Джунгли Мегаполиса

Глава 1

-Пора платить по счетам!

Однажды он пришёл и так и сказал. Прямо с порога...

Это был самый тайный человек в его жизни никто, совершенно никто не знал об его знакомстве си ним. Он, этот человек, дал Жоре всё, всё, что у него было, и он же пол страхом смерти запретил не только говорить, но даже вспоминать о нём.

Он вёл большую игру, игру без правил, игру, которую он поворачивал по своему усмотрению то вправо, то влево. То, что он делал, понять было просто невозможно. Его действия не поддавались никакой логике. Его желания были непредсказуемы.

Те, кто знал Жору, с некоторых пор говорили о нём, что этот парень играет по-крупному. Однако сам Жора-то знал, что в сравнении с ним, с его игрой, он ничто и никто, потому что зависит от него полностью и состоит у него на побегушках. Если бы в своё время он не помог Жоре - тот никогда бы не стал тем Бегемотом, которого теперь все в городе знали, уважали и боялись.

Нет, он не беспокоил Жору по пустякам. Это были побегушки по-крупному, как и сама его игра. За всё время он обращался к Жоре лишь дважды.

Жора знал его по кличке: Зверь, - и долгое время не знал не то, что его фамилии, но даже имени. Лишь спустя год после их первой встречи кто-то из его окружения проболтался. Жора делал вид, что не понимает, о ком вообще идёт речь, хотя ему с первых слов стало ясно. Приятель его, затеявший этот разговор, так и подзуживал его Жору заговорить, используя для этого всевозможные способы. Вскоре после этого случая он исчез, как будто бы его никогда и не было. О нём не вспоминали даже родственники, и когда несколько раз после его исчезновения, ещё не зная об этом, Жора звонил ему домой, то на другом конце провода после упоминания его имени разговор прерывали, долго молчали, а потом клали трубку.

Этот случай заставил Жору задуматься о своей жизни и запомнить хорошенько: Зверь не шутит.

Однажды он видел его совсем близко. Жоре случилось проходить мимо здания обкома. В это время Зверь в сопровождении нескольких в чёрных костюмах вышел из подъезда и проследовал к чёрному государственному лимузину. Зверь даже не глянул в его сторону, но Жора инстинктивно опустил глаза в землю: он уже знал, что у Зверя есть другие глаза и уши.

Когда-то Жора вернулся из армии. И после месяца жизни дома, где всё очень сильно изменилось, понял, что может преспокойно записать себя в разряд нищих. Идти вкалывать за мизерную зарплату на завод - это было не для него. Спустя месяц безделья, когда родительские попрёки куском хлеба сделались невыносимыми, он дал объявление в газету: согласен на любую хорошо оплачиваемую работу (плохую не предлагать). Это было глупо, он понимал это и потому очень удивился , что на него откликнулись.

Две недели спустя после публикации Жоре позвонили и попросили прийти в Красный зал ресторана Театральный. Там он и увидел в первый раз Зверя.

После недолгого ужинатот выписал ему чек на крупную сумму и сказал: "Это тебе на первое время. Трать как хочешь, потом получишь ещё."

-Но за что? - уливился Жора.

-За работу.

-За какую?

-За предстоящую, - ответил Зверь.

-Но как Вас найти? - поинтересовался Жора.

-Я сам тебя найду.

На том они и разошлись тогда. Спустя месяц Жора получил по почте перевод, отправленный из Москвы. Обратного адреса не было. Сумма была ещё более значительной. Так стало повторяться регулярно.

Первый заказ на работу он тоже получил по почте из Москвы. Распечатав конверт, Жора с удивлением прочёл короткое послание: "Нужно поработать. Будь готов. Зверь." позже ему позвонили: "Вечером на старом месте..."

Собираясь в ресторан, Жора очень волновался. Всё было так загадочно. Что ему предстоит? Какая такая работа? За что ему заплатили так много? Он строил всевозможные предположения, долго поправляя и теребя упрямый галстук перед зеркалом, от самых заурядных до смешных и порой нелепых.

Сначала он решил, будто Зверь этот некий посредник какого-нибудь клуба извращенцев, в сети которых и попался Жора со своим дурацким объявлением. Теперь они захотели его поиметь. Но он им не дастся. Он вернёт им деньги. Правда это будет сложно, потому что большую часть он уже потратил.

Потопм ему пришла в голову другая мысль. Быть может, его хотят нанять для какого-нибудьубийства. Это тоже не входило в его планы, но с этим можно было как-то согласиться, если ему заплатят ещё два раза по столько же.

А может быть его хотят заслать куда-нибудь воевать. Зверь наверняка проведал, что Жора имеет специальные навыки. Как знать, он не исключал возможность, что его завербовали в качестве боевика.

Все эти и многие другие мысли неоднократно пприходили на ум Жоре все эти месяцы, пока ему платили, не оставляя его в покое ни на минуту. Это было как мучительное затишье перед атакой. И вот настала её пора.

Всю дорогу Жора волновался, перебирая в голове различные варианты. Ему было страшно. Когда он входил в фойе ресторана, волнение было особенно сильным. Он даже почувствовал, как у него перехватило дыхание. Однако потом он как-то непривычно успокоился, и когда увидел Зверя в глубоком бархатном кресле за дубовым столом на шесть персон, сидевшего в гордом одиночестве, это не произвело на него ровным счётом никакого впечатления и не вызвало никаких эмоций. Он только полумал, что от грядущей судьбы теперь уже не удасться отделаться лёгким испугом.

-Молодец, без опоздания, - похвалил его Зверь, сделав сдержанный жест одобрения [Author ID1: at Sun Jan 23 13:48:00 2000 ].

К их столу тут же подошла официантка с подносом самых дорогих и изысканных блюд, какие только можно было заказать в этом ресторане. Зверь не обратил неа неё никакого внимания, и когда она, расставив кушванья, удалилась, заговорил снова:

-Пора поработать, Жорик.

Зверь помолчал, медленнопережёвывая пищу, затем сделал спокойный глоток красного вина, медленно поставил высокий фужер на стол и произнёс:

Глава 2

-Зачем ты пришла?

Он сидел на холодном стуле как был, нагишом, уронив голову на сложенные на его спинке руки.

Она не отвечала. Он обернулся, окинул взглядом её голую фигуру у окна, освещённую призрачно-розовым светом бра над софой.

