Ди Vi Инквизитор Часть 2 Основной аспект

Глава 1. Жизненный калейдоскоп — это тебе не детская игрушка — не до радости.

Проснулся Дима от явно недружественного тычка в бок. Спросонья даже допустил, что пнули ногой. Раздражённо поёжился, сжав зубы, открыл глаза и замер. Прямо перед ним красовалось сказочно-звёздное небо сплошной иллюминацией. Под руками нащупал сырую траву: то ли после дождя, то ли роса выпала. Мгновенно сообразил, что спал не в мягкой постельке, а на лоне природы, словно набухавшийся бомж, не страдающий проблемой здорового сна: где упал, там и дрыхнет.

Вот только он прекрасно помнил, что бомжом не был, да и не пил вчера. Хотя, надо отдать должное, на «поспать» никогда не жаловался. Что уж говорить, грешен. Вообще вчерашнее Сычёв помнил отчётливо, со всеми подробностями, в том числе и постельными с фитоняшкой. Даже ухо побаливало, за которое она его укусила в порыве страсти, решив, что на будущее надо будет поберечься с этой перезрелой девочкой. Так и без ушей остаться можно.

Перед лицом пищали комары. Судя по толчее, кровососы никак не могли выстроиться в очередь, ну прям как бабы на базаре. Они по-комариному орали, пихая и пиная друг друга, полностью имитируя бабские разборки. Хотя особо ушлые, как водится, в вакханалии не участвовали и уже преспокойненько зайдя в обход, упивались Диминой кровью. Он, сука, это всей кожей лица чувствовал.

Помимо комаров, чуть поодаль трещали насекомые покрупнее. Кто такие? Как называются? Да хмуль его знает. Стрекотальщики какие-то. А издалека доносился мерзкий вой старушечьих голосов, рыдающих фальцетом. То ли бабки там с горя убивались, то ли песнь у них такая была, в жанре «вырви глаз — проткните уши». Но это хоровое издевательство резало слух, словно скребло ножом по стеклу. Диму аж передёрнуло, что мошкаре, оккупировавшей лицо, однозначно не понравилось.

Сел, отмахиваясь и разгоняя мелочь вампирскую. Утёр лицо, имитируя мусульманина на молебне. Почесался. Огляделся и испуганно вздрогнул, на автомате врубая Славу. И тут же перепугался ещё больше, потому что из этого ничего не вышло. В голове вместо заветного монастырского хора ныли старухи проклятущие со своим ультразвуковым нытьём. А напугала его тень человека, сидящего рядом. Здорового, как Копейкин, и почему-то в остроконечной шапке, типа древнерусского шлема.

— Очухался? — спросила тень Васиным басом. — Ну ты и дрыхнуть, Сычёв.

Дима облегчённо выдохнул. Это был действительно Копейкин.

— Где мы? — первым делом поинтересовался растревоженный соня, поднимаясь на ноги и по ходу осознавая несоответствие одежды привычным стандартам.

— Это я у тебя хотел спросить, — пробасил бугай, поднимаясь следом.

Дима тем временем принялся инспектировать собственный прикид. Первое, на что обратил внимание: при подъёме брякнули висюльки на груди. Ощупал. Большое кольцо на шее из плетёной проволоки до половины грудины, металлический амулет на верёвке, застёжка приличных размеров на бабьей кофте. Сама кофтяра грубо-вязанная и очень странного фасона, конфигурацией больше напоминающая фрак. Или просто маленькую по размеру на него натянули, с огромным трудом зацепили на груди узорной пряжкой, а остальное запахнуть не удалось, и оно уползло за спину, изображая фалды фрака.

Стоило только опустить подбородок, пытаясь слепошаро рассмотреть висюльки, как почувствовал лишнюю растительность на лице. Не веря ощущениям, потрогал руками. Точно: бородёнка с усёнками. Жидкие, плюгавенькие, то ли ещё не выросли, то ли уже повыдергал кто. Не брутальная растительность, а сплошная нестриженная порнография.

Тут и кольца на пальцах обнаружил, что были нацеплены с соблюдением симметрии. На указательных — подобие перстней, но без камней, типа печаток. На безымянных — по широкому кольцу на длину фаланги, завитые пружиной, а на мизинцах — по тоненькому колечку.

Рукава кофты на запястьях охвачены плоскими браслетами на манер запонок. Похоже, медные: гнутся на ощупь. Под кофтой прощупалась грубая толстовка до колен, словно выстирана с несоблюдением инструкций и оттого вытянувшаяся чуть ли не до щиколоток. На поясе кожаный ремень. С правой стороны прицеплен кошель, типа дамской сумочки. Аксессуар для пацана по виду стрёмный, но, судя по увесистому содержимому, пойдёт. С левой — кинжал в ножнах или просто большой нож с деревянной рукояткой.

