошнота.
— Юля! — холодно обращается к ней Назар, стискивая челюсти.
Он ведь не рассказывал мне подробностей. И теперь я понимаю, что не хотела их знать.
— Сотни раз просила называть меня Юлианной! — нервно выдает ему она.
— Юлианна, закрой свой рот! — чеканит он, давя на Юлию взглядом. — И не кури за столом!
Сглатываю, запивая тошноту водой.
— Вот, Ева, — обращается ко мне женщина, разводя руками. — Он решил, что может занять место Царёва. Кто дал ему это право? Никогда не поверю, что это воля Александра, — причитает она. А у меня начинает кружиться голова. И теперь мне тоже хочется заткнуть ей рот.
— Прав у тебя здесь столько же, сколько у этой ложки, — спокойно, но как всегда безэмоционально произносит Назар. — Но она меня не раздражает, — подкручивает в руках ложку. — А ты – да, — отпивает кофе.
И Юлия затыкается, сжимая губы и пряча сигарету в карман.
— Ешь, Ева, — давяще велит он мне. Тут же приносят новую вилку, а ту, которую я уронила, забирают. Только есть уже не хочется. Пью какао, пытаясь подавить тошноту.
— Я хотела бы поехать в салон. Охрана не реагирует на меня, — снова начинает ныть Юлия. — Прикажи им отвезти меня. Раз все теперь пляшут под твою дудку, — фыркает она.
— Нет. Пока выход из дома закрыт для всех, — отрезает Скорпион. А я снова зависаю на его татуировке на кисти. Назар двигает ладонью, держа вилку, и скорпион оживает. Закрываю глаза.
— Да почему? Этот дом стал тюрьмой? Я так долго не выдержу! — психует Юлия.
— Хорошая тюрьма. С прислугой, бассейном, саунами, полным баром алкоголя, который ты еще не весь вылакала. Салон может приехать к тебе, если это необходимо. И да, если я захочу, ты будешь плясать под мою дудку. Не фигурально! Так что закрой рот!
— Спасибо, завтрак удался! — психует женщина, кидает салфетку на стол и быстро удаляется, стуча каблуками.
Распахиваю глаза, когда понимаю, что мне не показалось. Она реально в туфлях на шпильках. Дома. С утра. В трауре…
— Ева, ешь, — снова велит он мне.
— Я хотела бы посетить кладбище. Мне нужно на могилу отца. Я имею право… — сдавленно произношу.
— И тебя этого права никто не лишает. Но не сегодня. Пока ты тоже невыездная, — снова холодно улыбается лишь уголками губ.
Ах, это была шутка в стиле Скорпиона?
— Почему?
— Так надо, Ева. Потерпи.
— А если мне что-то понадобится в городе?
— Без проблем, — берет свой телефон, набирает чей-то номер. — Марта, зайди в столовую.
С интересом жду некую Марту. И всё-таки запихиваю в себя половину блина и голубику. Сдаётся, что тошнит меня от голода.
Через пять минут в столовой появляется та самая Марта.
Рассматриваю ее с интересом. Необычная девушка. Брюнетка лет двадцати семи. Высокая, худощавая, но с широкими плечами, как у пловчихи. Очень короткая стрижка под ежик. Восточные черты лица. Глаза карие, выразительные, цепкие. На ней черный брючный костюм в мужском стиле, но пиджак приталенный. И, несмотря на эту внешнюю грубость, губы Марты бордовые, выразительные, и женственная родинка над верхней губой.
— Добрый день, — кивает она мне, останавливаясь перед столом.
Киваю, продолжая ее осматривать. В голове сразу рисуется белая мужская сорочка, которая ей бы пошла. Но с распахнутым, поднятым воротом и кожаной портупеей на плечах. Я бы создала целую коллекцию на основе её необычного образа. Марта не сливается с толпой и не поддаётся стандартам красоты. Как и Скорпион в своих черных рубашках в стиле сутаны.
Для тех, кто любит визуализацию. Встречаем наших героев.
ЕВА



НАЗАР (Скорпион)



Назар
Тотальная усталость добивает. Падаю в кожаное кресло в своем кабинете, прикуриваю сигарету, откидываюсь и, запрокинув голову, глубоко затягиваюсь и выпускаю густой горький дым в потолок. Дергаю ворот рубашки, отрывая верхнюю пуговицу. Дышу.
Нет, последние лет десять я всегда живу в постоянном напряжении. Когда нельзя расслабляться даже на минуту и всегда нужно держать все под контролем. Даже во сне. Это дико выматывает. Кто-то может предположить, что это мой выбор и нехрен гневить небеса. Не спорю, выбор мой. Но когда ты входишь в подобную структуру, то еще не понимаешь, что выхода из нее нет.
Хотя есть, конечно, но дверь только одна, и она ведёт в могилу. В могилу я пока не хочу. Прекрасно осознаю, что моя жизнь рано или поздно меня в нее приведет. Я наверняка не умру от старости. А если вы точно знаете, что ваша пуля в лоб уже запущена и рано или поздно достигнет цели, то не будете переживать из-за того, что умрёте от рака. Поэтому курю я с наслаждением, забивая легкие никотином.
Стук в дверь отдаётся пульсацией в висках. Хочется пристрелить того, кто посмел нарушить мой редкий покой. Рука инстинктивно дёргается к кобуре. Это тоже на автомате. Инстинкты, выработанные годами. Не научишься молниеносной реакции – откроется дверь в могилу.
— Да! — разрешаю войти. Поднимаю голову.
Марта. Ладно. Ей можно. Она «семья». Нет, в этом доме, в этом городе, да и в мире в целом нет ни одного человека, которому я полностью доверяю. Профдеформация. Я могу привести вам сотни примеров, как сын грыз горло отцу и наоборот. Поэтому, если понадобится, я пристрелю и Марту. Вопрос только в гуманности. Ее я убью быстро и безболезненно. Скорее всего, она даже этого не поймёт. А по отношению к другим не буду столь гуманен.
Марта останавливается возле стола, заводя руки за спину.
— Слушаю, — выдыхаю дым, снова откидывая голову.
— Ты просил отчет по Еве.
Киваю.
Да, я просил. Ежедневный отчёт о том, чем дышит девочка. Это контроль, да. И нет, я ни в чём её не подозреваю. И нет, меня это не возбуждает. Всего лишь способ понять, чем она живёт. Понять, как играть с ней в эту партию. Ну и главное – внешние факторы. Её окружение. Я, конечно, ограничил круг пределами данного дома. Но самые ядовитые твари всегда рядом. Это способ её защитить.
— Она заказала оборудование и материалы. Попросила выделить ей отдельную изолированную комнату под мастерскую.
— Что за оборудование?
— Швейная машинка, оверлок, специальные столы раскроя, гладильные доски, отпариватель, манекены, иглы, ножницы, нитки и тому подобное. Материалы.
— Хорошо. Мастерскую организуйте в левом крыле, рядом с моей комнатой. Там больше света.
Лукавлю. Я выбрал эту комнату не потому, что она самая светлая. А чтобы держать девочку как можно ближе. Снежинка слишком хрупкая и очень уязвимая. Она даже не хрустальная и не фарфоровая. Она реальная снежинка, неловкое движение – и нет её…
— Закупите всё самое лучшее, что возможно достать здесь и сейчас.
— Она не хочет самое лучшее, — усмехается Марта. — Она указала на точные модели. Но всё доставят завтра утром. Комнату освободят и организуют тоже утром.
— Хорошо. Дальше… — сажусь ровно, туша сигарету в пепельнице. Разминаю затекшую шею.
— Юлия пыталась её обработать. Намеками, конечно… — снова усмехается.
— Конкретизируй.
— Советовала ей подумать, кому была выгодна смерть Царева и кто сел на трон.
