Девочка (не) Джеймса Бонда

1 глава. Серый волк и Красная Шапочка

Все персонажи и события  вымышлены.  Любые совпадения случайны.

Стальной

Ты обалдел, Стальной. Она ж  девочка ещё. Малолетка двадцатилетняя. На джинсах бусинки. И футболка с японскими мультиками. И совершенно однописуально, что это называется анимэ. Мультики они и есть мультики. Как их не назови. А под футболкой... прямо как эта мексиканская собачка: то есть, ни чихуахуа себе! Да заткнись уже, старый козел. Нельзя! Нельзя! Ей двадцать, тебе сорок. Это в твоём поколении двадцатилетние тёлки уже коляски с живыми ляльками катали, а в твоей профессии так и вообще матерели. Эта девочка из другого поколения. Миллениалы –они маленькие до тридцати пяти лет, если не больше. Недаром ЮНЕСКО возраст молодежи продлила чуть ли не до сороковника. А что делать, если они все, как "Киндер-сюрпризы"? Снаружи вроде взрослые, продвинутые, инет из ушей торчит. Айфоном научились пользоваться раньше, чем ты впервые голую бабу увидел. А внутри молокососы: белый слой молочной начинки и куколка.

А эта малышка, Аня,  вообще девушка твоего сына Сашки. Неважно, что сын биологически не родной. Ты же его с пелёнок растил, когда его мать, твоя родная сестра и ее муж погибли в автомобильной катастрофе. Ему тогда три месяца было. А тебе двадцать. Тоже огрызок мелкий, конечно. Но на роль папаши грудью лег, как на амбразуру. А теперь увидел девчонку Сашки и к полу прирос. Буквально обалдел. И от кого? От какой-то нежной студенточки. А всё потому, что она на тебя так смотрит, как  анорексичка на мороженку. Ну хватит. Отомри уже,  озабоченный павиан! Не для тебя эта девочка. Прикрой рот с той стороны и поздоровайся с ней, как в лучших домах Парижа. А потом сына поздравь и уноси ноги от греха подальше. На тебе, Стальной, этих грехов столько, что в аду давно персональный котел приготовили. С надписью: "От нашего стола к вашему столу". Ты когда сдохнешь, черти даже не дадут патологоанатому к тебе подойти. Сразу умыкнут в пекло.

Игрушка она. Ты чего с ней делать будешь? В игры играть? Или ролики в инете смотреть? Так что заканчивай бодягу, Стальной. Конечно, любому мужику приятно, когда девушка вся млеет и краснеет. Тем более, такая юная. Но нужно и меру знать. Верни птенца в гнездо. Иначе пронесешься над здравым смыслом, как Гагарин над землёй. Родина слышит, Родина знает, как в вышине ее сын пролетает. Интересно:  ей эта песня знакома? Да точно нет. Хотя…  сейчас молодняк  всю советскую классику перепевает. Все эти мальчики с гнусавыми голосами и одинаковыми мордахами.  Главное, чтобы под роликом на ютьюбе было побольше не русских слов: фит-бит-мит-шмит-мерч, ди джей Грязь Подколёсная энд Морген- Гутен-Таг, и деваха на подпеве, тощая, как глиста в обмороке.

А ты, Стальной, даже их имен запомнить не можешь. Хотя у тебя в телефоне ни одного записанного контакта. Всё только наизусть.

Так что,  чувак, катись-ка ты колбаской по Малой Спасской. Бабы у тебя давно не было. Некогда потому что. Или стареешь. Сороковник, конечно, не приговор. Но силы уже приходится распределять и экономить. Особенно при твоей работе. Раньше мог завалиться на хату с двумя красотками, всю ночь "читать им лекцию о международном положении", два часа прикемарить, и на рассвете, как огурец. А сейчас уже проспишь до обеда. А потом будешь полчаса искать ключи от машины, себя в зеркале и вчерашний снег. Но как же всё-таки двигаются эти анимэшки у  Ани на футболочке, когда она вздыхает! Прямо на груди  подмигивают  тебе мультяшные глазки этой японской ерунды. Черт его знает, как мультик называется, но ты, Стальной, его бы назвал истинно по-японски: "Кому То Хировато". Ох, ёлки зеленые!

Аня

Пропала. Совсем. Мамочки! От него пахнет дорогим одеколоном и опасностью. Если любви с первого взгляда не существует, то почему я приросла к полу и не могу двинуться? Он улыбается. Но в узких от природы глазах какая-то настороженность. Волчья. Инстинктивная. Ее нельзя увидеть. Только почувствовать. И от этой хищной опасности у меня сладко замирает сердце. Да и внизу тоже замирает.