Обтягивающие штаны на ощупь оказались намотанными бинтами, как у мумии. Вернее, тряпками, нарезанными на ленты. Намотка с самого низа поднималась до района паха и там заканчивалась. Трусов не было. От осознания одного этого и от сквознячка под подолом задранной рубахи коконьки скукожились, порываясь со всем хозяйством спрятаться внутрь тёплого организма.

На ногах кожаные мешочки на завязочках. И как вишенка на торте — на голове соболья шапка. Ну, может быть, и не соболья, но мех на ощупь классный. Приятный. Мохнатостью сантиметра три. Не меньше.

Осмотрев и прощупав себя, Дима, наконец, соизволил ответить, озираясь по сторонам:

— Где конкретно, сказать затрудняюсь, но это точно очередной виртуал.

— В смысле «очередной»? — недовольно пробасил Копейкин, вроде как тоже одетый не по понятиям двадцать первого века.

— В прямом, — отрезал знаток искусственных миров. — Ты думаешь, на озере, где тебя грохнули, реальность была? Как бы не так. Там тоже была виртуальность, спроецированная Софией. А вот в чьи шкуры она нас запихала на этот раз и что мы здесь будем делать? Пока не знаю, — и уже совсем тихо, как бы для себя, добавил: — Хотя и догадываюсь.

Над головой в безоблачном небе красовались одни звёзды. Луны нигде не просматривалось. Причём светил оказалось столь много, что небосвод не был чёрным, а представлял собой огромный светильник куполом, давая хоть какое-то призрачное освещение. В одном месте горизонт был подсвечен, указывая, в каком направлении Солнце прячется за планетой, и если б знать ещё время, то можно было бы сориентироваться по сторонам света. Хотя на кой это было нужно?

Глава 2. Воспитание ребёнка без ремня человека из него не сделает, оставляя переросшим дитём до скончания дней его.

Юля с Машей как очухались одновременно от резанувшего по ушам визгливого фальцета, так совместно и откинулись обратно в обморок от увиденного. Подобный «вкл-выкл» происходил раз шесть кряду, с каждым разом удлиняя промежуток нахождения в сознании. Причём Юля уже после четвёртого теряться отказывалась, но помутнение рассудка происходило без её желания.

В скором времени процедура изменилась. Юлю принудительно не отправило в бессознанку, а Машу вырвало, и она принялась реветь. После минуты её рёва всё равно обе проваливались в обморок. Это слёзно-рвотное выступление повторялось ещё несколько раз. Приход в себя, шок, рвота, рёв, обморок. Наконец и эта фаза была пройдена, и наступила следующая — ступор. Машу рвать перестало, и реветь она уже не могла по причине полной заторможенности. А сознание не теряла в связи с отказом умственной деятельности. Теряться было нечему. Юле попросту приелось однообразие.

Каждый раз, когда они открывали глаза после очередного беспамятства, их взорам представлялась одна и та же картина. Причём этот грёбаный клип постоянно начинался заново. Три страшные бабки в странных одеяниях, закутанные в платки, сидели по колено в земле друг против друга и жадно поедали новорождённого ребёнка, обгладывая по кругу. Откусит какая кусок и, жуя, передаёт следующей. И при этом все трое ныли высоким нестройным фальцетом нудную песнь, несмотря на кусок в горле, подобно крокодилам, что едят и плачут, плачут и едят.

Только отпадав в бессознательное состояние непонятно сколько раз, девоньки на пару вконец отупели и перестали вообще воспринимать происходящее. Они к чему-то были привязаны, стоя на коленях, причём привязаны с головой, что не давало возможности отвернуться или упасть в прямом смысле этого слова. Только глаза закатывались, а потом обратно выкатывались. Вот и все их телодвижения.

Сколько времени длилась эта пытка — никто из них не знал, но каждая была уверена, что продолжалось это вечность. Их мозги, видимо поняв, что ни отключка, ни выброс содержимого желудка с эмоциональной разрядкой в качестве слёз не помогают, попросту решили игнорировать входящую информацию, отупев до состояния дур обкурившихся. Всё резко стало фиолетово, что воля, что неволя — всё равно.