Ах, этот трон давно мне жмёт. С удовольствием отдал бы его любому другому. Но, к сожалению, здесь так не работает. Это не то, что можно с лёгкостью отдать. А то, что нужно держать в руках любыми способами, иначе адская дверь откроется раньше, чем предполагаешь. Входя в систему, ты становишься её вечным заложником. Рабом, если хотите.
— Ясно. Есть что-то ещё?
— Ничего особенного. Ева провела всё остальное время с Шурой, сейчас в своей комнате.
— Хорошо. Подружись с ней. Не знаю, включи «девочку». Найди общие интересы. Мне нужно, чтобы она тебе доверяла.
— Где я и где «девочка»? Я не знаю, о чём говорить с принцессами.
— Ну ты уж постарайся. Можешь в своём стиле – «свой пацан».
— Так проще, да.
— Глаз с неё не спускай, когда меня нет.
— Я поняла, — кивает.
— Свободна. Отдыхай.
Марта уходит, прикрывая дверь.
Встаю, снимаю пиджак и кидаю его на диван. Наливаю стопку ледяной водки, выпиваю одним глотком и снова прикуриваю сигарету.
Я обещал девочке дать внятные объяснения…
Но, боюсь, ее психика еще к этому не готова. Царев вырастил нежный цветок в аду. И максимально изолировал этот цветок. Как теперь мне переформатировать ее психику, чтобы не сломать?
Все мои методы донесения информации с Евой не сработают. А я не заточен щадить чувства других. Я не умею.
Отворачиваюсь к окну, смотрю на двор. Думаю.
Дверь моего кабинета резко открывается. Без стука. И мой инстинкт срабатывает моментально.
Резко выхватываю из наплечной кобуры ствол, разворачиваюсь и навожу дуло на вошедшего.
Обычно никто не заходит ко мне с ноги. Потому что не хочет лишиться жизни. Если в дверь не постучали, значит, это не свои. Никто, кроме Юлии, естественно.
Она испуганно замирает на пороге, в шоке распахивая глаза и смотря на дуло пистолета. Замечаю, как ее пухлая губа начинает подрагивать. Воняет страхом. Испытываю чувство глубокого удовлетворения. Страх – самый лучший способ контроля.
— Ты больной! — вдруг обретает голос. Возмущена. Но голос дрожит. — Опусти пистолет.
— Это не пистолет, Юля, — даже не думаю опускать руку. Меня забавляет держать ту женщину на прицеле и понимать, что она ссытся. — Это револьвер 460XVR. Скорость пули – семьсот метров в секунду. Представляешь, что станет с твоим черепом, если я выстрелю в упор?
Юля сглатывает. Представляет.
— И если ты еще раз войдешь ко мне без стука, то об этом узнаешь, — прячу оружие в кобуру.
Ева
Утро снова хмурое и дождливое. И это не теплый мадридский ливень, а холодный, мелкий моросящий дождь. Сама погода не любит этот город и этот дом. Смотрю в окно, кутаясь в белый длинный кардиган. Холодно. Хотя в доме сухо и довольно тепло. Мне теперь всегда холодно и неуютно в этом доме.
Дом вроде мой, и вот этот двор тоже мой, и даже охрана на воротах тоже моя, ибо я единственная наследница. А я не чувствую, что это принадлежит мне. Здесь все чужое и чуждо. И ни одного родного человека, которому я здесь доверяю. И что с этим делать, непонятно. Поводок в руках Скорпиона.
Самое ужасное, что невозможно снять этот ошейник и отказаться.
Время завтрака. А мне не хочется спускаться. Даже если Назар будет настаивать, я больше не сяду за один стол с этими лицемерами. Тошнит от них.
От Юлии, которая только вчера утром изображала из себя жертву и пускала слезу по моему отцу, а уже вечером сидела на коленях перед Скорпионом в непотребном виде. Это мерзко. Не зря она мне сразу не понравилась, хотя из кожи вон лезла и льстила.
От самого Скорпиона, который внушает мне, что на моей стороне, которого уважал отец, думая, что Назар единственный преданный ему человек. А сам спит с женой моего отца. Даже недели не прошло со дня его смерти. Назар точно чёрный скорпион. Ужалит даже руку, которая его кормит.
Я с удовольствием собрала бы вещи и сбежала.
Но бежать ещё страшнее, чем жить в этом доме.
Замечаю, как во двор выходит Скорпион. Как всегда, в чёрном пальто с высоко поднятым воротником. Мелкий моросящий дождь оставляет на ворсе пальто капельки, которые не впитываются и не скатываются. Рядом с ним идёт мужчина. Это явно не охранник, раньше я его не видела. Высокий, в кожаной куртке и с тростью, как из готического фильма, с серебряным набалдашником. Но трость – это не аксессуар для образа, он на нее опирается, немного прихрамывая. Мужчины беседуют, доходя до крытой стоянки, и садятся в один из пяти внедорожников. Назар – за руль, его собеседник – рядом.
Машина медленно выезжает. И вот когда за ними закрываются ворота, я заметно расслабляюсь. Главный хищник покинул дом.
Еще вчера я хотела с ним поговорить. А сегодня не вижу в этом смысла. Ибо что-то мне подсказывает, что правды не услышу.
Спускаюсь вниз, направляясь прямиком к Шуре на кухню, которая вынимает из духовки свежий хлеб.
Готовит она много. Помимо меня, Назара и Юлии, в доме очень много охраны и прислуги.
— Чем помочь? — закатываю рукава кардигана.
— Сесть за стол и есть. Исхудала, бледная вся. Бесишь меня, — ворчит Шура.
— Не исхудала, а постройнела. Круглые щеки и большая попа не в моде.
— Это признак здоровья, — цокает она. — Чем ты там вообще питалась?
— Здоровой сбалансированной пищей, — улыбаюсь.
Я вообще в этом доме улыбаюсь только с ней.
— Да что там в этих Европах может быть здорового? Одно ГМО.
Усмехаюсь. Не спорю. Это бесполезно.
— Но от твоего свежего хлебушка с сыром не откажусь.
— Вот и обслужи себя. Ваш аппарат заправлен, — кивает мне на кофемашину.
Шура женщина старой закалки и не дружит с современной техникой.
— Тебе сделать кофе? — беру две чашки.
— Да упаси господи. Мне ваш кофе нельзя. Давление.
— Тогда чая тебе заварю.
— Завари. Там, в белой баночке, мой, на травах, — кивает мне на шкаф.
— А мне можно кофе? — раздается женский голос.
Оборачиваюсь. Марта проходит в кухню.
Сегодня она в кожаных черных штанах в обтяжку и в чёрной рубашке в том же мужском стиле. На ногах грубые высокие берцы. Засматриваюсь. Это, конечно, не мое, но она меня вдохновляет. Так хочется сшить ей персональный гардероб в ее стиле, но с нотками женственности.
— Да, тебе какой? — киваю я.
— Простой американо, два кусочка сахара.
— Хорошо.
Я не знаю, как относиться к Марте. Я даже не понимаю, кто она. Не прислуга, не охрана…
Девушка садится за стойку.
— Выдра, как всегда, отужинала винишком и теперь проснется к обеду? — смело спрашивает у Шуры.
— Да пусть спит, всем от этого легче, — отмахивается Шура. — Встанет, начнет от скуки порядки наводить.
— Почему вы ее слушаете? — интересуюсь я, заливая кипятком чай для Шуры.
— Александр Сергеевич дал ей это право, — отмахивается Шура. — Вот она и наворотила.
— Ясно, — сжимаю губы.
— Ой, да чем бы ни тешилась, лишь бы не вешалась, — усмехается Марта. — А ты возьми и отмени все ее правила. Ты имеешь право.
— Я пока совсем не понимаю… — не договариваю, понимая, что делюсь лишним.
