Девочка из глубинки

1 глава

В процессе написания бесплатно!

Над зеркальной гладью воды вьется стая чаек, их крики эхом разносятся вдоль берега. Утром на набережной почти никого нет, а если кто и заходит, то зевает после сна. Обычно это я и еще кто-нибудь из персонала. Весь движ начинается позже, в последнее время и детей заметно прибавилось. Лето. Пора отпусков и каникул.

Стоя за прилавком небольшого киоска, я пью кофе и просто наслаждаюсь этой тишиной и минутами спокойствия.

Идиллию нарушают трое мальчишек лет восьми-девяти. Один смотрит на список вафель и говорит, что разом съел бы все. Второй тянет, что съел бы в два раза больше, — он так похож на сына моего соседа, Витьку. А третий, достав старенький кнопочный телефон, уже тараторит в трубку:

— Пап… ну пожалуйста, переведи двести рублей на мороженое…

Слышно, как на другом конце мужчина невнятно бурчит, почему перевести не может.

Пацаненок разочарованно отрывает телефон от уха и кладет в карман.

— У папы нет лишних… Ладно, пойдем дальше. Может, где по дороге яблок нарвем!

Первый порыв — угостить ребят просто так. Но потом я вспоминаю, что должна в кассу две тысячи с прошлого раза. Всех не накормишь, к сожалению. Только старики — святое. Особенно те, кто сам просит. Как тетя Вася. Вот так дожила женщина до старости, а родной сын не то что не накормит, еще и поколотит за лишний кусок. Поэтому, мальчики, да: яблок нарвете. А то мне самой придется искать, где их поесть, с таким-то отношением к жизни…

Мальчишки однако уходить не торопятся, по-прежнему глазеют на нарисованные вафли и облизываются. Кто-то даже предлагает пойти заработать. Накидывает смешные и смелые варианты. «Спасибо, что не украсть решили», — хочу я им сказать, но воздерживаюсь от реплики.

В этот момент подходит еще один покупатель — высокий молодой мужчина. У него короткие темные волосы и проницательные глаза, одет он стильно и по-деловому. Обойдя мальчишек, он кивает мне, а им весело заявляет:

— Пацаны, считайте, вселенная вас услышала. Только что. Какие вафли будете?

Ребятня сначала недоверчиво переглядывается,но вскоре самый главный из компании бодро перечисляет, что они будут. Еще и напитки заказывает.

Я наблюдаю за лицом брюнета, когда озвучиваю сумму заказа. Там явно не двести рублей — нолик добавился. Однако мужчина будто не удивлен этой кругленькой, по моим меркам, сумме. С оттенком лукавства в глазах он достает карточку и прикладывает ее к терминалу. Белоснежная манжета рубашки, охватывающая кисть его руки, кажется чем-то вызывающим в столь простом месте.

Мальчишки аж сияют, когда платеж проходит. Их лица расплываются в широких улыбках.

Приготовив вафли, я отдаю их и лимонад ребятам и вдруг натыкаюсь глазами на лавочку, где сидит тот самый щедрый незнакомец. Он не один, а в компании какого-то не очень приятного типа с лишним весом. Тот, как и «сама щедрость», прилично одет.

Пробегая мимо, ребята благодарят мужчину. Он курит, смотря на спокойную гладь воды. Выглядят они с приятелем умиротворенными, не такими помятыми и разбитыми, как я. И на местных не похожи. Те бы не стали так раскидываться деньгами. Да и гулять утром со скучающим видом в белоснежных рубашках по набережной тоже...

Я выхожу из-за прилавка, стены киоска меня угнетают, если находиться в них слишком долго. Выкидывая в мусорку пустой стаканчик из-под кофе, замечаю у ног карту. Ту самую, которой расплачивался расточительный брюнет.

Подняв ее, я делаю шаг вперед, чтобы вернуть, но слышу реплику его приятеля:

— На хера? Ради чего две штуки на ветер? Пацаны мороженое за двести хотели, вот его бы и взял. Облупились бы.

Я сжимаю пальцы, пряча карту. И впрямь неприятный тип. Это же дети. Почему бы не угостить их, если финансы позволяют?

— И что? — с ленивой ухмылкой тянет брюнет.

— Ты не понял? Они тебя поимели, вот что. А ты как лох повелся.

— Это ты ни хера не понимаешь, Артём. Сам бы ты сто процентов отказался от подарка и мысли бренные в башке своей пустой начал гонять: а за что, а почему, а что мне будет? Пацаны же с детской непосредственностью приняли его и получили кайф в моменте, без всяких заморочек. Вон, едят вафли, — кивает брюнет в их сторону, — и все у них заебись сейчас. Есть чему поучиться.

Артём смотрит на мальчишек, которые уплетают вафли и счастливы, вероятно, в это мгновение больше, чем половина населения Земли. Я тоже ненадолго зависаю с карточкой в руках, задумавшись над словами брюнета. Что-то в них есть. Определенно есть… Так и быть, верну ему карту.

— Все равно на хера. Пусть сами учатся зарабатывать, а не привыкают к подарочкам судьбы.

А вот этому бы точно бы не вернула. Выкинула бы в мусорку. За такое отношение к детям. Ничего, растряс бы своей задницей и новую сделал.

— Подарочки судьбы, — хмыкает брюнет. — Мне бы они тоже не помешали. Поездка какая-то пустая вышла. Хотя… как пустая… На родину я все равно собирался, бабулю давно не видел. А вот с делом Игнатова полная шляпа.... Где мне искать этого ребенка, а? Неохота возвращаться без новостей.

Я замечаю, что к киоску подходят еще люди. Жаль. Постоять бы еще, послушать. Или просто понаблюдать. Красивый этот брюнет, и рассуждения у него интересные. Когда курит, подставив лицо утреннему солнышку, он выглядит таким расслабленным…

2 глава

Я замираю, прислушиваясь к собственным ощущениям, потому что пальцы щедрого незнакомца до сих пор на моей талии, а защитный режим я не включаю и неловкости тоже не чувствую... Даже гордость будто отвернулась, сделав вид, что все идет как надо. Странная реакция. Несколько минут назад Юра тоже касался меня, и примерно в том же месте, но от его рук спина покрывалась мурашками отвращения, хотелось сбежать, исчезнуть, отмыться. А тут…

— Адрес говори, — просит «щедрость».

