Дезинтеграция

44 дня спустя

Артур всегда думал, что быть капитаном космического корабля – это предел его мечтаний.

Для него, по воле случая родившегося за пределами Земли, межзвездные просторы стали необъятным домом, куда он стремился всю жизнь и которому ее же был готов посвятить.

Но не в одиночку. Ему, как и любому путешественнику, были необходимы судно и команда. Большой корабль, на немыслимых скоростях несущийся покорять неизвестность, должен был стать частью капитана, искусственный интеллект – продолжением человеческого, а подчиненные, ведомые одной целью – руками и ногами.

Артур получил то, что хотел, и познал то, о чем грезил – невообразимое чувство единения сложнейших умов и технологий.

Момент, когда все связи оборвались, он уловить не смог – все вышло из-под контроля слишком быстро.

Прямо сейчас он не знает, где его товарищи и все ли с ними хорошо.

Он прячется от компьютерной системы управления корабля, которой он больше не указ.

Он не чувствует корабль, потому что потерял его несколько дней назад.

Чувствительность ко всему – еще раньше.

Система не видит его, потому что провода датчиков, реагирующих на тепло, движение и звук, он оборвал в трех коридорах раньше, чем ей отдали приказ его найти. У него есть восемь минут, прежде чем искусственный интеллект протянет новые провода и все починит.

За эти восемь минут он обязан придумать, что делать. Он все еще капитан, и у него все еще есть живые подчиненные. Он выбрал их и должен позаботиться о каждом, вернув домой. Ему и самому нужно вернуться во что бы то ни стало, потому что он дал слово.

Слева доносится копошение, и Артур поворачивает голову на звук, заранее зная, что увидит.

Полупрозрачная студенистая слизь осторожно ползет по решетке на полу, но не проваливается в щели. Эта тварь разумная и, что бы там ни происходило в ее коллективном сознании, всегда хочет оставаться целостной, даже несмотря на то что разделение ее не убьет.

Артур безжалостно впечатывает ладонь в мягкую субстанцию и разламывает ее на рыхлые куски, тут же расходящиеся по сторонам.

На корабле слизь так и не смогла приспособиться к окружающим ее стенам, гравитации и воздуху, поэтому если связь нарушалась, то, насколько бы близко ее части ни находились друг к другу, собраться снова вместе они не могли.

Артур думал, что и он часть чего-то значительного и целостного. А потом это что-то развалилось на куски, как эта слизь: живые, что-то чувствующие, но больше не способные воссоединиться.

К сожалению, в отличие от инопланетного существа, люди смертны…

Еще семь минут.

Слишком мало.

Артур слышит скрежет позади себя, и сердце, сжатое в тисках холодного ужаса, дергается в груди, заставляя подпрыгнуть вместе с ним всем телом.

Он успевает рвануть в сторону прежде, чем бледная и тонкая рука пробивает обшивку там, где он только что сидел. Она пробила бы ее вместе с его животом.

Артур сжимает в кулаке единственное оружие, которое у него есть, и это, должно быть, просто смешно: его лазерный нож – зубочистка, по сравнению с рукой, что сминает металл и отрывает от него куски.

Но если он окажется быстрее, если сумеет приблизиться…

Его мышцы крепкие и сильные, тело выносливо и хорошо натренировано, а рефлексы отработаны до автоматизма.

Но…

Ему чудится, что он все-таки не успел увернуться и получил под дых – настолько ярко это ощущение передается его мозгу. Весь воздух одним махом покидает легкие, и Артур каменеет перед лицом опасности, словно не учился полжизни быть готовым ко всему.

Он смотрит на то, как легко и с хрустом любовь всей его жизни ломает запястье его левой руки, которую он выбросил вперед в безрассудной попытке поймать невозможное, и невольно думает, что, наверное, позволил бы ей сломать и его грудную клетку.