Делаю для себя и Марты хлеб с маслом и сыром, подаю кофе.
— После завтрака пойдем смотреть комнату для твоей мастерской. Укажешь горничным, что надо вынести. Твое оборудование привезут к обеду.
— Замечательно, — хлопаю в ладоши.
— А ты прям портниха? — спрашивает она. И нет, это не оскорбительно. — Ой, или как это называется? Швея?
— Я дизайнер-модельер. Но да, и портниха, и швея, и гладильщица, и иногда модель.
— Круто. А у меня руки не из того места растут. Пуговицу не могу пришить.
— Значит, твои руки предназначены для других дел. У каждого человека свой талант. Главное – его развить. Ты знаешь свой талант?
— Ну какой талант, — отмахивается она. — Могу со ста метров голубю в глаз попасть, — выдаёт она.
Шура давится чаем, закашливаясь.
— Ой, прости, не то ляпнула, — закрывает ладонью глаза Марта.
— Я надеюсь, это ты фигурально, и не стреляешь в бедных птиц?
— Эм… В бедных птиц не стреляю, уже. Есть другие мишени…
Замолкаем. На лице Марины написано, что ей неловко. Словно ляпнула то, что не должна.
Да пусть выдыхает, кажется, я уже понимаю, в какой мир попала.
— А ты давно в этом доме? — интересуюсь я, пытаясь понять, кто она.
— Год… Может, больше.
— А чем ты занимаешься, кроме как нянчишься со мной?
Ева
Мои новые эскизы все сплошь в темных тонах. В основном это черный. Много оттенков черного: от угольного до глянцевого. Во-первых, в моей душе траур, во-вторых, на меня действует этот город, этот дом и Назар с Мартой. Черный – их любимый цвет. И если Марта называет его практичным, то Скорпиона окутывает тьма. Черный скорпион никогда не станет белым, как его ни раскрашивай. Сами собой вырисовываются готические элементы. Коллекция в стиле темного городского фэнтези, но с современными деталями.
Интересно, что сказал бы на это мой преподаватель?
Оставляю карандаш, встаю из-за стола, отпиваю воды из бутылочки, вытягиваю черный бархат из рулона и примеряю на манекена, закрепляя булавками.
Отхожу, рассматриваю.
Не хватает деталей. Серебра или золота. Может, красной ленты. Думаю, закусив карандаш.
Вздрагиваю, оттого что дверь моей мастерской открывается без стука.
Пока так бесцеремонно ко мне еще никто не врывался. Горничные стучат, Марта звонит, прежде чем зайти. Никто, кроме Скорпиона.
Он внаглую проходит в комнату, осматриваясь. А я осматриваю его. Сегодня на нем черные джинсы и черная водолазка. На ремне из черной кожи серебряная пряжка.
Перевожу взгляд на манекена. Да, не хватает серебра и металлических деталей. Надо найти что-то подходящее, и мне понадобится машинка для вышивки. Отхожу к столу, записывая всё в свой ежедневник.
Скорпион подходит ближе и снова внаглую осматривает эскизы. Меня начинает душить его слишком терпкий парфюм с нотками перца. И в общем в просторной мастерской становится тесно. Темная аура этого мужчины давит. Расправляю плечи, веду ими, чтобы стряхнуть его взгляд.
— Прежде чем зайти к девушке в комнату, надо стучать, — произношу я, собирая эскизы, и прячу их от его черного взгляда в стол.
— Тебе есть что скрывать, Ева? — как всегда, холодно и немного хрипло спрашивает он. Отхожу подальше. Скорпион нарушает мое личное пространство.
— Девушке всегда есть что скрывать от посторонних мужчин.
— От посторонних – да… — не договаривает. Но для скорпиона нет закрытых дверей. И замок не поможет. Если ему понадобится, он залезет мне в голову и всё там перевернёт. — Ужинала?
— Да, — киваю на пустую баночку из-под йогурта.
— Это не еда.
— Этот как раз очень правильная еда на ночь.
Отхожу еще на пару шагов назад, потому что Скорпион наступает. Дыхание перехватывает. Я его боюсь. Можно не доверять Юлии и ее обвинениям в сторону Назара. Но нельзя исключать того, что Скорпион на это способен.
— Присядь, — велит он мне, кивая на кресло. Сажусь, смотря на него снизу вверх. — Завтра девять дней со дня смерти Царева.
Прикрываю глаза.
— Поминки будут проходить в ресторане на Вершинино.
— Почему не дома? — распахиваю глаза. Назар возвышается надо мной, ловя взгляд, и не отпускает. И мне снова кажется, что его глаза полностью черные, без радужки. Это какой-то гипноз. Или я сошла с ума. Сглатываю.
— Там будут… — делает паузу. — Люди, которых лучше не пускать в этот дом.
— Зачем тогда эти люди на поминках? Кажется, что поминать надо только в близком кругу.
— Всё верно, Снежинка. Но это у нормальных людей так принято. В нашей системе всё по-другому. Люди собираются по другим законам. Этого мероприятия не избежать.
— Собирайтесь. Раз такие законы. Зачем мне эта информация? Я помяну отца здесь, в его доме.
— Нет, Ева. Ты, как дочь и прямая наследница, должна быть.
— Кому должна? — нервно спрашиваю я.
— Поверь, Снежинка, если бы можно было избежать это сборище шакалов, я бы не настаивал. Но так нужно. Ничего не бойся, я буду с тобой.
— А мне есть чего бояться?
Скорпион снова молчит, словно подбирает слова. Будто надо сказать то, что мне не понравится.
— Если будешь рядом и сделаешь, как скажу, то нечего бояться.
— У меня совсем нет выбора? — смотрю на него с надеждой. — Я обязана играть по вашим правилам?
— Ты должна играть по моим.
— Я на строгом поводке? — всхлипываю.
— Зачем давать такие некрасивые формулировки? Ты под моей опекой. На моем поле, за мной. Сделаешь неверный ход – и я не смогу тебя удержать. А я обещал Цареву сберечь тебя.
— Как ты мог что-то ему обещать, если его смерть была неожиданной и мгновенной? — повышаю голос, снова впадая в истерику.
Меня не покидает ощущение, что все вокруг мне лгут и что-то скрывают.
Я никому не верю.
Я никого не понимаю…
Словно я марионетка, и все в меня играют.
— Ева… — выдыхает Назар. — Дыши глубже. Сделай глубокий вдох… — Не слушаю его, закрывая глаза. — Смотри мне в глаза! — снижает тон. Это тот тон, которому нельзя отказать, он подчиняет. Открываю глаза. — Глубокий вдох, Ева! И медленный выдох.
Дышу так, как он говорит.
Назар берет мягкий стул со спинкой и подвигает его ко мне, садясь напротив. Очень близко. Наши колени почти соприкасаются. Сжимаюсь. Его вторжения в мое личное пространство всегда вызывают панику. Горло сжимается. И я снова делаю глубокий вдох и медленный выдох.
— Понимаешь, Ева. Такие люди, как твой отец, всегда думают наперед. Он давно взял с меня слово, что если его уберут, то я сделаю всё для тебя. И я делаю. И сейчас дам тебе инструкции. Просто так, не надо пугаться, это просто страховка. Когда люди страхуют жизнь, они не собираются умирать, это забота о близких.
Я не понимаю, но слушаю, глотая воздух.
— Если случится так, что меня не станет. Ты незамедлительно, без истерик и паники, без эмоций и необдуманных действий, вскроешь сейф в моем кабинете, достанешь белую папку, где твой паспорт на другое имя, деньги и карта, на которой открыт счет на твои новые документы в швейцарском банке. Возьмёшь Марту и уедешь. У нее тоже есть инструкции на этот счет. Она знает, что делать, — холодно и безэмоционально поясняет он мне.
— Боже… — судорожно выдыхаю.