Он убирает руку, но не отходит. Стоит близко. Настолько, что ближе я к себе никого еще не подпускала. Это опять сбивает с толку. И запах его туалетной воды… Легкий, свежий, приятный, как будто я вдруг на море оказалась. Вдыхаю, и грудь наполняется чем-то светлым. Радостью. Или беззаботностью. Которой в жизни сейчас нет. Но очень хочется в нее окунуться. С головой.

Опустив глаза, тапаю по экрану. Он мерцает, приложение висит. И что теперь? Дать незнакомцу свой адрес? Чтобы понял, на каких выселках я живу? Хотя при чем здесь это вообще? Но становится стыдно за свою дешевую одежду, за разбитый телефон, за неуклюжие попытки устроить жизнь. За Петра, который выбил меня из колеи своим внезапным появлением. Осталась бы дома, спокойно провела вечер, и не пришлось бы стесняться самой себя. Дурацкий день.

«Щедрость» еще и сама терпеливость. Ждет. И при этом сканирует меня взглядом, пока я прокручиваю в голове длинную цепочку сумбурных мыслей. Не имею ни малейшего понятия, как поступить. Очевидно, что утренняя сцена с детьми была поучительной: дают — бери, бьют — беги. Только я же не ребенок. Больше не он…

— Ты куда запропастился? — звучит за спиной, и через секунду я вижу друга брюнета, того самого пухлого понтореза, который никому не любит раздавать «подарочки судьбы».

Теперь меня сканируют две пары глаз.

— Ну так что? Долго ждать? — настаивает «щедрость».

Чаши весов словно застопорились на середине. И ни туда, ни сюда.

— Девчонку снял? — едва шевелит губами его друг, но я слышу эту реплику.

— Подожди в машине, Артём, — коротко бросает в ответ.

На улице начинает накрапывать дождь. Мелкий, мерзкий. Очень вовремя...

— Окей, — фыркает понторез, окидывая меня заинтересованным взглядом, и идет к серебристой тачке, припаркованной недалеко от кафе.

Свет от фонаря позволяет рассмотреть номера. Московские. Как я и думала — приезжие.

— Ну так что? — «Щедрость» берет мой телефон и, повертев его в руках, негромко прицокивает языком.

А мне снова становится стыдно. Телефону лет сто, он уже разваливается. Но в последние месяцы было как-то не до покупок. Приоритеты другие.

— Он вроде и подает признаки жизни, однако вряд ли включится. Адрес-то скажешь? Куда тебе такси вызывать?

С недавних пор я веду мысленную борьбу с двумя своими личностями. Мама, наверное, что-то знала, если назвала меня Мишель. Но все зовут — Миша. Женское и мужское. Как два противника. Мишель сейчас хочет согласиться и принять помощь. А вот что думает Миша... «щедрости» лучше не знать. И тем более не слышать.

— Ясно, — тянет он со вздохом. — Что ж, у тебя была возможность...

Он отдает мне телефон и разворачивается, собираясь уйти.

Именно в этот момент я понимаю, что не хочу остаться одна. Посреди дороги. Далеко от дома. Без связи. Под дождем. Если подумать логически, варианта два: вернуться к Ире или согласиться на предложение незнакомца. Вот только Ира наверняка начнет морозиться с такси и предлагать услуги Юры, а тот и рад будет остановиться где-нибудь у обочины и поприставать.

— Дачный переулок. За городом.

В действительности улица другая, но там недалеко, дойду. Сказать настоящий адрес вдвойне стыдно. И без того ситуация идиотская, а если еще и вслух произнести, что мне на Тупиковую надо, то самооценка будет валяться под ногами.

«Щедрость» останавливается. Оборачивается. На его губах намек на улыбку. И взгляд у него такой же любопытно-ироничный, как был в кафе. От этого взгляда снова учащается пульс. Или от собственной смелости. Обычно я иначе себя веду. Хотя, признаться, я больше не знаю, что в моем случае «обычно».

— Дачный? — уточняет, вернувшись. — Воложка, что ли?

Киваю.

— Поехали. Нам в одну сторону.

Он идет к машине.

— Что?.. Я с тобой… с вами не поеду, — бросаю ему в спину. — Вызови мне, пожалуйста, такси.

От одной мысли, что придется сесть в машину с двумя незнакомыми мужиками, аж живот скручивает от страха.

«Щедрость» снова останавливается.

— Мы домик сняли неподалеку. Нам реально в ту же сторону. Зачем гонять две машины? Я подвезу.

— Ты сейчас не успокоил. Наоборот. Еще больше напугал. — Я еле сдерживаюсь, чтобы не выдать все, что думаю о его друге.

Бывает же такое, с первого взгляда человек неприятен. Это тот самый случай. Как они вообще дружат-то? Разные — это очевидно.

«Щедрость» лыбится. В его глазах заново вспыхивает интерес.

— Без принуждения к сексу обойдемся. Только вперед садись, ко мне. За руки Артёма я не ручаюсь. Хотя он, в принципе, больше болтает, чем делает. Особенно когда прибухнет. Работал бы так.

3 глава

Сердце уходит в пятки. Я дергаю ручку еще раз, сильнее, но все впустую. А «щедрость» это будто лишь забавляет.

— Выпусти меня! — выпаливаю. К горлу подступает паника. Я готова выскочить под этот мелкий дождь и исчезнуть.

Я, кажется, передумала. То есть Мишель. Миша, наоборот, кураж поймала, и ей все нравится. И как пахнет в тачке, и кожаный салон, и все эти кнопочки на приборной панели. Она пищит от восторга, потому что подобного никогда в своей жизни не видела.

— Да успокойся. Ты чего такая красивая и нервная? — раздается позади голос.

Слегка повернувшись, я вижу лицо пухлого друга своего нового знакомого. Ухоженный, симпатичный… но все равно противный.

«Щедрость» как ни в чем не бывало трогается с места, посматривая на меня краем глаза. Черты его лица в бледном свете фонаря кажутся резче, между бровями заметна строгая складка. И что я в нем привлекательного нашла? Нормальный, адекватный мужчина уже бы выпустил.

— На ходу хочешь попробовать?

Слышится щелчок — и замки разблокированы. Я прикусываю губу. Еще секунду назад собиралась гневно высказать все, что думаю, но сейчас только вжимаюсь в спинку сиденья, пока в кончиках пальцев пульсирует адреналин.

— Лучше пристегнись, — добавляет уже мягче.

