Англия, 1742 год.
Туманное утро окутало охотничий домик у озера, словно сама природа пыталась скрыть его обитателей от чужих глаз. Саншайн Муур, шестнадцатилетняя девушка в потрёпанном монашеском платье, стояла у окна, сжимая в руках потёртый молитвенник — единственное, что уцелело из прежней жизни. Её рыжие волосы, некогда аккуратно собранные в хвост, теперь спутались, а голубые глаза, всегда сиявшие добротой, были красны от слёз.
Туман за окном сгущался, превращаясь в молочную пелену, сквозь которую едва проглядывали очертания чёрных сосен. Саншайн провела пальцем по краю молитвенника, ощущая шероховатость обгоревшего уголка — след той ночи, когда мир перевернулся.
— Санни... — за спиной раздался сонный шёпот. Самый младший, шестилетний Тобиас, прижался к её спине, цепляясь маленькими ручками за её платье. — Мне приснился папа. Он сказал... сказал, что мы должны найти "ключ".
Саншайн замерла.
— Какой ключ, Тоби?
— Не знаю. Но он был золотой... и висел на шее у большой каменной леди.*
Ледяная струйка пробежала по спине. В аббатстве, в нише за алтарём, стояла статуя Святой Агаты с почерневшим от времени медальоном на шее. Отец иногда шутил, что это "ключ от всех грехов аббатства".
За дверью внезапно хрустнула ветка.
Саншайн резко обернулась, толкнув Тобиаса за тяжёлый дубовый сундук.
— Маргарет? — прошептала она, но в ответ лишь ветер завыл в печной трубе.
Тогда она заметила — на пороге лежал свёрток, перевязанный чёрной лентой. Внутри был обрывок пергамента с дрожащими буквами:
"Ищите в логове лисицы. Он знает ваши имена".
И смазанный кровавый отпечаток, похожий на печать.
***
— Это лисья нора! — Эдмунд тыкал палкой в заросший папоротником склон холма. — Но здесь же ничего нет!
Саншайн, преодолевая дрожь в коленях, раздвинула колючие ветки. В глубине, среди корней, блеснуло что-то металлическое.
Медная табличка с выгравированными именами: "Харгрейв, Бейли, Клэрмонт".
— Судьи... — прошептала Маргарет, внезапно появившись за спиной Санни. — Это их тайное место. Они здесь делили золото аббатства.
Из кармана она вытащила проржавевший ключ.
— Найди статую, сестра. Покажи миру, что сожгли невинных.
Но когда Саншайн потянулась за ключом, из кустов раздался хриплый смешок.
— Ох, детки... вам же сказали — не рыться в чужой истории.
Тень с кинжалом шагнула на лунный свет...
— Бегите! — крикнула Саншайн, толкая братьев к тропинке.
Ключ впился в ладонь как раскалённый гвоздь. Где-то впереди, за деревьями, звенел колокол — тот самый, что звонил в аббатстве перед казнями.
"Папа... помоги мне",— молилась она беззвучно, и вдруг поняла:
Чтобы спасти братьев, ей придётся перестать бояться.
Даже если для этого нужно стать страшнее, чем те, кто гонится за ними.
Три месяца назад аббатство Святой Агаты ещё стояло, наполненное молитвами и смехом её сестёр-монахинь. Санни, третья дочь графа Муура, с детства мечтала служить Богу, но после смерти матери взяла на себя заботу о младших братьях. Аббатство стало её убежищем — там она чувствовала себя нужной.
Но всё рухнуло в одну ночь.
Санни до сих пор слышала крики, доносящиеся из-за горящих стен. Она видела, как пламя пожирало страницы запрещённых книг из подземной библиотеки — книг, которые никто из монахинь даже не открывал. Но толпе было всё равно. «Ведьмы!» — кричали они, когда судьи приговорили выживших к костру.
Последний день перед пожаром
Саншайн протирала пыль с массивных фолиантов в подземной библиотеке, когда в дверях появилась сестра Маргарет с дрожащими руками.
— Дитя, срочно наверх! — её шёпот был резким, как удар хлыста. — Судья Харгрейв приехал с обыском... Говорят, кто-то донёс, будто мы храним «De Umbrarum Regni».
Санни замерла. Эта книга — трактат о тенях, запрещённый даже упоминать — лежала под алтарём в железном ларце. Три века назад её замуровали вместе с монахом-еретиком.
— Но мы же никогда...
— Неважно! — Маргарет схватила её за руку. — Они хотят аббатство. А нас сделают козлами отпущения.
Наверху уже гремели сапоги. Санни успела лишь бросить взгляд на тёмный проход за стеллажами — тот самый, что вёл к статуе Святой Агаты.
Теперь, стоя перед той же статуей в полуразрушенной часовне, Саншайн вонзила ржавый ключ в замок медальона.
— Ты уверена, что хочешь это увидеть? — Маргарет прикрыла ладонью свечу, когда из медальона выпал миниатюрный свиток.
Почерневшие чернила выводили:
"Запрещённые книги — лишь прикрытие. Истинная цель — реликварий Святой Агаты. Кто владеет её сердцем — владеет судьбой графства".
Санни вспомнила, как отец однажды обмолвился: "Наша земля стоит на костях мучеников... и на их силе".
Где-то снаружи заскрипели колёса.
— Они нашли нас, — Эдмунд вцепился в её рукав. — Что в этом реликварии, Санни?
Она развернула свиток до конца. Внизу кровью было выведено:
"Сердце святой — это не метафора"
Колеса заскрипели у самых ворот часовни. Саншайн судорожно сжала реликварий в руках — маленький ларец, выпавший из потайного отсека в статуе. Он был слишком легким для металла, словно пустой, но когда она встряхнула его, внутри что-то глухо стукнуло.
