Сердце безумно колотится в груди, словно загнанная птица, пытающаяся пробиться сквозь рёбра наружу. Пальцы нервно дёргают край красного (ну конечно же) платья, одолженного у соседки по общежитию. Оно сидит на мне так, будто шили специально под мои изгибы. Но каждая секунда в нём — как на иголках: я боюсь сделать неловкое движение, пролить что-нибудь на дорогой шёлк и потом всю жизнь отрабатывать его стоимость. А ещё боюсь опозориться. Потому что моя едва «двойка» в нём кажется полноценной «четвёркой» и так и рвётся вырваться на свободу.
Я никогда не была в подобных местах. Казино пахнет чужими деньгами, дорогими духами, раскалённым металлом фишек. Приглушённый свет бросает мягкие тени на лица, которые кажутся одновременно красивыми и опасными. Все эти женщины в блестящих платьях, которые стоят дороже моей годовой стипендии. Мужчины с хитрыми улыбками, будто жизнь у их ног, и они вертят ею как хотят.
Я оглядываюсь с тревогой, чувствуя себя как муха в стакане. Хочу выбраться. Убежать. Исчезнуть отсюда.
— Расслабься, — наклоняется ко мне Денис, мой одногруппник. Его галстук сидит идеально, а улыбка уверенная, почти дерзкая. — Просто улыбайся и сиди рядом. Всё остальное — моё дело.
Я киваю, вынуждая себя улыбнуться. Натянуто как маска. Маска, которая мне совсем не идёт. Но которую я добровольно надела этим вечером.
К столу подходит очередной игрок — крепкий, лысый, с тяжёлым взглядом. Он оценивает меня, не скрываясь, как товар на полке супермаркета, и садится, расставляя руки, будто собирается захватить стол себе.
Денис обещал, что это будет легко. Посидеть, пофлиртовать, отвлечь внимание, пока он «сделает ставку жизни». Надо только выдержать. Если мы не найдём денег — на экзамены можно не надеяться. А без стипендии я не смогу даже дожить до конца семестра. У мамы не попрошу. У мамы нельзя… Мама сама едва сводит концы с концами.
Время тянется, как заваренный кисель. Громкий лязг фишек, шелест купюр, отдалённый смех, нервные возгласы игроков — всё это смешивается в один густой шум, словно со дна аквариума. От всего этого у меня кружится голова. Становится душно и тошно.
Наконец Денис ловит мой взгляд. Его глаза светятся; он едва заметно кивает и поднимается.
— Пойдём, — шепчет, касаясь моего локтя. — Всё прекрасно.
Я выдыхаю с облегчением. Наконец-то. Страдания закончились.
Я встаю, осторожно расправляя платье, пряча руки, чтобы не выдать себя. Свой тремор. Вот только Денис решает, что я ещё сегодня не настрадалась, что ещё можно сыграть крикливую композицию на моих натянутых нервах. Он останавливается, поворачивается ко мне.
— Знаешь что… Выходи первой. Я здесь кое-что забыл. Туда, — указывает влево, где никого нет, — и сразу найдёшь выход.
— Хорошо, — говорю я автоматически и направляюсь в указанном направлении. Главное — как можно быстрее отсюда слинять. Это последний раз, когда я здесь появилась. Больше — ни ногой.
Я иду по длинному коридору, свет тускнеет, музыка и голоса остаются позади. За поворотом — тишина. Пустое пространство. Тупик. Мягкий ковёр глушит шаги.
Я останавливаюсь, морщу брови. Выхода нет. Наверное, на нервах свернула не туда. Поворачиваюсь и замираю.
Передо мной — трое мужчин. Хотя назвать их мужчинами трудно, учитывая их размеры. Высокие, массивные. Тёмные костюмы, которые в этой темноте кажутся вообще чёрными. И на их фоне сверкают белые рубашки — словно намёк на то, что они могут быть нормальными. Лица — каменные. Непроницаемые.
Охрана? Скорее всего. Хотя с такими лицами и за игровой стол можно садиться. Таких черта с два от игры оторвёшь.
Один из них качает головой, как будто уже устал от таких, как я. Пустоголовых кукол, жаждущих высосать как можно больше денег из очередного «дедушки».
— Извините, можно пройти? — Мой голос дрожит, но я стараюсь звучать собранно. Может, тоже заблудились? Извилина одна на всех.
— Можно, — отвечает один из них, хищно улыбаясь. — К шефу. На ковёр.
— Что? — моргаю я, в этот момент идеально входя в образ девочки с пустой головой, которая должна отвлекать внимание мужчин. — Вы… вы, наверное, ошиблись. Я просто ищу выход…
— Ошиблись? — хмыкает второй. — Интересно. А мы думали, ты умнее.
Думали они… А есть чем? Да, конечно, храбрость где-то глубоко-глубоко внутри меня. Снаружи я — загнанная в ловушку девочка, которая не понимает, чего от неё хотят.
— Я не знаю, о чём вы… Я здесь с другом, он…
— Он свалил, — перебивает третий, с самыми жёсткими глазами, которыми он пригвождает меня к ковру. — А тебя оставил. Платить придётся тебе.
— Платить за что?! — Я отступаю назад, упираясь лопатками в стену. Пытаясь слиться с ней, стать частью декорации. Воздух вокруг как будто становится гуще. Его катастрофически не хватает.
— За выступление. За участие. За спектакль. Называй как хочешь, девочка. — Его голос вкрадчиво-угрожающий. — Не на чай же пришла.
Меня хватают за руки. Попытки вырваться — бесполезны. Их пальцы — железные, равнодушные к моему дрожанию.
— Вы не имеете права! Вы не можете! Я вызову…
— Кого? — насмешливо перебивает один. — Крысюка, который свалил?
Меня буквально тащат по сужающемуся коридору. Меня уже охватывает паника — ледяная, глубокая, такая, что не даёт дышать. Я не кричу, потому что просто не могу. Только внутри, под рёбрами, всё сжимается в крошечную точку, пульсирующую страхом.
Дверь распахивается. Тёмная комната, едва освещённая лампой с мягким жёлтым светом. Я спотыкаюсь и падаю, слышен резкий треск — каблук не выдерживает, отрываясь от туфли…
Поднимаю взгляд.
Он сидит в кресле, как на троне, лениво раскинувшись, будто всё вокруг — его сцена, а я лишь эпизодическая героиня, которая ещё не осознала своей роли. Одна нога закинута на другую, в руке — бокал с тёмной жидкостью, едва сверкающей в мягком свете лампы. Другая рука лежит на подлокотнике — длинные пальцы ритмично постукивают по дереву, будто он давно ждал и теперь просто изучает моё выражение лица.