-Зачем ты пришла? - переспросил он.

-Мне так захотелось, - наконец ответила она тихо, так тихо, что он едва расслышал.

-А если он узнает?

Девушка снова молчала, потом произнесла:

-Плевать.

Он ничего не сказал и лишь покачал головой, потом встал и приблизился к девушке.

Она смотрела в черноту позднего октябрьского вечера, оплакиваемую слезами унылого бесконечного дождя, лениво шедшего без перерыва с тех самых пор, как они приехали в Москву.

За окном, рассыпанные тысячами колючих точек, стояли кварталы огромного города.

-Мегаполис, - почему-то шепнула она, когда он положил руку на её тёплое плечо. - Похоже на джунгли, правда?.. Вот так смотрю и мне иногда даже выйти страшно на улицу. Вот сейчас бы я ни за что на улицу не вышла.

Девушка отпрянула, оттолкнулась от подоконника руками, пересекла комнату и опустилась рна разбросанную в беспорядке постель.

-Закурить бы сейчас, - сказала она, обхватив себя за плечи руками.

-Тебе холодно? - спросил он.

-Мне? Нет, - она догадалась, видимо, почему он задал такой вопрос. - Это я просто так. Я люблю обнимать себя.

-Ты эротична.

Его слова прозвучали непонятно, не то как вопрос, не то, как утверждение, и она в ответ так же неясно улыбнулась.

-Возвращайся к нему, - предложил он.

Девушка подняла на него свои глаза, в которых блеснули искорки злости:

-К кому?

-Ну, к этому... К мужу. Так ведь теперь он называется.

-Скажи лучше: к Бегемоту. Он ведь им и остался.

-Зачем ты так?! - её слова привели его в смущение. - В твоём голосе столько ненависти! Ты что, совсем его не любишь?

Молчание ответило красноречивее любых слов.

-Зачем же тогда ты выходила замуж, Вероника?

-Гладышев, успокойся! - как отрезала девушка.

-И всё равно, тебе лучше вернуться.

-Что, боишься?! - она продолжала сверлить его колючим взглядом.

-Нет, не за себя. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

-А мне плевать. Ты меня получил? Получил! И будь спокоен, - я об этом никому не скажу. Ты мне нравишься, Гладышев, хотя, честно сказать, я тебя временами ненавижу. Искренне ненавижу.

-Я знаю. Помню тогда, в ресторане, когда ты была с тем парнем. Странный такой...

-Все вы странные.

-Да я не про то. Ты тогда что-то совсем на меня окрысилась.

-Нашёл, что вспомнить. Ты лучше времена Царя Гороха ещё бы помянул.

Гладышев замолчал, видимо, сбившись с мысли.

-Странно, почему ты всегда называешь меня по фамилии, даже сейчас... в такой интимной обстановке.

-Не знаю, - девушка слегка пожала плечами. - Может быть потому, что я тебя не боюсь.

-А может быть, напротив? В твоём обращении ко мне есть какой-то страх, я чувствую его. Ты боишься приблизиться ко мне в душе даже теперь, когда отдалась телом.

Лицо Вероники мучительно перекосило, как от зубной боли.

-Слушай, Гладышев, помолчи, а? Философ! Меня от твоих разговоров тошнит. Лучше бы сигаретку достал. Придумал тоже - боюсь я его. Да на чёрт ты мне нужен?!

-Зачем тогда пришла? - не унимался он.

-Если бы боялась, разве бы я пришла?

-А, может быть, это твоя борьба со своим внутренним страхом передо мной? А?! Ты теперь вот думаешь, что поборола его. Ан нет! Тебе так только кажется! Этого тебе ужасно хочется, но этого нет...

-Последний раз тебя предупреждаю, чтобы ты заткнулся! Ищи сигарету!

-Сейчас, позвоню, в номер принесут си гшарет. Что ещё?

Он подошёл к телефону и стал набирать цифры.

-Водки... нет, лучше конъяка с шоклоадом или хоорошего красного вина. Креплёного, с фруктам.

Ожидая, когда на другом конце провода снимут трубку, он поинтересовался у девушки забыв о предупреждении:

-Сейчас придёт официант из ресторана, я буду давать ему чаевые, и он случайно увидит тебя. Что будешь делать?

-Козёл, - просто ответила Вероника.

"Хочешь переделать меня? Но у тебя ничего не выйдет", - подумал он.

-Слушай, Гладышев, у тебя с мозгами всё в порядке?

-А что такое?

-Да нет, мне кажется, тебе их подлечить надо. У тебя в голове гули накакали.

Он сделал заказ в номер и растянулся на диване рядом с ней.

-А кто платить будет? - поинтересовался Гладышев у Вероники.

-Ты.

-Я же не такой богатый, как твой муж.

Внероника поморщилась снова:

-Не называй его мужем, я же тебе говорила, кажется.

-А он хорошо умеет это делать? - он сделал недвусмысленный жест.

-Какой ты культурный! Аж тошнит! Писька у него мала.

-Мала?! Вот бы никогда не подумал! Любимец женщин, сэр Бегемот! И на тебе! Так и узнаёшь семейные тайны.

Ему показалось, чт о Вероника снова недовольна его разглагольствованиями, но так как ссориться с ней больше не хотелось, он поспешил задать вопрос.

-А у тебя много парней было?

-Почему ты спрашиваешь?! - в голосе девушки засквозило любопытством.

-Красивая ты.

-Хм, - чувствовалось, что его слова польстили её самолюбию. - Много.

-И ты со всеми спала?

-Нет. Ты третий. Третий после Бегемота и ещё одного парня.

-Я знаю. Того, что был с тобою в ресторане.

-Много ж ты знаешь!

-У меня чутьё, интуиция хорошая. Он потом приезжал, кстати, тобою интересовался. Но тебя не было. Я ему начал свои картины показывать и дома небольшой пожарчик устроил, поэтому общались с ним в тот раз мы недолго.

Он немного помолчал, но потом всё же решился спросить:

-А у него писка большая была?

Его опасения не оправдались, Вероника и бровью не повела:

-Я с ним один раз всего была... Но, кажется, что надо...

Глава 3

Жора не хотел ехать в Москву поездом. На то у него были веские основания.

Конечно, ехать поездом было недолго и приятно: сесть в семь часов вечера и, едва проснувшись, сойти с него на Киевском вокзале в десять часов утра.