Ева
Назар не позволил мне забрать все свои вещи. По факту я вернулась домой с одной сумкой. И подходящего платья на поминки у меня, естественно, нет. Мой гардероб сплошь в светлых тонах. Заказываю с утра черное закрытое платье из бутика. Передаю Марте, что жду доставку. Но она настоятельно мне советует отменить доставку и едет за моим платьем сама. Никто. Даже простой курьер не должен приближаться к этому дому. В моей голове всё это не укладывается, но я не спорю.
Надеваю плотные черные колготки и черное белье. Макияжа не наношу. Я в общем не крашусь никогда. Если только ресницы и блеск на губы. Но сегодня это тоже неуместно. Плету в ванной косу, завязывая ее черной лентой. Вместо сборища незнакомых мне людей я предпочла бы посетить кладбище. Но выбора мне не оставили. От Марты поступает сообщение о том, что она поднимается с платьем. Быстро накидываю халат и открываю ей дверь.
— И снова здравствуйте, — протягивает мне платье на вешалке, упакованное в чехол.
— Спасибо.
— Назар просит тебя спуститься к нему в кабинет как можно скорее.
— К чему спешка? Поминки в час дня.
— Иван Яковлевич уже подъехал, — сообщает так, словно я знаю, кто такой Иван Яковлевич.
На моем лице написано недоумение.
— Иван Яковлевич – это нотариус.
Прикрываю глаза. Я сегодня выхожу замуж. Понимаю, что это фиктивный брак, всего лишь бумажки, не подкрепленные отношениями, но всё равно тошно. Не так я мечтала выйти замуж и не за того мужчину.
Втягиваю воздух.
— Хорошо, я переоденусь и спущусь.
Марта кивает и удаляется.
Платье длиной в пол, длинные рукава и высокий ворот. Без украшений и драпировок. Очень подходящее для замужества в моем случае.
Спускаюсь вниз. Ладошки потеют.
Это все не по-настоящему, но волнение зашкаливает. Если бы я понимала, что сделать, чтобы этого избежать…
Но я глупая, наивная растерянная девочка. Для меня это непостижимый мир, где правят монстры.
Дохожу до кабинета, дверь которого приоткрыта.
Ой, мамочка… Никак не могу избавиться от мысли, что совершаю ошибку.
«Это не по-настоящему, ничего не изменится от бумажек. Когда это все закончится, я обязательно по-настоящему выйду замуж за любимого человека», — пытаюсь убедить себя, замирая возле двери.
Назар словно чувствует мое присутствие, шире распахивает дверь и подаёт мне руку с татуировкой.
Впиваюсь взглядом в чёрного скорпиона. Сглатываю, но все-таки подаю ему холодную ладонь. А она точно ледяная, потому что я ощущаю контраст горячей мужской руки.
— А вот и Ева, — сообщает он нотариусу и заводит меня в кабинет.
За столом сидит мужчина лет шестидесяти, с бородой, седовласый, сбитый, в клетчатом костюме. И, кажется, я его видела раньше на каких-то семейных мероприятиях. Только он был моложе.
— Добрый день, Ева, — поднимается мужчина, приветствуя меня.
— Здравствуйте, — почти шепчу. Голоса нет. Назар сжимает мою ладонь сильнее. А мне хочется отдернуть руку. Слишком властный захват. Будто не дает мне сбежать.
— Приношу свои глубочайшие соболезнования, — произносит Иван Яковлевич.
Киваю.
— Присаживайся, Ева, — Назар отодвигает для меня стул рядом с нотариусом. Сажусь, наконец освобождаясь от хватки Скорпиона.
Назар садится на своё место во главе стола, где уже разложены бумаги.
— Начнем, — велит Назар.
— Ева, вы понимаете, что сейчас заключаете брак с Назаром? — спрашивает меня Иван Яковлевич.
А я ничего не понимаю. Но киваю.
— Вы согласны? — пытливо спрашивает меня, будто есть выбор. Медлю. Язык не поворачивается. Поднимаю глаза на Назара. Зависаем глаза в глаза. Его глубокий чёрный взгляд топит меня в своей бездне и лишает воли. Никто меня не торопит. Повисает напряженная тишина. Скорпион положительно моргает, поторапливая меня. Боже, как мне хочется ему верить, что это все во благо.
— Да, — всё-таки киваю я и отвожу взгляд.
— Хорошо, тогда подпишите вот здесь, — двигает ко мне бумажку. — И вот здесь, — указывает ручкой, передавая её мне.
Беру, зависаю над бумажкой. Рука подрагивает. Пытаюсь сильнее сжать ручку, но все равно всем видно мое волнение. Снова поднимаю глаза на Скорпиона.
— Глубокий вдох, Ева, — понижает он тон. И я послушно вдыхаю, а потом отрывисто и быстро подписываю чертов контракт с черным скорпионом.
Нотариус двигает бумаги к Назару. А тот, ни секунды не медля, не смотря на меня, все подписывает.
— Надо сказать слова поздравления, но, думаю, на сегодняшний день в связи с трауром они неуместны, — словно издеваясь, изрекает Иван Яковлевич.
— От вас не требуется слов вообще, — холодно отвечает Назар. Настолько холодно, что я содрогаюсь. Обнимаю себя руками. — Переходите к контракту и передаче прав, — поторапливает нотариуса.
— Да, конечно, — кивает мужчина. — Ева, — снова двигает ко мне уже кипу бумаг. — Вот документы о передачи прав на управление всеми делами и счетами. Вы понимаете, что это значит? Пояснить?
Киваю.
— Это значит, что Назар на правах вашего супруга может сам вести бизнес и все дела на свое усмотрение, а также распоряжаться счетами. Но не может продать, либо подарить это третьему лицу без вашего согласия. Договор заключается на пять лет с правом продления. Вы уверены, что подписываете эти бумаги в здравом уме и по доброй воле?
Конечно, я не уверена.
Но киваю.
Несмотря на то, что все принадлежало моему отцу и это дело всей его жизни, я понимаю, что дела такие же чёрные, как глубокие глаза Скорпиона. И я хочу от этого избавиться взамен на свою жизнь.
— Хорошо, тогда подписывайте, на каждой странице внизу, — снова указывает мне ручкой. И тут я не медлю, просто не глядя подписываю каждый листок. Дальше кипу бумаг также подписывает Скорпион.
Все?
Как бы я хотела, чтобы на этом все закончилось. Но нет, как сказал Назар, партия только началась.
Ева
Мы едем в ресторан, где нас ждут непонятные и уже априори неприятные мне люди. Впереди и позади нас снова две машины с охраной. Смотрю в окно, замечая, как люди на тротуарах оборачиваются. Три совершенно одинаковых черных внедорожника едут в ряд, никого не пропуская и не позволяя вклиниться. Назар рядом, что-то листает в планшете. А у меня снова заходится сердце от волнения.
— Если со мной кто-то заговорит, я не знаю, что отвечать.
— В основном тебе будут приносить соболезнования. На все остальные вопросы отвечу я.
— А если я скажу то, что не следует?
— Например? Ты знаешь то, что не следует знать? — снисходительно интересуется Назар.
— Нет… — выдыхаю. Сжимая руки в замок. Скорпион опускает взгляд на мои пальцы.
— Где твое кольцо? — холодно спрашивает он.
— Здесь.
Залезаю в карман, достаю кольцо, протягивая его на ладони. Назар забирает у меня кольцо.
— Я настоятельно просил его не снимать, — по его тону никогда не поймёшь эмоций. Он всегда ровный, на одной хриплой ноте. Но его глаза подсказывают, что он злится. Кусаю губы.
— Я надену его, когда мы приедем. Думаю, дома его носить необязательно.
— Его обязательно носить всегда и везде! — тон становится холоднее. Он берет мою руку и снова надевает на мой безымянный палец кольцо.