Наваждение длится доли секунды, а затем инстинкт самосохранения заставляет Артура отлететь к противоположной стене – он едва уклоняется от нового удара и кричит от неожиданно острой и отрезвляющей боли – то ли в руке, то ли в сердце.

Он родился в космосе, хотя и прожил на Земле большую часть жизни. Возможно, встретить свою смерть ему тоже суждено здесь. Возможно, даже сейчас. Когда она так близка, уже нет смысла ее бояться.

Он загнал себя в ловушку.

И в этом не получается винить кого-то, кроме себя.

Во всем, что произошло, виноват он.

Он превратил жизнь на этом корабле в оживший кошмар, и только ему придется отвечать за свои действия.

Будь он проклят, если не остановит это безумие!

Часть I. О науке и неизвестном

1. В двух шагах

Киран сидит в карантине уже два дня.

Инга Уральская – или, как он отзывается о ней, “русская пронырливая сучка” – в своем жутком защитном костюме, который делает ее похожей на огромное насекомое, должно быть, наслаждается его страданиями. Она приходит, чтобы собрать побольше данных: режет, колет и вытягивает из него все жидкости, какие только есть в его организме. Разве что дрочить не заставляет при ней – и на том спасибо.

Кирану приходится дрочить в одиночку, потому что они не разрешают прилететь даже Лори, которой плевать на все внеземные вирусы.

– Инга надеется найти в моей сперме новую жизнь.

Киран не стесняется обсуждать все дерьмо, которое его беспокоит, и Эйлин приходится выслушивать это – только у нее есть возможность делать это, потому что она дежурит в медотсеке. Присев возле толстенного стекла, через которое слегка искажается грустное лицо брата, она подпирает щеку кулаком и слушает, слушает, слушает.

– Если это единственная возможность для меня стать тетей, я, пожалуй, тоже буду надеяться, – отвечает она.

– Фу, бля, – раздается из динамиков по-русски.

Эйлин хохочет и уходит за инструментами, оставляя Кирана наедине с мыслями о скрещивании видов. Он вроде не тупой, но все-таки простой робототехник – вдруг ему нужно время, чтобы догадаться, что только от того, что он случайно помял обитателя их нынешней планеты, не случится ничего страшного.

Инга любит писать отчеты, делая это так подробно и тщательно, что порой становится скучно читать. Эйлин пришлось просмотреть их все исключительно из упрямства – нужно было убедиться в том, что с Кираном все будет в порядке. Местным микробам через его иммунный барьер пробраться не удалось, но Инга все равно выжидает, потому что проверяет какие-то свои личные гипотезы.

Недавно обнаруженная внеземная жизнь с высокой вероятностью безобидна для здорового человека. Это было известно до запуска двигателя их корабля, но Мигель Моро, навигатор и один из трех пилотов, всю дорогу шутил о том, что инопланетное существо проберется к кому-то из команды в мозг, возьмет управление сначала над ним, а потом и над всеми остальными, отберет корабль и полетит на Землю, чтобы порабощать землян.

Моро – ярый фанат космической фантастики начала столетия. И долбоеб, как говорит Инга. Это что-то на русском. Эйлин усердно его учит, но матерный пока дается ей сложнее, чем тому же Кирану, например. Она практикует русский только с Артуром, а тот просит ее не повторять грязные словечки, так что шанс набраться полезных выражений выпадает редко.

Четыре месяца, что были потрачены на изучение планеты HF-313, или, как в народе прозвали, просто Хофус – по нынешним меркам очень большой срок. Однако Жаклин Кидни, профессор канадского университета космобиологии, под чье руководство был передан проект, долго сопротивлялась и не давала добро на прямой перелет, поэтому поначалу его не спешили финансировать. Однако то, что это случится рано или поздно, было известно наверняка, так как бесформенная слизь, которая заполняет планету, имеет весьма интересные особенности.