— Открыть сейчас — значит рискнуть всем, — прошептала Маргарет, цепляясь за ее рукав. — Если это действительно то, что я думаю...
Снаружи раздался грубый окрик:
— Мы знаем, что вы здесь! Отдайте реликварий, и, возможно, суд смилостивится над детьми!
Голос принадлежал судье Бейли — тому самому, что три месяца назад с улыбкой наблюдал, как горят монахини.
Саншайн огляделась. Братья жались друг к другу, бледные от страха. Маргарет сжимала в руках нож, но ее пальцы дрожали.
"Что бы сделала мать?" — мелькнуло в голове.
Но мать умерла, отец пропал дни назад. Теперь она должна была решать сама.
— Эдмунд, — она резко повернулась к старшему брату, — *веди всех через подвал. Там есть выход к реке.
— А ты?
— Я их задержу.
Когда шаги за дверью стали совсем близкими, Саншайн набрала воздуха и щелкнула заржавевшим замком реликвария.
Внутри, завернутое в истлевшую ткань, лежало...
Сердце.
Не метафорическое — настоящее, высохшее, но сохранившее форму. Оно было темнее, чем должно было быть, почти черным, а на его поверхности проступали тонкие золотые прожилки, словно кто-то вплел в плоть нити драгоценного металла.
— Так значит, правда... — Маргарет ахнула.
Какая правда? — Санни хотела спросить, но дверь с грохотом распахнулась.
Судья Бейли вошел, окруженный солдатами. Его глаза сразу же нашли реликварий.
— Ах, так вы уже открыли его. Умная девочка, — он усмехнулся. — Тогда вы, наверное, догадались, почему мы устроили этот "спектакль" с пожаром?
Саншайн молчала, сжимая ларец.
— Потому что только кровь невинных может разбудить силу, заключенную в этом сердце, — он сделал шаг вперед. — А кровь последней наследницы рода Муур... о, это будет идеальная жертва.
Четверых её подруг сожгли на рыночной площади. Когда же озверевшая толпа ворвалась в поместье Мууров, требуя и её голову, граф, невесть где пропавший, да явившийся весь избитый, встал на пороге с мечом в руках.
— Моя дочь невиновна! — его последние слова потонули в рёве толпы.
Санни успела схватить братьев и бежать через потайной ход. Теперь они прятались в старом домике, где когда-то охотился её отец.
Охотничий домик скрипел от зимнего ветра. Саншайн прижала ладонь к щели в ставне, наблюдая, как за окном кружится первый снег. Он ложился на следы — их следы — ведущие от поместья сюда. Сколько времени у них осталось, пока охотники не найдут добычу?
— Санни... — десятилетний Арчибальд дергал ее за рукав, — Тоби плачет. Опять.
Она глубоко вдохнула. В углу, на грубой соломенной подстилке, дрожал самый младший. Его лихорадочный блеск глаз выдавал начинающуюся горячку.
— Ш-ш-ш, малыш, — она завернула его в отцовский плащ, еще пахнущий табаком и лесом. — Я сделаю чай из...
Громкий стук в дверь заставил ее обернуться. Не человеческий — какой-то мерный, металлический.
Тук. Тук. Тук.
Маргарет, перевязывавшая рану Эдмунду, резко подняла голову:
— Это не они. Люди стучат иначе.
Саншайн медленно подошла к двери. В щель между досками просачивался синеватый свет.
— Кто там? — голос ее не дрогнул, хотя пальцы впились в черенок ножа.
Ответ пришел на языке, которого она не знала, но понимала. Словно кто-то вложил смысл прямо в ее голову:
"Ты носишь Клеймо. Мы пришли за долгом."
Дверь распахнулась сама.
На пороге стояли трое в серебристых плащах. Их лица скрывали маски из черненого серебра — точные копии тех, что висели в кабинете отца. Охотничьи маски, — мелькнуло у нее в голове.
— Вы... из Лесного Суда? — прошептала Саншайн, вспоминая отцовские сказки о древнем братстве, судящем тех, кого не может осудить корона.
Первый незнакомец снял маску.
Под ней оказалось лицо судьи Харгрейва.
— Нет, дитя, — он улыбнулся, и в этом оскале не было ничего человеческого. — Мы и есть суд.
Его рука с длинными ногтями протянулась к реликварию у ее пояса.
— И наш приговор — исполнится.
Тремя днями ранее
Пергамент обжигал пальцы, будто пропитанный не только пеплом, но и чужим страданием. Саншайн развернула его шире, и в свете коптящей свечи проступили детали, которых она раньше не замечала:
— Здесь... не только имена.
Между строчками судьи Харгрейва тонким почерком кого-то другого были вписаны странные символы. Они складывались в узор, напоминающий то ли карту, то ли чертеж.
Маргарет резко перехватила ее руку:
— Не всматривайся! Это чернила дьявола — они меняют прочитавшее.
Но было поздно.
Визг.
Не человеческий. Не животный.
Металлический.
Он исходил откуда-то из-под пола, и вдруг железные петли на ставнях сами собой начали скручиваться, будто невидимый кузнец ковал их заново.
— Они нашли нас через пергамент! — закричал Эдмунд, хватая младших.
Дверь с грохотом захлопнулась.
Саншайн прижала реликварий к груди и вдруг поняла:
— Это не просто список. Это контракт.
На последней странице, под подписями судей, кровью было выведено:
"Плата принята: семь невинных душ за семь лет власти".
И тогда в углу пергамента она увидела то, что заставило ее кровь превратиться в лед:
Подпись фамильная и печать, оставленная кровью.
Не графа Муура.
Анри Муура — повелителя охоты, того самого, чья статуя стояла в фамильном склепе с волчьим черепом в руках.