— Зачем? — спрашиваю, в недоумении распахивая глаза.
— Ева, это единственное, на чем я настаиваю. Так надо, — сжимает мою руку с кольцом.
Киваю. Хорошо. Пусть это чертово кольцо будет на мне, раз это так важно.
— И да, для всех мы женаты уже месяц, просто не афишировали.
Снова киваю, мягко вырывая руку из его ладони.
Машина останавливается возле входа в ресторан. Назар выходит и открывает мне дверь, подавая руку. И вот тут я с удовольствием принимаю его ладонь, хватаясь за нее крепче. Мне страшно.
Проходим внутрь. Скорпион, как всегда, в одном пиджаке, без верхней одежды. Пиджаки у него специфичные, в стиле сутаны. Что-то в этом есть. Не зря я все детство представляла его вампиром.
Он помогает мне снять пальто, передавая его в гардероб, и подставляет предплечье.
Хватаюсь за него, сама не замечая, как крепко сжимаю.
— Выдохни. Ты Ева Царёва. Ты не пешка на этом поле, — говорит он мне, наклоняясь к уху. — Расправь плечи и неси себя гордо.
Легко сказать. Ослабляю хватку на его руке. Мужчина, похожий на швейцара, распахивает нам матовую стеклянную дверь в зал ресторана.
Сглатываю.
В большом зале накрыт длинный стол, за которым стоят множество стульев с мягкими спинками. Собравшихся всего человек десять. Все мужчины и только одна женщина. Все одеты в черное, как и мы. Между ними снуют белыми пятнами несколько официантов в рубашках. Собравшиеся распивают спиртное, тихо беседуя. Я никого не узнаю, кроме нотариуса, с которым мы виделись час назад.
Как только мы переступаем порог и за нами закрывается дверь, наступает звенящая тишина. Все обращают на нас внимание. Сжимаюсь.
Мужчины взрослые, самому молодому, наверное, лет тридцать.
Назар уверенно ведет меня к столу.
Только после того, как Назар помогает мне расположиться во главе стола, собравшиеся тоже начинают рассаживаться. Назар не садится рядом, он становясь позади меня и опираясь руками об спинку моего стула. На автомате вжимаюсь в спинку, чтобы быть к нему максимально близко. Он единственный, кого я тут знаю.
На другой конец стола, тоже во главу, садится мужчина лет сорока пяти. На нем кожаный пиджак и черная водолазка. Тоже брюнет, возможно, он моложе, возраста ему придаёт ухоженная густая борода. Он складывает руки на стол, отодвигая тарелку, сжимает пальцы в замок и впивается в меня взглядом. Таким же черным, как у скорпиона. Но вот если Назар плохо читаемый и непроницаемый, то взгляд этого мужчины яркий, говорящий и очень тяжёлый. Отвожу взгляд в стол, рассматривая белую скатерть. Вздрагиваю, когда рука с татуировкой чёрного скорпиона по-хозяйски ложится на мое плечо и сжимается.
Рядом со мной по левую руку сбоку располагается единственная женщина неопределённого возраста. Огненно-рыжая, с зелеными глазами и родинкой на щеке. Есть такой тип женщин, у которых не читается возраст. Им спокойно можно дать от тридцати до сорока. Не красавица в классическом понятие. Но что-то в ней есть…
Стеклянная дверь снова открывается, и в зал проходит еще один мужчина. И вот его я узнаю. Я видела его в окно своей комнаты. Тот самый, с тростью. Он, прихрамывая, подходит к Назару и тоже встает позади меня.
Официанты по кивку мужчины с тростью наполняют рюмки присутствующих водкой. Мне и рыжеволосой женщине наливают в бокалы красного вина.
Все берут рюмки.
— Дамы и господа, — начинает речь Назар позади меня. — Мы собрались, чтобы почтить память Царя. Его жизнь была сложной и многогранной, и каждый из нас помнит его по-своему. Для кого-то он был другом, для кого-то — наставником, для кого-то авторитетом, а для кого-то врагом. Но никто не может отрицать, что он оставил след в нашем сообществе. Царь был человеком, который всегда знал, чего он хочет. Он не боялся брать на себя риски и принимать твердые решения. Это сделало его лидером в своей сфере и человеком, чье мнение было весомым. Казалось, свергнуть его невозможно. Но нашлись шакалы в нашей стае…
Назар делает многозначительную паузу.
— Я приложу все усилия, чтобы покарать того, у кого поднялась рука, — впервые слышу в его бесцветном голосе эмоцию, похожую на ярость. Оказалось, не страшно, когда скорпион говорит холодно и на одной ноте. Страшно, когда он говорит так. Мурашки по коже.
— И пусть наша прощальная дань уважения станет символом начала охоты на падаль. Прощай, Царь. Твое имя и твое наследие останутся в надёжных руках, — заканчивает речь и выпивает водку одним глотком. Следом за ним опустошают рюмки и присутствующие. А я делаю глоток вина и ставлю бокал на место. Поднимаю глаза и снова натыкаюсь на бородатого мужчину. Его пристальное внимание кажется липким.
Ева
Кладбище большое, старое. С огромными вековыми елями, укрытыми снегом. Как в сказках. Только это страшная сказка, про город мёртвых. Впереди нас уходят пару охранников. Позади тоже. Скорпион идёт рядом. Прячу руки в карманах пальто. Холодно.
Доходим до места. Папа здесь не одинок. Он рядом с мамой. И это хорошо. Уже стоит мраморный памятник. Огромный, чёрный с высеченным портретом и словами о памяти. Много цветов, которые из-за холода ещё не совсем мертвы.
Останавливаемся. И мне так жаль, что у меня нет с собой цветов. Я бы привезла маме ее любимые пионы.
Тишина такая, что я слышу грохочущий пульс в висках.
Подхожу ближе, расчищаю с маминого памятника снег. Провожу ладонью по ее портрету.
Мне хочется много им сказать. Но я молча веду внутренние диалоги, ибо остаться одной мне не позволяют. А обнажаться перед Назаром и охраной не хочу. Это всё равно что начать говорить вслух в толпе совершенно чужих людей.
Зачем вы меня оставили?
Я совсем одна.
И я потеряна, как маленькая девочка. Мне двадцать, а чувствую себя пятилетним ребенком, который потерял родителей и ему страшно, ибо не знает, куда идти.
Ветер поднимается, надеваю капюшон. Но он не спасает. Содрогаюсь от холода. Но уходить не хочется. Назар позади меня, рядом, но не нарушает моего личного пространства.
Всю жизнь я прожила в достатке, можно сказать, в роскоши. У меня было всё. Брендовая одежда, прислуга, лучшие учителя, престижные школы. Я побывала в разных местах земного шара. Я не знаю, что такое нужда. Но теперь, стоя на могиле родителей, понимаю, какой ценой всё это досталось. И лучше бы у меня никогда не было этого достатка. А родители были.
Зачем это всё?
Жажда денег, власти…
Для чего? Чтобы лечь в могилу раньше времени.
Не понимаю этого мира…
— Ева, — зовёт Скорпион. Оборачиваюсь. — Нам пора.
Киваю. Идём назад. Снова цепляюсь за предплечье Назара. Уже сама и даже неосознанно. Из меня опять вытянули все силы. Хочется выпить горячего чая, лечь под теплое одеяло и проспать сутки. Уйти от реальности хотя бы ненадолго.
В первые секунды не понимаю, что происходит. Какой-то свист, хлопок. Охрана впереди нас резко оборачивается, вынимая оружие. Я даже не успеваю осознать и испугаться, как Скорпион сбивает меня с ног, и я лечу в грязную мокрую траву. Успеваю подставить руки, чтобы не разбить нос. Снова свист, хлопки, маты охраны. Пытаюсь подняться, но Назар наваливается на меня сверху, накрывая своим телом.