Руки дрожат, когда я нащупываю ремень безопасности. Однако лента застряла за спинкой и не дает с собой справиться... Я тяну ее, злясь на свою неуклюжесть и снова чувствуя себя идиоткой.

Внезапно теплая ладонь аккуратно накрывает мою кисть.

— Дай помогу, — тихо произносит «щедрость», и я замираю.

Наклонившись ко мне, он почти нависает, и все чувства обостряются, когда в ноздри проникает запах его одеколона с нотками моря и свежести.

— Я сама, — лепечу, но сильные пальцы ловко вытягивают ремень.

Щелк — и я пристегнута, а лента мягко обхватывает грудь и талию.

«Щедрость» задерживается рядом всего на миг, обдавая теплым дыханием мой висок, но и этого хватает. Тело снова реагирует странно, по нему пробегает дрожь, и вдох получается сделать лишь со второй попытки…

— Воу-воу, ребята, полегче, — вмешиваются с заднего сиденья. — Я чувствую себя лишним.

Брюнет (хотя, может, он и не брюнет, потому что в свете фар от проезжающей мимо машины видны и русые пряди) отстраняется и бросает на меня короткий взгляд:

— Снова заблокирована?

Да он издевается! Его веселит моя реакция? Поэтому он и ограничивает возможность действовать? Судорожно сглотнув, я отворачиваюсь к окну. Щеки пылают. Надеюсь, в темноте салона этого не заметно.

Дворники монотонно скребут по лобовому стеклу, разгоняя морось. «Щедрость» прибавляет газу, резко берет влево. Я невольно вцепляюсь в край сиденья, когда машину разворачивает. В свете фар вырастают силуэты мокрых деревьев. Я оглядываюсь. Кафе и Юрка, который, наверное, уже зашел внутрь, остаются позади. А впереди неизвестность. Но она манит и нравится. Потому что я устала жить в этом болоте, с этими обязательствами, в безуспешных попытках чего-то достичь. Как рыба об лед бьюсь, везде пока по нулям. А ведь есть иная жизнь — роскошная, в красивой обертке. И не в этой дыре…

— Слушай, а это не та продавщица с набережной? — обращается пухлый к приятелю.

Я замираю. Что, и эта тушка меня признала?

— Она, — цедит брюнет сквозь зубы.

Или он все же шатен? Я снова кидаю на «щедрость» короткий взгляд. Красивый у него профиль. И сам он какой-то другой. Не могу объяснить, чем отличается, впрочем, как и свои странные реакции рядом с этим мужчиной. Интересно, сколько ему лет?

— Ну ты, конечно, в ударе, Дементор. Сначала пацаны с вафлями, теперь девчонок по обочинам собираешь… За старое взялся?

В виски ударяет кровь, и страх постепенно сменяется гневом. Девчонок по обочинам? Я разве на обочине стояла? Скандалить, будучи наедине с двумя мужчинами, опасно. Но и хамство терпеть я не обязана. Этот пухлик из-за детей еще утром взбесил.

— Ты вроде уверял, что он на третьей минуте вырубится, — говорю «щедрости».

— Ну если не вырубился, то сейчас выйдет на обочину постоять, хочешь? — В его голосе слышатся насмешливые нотки. — А ты, Артём?

— Пиздец, — откликается тот, но замолкает.

А я делаю вывод, что Дементор хотя и шутит, но действительно может остановить машину и высадить друга, раз Артём тут же притих.

Кто же ты и какое, интересно, у тебя настоящее имя?

— Не бери в голову, — негромко говорит брюнет, ненадолго снимая руку с руля и проводя ладонью по коротким темным волосам на затылке. — Артём языком треплет много и не по делу, но он безобидный и толковый. Таких сейчас днем с огнем не сыскать. Поэтому с минусами приходится мириться.

«Да, с жирными минусами. И длинным языком, — хочется мне съязвить, чтобы уколоть «подарочек судьбы». Но вместо этого тихо роняю:

— Все нормально.

В салоне повисает молчание. Слышен только шорох шин на мокрой дороге да скрип стеклоочистителей. Я украдкой разглядываю «щедрость». Дементор… Значит, его зовут Демьян? Подходит ему.

4 глава

Распахнув дверь, я переступаю порог, и в лицо сразу бьет сырой ночной воздух с примесью перегара от спиртного. А когда улавливаю приглушенные мужские голоса, то и вовсе становится не по себе. Как нутром чувствовала, что Пётр приведет дружков.

Я максимально тихо делаю шаг, чтобы проскочить в свою комнату и загородить дверь комодом, но спотыкаюсь обо что-то и чудом не падаю. Ухватившись рукой за стену, задеваю выключатель.

На миг ослепляет свет, а потом выбивает из равновесия картина, что предстает перед глазами. Я заваливаюсь набок, вновь хватаюсь за стену и в итоге устраиваю цирк — выключателем приходится щелкнуть повторно.

Машинально тянусь рукой к глазам, тру. Потому что не верю в то, что вижу. Может, мерещится?

— О, явилась. — В дверях появляется отчим с бутылкой пива в руке. — Где ж ты шлялась? По ночам проституткой теперь подрабатываешь?

Перевожу на него взгляд, и все, о чем я мечтаю в эту минуту, — вцепиться в его лицо ногтями. За обидные слова, за хамское отношение. Но может прилететь в ответ. А здесь, помимо него, еще и куча мужиков.

— Что это? — киваю я на сумки под ногами, проигнорировав едкие реплики.

— Пожитки твои, — нарочито спокойно произносит Пётр и, прищурившись, смотрит на меня. Прямо в глаза. Причем с такой наглостью, что все внутри закипает.

— Это мой дом. Точнее, моей матери. Если кто и должен уйти, то не я.

Невольно напрягаюсь всем телом, когда он шагает ко мне.

— Сама вытащишь свои шмотки или помочь? На вот. — Отчим берет с комода какой-то документ и сует мне под нос. — Был дом твоей матери, а стал мой. Так что давай, вон пошла. Иначе в расход пущу, чтоб не вякала. Гришка как раз после отсидки, будет только рад.

Качаю головой. Кажется, что я уснула в машине Демьяна и это все дурной кошмар.

Выдернув бумагу из рук отчима, пробегаюсь по строчкам, печатям, датам... Нет, что-то из разряда фантастики. Какая-то липа. Мама не могла написать завещание в его пользу, а меня оставить безо всего… Не могла!