Он стоит, широко расставив ноги в черных джинсах. И мне  так нравится легкая кривизна его ног со стопами внутрь. Так бывает у тех,  кто занимается восточными единоборствами. И  еще от него пахнет сдержанной силой.

Музыка внезапно смолкла. Я осталась в тишине. Только сердце тук-тук-тук. И ноги подкашиваются.

–Аня, Ань, ну ты чё залипла? Познакомься с моим дядей, о котором я тебе столько рассказывал, –донесся откуда-то издалека голос Сашки. –Его зовут Никита Стальной.

И тут я отлипла. И в  коронной своей манере говорить глупости, когда очень хочется произвести хорошее впечатление, спросила:

–Стальной? Это никнейм такой?

Никита приподнял одну бровь и молча окатил меня взглядом. Как холодной водой из ведра.

–У моего поколения, детка, никнеймов нет, – его узкие губы с трудом приоткрылись, как будто им было жаль тратить силы и слова на такую дуру, как я. –Мы как-то всё по старинке. По пачпорту, так сказать.

– Это его настоящая фамилия, – подтвердил Саша. –Просто я – Колесников,  так как мама в замужестве взяла папину фамилию. А девичья у нее была Стальная. Но можно звать его просто Китом. Потому что он большой и добрый, как кит.

–Можно, – легко согласился Никита. –Но не нужно. Никита Ильич звучит лучше. Компроме, милая барышня? –и снова ледяной взгляд из-под длинных, светло-коричневых ресниц.

2 глава. Дед Мазай и зайчик

Ладно, времени нет. Стальной хлопнул ладонью по багажнику и сказал:

–Давай так сделаем: я тебя отвезу к себе, промоем боевые раны, наложим повязки. И так и быть, дам тебе сладкого чаю. Может быть, даже с печеньем, если будешь себя хорошо вести. А утром посажу на такси и отправлю домой. Чтобы бабушка не волновалась. Идёт, Аня? Можно тебя так называть?

– Можно, – легко согласилась она. –Но не нужно. Я – Анна Владимировна.

Стальной, который было подложил под нее руки, чтобы отнести в машину, замер от неожиданности. Эта маленькая поэтическая стерва ему вернула его же шпильку, которую он воткнул в ее мелкую попу там, на вечеринке у Сашки.

Стальной с трудом придал лицу серьёзное выражение и спросил:

–Позволите ли, Анна Владимировна, отнести вас в кабриолэт? Прошу прощения, что не могу подать вам экипаж, запряженный четверкой вороных. Виноват! Исправлюсь! –он браво щелкнул каблуками сапог.

–Благодарю вас, Никита Ильич. Буду очень признательна! –с серьезной миной ответила она.

Держись, Стальной, держись, чтобы не хрюкнуть от смеха! Зубастая мелочь играет если не в куклы, то в серьезную взрослую тетю. Это она так к нему подкатывает? Приятно, конечно! Чего уж тут скрывать? Ладно, можно и подыграть. Он подхватил Аню на руки и понес в машину. Бережно усадил девушку на переднее сиденье. Завел мотор и в салоне машины заиграла музыка. Вечно стоящая на автоповторе "Пачка сигарет" Цоя.

Но если есть в кармане пачка сигарет,

Значит всё не так уж плохо на сегодняшний день

–А я знаю, кто это поет, –Аня пристегнула ремень безопасности. –Это Виктор Цой.

– Это, Анна Владимировна, вечная музыка. А не этот ваш шаляй-валяй, –презрительно поморщился Стальной. – А ты откуда знаешь, кто это?

 – У меня есть папины вещи, –она отвернулась от него и прижалась лбом к стеклу. – Там кассеты и даже маленький такой плеер к ним. Я все кассеты слушала. Мама рассказывала, что папа во все горячие точки всегда возил с собой плеер и кассету Цоя. Особенно любил"Пачку сигарет" и "Группу крови".

– Правильный у тебя папа был, – уважительно сказал Стальной, трогая машину с места.

– Да, –коротко ответила Аня, откинулась на сиденье и вдруг отключилась, как заводная игрушка, у которой закончилась батарейка.

Да твою же дивизию! Только этого ему не хватало! Пьяный ребенок в машине. Вот дурочка! Ну не умеешь пить, так не берись. Алкоголь вообще зло, даже для тех, кто умеет, а уж для юных дев это совсем за чертой!