Это было приятнее, чем болтаться полтора часа в устаревшем, допотопном турбовинтовом Ане, салон которого во время полёта не перестаёт дрожать, скрипеть, стонать и дребезжать всеми своими швами и стыками. Другие самолёты в Москву не летали - было слишком близко для какой-нибудь более комфортабельной, современной и скоростной машины.

В поезде можно было разместиться в уютном СВ, сходить вечерком в ресторан или заказать ужин в купе, словом, путешествовать с комфортом, а в трясущемся и оглушающем самолёте все были равны.

Однако, несмотря на это, Жора был против поездки по железной дороге. Причина была в женщине. Несмотря на то, что он считал себя человеком с хорошим самообладанием, с ней он не хотел бы даже случайно столкнуться.

Она работала проводницей, и в своё время Жора уделил не мало времени её прелестям и провёл не одну бурную ночь в её постели, увлечённый очередным мимолётным романом. С ней и тогда он познакомился, будучи пассажиром в её вагоне. Она и теперь работала, по-прежнему, проводником на этом поезде.

Всё было бы нечего, да девица эта оказалась на редкость приставучей. И Жора, чувствовавший себя среди женщин, как сыр в масле, её опасался и побаивался. Обладая взбалмошным и своенравным характером, она была непредсказуема и неудержима в своих поступках, и удержать её в руках было также невозможно, как поймать рукой языки пламени. К тому же она так же как огонь обжигала при всякой попытке приструнить её. Быть может, именно про таких говорят "огонь-баба".

Как бы то ни было, но от одного воспоминания о ней его судорожно передёргивало. Именно из-за неё он не хотел ехать поездом.

Конечно, можно было узнать, по к5аким числам, в каком вагоне ездит эта Алла, и выбрать для поездки другой день или другой вагон, но его страх перед встречей с ней парализовал его волю. Узнать о том, когда и как Бегемот едет в Москву - его зна едва ли не весь город, - ей было гораздо проще, чем ему выяснить что-нибудь о ней. И она могла запросто поменяться сменой, чтобы встретиться с ним в поезде. Бегемот боялся этого, потому что знал, захочет она, и её не остановит ни другой день, ни другой вагон, ни даже то, что он женился. Найти ей Жору в городе было в тысячу раз труднее, чем на москуовском поезде.

К тому же Жора не мог позволить себе опускаться до того, чтобы с опаской интересоваться, когда работает какая-то там Алла-проводница. Он был теперь одним из тех, кого называли "хозяин города", и не мог теперь давать никому повода, даже намёка на то, чтобы усомниться в его авторитете.

Алла же могла напрочь разрушить всё, что угодно, выставив на посмешище его репутацию. И он не мог ничего поделать с тем, что ему приходилось опасаться чокнутой и своенравной бабы, которая не считалась ни с кем и ни с чем.

Надо сказать, что авторитет его и без того понёс урон.

Несмотря на то, что он вылоил на устроение своей свадьбы целое состояние и на протяжении недели поил и кормил всю блатную и мажорную публику города, устраивая для её ублажения невероятные по меркам провинции зрелища, это не дало ожидаемого результата.

Некоторые за глаза, а иные городские тузы и в глаза сказали ему своё "фи".

Сошка авторитетосм поменьше, числом поболее, насмотревшись на столичных артистов и всласть попировав, без следа растворилась в городской суете, уже на следующий день забыв о благодарности.

До Жоры временами доходили слухи. Что многие недовольны тем. Что он женился, хотя ему казалось, что это его личное дело. По городу ходили возмущённые кривотолки: "Как так, Бегемот женился?! По какому праву?! Он нарушил неписанный закон..."

Уезжая с молодой супругой на море, Бегемот втайне рассчитывал на то, что во время его месячного отсутствия эти разговоры успокоятся сами собой. Однако, вернувшись, убедился, что его ожидания не оправдались.

Вернувшись с моря, к тому Жора вдруг был неприятно удивлён тем, что его тайное хранилище было разворовано, и никто не мог ему сказать, кто это сделал. Это означало, что он обобран практически полностью. В его распоряжении осталась лишь мизерная часть состояния: можно было только купить новый шестисотый мерс, о котором он давно мечтал, ну и два-три месяца ещё не бедствовать.

Украден был весь Жорин архив, который достался ему за операцию от Зверя. Приглашённые накануне им авторитетные эксперты по художественным и историческим ценостям оценили его в нгесколько миллионов долларов. Сразу после этого к нему начали поступать предложения о продаже имеющихся у него ценностей. Прежде он всё откладывал, но потом всерьёз решил заняться их реализацией по приезду после медового месяца.

И вот оказалось, что всё украдено. Жора успел продать лишьнезначительную часть долкументов, на вырученные от которых средства устрил роскошную свадьбу и кругосветное свадебное путешествие, да ещё кое-что отложил в банке на чёрный день, который вдруг и настал.

Никто как будто ничего не знал об этом. Жора чувствовал какой-то не то заговор вокруг себя, не то всеобщий страх и желание подальше быть от этого дела.

Кое-какую информацию оставшиеся ему преданными люди всё-таки разузнали. Следы происшедшего вели в Москву. Разбираться с москвичамии никому в городе было не по зубам. Жора понимал, что ему самому придётся ехать в Москву и искать концы и связи для разрешения данного дела. Шансы на какой-то успех были ничтожны, и Жора всё тянул и тянул с решением ввязываться в драку. Он не мог даже приблизительно оценить слы своего противника, но понимал, что его возможности ни в какое сравнение не идут с возможностям противника.

Однако из его рук уплыло миллионное состояние. И он не мог, как ни убеждали его близкие ему люди, с этисм примириться. К тому же, второй шанс заполучить подобное богатство ему уже вряд ли когда-нибудь представился бы.

Глава 4

В Москву поезд прибыл без опоздания, в десять утра. Алла разбудила его заранее и пошла по вагону, выкрикивая на ходу привычное:

-Так, граждане! Подымаемся, подымаемся! Москва! Подымаемся!..

На этот раз она была одетой.

Жора ещё минуты две сладко потягивался под простынью и одеялом. Ему хотелось ещё вздремнуть.

Хотя ночь оказалась бессонной, он был доволен и испытывал даже огромное удовольствие.