Бабки обглодали дитя, но при этом не нарушив его конструктивную целостность. Ручки-ножки не отваливались, головка на обглоданной шейке держалась непонятно за счёт чего. Людоедки, продолжая дико фальшивить истошными голосами, вылезли из земли. Одна из них подняла остатки трапезы над головой, и все трое гуськом, гротескно прихрамывая на правую ногу, направились к каменному забору или стенке, что была сложена чуть поодаль в лесу с непонятными целями.

Кладка из камней величиной с коровью голову тянулась ровной полосой метров десять и никакой функциональной нагрузки не несла. Просто десятиметровая стена в рост человека посреди леса. Но именно к ней направились бабки-людоедки, продолжая вопить во всю глотку. Прям натуральная стена плача. Там остатки и прикопали в заранее приготовленной ямке. На этом ритуал завершился, и бабки замолкли.

Только тут в отупевшем мозге Лебедевой мелькнула робкая мысль, что присутствует на самом настоящем ритуале Троицы. Она читала о нём и последующем ритуале Троецеплятницы, со временем его заменившем. Но одно дело — читать, и совсем другое — наблюдать воочию. Это оказалось настолько жутко и мерзко, что даже сейчас, находясь в полузамороженном состоянии психики после церкви, её прибило по мозгам и чувствам, как тапком по таракану — всмятку.

Странные бабки, закопавшие остатки еды, видимо, на голодный год, неспешно направились к связанным пленницам. По взмаху руки, похоже, старшей, девушек подняли с колен на ноги, но при этом они не перестали быть к чему-то привязанными. Просто подняли конструкцию, к которой их намертво закрепили. Юля уже в десятый раз попыталась запустить в голове электрическую лахорду, но даже пшика не получилось.

— Маша, — зашептала она, стараясь не шевелить губами, — попробуй свою лахорду. У меня ничего не получается.

— А ничаво́ и не получится, — со смешком прервала её ещё издали одна из старух, которая, выйдя на свет костра, неожиданно оказалась статной женщиной за пятьдесят, давая понять, что хорониться при ней бесполезно, после чего явно самодовольно добавила: — Я у вас, бездарей, всё отобрала. Вы тепереча обычны меря́нски девки.

Она подошла вплотную, и обе пленницы смогли рассмотреть её в свете костра во всей красе. Тётка даже не подошла, а подплыла величественной царской походкой. Невысокая. Примерно одного роста с Лебедевой. Худое строгое лицо. Узкие губы, тонкие брови. Кожа чистая, ухоженная, без единой морщинки.

Одета была в длинное красное платье в пол, с имитацией талии сразу под грудями. Глухой ворот фиксировал длинную шею с высоко держащейся горделивой головой. Навесные украшения отсутствовали, потому что были пришиты на одежду, как обязательный декор наряда. Две цепи золотых треугольников изображали две нити бус. Три ряда таких же точно нашлёпок изображали пояс под титьками, заодно формируя собой подобие поддерживающего бюстгальтера и там же формируя талию.

Груди высокие, небольшие, но прекрасно сформированные, торчали в стороны, что говорило либо о том, что она не рожала, либо рожала, но не кормила грудью. На голове то ли высокая золотая плоская корона без зубцов, то ли кастрюля, расширяющаяся конусом. На золоте головного убора — чеканка кругами, изображающая фантастических зверей. Сверху из этой короны, как потоки воды, ниспадал в стороны платок до бёдер насыщенно синего цвета с золотыми нашлёпками по краям.

Глава 3. Спорт для наглого мужчины обязателен: если с боксом не задалось, то стать легкоатлетом — жизненно необходимо.

Со стороны входа послышался шум. Дверь не распахнулась, как принято: ни влево, ни вправо. Не поднялась, как в «Ламборджини». Не упала за́мковым мостом через ров. Её просто сняли, как крышку с кастрюли, и отставили в сторону. И сделал это огромный бурый медведь с выпученными глазами, изображая жуткий запор.

— Мля, — только и выдавил из себя ошарашенный Дима, разглядывая в полутьме громадного зверя.

По габаритам он вряд ли бы пролез в узкий дверной проём, но мохнатый и не собирался этого делать. Медвежья морда просунулась в щель и пристально разглядывала постояльцев, воротя нос с одного на другого. Наконец идентификация присутствующих закончилась, и чудовище противным бабским голосом выдало:

— Туточки они.

После чего косолапый отпрянул назад и, чуть ли не визжа, заголосил:

— А ну, робята, хапай лиходеев!