 Всю дорогу до дома Аня провела в отключке. И Стальной даже пару раз прикладывал руку к пульсу на ее шее. По прибытии Стальной на руках вытащил Аню из машины, зашел в подъезд. Чертыхаясь, ногой нажал на кнопку вызова лифта и занес девушку в квартиру. Придется тебе, Стальной, побыть дедушкой Мазаем и спасти зайчика от потопа, усадив в лодку.

В гостиной его ждала Рухама в своем обычном репертуаре. То есть, почти голая Рухама, если не считать изящных алых туфель-лодочек на "шпильках" и крошечной алой комбинации. Трудно себе представить более не романтичную женщину. Если бы был конкурс на не романтичных женщин, то Рухама была бы членом жюри. Все эти прелюдии с медленным обнажением, томными взглядами, страстным шепотом действовали ей на нервы. Романтику она понимала как сразу, много, часто и без устали.

Рухама тщательно осмотрела бесчувственную Аню, бессильно повисшую на руках Стального, удивленно хмыкнула, поставила на журнальный столик бокал с вишневым соком и насмешливо протянула:

– Стальной, это твоя игрушка, которую ты так долго искал? С каких это пор ты стал брать работу на дом?

– Это не связано с работой, Рухама. Это другое.

–Не пугай меня! – Рухама с притворным ужасом положила руку на высокую полную грудь. – Только не говори, что это личное. 

–Это личное. Но не мое личное. Рухама, не дави, –скривился Стальной. – Лучше помоги, – он быстрым шагом пересек гостиную, занес Аню в спальню и положил на кровать. – Ее нужно раздеть. А мне, как ты сама понимаешь, это не совсем удобно.

–Ага. Значит, раздеть, а после позвать тебя и поиграть втроем? – уточнила Рухама.

–Нет, – огрызнулся Стальной. –А после тебе нужно одеться и уехать домой.

Стальной вернулся в гостиную, достал из кармана куртки ключ, отпер верхний ящик секретера из красного китайского дерева и достал компьютер. Удобно расположившись на диване, он начал

просматривать фотографии девушек. Совещание в конторе рано утром. И кроме выбранной и уже обученной кандидатки, нужно еще на всякий случай предоставить фото других, изображая, что он все-таки советуется с коллегами. Просто чтобы не было разговоров, что Стальной –диктатор и упрямец, который решает все единолично. В принципе, мнение коллег его не очень волновало, так как главным координатором операции был он сам. Но так как в операции участвовали не только зарубежные партнеры, но и свои из конкурирующих ведомств, то приходилось изображать демократию и плюрализм.

И в этот момент из спальни раздался крик. Одним прыжком Стальной взвился на ноги и понёсся в спальню. Аня, испуганно визжа, хваталась за свою одежду, которую Рухама пыталась с нее стащить. Причем абсолютно молча.

3 глава. Сюрприз от стервы

В конторе все уже собрались на совещание. Стальной чудом умудрился не опоздать. Он зашел в кабинет и окинул его быстрым взглядом. Полный комплект: военные, коллеги из трех зарубежных контор и невысокий полноватый мужчина с круглым лицом. Он выглядел добродушным дядькой, который регулярно ездит на рыбалку, ходит за грибами и солит огурцы со своего огорода. Такой Маринуй Иванович. И вполне мог бы это всё делать, если бы не был советником по особым поручениям президента Российской Федерации.

Все ждали только Стального –главного куратора операции. Нужно бы ещё оркестр у входа и цветы. Стальному категорически не нравилось такое количество вовлеченных структур. Но новый шеф конторы обожал совместные операции в духе времени: мы, мол, теперь друг другу не враги, потому что нужно объединяться против одного главного врага –мирового террора во всех его разновидностях.

–Доброе утро, Никита Ильич, –пропела Рухама, ехидно улыбаясь. –Надеюсь вы себя хорошо чувствуете?

–Вашими молитвами, Рухама, –улыбнулся Стальной и сразу же

приступил к делу.

Вывел на экран ноутбука фото главной кандидатки, отобранной из десятков других, и включил трансляцию на огромный монитор, занимающий всю стену.

– Вот она, – Стальной повернулся к монитору. – Наталья Свиридова. Мама – русская. Папа –арабский студент. Христианин из Ливана, светлый и голубоглазый. Мама типично славянской внешности из серии: "Не дошли монголо-татары". Поэтому девушка получилась беленькая, но с очень интересными чертами лица. Это и есть тот самый и единственный тип женщин, который любит Амин Аль-Ваффа. Все три его предыдущие любовницы были итальянками по паспорту, но смешанных кровей. Все три – христианки разных конфессий. Вот они, –Стальной вывел на монитор три фотографии юных блондинок.