Из коридора вагона раздавались голоса:

-Дочка, чай-то будет?

-Какая я вам дочка? - возмущалась в ответ Алла где-то совсем рядом. - Какой вам чай?! Москва уже! Москва!

Алла зашла в купе и спросила его:

-Чего валяешься? Поднимайся, одевайся, сейчас кофу с тобой пить будем.

Жора высунул ноги из-под тёплого одеяла и спрятал их обратно. Под одеялом ему показалось ещё уютнее и теплее, чем прежде. Воздух в вагоне был по-утреннему свежий, прохладный.

-Слушай, там не мороз, случайно? - фамильярно поинтересовался он у Аллы.

-Сейчас глянем, - ответила она и прилепилась к слегка запотевшему окну носом.- Да-а, вроде бы. Хм, четыре дня назад ездила - тепло было. Ладно, хватит мне зубы заговаривать! Поднимайся, давай! Приедем сейчас уже.

"Что за баба?" - удивился он в который раз подряд и нехотя полез из-под одеяла, озираясь в поисках своего нижнего белья. Ёжась от осенней прохлады, он начал быстро одеваться.

Алла высунулась в коридор:

-Так! Граждане пассажиры! Москва! Москва! Быстренько сдаём бельё! Берём билеты, кому нужно!

В купе заглянуло чьё-то любопытное лицо. Алла протолкнула любопытного дальше ко корридору:

-Проходи, чего встал? Мужика голого не видел, что ли?

Любопытное лицо исчезло, и Алла продолжила голосить:

-Сдаём бельё, бельё сдаём! Граждане пассажиры, сдаём бельё! - выкрикивала она нараспев, и в её русское произношение закрадывалась певучесть украинского языка (сама Алла была откуда-то с Курской области, но уже давно жила на Украине).

"Вот тоже мне, кацапка голосистая!" - подумал Жора, натягивая носки.

Когда он облачился в костюм, процесс сдачи белья уже закончился, и Алла наливала в два стакана из титана кипяток для кофе.

-Умыться не хочешь? - спросила она через плечо.

-Можно, - ответил он и вышел в коридор.

В дальнем конце у туалета толпилась очередь с полотенцами, мыльницами, бритвами, расчёсками, тюбиками, зубными щётками.

Алла поставила на стол стаканы с кипятком в металлических подстаканниках, бросила в них по ложке растворимого кофе и несколько кусков сахара.

-Пойдём, я тебе туалет открою, - бросила она ему.

Она открыла туалет возле дежурного купе, блистевший ослепительной чистотой, и даже с горячей водой в кране.

-Ого, там тоже так? - спросил Жора про туалет в противоположном конце коридора.

Алла скептичеси недвусмысленно скривилась:

-Ещё чего? Ладно, ты тут умывайся, я тебя закрою, чтобы не лезли всякие.

Из коридора послышался шум и из-за двери донёсся голос Аллы: "Этот туалет не работает! Ну и что, что вы пассажиры? А я не хочу! Потому что не хочу! Да жалуйтесь! Кому хотите! Но я ваши рожи запомню! А вот потом увидите, что будет! Ага!"

Жора не спеша умылся под эту ругань, почистил зубы, потом приспустил штаны и помыл свой опухший и посиневший член.

Когда он вышел, Алла ещё усмиряла пассажиров, что-то выкрикивая, матерясь и размахивая перед их лицами пустой бутылкой от выпитой ими ночью водки. Пассажиры отступали под её натиском.

Он позвал её. Она обернулась, быстро подошла и на ключ закрыла туалет:

-Всё, финит а-ля комедьон! Расходись!

Пассажиры отступили: сражение за второй туалет закончилось победой проводника.

Когда они остались вдвоём, он, отхлебнув крепкого ароматного кофе, сказал ей как комплимент:

-Если меня когда-нибудь вдруг кто-то попросит показать ему настоящего, живого большевика, я скажу ему: "Большевика показать не могу, но большевичку - покажу непременно!" Ты только не исчезай никуда и не умирай, ладно?

-Ладно, - засмеялась Алла и села к нему на колени. - Ты не сердишься на меня за вчерашнее?

Он немного помолчал, а потом сказал:

-Если и сержусь, то уже не так сильно, как вчера!

Когда Жора вышел на перрон Киевского вокзала, где суетились пассажиры, встречающие и носльщики, то вдруг почувствовал себя счастливым. От вчерашней удручённости не осталась и следа.

Вероника и Гладышев стояли на перроне с чемоданами и ждали его.

Жора поймал носильщика, отбив его тройной ценой у какой-то бабульки, и вместе с трофеем направился к ним.

Вероника демностративно отвернулась. Гладышел буркнул: "Доброе утро!"

Жора пребывал в отличном настроении. Столичный воздух пьянил его предчувствием удачи, и он решил, что никому не удастся испортить сегодня ему хорошее расположение духа. Он молча указал носильщику на чемоданы, а, когда тот погрузил их на тележку, пошёл размеренным и неспешным шагом рядом с ним.

Носильщик всё ускорялся, и Жора стремился не отстать от него, поэтому вскоре ему пришлось почти бежать. С стороны это, наверное, выглядело смешно, и его хорошее настроение куда-то испарилось.

Вероника и Гладышев догнали его уже у стоянки такси, где выстроилась огромная очередь.

Таксомоторы подъезжали редко, и очередь двигалась медленно.

Рядом стояло множество "пустых", свободных такси, но редко кто подходил к ним, потому что их хозяева ломли тройную цену против установленного государственного тарифа.

Жора не собирался терять драгоценное время, призывно махнул рукой, и, спустя минуту, одна из вечно пустующих "тачек" вырулила и подкатила к его чемоданам.

Договорившись о цене, Жора сел впереди, буркнул таксисту : "В гостиницу!", обернулся и окинул парочку, Веронику и Гладышева, усевшихся на заднем сиденье.

-А вы неплохо смотритесь вместе, - заметил он, не то шутливо, не то с иронией обращаясь к Веронике.

Глава 5

Проспект был совершенно пуст. Они стояли вот уже битых полчаса, а мимо не проехало ни одной машины, что для Москвы было немыслимо.

Вдруг вдалекпе показались горящие фары, и скоро вскоре стало видно, что это троллейбус.

-Что будем делать? - поинтересовался Гладышев.