Даже слов нет. Я просто открываю и закрываю рот. А Пётр тем временем не теряется. Забрав документ, он ставит бутылку на комод, хватает мои сумки и кидает их к двери, на мокрый порог. А следом и меня выталкивает на крыльцо.

Двое мужчин, друзья-собутыльники отчима, присоединяются к этому шоу, пока я испуганно оцениваю обстановку, не зная, как себя вести. Ни черта не понимаю. Что мне теперь делать?

Приятели Петра, шатаясь, пялятся на меня и гогочут. Один, правда, пытается заступиться. Его я вижу впервые. Наверное, это и есть Гришка, который недавно «откинулся»?

Он невысокий, коренастый и в разы противнее пухлого Артёма.

— Ого, какая! — толкает он в бок моего отчима. — И молчал. Глянь-ка, как доченька подросла… Сколько ей?

— Восемнадцать. Да только доченька блудная. Шалава малолетняя, по ней же видно. И соседи об этом постоянно судачат.

Во рту пересыхает. Я смотрю на это нечто перед глазами и не могу до конца принять реальность. Меня будто незаслуженно в нее поместили, по ошибке.

Инстинктивно отшатнувшись, упираюсь спиной в холодную балку. Сердце колотится в районе горла, ладони вспотели. Я не заслужила оскорблений! Ни единого слова!

— Ты незаконно все провернул… Мама не оставила завещание… Я наследница, слышишь? Единственная! — Слезы унижения подступают к глазам, но я изо всех сил стараюсь сохранить голос твердым.

Пётр усмехается.

— А я муж. И тоже наследник. Единственный. А вон клиент твой? — кивает он куда-то в сторону. — Так пусть до города и подкинет. — Отчим пинает мою сумку прямо в лужу. — Не пропадешь. Если что, еще заработаешь. А здесь все, лавочка прикрыта. Забудь дорогу.

— Зачем ты так?.. За что?.. — Я не сразу понимаю, про какого клиента он говорит. — Ты меня растил... И ведешь себя сейчас, как последняя скотина, выкидывая на улицу. Куда я ночью пойду? Из своего дома!

Грудь горит от невыплеснутых эмоций и слез. Я прерываюсь — тяжело дышать и голова кружится.

— Что за шум, мужики? — доносится из-за спины знакомый голос, и нервы начинают искрить, как неисправная проводка.

Демьян приближается. Он спокоен и собран. А я готова скатиться в истерику.

— Ты кто? Клиент ее? Так забирай, и проваливайте с моего двора, — цедит Пётр, косясь на Демьяна. — Герой-любовник херов!

Я чувствую, как рука Демьяна чуть касается локтя, отодвигая меня назад, а сам он делает шаг вперед, навстречу Петру.

— Я хотел убедиться, что Миша благополучно добралась до дома, но вижу, что это не так. В чем проблема?

— Хуясе, «благополучно»... — передразнивает Пётр, еще сильнее обдавая нас запахом перегара. Его лицо перекошено яростью. — Ты кто ей, а? Рыцарь на белом коне? Спаситель, мать твою, объявился. Да она ж блядь последняя, по мужикам шляется, ни одного вечера дома не провела. Нашел за кого заступиться! — неприятно смеется он.

Накатывает волна отвращения и злости, и я не выдерживаю:

— Заткнись!

Но моя дерзость лишь подливает масла в огонь. Пётр и вторую сумку швыряет с крыльца, и она падает в лужу к первой.

5 глава

Стенания Артёма из-за ночных приключений не прекращаются. Он снова что-то недовольно бормочет себе под нос, но «щедрость» включает музыку, и его слова тонут в мелодии.

Вот настрой Демьяна мне нравится больше. Будто вообще ничего не произошло. А может, случившееся его даже слегка позабавило. То ли невозмутимость и вздернутый в усмешке правый уголок губ — это обычное выражение его лица, то ли он просто на людях всегда носит маску, но ему идет. А еще от него исходят волны расслабленности. Или, возможно, усталости. От Артёма совсем другие вибрации. Напряжение. На него я ловлюсь сильнее, потому что сама фоню раздражением и злостью. Хотя не люблю чувствовать гнев. И так в жизни негатива более чем достаточно. Болезнь матери выжгла слишком много ресурса. Надежду, веру во что-то хорошее…

— Куда мы сейчас? — спрашиваю я негромко, невидящим взглядом смотря перед собой и пытаясь отключиться от собственных эмоций.

— Есть несколько вариантов. Первый: к нам. Второй: к твоей подруге. Есть и третий, но он на самый крайний случай. И уже не сегодня. Поэтому выбирай между двумя первыми. Я устал и хочу спать, — спокойно отвечает Демьян.

Я моргаю, не понимая. К ним — это куда? Ехать к двум малознакомым мужчинам на ночь? Звучит как заголовок криминальной хроники, в которой мы, кажется, чудом не оказались. Но и к Ире не получится: я ни номер не помню, ни адрес, ни тем более, в какой квартире она живет. И телефон не включается, чтобы хотя бы переписку открыть.

— А третий?

Я снова разглядываю сосредоточенное, жесткое лицо Демьяна с намеком на улыбку. Хотя, скорее, это все-таки не улыбка, а просто привычная мимика. Зачем он вообще за меня вступился? Артём наверняка отговаривал…

— Тебе совсем, что ли, некуда? И не к кому?

— Может, надо было вызвать участкового и остаться? Я же прописана в том доме. А отчим незаконно им завладел… Он не имел права выгонять меня... — рассуждаю вслух.

Свидетельство о праве на наследство… Откуда Пётр вообще его взял?

— Имел или не имел — там тебе все равно оставаться нельзя было. Три пьяных мужика, похожих на рецидивистов, согласись, не та компания, в которой молоденькая девочка будет чувствовать себя в безопасности. Хотя и двое незнакомцев, которых она подцепила в кафе, особого доверия тоже не внушают.

Он издевается? Я же никого не цепляла. Или специально выводит из себя? А может, наоборот, проверяет, насколько я в себе. Или насколько хорошо маскирую истерику.

— Я тоже спать хочу. Так что определяйся быстрее, — подзуживает сзади Артём.

— Ты говорил про третий вариант, — напоминаю я Демьяну. — Это какой? Я боюсь ехать с вами. К вам двоим, — уточняю.