Взгляд не жестокий. Хуже. Спокойный. Слишком спокойный — как у хищника, которому не нужно спешить. В его глазах — безразличное любопытство. Человек, который видел слишком многое, чтобы что-то ещё могло его поразить. И всё же я вижу тот крошечный огонёк удовольствия.
— Д-добрый... вечер…
«Ага, можно даже сказать, чудесный! Каждый же вечер заканчивается вот так — на коленях перед взглядом хищника с глазами, в которых даже чертям холодно...»
— Давно у меня таких сообразительных не было. Сразу решила приступить к отработке? — от одного только взгляда незнакомца по спине пробегает холодок. В комнате становится морозно, и этот холод просачивается под платье.
«Словно пальцы этого мужчины? Настолько холодные, что обжигают…»
Тсс! Ты что несёшь???
— Это какая-то ошибка… — сглатываю каплю воздуха и выдыхаю на одном дыхании, наблюдая за тем, как мужчина приближается. Медленно, уверенно, будто берёт в плен мою душу.
Всеми правдами и неправдами поднимаюсь, сжимая в одной руке туфлю, а в другой — каблук.
— Правда? — Его палец касается моей щеки, обжигая её, а затем обводит контур губ, оттягивая нижнюю, и я чувствую солёный привкус. Словно он только что купался в море и решил дать мне попробовать, какая вода на вкус.
— Д-да… — пытаюсь не коснуться языком его пальца, не провоцировать, не играть в его игру, — я случайно здесь оказалась... честно.
— Хорошо, — больше не касается. Не смотрит. Обходит сзади, а я так и застыла на месте, на всякий случай ещё сильнее сжав каблук, — значит, и я случайно тебя…
Не договаривает. На этой фразе обрывается. Да и не нужно. Я всё понимаю по горячему дыханию сзади, которое упирается в мою шею... Оно вызывает стадо мурашек, которые бросаются в разные стороны, стараясь избежать очередного контакта с Сахином.
— Не подходите! — Отскакиваю, отбрасывая в сторону лишний балласт в виде туфли и выставляя перед собой каблук. Острой частью направляю на Мираса.
«Дура, она и в Гарварде дура!»
Внутренний голос присоединяется к мурашкам, оставляя меня наедине с этим сумасшедшим, который демонстрирует хищную улыбку, скользящую от моего «оружия» к лицу.
— Как тебя зовут, бедолага? — Мирас улыбается. Хищно. Насмешливо. Но, к счастью, пока не приближается.
— Какое это имеет значение? Я же уже сказала — я здесь случайно. Вы меня с кем-то перепутали. Мы можем исправить эту ошибку. Я тихонько уйду, и мы забудем об этом инциденте, — тараторю заведённо, пока чувствую смелость.
— Хочу знать, какое имя писывать на надгробии.
Что?
«А то! Вали, дура!»
Куда? Дверь за его спиной. Обойти его невозможно. А если брошу каблук?
Воспоминание — девятый класс, физрук и теннисный мяч, который вместо ведра попал в голову одноклассницы Оли. Тогда Григорий Петрович, он же физручелло (производное от «чучело»), сказал: «Ты бы справку принесла, что у тебя зрение минус десять, я бы тебя отгородил от нормальных людей!»
Что ж, с девятого класса ничего не изменилось. Сахин жив и здоров, и с улыбкой наступает.
Я начинаю кружить по комнате. Меланхолично ищу, чем могу защититься. Потому что в противном случае «отработаю». Стоя снова на коленях, но уже без платья подруги и нижнего белья…
Так, что мы имеем... Наверху — карниз с тяжёлыми шторами. Нет, не вариант. Пока его скину, меня возьмут в трёх позах, даже разрешения не спросят.
В углу — старомодная лампа. Прикидываю, отступая от обезумевшего Сахина. Вариант вроде ничего, заслуживающий внимания, только она далеко. Есть риск не успеть до неё добраться. Тем более выглядит массивно. Вот это я порадую мужчину, подбежав к этой лампе и безуспешно пытаясь её поднять.
Существует, конечно, вероятность, что он надорвёт пупок от смеха, и я смогу убежать, пока он будет его связывать обратно... Но не дам повода глумиться надо мной внутреннему голосу.
И тут вижу рамку. На стене. Тёмное дерево, а внутри — фишки. Такие, как на игровом столе. Только создаётся впечатление, что ими ещё не играли, выглядят новенькими, словно только что выпущенные с конвейера.
Рамка смотрится музейным экспонатом. Наверное, трофей. Память о победах. И ещё одно доказательство, что здесь всё принадлежит ему. Мирасу Сахину. Хозяину этой игры.
Что-то во мне щёлкает. Тумблер переключается. Я не фишка, собой играть не позволю!
Подхожу ближе к рамке, ещё шаг, и смогу протянуть к ней руку. Ещё шаг — и будет чем защититься!
— Отойди, — предупреждает Сахин, глядя туда, куда я направляюсь. Глаза ледяные. В них плещется ярость.
— Сначала вы отойдите, — не нравится? Отлично! Я не хочу быть удобной.
— Бедолага, не делай глупостей. Ты и так их наделала на полжизни вперёд.
— Нет, — бедолага? Что это за прозвище такое? Это намёк на то, что я бедная? Ну да, по сравнению с тобой, конечно, бедная. А всё потому, что я нормальный человек, а не как ты — мерзкий бандит!
— Бедолага!
А вот реакция у меня супер! Замечаю, как мужчина срывается с места, тут же хватаюсь за дерево рамки, успеваю отметить, что она гораздо тяжелее, чем я рассчитывала, и бросаю в Сахина. С надеждой, что стекло остановит мужчину, а фишки попадут туда, где у него чешется! Навсегда отбив желание приставать к ни в чём не виновным девушкам!
Рамка разлетается в воздухе. Стекло — сотни осколков. Каждая фишка — в свободном падении, пока не сталкивается с полом…
Комната застывает в тишине. Лишь губы Мираса шепчут:
— Бедолага, — приглушённый, едва слышный голос, а выражение его лица перекошено. — Ты хоть понимаешь, что только что вписалась в пожизненное рабство?
Я молчу. Но внутри уже паника. Что-то не так с этими фишками. Они не пластиковые. Они разлетелись на мелкие части. А эти части… сверкают, словно драгоценные камни…
— Я всё… возмещу… — произношу хрипло. Но сама не верю. Ни в то, что смогу это сделать, ни в то, что он позволит мне это сделать…
— Что ты возместишь? — Ноздри мужчины раздуваются, глаза наливаются кровью, а он сам готов меня убить. — Сапфиры? Рубины? Или, может, изумруд?
Ой, мамочки, нам крышка-крышка-крышка…
— Э… э… это… — заикаюсь. Что со мной? Я никогда не заикалась. Даже в школе, когда публично читала стих перед всем классом и упала со стула. Но теперь… это какая-то новая я. Версия со сломанным механизмом самозащиты.