Хофус – один из двенадцати ныне известных и более-менее изученных двойников Земли, где уже сформировалась жизнь. Единственный ее представитель – это желеобразная живая масса, которой дали несколько официальных названий, однако прижилось пока лишь неприглядное, но удобное и подходящее – “слизь”. Благодаря своей тягучей подвижной консистенции, она и осуществляет перемещение.

Вживую Эйлин видела один из образцов в лаборатории еще на станции, но тогда ее туда не пустили. Издалека он был больше похож на кусок полупрозрачного желе под куполом. На фотографиях же, доступных в сети, можно было разглядеть тысячи тончайших голубых нитей, которые собирались в огромные сосудистые сети внутри мягкого аморфного тела.

– Это не оно, а они, – рассказывал в интервью один из лучших лингвистов Китая. – И общение у них внутривидовое. Как подключиться к этой системе, мы не знаем, поэтому контакт невозможен. Насколько они разумны и разумны ли вообще – это то, что нам только предстоит узнать.

Местные города, состоящие из местных же жителей, неописуемо красивы. Их солнце – оранжевый карлик Лейерман-38 – перемещается по небу в течение тридцати двух часов, а ночью из-за горизонта поднимается спутник, похожий на Луну, но крупнее. Полупрозрачные изваяния сутками переливаются всеми цветами радуги в зависимости от погодных условий. Говорят, из-за них закаты здесь в сотни раз ярче и красивее, чем на Земле.

Кроме слизи, других настолько же сложных форм жизни на планете зафиксировано не было. Есть разнообразная и любопытная для изучения флора, а среди ее многочисленных видов – источник пищи для слизи – пищи крайне необычной, потому что она использует ее для роста, а не для выживания. Согласно мнению некоторых ученых, она неуязвима, возможно, бессмертна и, что более любопытно, при взаимодействии с растениями способна продлевать и их конечную жизнь.

Когда профессор Кидни запускала под купол со слизью первую мышь, чтобы проверить ее реакцию на живой организм, она прежде всего хотела оценить уровень опасности, но уже в течение первой недели сделала массу открытий и не осталось никаких сомнений в их уникальности и значимости для человечества.

Слизь оказалась относительно безопасной для земных живых организмов: совершенно не агрессивной и сдержанно-любопытной. В ходе эксперимента, она своеобразным способом изучила мышь – облепив ее собой – но, по всей видимости, ничего особенного в ней не нашла, потому что покинула ее тело, не оставив никаких следов и отправилась в другую часть пространства под куполом. Каждая новая мышь подвергалась “изучению”, но также не представляла для слизи интереса.

2. 1,48 м/с2

Гравитация на Хофусе значительно слабее земной, поэтому первое, что делают Амир и Шон – подпрыгивают на пару метров вверх и с ликованием уносятся в стороны.

Никто из группы не бывал на Луне, потому что вылазки туда давно стали больше туристической забавой и утратили научную ценность, так что испытать действие похожей гравитации им всем предстоит именно на Хофусе.

– Как дети малые, – говорит Артур в наушниках у всех.

Его голос звучит мягко, и в нем слышится улыбка. Он не осуждает. Ему двадцать девять лет, и за четыре года работы астронавтом он выходил только на поверхность планеты LinK-314, где гравитация давила на плечи сильнее, чем на Земле, поэтому тут он наверняка сделал бы то же самое. Как и Киран, который уже второй день находится на “Ахиллесе”.

Эйлин тоже хочет прыгнуть, но выглядеть несерьезной в глазах коллег не хочет больше, поэтому осторожно шагает по сероватой припыленной земле с редкими узловатыми растениями, испытывая волнующее ощущение, будто ее вот-вот затянет невесомость, но этого так и не случается.

Они приземлились на равнинной местности, подальше от крупных желейных городов и лесов, но на достаточном расстоянии от обширной рощи с высокими растениями и небольшой колонии слизи, которая использовала их для питания. За ними будут наблюдать в течение двух месяцев.