Во входную дыру моментально принялись десантироваться ряженые кто во что горазд бородатые мужики, как бойцы спецназа из люка БМП, лихо спрыгивая на пол и рассредоточиваясь в стороны. Здоровяков с буйной растительностью на лицах оказалось шестеро. До зубов вооружённые холодным оружием, поблёскивающим в свете лампадки: в одной руке меч, в другой кинжал. У всех морды радостно-злые в предвкушении развлекательного месилова. Видать, где-то изрядно скучали до этого «робята», дорвавшись наконец до развлечения.

Дима с Васей, вскочившие со своих лежанок, замерли по центру заземлённого сарая, даже не подумав хвататься за пояса с оружием, что остались валяться на соломе у кроватей. Группа захвата, увидев только двух мерянских пацанов, не взявшихся за мечи, видимо, посчитав за падлу рубить безоружных, свои режики со зловещим шелестом убрали в ножны и принялись закатывать рукава, выказывая намерения крутить лиходеев путём рукоприкладства.

Дима откровенно струхнул. Он как-то сразу понял, что его сейчас будут бить. Вот ни капли сомнения даже нигде не просочилось по этому поводу. САР-ключи не работали, словно их извне заблокировали. Хоры включались, но как-то неправильно, с помехами и лишним шумовым сопровождением.

Нырнул в эмоции кодлы бандитской наружности, а там запредельная радость и ничего более. Словно мужики только что прокатились на захватывающем дух аттракционе и никак от эйфории не отделаются. Это ещё больше напугало переросшего мальчика, до сих пор не научившегося драться, да так, что мысли со страха покинули светлую голову, ударившись в панику. Поэтому, совсем отупев, он отчаянно заметался в поиске выхода из тупиковой ситуации, истерично спросив у рядом стоящего Копейкина:

— Что им надо?

— Шоколада, — рявкнул басом Вася и с воплем рванул на группу бородачей, поднимая ручищи и уподобляясь рогатому буйволу.

Бойцы пока не понятно какого фронта ещё больше возбудились, приветствуя его дружным возгласом бурной радости, но всем скопом кидаться не стали, выдвигаясь на амбала по одному. Придурки. Васе, похоже, только этого и было нужно. Удар — нокаут. Второй удар — второй нокаут. Дима героически прикрыл тыл напарника, спрятавшись за его спиной, но старался держаться не слишком близко, чтобы не лечь от дружественного локтя.

Только после второго нокаута захватчики сообразили, что так их тут всех по одиночке уложат, и кинулись на Копейкина кодлой, но опять же не всей, что осталась на ногах, а лишь трое. Потому что четвёртый, обойдя Васю по дуге, бросился на Диму.

Сычёв, недолго думая, а вернее, совсем не соображая, рванул вглубь комнаты, героически отступая от превосходящих сил противника и принимаясь отрабатывать на преследователе тактику на выматывание. Он петлял, словно заяц, носясь по кроватям и накручивая круги вокруг каменного очага, всё порываясь схватить лампадку и плеснуть содержимым в рожу здоровенному амбалу. Но тот, несмотря на крупные габариты, оказался достаточно шустрым и подвижным. Хотя, как оказалось, не шустрее Димы.

Вася работал чётко. Если его удар проходил, то противник из драки вываливался, но, как оказалось, ненадолго. В какой-то момент против него уже встали все пятеро. Причём злющие мужики были до состояния озверения. Морды и бороды у всех в крови. Трое уже где-то шлемы потеряли. И нападали теперь не по одному, а всей пятёркой, под натиском которой Копейкин вынужденно пятился в глубь помещения, где носилась парочка истребителей, накручивая виражи.

Продолжалось это, к сожалению, недолго. Васю тараном сбили с ног, и вот тут уже принялись месить его по полной всеми конечностями. Одному бородатому упырю места не хватило, и, покрутив головой, он кинулся на помощь напарнику, ловившему Диму. Последнего тут же на пару поймали. Один взял в захват, заломив руки за спину, а второй делал из красивого Диминого личика винегрет с кровавыми соплями. В общем, убили пришельцев быстро и качественно. Сычёв предположил, что его лично отправили на перерождение с первого удара, так как кроме него ничего не помнил.

Очухался Дима на соломе лежанки с чувством, что морду пчёлы покусали. Причём целый улей и не по одному заходу. Остальное не болело, из чего сделал вывод: убивали только через лицо. Вскочил на ноги, понимая, что наступил день сурка и медведь с бабьими воплями заявится с минуты на минуту.

Со своего лежбища, покряхтывая, еле-еле поднялся Вася с кислой рожей. Но тут же повалился обратно, судя по всему, ему при убийстве ногу сломали. Одно обрадовало: фантомная боль прошла достаточно быстро. Пару десятков секунд, и язык у Димы зашевелился, а там и вся боль улетучилась.