 Обратите внимание: у всех был примерно такой же тип лица, как у нашей кандидатки. При том, что они блондинки европейского и славянского происхождения, но есть в их чертах лица легкий средиземноморский намек. И ни к одной из них Аль-Ваффа не прикасался физически. Только смотрел. Но при этом ни одна из них не выжила.

– Почему? –спросил советник президента. – Что он с ними делает?

–По-разному, –уклончиво ответил Стальной. – В большинстве случаев он просто нанимает людей и смотрит, как девушки умирают после того, как сам Аль-Ваффа насмотрелся на их тела.

– Псих ненормальный! – не выдержал генерал Плетнев, который координировал операцию со стороны военных.

–Согласен, –кивнул Стальной. – И не только в этом смысле. Поэтому я с самого начала говорил, что его нужно просто ликвидировать старым дедовским способом.

–Тогда на его место придет кто-то другой, и, возможно, будет еще хуже, -возразил советник президента. – Его нужно дискредитировать. Сегодня, чтобы кого-то уничтожить, не нужно убивать. Нужно сделать его посмешищем, и тогда все двери перед ним закроются. Он ведь не открытый глава террора, как Бин-Ладен, а серый кардинал тайной политики. И без его авторитета он никто. Даже не ноль, а хуже. Потому что арабский мир не прощает потерю авторитета и чести. Для них это хуже смерти. Честь – вот из-за чего там начинаются все кровавые войны, которые длятся по несколько веков. А для Амина Аль-Ваффы честь – это всё. Даже его имя переводится как "честный", а фамилия как "преданный". Если сумеем его поймать в ловушку, то он вынужден будет на нас работать, боясь огласки. Тогда мы сможем ставить условия, а не наоборот.

– Насчет девушек… возможно, какая-то детская травма? Юношеская фантазия? – спросил генерал Плетнев.

– Не возможно, а точно, –кивнул Стальной. – Амин Аль-Ваффа родился в Бейруте. Там много христиан-маронитов, ливанских католиков, принадлежащих к восточно-католической церкви. Когда-то до военного переворота и войны 70-х годов, они были ливанской элитой. Отец Амина готовил его к управлению ведущим в Ливане политическим кланом. Его семья была самой влиятельной в Бейруте. И было понятно, что Амин, как старший сын, унаследует управление, финансовое обеспечение и всю логистику. Вместо этого в семнадцать лет Аль-Ваффа влюбился в девочку-христианку, дочь богатого бизнесмена-маронита, которая жила по соседству. Отец ее был ливанцем, а мать – русской из Питера. Девочка была похожа на мать, милая блондинка. Но ливанская кровь все же взяла свое. При том, что у нее был славянский тип лица, легкая средиземноморская изюминка придавала ей пикантности. Девочка тоже влюбилась в Амина. И они, изображая Ромео и Джульетту ближневосточного разлива, даже попытались сбежать в Европу. Но отец Аль-Ваффы узнал об их планах. Девочку убили. А Амина отец наказал. Так избил, что у него на лице навсегда остался шрам: рассечённая надвое бровь. После этого Амина пытались женить на правильной мусульманке, чтобы породниться с другим влиятельным кланом. Но он дал клятву своей девочке не прикасаться к другим. И сдержал ее. И эта клятва стала основой его могущества. Потому что клятва именем Аллаха священна. И тот, кто держит клятву – великий человек. Официально Аль-Ваффа всем рассказывал, что он поклялся не прикасаться к женщине, пока мир не будет очищен от скверны во имя Аллаха. Это звучало лучше, чем клятва верности женщине. Но неофициально, будучи цельной натурой, он продолжал любить свою эту девочку. Вообще-то клятвы безбрачия очень не поощряются в исламе, так как продолжение рода –священная обязанность каждого мусульманина. Но такая железная последовательность и верность клятве всегда вызывает глубочайшее уважение.

–Не понимаю, –нахмурился генерал Плетнёв. –Он дал клятву к женщинам не прикасаться, но при этом у него были любовницы. Это как?