Ученые разбрелись по своим делам, а возле модуля остались только Дэниэл Ферн, прилетевший два дня назад на замену Кирану, Мигель, который доставил его на втором посадочном модуле и махнулся местами с Мари, механик и инженер Хэн Гао и Фиона с Одином. Их главная задача на ближайшее время: расширить рабочее пространство, выстроив лагерь, который будет примыкать к модулю, и проложить все необходимые коммуникации. Внутри останутся диспетчерская, медицинский и грузовой отсеки, а снаружи воздвигнут хранилище, лабораторное, сантехническое и рекреационное помещения, соединенные узкими коридорами, чтобы не пришлось лишний раз надевать респиратор, перемещаясь между всеми отсеками.

Эйлин тоже здесь, потому что Инга попросила ее далеко не отходить, чтобы быть готовой к любым непредвиденным ситуациям. Примерно в восьмиста метрах от модуля много скал с водопадами затвердевшей слизи, которые приметили еще при приземлении, а также каменистое устье узкой реки, идущей вдоль равнины куда-то к густым лесам. Не очень безопасные направления, но именно они неизбежно привлекли внимание ученых. В общем, Эйлин должна быть на месте, если вдруг что-то случится.

Рядом с модулем, может, и нет ничего настолько же интересного, кроме рощи, но все-таки это другая планета, так что даже камешки под ногами притягивают взгляды.

Артур не запретил осматриваться, поэтому прежде чем начать работу над возведением лагеря, Эйлин с остальными, за исключением Фионы и Одина, немного побродили вокруг, разглядывая рельеф, растительность и, конечно же, слизь.

В виде нескольких наростов она обосновалась совсем рядом с опорами и стойками шасси посадочного модуля. Для того, чтобы слизь не вздумала внезапно пролезть по ним на борт, на всю внешнюю конструкцию в целях безопасности нанесли тефлоновое покрытие, которое, как и все их костюмы, не позволяет слизи закрепляться на поверхности.

Эйлин присаживается на корточки возле одной из маленьких башенок и без колебаний тянет к ней руку в перчатке. Пальцы погружаются внутрь, и это заставляет ее вздрогнуть. Слизь может реагировать на раздражители и избегать их, но боли не испытывает. И все же вторжение внутрь живого существа – не для медицинского вмешательства, а из любопытства – кажется чем-то диким. Эйлин не уверена, должна ли она испытывать какие-нибудь эмоции по отношению к слизи. Как к животным, например? С эмпатией у нее все в порядке, в отличие от Инги или той же Мэй, которым она немного уступает в хладнокровности.

Надо ли жалеть местных?..

Эйлин решает больше не лезть внутрь и просто аккуратно ощупывает мягкую и необычайно ровную с неострыми, но все-таки углами поверхность слизи, а она так и норовит ускользнуть от пальцев в перчатках.

– Похоже на холодец, – говорит Артур ей в ухо.

К его неожиданным появлениям Эйлин привыкла довольно быстро, так что ее это нисколько не пугает. За других она ручаться не может. Позавчера во время ужина она слышала, как Амир жаловался на то, что голос Артура не дает ему спокойно посрать, на что Инга посоветовала ему отключать микрофон, как делают все нормальные люди – на него дистанционно с корабля повлиять нельзя.

– Тебе всего-то надо выслушать распоряжения капитана, – заметила она, – а вот вести с ним душевные беседы, сидя на толчке, вовсе не обязательно.

Артур, кстати, претензию слышал и в ответ лишь посмеялся. Возникать в любой момент, будь он подходящим или нет, он в любом случае не перестанет. Право на приватность заканчивается на разрешении блокировать микрофон и камеру. И то не всегда.

Кстати, к ней он, видимо, и подключился – во время всех вылазок камеры приказано держать включенными в обязательном порядке.

– Что это такое? Холо… дец? – не понимает Эйлин.

Ее голос из-за респиратора звучит глуше.

– Блюдо на основе костного бульона.

Артур присылает изображение, которое на пару секунд выскакивает перед ней – очки, прилагающиеся к защитному костюму, щедро оснастили режимом дополненной реальности.