— Я из тебя сейчас сделаю муху цеце! — рявкает он. И моя болезнь страха прогрессирует с бешеной скоростью.
— Это неправда! — выпаливаю, потому что если немедленно не возьму себя в руки, то психологических проблем станет в разы больше. — Это не драгоценности.
— Серьёзно? А что же это тогда? Конфеты?
Я осознаю, что выгляжу смешно. Забавный зверёк, загнанный в угол, пытающийся играть в логику с человеком, которому нравится ломать чужие жизни. И он, кажется, наслаждается этим зрелищем. Наблюдает. Позволяет мне ещё немного побарахтаться в своей «свободе».
— Просто стекло. Окрашенное, — добавляю, чуть ли не подпрыгивая от своего «гениального» варианта. — Хорошо сделанная подделка, но это стекло.
— Окей.
Что? Окей?.. Серьёзно? Это конец игры? Я могу уйти?
«Жизнь тебя ничему не учит», — трус, он же внутренний голос, громко хлопает себя по лбу, не сдерживаясь в оценке моих умственных способностей.
Это надежда! Маленькая, слабая, как котёнок, но она хочет жить.
«Ага, которая уже погасла», — сухо отрубает голос изнутри. И он прав.
Сахин отходит к противоположной стене. Автоматически бросаю взгляд на дверь. Сколько шагов? Пятнадцать? Двадцать? Да нет, бесполезно. Снаружи — охрана. Они здесь как сторожевые псы: зрение, нюх и кулаки всегда наготове.
— Держи, — бросает мне фишки. Опять эти фишки. Их металлический звук теперь мне будет сниться каждую ночь. — Если сможешь разбить так же, как предыдущие, так уж и быть — отпущу тебя и даже пальцем не трону.
— А если нет? — спрашиваю, хотя и так знаю ответ. И всё же спрашиваю. Как ребёнок, надеющийся, что монстр в шкафу — это просто куртка. Это же сделка? Соглашение без письменного подтверждения?
— У тебя всё равно нет выбора, — он отступает на несколько шагов назад и наклоняет голову, молчаливо приглашая: действуй. Порадуй хозяина. Заработай на вкусняшку, которая в моём случае выглядит как ещё пара секунд жизни в этом мире.
Эти фишки тяжёлые. Холодные. Как моё тело. И только сердце ещё колотится изо всех сил, пытаясь выдержать это напряжение.
Фишки тяжёлые. Холодные. Сжимаю их в ладони, словно костяные жетоны моей жизни. Пальцы немеют. Сердце стучит так, что отдаётся в голове. Замахиваюсь рукой и бросаю их об пол изо всех сил. Как можно дальше от Сахина. Пусть даже это будет последнее, что я сделаю правильно.
Глухой звук. Фишки, словно красные, синие и зелёные змеи, скользят по полу и останавливаются. Целые. Без трещины. Без единого скола. А внутри меня трещит что-то другое.
— Хороший камень, надёжный, — Мирас наклоняется и подбирает одну из фишек. Его взгляд спокойный, почти ласковый. Но от этого спокойствия мне наоборот становится ещё страшнее. — Таким и убить можно.
— Подождите…, — выпучиваю глаза на мужчину, искренне надеясь, что последнее уточнение меня не касается. Что эта «фишка» в его руке не по мою душу. — Как камень?
— Легко.
Он резко разворачивается в другую сторону, и четыре фишки летят в противоположную от нас стену. Ударяются об неё, оставляя приличные вмятины, а сами, целые и невредимые, приземляются на пол. Где-то в районе моей отвисшей челюсти.
— Это нечестно! — выкрикиваю, подбирая одну обратно.
— Нечестно? — перехватывает он, и через мгновение уже передо мной. Нажимает на плечо, и я оказываюсь на коленях. Быстро. Без возможности сопротивляться. — Это ты мне будешь рассказывать о честности? Когда ты со своим дружком-подонком пришла в моё казино с целью нажиться? Моих клиентов обмануть? Или, может, хочешь своей мордашкой ляпнуть, что этого не было, а видео на камерах — это тоже нечестно?
— Я… я… я…
— Супер! — злорадствует, торжествующе смотря на меня сверху вниз. — Вот и тяни своё «я», а я пока возьму задаток.
Его рука тянется к моему лицу. Плавно. Без спешки. Я ещё надеюсь, что он просто коснётся щеки, ударит, сожмёт подбородок — что-то «обычное» в его стиле. Но… пальцы меняют траекторию. И я вижу — он тянется к ширинке. Которую в следующую секунду тянет вниз. Металлический звук молнии проходит по моим нервам, к чертям их выжигая.
— Нет-нет-нет, — выставляю перед собой руки, защищаясь, понимая, что если он действительно захочет… То я ничего не смогу сделать. — Всё так и было. Да. Но это было разово. Только сегодня. Мы не хотели никому навредить, просто глупость… Просто…
— Ну, и я тебя просто…
Ирония отсутствует. Это бетон, который скоро меня раздавит и даже не заметит…
— Я вас прошу — нет. Я всё верну. До копейки, — тараторю заведённо, не думая, что говорю, с единственной целью — не допустить того, что Сахин собирается со мной сделать. — Дайте мне десять дней. Всего десять, и я всё отдам. Обещаю.
Он зависает надо мной. Дышит медленно. Я чувствую его дыхание на своей коже. Его взгляд давит.
— А если нет, тогда что?
Не отходит. Так и стоит надо мной. Но пока не применяет силу, и этому стоит радоваться.
— Тогда… — сглатываю воздух, пытаясь не расплакаться, — тогда я добровольно приду. И выполню всё, что вы захотите.
Он изучает моё лицо. Медленно. А потом смеётся. Тихо, коротко. Но смех этот, как и всё в нём, не имеет ничего общего с радостью. Это торжество власти.
— Добрый я сегодня, а ты уж слишком хорошо просишь. На коленях между моих ног тебе идёт. Ладно уж, дам тебе десять дней. Но если через десять дней денег не будет… тогда тебе придётся не только позу на коленях выучить. И даже не думай свалить из города. Я тебя из-под земли достану…
Дверь за моей спиной закрывается — глухой щелчок бьёт по нервам. И лишь теперь до меня доходит, где я. Куда меня занесли ноги, которые шли словно на автопилоте.
— Арианна?
Сначала удивлённый голос звучит из «будки» на входе, а затем появляется вахтёрша, не веря своим глазам.
— Боже, — Зинаида Валерьевна прикрывает рот руками, словно действительно увидела Всевышнего.
— Добрый вечер, — киваю головой, пытаясь выглядеть спокойно и вежливо, лишь бы пробраться в свою комнату без лишних вопросов.
Но она уже поднялась и двумя быстрыми шагами перегородила путь к лестнице. Не хватает только, чтобы грохнула палкой по полу со словами: «Ты не пройдёшь!»