— Лежи! — рычит он на меня. — Даже головы не поднимай, закрой ее ладонями! — впервые слышу, как он повышает голос, как его эмоции плещутся через край.
Но лучше бы я этого не слышала.
— Сука-а-а-а-а-а! — ругается Назар, вдавливая меня в траву сильнее. Воздуха мало, колготки и платье уже мокрые, меня трясет, но холода я не чувствую. Я в шоке. И снова звенящая тишина, которую нарушает карканье воронов.
Дышать становится легче. Назар поднимает меня на ноги и почти бегом, в окружении охраны тащит к машинам.
Впадаю в ступор, замедляясь, когда вижу, лежащего на земле нашего охранника с окровавленной грудью.
— Не смотри! — грубо дергает меня на себя Назар.
А дальше всё как в тумане. Я почти ничего не вижу и не слышу. Меня оглушает.
Меня буквально запихивают в машину, Скорпион садится рядом, и внедорожник тут же срывается с места. А я опускаю глаза на свои руки. Ладони в грязи, саднят, выступают капельки крови. Я их содрала, когда падала. Губы дрожат, закусываю их, причиняя себе боль. Голова кружится. Закрываю глаза и вижу охранника, лежащего на земле в крови.
Мы уехали, а он остался там лежать…
Мамочки.
Резко открываю глаза, чтобы этого больше не видеть.
— Зачем мы его там оставили? Ему нужна помощь! — оборачиваюсь к Скорпиону.
— Ему уже никто не нужен… — хрипло выдыхает Назар. И тут в моей голове становится очень ясно, а сердце ускоряет обороты на максимум. Назар бледный, лоб и верхняя губа покрыты испариной. Он медленно стягивает с левой руки пиджак, под которым ремни с оружием. Но не это меня приводит в себя. На его левом плече рваная рана, из которой сочится кровь. Почти черная из-за того, что пропитывает черную рубашку.
— Ты ранен! — вскрикиваю я.
— Это пустяк, — хрипит он. — Всё нормально.
Я не знаю, откуда у него силы, но скорпион резко дёргает окровавленный рукав рубашки, отрывая его. И теперь я вижу, что он настоящий живой человек. Кровь у него красная.
— Там пуля? — оглядываюсь, словно ищу помощи.
— Нет, по касательной прошла, — он перевязывает предплечье рукавом своей рубашки чуть ниже раны, пытаясь перетянуть. Но одной рукой получается плохо.
— Давай я!
Не дожидаясь от него ответа, выхватываю у него из руки рукав и завязываю.
— Сильнее дергай, Снежинка. Со всей силы, — подсказывает мне.
И я перетягиваю со всей силы. Мои руки пачкаются в его крови, которой пропитан рукав. Но мне сейчас всё равно. Мне страшно уже не за себя, а за Назара.
— Всё, спасибо, — уже безэмоционально выдыхает Назар.
— Быстрей в больницу! — в истерике кричу водителю. А он как-то странно посматривает на меня в зеркало заднего вида.
— Домой, Серый, — отдаёт приказ.
— Да почему домой?! Тебе нужна помощь!
Он же кровью истечет!
— Всё, что мне нужно, сделают дома. Успокойся! Со мной всё хорошо! — грубо отмахивается от меня.
И теперь я начинаю злиться.
— Есть аптечка?! — кричу на водителя. На что тот открывает бардачок и передаёт мне небольшую медицинскую коробочку. Скорпион молча наблюдает за мной из-под опущенных век.
Мои руки в грязи и крови. Обтираю их об белое пальто, открываю аптечку, достаю антисептик, вату и первым делом обрабатываю свои руки. Салон в машине бежевый, но сейчас весь в брызгах крови, как и мое пальто. Потом беру перекись и лью ее на рану Скорпиона, которая тут же шипит. Кровь сворачивается. А Назар просто прикрывает глаза.
Ева
Шура напоила меня какими-то противными каплями и чаем на травах. Я давилась, но пила, лишь бы уйти от реальности и забыть этот день в аду.
Просыпаюсь, поворачиваю голову к окну – рассвет. Я проспала весь вечер и всю ночь. Но чувствую себя так, словно закрыла глаза всего на пять минут. И чудо-капли не стерли мою память. Отворачиваюсь от окна, смотрю в потолок. Переварить всё то, что вчера произошло, невозможно.
Так и лежу в полной прострации около часа.
Пытаюсь снова уснуть, закрываю глаза, темнота, открываю – белый потолок.
Сжимаю ладони, они кажутся мне липкими. Они в крови. И нет, они не в чёрной крови Скорпиона. С ним всё хорошо, он будет жить. А вот охранник, который остался лежать на кладбище, на холодной мокрой земле, нет.
Поднимаю руки вверх, рассматривая ладони. Чистые. Закрываю глаза – грязные.
Поднимаюсь с кровати. Кутаюсь в плед, иду в душ.
Снова моюсь. Но отмыть вину за смерть человека невозможно.
Выхожу из душа. На тумбочке вибрирует мой телефон.
— Да?
— Я зайду? — спрашивает Марта.
— Зайди, — скидываю звонок, оставляя телефон на тумбе.
Прохожу в свою гардеробную. Она почти пустая. Я практически ничего не привезла с собой. Планировала на днях заказать новый гардероб, но сейчас не вижу в этом смысла. Я вообще ни в чем не вижу теперь смысла.
Скидываю халат, натягивая простое белое белье.
— Ева? — окрикивает меня Марта.
— Я здесь, — отзываюсь, беру с полки простые леггинсы и белый топ.
— Привет, — заходит Марта. — Ой, прости. Ты не одета.
— Какая разница, заходи.
Раньше я стеснялась переодеваться даже при девочках. А сейчас не вижу никакого смысла стесняться. Медленно одеваюсь.
— Ты как? — интересуется Марта.
Пожимаю плечами.
— Позавтракаем вместе?
— Не хочу, — качаю головой.
— Ева, я не психолог, но так нельзя.
— Он умер, да?
В глубине души ещё теплится надежда, что охранник мог выжить.
— Да… — выдыхает Марта, понимая, о чем я.
— Как его звали?
— Ева, зачем тебе эта информация?
— Затем, что я его убила.
— Его убили те, кто покушался на тебя и Скорпиона, — твёрдо говорит Марта.
— Если бы я истерично не попросила отвезти меня на кладбище, он был бы жив. А Назар не хотел меня туда везти.
— Да всё! — психует Марта. — Никто не виноват. А если хочешь все же свалить вину, то виноват Скорпион. Ты девочка и не понимала угрозы. Он понимал и не должен был тебе потакать.
— Я настояла… — выдыхаю. — Так как его звали?
— Денис.
— А у него была семья? Или девушка?
— Я не знаю. Но не переживай, Назар о них позаботился. Каждый человек, который заходит в этот дом и вступает в команду Скорпиона, априори понимает, что любой день может быть последним. Все идут на это осознанно.
— И ты тоже? — поворачиваюсь к ней, надевая длинный голубой кардиган, который вязала сама.
— И я тоже.
— Зачем? Как ты можешь так жить?
— Ева. Это сложный вопрос. Ты из другого мира и не поймешь. Я потом как-нибудь тебе объясню.
— Мне не понять ваш мир…
Выхожу из комнаты. Марта идёт за мной.
На кухне делаю кофе ей и себе. Ухожу в свою мастерскую. Не знаю зачем. Рабочего настроения, тем более вдохновения нет.
Зачем это все? Для кого? Для чего?
В новой реальности я не смогу выпустить свою коллекцию и показать ее миру. Я ничего не могу, кроме как сидеть в этой большой комфортабельной темнице.
Марта снова со мной.
— Я посижу здесь? Ты работай, я мешать не буду, — улыбается она и садится в кресло, вынимая свой телефон. — Можешь даже цеплять на меня все свои прибамбасы. Как ты там говорила? «За меня подерутся модельные агентства»?