-А куда он едет? - спросила Вероника, поёжившись от осенней прохлады.

-Я почём знаю. Куда-нгибудь доедем.

Троллейбус приближался. Они заспешили на остановку, но он, видимо, не собираясь сворачивать к ней, двигался со всей скоростью по второй полосе. В углу окна Гладышев увидел табличку "В депо".

Он замахал рукой, но водитель отрицательно покачал головой и показал жестом куда-то вперёд. Тогда Гладышев бросился ему наперерез.

Водительнажал на тормоза, но когда заметил, что Гладышев остался сбоку, снова прибавил газа.

Воспользовавшись тем, что троллейбус довольно сильно замедлил ход, Гладышев побежал рядом и, когда тот обогнал его, сделал два больших прыжка и, ухватившись за свисающие канаты, повис на них.

Стрельнув синей тскрой, дуги оторвались от проводов. Электродвигатель перестал выть и троллейбус остановился, прокатившись ещё несколько метров. Гладышев сначала бежал, а потом чуть ли не волочился, споткнувшись, за ним сзади, повиснув на поводьях.

Когда троллейбус остановился, Гладышев отпустил поводья, поднявшись на ноги. Дуги взлетели вверх, одна попала на контактный провод, другая взлетела торчком, качаясь из стороны в сторону.

Из кабины выскочил взбешённый и испуганный водитель с белым, как мел, лицом:

-Тебе чего, делать нечего, что ли?

-Я же тебя просил остановиться. Ты не захотел. Пришлось самому.

-Я тебе сейчас покажу - самому! Ты у меня запомнищшь, как на троллейбусы бросаться!

В руках у водилы поблёскивал воронённый прут монтировки. Гладышев отступил назад:

-Ладно, дядя, успокойся! - приблизилась Вероника. - Ну что, может подвезёшь?!

-Разве что до ближайшей патрульно-постовой машины или пункта милиции, - ответил он, хлопая монтировкой по ладони. - А подруга твоя будет свидетем, как ты на троллейбусы бросаешься.

-Шеф! - вмешался Гладышев. - Да ты посмотри на неё, подруга вся продрогла. Я же из-за неё тебя остановил. Хоть верь, хоть нге верь, полчаса стоим, ни одной машины не проехало. Ты первый.

- Нуу и что теперь? Разве не видишь: в депо? Что, читать не умеешь?

-Но, пожаллуйста, шеф, подвези!

-Я что тебе, такси что ли?

-Ну что делать? Ведь ни одной машины?

Вероника подошла ближе. Заметив, что она действительно озябла, водитель смягчился:

-Ладно, куда вам?

-Да нам туда, где повеселее! В ресторанчик какой-нибудь...

-Ну, вы даёте!

-А что?

-Да это ж не тачка, а троллейбус. Он по проводам ездит, а не куда захочешь!

-Ну да-к, ты нас довези поближе, а мы там сами пешком дойдём.

-С вас бутылка, полез обратно в кабину водитель.

-Я думала, что он тебя сейчас прибьёт, - призналась Вероника. - никогда не думала, что ты на такое способен!

Они ехали по Москве в пустом и холодном троллейбусе, скакавшем с линии на линию, со стрелки на стрелку, пока, наконец, не затормозили у какого-то перекрёстка.

-Сейчас немного пройдёте, свернёте направо, там увидите в подвальчике ресторанчик.

Гладышев отдал водиле деньги, и они пошли в указанном направлении и вскоре оказались перед входом в подвальчик под неоновой вывеской "Ресторан - Бар".

В гардеробе они оставили свою верхнюю одежду, и Гладышев задержвался у зеркала, отряхнув испачканные штаны и поправив причёску. Вероника удалилась в дамскую комнату.

Направо была стекляная дверь в ресторан. Налево - вход в бар.

-Сначала в ресторан, потом в бар, -посмотрим, - скомандовала Вероника.

Зал ресторана был небольшой и уютный. Народу почти не было, видн, не многим по карману были здешние цены.

Вероника и Гладышев остановились в дверях ресторана в расстеранности, с любопытством оглядывая зал.

Небольшие кругленькие столики, покрытые красно-белыми, вышитыми скатертями. В центре на каждом низкая настольная лампа под розово-жёлтым шёлковым колпаком-абажуром. По четыре деревянных стула с резными спинками.

К вновь появившейся парочке подошёл официант неправдоподобно широко улыбающийся. Чувствовалось, что клиенты не балуют это заведение.

Расспыаясь в любезностях, официант проводил их до понравившегося Вероникпе столика, любезно отодвинул стулья, сначала ей, а затем ему, и словно фокусник, извлё неизвестно откуда меню на теснённой , с золотистой каймой по краю листа бумаге.

Когда он удалился, оставив их за изучением блюд и закусок, Вероника вздохнула, оглянувшись вокруг, потом с улыбкой произнесла:

-Мне здесь нравится.

На её лице светилось удовольствие.

-Да, - согласился Дима, - редко можно попасть в столь приятное местечко. Только вот, сколько будет стоить это удовольствие.

-Не порть мне настроение, - слегка наклонилась к нему Вероника. - Я хочу отдохнуть и развеяться, а не деньги считать. Они у меня пока есть!

-Хорошо, не буду, - однако его продолжало глодать беспокойство, что здесь всё очень дорого стоит, и потому он никак не мтог расслабиться, чтобы почувствовать себя окончательно комфортно и хорошо.

-Что ты ёрзаешь, как иголках? - снова зашептала Вероника. - Ты своим видом портишь мне вё настроение! Последний раз говорю тебе: выбрось из головы мысли о деньгах. Я знаю, что они копошатся у тебя в ней, как черви! Посмотри лучше, как здесь мило, как здесь хорошо! Неужели ты не можешь радоваться этому?

-Не могу, - признался он честно.

-Почему?

-Потому что это всё не моё. Это как красивая, яркая ловушка для таких мотыльков, как ты.

-Тьфу ты, дурак! - возмутилась Вероника. - Слушай, ты мне уже почти испортил настроение! Зачем мы пришли сюда? Чтобы ты теперь гундел себе под нос? Ты же сам хотел пойти и посидеть в каком-нибудь уютном ресторане! Чтобы ты здесь делал один?

Глава 6

Всякому мужчине дан инструмент, которым, согласно Писанию, предписывается пользоваться как можно воздержаннее и реже. И всякой женщине дано то, к чему этот инструмент предназначается и тоже, если обратиться опять же к Писанию, в единственном числе.