Почему в голове эта глупая ассоциация? Наверное, нервы. Когда совсем плохо, мозг спасается иронией. Если бы не она, то я бы, наверное, просто упала на пол и растворилась.
— Арианна, девочка, что с тобой? Ты где…
У Валерьевны не хватает слов, чтобы описать шок, в котором она сейчас пребывает.
— Всё нормально, просто…
Я ловлю себя на мысли: неужели я настолько плохо выгляжу? Опускаю взгляд и вижу. Нога. Босая, чёрная от грязи, стёртая в кровь. Туфля в руке — глупая и ненужная. Я шла так почти через весь город. Мне хочется рассмеяться, но смех застревает в горле горьким комом.
— Ты где была?
Женщина максимально воспитанная. Добрая. Всю жизнь проработала в библиотеке, пока её оттуда не выставили за «почтенный возраст». С глубокими шрамами на сердце и мизерной зарплатой. Поэтому ей и пришлось идти работать вахтёром в общежитие. И, наверное, Зинаида Валерьевна не впервые видит студентов в таком состоянии.
— Я… — только вот дело в том, что женщина явно не ожидала увидеть именно меня в таком амплуа.
— Арианночка, деточка, — подхватывает меня под руку, словно боится, что я упаду без её поддержки. — Надо звонить в полицию. Немедленно.
Я вижу, как решимость собирается на её морщинистом лице. Она медленно направляется к рабочему месту, к телефону, единственному на всё общежитие, с которого можно вызвать полицию.
— Нет-нет, всё в порядке, правда, — я не резко, чтобы не обидеть, но уверенно отстраняю вахтёршу, и только сейчас замечаю, как печёт нога. Переношу на неё вес и чувствую, что она просто горит. Хотя, чему тут удивляться? — Я просто упала.
— Упала?
Недоверие, словно детская сказка, читается в глазах женщины.
— Да, — пусть она меня простит, но полиция — это явно не то, что сейчас нужно. — Хотела успеть на трамвай. Вы же знаете, как из Синегорского района трудно добраться. Транспорт ходит плохо, а если и ходит, то раз в два часа. Я почти успела. Почти. Немного опаздывала, вот и решила пробежаться.
Я поднимаю туфлю, демонстрируя «трофей» своего спринта. Улыбка рвётся наружу, но не доходит до губ. Это уже истерический смех, на грани слёз.
— Как видите, добежала. Ни трамвая, ни туфли. Не самый лучший вечер, так что, если вы не против, я пойду отдыхать.
— Тебе точно не нужна помощь?
Ну, если ваш муж долларовый миллионер и ему не жалко немного отсыпать мне денег, то можете помочь. Но судя по тому, что вы были вынуждены идти работать в таком возрасте…
— Нет, спасибо. Всё правда хорошо. Спокойной ночи.
Холодный коридор, по которому я пробираюсь на цыпочках, чтобы никого не разбудить и не нарваться на очередные расспросы, пахнет сыростью, чужими духами и дешёвым порошком. Кто-то не спит. Заливисто смеётся. Чужой смех, словно из другого мира. Из того мира, где хорошо. Где когда-то была и я, жила и радовалась. Но теперь его для меня не существует…
Я дохожу до комнаты, вставляю ключ. Руки трясутся так, что ключ падает. Раз, второй… наконец, попадаю. Дверь открывается, и я вижу Маринку. Она сидит на кровати, в спортивках, с телефоном в руках. И тут же подскакивает, едва заметив меня на пороге.
— Боже, ты где была?! Я уже хотела в полицию звонить!
Ещё одна! Закрываю за собой дверь, и когда поворачиваюсь, девушка уже стоит столбом передо мной.
— Тебя нет пять часов! Ты хоть знаешь, сколько времени? — Её голос дрожит, когда она осматривает меня с ног до головы. — Арианна… Что с тобой?!
Да что же там со мной такое, что все выглядят так, словно общаются с призраком?
Подхожу к зеркалу. Останавливаюсь. И… это писец…
Волосы спутанные. Платье оборвано, словно меня гнали бешеные собаки. Глаза… глаза мёртвые. Это не глаза живого человека…
— Арианн… — тихий шёпот Маринки режет воздух, как лезвие, делая только хуже. — Тебя…
Я знаю, что она хочет спросить. Её губы дрожат, глаза полны ужаса, но она не решается произнести слова. Не сделали ли мне… Не заставили ли…
Можно сказать «нет». Я даже понимаю, что надо бы. Что это правильный, успокаивающий ответ. Но язык прилип к нёбу. Грудь сдавливает так, будто кто-то сел сверху. В голове гул, и я уже не различаю: это мой собственный пульс или стук в висках. А самое страшное — я чувствую себя так, будто можно смело сказать «да».
Маринка шумно втягивает воздух, не в силах пережить шок от моего появления в комнате. Ее плечи мелко дрожат, губы побелели, пальцы так сжимают телефон, словно это последняя надежда на спасение.
— Ариан… Скажи хоть что-нибудь.
— Привет, — беззаботно произношу я и даже пытаюсь улыбнуться, чтобы разрядить напряжённую атмосферу. Голос странно спокоен, словно не мой. Внутри пустота, но внешне я держусь. Или это мне только кажется?
— Что случилось? Кто это сделал?
Но мои усилия напрасны. Она знает меня не первый день, чтобы поверить в такую игру. А если бы и знала первый, то, наверное, уже сбежала бы, увидев, в каком я состоянии.
Я сажусь на кровать. Матрас с глухим скрипом прогибается под тяжестью тела. Пытаюсь снять сумку с плеча, но ремешок запутался в волосах. Дёргаю, кажется, вырывая прядь. Чёрт. Ничего не чувствую. Словно физическая боль исчезла, уступив место только моральной. Хотя… у морально убитых вообще что-то болит?
— Ты же с Денисом была… — почти шёпотом говорит Маринка, садясь рядом, осторожно, будто матрас сейчас отпружинит и я подскочу, рассыпавшись на мелкие осколки. Как те фишки в кабинете Сахина. Те изумруды, из-за которых петля на моей шее затянулась ещё сильнее. — Он… он ведь был с тобой, да?
Денис. Это имя режет воздух ножом. Сжимаю кулаки. Перед глазами вспыхивает его лицо: наклонённое ко мне, лёгкая улыбка, взгляд, который умел убеждать. Я ему верила. Почему, чёрт возьми, верила? Потому что одногруппник? Потому что нужно было решить вопрос с экзаменом, а он настаивал? Или, может, мне просто хотелось во что-то верить?
— Он… — у меня пересыхает в горле, голос срывается. Ведь после исчезновения Дениса всё и началось. Если бы он вывел меня оттуда. Если бы я вовремя ушла из того клуба. Если бы… — Он пропал. Я не знаю, где он.