4 глава. Танк и нецелованная дурочка

Участники совещания потянулись к выходу. Рухама задержалась, собирая фотографии и документы на столе. Стальной не сдвинулся с места, внимательно глядя на нее и ожидая, пока все разойдутся. Коллеги осторожно обходили их, бросая любопытные взгляды. Когда кабинет опустел, Стальной одним прыжком вскочил на ноги и молниеносно оказался возле Рухамы.

–Ах! –громко вскрикнула она, старательно изображая испуг.

–Не ломай комедию, милая, – попросил Стальной, нависая над ней.

– Согласна. Давай будем ломать мебель, как тогда, в Париже, пятнадцать лет назад, помнишь? – страстным шепотом проворковала она, села на стол и обхватила его ногами.

При этом взгляд ее оставался жёстким и колючим.

–Чего ты хочешь? –Стальной обхватил ее за талию и погладил идеальной формы колени.

–Ты о чем? –невинно осведомилась она, запустив руку ему под рубашку.

–Зачем тебе эта девочка?

Рухама отодвинулась от него и положила ногу на ногу.

–Ох тебя и зацепило, Стальной, – насмешливо пропела она. – Седина в бороду, бес в позвонки?

– В ребро, – автоматически поправил ее Стальной.

– В ребро – это извращение, – улыбнулась она, сверля его злым взглядом.

Она не простила тебя, Стальной. Не простила. И ее можно понять. Ты был единственным, с кем она не играла. И именно ты стал ее самым большим разочарованием. Можно соврать. Сказать, что дело не в девочке, а в том, что нет времени для экспериментов и ерунды. Потому что слишком многое на кону. Но зачем? Она видит тебя насквозь. Она –единственная женщина, которая понимает тебя даже лучше, чем ты сам понимаешь себя. Поэтому врать бесполезно, угрожать бессмысленно, пугать смешно. Значит, нужно просто попросить. По-человечески. В их профессии, где все врут каждую минуту из чувства долга, искренность ценится дороже золота.

– Просто отпусти ее, Рухама. Прошу тебя!

Она замерла, удивленно глядя на него. И вдруг в ее глазах мелькнула такая боль, что она даже постарела на пять лет, как минимум.

– Отпустить? – хриплым шепотом спросила она и резко встала, отвернувшись к окну. – Отпустить? – прошептала она снова.

Повернулась лицом к Стальному, подошла вплотную, приподнялась на цыпочки, заглядывая в глаза, и горько выдохнула:

– А что же ты меня не отпустил тогда, пятнадцать лет назад? Нас с тобой не отпустил? Единственный раз в жизни я хотела всё бросить. Уйти на покой, завести маленький домик, родить детей. С тобой, Стальной, с тобой, –она стукнула его кулаком в грудь. – А ты мне тогда сказал: "Страна на первом месте!" А через пять лет у тебя появилась Яна, и ей ты так не говорил. Ей ты сказал, что она на первом месте. Почему, Стальной? Чем я хуже?

Как можно ей объяснить, что Яна научила его существовать с женщиной в одном пространстве? А ведь он о многом не догадывался.

Не догадывался, что когда она лежит рядом с ним в постели, он должен сначала убрать ее длинные и роскошные волосы с подушки, и лишь потом обнять. Чтобы не наступить локтем и не причинить ей боль.

Не догадывался, что когда у нее эти дни, ее нужно обнимать и кормить сладостями, потому что ей плохо. Ведь когда Стальному плохо, то лучше к нему не подходить. И это сразу видно по его нецензурному выражению лица.

Не догадывался, что если она истерит и плачет, то не потому, что она –стерва. А потому, что она таким образом просит о помощи. Она всё может сама, но ей важно, чтобы рядом был большой и сильный мужик, который подойдет и скажет: " Я сам!"

Она научила Стального читать женщину, как открытую книгу. Те, кто говорят, что женщина –это тайна, просто не знают женского алфавита. У них ведь всё написано на лице. Только нужно всмотреться. Женщины не знают, чего они хотят. Им не обязательно знать. Для этого женщинам и нужен мужчина. Чтобы вовремя предугадывал все их желания и немедленно исполнял.

–Молчишь, Стальной? Тебе нечего сказать?

– Яна умирала, Рухама, – тихо выдохнул Стальной. – Я сказал ей это перед смертью, чтобы она ушла спокойно.

–Врешь! –вскинулась Рухама, ее глаза полыхнули ненавистью. –Ты бы сказал ей это и так. Ей, а не мне! Интересно, что ты говоришь этой малолетней дурочке? Как ты ее оберегаешь! Аж трясешься. И это при том, что стоит на кону. Если заставить Амина Аль-Ваффу быть сговорчивее, то он может надавить на кого нужно, провести сложную многоходовку и снять с России часть международных санкций, которые душат твою страну. И что делаешь ты? Не желаешь пожертвовать одной писюхой.