Однако зачастую мужчины и женщины Писания не знают или стараются не припоминать в самый необходимый момент, позволяя себе слабость и выявляя неспособность сопротивляться греху, напирающему сладостной похотью, и, хотя инструмент и то, к чему он предназнгачается, даны исключительно для продолжения рода, а удовольствие, испытываемое в процессе их соединения, является лишь приложением, призванным стимулировать этот богоугодный процесс, зачастую всё стаивться с ног на голову. Желание испытать наслаждение, да ещё и уклонившись от своих обязанностей родителей, выходит у большинства людей на первое и единственное место, рождая тем самым множество пороков. Дети же всё чаще появляются, как случайное, да к тому же ещё и нежелательное последствие.

Человек разучился творить самое главное чудо - давать жизнь другому человеку, разменяв его на меркантильный интерес к тому, что считает Творец, не должно занимать его внимание и быть предметом его вожделения, переходящего в страсть.

И есть тот, кто заинтересован в этом самоуничижении человеков, ослеплённых плотской похотью, страстями и разнузданностью, которые мешают появлению детей, обязывающих кое к какой сдержанности и, если не порядочности, то упорядоченности своих отношений. Наверное, поэтомуве развратные особы так ненавидят детей: чужих, но особенно своих. Они им откровенно мешают до самой старости.

Бегемот мучился. Лёжа рядом с холодной, бесстрастрной женой, он не знал, что делать, не мог заснуть, потому что вовсе не хотел спать, и был к тому же сильнго возбуждён как событиями прошедшего дня, так и недавней, только что произошедшей ссорой с Вероникой, которая теперь, как ему казалось, спала, отвернувшись к стене. Кроме того, несмотря ни на что, ему хотелось женщины, но вот уже сколько времени он не мог добиться близости от Вероники, с которой после свадьбы и медового месяца, проведнного на черноморском побережье, случилась разительная перемена: она охладела к нему весьма быстро и сосвсем неожиданно. Ему была непонятна причина такого разлада между ними, и потому он пугал его своей неопределённостью.

С одной стороны, Вероника, как рассуждал Жора, действительно могла скурвиться и, пока его отвлекали дела, ходила куда-то на сторону и находила там удовлетворение своей страсти.

Но ему очень хотелось верить, что, полагая так, он совершенно заюлуждается.

И всё-таки, едва эта мысль овладевала его сознанием, всё его существо наполнялось клокочущим бешенством, растляющим его изнутри словно расплавленным свинцом, и тогда он чувствовал, что задыхается.

С другой стороны, женская психология, не имеющая никакой логики, вполне допускала такие неожиданные повороты от необузданного желания до полного затворничества, сменяющие друг друга как ясная и пасмурная погода. К тому же, Вероника могла забеременеть, хотя они предприняли все меры предосторожности, какие только были возможны и целесообразны, чтобы этого не случилось: ни он, ни она не горели желанием обзавестись чадами. Однако, Бегемот знал, что забеременвшая женщина теряет всяческий интерес к мужчине, и редко с какой это не случается. Хапрактер же собственной жены оставался для него всё ещё полнейшей загадкой, что было вполне естественно, потому как и люди, прожившие вместе намного дольше, так мало продвигаются вглубь в познании друг друга.

И всё-таки, не смотря на обиду, которая засела нарывающей занозой в его душе, ему хотелось, чтобы с Вероникой произошло второе, и очень надеялся, что не ошибается.

Впрочем, могло быть вовсе не то и не другое. Возможно, что причина заключалась вовсе не в ней, а в нём. Может быть, запутавшись со своим рискованным делом, сулящим вернуть ему утраченное состояние, без которого Бегемот становился никем, он стал менее внимателен и ласков с ней.

Понимая это, Бегемот как бы торопил время, хотя оно от этого шло ещё медленнее, и мысленно уносился в неведомое будущее, где, как ему хотелось верить, возможно будет очень скоро выкроить с полмесяца на передышку, отойдёт от своих дел и забот и посвятит всего себя без остатка только лишь жене.

"А вдруг у неё и тогда не появится страсти? - испугался он совершенно неожиданно для себя. - Может быть ей вовсе и не нужно. Может быть у неё накступила фригидность? Может быть, что-то случилось с её темпераментом? Или она на самом деле беременна? Тогда почему молчит?"

Он повернулся к Веронике, лежавшей к нему спиной, прильнул к её телу, с вожделением и восхищением перед крутыми, переливющимися из малого в большее округлыми формами её великолепной фигуры, поласкал ладонью её гладкую, как шёлк, приятную на ощупь, упругую, ароматную кожу.

"Спит или нет? - подумал он. - Может быть, притворяется? На самом деле, лежит, притаившись и ждёт, когда я, наконец, догадаюсь приласкать её?"

Он приподнялся на локте, заглянул к ней в лицо и собрался поцеловать её уже со всей нежностью и страстью, которые с трепетом ощущал в себе, в шею, но Вероника, что-то пробормотав сквозь сон, повела рукой, отстранила его худым, хрупким плечиком, давая, видимо, понять, чтобы он отстал.

"Спит", - решил Бегемот, опускаясь на подушку, и в ту же минуту почувствовал, как обида заполняет его всего, без остатка.

Это было маленькое, но неприятное фиаско, тем более, что такое продолжалось уже не первую неделю. Для Бегемота, привыкшего к весьма лёгким победам над жернщинами, такое положение было вдвойне тягостно. Для него это был нгастоящий удар, который, ещё только обещал обрушиться на его психику в полной мере, но уже давал о себе знать.

"Сука!" - выругался про спебя Бегемот.

Ему хотелось сейчас же вскочить, включить свет в комнате, сдёрнуть с неё одеяло, заставить проснуться и устроить ей дикий скандал до самого утра. Он знал, что не только может, но и готов это сделать, но почему-то не решался, вдруг ощутив внутри себя непривычную робость, несмелость и борьбу.

Глава 7

"Проскочу или нет?" - думал Гладышев, с опаской косясь на милиционера, сидевшего на вахте при входе. Милиционер разговаривал с каким-то мужчиной, видимо, знакомым, не обращая пока внимания на Гладышева.