– То есть просто желе? – уточняет Эйлин.

3. Трехлетняя разница

После первой недели пребывания на Хофусе, Эйлин, хочет она того или нет, необходимо вернуться на “Ахиллес”. Дело не в каком-либо пагубном влиянии планеты, а в обычном расписании. Та часть команды, которая не отвечает за основные наблюдения и эксперименты, должна ему следовать – это пилоты, инженеры, техники и медики. Работа есть и тут, и там. Свежие головы тоже требуются везде.

Мигель, правда, договаривается с Мари и решает остаться на Хофусе, поэтому челноком управляет снова она – Артур машет рукой и не возражает.

Ученый состав может находиться и на поверхности, но более обширная лаборатория – на корабле, поэтому вместе с Эйлин прилетает Инга. А еще, так как все работы по возведению лагеря завершены, к ним присоединяется и Хэн – Артур сказал, что без главного механика на “Ахиллесе” долго лучше не обходиться. Их места заняли Мэй и Лиза.

Все так или иначе планируют спуститься по очереди. Артур свою решил пропустить, и Эйлин знает почему. Правда встречает ее не он.

– Пошли! – говорит Киран и, хватая ее за руку, ведет в мастерскую.

Эйлин не успевает даже оглянуться и бросить Артуру извиняющийся взгляд.

– Я тут уже сдурел от скуки, – признается Киран, энергично топая по коридору.

Эйлин тоже топает. После Хофуса ноги кажутся очень тяжелыми.

– Я думала, тебя развлекала Лиза.

Взгляд у Кирана вмиг делается колючим.

– Ну… или Артур? – пробует Эйлин другой вариант.

– Артур сталкерит всех, строчит отчеты и шлет бесконечные сообщения на станцию. Он все время занят. А когда не занят, занят уже я – пусть тогда идет в задницу.

– А я тебе чем помогу?

– Ты самое приятное лицо здесь, сестричка. Составишь компанию. И ты врач, так что вылечишь меня от скуки.

– Сначала мне надо просмотреть отчеты Мэй!

– Потом, Эйлин. Они никуда не денутся! Могу предложить очень важную работу, раз тебе так не терпится продолжить пахать.

– Какую?

– Моральная поддержка, – ворчит себе под нос Киран. – Вы притащили еле живого Ходжа. В какой жопе он побывал, что умудрился поломаться?

– Ездил к водопадам.

Ходж не может быть еле живым, потому что он вообще не живой. Это грузовой робот, которого после его последней неудачной поездки Дэни отправил наверх – в начинках роботов и андроидов он обычно не ковыряется, если поломки серьезные, так как занимается больше их программной частью. Киран делает и то, и другое. И любит каждого металлического друга, к которому приложил руку, больше, чем людей.

То, что его отправили на Хофус вместе с Эйлин и Артуром – тоже огромное везение, хотя он единственный из них троих особым желанием посетить инопланетян не горел. Просто шанс того, что на станции не останется ни сестры, ни друга, был очень высок – собственно, так и вышло бы, не подай он заявку.

Роднее Эйлин у него никого нет, а Артур – единственный человек, с присутствием которого он смог смириться и с которым получилось выстроить устойчивую дружескую связь. Их сблизила совместная учеба в академии, и там Артур умудрился не только заслужить уважение Кирана, но и втереться к нему в доверие, став в итоге его лучшим другом. Правда его навыки внедрения оказались еще более продвинутыми, потому что он втерся в доверие и к Эйлин и после предложения пожениться грозился стать частью их семьи. К счастью, именно такой порядок действий оказался единственно верным, потому что любого другого парня Киран бы попросту не принял. Семью он всегда ставил на первое место, даже несмотря на то что от нее давно почти ничего осталось – только он и Эйлин.