Стальной присел на край стола и устало закрыл глаза. Рухама была права по сути. Европейцы не меньше России были заинтересованы в снятии или хотя бы послаблении санкций, так как устали делать бизнес с Россией с черного хода. Но внешне следовало соблюдать приличия, и, главное, конвенции, в которые, как в ловушку, европейцы сами себя и поймали. Иногда со стороны казалось, что оранжевые революции и бунты начинались с такой мелочи, что выглядели случайностью. И только контора Стального знала за сколько лет до этого были продуманы такие мелочи и какой сложный план стоит за этой случайностью.

Дипломаты и политики давно разработали сложную многоходовку, которая упиралась в согласие между непримиримыми врагами. Это как домино: толкни одну кость, стоящую на ребре, и она повалит все остальные. Проблема в первой доминошке. И этой доминошкой и был Амин Аль-Ваффа.

5 глава. Разорванный панцирь Стального

Аня

Семейные воскресные обеды всегда были для меня пыткой. Единственный, кто меня понимал – это бабушка. Мы с ней жили отдельно, в ее крошечной квартирке на Арбате, которую когда-то дали ее мужу, моему покойному деду. Отчима бабушка ненавидела всем сердцем. Считала солдафоном, грубияном и дураком.

 –Понимаешь, каким нужно быть идиотом, – говорила бабушка моей маме, медленно и аккуратно моя посуду, – чтобы каждое воскресенье собирать своих этих ужасных сослуживцев. Выслушивать в сотый раз их дурацкие плоские анекдоты, терпеть мои шпильки, портить выходной, только чтобы показать всем, что у него якобы образцовая семья! И совершенно неважно, что это благополучие фальшивое и намалевано яркими красками на картоне. В точности, как нарисованный огонь в очаге в каморке Папы Карло!

 –Ты не понимаешь, – шипела моя мама, выхватывая из рук бабушки мокрые тарелки, и с такой яростью их натирала, словно хотела проделать в них дыру, – это семейные скрепы, понимаешь? Основа нашей нынешней государственности. Как мой муж может управлять обороной страны, если он даже своей семьей нормально управлять не может? Ты не понимаешь, что его никуда не продвинут? Что таким людям, как его начальство, важно, чтобы всё было под контролем? Что для них карьера начинается в семье, и они внимательно за этой семьей наблюдают?

– Я тебя умоляю! – морщилась бабушка. –Куда его можно продвинуть? Он же работает в департаменте военного имущества. Почетный и коронованный завхоз министерства обороны. У твоего Васятки скрепы могут быть только в анусе.

 –Перестань, перестань! –мама швыряла тарелку в сушку и ее глаза наполнялись слезами. –Он – мой муж! Он – отец моих детей, в конце концов!

–Он – отец только одного ребенка, Танюшки, –не сдавалась бабушка. – Бедная девочка, как ей не повезло с генами! Слава богу хоть Анечку обошла стороной эта скорбная доля. Я не понимаю: как можно было после твоего первого мужа выйти замуж за этот кошмар?

Моего отца бабушка обожала и часто о нем рассказывала.

–Анечка, если бы ты его видела, –бабушка закатывала глаза, – красавец был! Высокий, статный, глаза голубые, но с восточной миндалинкой. Волосы темно-русые, прямые, но невероятной густоты! Вроде бы на первый взгляд очень похож на европейца, но миндалевидный разрез глаз и высокие скулы сразу выдавали в нем жителя Ближнего Востока. Ты от него полностью взяла форму глаз и скул. Настоящие ливанские арабы из аристократических семей все светлые и очень породистые. Приехал к нам из Бейрута учиться в военном училище. А как на нем сидела военная форма! А какой он был образованный и милый! Мы поначалу никак не могли выговорить его имя. Да и никто не мог. Его звали Сахид -аль -Алин. И фамилия: Аль-Шамс. Так вот когда он решил остаться здесь и женился на твоей маме, то из уважения к нам всем поменял имя на Владимира, потому что по-нашему Сахид -аль -Алин – это Володя. А фамилия его в переводе означает: солнце. Вот он и взял фамилию Солнцев. Поэтому ты, Аннушка, тоже Солнцева, а не прости меня, господи, Рыкова по отчиму. Достойнейший был человек! Не то, что Васятка, –она бросала презрительный взгляд на отчима. – Прав был Михаил Афанасьевич Булгаков: порода –она всегда чувствуется. И вопросы крови – самые сложные вопросы в мире! 