Необходимо было иметь пропуск, которого у Гладышева не было, и он опасался, как бы не получилось, что его не пропустят.

Потоптавшись немного на пороге, Гладышев пошёл вперёд, обходя на повороте мужчину, закрывшего на секунду его своей спиной от милиционера, ускорил шаг и, ожидая с затаённым страхом , что сейча его окликнут. До лестницы наверх осталось несколько шагов. Это расстояние он преодолел в два прыжка и помчался вверх по крутым, узким ступенькам, какие были обычным делом в старых зданиях.

-Молодой человек! Молодой человек! Стойте, молодой человек! Вы куда?! Стойте!

Это наверняка звали его, но Гладышев уже прошмыгнул лестничную площадку и бежал со всей силы по второму пролёту.

"Интересно, бросится ли он за мной в погоню? - ум его продолжал лихорадочно размышлять. - На лифте - догнать может". Ему было ясно, что нужно уйти куда-то в сторону, что по прямой его скорее всего настигнут и заставят вернуться, не смотря ни на какие его объяснения, но он всё поднимался и поднимался вверх по крутой лестнице, уже задыхаясь с непривычки от такого стремительного восхождения.

"Закат солнца вручную. Точно что. Интересно, как они придумали такое странное и удачное название. В нём вся тяжесть и непомерность работы, весь драматизм процесса настоящего действия, и вместе с тем, читсейший и беспочвенный вымысел. Закат солнца вручную", - он миновал уже несколько этажей, сбившись со счёта и теперь даже не затрудняясь, восстановить его. Голова его была полна всяких мыслей, и они толкались, лезли, наперебой стараясь завладеть его вниманием, обратить на себя взор его души, которая оплодотворила бы их своим сопереживанием. - Издательство похоже на роддом. Здесь авторам помогают разрешиться от беременности воплощённой, выношенной, сформировавшейся, как ребёнок в утробе матери, литературной идеей. Родовспомошествуют, так сказать. Только почему я пробираюсь сюда, как будто собираюсь сделать литературный аборт?"

На каком-то этаже неожиданно для себя он метнулся в сторону распахнутых, застеклённых дверей, вошёл в небольшой круглый зал-площадку перед лифтом, к которой с нескольких сторон сходились коридоры, и пошёл наугад по одному из них, миновал конференц-зал, снова очутился в коридоре и вышел в конце концов в другой конец здания, на лестничную площадку второй торцевой лестницы, вход на которую был из другого подъезда. Здесь лифт был прямо на площадке, и едва Гладышев остановился, как дверцы его с шумом распахнулись, заставив юношу, пребывающего в жутком напряжении преследуемого, вздрогнуть от неожиданности и испуга. Оттуда вышли двое мужчин и, деловито беседуя на ходу, прошли мимо него, совершенно его не замечая, и свернули направо в тупиковый, торцовый коридорчик с кабинетами.

Не мешкая ни секунды, Гладышев зашёл в пустой лифт и нажал кнопку нужного этажа: ему показлось, что сбоку раздавались торопливые, приближающиеся шаги, и это вполне мог быть милиционер с вахты. Дверцы, отделанные пластиком под дерево, мягко съехались, сомкнулись, как створки огромной раковины, и не успел он рассмотреть как следует своё испуганное лицо в настенном зеркале лифта, как снова отворились, впустив внутрь сумрачного коробка дневной, яркий солнечный свет, бивший сюда через окна подъезда.

Гладышев зажмурился, вышел, потёр глаза и искать заветный номер кабинета, который он узнал ещё весной, будучи проездом в Москве, у женщины из отдела писем и корреспонденции, куда он аж в феврале сдал толстую папку с машинописным текстом своего первого и единственного романа.

-Ваш роман мы отдали в редакцию детской и юношеской литературы, сказала ему тогда женщина. - Я с ним познакомилась, и мне так показалось, что его больше нигде не возьмут. В отдел прозы, так там очередь из маститых, серьёзных писателей, и вы будете ждать там решения по своему вопросу очень-очень долго. К тому же, из-за трудностей с полиграфической базой, бумагой, с мощностями мы сейчас печатаем только членов Союза писателей, а я так понимаю, что вы не член. А в юношеской редакции, может быть, у вас что-нибудь и получится. Во всяком случае, это кое-какая надежда и лучше. Чем вовсе ничего. Приходите месяцев через пять. Вам там скажут.

Он так и сделал. Прошло ровно пять месяцев.

Гладышев оказался перед нужной ему дверью и замер, как вкопанный, почувствовав себя застигнутым врасплох.

"Корин Лев Васильевич, - прочитал он на табличке под бляшкой с номером, - редактор отдела литературы для детей и юношества".

Дверь была приоткрыта, из кабинета разавался приглушённый бас нескольких голосов.

Порядком оробев, гладышев постучался как можно осторожнее и вежливее, чтобы не показаться слишком уверенным и наглым редактору, но удары его в дверь получались столь трусливо тихими, что ему самому не было их слышно. Пропустив через себя первую волну страха, введшую его в краску, Гладышев постучался уже несколько увереннее и, не дожидаясь разрешения, приоткрыл дверь, но войти в неё не посмел.

За столом, занимавшим всю середину длинного и довольно узкого кабинета друг напротив друга сидели трое - двое по одну сторону, а третий - по другую, - и о чём-то беседовали, потягивая из тонкостенных стаканов что-то янтарно-прозрачное. Перед ними стояля круглая стекляная пепельница с возвышавшейся кучей "бычков", служившей, видимо, местной достопримечательностью. Рядом высилась полупустая бутылка портвейна "Мадера", которую, видимо, и распивали друзья.

Гладышев, не смотря на вс свою растерянность, всё же приготовил кое-какую вступительную речь-обращение к редактору, но теперь, не зная к кому обращаться, вновь растерялся и только и смог сказать:

-Здравствуйте, я автор романа "Администратор".

Все трое обернулись к нему с удивлением и посмотрели округлившимися, осоловевшими глазами, подёрнутыми дымкой. Они, наверное, и не помышляли, что сейчас к ним на голову свалится такое "чудо" и вмешается в их разговор, нарушив их трапезу.

Глава 8

Жора решил, что попал не туда. Ему даже показалось, что его обвели вокруг пальца и, потому говоря, обдули.