История их семьи очень мрачная и грустная, и Эйлин не любит вспоминать ее, хотя во время космической подготовки все данные о семье Беланджер подняли и некрасиво вывернули наизнанку, обнажив все, что хотелось забыть, как страшный сон.

Отец работал робототехником, и Киран с детства ошивался в его мастерской и лез ему под руку. Он подносил инструменты, бегал по мелким поручениям, и иногда в хорошем настроении отец показывал ему, как чинить андроидов – тогда они еще были похожи на роботов, нежели на людей: бесполые и не покрытые ультрареалистичной силиконовой кожей.

Мать тоже работала с роботами, но в пластической хирургии, где контролировала операции, на семьдесят процентов осуществляемые искусственным интеллектом. Она сутками не появлялась дома и приходила усталой и потрепанной. Эйлин не хотела такого же для себя, но все равно пошла по ее стопам, потому что Киран выбрал тот же путь, что и отец, а пример старшего брата, который с ранних лет был рядом, брал за нее ответственность и помогал ей всем, чем мог, казался ей правильным.

Они не были бедной семьей. Сфера робототехники процветала и развивалась молниеносно, а отец был важным человеком в ней. Медицина с использованием искусственного интеллекта достигла высочайшего уровня, но менее престижной и нужной профессия врача быть не перестала. У них были деньги. Даже больше, чем было безопасно иметь. Те, кто вкладывал в их зарплатный фонд солидные суммы, а чаевых оставлял и того больше, в итоге принесли им смерть.

Уже позже, когда Эйлин подросла, она осознала, что их хорошие и добрые родители были далеко не самыми законопослушными гражданами Канады.

С ростом качества жизни на Земле и всеобщей технологизацией уровень преступности ничуть не упал. Крупные города начали съедать более мелкие населенные пункты, и повсюду вырастали не только небоскребы, но и ширились бедные районы. Большинство стран с такими территориями едва справлялись, поэтому кусок власти становился лакомым для многих желающих. Преступные группировки, количество которых тоже росло как на дрожжах и чьи влияние и авторитет распространялись и среди мирного народа, перехватывали управление у официальных властей и брали под контроль те сферы, которые уничтожить просто так было невозможно: производство оружия, которым закупались военные, и здравоохранение с его теневой частью, на которую приходилось закрывать глаза.

4. 998 кг/м3

Неделя на “Ахиллесе” пролетает быстро, но вторая группа астронавтов все еще не спешит его покинуть, так как на Хофусе зарядили сильные дожди с повышенным содержанием оксидов серы, которые препятствуют и вылазкам, и полетам. С орбиты хорошо видны вспышки в густых облаках, растянувшихся на десятки километров над местом расположения их базы. По прогнозам Миюки, это продлится больше суток.

Киран вместе с Лори за пару дней разобрали всего Ходжа, но ничего странного внутри не обнаружили. Инга сказала, что предположение о проникновении слизи в робота действительно глупое, но все равно посоветовала не снимать защитные перчатки и продезинфицировать внутренние детали робота – впрочем, очень маловероятно, что инопланетные микробы на что-то могли повлиять там, если вообще умудрились попасть в полностью герметичный короб, который Ходж из себя представляет. После новой сборки он заработал как ни в чем не бывало. Что это было, Киран так и не понял, и это его здорово разозлило.

Эйлин, поддавшись легкой паранойе, не спускала с него глаз, но, кроме периодических всплесков гнева, вызывавших кратковременное повышение давления, его состояние не менялось.

Мысль о том, что слизь может залезть в кого-то из членов экспедиции, и раньше посещала ее – да и не только ее, ведь на “Радиксе” собирали не одну конференцию, где предметом обсуждения была подобная ситуация. Но на станции это казалось чем-то очень далеким от реальности. Они подготовились и попытались предугадать все, однако поломка Ходжа оказалась непредвиденной и как будто беспричинной. А причина должна была быть, поэтому ее незнание – это плохо.