— Пропал? Как пропал? — Маринка удивлённо смотрит на меня. На этот раз явно прикидывая в голове, стоит ли мне доверять в таком состоянии. Не несу ли я бред из-за всего, что произошло. — А ты звонила ему? Писала?
— Нет. Не звонила.
А смысл? Он подставил меня! Может быть, и не специально. Может, это совпадение. Но разве от этого легче? Теперь я должна кучу денег местному бандиту. Столько, сколько за всю жизнь не заработала бы. Честным трудом — точно нет. И если в течение десяти дней я не верну Сахину украденное Денисом…
— Почему? — Она уже тянется к своему мобильному, явно не понимая, с какого перепуга я до сих пор этого не сделала.
— А какая уже разница? — голос прорывается резко, как ломкий металл. Внутри всё закипает. Злюсь на Дениса, а срываюсь на Маринку. И вижу, как в её глазах вновь вспыхивает страх, тот самый, что был, когда я переступила порог. Она боялась меня тогда. Теперь боится ещё сильнее. — Он забрал деньги. И сбежал. Бросил меня на произвол судьбы.
Она молча опускает глаза. Наверное, наконец поняла. На самом деле мы выбирали, кто пойдёт с Денисом в то казино. Либо я, либо она. У Марины — красивое платье, аккуратные туфли. В моём гардеробе и близко такого не было. Так что получилось: с неё одежда, с меня участие, а главный — Денис. Подонок.
— Я… попробую ему позвонить, — испуганно произносит она и поднимается, отходя как можно дальше от моего взбудораженного состояния. Телефон дрожит в её руке, словно листок на ветру.
Мне хочется закрыть глаза, упасть на подушку и уснуть. Забыть этот день, как ночной кошмар. Стереть сном хотя бы часть сегодняшних воспоминаний. Но я остаюсь в реальности. Почему-то. Может, просто из-за любопытства. Смотрю, как Марина нервно нажимает кнопки, ходит по комнате, останавливается у окна.
А что, если это действительно совпадение? Денис ничего плохого не замышлял, и это я такая «счастливая», что за пару минут могу найти приключения на свою пятую точку? Он вернётся, я ему всё объясню, и мы отдадим хотя бы часть долга. То, что было получено обманом. А дальше… Должно же стать легче?
— Странно… — тихо говорит Марина. Она говорит сама с собой, но я слышу.
Спокойствие нам только снится. И то — под вопросом. Думаю, даже во снах меня найдёт Сахин, напомнит о должке.
— Вызов шёл, но он не отвечал, — продолжает девушка, — а потом вообще отключился.
«Может, его сбила машина? Может, он делает кому-то искусственное дыхание?» — в голове вспыхивает ирония, но она настолько слабая, что тут же гаснет.
— Ариан… Ты… ты во что-то влипла?
Я смеюсь. Точнее, пытаюсь. Получается хрип.
— Я должна одному человеку очень большие деньги. Очень, — я даже представить не могу сколько. Эта огромная гора денег даже в голове не прорисовывается.
— И сколько у тебя есть времени? — осторожно спрашивает Марина. Я вижу в её глазах старание. Она хочет быть подругой. Хочет верить, что выход есть.
— Десять дней.
Ну вот и всё. На ее лице вижу шок. Те, кто живёт в общежитии и ждёт стипендии как манны небесной, за десять дней соберут… Что? Десятки тысяч долларов? Сотни? Да хоть миллион. Тут пятьсот долларов наскрести будет задачей со звёздочкой.
— Ну… а если мы попросим больше времени на отдачу долга? Куда-нибудь устроимся на работу. В две смены. Обе. Будем экономить. Есть раз в день и…
— Послушай, — я смотрю ей прямо в глаза. Обидно ранить девушку, разрушать её старания в пыль, но это не время для игр. — Даже если мы перестанем есть, будем работать каждую минуту и всё откладывать, нам обеим понадобится лет двадцать, чтобы это отработать.
— Настолько всё плохо? — тихо спрашивает она, уже предчувствуя мой ответ.
Девушка за пару секунд прожила мои слова, представив, во что превратится так называемая жизнь. В существование. В выживание.
— Это ещё не самое плохое, — очередной нервный смех, который я не способна контролировать.
— А что тогда?
— Самое плохое в этой ситуации — человек, которому я должна отдать долг, — смотрю в глаза Марины, а вижу там взгляд Сахина, который обещает мне расправу, если я попытаюсь сбежать.
Если же не сбегу… что ж, расправа меня всё равно настигнет. Только она будет медленной, моральной. Потому что этот человек любит ломать. Он мастер разбирать людей по кусочкам, медленно, со вкусом. Он будет рядом, любоваться, как я каждый день, каждый час опускаюсь на дно. И эти десять дней — просто подготовка. Подготовка к большому моральному слому.
Утро пришло раньше, чем хотелось.
Не то чтобы я спала — скорее пережила ночь в странном полузабытье, когда тело лежит, а мозг продолжает убегать от призраков. Потолок над кроватью, невидимый в темноте, казался то бетонной плитой, давящей сверху, то пропастью, в которую я вот-вот сорвусь.
Где-то глубоко внутри ещё тлела слабая, крошечная, почти смешная надежда. Надежда, что вчерашний кошмар — это всего лишь большое недоразумение. Что на самом деле Денис не бросил меня, а просто… не подумал. Попал в передрягу. Заблудился. Потерял телефон. Что он вернётся, мы сядем вместе, всё обсудим и разрулим. Что я не останусь одна с этим страшным, удушливым словом: долг. Словом, которое стучит в голове громче сердца. Словом, что разрывает меня пополам, ведь за ним стоит имя — Сахин...
Когда сквозь шторы пробились первые бледные лучи рассвета, я резко села. В голове звенело, тело обессилело, движения были резкими, словно рывки марионетки. Натянула футболку, закинула рюкзак. Замерла на миг, вцепившись пальцами в спинку кровати — тело ныло, мышцы стянуты, словно после драки, хотя ко мне никто и не прикасался. Просто… нервы. Просто истощение.
Выскользнула из комнаты, будто крадучись, хотя на самом деле было всё равно, разбужу ли я Маринку. Плевать. Я не хотела слышать её голос. Видеть её глаза. Её сочувствие, которое лишь разрывает ещё больше.
На ступеньках общежития споткнулась, чуть не упала. Сердце подскочило, но страха не было. Ничего не было. Пусто. Словно внутри уже всё обвалилось, и теперь я просто двигалась по инерции.
Я практически бежала, перехватывая дыхание. Асфальт, ещё не успевший прогреться солнцем, был серым и мёртвым. Машины, словно призраки, люди — тени, которые двигались мимо. Мне было абсолютно наплевать, что на меня кто-то смотрит: растрёпанная, бледная, с полубезумным взглядом. Мне было всё равно.