— Нет, не сегодня… — выдыхаю я, отпивая кофе. — Хочу тихо порисовать в одиночестве.
— Рисуй, я даже дышать буду шепотом, — усмехается.
— Это Скорпион тебя послал следить за мной? — прищуриваюсь.
Раньше Марта не была такой навязчивой.
— Да, — кивает она.
— Даже скрывать не будете? Я похожа на девушку, за которой надо следить? — выгибаю брови. — Я еще в своем уме.
— Я не хочу тебе лгать, — пожимает плечами Марта. — Что плохого в том, что Скорп за тебя переживает и не хочет оставлять в одиночестве? Если бы ты его хорошо знала, то поняла бы, что забота – это вообще эксклюзив от него. Обычно ему на всех глубоко насра… — осекается. — Плевать, короче.
— Где он?
— У себя в комнате.
— Где его комната?
Марта указывает пальцем в стену. Поворачиваюсь к стене, потом назад к Марте, ничего не понимая.
— Его комната прямо за этой стеной, — поясняет она.
— Да?
Никогда с ним не сталкивалась в этом коридоре.
— Ясно. Я к нему. Можешь остаться здесь, если тебе комфортно.
Марта кивает, утыкаясь в телефон, а я выхожу в коридор.
Стучу в дверь. Тишина. Но дверь немного приоткрыта. Стучу ещё. Для меня закрытые двери всегда препятствие. Я, в отличие от Назара, соблюдаю границы. Тишина.
Немного приоткрываю дверь, заглядывая внутрь, понимая, что Назар спит. Мало того, он обнажен. Я вижу его голый торс и бедра, прикрытые одеялом. Он ранен, и я не хочу его беспокоить. Хватаюсь за ручку, чтобы закрыть дверь до конца и уйти.
— Войди, — вдруг произносит Скорпион.
Ладно. Разрешение получено. Вхожу.
— Закрой дверь плотно, — велит он мне, не открывая глаза.
Закрываю. Прохожу вглубь комнаты. Меня уже не удивляет, что здесь всё пропитано черным и бордовым цветами. Чёрные шёлковые обои, кровать из чёрного дерева, тёмное бельё, темный зеркальный потолок и бордовое панно над кроватью, словно брызги крови разных оттенков.
На прикроватной тумбочке, рядом с Назаром, стоит стакан воды и лежат несколько блистеров с таблетками. Его предплечье забинтовано. В комнате пахнет мужчиной и антисептиками.
Осматриваю Назара внимательно, ибо его глаза закрыты, и я могу делать это открыто.
Назар
Снимаю пиджак, отстегиваю ремни, оружие, кидаю их на стол. Дергаю ворот рубашки, сажусь в кресло. Я в отдельной комнате на цокольном этаже ночного клуба.
Там, наверху, обычный клуб для обдолбанной золотой молодежи. Они считают этот клуб элитным, престижным местом, не зная, что внизу царствует другая элита. Вне закона. В общем, этот клуб принадлежит мне. Царь проводил здесь закрытые встречи и прогонял через него черный нал, отмывая деньги.
Это мой кабинет. Своеобразный, конечно. Здесь нет рабочего стола, компьютеров и бумаг. Здесь просто помещение с темно-синей неоновой подсветкой и кожаными креслами вокруг овального массивного деревянного стола.
Стук в дверь. Я знаю, кто это. Потому что ко мне приходят только те, кого я приглашаю.
— Войди! — разрешаю.
В комнату входит блондинка. Снежана. Я знаю, что она по документам Валя. Но в её профессии не принято открывать имена. Если хотите, это ее псевдоним. Я дал ей это имя.
Снежана одета по моему личному дресс-коду. В белом, совершенно прозрачном пеньюаре, который совсем не скрывает ее обнаженное тело. Она босая и с распущенными шелковыми, идеально обесцвеченными волосами. Без косметики. В жизни она носит совсем другие наряды и наносит тонны косметики. В своей реальности она студентка четвертого курса театрального университета. А в этой комнате она моя шлюха. И нет, ее никто не принуждал. Это ее выбор. Это ее главная роль, которую она играет для меня уже около года, участвуя в моей собственной нетрадиционной постановке. За что получает баллы, чтобы иметь возможность учиться и ни в чем себе не отказывать. И нет, она не проститутка. Она моя персональная шлюха. Снежана знает, что как только в ней окажется чужой х*й, ее привычная жизнь рухнет. Нет, я не стану мстить, она имеет право на другого мужчину. Но все бонусы от меня закончатся, и придется впахивать самой. К чему девушка не привыкла.
Мы никогда не встречались вне этой комнаты и никогда не встретимся. А даже если это случится случайно, и она, и я сделаем вид, что друг друга не знаем. Наши вселенные пересекаются только в этой точке.
Существует миф, что такие люди, как я, должны обладать кучей гламурных любовниц или иметь множество шлюх. Но нет. По крайней мере, я это не приемлю. Я трахаю только одну женщину. Да, отношусь к ней как к вещи. Например, как к зубной щетке. Она должна быть новая и только моя. Если ей воспользуется кто-то другой, я её выкину. Циничная аналогия. Да. Так и есть. Но это просто пример, обоснованный доступным языком. Мне просто нужен секс, и я его покупаю. А если я его покупаю, то устанавливаю свои правила пользования.
Снежана не здоровается. Просто молча входит и закрывает за собой дверь. И не потому, что она невежливая девочка. А потому что по установленным правилам моей пьесы она говорит только тогда, когда я разрешаю.
— Налей мне виски и побольше льда, — велю ей.
Девушка молча идет к бару и выполняет мою просьбу.
Наблюдаю за ней. Ее руки немного подрагивают, горлышко бутылки стучит о край бокала. Она всегда боится меня. Хотя была в этой комнате уже сотни раз.
Не спешу ее успокаивать и расслаблять. Пусть боится, страх всегда держит в тонусе и не дает совершить ошибку.
Снежана ставит мой бокал на стол и замирает рядом, начиная глубоко дышать. Ее всегда возбуждает наша игра. Она получает свой кайф на адреналине.
— Распахни халат и сядь в кресло напротив, — указываю ей глазами направление. Отпиваю глоток виски, наблюдая за девушкой.
Я выбрал ее неслучайно. Не просто потому, что она симпатичная и с хорошей фигурой. А потому что она очень похожа на девочку, которая зацепила меня, но я не мог позволить присвоить ее себе.
Ни по каким законам и понятиям не мог!
Дочь Царева была для меня неприкасаемой.
Когда я увидел ее впервые, Еве было всего двенадцать лет. Просто девочка, просто ребёнок, дочь Царя. Естественно, никаких эмоций эта девочка у меня не вызвала.
Потом девочка улетела учиться за границу. Улетела ребёнком, а вернулась женщиной. Ей было восемнадцать, она прилетела к отцу. Встречал ее я лично и чуть не откусил себе язык от поразительных перемен. Меня в принципе не интересовали чистые молодые девочки. С опытными взрослыми бабами легче, их не нужно соблазнять, ухаживать, учить, вы четко понимаете, чего хотите друг от друга. А я хотел секса. Секс в самом примитивном смысле этого слова. Секс, как животную потребность, которую надо закрывать, чтобы чувствовать себя комфортно. А тут меня током прошибло.
Пока она гостила долгое время у отца, я глаз с нее не сводил. Не могу четко определить природу своих чувств. Я просто ее хотел. Вот такую мягкую, наивную, невинную, беленькую и нежно-чистую. Похоть присутствовала однозначно. Хотелось оставить на ее белой коже свои грязные следы.
Ева…
Не зря Царь дал ей такое имя. Она, как искушение, как грех, который может довести мужика до сумасшествия. Она, как эксклюзив, что-то уникальное среди однообразия. Я изучал ее.