У Эйлин хорошая интуиция – во врачебной практике она очень выручает. Но на неизведанной планете гордиться этим не хочется, потому что смутное чувство, что что-то не так, начинает потихоньку нервировать.

– Все хорошо, Эйлин, давай поговорим, – отвечает ей Лиза, когда она не выдерживает и, не дожидаясь личной встречи, связывается с ней. – Не забывай о том, что мы очень долго готовились к этой миссии. Поговори после меня еще с кем-то из ребят поблизости. Пусть они напомнят тебе обо всех предпринятых мерах безопасности и о том, что все под контролем. Даже если мы столкнемся с чем-то непонятным или – не дай бог – опасным, проблемы будут решаться по мере их поступления. У нас для этого есть все ресурсы.

– Твоя вера в человеческую предусмотрительность поразительна, – бесцветным голосом отвечает Эйлин.

– Ага.

– Мы на задворках космоса. Тут жизнь, совершенно не похожая на нашу. Нельзя говорить о полном контроле.

– Нельзя, но мы первооткрыватели. Это риск, на который каждый из нас пошел осознанно. Ты ведь понимала, что делаешь?

– Да.

– И что два близких тебе человека будут рядом?

– Да.

– Тогда сходи к одному из них сейчас же и поделись этим беспокойством с ним.

Эйлин хочет еще раз сказать о том, что все дело в ее предчувствиях, которые имеют свойство оправдываться, но Лиза вдруг протяжно зевает и сбивает этим с мысли.

– Почему ты зеваешь? Ты что, спишь? – возмущается Эйлин.

– Да, тут приятно спится, – говорит Лиза. – Дождь по крыше лупит. Напоминает о Земле. Хорошо-о-о. Это отличное место для колонизации в будущем, не думаешь?

На данный момент это одно из лучших мест из всех имеющихся, которые человечество может рассматривать для колонизации, но к концу второй недели Эйлин почему-то стали неприятны местные жители.

– Нет, – резко отвечает она. – Честно говоря, ты мне не помогла.

– А я, честно говоря, думала, ты извинишься за то, что разбудила меня.

– Извини. Но за то, что не следуешь графику, осуждаю.

– Ага, – еще раз зевнув, выдает Лиза. – Я останусь здесь на следующую смену, и мы с тобой еще поговорим об этом. А пока не держи это в себе и поделись с кем-нибудь еще. Возможно, капитан будет наилучшим вариантом для тебя.

Она отключается, а Эйлин еще долго смотрит в иллюминатор на бурю над сине-зеленой планетой. Вид из космоса очень знакомый, но Земля по размерам больше и облачнее, а Хофус темнее и океанов на нем нет, только многочисленные водоемы, занимающие чуть больше трети всей поверхности.

Эйлин не бежит в каюту Артура, потому что, связавшись с Лори, узнает, что лучше сразу идти в лабораторию. Через десять минут там организовывается собрание и можно прийти всем, кому интересно. Ну, или подключиться. Если радиосигнал нормально пройдет сквозь грозовые облака, то присоединятся и те, кто на Хофусе.

Интересно оказывается всем. Инга притащила несколько кусков слизи с собой и всю неделю ставила эксперименты. Эйлин заходила помогать каждый день, и, наверное, окаменевшие мыши, с которых сползала слизь, отбили у нее весь восторг от научных открытий, совершавшихся на глазах.

– Я полагаю, что связи в их клетках поддерживаются за счет гравитации, – рассказывает свои выводы Инга. – А земная, которую мы создаем на корабле и на станции, их разрушает. Смотрите.

Инга отрезает кусок слизи обычным ножом и отодвигает его в сторону.

– Зрения у них нет, есть только какое-то самоощущение, которое побуждает их к объединению в группы и двигает в нужном направлении. Но…

Она умолкает, глядя на то, как куски расползаются под куполом в разные стороны, начиная медленно “прощупывать” его стенки. Эйлин поела совсем недавно, так что вид шевелящихся комков слизи вызывает у нее омерзение и тошноту.