В голове гудело: Денис, Денис, Денис. Я пыталась вспомнить каждую деталь прошлой ночи. Как он держал меня за руку. Как улыбался. Как в какой-то момент куда-то ушёл. Как не вернулся.
Он не мог. Не мог. Он же свой. Он же… Но чем дальше, тем громче звучало внутри другое: а если мог? Что если подставил и сейчас уже чёрт знает где, пока я ловлю истерику за истерикой?
Перед университетом уже собирались мои одногруппники. Кто-то потягивался с бумажным стаканчиком кофе, кто-то переговаривался, кто-то крутился у лестницы. Казалось, всё как обычно, мир продолжается, никто не знает, что я уже стою на краю пропасти. Что моё «сегодня» ни капли не похоже на «вчера».
Скользнула взглядом по всем: где он? Где его самоуверенная физиономия? Довольная улыбка? Где?
В голове застучало. Но я не остановилась, пошла внутрь, расталкивая локтями медлительные фигуры. Аудитория. Точно там. Он всегда приходил раньше — занять место, пошутить, посплетничать.
Я вошла в аудиторию, и сердце тут же забилось, как молоток по жестяной банке. Его не было.
Села на крайний ряд, бросила рюкзак под ноги. Глаза бегали к дверям, каждый раз, когда кто-то входил. Рука скользила по парте, царапая её ногтём. Все, кто заходил — не он. Знакомые лица. Чужие лица. Улыбки, шутки, беззаботные разговоры. Я смотрела только на дверь, надеясь, что рано или поздно Денис появится.
Но вошёл преподаватель, и пара началась, а моего одногруппника среди присутствующих так и не было.
Я машинально вытащила тетрадь, ручку. Смотрела на страницу, видя лишь белое пространство.
Ну, он опоздает. Войдёт. Извинится перед преподавателем, сядет рядом и тут же всё объяснит. Скажет, что телефон разрядился. Что пытался до меня дозвониться, но не вышло.
Прошла половина пары. Дверь ни разу не скрипнула. Даже под моим взглядом, каждую секунду впивающимся в одну и ту же точку.
Может, попробовать написать? Что если вызов Денис принять не может, а вот сообщение прочитает запросто?
Украдкой достаю телефон, чтобы не нажить дополнительных проблем, и открываю нашу переписку.
«Ты где?»
Коротко, но способно ответить на большинство вопросов.
До конца пары оставалось десять минут, когда я наконец поняла: он не придёт. Не на эту пару. Возможно, сегодня вообще не появится. А может, и никогда…
Холодная волна медленно накрыла меня с головой. Это даже не страх, а пустота. Словно кто-то выдернул последнюю надежду, и внутри наступила тишина. Глухая, тяжёлая, словно бетонная плита.
Десять дней.
Я повторила эти слова мысленно. Смаковала их. Десять дней. Не десять недель. Не десять месяцев. Не «когда-нибудь». Десять. Дней. Чтобы найти деньги, которых я никогда не видела. Чтобы отдать их человеку, который не будет шутить, когда истечёт срок.
Рядом кто-то засмеялся над какой-то глупостью. Я смотрела на этот смех, как на что-то далёкое. Как на что-то, чего я уже никогда не испытаю в этой жизни.
И тут вдруг телефон ожил. А вместе с ним и надежда. И даже незнакомый номер, высветившийся на дисплее, меня не смутил. Что если Денис взял чей-то мобильный, чтобы до меня дозвониться и всё объяснить? Такое же возможно? Вполне. Или где-то потерял свой телефон вместе с симкой и теперь звонит, чтобы извиниться за то, как всё глупо получилось.
— Да, — давно я так радостно не принимала вызов. Будто получила подарок, о котором давно мечтала. Будто пальцы уже занесены над праздничной обёрткой, которая сейчас упадёт к моим ногам, и я увижу сюрприз.
— Привет…
Сюрприз. И правда. Только чужой. Страшный. Жуткий.
Я тут же отдёрнула телефон от уха, словно ядовитую змею. Словно опасность, способную ужалить.
Это не Денис. Нет. Это…
— Тик-так, тик-так… — голос хриплый, спокойный. Словно старые часы, отмеряющие не время, а жизнь. — Осталось девять дней…
– Извините… – мой голос звучит странно – чужим, хриплым. Словно не мой. Слова застревают в горле, как колючки. Я сглатываю невидимый ком тревоги и, заставив себя, едва выговариваю: – А это кто?
Риторический вопрос. Я знаю, кто. Знала еще до того, как из телефона донесся первый звук. Этот тембр, манера, этот особенный, слегка издевательский оттенок в каждом слове. Сахин. Но я притворяюсь. Играю в глупенькую, потому что это единственное, что могу позволить себе прямо сейчас. Если хочешь сохранить хоть остатки контроля – не дай ему понять, что боишься. Не сейчас. Не тогда, когда всё только начинается. У меня еще девять с половиной дней. Девять с половиной дней – это много. В моём измерении, где всего десять дней...
– О, даже так?
Его голос звучит легко, почти весело. Но за этой лёгкостью – ледяная, кровавая улыбка, которую я видела вчера. И она отпечаталась в моей памяти, словно рана. Не стереть. Не забыть. Я вижу её сейчас отчётливее, чем лицо мамы. Словно он стоит прямо передо мной, а не говорит где-то в трубку. Будто кто-то перелистывает страницы старого фотоальбома. Только это не семейные снимки. Это архив ужасов.
– Тайный незнакомец, – продолжает иронично, в духе дешёвых фильмов, где герой улыбается, глядя в камеру.
Я знаю, зачем держусь. Зачем не обрываю связь, не кричу, не ломаюсь. Я должна остаться в игре. Мне нужно время. Каждая секунда – это еще один удар сердца, еще один глоток воздуха, еще один шаг к побегу. Если получится. Но зачем это ему?
– И что вы хотите?
– Неправильный вопрос, – его голос становится чуть глубже, немного... опаснее. – Не что. А кого.
– Кого? – Я понимаю. Я знаю, к чему он ведёт. Его следующая фраза уже крутится в моей голове, как предупредительная табличка: «Осторожно, опасность».
– Одну непослушную девочку.
Разумеется. Как же иначе. Это всегда одна и та же роль: он – охотник, я – добыча. Он – «хозяин», я – «отступница». Сколько таких сцен он уже сыграл? И сколько ещё сыграет после меня?
– А если она вас не хочет? – спрашиваю. Мягко, почти без вызова. Но внутри меня уже рвётся крик. Я не хочу! Я никогда не хотела! Почему этого недостаточно?
Но я сдерживаюсь. Потому что пока он лишь голос – я в безопасности. Пока он не рядом, пока мои колени не начали дрожать, я могу бороться. Даже в диалоге. Особенно в диалоге. Эта запись, возможно, еще станет доказательством. Если суд доживёт до правды. Если я доживу до суда.