Он многозначительно кивает:

— Ну, значит, третий. Окей. Но я же сказал: уже утром. Точнее, днем. Сейчас к нам. Комнату тебе выделим.

От этих слов становится не по себе. Но что делать? Не на остановке же ночевать.

Через пятнадцать минут мы сворачиваем с трассы, проезжаем несколько тихих улочек и машина останавливается у небольшого одноэтажного домика с мансардой под темной крышей. Сквозь морось я различаю резные ставни и крылечко под козырьком. Окна в пол.

В этой части пригорода я бываю редко. Практически никогда. Снять здесь дом — это такие деньги, что мне все лето в ларьке пахать надо, чтобы хоть что-то отложить на пару дней проживания. И то не факт, что хватит.

— Приехали, — объявляет Демьян и кивает на дверь: — Выходи.

Артём на заднем сиденье тут же оживляется, нехотя поднимаясь.

Я не двигаюсь. Смотрю на эту красоту и роскошь, которую даже в ночи видно невооруженным глазом, и искренне не понимаю, как здесь оказалась и какое ко всему этому имею отношение.

«Щедрость» обходит машину и открывает пассажирскую дверь. Я выхожу. Но ноги слушаются плохо, накрывшая усталость лишает опоры. А еще — страх неизвестности.

— Не бойся, — склонившись, негромко говорит Демьян, словно угадав мои мысли. — Здесь ты в безопасности. Никто тебя не тронет.

Безопасность… От одного этого слова к горлу подкатывает горечь. Слишком долго я ее не чувствовала. А сейчас тем более.

Артём не разуваясь проходит в дом, щелкает выключателем, и комнату заливает свет. Я будто на картинке из журнала с дизайнерскими интерьерами оказываюсь: обстановка стильная, лаконичная, в светлых оттенках. Что только усиливает внутренний диссонанс. Где я и где люксовые апартаменты? Смешно, честное слово.

— Я спать, всем до завтра. — Артём бредет в комнату справа.

Демьян закрывает дверь и оборачивается ко мне.

— Проходи, — приглашает он внутрь. — Вон там гостиная, — показывает рукой, — здесь кухня, а налево свободная спальня. Можешь устроиться там.

Я в нерешительности оглядываюсь.

— А ты?.. — вырывается, прежде чем успеваю прикусить язык. — В смысле… тебе тогда где спать?

— Наверху, в мансарде. Там жилая комната, — объясняет Демьян. — Не волнуйся, я прекрасно устроюсь.

— Поняла, — бормочу я и отворачиваюсь, делая вид, что рассматриваю висящую на стене картину.

Смущает, что моя дверь напротив комнаты Артёма. Не хочу… Он мне не нравится!

6 глава

Подскакиваю на кровати от сильного грохота и даже не сразу понимаю, где нахожусь и почему тут оказалась. В комнате полумрак, и комната не моя, шторы развеваются из-за слегка приоткрытого окна. Через мгновение новая вспышка яркого света озаряет все вокруг и ещё один раскат грома оглушает, от которого по коже ползут мурашки ужаса. Зато ко мне возвращается память.

Нехотя поднимаюсь, закрываю окно и смотрю на машину, которая стоит неподалеку. А перед глазами мелькает вчерашняя ночь. Как отчим выкидывает мои вещи из дома и говорит все эти обидные слова. Каждое из которых ложь. И если «проститку» я близко к сердцу не приняла, то вот ощущение, что я не просто выгнанная, а выброшенная, утилизированная и никому не нужная — это заблокировать не могу. Да уж. Свобода как-то иначе мне представлялась, а не вот так...

И дом, в котором я жила, больше не мой. Я теперь в статусе «никто». Ни денег, ни угла, ни опоры. Можно попробовать доказать, что тоже имела на него право, но тратить на это сбережения?.. А вдруг Пётр и впрямь ничего не подделал? Я ведь не понимаю в этих юридических моментах ни черта. Думала, что единственная наследница — у мамы больше никого не было. Вот что теперь делать?

Горечь вперемешку с тревогой снова мной завладевают. Еще и в мысли проникает Демьян. Ровный. Спокойный. Успешный. У него другая жизнь. Ведет себя уверенно. Он даже с моим отчимом решил всё в два счета, а я бы... Да я даже сейчас боюсь вернуться домой и встретиться с ним лицом к лицу. Но заначку забрать надо, не могу же я и это ему оставить…

Так, Миш, стоп. Всё образуется, — успокаиваю себя. Но слезы сами собой катятся из глаз. Я размываю их по щекам, всхлипывая под новый грохот неба. Плакать и горевать можно где угодно. Можно на остановке. Можно посреди дороги, с сумками, не зная, куда идти дальше. Можно в чужом подъезде или в маршрутке, когда тебя трясет от неизвестности и от того, что ты везде лишняя. Но если уж выбирать, то хочу плакать в этой комнате. Пусть даже с ощущением, что я тут ненадолго. Пусть даже вся изломанная, дешевая, растерянная. И рядом чужие люди. Но лучше и впрямь рыдать там, где тепло, где руки не дергают и никто не выгоняет, не унижает и не грозится, что пустит в расход какому-то пьяному, недавно откинувшемуся дружку.

Из накатишей тоски вырывает новый громкий звук. На этот раз стук в дверь.

— Миша, подъём. Мы завтрак заказали. Спускайся, — доносится голос Артёма.

Объективных причин, почему он мне не нравится, как бы и нет. Ну да, любит как-то резко высказываться и эгоист. Но это всяко лучше, чем быть такой размазней, как я. Это, наверное, в нем и бесит. И заодно триггерит. Потому что я много чего в себе подавляю, а он — нет. И надо учиться все части себя принимать. И бунтаря, и тихоню. А ещё умело ими пользоваться. С чем у Артёма, вероятно, проблем нет.

Зато вот “щедрость” совершенно другой. Если бы я выбирала, в кого можно влюбиться, то только в такого. И внешне — мой типаж. Да и по внутренним качествам пока просто замечательно. Лучше еще не встречала. Хотя Гришка вон вчера чуть конкуренцию не составил... Или, например, Юра.

Снова утыкаюсь носом в футболку “щедрости” с нотками свежести и моря. Глубоко вдыхаю. Ну как же охренительно пахнет! Нам обеим (Мише и Мишель) нравится.

— Спасибо, сейчас спущусь, — отзываюсь я.

Хотя, наверное, это будет означать — поесть и съехать. Вопрос лишь в том, куда ехать и кому везти свои сумки.