–Этот кошмар, как ты соизволила выразиться, –тут же вмешивалась в разговор мама, –строил дом так, чтобы у тебя в нем была своя отдельная, большая и очень удобная комната на первом этаже, с выходом в сад. Чтобы ты, мама, на лужайке цветочки нюхала! Так ты предпочитаешь ютиться в крошечной квартирке в загазованной Москве, лишь бы не признать, что Вася о тебе забоится.

– Я тебя умоляю! – прижимала руки к груди бабушка, –он о себе заботится. Всё надеется, что я помру, так меня через сад будет удобно выносить. Не дождётся! Я предпочитаю жить в Москве, рядом с народом. Как все пролетарии.

–Мама, что ты несешь? С каких это пор потомственные московские врачи в десятом поколении стали пролетариями?

–С тех самых, как жили на зарплату, не воруя! – воинственно возражала бабушка. –Это откуда у государственного чиновника, пусть даже из минобороны, такие деньги, чтобы отгрохать трехэтажный коттедж в элитном поселке, а? И моя внучка Аннушка со мной согласна. Поэтому и живет со мной в нашей маленькой, но гордой квартире, а не здесь в нахапанных хоромах!

–Ты невыносима! Невыносима! –рыдала мама.

–Да, я невыносима, –соглашалась бабушка, –потому что вы меня не вынесете ногами вперёд через ваш этот сад!

Она победоносно вздёргивала очки на нос. Последнее слово в споре всегда оставалось за ней. Сдаваться она не собиралась. И когда за огромным столом в просторной гостиной собирался весь цвет министерства обороны, она начинала непринужденно, но вполголоса разговаривать со мной на английском, итальянском или французском. Собственно, благодаря бабушке я с детства в совершенстве выучила английский и итальянский. И чуть хуже французский. Просто потому, что не очень его любила.

Но мой отчим, как настоящий военный, тоже не собирался сдаваться. У него не было ни малейших способностей к иностранным языкам. Лет десять подряд он пытался выучить английский. И иногда, расслышав знакомое английское слово, радостно бросался поддержать беседу, выговаривая сложные фразы с таким кошмарным акцентом, что бабушка морщилась, потирала виски и брезгливо цедила сквозь зубы:

– Вассылий, – его имя она почему-то всегда произносила с французским прононсом, –умоляю! Твое произношение, согласно последним инструкциям коммунистической партии перед распадом Советского Союза, оскорбляет мой тонкий слух. Перейди на родную речь, окажи милость!

6 глава. Мы сдохнем от счастья!

Аня

О чем можно столько разговаривать? И почему я сижу здесь и жду? Какого чёрта отчим за меня решает? Кит пригласил меня на работу. Меня, а не отчима. Почему он должен проходить дурацкую проверку? Сейчас пойду в кабинет и пусть разговаривают при мне. Это какая-то дикость, в конце концов! Я вскочила со стула.

–Сядь, Аня, –сказала мама вполголоса и сделала страшные глаза. –Немедленно! Они сейчас выйдут.

Я села и прижалась к бабушке.

–Не волнуйся, моя девочка. Все будет хорошо, –бабушка поцеловала меня в лоб.

– Бабушка, это какой-то домострой. Почему он за меня всё решает? –пожаловалась я.

–Потому что нужно понимать, какую должность Вася занимает. В нашем доме случайных людей быть не может, –прошипела мама.

–Ой, не говори глупости, дочь, –скривилась бабушка. –Можно подумать, что он министр обороны. Всего лишь начальник департамента военного имущества. Завхоз, фактически. Просто натура у него такая солдафонская. Как Аннушка верно выразилась: развел домострой. Мы не в армии, чтобы по струнке ходить. Мы…

Договорить бабушка не успела. Стальной стремительно и легко сбежал по лестнице второго этажа, зашел в столовую и сказал:

–Благодарю за гостеприимство. Все было очень вкусно! Серафима Андреевна, –он поклонился бабушке. –Полина Арсеньевна, – следующий поклон предназначался маме.

–Уже уходите? А как же чай с пирогом? –огорчилась бабушка. –У меня есть дивный семейный рецепт.

–Страшно сожалею, –Стальной даже прикрыл глаза от огорчения, –но вынужден откланяться. Дела, всегда дела. Если вы не возражаете, этот пирог отведаю в следующий раз.