– Такого быть не может, – спокойно.
Его уверенность пробирает до костей. Это даже не самоуверенность – это какая-то религия. Вера в себя, возведённая в абсолют.
Я молчу. Потому что не знаю, как это парировать. Впервые за весь день мне по-настоящему не хватает слов. Его наглость – это ледяной душ, который я не собиралась принимать, но который бешеным водопадом обрушился на мою голову.
– Вы считаете, что все девушки млеют от вашего присутствия? – спрашиваю с горьким сарказмом, хотя в душе больше боли, чем иронии. Неужели ему даже в голову не приходит, что кому-то он отвратителен? Что кто-то видит в нем не желанного мужчину, а опасность?
– Да, – коротко и безапелляционно.
Сахин не шутит. Не играет. Просто знает. И эта уверенность хуже любого удара. Потому что она искренна. Он действительно так думает. Думает, что имеет право.
– Откуда у вас мой номер? – пытаюсь вернуть разговор в реальность. Если уже проигрываю в психологии, может, выиграю в логике.
– Думаешь, это такая безумная загадка, которую нереально разгадать?
– Нет, – хотя именно так я и думала, я считала, что мой номер конфиденциален, и никто не может просто так его где-то найти, – это неадекватно. Это вмешательство в личное пространство человека. Это вне закона.
– Угрожаешь ментами?
Голос его меняется. Становится жёстче, стальнее. В комнате, кажется, сразу холодеет. Даже если температура не изменилась, я всё равно чувствую себя так, будто сижу на льдине посреди замёрзшего озера. И лёд вот-вот треснет.
– Нет. Но это ненормально.
– А обманывать людей – нормально? – в голосе звучит новый оттенок. Обвинение. Презрение. Он переворачивает всё. Превращает меня в виновную.
– Нет, – говорю тихо. Потому что не знаю, что ответить. Даже если я не до конца знала, во что влезла – его это не волнует. Он не про истину. Он про контроль.
– А твой номер… странно, что тебя это вообще волнует. Странно, что вместо того, чтобы искать деньги, ты вдруг решила пойти в университет.
Меня словно подбрасывает. Как? Как он это знает? Телефон сжимаю сильнее, хотя пальцы уже немеют. Взгляд мечется по помещению. Студенты, преподаватели, камера на потолке… Кто из них его? Кто сдаёт меня? Кто стоит ближе, чем я думаю?
Паранойя приходит мгновенно. Как вирус. Мне хочется выбежать, накрыть голову руками, кричать. Но я стою на месте как вкопанная. И дышу. Глубоко. Потому что если сейчас сорвусь – Сахин победит.
– Так даже интереснее…
Нет!!! Категорическое нет!!! Мне это неинтересно! Ни в коем случае! Эти слова крутятся в голове, как заевшая пластинка, пока я отсиживаю пару на автопилоте. Слова преподавателя не доходят. Только гул в ушах, смешанный с шуршанием страниц, скрипом стульев, приглушённым смехом.
Сижу и думаю: какого чёрта я вообще в это влезла?! Сжатые кулаки под партой, сломанные ногти. Ещё чуть-чуть – и прорежут кожу.
Когда звенит звонок, я подскакиваю, не дожидаясь, пока остальные выйдут, и мчусь искать одногруппников. Где этот чёртов Денис, который втянул меня в это дерьмо, а теперь просто исчез?!
– Привет, – бросаю Стасу, который лениво оборачивается, облокотившись о подоконник.
Он из тех, кто постоянно вертится рядом с Денисом. Хотя, если быть честной, скорее это Стас держится за Дениса — тот притягивает к себе девчонок, а Стасу иногда кое-что «перепадает». Хотя это «кое-что» — в лучшем случае объедки с барского стола, но ему нормально. По крайней мере, выглядит он так, будто он тут главный мачо.
– Привет, – и сейчас он растягивает губы в улыбке, видимо, думая, что я стану его следующей «жертвой». Уже исследует меня своими глазками, как будто я товар.
– Ты Дениса сегодня видел? – Нужно как можно быстрее выяснить и убежать, пока этот липкий взгляд не оставил следа на каждой клеточке моей кожи.
– Неа, – вот до чего доводит чрезмерное внимание со стороны девушек. Парень облокачивается о подоконник и чувствует себя голливудской звездой. На которую, конечно же, должна запасть такая, как я. Очередная фанатка, мечтающая о фотке с ним, не говоря уж о ночи.
– А ты с ним не общался сегодня? Или, может, вчера? – Немного сбить спесь тоже полезно. Я стану той, кто немного опустит этого мачо на землю.
– Нет, ни сегодня, ни вчера не базарили. Наверное, завис у какой-то девки.
– А с кем он сейчас встречается? – Хотя это с трудом можно назвать отношениями. И стоит уточнить, в какой день недели. Потому что сегодня у него одна, завтра — другая. А послезавтра может снова быть та, что была сегодня. Если симпатичная. И если полезет из кожи вон.
– А я-то откуда знаю? Мне что, за бабами кореша следить?
– Ясно.
Рука так и чешется врезать ему между ног, чтоб женщины его ближайшие пару лет вообще не интересовали. Но у меня есть ещё одна надежда, к которой я направляюсь.
– Привет, – Рамина. Та ещё раздражающая особа. И если кого и можно было бы в лицо назвать «тёлкой», так это её. Её миссия в жизни — парни. А, нет, парни и бьюти-сфера. Потому что её «опахала» над глазами едва открываются, и из-под них выглядывают глаза, которые с явным презрением окидывают меня.
– Ну, – поднимает взгляд. Глаза еле пробиваются сквозь ресницы. Взгляд: «Ты вообще кто?» Я ей не ровня. Её мнение. И мнение её свиты, которая сейчас стоит по бокам от королевы. Тая и Ника. Как телохранительницы, готовые по щелчку выкинуть меня не только из коридора, но и с универа, если Рамина щедро поделится своей дорогущей пудрой.
– Где Денис? – Ком в горле становится больше, когда я говорю с этой особой, которая смотрит на меня, как на ничтожество. Но если я не узнаю, где этот ублюдок, этот ком просто задушит меня изнутри.
– Какой ещё Денис? Что тебе от меня нужно? – морщится так, будто я таракан.
– С которым ты встречалась, – когда это было? Неделю назад? Две? Совсем недавно я видела их вместе. Тогда ещё подумала, что идеальная парочка: потреплют друг другу нервы, может, станут нормальными.
– С чего мне знать, где этот дебил?
Скорее всего, любовь прошла, как сейчас от меня уходят её длинные ноги. А помидоры Дениса – чёрт знает где.