Ее голос, ее пронзительно синие глаза, ее жесты и манеры. Словно прикоснешься к ней и обретёшь свободу. Ее запах, как глоток самого чистого воздуха, того, чего в моей жизни нет и не будет.
Меня трогают любые ее эмоции. Потому что они все неподдельные, на поверхности. Плачет она, боится или радуется. Она ничего не вуалирует, не умеет играть и имитировать. Таких женщин уже практически нет. Даже молодые девочки сейчас все напрочь фальшивые.
Конечно, Ева этого не замечала. Я умею держать лицо. Иначе бы не выжил в системе. Но я четко понимал, что эта девочка – табу. Мне ее нельзя. И не только потому, что она дочь Царя. Мне, в общем, нельзя иметь такую девочку. Мой мир ее сожрет и не подавится. Я не смогу ей дать ничего достойного. Ничего, что ждут такие девочки от мужчин. Я циничный и холодный, не умеющий любить, как этого требуют женщины. Она так и осталась чем-то недостижимым для меня. Нет, я могу взять то, что захочу, никогда себе не отказывал. Но Ева стала исключением. Отгородить ее от себя – это забота о ней. Пусть так и останется моей несбывшейся мечтой.
Назар
Дым с виду расслабленный, откидывается в кресле, выпуская дым в потолок. С его сигареты падает пепел прямо на пол. Толкаю пальцами пепельницу в его сторону, которая скользит по полированному столу. Он игнорирует. И нет, он не свинья. Это демонстрация авторитета. Только он забыл, что мы сейчас на одной ступени. Но Дым не может с этим смириться, и это его проблемы, пусть переживает самостоятельно.
Мы в моем кабинете в том же клубе, на цокольном этаже, в помещении с синей неоновой подсветкой, овальным столом и кожаными креслами. Мы играем в шахматы в полной тишине. Ненавижу фоновые шумы – музыку, радио, телевизоры, шум толпы. Всё это раздражает, мешая сконцентрироваться на главном. А звенящая тишина, повисшая в воздухе, позволяет не упустить детали.
Между нами шахматы. На нашем поле нет черных и белых фигур, есть только золото и серебро.
Игру я веду осторожно, отдавая ему на съедение две пешки. Иногда, чтобы спасти королеву, надо пожертвовать собой. Но Дым не идиот, он всё понимает.
В комнату приходит официантка, принося Дыму кофе, а мне – чай с лимоном. Когда девушка ставит перед Дымом чашку и коричневый сахар отдельно, он смачно шлепает ее по заднице. Меня раздражает этот хлюпающий звук. Морщусь, стискивая челюсти. Девушка ахает, но улыбается.
— Какие сладкие конфетки у тебя тут подают кофе? — усмехается. — Как зовут? — обращается к официантке.
Девушка переводит на меня взгляд. Киваю, разрешая ей представиться.
— Мари, — кокетливо улыбается. Да, на меня не работают чистые, не запачканные люди. Мы все варимся в грязи, похоти, разврате и крови.
— Машка, значит. Ты есть в меню этого чудного заведения? — выгибает бровь. Девушка снова переводит на меня взгляд. Да мне плевать, хочешь раздвинуть перед Дымом ноги – вперед. — Ладно, Маша, — снова шлепает ее по заднице. — Подожди меня, обсудим меню.
Девушка уходит, а Дым самодовольно рубит еще одну мою пешку. Но я специально подставляюсь.
— Ну что, Скорп, корона Царя не давит? — язвительно интересуется он, пока я обдумываю ход.
— Всегда беру на себя то, что могу унести.
— Самоуверенный, — качает головой.
— Пусть моя ноша тебя не беспокоит.
Рублю его фигуру. Я потерял пешки, зато хорошо развил слонов, дав им возможность контролировать поле.
— Ну как же не беспокоиться, на одном поле же играем.
— Все договоренности с Царем остаются в силе. Я не меняю правила игры.
— Отдай мне девочку, Скорп, — спокойно произносит Дым, крутя в руках свою фигуру.
— Если официантка не против, забирай, мне плевать.
Дым смеется, запрокидывая голову.
— Так я не о ней. Эту шлюху я возьму без твоего разрешения. Я про дочь Царя.
В моей голове происходит ядерный удар, от которого контузит. Но мое лицо этого не выражает.
— Прости, кого?
— Просто отдай мне девочку. Обещаю, не обижу, ей будет хорошо и счастливо. Ты не вытянешь эту ношу. Тебя грохнут и её зацепят. А так – все останутся целы и невредимы. Ты заберешь всё, что причитается тебе. Я – всё, что мне. И всё. Никаких войн. Мы же не в девяностых.
— А ты воевать со мной за Еву собрался? — выгибаю бровь, рубя очередную фигуру Дыма.
— Да ну, какая война? — разводит руками. — Это я фигурально.
Поднимаю на Дыма взгляд, сканирую. Его наигранная доброжелательность дает сбой, кадык дергается, глаза уничтожают меня с изощренным удовольствием.
— Я просто хочу сохранить жизнь дочери Царя. Ты молод и горяч, не рассчитываешь свои силы. Отдай мне девочку. Я такие подарки умею ценить и быть благодарным. И все останутся в шоколаде.
— Нет! — твердо произношу я и сбиваю его очередную пешку, которая скатывается со стола и падает на мраморный пол.
— Зря, Скорп, зря… — качает головой и поднимается с места. — Жаль терять людей и невинную девочку.
В его голосе нет угрозы. Но она есть. Такие люди, как он, угрожают с маской добродетели.
Дым выходит, а я сметаю со стола все фигуры и откидываюсь в кресле в полулежачее положение.
Партия приобретает другие оттенки. В принципе, я был к этому готов. Но Дыма нельзя просчитать до конца, как и меня.
Выхожу из клуба, сажусь в машину к Гору.
Гордей – еще один человек, которому я доверяю на восемьдесят процентов. Двадцать процентов погрешности всегда остаются. На сто процентов я доверяю только себе.
Гора ранили, когда убили Царя. Задели нерв. Он теперь хромой. Бегать будет, но никто не дает гарантии на полное восстановление. Хотя это лучшее, чем он мог откупиться от смерти.
— Охрану дома усилить, — велю ему. — Пристрастное внимание за всеми, кто окружает Еву. От прислуги до Марты. Поставить камеры в её мастерской, комнате и даже ванной.
— Марта? — выгибает брови Гор.
— Да. Никого нельзя списывать со счетов. Даже наших собак в вольере.
— Что-то случилось?
— Пока нет… Еву из дома не выпускать ни под каким предлогом и ни с кем, кроме меня!
— Ты противоречишь себе, Скорп.
— В каком смысле? — перевожу взгляд на Гора.
— Так ты сегодня отпустил её с Мартой в торговый центр.
— Я отпустил? — прикрываю глаза, чтобы не прострелить башку Гору.
Каждый нервничает по-своему. Кто-то кричит, кто-то плачет, кто-то бьёт посуду. А я убиваю. Молча. Но псих внутри меня пока видит границы.
— Поясни. Потому что я никого никуда не отпускал.
— Марта написала тебе сообщение. Ты дал добро. Они были не одни, с охраной.
— Марта разучилась формулировать правильно вопросы и понимать мои ответы! «Ева планирует обновить гардероб» – это, сука, не вопрос. И мой ответ «Пусть обновляет» – не разрешение. Марту ко мне в кабинет сразу же, как только приедем. Где они сейчас?
— Уже давно дома, всё в порядке.
— Значит, Еве крупно повезло. А Марте – нет, — расслабляюсь, откидываясь на спинку сиденья.
Марта, Марта, воспитывать тебя, дуру, и воспитывать. Так и приговор себе подпишешь, идиотка.