Адрес, который был указан ему за некоторое вознаграждение, привёл его в какой-то грязный подъезд старой постройки шестиэтажного дома. Лифт не работал, и на четвёртый этаж ему пришлось подниматься пешком.

Стены подъезда были давно уже не крашены и исписаны углём. На потолке висели обгорелые спички, вокруг которых чернели пятна копот.

Жора брезгливо озирался по сторонам, на потолок и панели, исписанные неприличными словами. Давно уже ему не приходилось бывать в такой захолустной трущобе.

Поднявшись на четвёртый этаж, он немного постоял перед дубовой, морёной дверью, с массивной полированной медной бляшкой, на которой, отблёскивая в полумраке подъезда, выступали цифры номера, потом нажал на кнопку звонка.

На мелодичный звук, приоткрыв щёлочку в двери, высунулся пожилой человек, глянул на Жору через стёкла очков:

-Вы к кому, молодой человек?

-Да, наверное, к вам.

Он назвал установленный пароль, полученный вместе с адресом. Это подействовало как "Сезам, откройся!", дверь широко отворилась, и хозяин жестом пригласил его войти.

В тесной прихожей небольшой, по-видимому, квартиры по стенам было развешено много всяческой одежды, производившей вппечатление хлама.

"Не похоже, чтобы здесь такой человек жил", - решил Жора, озираясь

Хозяин не задержал его надолго в прихожей и, повернувшись к нему спиной, молча пошёл вглубь квартиры, предлагая тем самым следовать за ним.

Оглядывая его байковый халат, наброшенный на мешкообразное, бочковидное тело, подпоясанный где-то в районе живота, на талию, которая совсем не просматривалась, Жора начал сомневаться, туда ли он попал, да и к тому ли его послали, кто был нужен, и, когда они оказались в большой, но дурно обставленной комнате, - мебель была старая, обшарпанная, да ко всему этому занимала какое-то неуклюжее, незаконченное, промежуточное положение, будто бы кто-то взялся её переставлять, да так и бросил, не доделав, - задал вопрос:

-Вы, собственно говоря, знаете, зачем я к вам пришёл?

-Догадываюсь, молодой человек, догадываюсь, - хозяин квартиры плюхнулся, будто устав стоять, в глубокое кресло, достал из кармана халата папиросу и закурил. - Ко мне все приходят за одниам и тем же, вообще-то.

Он затянулся и выпустил струю дыма в сторону гостя.

Жора опустился в кресло напротив:

-И что, вы всем даёте то, что им нужно?

-Ну-у, кто платит, соответственно, - он заёрзал в кресле. - Давайте к делу: у меня нет времени на рассусоливания. Первый взнос - триста долларов - за посещение.

Жора невольно присвистнул, откинувшись назад:

-Неплохо начинаем! Ещё ничем не успели обменяться, а деньги потекли ручьём! Не многовато ли? Я понимаю - десять, ну, пятнадцать долларов, но не триста!..

Что ж, хозяин квартиры недовольно потёр руки, мне очень жаль, но, видимо, мы с вами не сработаемся. Очень плохо, что вас не предупредили, на каких условиях сюда надо идти.

-Нет, почему же! Мне сказали, что надо брать с собой зелёные, и много. Я готов и заплатить, но только за информацию

Видите ли, у каждогоуважающего себя человека, такого, как я, существует порог, ниже которого он не работает. Если клиент не может выложить мне сразу , вот точно так, как вы, первоначальный взнос, то с ним приходится прощаться. Я не собираюсь ни у кого шариться по карманам, но такое поведение даёт мне все основания полагать, что он не состоятеленг. И поблажки, исключения, я не делаю никому, это мой принцип. Деньги в руке - лучший и единственный аргумент для продолжения беседы... Итак?

Он сделал недвусмысленную паузу, и Жора понял, что надо либо раскошеливаться, либо проваливать. Отступать назад, как ни жалко было платить, было некуда: скупой платит дважды, - и он уже ступил на дорогу , по которой было бы дешевле идти вперёд, чем пятиться назад, идти напопятную.

Зашуршали бумажки, передаваемые из рук в руки.

-Ну, что вас интересует? Вернее, кто?

-Бонди Бом.

Теперь настала, видимо, очередь удивляться хозяину квартиры:

-Это вы замахнулись! Круто, круто! Впрочем, представьтесь.

Жора что-то смекнул про себя:

-Я, кажется, имею право оставаться неузнанным, инкогнито.

-Не совсем, к сожалению.

-Это почемуже?! - Жора едва не выпрыгнул из кресла от возмущения. - Получается, что за свои же деньги я пришёл сам на себя настучать, так что ли?!

Собеседник загадочно улыбнулся:

-Ну, нет. Зачем же? Вы должны представиться мне хотя бы из вежливости, как и я вам, впрочем. Давайте, я сделаю это первым. Меня зовут Марк Ильич.

-Хотелось бы верить, что это вашке действительное имя.

-Как хотите.

-Не получается. Не получается верить.

-Дело ваше.

Жора начал злиться. Его сильная натура не могла смириться с тем, что его пытаются обвести вокруг пальца.

-Вы говорите, что у вас нет времени, а навязываете какую-то тухлую игру!

-Вовсе нет! Мне же надо как-то к вам обращаться. Да и в себе я должен создать некий образ, с которым буду общаться.

-Тогда двести.

-Что двести? - не понял Марк Ильич.

-Двести долларов - за пердоставление информации. Сто оставляю вам.

Марк ильич закачал головой, видимо, удивившись, что недооценил своего гостя, потом без лишнего возмущения вернул деньги.

"Отпирается ещё, гад! - подумал Жора, пряча зеленовато-серые купюры. - Все карты у него в руках. Но пусть хоть увидит, что не нва дурака нарвался".

-Мне нужно знать про него всё: где живёт, чем занимается официально и неофициально, связи... ну и так далее.

-"Так далее" - у вас карманы будут дырявые. Это же будет стоить миллион. Если бы вы заинтересовались какой-нибудь продавщицей или секретаршей, за пару дней я бы выложил вам всю её подноготную от и до за пару сотен. Но вы же вон на кого замахнулись... я, понимаете, как наёмный убийца, - чем крупнее дчиь, тем больше ставка. Но ставка может оказатьсмя больше, чем жизнь, ваша, если у вас не хватит мощи, и моя, если я делаю пасс. Данный случай стоит, кажется, на порогое и того, и другого.