Заправив постель, выхожу из комнаты и спускаюсь на кухню. Аромат еды уже по всему дому разносится божественный, аж слюна собирается во рту.

— Доброе утро, — переминаюсь с ноги на ногу и думаю о том, что надо бы в ванную переодеться: негоже щеголять почти обнаженной перед двумя незнакомыми мужчинами.

И они, словно по команде, поворачиваются и смотрят на меня, чем заставляют еще сильнее смутиться.

— Садись. Позавтракай, — приглашает к столу “щедрость”.

Окидываю эту дорого накрытую поляну и двинуться с места не могу. Будто в пол ноги забетонировали.

— Я... мне надо умыться, — все же делаю шаг в сторону ванной и, спотыкаясь на ровном месте, едва не растягиваюсь на полу.

Закрывшись за дверью, умываюсь, быстро переодеваюсь и аккуратно складываю футболку на угол. А по-хорошему бы забрала. Она уютная, мягкая и пахнет им... Хоть какое-то светлое напоминание об этом ужасном и несправедливом ночном эпизоде.

Вернувшись на кухню, сажусь за стол. Глаза разбегаются с чего начать, хочется всё попробовать.

— На первое время сойдёт. С предыдущим синхронизацию восстановишь? — Демьян подвигает ко мне коробку с новеньким телефоном.

— Что восстановлю? — смотрю на яркую картинку на упаковке и не верю, что это все реальность: эти деликатесы на столе, кофе, сладости, телефон. Скорее всего, и не дорогой, но это не главное. А то, что впервые это для меня делают. И вряд ли просто так. Жизнь научила, что бесплатный сыр только в мышеловках бывает.

Рассматриваю “щедрость” и его синяк на скуле — не особо заметный, но он есть. Снова перевожу взгляд на телефон.

— Твой всё, — кивает на аппарат, который лежит рядом с новеньким, запечатанным в коробке. — Гейм овер. Можно попробовать в ремонт сдать, но мне этим заниматься некогда и неохота.

— Он мне пытался это впарить, но я тоже пас. Мы скинулись — и вот тебе моральный ущерб за вчерашнее, — поддакивает Артём.

7 глава

Облом… просто облом. Аж ботинком хочется пнуть эту проспиртованную тушу, что валяется на диване, уткнувшись лицом в подушку и не подает признаков жизни. И как, блядь, люди до такого опускаются? У меня ведь тоже не фонтан события, проблемы на горизонте маячат нехилые, но чтобы так бухать и из дома всех выгонять?.. Нет, пока еще не докатился.

— Если пальнуть в него с расстояния, как думаешь, проснется? — предлагает Артём.

— Лежачих не бьют, — отвожу взгляд от отчима Миши и осматриваюсь. Просто. Чистенько, опрятно. Чем-то напоминает бабушкин дом из детства. — Ладно. Пойдем на улицу подождем, тут перегаром на весь дом разит.

С недавних пор не перевариваю этот запах. И в целом отбухал свое, но лучше не срываться. А то потом репутация спасибо не скажет. Хотя… бабуля точно переберется ко мне. Но в ее преклонном возрасте дёргать ей нервы таким паскудным глупым образом не охота. Не заслужила она этого.

Миша уходит в свою комнату, а мы с Артёмом на улицу. Я достаю сигареты, затягиваюсь. Смотрю на небо, на этот загроможденный двор, на разруху кругом. Как, блядь, меня угораздило в это все дерьмо влезть еще раз? На хера?

— Думаешь, как охуенно на новые грабли наступать? — словно подслушивает мои мысли.

Пухлый хоть и бесит, но в корень смотрит и базу всегда выдаёт. Держу его при себе, чтобы совесть моя на привязи сидела. Сентиментальный в последнее время стал. И щедрый. А Артём — цербер. Укусит иной раз так, что мало не покажется. Ещё бы всякую дрянь в себя не запихивал, не прибухивал и сильно удивился бы, насколько высоко можно подняться по карьерной лестнице, если не халтурить.

— Девчонке помощь нужна. А мне бабулю пристроить в хорошие руки. Так что это отличный план.

— Ну да… Ну да… И сиськи у этого плана зачёт. И задница в порядке, фейс тоже смазливый. Точно хоть совершеннолетняя?

— Бабулю пристроить, — повторяю я.

— Угу, — тоже берёт сигарету и убирает травмат в карман ветровки. — Одно другому не мешает. Без отрыва от работы и всегда на подхвате молодое свежее тело. Преимущества ты и сам знаешь. Пока дитё — слепишь под себя, что-то и в рот заглядывать будет. Это не самодостаточные дамочки с Арбата и не акулицы с Патриарших. Может, и мне какую финтифлюшку здесь присмотреть? В уборщицы дома, например, — размышляет вслух.

Губы сами собой растягиваются в улыбке.

— Она тебя почему-то сторонится. Но про подругу уточни. Вчера с ней в баре какая-то сидела. Может, согласится.

— Нет, у меня с головой всё в порядке. И карму рода очищать не надо. А вот её карму рода мы бы подчистили. Жаль, она в пьяном угаре спит. Везучий, сволочь.

Смеюсь.

Да, план не удался. Я бы не прочь был почесать об эту гадость кулаки. Безнаказанно. И дружки его рассосались.

Курим ещё по одной в молчании. Затем из дома выходит Миша. В руках у неё документы и какой-то свёрток. Внушительный. Неужели миллион накопила?

Подходит ближе, смотрит на меня, на сигарету в руках и... смущается. Глаза красиво блестят. Не девочка, а картинка.

— Я... всё, — оглядывается в сторону дома.

Эмоционально вовлекаться нет желания, но это происходит неосознанно. И я пытаюсь проанализировать: почему? А главное для чего? Как перекликается с моей реальностью? Вроде запросов никуда не посылал, нигде и никому не жаловался, что у меня скучная жизнь. Да и не скучная вовсе. Однако вот, пожалуйста. Распишитесь и получите.

— Пнула его под зад напоследок? — интересуется Артём.

Миша вздергивает подбородок. Наивная, молодая, импульсивная. Но боится выпускать эмоции наружу, включает защиту. Иногда, правда, прорывается, но что срабатывает как триггерная точка? Если на меня реагирует физически, то Артём, похоже, запускает там какие-то процессы: рядом с ним она как раз и срывается на резкие эпитеты. Со мной же будто побаивается.

— Нет. Он спит. И заначку мою опустошил. А я... за это всё бумажки его и паспорт...

Подходит к бочке, достаёт из кармана спички. Бросает туда всё вместе с каким-то свертком и поджигает.

И кто получил хоть какое-то подобие удовольствия от этой поездки, то явно не мы с Артёмом.

— Ты бы, конечно, для начала мне показала. Но да ладно. Так тоже ничего, — ухмыляюсь, и все втроем смотрим на пламя.

— Можем ехать, — говорит Миша, когда бумажки догорают.

Поднимаю запястье, взглянув на часы. Бабуля не любит, когда ее тревожат раньше, чем она закончит работу. Хотя пока доедем, пока заправлюсь и пару звонков сделаю, считай, и день прошёл.

— Садись в машину, — говорю Мише и наблюдаю, как она и Артём направляются к тачке. А сам ещё стою во дворе, гоняя в голове мысли. Не самые радужные. И если начистоту, то вообще не охота обратно в Москву. Заебался. Всё одно и то же. Те же проблемы, куча бумаг, вылизанные лица. Впервые за долгое время не получаю кайф от работы. И это дико парит. А результат там, где внимание. Поэтому снова простой. И дело зависло. Ещё Игнатов со своим ребёнком... Где мне его искать?

— Демьян! — доносится испуганный голос Миши, а в следующее мгновение она уже рядом, хватает меня за руку, тянет. — Скорее же, Демьян! Там Артём!

8 глава

Степанида живет почти в двух часах езды от Ижевска. Закрытый коттеджный посёлок, аккуратный небольшой дом, сад. Скорее всего, у неё есть помощница. Сомневаюсь, что она сама поддерживает такой порядок в её возрасте: на участке ровные грядки, цветы, вычищенные дорожки, всё подстрижено, ухоженный небольшой пруд. Парочку искусственных лебедей в нем я сперва приняла за живых. И чуть не опрокинула ненастоящего аиста у входа. Испугалась до чертиков. Я их и вживую-то никогда не видела, разве что пару раз из автобуса по дороге в свои выселки, и то мельком.

— Я в машине подожду, — говорит Артём. — Вы же ненадолго?

— Вообще-то, остаться планировал. Голова трещит, не сяду за руль. Да и Стёпа просила задержаться.

— Что?.. Нет. Почему ты сразу не сказал? Я бы не поехал!

— Ну хочешь — тут заночуй. Или езжай обратно, но ноутбук привези к десяти, у меня важный созвон, — бросает ему ключи. — И вещи Миши в дом занеси.

— Её ещё не утвердили. Может, обратно сейчас поедет вместе со мной.

Что? Нет! Из кожи вон вылезу тогда, чтобы утвердили. А если «подарочек» опять в дороге чего-нибудь объестся?

И лучше бы, конечно, домой вернулась. Но там Пётр. Вспомнив эту наглую пьяницу, ощущаю знакомую тяжесть в затылке. То ли мало спала, то ли шея затекла, всё тело ноет, будто избили, состояние смазанное. Еще эта кукла... Пальцы снова трут друг друга, словно все еще чувствую сухие жесткие стебли. С тех пор, как взяла, недомогание лишь нарастает. И мандраж перед встречей с бабушкой Демьяна только усиливается. Наверное, потому что от её слова сейчас зависит, продолжу я скитаться или всё-таки буду иметь крышу над головой хоть какое-то время.

Так что нужно ей понравиться. На улицу я не хочу. И это в десятки раз лучше, чем жить с Петром. Была бы я посмелее, вызвала бы полицию. У него же теперь ни документов, ни прав на дом... Может, это и есть лазейка? Вдруг та дарственная липа, и ему прямая дорога на улицу, а не мне?

— Ты серьёзно остаешься? — уточняю у Демьяна.

— Да, — отвечает “щедрость”.

— Артём по-настоящему твою бабушку боится? Или прикидывается?

— Да нет, второе. Это вообще его любимое дело — приукрашивать. По нему с первого взгляда всё ясно. Разве нет?

— Нет. А по мне что ясно?

Вопрос срывается сам собой. И это уже не Мишель, это Миша снова тянет одеяло на себя. Если честно, хочется зашить ей рот. Лучше бы молчала.

— Ничего не думаю.

Как удар. Под дых. И по самооценке тоже. Ведь не сказал ничего плохого, но... будто намекнул: пустышка. Без содержимого. И, может, прав. Кто я вообще? Сгусток проблем и неуверенности. Рот открыть могу только, когда злюсь. Поэтому и жизнь обходится так жестоко, провоцирует на негативные эмоции?

— Пошли. Что застыла? — оглядывается Демьян.

А я и правда стою и смотрю ему в спину. Хочется в него кинуть что-нибудь в ответ. Хоть словом задеть. Но это всё равно что кидать камешки в скалу. Камень отскочит, а ты останешься с синяком.

Тем не менее перебираю ногами, захожу внутрь.

У Степаниды в доме пахнет травами. Будто в поле оказался. И по идее должно легко дышаться, но атмосфера... Затылок ноет сильнее и тянет что-то изнутри. Словно я не просто в дом зашла, а в чью-то энергию насильно влезла. Причем очень тяжелую.

— Чем она занимается? — уточняю.

— Людям помогает. Ну типа, целительница. Заговоры, травы. Сколько себя помню, всегда в этом варилась. Артём считает её шарлатанкой, а я скептически отношусь, но больше, наверное, верю. Хотя двадцать первый век, магия... смешно, — ухмыляется. — Но люди к ней приходят и получают результат. Поэтому дома постоянно движ. Правда в последнее время Стёпа сдала, жалуется на здоровье, говорит, что скоро помогать никому не сможет. Всё чаще рассказывает одну историю, как помогла женщине с ребенком, и будто знак был, что девочка эта из нашего рода и надо передать ей дар. Она малышку пометила и матери отдала. С тех пор ждет, что она объявится. Лет пятнадцать, наверное, ждёт. А я ей в этом помогаю. Привожу таких, как ты, на личное собеседование.

Сначала слушаю его чуть ли не с открытым ртом, речь чистая, уверенная, убедительная. А потом, когда произносит эту последнюю фразу, понимаю, что он просто смеётся надо мной.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю резко.

Улыбается нахально.

— А сколько дашь?

— Вот прям сейчас — не больше десяти. Глупые шуточки, ясно?

— Разве шуточки? Это к Артёму. Он в этом мастер. Про возраст как раз говорит, что Христос в моём уже воскрес, а я ещё даже не умер.

— И почему же ты должен умереть? — недоумеваю.

— Долгая история. И личная. Ладно, проходи в гостиную, — кивает на открытую дверь. — Придумал я с девочками и собеседованиями. Никого к ней не вожу и никого она не ищет. И тебя, я думаю, утвердит.

Я уже практически в шаге от прыжка. И если шагну, то вариантов два: орать или кайфовать. Пока не знаю, какие эмоции возьмут верх. Всё ещё анализирую, что делать. Но, кажется, уже определилась: надо получить эту работу. Понравиться бабушке Демьяна. Уговорить ее уехать в Москву. Рядом нужен кто-то надёжный. Кто прикроет, если что. Пусть даже просто крышей над головой и едой. И мне будет легче, и бабуле подмога. А дальше посмотрим. Пока надо просто зацепиться.

9 глава

Демьян уходит, и мы со Степанидой остаемся один на один. Вся моя охота ей понравиться внезапно испаряется. Я вообще не понимаю, чего теперь хочу. Наверное, чтобы меня ненадолго оставили в покое и дали отфильтровать все, что на меня навалилось Так-то я должна быть в ларьке сейчас и продавать вафли. Какого черта здесь делаю…

— Жить будешь на втором этаже. Последняя дверь справа. Вещей много? — бросает через плечо Степанида.

— Три сумки.

— Три, — повторяет тихо. — Перебрать, что нужное, а что нет и весь хлам на задний двор отнести. Демьяна попросишь. А теперь пойдем на кухню. Поможешь картошку почистить и мясо отбить. Хотя нет, Артём сейчас мясом займется. Сколько тебе лет?

— Восемнадцать…

— Юная совсем.

“Подарочек”, все подшучивал над бабушкой Демьяна, а, похоже, это все не шутки...

— Вы... чем конкретно занимаетесь? — спрашиваю и тут же жалею, что задала этот вопрос, но он сам собой слетает с языка.

Степанида оборачивается. Смотрит так, что туман в голове возвращается без стука. Как будто внутрь залезла. Прямо под кожу. И попробуй теперь не поверить во всю эту мистическую фигню.

— Да всем понемногу, — миролюбиво отвечает она. — Но чаще помогаю тем, кто с болью приходит.

— Физической?

— Душевной в основном. Все хвори — они же отсюда родом, — показывает на голову. — Внутри человек болеет, что-то боится, отрицает, не принимает, себе много врет, а потом, как итог, и тело слабеет.

Хочу возразить. Есть же ещё генетика, наследственность. А случайные травмы? Многое идет явно не из головы. А дети в реанимации? Они что, тоже сами себе всё придумали? Нестыковки!

— Годами в себе боль вынашивают, а потом приходят и просят за пару часов всё вылечить, — словно опять подслушав мои мысли, продолжает. — Годами, деточка. Изо дня в день отравляют собственным ядом свое существо, а потом ищут спасение в чудодейственных явлениях. И просят по-быстрому всё изменить. Понимаешь, о чём я?

— Не совсем…

Потому что больше в жизни привыкла опираться на логику и факты. Ну стараюсь. А сейчас явно что-то идет не так.

— Молоденькая ты ещё. Но ничего. С опытом все приходит. И уходит тоже многое.

Стёпа показывает, где картошка, мусорное ведро, выдаёт нож и кастрюльку. Кухня просторная, светлая, и на ней одно удовольствие готовить. Не то что наша — всё старое и почти не развернуться. Когда-нибудь и у меня будет такая. И собственный новый угол. В Москве.

— Мне на обследование скоро ехать, — словно опять прочитав мысли о столице, произносит Степанида. — Дёма говорил?

Так ласково имя внука звучит из ее уст, что и у самой поднимается внутри волна тепла. Неосознанно.

— Говорил.

— Ненадолго, надеюсь. Не люблю я эту Москву. Вот на дух не перевариваю. Как с первого раза увидела, так и отвернуло.

— Почему?

— Энергетика давящая. Машин много, многоэтажек. И мало простора. Нет, он безусловно есть, но не такой, как я привыкла. Плохо там старому человеку.

Пытаюсь представить, как буду себя ощущать в мегаполисе, и пока не понимаю — понравится мне или нет. Если это плюс-минус как Ижевск, то, вероятно, да. Хотя и лес возле дома, и наш пруд я тоже люблю... Но в этой обстановке я и так достаточно пожила. Можно и в новой попробовать.

В кухне ненадолго повисает пауза. Степанида достает сковороду, ставит ее на плиту.

— Что за история с отчимом? — спрашивает, будто между прочим, но взгляд цепкий.

Молчу. Потому что не знаю, с чего начать. Ведь долгое время одни с мамой жили и нормально справлялись. А потом Пётр появился. И поначалу вроде и впрямь всё хорошо было, а потом, как мама заболела и слегла, у него отношение ко мне поменялось. После ее смерти и говорить нечего. Со свету сживал вслед за ней.

— Мама заболела. Она не рассказывала никогда о своей болячке и что ей, в принципе, было нельзя рожать. Наверное, не хотела, чтобы я вину на себя брала. Или в другом причина — кто ж теперь скажет. У нее мужчина появился перед тем, как она вконец слегла. Пётр после ее смерти начал меня в этом обвинять, пить, выживать из дома. Вот у него, вероятно, и есть все от головы. А в случае с моей мамой, с наследственной болезнью... тоже голова виновата?

Затрагиваю эту тему и снова все вспоминается: как в холодильнике лежали ампулы, какие-то коробочки с таблетками. Как она, прячась от меня, делала себе уколы в живот, думая, что я не вижу. Как ее тошнило почти каждый день. В поликлинике тогда сказали: «по женской части», стресс. А потом приехала скорая, и все стало по-другому. Врачи обследовали. И одна молоденькая женщина, медик или кто она там была, подошла ко мне и сказала: у нее органы будто сами на себя напали. Я еще тогда подумала: как это на себя самого? Как можно? Оказалось, можно. Не просто напасть. Убить. Вот только при чем тут, черт возьми, голова?

— Чем болела-то?

— В карте написали: "СКВ в стадии обострения." Как мне объяснили: иммунитет сработал на уничтожение организма.

— Волчанка, что ли?

Киваю.