Выходя из корпуса, я чувствую, будто воздух проходит сквозь вату, лёгкие не наполняются. Грудь сдавливает, сердце стучит в горле. Паника подступает волной: я не знаю, где он. Не знаю, что делать. Руки дрожат. Кажется, вот-вот рухну прямо на ступеньках. Но как-то добираюсь до общежития. Лестница… почему-то длиннее, чем обычно. Каждый пролёт как гора.
Открываю дверь. В комнате та же картина: Марина, на кровати, с телефоном. Она даже не была на парах. Но сейчас это меня волнует меньше всего.
– Его не было? – она уже возле меня, отложив гаджет. Её взгляд всё понимает без слов.
Я только качаю головой, не зная, что делать дальше. Искать работу? Какую? Сколько нужно зарабатывать в день, чтобы покрыть этот долг за девять с половиной дней? Тысяч пятьдесят? Шестьдесят? Истерический смех застревает в горле, а когда понимаю, что речь о валюте, всё начинает кружиться перед глазами, как на американских горках. Только в конце вместо финиша — старт. Начало конца...
– Слушай, – Марина хватает меня за руку, вытаскивая из ступора, – а я же видела его! Где-то неделю назад, примерно. Он к парням из 75-й комнаты заходил. Там Кирилл, Толик… Может, они знают, где он живёт?
Я готова расцеловать Марину. Честно. Она сейчас — как спасательный круг, брошенный в тот океан бед, в который меня затянуло против моей воли. В её присутствии хоть немного отступает паника, а слова звучат как якорь: не дают мне окончательно оторваться от реальности и улететь куда-то в пространство тревоги.
Я глубоко вдыхаю, разворачиваюсь в сторону нужного этажа.
— Семьдесят пятая... — шепчу, будто чтобы врезалось в память, чтобы случайно не забыть. Сердце откликается новой волной тревоги. Но и проблеском надежды тоже.
Мы уже в коридоре. Узком, тёмноватом, с облупленными стенами и лампами, которые мигают, словно нервный тик. Иду, а ноги будто ватные. Иду рядом с Мариной, ловлю её взгляд, чувствую: она будто держит меня им, даёт хоть какую-то опору, хоть какой-то баланс, чтобы я не скатилась окончательно в нервный срыв. Чертик в моей голове уже давно нашёптывает: «Давай, отпусти себя, закричи, разбей что-нибудь, сорвись по полной программе!» Я нервно тереблю край футболки — тщетная попытка успокоиться.
Останавливаемся. Перед нами нужная дверь. Я глубоко вдыхаю — лёгкие наполняются спертым общежитским воздухом, легче от этого не становится. Стучу.
Удары отдаются гулом в моём сердце, как церковные колокола. Только вот вопрос — это колокола на Пасху, приносящие надежду, или похоронные, возвещающие о конце?
— Может, они на парах? — Поворачиваюсь к Марине, когда никто не открывает и не слышно шагов за дверью.
— Кто? — Марина кривит губы в усмешке. Не издевательской, а той, что возникает мимоходом, когда кто-то сказал что-то очень наивное. — Кирилл? Толик? Да я скорее поверю, что сегодня в обед к корпусу сядут инопланетяне и вручат нам буклеты о поступлении в межгалактический универ, чем в то, что эти двое сейчас грызут гранит науки на парах.
И в следующую секунду я понимаю, что сделала правильный выбор, решив дружить с этой девушкой. Потому что я бы точно не хотела оказаться под этими кулаками, которые крепко лупят по двери.
— Наверное, нажрались и спят.
Скорее всего, так и было. Пока Маринка не пришла и не устроила громкий подъём. Потому что дверь резко распахивается с характерным скрипом старых петель, типичным для почти каждой комнаты в нашем общежитии. Перед нами появляется парень в спортивках, босой, неопрятного вида. Он оглядывает нас — недоверчиво, слегка сверху. И судя по красным глазам, три часа дня для него — раннее утро.
— Чё надо?
И откуда Марина всё знает? Следит за личной жизнью… это ж Кирилл, да? Толик вроде бы щуплее. Но во всём остальном — два брата-акробата. И я даже не сомневаюсь, что этот перегар из его рта — результат вчерашнего веселья с его соседом по комнате.
— Денис… — выдавливаю из себя. Голос словно чужой, вялый, растерянный. — Он у вас бывает?
— Ден? А вам зачем?
Я убью этого «Дена»! Вот только найду — и сразу убью! Вилкой, шампуром, хоть открывашкой! С какого я должна его искать? Почему должна терпеть этот перегар от рожи его другана?
— А ты давно в ментуру устроился? — врывается Марина. Её слова острые, как лезвие. Она не мигает и не пасует, а я за её спиной молча восхищаюсь.
— С чего это ментом? — шире открывает затёкшие глаза парень, не понимая, с чего вдруг его прижали.
— А с чего ты нас так расспрашиваешь, будто при погонах?
— Да не знаю я, где тот Ден. Наверное, у какой-нибудь девки завис. И вообще — валите отсюда!
— Мы просто… — начинаю, но слова застревают. Бормочу, потому что дверь закрывается, а вместе с ней — моя надежда захлопывается.
— Стой, — нога Марины влетает между косяком и дверью, останавливая её, — ты знаешь адрес Дена?
— Допустим.
Ну хоть что-то хорошее. Видно, что у Кирилла голова раскалывается пополам от напористости Марины, и он хочет как можно скорее от неё избавиться. Просто Марина — не я. Сопли на кулак не наматывает, действует.
— Допустим, предлагаю обмен, — убирает ногу, скрещивает руки на груди.
— Какой ещё обмен? — И парень ведётся. Ему интересно. Да что скрывать, мне тоже интересно, что придумала Марина.
— Слушай, красавчик, — её голос становится лёгким, с едва заметной улыбкой, которую я впервые вижу на ней. Она кокетливо наклоняет голову, чуть поправляя волосы. — Мы можем с девчонками подкидывать вам обеды… ужины… ну, хотя бы на неделю. Так, чтобы парни не парились. Домашняя еда, вкусная. Не заварной доширак, а нормальная пища. Ну как, договорились?
Я замираю. Это вообще что за стратегия?! А Марина — будто актриса. Точно знает, что делает.
Кирилл чешет затылок. Думает. Молча прикидывает: «Стоит ли сдавать кореша ради недели общежиточного all inclusive?»
— Ладно, — бурчит. Достаёт телефон, листает контакты. — Сосновая, 15. Третий этаж, квартира 12. Но, если хочешь узнать кое-что интересное о твоём Денчике… — подмигивает, — … тогда готовьте вкусно. Мы ещё список заказов подкинем.
Я чуть не падаю. То ли от облегчения, то ли от отчаяния.
Адрес есть. Есть шанс. Но... найду ли я там Дениса? Или я на неделю превращусь в повара, варящего борщи и шинкующего капусту ради призрачной надежды?..