–Конечно! –улыбнулась бабушка. –Мы всегда вам рады. В будние дни мы с Анечкой живем в городской квартире. Я прослежу, чтобы внучка черкнула вам адрес в телефоне. И милости прошу в гости!

– Всенепременно! –Стальной прижал руку к груди.

Он пошел к двери. Я поспешила за ним, провожая, и вышла в сад.

–Спасибо, что пригласили, Анна Владимировна, –улыбнулся он.

–Я знаю, что отчим вам нахамил, Никита, –я не поддержала его шутливый тон. – Если предложение в силе, то я готова…

Кит внезапно взял меня за руку и наклонился с высоты своего огромного роста.

–Тебе не нужно ссориться с семьей, Аня, –серьезно сказал он. –Может быть, твой отчим и прав. В Москве спокойнее.

–Меня не волнует, что он говорит. Это моя жизнь! И я хочу принять ваше предложение, Никита.

Он как-то странно на меня посмотрел и улыбнулся:

–Ух ты, какая смелая и взрослая. А не страшно? – он шагнул ко мне, почти прижимаясь.

В его глазах вдруг мелькнуло что-то такое пугающее, холодное, как покрытая инеем сталь. Я даже растерялась. Еще минуту назад он был очаровательным, вежливым, интеллигентным. И вдруг в лице промелькнуло что-то волчье. Как будто он собирался щёлкнуть зубами.

–Ннеет, –проблеяла я и невольно поёжилась.

Кожа вдруг покрылась мурашками. В саду резко похолодало. А ведь еще пару часов назад была такая теплая золотая осень. А сейчас небо покрылось свинцовыми тучами. И такой же тяжелый свинец заливает глаза Стального. Тьфу ты! Опять напридумывал черт знает что! Вот же он, Кит, большой и добрый. Стоит рядом и в его глазах отражаются фонари. И ничего не страшно. Просто погода испортилась, и всё! Первые капли дождя, крупные и нетерпеливые, забарабанили по крыше.

–А мне кажется, что да, тебе страшно, –спокойно ответил он и пошел по тропинке к машине.

Я взялась за ручку двери. В воздухе облаком витал его одеколон. Вдохнуть его аромат и не выпускать, держать в себе, чтобы он всегда был рядом. Я втянула воздух ноздрями и задержала дыхание. Голова тут же закружилась. Его шаги почти стихли. Мои пальцы легли на ручку двери. Нужно зайти в дом, но я не хочу! Я не хочу от него уходить! Нестерпимо хочется броситься за ним следом, придумать тысячи причин, миллион отговорок. Просто немного постоять рядом. Или посидеть в машине. Пусть поет этот его Цой, по стеклу барабанит дождь, а Кит будет держать меня за руку. И его губы будут так близко! Пусть он говорит ерунду, смеется надо мной, дает понять, что я дурочка. Но будет рядом. Этот мужчина – какая-то невероятная смесь опасности и доверия, надежды и безнадеги, сексуальности и страха. Что со мной? Я схожу с ума! Да плевать! Мне надоело быть хорошей девочкой!

Я повернулась, чтобы спуститься с крыльца, преодолела одну ступеньку и уткнулась лицом в грудь Кита. Как он подошёл так тихо, что я не услышала? Он погладил меня по голове и шепотом спросил:

–Не ушиблась?

Я молча покачала головой, продолжая упираться лицом в его грудь.

–Чего ты хочешь, а? –он взял меня за подбородок двумя пальцами и заставил посмотреть ему в глаза. –Только не играй со мной, девочка! Нельзя! Понимаешь? –в его голосе вдруг прозвучала страшная усталость.

В моей голове взметнулся вихрь дежурных возмущенных фраз. "Сам же и вернулся!" "Кто хочет? Я хочу? А ты?"

Фразы толкались, не соблюдая очередь, и пытаясь добраться до языка. Как много глупостей мы говорим, пытаясь скрыть свои мысли! Играем словами, боясь показать себя, настоящих. Где-то в глубине души я в этот момент ясно поняла, что с ним не нужно играть в слова. Что именно сейчас, в эту минуту, когда мы оба, не договариваясь, захотели пойти друг за другом, нужно сказать, как есть. То, что я чувствую. И будь что будет! Со вчерашнего дня мне больно, когда я не вижу его. Физически больно. Это просто адский ад! Неужели так бывает? Целый день я не могла найти себе места. Даже музыку слушать не могла. Нацепила наушники. Зарядила любимую песню: