Диагноз: В самое сердце

Глава 1

– Игнатов где? – вздрагиваю от громкого голоса зава кардиохирургией Амосова Артема Александровича.
– Так он… в другую больницу перевелся. Я вместо него.
Почему он-то? Узнает же меня и рассекретит на раз-два.
– Медсестры у меня и так есть, мне врач нужен.
– Я почти врач… ординатор, – гордо расправляю плечи.
– Ординатор - это не врач, а низшее звено эволюции. Лечить кто будет?
Кивает и смотрит в глаза. Только бы не узнал… А то весь наш план с подругой полетит к чертям.
Где я нагрешила так? Почему, когда мне надо прикрыть подружку в отделении и просто отсидеться для галочки, заведующим оказывается именно тот, с кем мы вчера спасли от смерти женщину, потом поцеловались – против моей воли! – за что уважаемый Амосов и получил между ног. Сложно будет сработаться.

ОЛЬГА ТИМОФЕЕВА "ДИАГНОЗ: В самое сердце"

– Женя! – папа сходу повышает голос. – Мне ректор звонил. Это еще что такое?! Начинающая актриса с СТС делает себе новую грудь.

– Пап, ну эта начинающая актриса хотела пиара. Я немножко помогла.

– Видео удали, а то никто не захочет с тобой работать. Это медицинская этика, дочка. Вот пусть та актриса сама рассказывает о своих операциях, а не ты.

– Папуль, я знаю, у меня расписка от нее есть.

– Аукнутся мне еще твои блоги… Смотри, если тебя откажутся брать в ординатуру микрохирургии, я еще раз договариваться не буду. Будешь тогда в морге делать и мастопексию делать, и липосакцию.

– Папуль, они же подписали согласие на ординатуру.

– В морге?

– Да в каком морге, пап! В микрохирургии. Ждут меня.

– Молись, чтобы не отказались, когда узнают. Они звезд шоу-бизнеса моделируют, им эта показуха и огласка твоя не нужна. Проще отказать тебе. И никто уже не поможет.

– Я буду как мышка. Обещаю.

– Женька, смотри, чтобы мне не было стыдно.

– Да не будет, папуль. Я тебя люблю.

– Ты где?

– А я с Инной встречаюсь.

– Где я спрашиваю?

– Да тут в… кафе.

Бар “Перепел” читаю на вывеске. То ли пЕрепел, то ли перепЕл, то ли перепил.

– До десяти и домой.

– Конечно, папуль. Маме привет.

Отключаюсь и захожу в “Перепел”. Приятная спокойная музыка сразу располагает. Я смахиваю с уже припорошенных плеч снег и иду к вешалкам, снимаю пальто.

В том клубе, где встречаемся обычно, стало слишком тесно. Одни и те же лица. Любят потом папе между прочим рассказать, что видели меня в клубе. Ничего такого и не делаю, но Гуляев Олег Альбертович дорожит своей репутацией главврача.

Эх…Тяжело быть мышкой, когда у тебя в тик-токе сто тысяч подписчиков. И все ждут сплетен о шоу-бизнесе. И я в шаге от доступа к нему, когда получу, наконец, диплом пластического хирурга и окунусь в мир богатых и знаменитых.

Приглушенный свет, немноголюдно сегодня. В ряд прожекторы над баром и уютные светильники на столиках. На стене напротив огромный, нарисованный от потолка до пола перепел. Все пЕрепел.

Перекидываю через плечо сумочку и покачиваясь в такт незнакомой, но располагающей мелодии, иду к бару.

Бармен, молодой парень лет двадцати пяти разговаривает о чем-то с мужчиной напротив и натирает одновременно бокалы.

– Два мохито, пожалуйста, – вклиниваюсь в их беседу и сажусь на высокий стул, ожидая свой заказ.

Достаю телефон и набираю подруге сообщение, предупреждаю, что уже на месте и сделала заказ. Жду только ее.

Боковым зрением замечаю, как мужчина на соседнем стуле оборачивается и, не отрываясь, рассматривает меня. Сначала покалывает кожа на щеке, перекатывается на шею, кивни я и перейдет к пальпации груди. И даже мое длинное платье в рубчик, с высоким горлом и длинными рукавами не спасает. В носу щекочет от запаха дорого парфюма.

Заканчиваю набирать сообщение и оборачиваюсь.

– Привет, – облокотившись на стойку с полуразворота пялится на меня. Секунды две фокусируюсь на нем, кидаю незаинтересованное “привет” и отворачиваюсь к бармену.

Поражают эти мужики за тридцать пять. Как будто я должна от одной его улыбки запрыгнуть на колени и раздеться. Щас.

Но он продолжает смотреть.

Выдыхаю и оборачиваюсь. Прямой взгляд голубых глаз, уже застолбивший меня на этот вечер, улыбка, от которой под коленками сводит. Под черным лонгсливом выпирают мышцы. На руке стильные часы, аккуратный маникюр.

На нем нет дорогого костюма. Зато чистые волосы с аккуратной стрижкой, решительный взгляд, интригующая улыбка … Он хорош, в своей этой естественности. И он определенно знает это.

– Кого-то ждешь? – непринужденно заводит разговор. Явно же слышал про мой заказ. Сказать, что жду парня и заказала ему мохито – это унизить своего парня.

– Подругу.

– Может, покатаемся по городу лучше? Ночью он особенно красив.

Ага, покататься, потом сразу в гостиницу.

– Экономишь на букетах и конфетах?

Усмехается, снова обнажая ряд белоснежных зубов.

– Алексей, – кивает бармену, – организуешь нам цветы и конфеты.

– Что?! – оборачиваюсь к бармену. – Не надо, он пошутил.

Разворачиваюсь к самоуверенному типу. Он расслабленно улыбается, его ничто не смущает в этой ситуации.

– Ваш мохито… – бармен Алексей ставит передо мной два бокала.

– Ты не в моем вкусе, чтобы кататься с тобой, – огрызаюсь в ответ и достаю карточку, чтобы рассчитаться.

Тоже мне…

Но мужчина кладет спокойно руку мне на запястье и наклоняется.

– А ты сначала попробуй, потом определишь тот на вкус или нет, – шепчет в шею. Кожа непроизвольно покрывается мурашками, а место на шее, где касался его выдох, начинает гореть. Картинки того, как предлагает распробовать, сами вспыхивают. – Запиши на мой счет, Алексей, – кивает бармену.

Отдергиваю руку и, облизнув губы, пропускаю ножки бокалов между пальцами.

Глава 2

Остаюсь одна. За подружкой парень прислал такси. Как-то вроде и не согласилась, но оно само так получилось.

Продержусь как-нибудь. Главное, особо не попадаться на глаза.

Хотя мне и не попадаться сложно. Хуже всего, что папа там работает. Вот ему бы на глаза не попасться.

Бокал пуст, но я больше и не беру. Вызываю такси.

– Ты все? – Артем садится на место напротив и таранит взглядом.

– Я на такси поеду. – Не поднимая головы, стреляю исподлобья в ответ.

Хочу еще что-нибудь сказать, чтобы отшить, но слова все рассыпаются. Он расслаблен, будто чувствует мои колебания. Злит его уверенность, что никуда я от него не денусь. Как будто дает время повыпендриваться и набить себе цену. Только я на самом деле никуда не собираюсь с ним.

– Не сомневаюсь, но таксист не проведет экскурсию по ночному городу.

– А мне и не надо, – заказываю наконец такси. Три минуты. Да. Я устояла перед напором альфы.

– Как тебя зовут?

Он что, в локомотиве родился? С детства привычка напролом в строгом направлении?

– Не важно.

Складывает руки и упирается в них подбородком.

– Красивая ты.

Я знаю. Вскидываю подбородок и смотрю уже прямо в глаза.

– Не поеду я. Никуда. С тобой.

Проверяю приложение. Такси уже в соседнем квартале. Поднимаюсь и накидываю пальто. Артем - следом и накидывает куртку.

– А комплименты принимать не умеешь.

– Иди к черту.

Застегиваю пуговицы и перекидываю сумочку через плечо.

– Ты и в постели тоже такая строптивая?

Выдыхаю, чтобы успокоиться. Еще слово и получит пощечину.

Как чувствует, усмехается и ждет ответа. Смотрит то на меня, то поверх плеча. Снова в глаза. За спину.

Улыбка на лице растворяется и Артем, обогнув меня, бросается к выходу.

Оборачиваюсь и замечаю женщину без сознания.

– Скорую вызови, – Артем на ходу командует бармену, а сам склоняется над женщиной и проверяет пульс. Не задумываясь скидывает свою куртку на пол. Подхватывает женщину на руки и опускает на пол, головой на куртку.

Я подбегаю к ним.

Женщина на глазах начинает синеть. Без признаков жизни.

– Я врач, могу посмотреть, – на автомате выдаю, Артем на секунду на меня поднимает взгляд. Ведет бровью. Сомневается.

Но некогда сейчас выяснять.

– Пульс проверяй, врач. – Кивает мне, сам закатывает рукава, складывает ладони и делает непрямой массаж сердца.

Правильно все. Движения точные, ритмичные.

– Окно откройте, свежий воздух нужен, – командует снова.

Я бы такому доверила свое здоровье.

Прикладываю пальцы к артерии на шее. Ищу пульс. Его нет, но… вдруг не чувствую просто. Вожу то там, то там. Везде.

– Нет… вроде, – смотрю в глаза. Там уже нет заигрываний и расслабленности. Собранность и точные движения.

Складка между его бровей углубляется.

Останавливается, сам проверяет на запястье. И продолжает делать массаж сердца.

Ничего мне не говорит, но я все равно держу руку на артерии. Хочу быть полезна. А не просто девочка на ночь.

У меня в сумке звонит телефон. Такси, наверное.

Артем бросает взгляд. Ждет моего решения, но я не могу бросить женщину умирать.

– Искусственное дыхание сейчас буду делать, – открывает ей рот. Держит язык.

Опять все четко.

Снова массаж, снова искусственное дыхание. Нас учили, что это вдвоем надо делать, но он никому не доверяет. И я для него не врач, наверное, скорее ветеринар.

Наконец вдалеке слышен вой скорой. Только бы к нам.

Артем не останавливается ни на секунду. До последнего сражается за ее жизнь.

Женщина резко открывает глаза и распахивает губы, хватает ртом воздух. На нас смотрит, ничего не понимает.

Артем сам проверяет пульс, по часам считает.

Женщина жадно хватает воздух, успокаивается, часто дышит, но дышит. Я сажусь на пол, перевожу дыхание.

Спасли. Точнее, он спас.

И тут женщина снова падает в обморок и начинает бледнеть, потом синеть.

– Следи за пульсом, – приказывает мне.

Сам продолжает делать массаж сердца, пытаясь вернуть ее в сознание. Я все щупаю и щупаю, не понимаю! Это ее или мои пальцы так вибрируют.

Трясет всю и выворачивает, но я не могу сдаться и показать слабость. Я врач, пусть и не сталкиваюсь с этим постоянно.

– Скорую кто-нибудь на улице встретьте, чтобы время не теряли.

Я вообще только думать могу, чтобы этот пульс бился, а не контролировать все вокруг.

По шее и спине тянет холодок от открытого окна.

Женщина также резко снова приходит в себя, хватает ртом воздух.

– Кому плохо? – за спиной движуха, оборачиваюсь. Фельдшеры скорой. Но я как приклеенная к руке женщины и не могу отпустить. Боюсь, что снова отключится.

Артем помогает переложить женщину на носилки и идет с ними. В одной футболке, на улицу. На ходу что-то им рассказывает. Поглядываю в окно. Показывает с каким препаратом поставить капельницу. Не играет ни перед кем, такой как есть сейчас. Настоящий. Живой. Смелый.

У меня снова звонок, принимаю вызов.

– Это такси. Вы заказывали.

Опускаю глаза, там куртка Артема на полу. Никто не поднял. Как и он сам, забыл.

– Я отменю заказ, тут человеку плохо, надо помочь, – поднимаю куртку Артема и перекидываю через руку.

Не задумываясь даже скинул ее. Не думал, что на пол, что тут грязно, что по ней пройтись может кто-то. Я бы так не сделала… наверное.

Куртка даже на расстоянии пахнет им. И я невольно втягиваю аромат, чтобы запомнить, как пахнут мужчины, которые ничего не боятся.

Тело до сих пор трясет. Я делаю несколько глубоких вдохов и выдохов. В пластической хирургии все по-другому. Там заранее продумывается план операции, если что-то не так, то есть анестезиолог-реаниматолог, который решает проблемы. Но тут ты один на один со смертью. И можешь ей уступить, а можешь выиграть.

Артем возвращается в бар, оглядывается и замечает меня с его курткой в руках.

Глава 3

Человек, который спас другого, по определению не будет плохим. И меня распирает, как хочется узнать, кто ж он такой, этот Артем. Поэтому молча киваю и отдаю ему куртку.

– Что с женщиной? – спрашивает напоследок бармен.

– Нормально все, успели, – отвечает буднично. – Сколько с меня? – кивает Алексею и мажет по мне взглядом.

– За счет заведения. Вы сегодня человека спасли, если б тут умер, проблем было б… - закатывает глаза.

– Ты чего замерла? Я могу и тебе массаж сердца сделать, – кивает на грудь, – и искусственное дыхание, – полушепотом произносит. Шутки у него такие. Стендапер нашелся.

В другой ситуации я бы посмеялась, но сейчас все еще в шоке от этой сердечно-легочной реанимации в жизни. Не на манекенах, а реально, когда человек может умереть.

– Ладно, идем, врач. – Кладет руку мне на плечо и тянет к выходу. – Спокойного вечера, – натягивает усталую улыбку и прощается с барменом.

Я забираю свое пальто и на ходу одеваюсь.

Артем ждет, придерживает дверь, но всем видом показывает поторапливаться.

По характерному сигналу снятия с сигнализации и мигающим фарам узнаю, какая машина его – черная Киа Соренто.

Открывает мне пассажирскую дверь. Легко, но уверенно захлопывает. Я пристегиваюсь и осматриваюсь. Аккуратно, чисто, елочек и прочего нет, пахнет дорогим пластиком, вперемешку с его туалетной водой и как будто нотки антисептика. Похож на врача. Или, может, спасатель. Прям, врач такой накачанный будет?

– Адрес.

Спрашивает, заводя одновременно машину. И усмехается сам себе.

– Тебе смешно еще после всего, что случилось?

– А что случилось? Человеку стало плохо, ему вызвали скорую и передали в компетентные руки.

– И что в этом смешного?

Оборачивается ко мне, улыбаясь:

– Я же сказал, что ты все равно со мной поедешь.

Меня трясет всю от произошедшего, а он будто и забыл уже. Опять за старое…?

– Да пошел ты.

Хватаюсь за ремень безопасности, чтобы отстегнуться и выйти, но Артем резко газует и меня по инерции вжимает в сидение.

– Останови, я выйду.

– Доставлю уж, а то такую красоту обидеть кто-то может. Как тебя зовут?

Щас. Как там… имя мое слишком известно, чтобы его произносить. Тик-токи и прочие соцсети он не смотрит, раз не узнал.

– Так как?

– Женя.

– Женя. Евгения, значит? – не спеша произносит. Смакует каждый слог. – Ев-ге-ша. Как гейша прям.

Ну дурак, точно.

Расслабленно ведет автомобиль, смотрит на знаки. Не нарушает ничего. И хорошо, что не дрифтует на поворотах, чтобы меня впечатлить.

– Ты сказала врач тоже, кто?

– Пластический хирург, но нас тоже обучают, как оказывать первую медицинскую помощь, – вздергиваю подбородок.

И…?! В ответ хмыкает, усмехаясь, и закатывает глаза.

– Пластический хирург тоже врач.

– Ну, конечно… – соглашается. – Никто не спорит.

Но таким тоном, что спускает на уровень санитаров.

– А ты тоже врач, что ли?

Отвлекается на секунду от дороги и сканирует меня как на рентгене.

– Типа того, – неопределенно отвечает.

– И кто ты? – а вот тут уже интересно. Врет-не врет?

– Я…? Терапевт.

– Терапевт, значит. И где?

– В поликлинике. В частной.

Что-то скрывает явно. Или не терапевт, или не хочет, чтобы знала, где работает.

– Что-то ты не похож на терапевта.

– Да? А какие они?

– Они… – вспоминаю наших ребят с курса, что пошли на терапевтическое. – Они скромные, эмпатичные, вдумчивые, любознательные…

– Это не врачи, а зародыши врачей, – перебивает меня.

– А ты, значит, уже не зародыш?

– Ну, значит, нет, – вынужденно пожимает плечами, но в каждом слове так и сочится желание поддеть. – Я решительный, сострадать пациентам, это, значит, убить карьеру врача на корню, анализирующий и применяющий на практике опыт других, а не бездумное чтение мануалов и отметочек в читательском дневнике.

– Опытный… как будто сам не был студентом.

– Но и не говорю, что я был врачом. Так адрес какой?

– На Остоженку.

Снова отвлекается от дороги и на меня смотрит.

Хочет что-то спросить, но махнув головой, снова смотрит на дорогу. Сам для себя что-то там решил.

– Почему пластический хирург?

Ожидаемый вопрос.

– Потому что это волшебство. Я реализую мечты других людей, избавляю их от недостатков, делаю такими, чтобы они любили себя. Мне нравятся красивые люди и мне нравится делать людей красивыми.

– Лучше бы вы научилась вправлять им мозги.

– Это к нейрохирургам или психиатрам. Как терапевт, ты должен это знать. Если терапевт.

Усмехается, как будто я глупость сказала.

– Нет, хочешь сказать, что лучше ходить со шрамами и следами от ожогов, чем делать операции?

– Ты же не говоришь о таких случаях, ты говоришь о тех, кто и так нормальный, но им пиздец как хочется, чтобы им сняли кожу с задницы и приживили к лицу. Потому что на попе она морщится позже всего.

– Мужчинам этого не понять. У вас к тридцати пяти уже начинается аллопеция и растет живот. И вам плевать. А женщины хотят быть красивыми. И чем дольше, тем лучше.

– Мне тридцать восемь. Я похож на того, кого ты описала?

Осекаюсь. Он как раз для своего возраста очень даже хорошо выглядит.

– Гены хорошие, может...

– Ммм… научную работу можешь написать. Сейчас… – задумывается и поднимает указательный палец, – “Генетический код кубиков пресса: Миф или Реальность?”

Как его жена терпит… Жена?! Кстати.

Непроизвольно смотрю на безымянный палец. Кольца нет. И следа нет. Теперь понятно, почему нет.

– Вы такого мнения о себе, как будто мир от чумы спасаете. А по факту что? Разрезал, имплантат поставил и зашил.

– Все так думают, а на самом деле операция состоит из множества нюансов, мелочей, которые формируют результат. То, что я обещаю, что планирую, как это будет выглядеть, как раз-таки зависит от того, как я играю этими мелочами. А не грубо разрезал и вставил, – пожимает плечами, мол, меня не переубедить. – Был вот случай, когда пришла сорокалетняя женщина, которая живет с мамой, у нее огромные проблемы с личной жизнью. У нее был мужчина, который ее бросил совершенно ужасным образом, и она не может никак прийти в себя. Для нее эти операции, попытки изменить свое тело — это как начать новую жизнь. Но вам этого не понять!

Глава 4

Артем

– Коршунов! – киваю молодому ассистирующему хирургу. – Дефибриллятор готов?

– Да.

– Двести джоулей!

– От стола! Разряд! – Коршунов прижимает ложки дефибриллятора к груди молодой девушки.

Не помогает.

– Давай триста.

– Швы могут не выдержать, – умничает Коршунов.

– Триста я сказал! Выдержат.

- От стола! Разряд! – Выполняет укзаание.

Сердце замирает. Никакой электрической активности, обмякает как промокший бумажный пакет.

– Кровь приливает, – Коршунов тыкает пальцем в сердце и желудочки в ответ сокращаются.

– Слишком медленно. Шприц с адреналином!

Анестезиолог Горский делает инъекцию, и сердечная мышца тут же оживает. Сердечный ритм ускоряется, давление растет.

Сука с косой прямо дышит мне в затылок. Ничего, еще поборемся…

– Сом, давление растет. Слишком быстро.

Твою мать.

Та область аорты, куда только что установили катетер, не выдерживает и срывается.

– Вот дерьмо, – не сдерживается Горский.

Кровь фонтаном, не рассмотреть ничего, поэтому пальцами нащупываю отверстие, чтобы заткнуть. Сердце на глазах сдувается, но работает на адреналине.

– Вливаем кровь, – командую Гору.

Понимает с полуслова и уже наготове. Один пакет заливаем.

Но жизнь утекает как песок в песочных часах.

– Второй лью, – проговаривает нам свои действия Гор.

Действие адреналина в какой-то момент прекращается и сердце останавливается.

Теперь уже навсегда.

– Время смерти, – смотрю на часы, – одиннадцать двадцать. Произношу и отступаю от стола.

На Горского. Тот пожимает плечами. Мы сделали, что смогли.

Коршунову киваю на выход.

На ходу стягиваю перчатки, грязную одежду в крови.

Выходим молча из операционной.

Выдыхаю и понимаю, что хочу пить и в туалет. Сначала в туалет.

– Говорят, у нее ребенок остался. – Вздыхает Коршунов. Молодой еще. – Куда его теперь?

– Родственники заберут или в детдом.

– Вы так спокойно говорите об этом, девушка молодая умерла.

– Запомни, Коршунов. Жалость и хирургия несовместимы. У нее была серьезная патология и букет болезней. А теперь сделай выводы, чтобы завтра на их основе спасти другого. И протокол операции напиши, я проверю заодно твои выводы.

Справляю нужду и иду по коридору к своему кабинету. На ходу разминаю шею и плечи, что затекли после долгой операции.

– Артем Александрович, – меня перехватывает палатная медсестра Олеся. Хоть и молоденькая, но ответственная и внимательная. Была бы врачом, цены бы ей не было.

– Артем Александрович вас тут ждут… – ускоряется, чтобы не отставать от меня.

– Хатико ждал, и они подождут, – подмигиваю ей и сворачиваю к своему кабинету. Передохнуть надо, хоть минут пятнадцать.

– Так там ординатор на работу…

– Не сегодня.

Подхожу к своему кабинету, возле которого стоит девушка и рассматривает плакаты на стене.

– Вот она, к вам. Вы сами назначили на это время.

Девушка оборачивается. На лице маска. Над ней большие округлившиеся глаза. Знакомы что ли?

Овал лица обрамляет короткая стрижка и идеально уложенные волосы. Неестественные даже какие-то. Белый медицинский халат сшит в размер так, что выделяет выгодно все округлости фигуры.

Серьезно? Блондинка в кардиохирургии? Олеся* тоже блондинка, конечно, но медсестра. Тут требований поменьше.

И вообще…

– Игнатов где? – кидаю Олесе.

– Так он… – отзывается шепотом ординатор, – в другую больницу перевелся. – Я вместо него.

Охуеть.

– Почему я узнаю об этом только сейчас?!

– Я вам бумаги клала на стол.

Перехвалил Олесю…

– Шепотом почему? – зеркалю девушку.

– Голос потеряла.

– В маске почему? Больная, что ли, пришла в отделение, где делают операции?

– Нет, это аллергия. Чихаю иногда. Не хочу, чтобы подумали, что простыла.

– На что аллергия?

– Да… – мнется, – еще проверяю. Недавно проявилась.

Смотрю на нее. Ну, какой там врач...

– Лечить кто будет? Ты ж на медсестру только и тянешь. А медсестры у меня и так есть, мне врач нужен.

Сжимаю кулаки. Хочется того, кто ее утвердил, отправить к нему самому на стажировку. У меня операции по десять часов, а я должен это… еще учить. Лучше жизнь чью-то спасти.

– Я почти врач… ординатор, – расправляет гордо спину. Орлица прям.

Блять. За что мне это?!

– Ординатор - это не врач, а низшее звено эволюции.

В глаза ей смотрю. Что-то неуловимо знакомое.

– Нет, я сказал. Раз тот, кого я выбрал, не явился, других мне рассматривать некогда.

– Артем Александрович, но Олег Альбертович подписал…

– Вот пусть он ее себе и берет, – как раз бумажки заполнять хватит ума, перебиваю Олесю и обхожу девушек. Открываю дверь своего кабинета и закрываю ее за собой.

Разминаю плечи и шею и сажусь на кресло.

Я ведь понимаю, что мне не отделаться. Все равно придется ее взять. Но так, сука, не хочу. Во-первых, толку там нет, сразу видно. Во-вторых, она только своим видом отвлекать будет. Халат этот до середины бедра. Сапожки на высоком каблуке. Грудь эта глаза только мозолить будет.

Яйца ныть начинают, когда вспоминаю вчерашнюю Натурэль. Такого вообще никогда не было. Ладно, пощечину могли, но чтобы так подло по самому… Бля… И болит, и… все-таки закончить с ней хочется.

Целовалась же. Отвечала. Нравилось. Поди и трусики намокли.

Строптивая, правда, но усмирил бы. Нашел подход. Так даже интереснее.

Два стука и кто-то заходит без приглашения. Оборачиваюсь на дверь.

Новенькая.

Ну щас начнуться слезы-сопли…

– Я хотела сказать…

– До свидания, – перебиваю и заканчиваю за нее.

– Артем Александрович, вы меня не выслушали даже, – шепчет, как заговор читает.

– Не обязан.

– Уже распределение прошло. Ну, куда мне теперь?

Глава 5

Мог бы и сам кардиограф донести. Пусть и не тяжелый, но я же девочка…

Но этому бездушному хирургу все равно. Ускоряюсь, чтобы успеть за ним.

Одной рукой несу сумку с прибором, другой - гуглю в телефоне, как делать ЭКГ правильно.

“Для проведения…”

Так, это пропустим.

“Обследуемый ложится на кушетку”

Понятно.

“Места крепления электродов обезжириваются этанолом”.

Это Олеся показала.

“Нанести гель, проводящий ток. Электроды присоединяются к его груди, кистям и лодыжкам, фиксируются присоской”

Грудь, кисти, лодыжки.

Сворачиваю за Амосовым к лифтам.

“Красный, желтый, зеленый, коричневый, черный, фиолетовый”

Запоминаю последовательность цветов электродов.

Красный, желтый, зеленый, как в светофоре. Коричневый, черный, фиолетовый.

Когда подходим к лифту, прячу телефон в карман. И искоса поглядываю на Амосова.

Правду говорят, власть меняет людей. Вчера другой совсем был, такой весь из себя павлин. Но никто ему не дал, похоже, вот и срывается на всех теперь.

И придумал же…

Заходим в лифт, Амосов нажимает на кнопку первого этажа, я отворачиваюсь лицом к двери.

Пространство вокруг наполняться его ароматом, и меня откидывает во вчерашний вечер. Как прижимал к себе, целовал нагло.

Тело пробивает легкой дрожью.

Накручиваю на палец цепочку на шее.

Ужасный человек. Оборачиваюсь и мажу по глазам.

Обманщик. А врал так убедительно, что терапевт.

Отворачиваюсь к двери.

Хам и нахал. И эгоист еще скорее всего. Да и бабник по любому.

– Что? – слышу за спиной.

Ничего. Закатываю глаза.

Номер еще ему мой нужен…

Я тебе дам номер… Такой номер… В "секс по телефону" тебя направлю. Пусть они там решают твои проблемы, озабоченный.

Между лопатками начинает гореть от его взгляда.

Наконец лифт останавливается и я, выдохнув, выхожу первой.

– Нам налево, – командует Артем. Александрович.

– Дамы вперед! – Пропускает в палату.

Захожу первой. Вижу сначала мужские ступни. Ноги в спортивных штанах. Торс разбинтовый.

Смотрю на лицо.

Макс?! Так это он в ДТП попал?

Торможу как вкопанная. Артем с ходу натыкается на меня, врезается в спину. По инерции подаюсь вперед, но Амосов хватает за предплечья, чтобы не упала. Прижимает к своей груди. Сильный такой, большой. С ним даже капельку надежно. Если руки не распускает.

– Как лечить собралась, если при виде голого тела тормозишь, – шепчет на ухо. – Может, не твое это…? – добавляет тихо и включает голос. – Как себя чувствуете, Максим Олегович? Жалобы?

На лице у брата ссадины, на груди гематомы.

– Когда красивых девушек вижу, доктор, пульс сбивается. Это плохо? – переводит взгляд на меня и лыбится.

– Это норма, хуже, когда реакции на девушек уже нет, – поддерживает шутку Амосов и тоже смотрит на меня.

Какие бабники… Ну, Макс понятно… у него в саду уже невеста была, красавчик и балагур. Но Амосов-то, серьезный врач…

Артем стетоскопом прослушивает сердце. Прощупывает живот, проверяет лимфоузлы. Серьезен и сосредоточен. Как тумблер переключает, когда лечить начинает. В нормального мужика превращается. Но только когда лечит, в остальное время павлин. Александрович. Павлин Александрович.

Макс, Макс… Я знала, что он догоняется когда-то. Хорошо, что жив. Почему только никто мне не сказал?

– Делай ЭКГ, – кивает мне Артем.

– Что мне надо делать? – лыбится Макс.

– Ничего, лежите спокойно, – шепчу ему.

– Такая страстная, что голос сорвала, куколка? – шутит на мой шепот.

Куколка?! Придурок! Я устрою “куколка”.

Смазываю присоски. Красный, желтый, зеленый... как там надо их располагать? Как светофор. Точно. Дальше. Коричневый, черный, фиолетовый.

– На какой линии размещается электрод V5? – Амосов контролирует каждое мое действие.

Замираю. Закручиваю указательный палец вокруг мизинца. Гугл знает, наверное, и Алиса. Я напрягаю память, чтобы вспомнить картинку с описанием, и никак.

– Ясно. Это практикант, Максим Олегович, обучаем, – снимает присоски и переставляет правильно. – Не шевелитесь! – запускает прибор.

Зачем я в это ввязалась?! Я же знала, что спалюсь в первый же день. С другой стороны, раз брат родной не узнал, то Амосов и подавно не узнает. Как дотянуть эти недели…

– До скольки работаешь, практикантка? - подмигивает мне.

Улыбается, шутит, значит, будет жить.

– Потом разговоры, – перебивает Артем.

Макс слушается его.

Кто б уже его приручил! Стыдно даже перед чужими людьми, что в семье самого Гуляева такое чудо. Бабки он, конечно, умеет зарабатывать, а нормальную бабу за всеми этими похождениями найти не может.

Лента кардиограммы выползает сбоку из прибора, как змея. Рисует рубцы работы его сердца. Хоть и придурок, все равно люблю его. Хоть бы ничего серьезного с ним не было…

– Шрамы украшают, да? – ловит меня за тем, что рассматриваю его.

– Нет, – злюсь на него. Я к тебе приду без этого камуфляжа. Ты у меня получишь еще за поведение. Если со мной так, то и весь персонал тут “отвлекает”.

Наконец отрываю лист с кардиограммой и протягиваю боссу. Пусть сам читает.

Но Артем не забирает, а, усмехнувшись, кивает мне:

– Читай. Посмотрим, чему вас там научили?

Серьезно? Ну, нет… Он точно мне устроит допрос, и все поймет. Зря я согласилась…

От папы еще влетит...

Но я беру кардиограмму…

Что тут у нас?

С деловым видом смотрю на пики.

Непроизвольно закручиваю указательный вокруг мизинца.

Да вроде с сердцем у Макса не было никогда проблем. Я, блин, не помню. Я с ним по врачам не хожу! Но папа регулярно отправляет нас на медосмотр. Если бы было что-то, он бы рассказал. Да. Я была бы в курсе.

– Ну что доктор, – прикусывает губу Макс, – мое кардиограмма уже сложилась в сердечко. Когда меня выпишут?

Глава 6

Артем

До кабинета не успеваю даже дойти, вызывает Гуляев старший. Надеюсь не из-за выходки ординатора. Но вроде как Максим не папенькин сынок, не был замечен за жалобами.

– Олег Альбертович?

– Проходи, Артем, как там Максим?

– По моей части все нормально. Не волнуйтесь.

– Отлично, спасибо, что глянул. Слушай, тут на тебя жалоба поступила.

– Что пишут? – усмехаюсь.

– Пишут, что ты щупал грудь пациентки слишком… сильно.

Вчерашняя Женя? Вроде она у меня не была пациентом. И мы не в больнице встречались. Или нашла уже меня и решила отомстить? Ммм…

– Можно взглянуть? – киваю на бумагу.

– Конечно.

Пробегаюсь взглядом по жалобе. Ах ты…

Возвращаю ему кляузу.

– Да пиздец, Олег Альбертович. Постоянно ходит ко мне. весь интернет перероет, найдет редкую болезнь сердца и приходит на обследование. А у нее все нормально. На днях я отказал ей во встрече за пределами больницы. С пациентами это табу. Теперь видите что? А завтра она в Министерство напишет?

– Я понял, Артем. Я замну на этот раз, но ты как-нибудь с ними помягче, поделикатенй.

– Женщины такие существа. С ними “поделикатней”, а они уже считают, что ты сердце свое отдал.

– Женщины они такие… На тебя посмотришь и нельзя не влюбиться.

– Я с этой любовью вот тут уже, – провожу ребром ладони по шее, – пресытился. Сердце раскроешь, а тебе потом наплюют туда, недорого возьмут.

– Да ладно, Артем, не все такие.

– Да я и знать не хочу, все или не все.

– Как в отделении дела?

– Две проблемы есть. Не хватает робота-хирурга и мешает новый ординатор.

– Сделай нового ординатора роботом и реши сразу две проблемы, – смеется в ответ.

– Они не обучаемы.

– Как давно у тебя ординатор новый?

– Первый день.

– Первый день, а ты уже крест поставил.

– Ну, знаете, до этого она отучилась сколько в универе? А не знает, как делать ЭКГ, как расшифровывать.

– Все они знают, но ты как глянешь, кто-то в обморок падает от страха, кто-то от твоей харизмы.

– Не женская это работа. Смены постоянно. График ненормированный. Личной жизни никакой. Семьи от этого распадаются. Они работают, потом в декрет. Потом уходят, где проще.

– Артем Александрович… кто, если не мы будем учить новое поколение врачей. Так положено.

– Да кому положено? А давайте мы переложим ее в другое отделение? А вы мне дадите мужика нормального. Я его и обучу.

– Не начинай, Артем. Кто пришел, с тем и будешь работать. Ты же знаешь систему. – Выдыхаю и закатываю глаза. Кого они там учат? – Волков* приходил, его видите ли женщина-хирург не устраивает. У Туманова* тоже что-то там не так, не ту прислал, как он хотел.

– А я с ними согласен. У них то ноготь сломался, то пмс, то день цикла не тот, то голова болит, то у них за свой счет, то они ревут, то язвят, то сплетничают, то в декрете…

– Ну все, остановись, Амосов. Женщины такие же врачи, как мужчины. У них над нами тоже есть преимущества.

– Какие?

– Многозадачность.

– Чтобы одной рукой делать операцию, а другой красить ресницы?

– Первый день, Артем, присмотрись. Если тебе не нужен кардиохирург, то тебе однозначно нужен помощник. Нагрузи на нее часть своей работы. Пусть пишет отчеты. Вникает в работу. А там уже оценишь потенциал.

– А если серьезно, Олег Альбертович? Про робота. У меня пациент шестьдесят сем лет. У него закупорка основной артерии сердца, кроме того сахарный диабет и почечная недостаточность. Открытое хирургическое вмешательство может ухудшить состояние почек. И у меня нет выбора.

– Да я понимаю, Артем, но в бюджет на этот год не заложили.

– А людям с этого что? Они жить хотят.

– Я услышал тебя, Артем Александрович. И нет. Вот возьмешь ординатора и не будешь мне на нее жаловаться, включу в бюджет на следующий год. Или ищи инвестора сам.

Инвестор… Сын твой – инвестор, но уже и так столько денег вложил в больницу, что неприлично просить.

– А вы придите и посмотрите, как она работает. Поспрашивайте.

– Будет минутка, зайду, Артем.

Глава 7

Артем

После восьми вечера отделение становится на паузу.

Пересменка закончилась. Больные получили свои назначения и лекарства. Плановые операции прошли. Всколыхнуть может только что-то экстренное, но пока есть минутка отдохнуть.

Растягиваюсь в кресле и прикрываю глаза. За потоком информационного шума за день цепляюсь за вчерашний взгляд. Поцелуй. Ощущение хрупкого, но отзывчивого на касания, тела. Ладно бы сразу оттолкнула, но целовала же…

Телефон отзывается на столе тихим вибрированием. Не трогаю его.

Может, там и парня-то никакого нет. Так, придумала, чтоб цену себе набить.

Еще одно сообщение.

Черт.

Не дадут расслабиться все равно. Открываю глаза и проверяю мобильный. Сообщение с незнакомого номера.

Ноунейм: “Артем Александрович вы просили найти номер барышни. По описанию подходит эта”

Следом фотка Евгении, и правда она, в купальнике.

Ох ты… Даже лучше, чем я ожидал…

Артем: “Зачет, Смолова. Можешь завтра приходить”

…Как раз Гуляев на тебя посмотрит.

И тут же набираю присланный мне номер.

– Да, алло, – в двух кратких словах узнаю голос вчерашней Жени.

– Здравствуйте, Евгения.

– Здравствуйте, кто это?

– Это Артем, мы вчера с вами спасали человека в кафе.

Девушка откашливается.

– Правильнее было бы сказать, я тот мудак, что вчера лез к вам и получил за это…

– Вполне законно, – заканчиваю за нее.

– Откуда мой номер?

– Так сильно хотелось с тобой встретиться лично и извиниться, что набрал наугад цифры и сразу к тебе попал, представляешь?

– Можешь извиниться сейчас.

– Могу, но… хочу лично.

– Я… занята.

Тянет время. Придумывает отмазки. Все какое-то надуманное. Определенно точно – она свободна. Цену только набивает.

– У меня есть деловое предложение к тебе, как к врачу. Может, обсудим?

– А что общего может быть у терапевта и пластического хирурга.

– Узнаешь.

– Или ты для себя? – повышает голос, который прямо насыщен издевкой. – Ммм… так ты сразу намекни, что интересует, я подготовлюсь. Лигаментотомия, френулотомия, – сыплет непонятными терминами, – пластика лобка, установка клитеральных шариков? – ах… сучка.

Усмехаюсь сам себе. Да и похрен. Лишь бы вытянуть ее на встречу.

– Шарики это не ко мне?

– Нет, это название такое, но это для мужчин. Они помещаются под кожу полового члена. Можно один, можно несколько, зависит от потребностей клиента.

Член твердеет мгновенно, когда она своим голоском с придыханием рассказывает об этом. А если бы еще показала… Губами…

– Завтра в семь. Перепел, – она готова уже.

– Я не соглашалась.

– Ты и не отказалась.

Мнется. Даже без слов чувствуется, как она улыбается. Давай, девочка.

– Ладно. Завтра в семь.

Йес. Еще день вытерпеть и никого не убить. Завтра буду само обаяние. Что там им надо? Цветы, конфеты, чтобы уж наверняка не упустить.

Ух! Как все складывается одно к одному. Пока на этой удачной волне, надо спешить делать дела.

Поднимаюсь и иду к Мальцеву в травму. Это его пациент, может надо ему чем помочь…? Но в травме натыкаюсь на личную медсестру Гуляева младшего. С сумками и вещами. Чудо. Жить негде, а больницу приняла за гостиницу.

– Мальцев знает?

Марина бубнит что-то. Извиняется все время, много обещает. А я вдруг понимаю, что вот она – ключик к исполнению моего желания. Мостик к инвестору. С женщинами, конечно, делать дела – сомнительная затея. Но на войне все средства хороши, я ничего не теряю.

Спустя час, как заканчивается моя смена, возвращаюсь домой.

Открываю дверь, в комнате сына только полоска света. Щелкаю включателем. А у меня там ботинки Влада и чьи-то кеды. Девчачьи. Зимой.

Хм… Разуваюсь и несколько раз стучу в комнату сына. Мало ли что там… заглядываю.

Влад сидит за столом с девчонкой, обложившись учебниками.

– Привет, молодежь.

– Привет, пап, – кивает быстро, мельком в глаза и колесит ими по комнате, – это Оля. Помогала мне с… химией.

– Оля? С химией?

– Да, – шепчет та. – Здравствуйте.

Откашливаюсь и мажу взглядом по кровати. Заправлена. Аккуратно. Если бы лежал, то были бы пролежни, а так идеально все.

– Я пойду уже, наверное. Влад, проводишь?

Сын смотрит на меня.

– Она в доме напротив живет, я туда и обратно.

– Пулей.

Я выхожу на балкон. Слежу, куда идут. Правда, доводит до дома напротив. Останавливаются возле первого подъезда. Влад кладет руку ей на талию и притягивает к себе. Целует. Я замираю. Она не сопротивляется, отвечает. Хорошо, что не как у меня вчера.

Бля… Ему ж пятнадцать только. Не просто там в щечку. В засос, как положено. Химию они изучали… Бля… Лишь бы ребенка не нахимичили.

***

Лигаментотомия - удлинение полового члена.

Френулотомия – хирургическое вмешательство, позволяющее исправить такой недостаток, как короткая уздечка полового члена.

Глава 8

Амосов… Амосов… Амосов… Что же с тобой придумать…

Дать телефон секс-шопа и поддаться первому порыву – было бы весело, но глупо. Он сразу поймет, что не так. И потом будет на мне отрываться. Тут надо тонко играть.

Кто он вообще такой? Что за человек?

В общих чертах понятно, конечно, бабник и суперврач. Лучшего сочетания и не найти. Классика, я бы сказала.

Набираю в поисковике “Амосов”.

Боксер, политический деятель, депутат, врач. Михаил, Ярослав, Николай. Ни Артемов, ни Александров. Если это его отец. Однофамилец, может? Но наугад тыкаю во врача.

“Николай Михайлович Амосов, доктор медицинских наук, профессор, кардиохирург, писатель, самый продаваемый автор, энтузиаст здорового образа жизни, изобретатель, известен своими изобретениями аппаратуры для ряда хирургических процедур по лечению пороков сердца.”

Вау. Там и тут кардиохирург?

“Николай, родившийся в семье русских крестьян, воевал во Второй мировой войне. После войны он переехал в Киев и в 1965 году написал книгу "Мысли и сердце", разошедшуюся миллионными тиражами. Он был лауреатом множества наград.”

Интересно…

Беру телефон и набираю папу.

– Привет, дочка.

– Папуль, на работе еще?

– Уже нет, едем с мамой домой от Максима.

– Как он?

– Как? Повезло ему. Вот как он! – папа повышает голос. – Ключи у него от машины забирать, наверное, надо, пусть на такси ездит.

– Ну, папуль, всякое может быть. Он же не виноват.

– Ездил бы медленнее, так и среагировал бы быстрее. Ладно, ты как? Отдыхаешь.?

О да… Прости, папуль, что вру.

– Папуль, я тут сайт ваш смотрела, про врачей читала. Случайно натолкнулась на Заведующего, – специально тяну время, будто вспоминая, хотя эта фамилия уже въелась в меня. – Кардиологией. Амосов, кажется.

– Да. А что, тебя кардиология заинтересовала?
– Нет. Мы когда учились проходили Амосова, профессор один рассказывал про Николая Амосова. Интересно стало, они родственники?

– Да, это его дед. Там династия хирургов.

– Ого. Ничего себе! Как круто.

– Да. Замечательный врач.

– Они у тебя все замечательные. Ладно, папуль, я поняла, спасибо, маме привет. С Максом все нормально будет, не переживай.

– Если пойдешь к нему, заходи ко мне. А то в гости заехать некогда, хоть на работе загляни.

– Хорошо, папуль. Постараюсь.

Идея с проститутками для Амосова окончательно развеивается. У него такой именитый дед, и папа, если узнает, мне не простит. Поэтому выбираю другую тактику. И даю второй мой номер, который использую для рекламы и спама.

Так… с таким замечательным врачом отсидеться не получится. Надо какие-то азы по кардиологии получить. Почитать что-нибудь. Между “Анатомией сердца” и “Патологиями сердца” выбираю “Мысли и сердце” Амосова. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый год. Пятьдесят лет прошло… Интересно, что книгу все еще читают.

“Книга первая. Первый день.

Это морг. Такой безобидный маленький домик стоит в углу институтского сада. Светло. Яркая зелень. Цветы. Кажется, по этой тропинке ходит Красная Шапочка. Нет. Здесь носят трупы.”

Начало будоражит… Натягиваю плед и погружаюсь в чтение.

А Николай Михайлович, как будто со мной разговаривает и рассказывает все. Как девочку не спас. Как вскрытие делал. Как анализировал ошибки…

“Петя, Миша и Олег создали нашу машину два года назад одни из первых в Советском Союзе. Петя и Миша — это парни с завода, энтузиасты. Они были слесарями, теперь уже стали инженерами. Олег — врач. Пока делали опыты, а потом простые операции, машина нам очень нравилась. Казалась лучшей в мире, потому что для заполнения ее нужно всего семьсот пятьдесят кубических сантиметров крови, а за границей для подобной машины — три-четыре литра. Мы бессовестно хвастались этим.”

Читаю про его первый аппарат искусственного кровообращения.

По коже мурашки от восхищения и предвкушения. Это у нас сейчас все есть, а тогда же не было ничего. Он сам и пара энтузиастов придумали аппарат.

Телефон оживает и на экране высвечивается сообщение.

Инна: “Привет. Чего молчишь? Как первый рабочий день?”

Женя: “Возвращайся скорее. Я долго не протяну тут”

Инна: “Что случилось?”

Женя: “Мне сегодня пришлось делать ЭКГ, читать кардиограмму. Как ты понимаешь, я этого не сделала”

Инна: “Вот черт”

Женя: “Я боюсь, что меня-тебя уволят раньше”

Инна: “Не могут они тебя уволить. Так как договор с универом”

Женя: “Но репутация будет так себе…”

Инна: “Да восстановлю”

Женя: “Ты как? Рассказывай”

Инна: “Пока не было подходящего случая. Думаю, завтра все расскажу”

Женя: “Не затягивай только, а то потом только хуже будет”

Инна: “Я боюсь, Жень. А вдруг они скажут аборт делать?”

Женя: “Нечего думать о том, что может быть. А может и не быть. Действуй по ситуации и сама решай, чего ты хочешь”

Инна: “Спасибо, Жень”

Открываю контакт Вадима. Надо позвонить. А внутри чувство такое, как предательство, что ли. Я целовалась с другим. Не по своей воле, но было же… И я думала об этом, вспоминала.

А если это измена?

Надо рассказать. Хотя как сказать, что я не виновата. Если сама села к нему в машину. Сама разговаривала. Сама… бля, я отвечала на поцелуй. И тело отзывалось на эти касания.

Отзывалось, потому что соскучилось по Вадиму. И мне вообще все равно на этого Павлина в хирургичке. Мне всего лишь нужны бонусы от него для Инны, поэтому пусть радуется, что я нашла телефон Жени для него.

Лишь бы больше не придумал еще кого найти…

И все-таки делаю видеозвонок парню.

Но он сбрасывает и пишет, что с отцом на совещании, позже позвонит.

А позже я уже спать лягу.

Я: “Скучаю по тебе”

Скучаю по тому постоянству, что есть с ним. Если бы был тут, я бы не влипла в эту историю с Амосовым.

Вадим: “Я тоже, малышка”

Открываю наши с ним фотографии. Последняя сделана уже давно. Последнее время он занят был этим перелетом и делами. Почти и не встречались.

Глава 9

– У меня… Герпес вскочил. Губу раздуло на пол лица. Не хочу испортить первое впечатление.

– Да мы ж врачи, чего только не видели, – смотрит в глаза Амосов.

– Вы прежде всего мужчины, а я не ваш пациент. Поэтому, как для вас важно слово “честь”, так для меня важны слова “внешность и красота”.

– Садитесь, Инна Викторовна, – Артем кивает на свободный стул. – В восемь тридцать у нас пятиминутка, – смотрит на меня. – Опаздывать можно только, если спасаете чью-то жизнь или вы на операции. Все понятно? – Я киваю. – Продолжаем. Какие у нас сегодня плановые операции?

Планерка у Амосова длится минут пятнадцать. Они разбирают одни операции, пару сложных пациентов. Я в их терминах и болезнях – ноль. Только что понимаю, когда речь об анализах. Надо почитать, чтобы хоть немного там ориентироваться. Как тут протянуть две недели? Всего лишь второй день, а я уже в центре внимания.

– Артем Александрович. Снова поступила Варвара Степановна, – напоследок выдает один из кардиологов, – что лечить будем?

Он усмехается… В смысле, что лечить будем?

– А вы что, лечите не по показаниям? – не сдерживаюсь и вставляю пять копеек.

– О! – Амосов поднимает палец вверх. – Сергей Сергеевич, – обращается к этому кардиологу, – поручим Варвару Степановну Инне Викторовне.

– Мне?

Настоящего пациента? И что мне с ней делать? Холодок по спине. А если у нее что-то серьезное? А если я не так диагностирую?

– Вам Инна, Сергей Сергеич, вам поручу проверить диагностику и назначения. – Тот кивает, усмехаясь.

Смешно им… А мне совсем не до смеха.

– Все. Работаем. Инна задержитесь на пару минут.

Жду, когда все разойдутся. Нервно дергаю ногой. Если вдруг силой захочет снять маску и все поймет, то будет конец всему. Поэтому этого допустить никак нельзя.

– Справку от терапевта принесли, что здоровы? – спрашивает, когда остаемся наедине.

– Так я не успела сходить. Когда?

– Сейчас идите в терапию, я позвоню, договорюсь.

Блин. Еще лучше. Мне вообще нельзя фейсом светиться тут. Кто-то из врачей или медсестер по любому меня видел.

– Так… у меня же пациент… Давайте, я сама, после работы.

– Если есть возможность спасти от какой-нибудь заразы все отделение, пожертвовав одним человеком, то я им пожертвую. Ваш пациент дождется, не волнуйтесь.

– Так я же ординатор, мне нельзя лечить.

– С кого-то надо начинать, – натягивает улыбку и снимает трубку телефона, набирая кого-то. – Глеб, привет, Амосов. Отправлю к тебе одного врача, Инна Смолова. Осмотри на предмет здоровья, дай заключение может ли работать с пациентами, – черт. И слово вставить не получается. Он уже договаривается. – Спасибо. Кстати, Варвара Степановна у нас. Долго держать не смогу, поэтому жди пополнение… Шутки у тебя… – закатывает глаза и улыбается. – Договорились, – заканчивает вызов и кивает мне.

– Пятнадцать минут тебе на визит в терапию. Там тебя ждут. Найдешь там Глеба Анатольевича. Без справки от него не возвращайся.

– Да я здорова.

– Тогда тем более нечего боятся. Или что-то не так?

Все не так!

– Хорошо.

Выхожу из кабинета, осматриваюсь. Что придумать? Нельзя мне туда… Узнают. Все полетит к чертям. Еще пациентка эта. Что с ней делать?

Олеся идет мимо и взваливает на стойку поста стопку историй болезней.

– Олесь, – беру ее под локоть и наклоняюсь к уху, – а ты знаешь Глеба Анатольевича из терапии?

– Неа.

– Супер! Выручишь?

– Что делать?

– Здравствуйте, Олег Альбертович, – на знакомое имя реагирую мгновенно и оборачиваюсь.

– Здравствуйте, – папа отвечает медсестрам и идет в нашу сторону.

Твою мать…

Хватаю Олесю за руку и тяну в первое попавшееся помещение.

– Ты чего, Ин?

Оказываемся в процедурной.

– Не хочу с Гуляевым встречаться. Это надолго, а мне надо в другое отделение сбегать.

– А от меня ты что хотела?

– Сейчас, – выглядываю в щель. Папа останавливается возле поста и что-то спрашивает у медсестры, потом направляется в кабинет к Амосову. – Пошли, – вытягиваю девчонку за руку и быстрым шагом веду ее к выходу.

– Олесь, мне нужна справка, что я здорова, но… мне нельзя к терапевту.

– Почему? Ты болеешь?

– Нет… Он… В общем, я тебе потом все расскажу, это длинная история. Просто скажи, что ты Инна Смолова, от Амосова, за справкой, что здорова. Артем Александрович звонил ему, предупредил. Тебя ждут. У тебя маска есть?

– Да.

– Надевай. И это еще, – снимаю с головы парик и надеваю ей. Сама надеваю ее медицинскую шапочку.

– Ты в парике?

– Да. Хочу стрижку сделать, вот примеряюсь, как мне, пойдет или нет.

Олеся кривится, отговорка у меня на троечку, согласна.

– Давай, – отправляю ее в терапию. Сама жду под кабинетом. Скрещиваю пальцы. Лишь бы прокатило и все нормально было.

В кармане вибрирует телефон. Амосов.

Ну что опять?..

– Да, – отвечаю шепотом.

– Инна, вы где? С вами тут главврач хочет встретиться. – черт. Папа меня четвертует, если узнает.

– Я… так за справкой сижу, в очереди. Тут самый пик сейчас.

– Потом возьмешь, давай в отделение.

Ага. Бегу. Жду Олесю. Та выходит минут через десять только.

– Ну что, взяла?

– Взяла. Все в порядке, – передает мне бумажку.

– Спасибо, – в порыве обнимаю ее и тяну снова в туалет. Надеваю парик, маску. Ей возвращаю шапочку.

– Ты прячешься от кого-то, Инна?

Замираю и смотрю на нее.

– Да. Я тебе расскажу, но не сейчас. Не выдавай меня.

– Ну, хорошо. В отделение тогда идем?

– Мне нельзя, там па… там Гуляев.

– А что ты будешь делать?

– Придумаю. Если что, говори, что не видела меня и не дозвонилась. Если что-то срочное, то напиши мне.

– А нам не попадет за это?

Мне точно попадет.

– Я тебя не выдам, если что. Давай, беги в отделение, напиши, когда Гуляев уйдет.

 Глава 10

Артем

Просматриваю еще раз историю пациента перед плановой операцией. Тут все понятно, что с сыном делать не знаю. Химик малолетний… Утром уговорил девчонку ту прихватить и их двоих отвезти в школу. Но лучше так. Хоть проконтролировал, что в школу пошли.

Набираю Туманова и зову выпить кофе, обсудить это надо. А то отвлекаться буду от работы целый день, пока не будет четкого ответа на вопрос.

– Здорово, – встречаемся внизу у банкомата с кофе.

– Здоров, - берет кофе и зовет на улицу покурить. Я бы тоже не отказался, но бросил. – Случилось что?

– Нет, я на опережение. Симптоматика мне не нравится.

– Ну, рассказывай, – смеется и делает затяжку.

– Ты в этих сиськах-письках разбираешься лучше всех.

– Залетел кто? – сразу переспрашивает.

– Нет. Надеюсь, что нет, - отпиваю кофе.

– Сом, ну ты че? Не маленький же. Презервативы для этого есть.

– Да не мне. Во сколько пацану про резинки рассказать нужно? Когда там у девчонок все это начинается?

– Ааа… так ты своему? – киваю, – ты ж сам пацаном был. Не помнишь ничего?

– Я в его возрасте играл в Зуму и “Как достать соседа”, с девчонками дружить было моветоном.

– Ну, смотри, сейчас есть случаи, когда девочки и в одиннадцать лет рожают, а мальчишки… ну, примерно с тринадцати-четырнадцати лет их организм уже способен вырабатывать и выделять полноценную сперму. Да, Сом, себя вспомни. Стояк по утрам появляется, сон увидел эротический и обкончался во сне.

— Блядь, опоздал уже, что ли? – чешу затылок и отпиваю кофе.

– Пока не забеременела, не опоздал.

– Это ж по-любому мне надо рассказать, а не матери.

– Естественно, че они в хуях понимают. Твой, что ли, вырос?

– Ага, – усмехаюсь сам себе, – вчера вернулся домой, а он с девчонкой там… химию делают.

– Бля, – Туман ржет надо мной, – держись, дед.

– Смешно ему, лучше дед, чем с шизой.

– В смысле?

– Ладно, проехали. Ты понимаешь, ему пятнадцать только будет. Главное, когда у меня живет, у него тут девчонки сразу находятся, вот прям в соседнем доме. У матери живет, я уверен, что не таскается сюда, там у него другая. Может, физику процесса там изучают.

– Весь в отца.

– Еще б мозгов, как у отца.

– Да норм все у него для его возраста. Раз за девчонками бегает, значит, интересуют его, значит, гормоны развиваются нормально. Про резинки расскажи, покажи. Бабе не доверяй это. У баб там… что в голове, то в подвале, короче. Это твоя ответственность как отца. И презервативы это не только от беременности, это защита от инфекций. Да вообще у мужика всегда должны быть, его можно и как жгут остановить кровотечение, и воды собрать, если надо, и зажигалки со спичками от влаги можешь сберечь.

– Ему пятнадцать еще! Рано, может?

– Все равно ты не будешь с ним двадцать четыре на семь. Поэтому лучше провести инструктаж заранее.

– Спасибо. У тебя как дела вообще? Слышал у тебя новый сотрудник.

– Да… – машет рукой.

– У меня тоже. Знаешь кто?

– Неа.

– Подружка дочки Гуляева. Как бы не шестерила.

– Уууу, – затягивается и выдыхает, – ты попал.

– Да мне нечего скрывать, но знаешь же… любое можно вывернуть так, что виноват будешь.

– Мой тебе совет, если от такого человека не избавиться, то лучше с ним дружить. А еще лучше, чтобы она зависела от тебя.

– Мне свобода нужна, а не контроль постоянный.

– Знаешь, есть такая поговорка, скажи мне кто твой друг… Так вот я дочку Гуляева знаю, нормальная девчонка. Может, и подруга ее ничего.

– Ладно, мне пора уже, Туман.

– Давай, дедушка Сом. С сыном не затягивай. Но если что, приходи, если решишься рожать.

– Сплюнь, – стучу кулаком об его и расходимся по своим отделениям.

Вся жизнь врача делится на три состояния. Ты в больнице, ты вне больницы и ты в операционной. Как только переступаешь ее порог, надеваешь перчатки, одежду, вскрываешь чью-то грудную клетку, касаешься сердца, начинаешь очередную борьбу за чью-то жизнь.

Операция длится около шести часов.

Но пациент спасен. Это главное.

Вызываю Коршунова к себе.

– Что в отделении было, пока я на операции был?

– Трое поступило. Двоих выписал, как обсуждали. Смолова…

– Что? – даже хочу, чтобы начудила чего и был бы повод ее отстранить от работы.

– Она забрала Варвару Степановну и уехала с ней куда-то.

– В смысле, забрала?

– Сказала, что вы дали согласие.

– Коршун, я на операции был! Какое я нахрен дал ей согласие?

– Она сказала…

– Она сказала... Ищи давай, обеих!

Глава 11

– Инночка, я как будто тридцать лет скинула, – Варвара Семеновна усаживается на переднее сидение моей машины, помогаю ей пристегнуться и трогаемся в сторону ее дома.

– А я вам говорила, что спа и массаж творят чудеса. А еще очень классно походить на массаж лица.

– Да куда мне…

– Ого… на пенсии, можно сказать, у людей второе дыхание открывается. А вечер-то какой был… – после спа я еще нашла для нее местечко в литературном клубе. Стихи там разные, песни по душе. – Да, а Алексей Иванович с вас глаз не сводил.

– Да куда мне… Больная вся…

Я усмехаюсь, но не поддерживаю эту тему. Когда она начала мне на осмотре перечислять все, что у нее болит, а потом то, чем она лечится, я и поняла, почему Амосов мне ее дал. Все лечение ей уже давно назначено и больница ей не нужна. Просто она одинокая, пожилая женщина, которой не хватает общения. Коршунов в принципе и подтвердил мои догадки. Чтобы немного развеять бабулю, не сплетни там какие-то собирать на лавочках, а на вечер поэзии сходить.

В больницу она возвращаться категорически отказалась, за что, по словам Коршунова, Амосов мне завтра выпишет выговор. Но пациентку-то я вылечила от хандры, поэтому, надеюсь, завтра его переубедить.

Возвращаюсь домой и уже на въезде во двор на вторую симку принимаю входящий от Артема. Блин. Мы же договаривались сегодня встретиться. Я и забыла. А сейчас как прострелило в голове этим воспоминанием. Взгляд на часы. Уже на двадцать минут опоздала.

Телефон все звонит. Поднимать - не поднимать? А если ждет? А если волнуется? А если не ждет и шутить будет… Кто его знает с этой стороны.

А вообще обойдется. Ругал меня сегодня. Завтра выговор меня ждет.

– Да, – отвечаю наконец на звонок, говорю чуть с удивлением, не записала и узнала бедолагу.

– Евгения? Добрый вечер.

– А… привет, – здороваюсь, – прости, Артем. Сегодня не получится. Срочная операция была.

– Когда освободишься?

– Еще часа через два, – Еще часа через два я буду ложиться спать, но без тебя. Давай в другой раз…

Неопределенно оттягиваю время, Амосов недовольно вздыхает в ответ. А ты думал, щелк пальцами и все? Я же говорила… конфеты, цветы… это как минимум.

– Завтра у меня вечернее дежурство. Может, послезавтра?

– Послезавтра у меня.

– В пятницу?

– Посмотрим... У меня еще нет графика работы на конец недели. Созвонимся. Пока.

И отключаюсь.

В пятницу тебе… Как же… Мучайся, Амосов. Найти мой телефон – это цветочки, а вот ягодки для тебя никогда не созреют.

По дороге в квартиру на ходу набираю сообщение Вадиму.

Женя: “Как дела? Может созвонимся? Я соскучилась”

Но в ответ принимаю сообщение от Амосов.

Его становится слишком много в моих мыслях и в моем телефоне. А если он уже знает про меня и сдаст папе? С ним нельзя ссорится. Инне нельзя, а Жене можно. Наоборот, хочется его позлить, чтобы на эмоциях увидеть.

Амосов: “Это было извинение”

Ниже фото: на столе в кафе шикарный букет пионов. Пару косарей за него выложил… Красивые такие, полураскрывшиеся и целые бутоны. Не сезон сейчас, где только накопал. Готовился, ждал… И под цветами выглядывает коробочка конфет.

Черт. Неудобно получилось.

Женя: “Очень красивые”

Амосов, что ты вот делаешь? Зачем заставляешь чувствовать себя виноватой.

Жень!

Он лапал тебя, а сейчас так дешево извиняется. Как будто купить меня хочет. Пару косарей и я растекусь лужицей?

Вадим еще не отвечает… И я снова виновата, только теперь перед двумя. Я же не изменяю. Так… хочу подружиться с начальником.

А поцелуй?

Ну… это он полез. Я ни при чем.

Ни при чем она… А целовалась? И отвечала на поцелуй? Себе-то не ври.

Интересно, забрал или оставил там цветы? Да конечно поехал… Свободный вечер, я тут динамлю несколько вечеров, а гормоны… весна… все бунтует.

Да. Так и есть. Красивые слова и цветы и все девушки тают. Только эти девушки не знают, какой ты бабник. И что для тебя лапать незнакомую девушку за грудь - это вообще норма.

Быстро монтирую ролик, как отдыхает пластический хирург в спа с бабулей и выкладываю.

Перед сном пробегаюсь по соцсетям знакомых. От Вадима ничего, у Амосова то ли нет страницы, то ли назван не своим именем. В друзья девчонок из больницы не добавляю, чтобы не спалиться. Последней заглядываю к Инне. У нее свежая сторис. На фоне звездного неба сердечко из пальцев и подпись "спокойной ночи".

В Европе-то на два часа раньше время, значит с учетом, что она выложила сторис раньше, было часов восемь вечера.

Женя: "Рано ты спать ложишься... Все хорошо, рассказала?"

Глава 12

Парик. Маска. Прятаться становится все сложнее. Папа туда-сюда еще ходит.

Узнал, что тут Инна работает, а они знакомы с ней. Если мы где-то пересечемся, то он меня на раз-два рассекретит. Самое-самое, что, если я ему расскажу, то тут даже чистосердечное не поможет. Полетим обе с ней. Она – с работы, я – из-под его покровительства.

Пока Амосов у папы на планерке, угощаю Олесю коробкой конфет. Она меня вчера здорово прикрыла перед терапевтом, поэтому теперь мы с ней повязаны. Отчасти даже завишу от нее и ее молчания. Поэтому приходится в двух словах рассказать, что происходит и почему я тут.

– А как тебя зовут на самом деле?

– Женя, только никому, Олесь.

– А как ты лечишь-то пациентов?

– Да я не лечу. Сама диагнозы не выставляю никому. А назначить и сдать анализы, выписать направление на УЗИ много знаний не надо. И все равно мою диагностику и назначения будут тщательно проверять.

– Вы авантюристки, конечно.

– Ну, как не выручить подругу, когда такое случилось? Ребенок это ведь серьезно, тут надо решать, нужен он папе или нет.

– А если против будет?

– Я не знаю. Со стороны сказала бы, да рожай, поможем. Но у нее особо некому помогать, сама вся в работе лишь бы денег заработать. Не хочется, чтобы малыш рос и его укоряли постоянно, что он испортил карьеру и жизнь. Поэтому тут не однозначно.

– Ты за нее переживаешь, как за сестру.

– Да, – отпиваю чай, – у меня подруг не особо много, когда у тебя есть деньги, то с тобой дружат и общаются из-за них и связей отца. А с Инной как-то давно сдружились. Я тогда из дома ушла, хотела папе доказать, что самостоятельная. Некоторое время жила в общаге, там и познакомились с ней. Потом перебрались на квартиру, потому что в общаге учиться нереально. Я потом вернулась домой, а ей так и продолжила снимать квартиру.

– И сейчас?

– Нет, сейчас она живет у родителей. Они продали свою квартиру и перебрались в столицу.

– Ой, – Олеся подскакивает, когда видит входящий номер, – я забыла анестезиологу отнести бумаги, он просил. Побегу, Жень. Ты классная подруга.

– Инна, – поправляю ее.

– Да, Инна.

Выхожу из кабинета и направляюсь к Амосову. Пятиминутка же скоро. В кабинете никого, я первая.

Обхожу кабинет по кругу. Логово Антикупидона. На стенах его награды и дипломы. “Лучший кардиохирург”, “Врач с большой буквы”. Перехожу на другую сторону. Прошел обучение… лучший специалист… повышение квалификации… Правда, ему есть чем гордится. Все и не перечитать и почему-то кажется, что это все заслуженно.

– Пару минут, я найду, – дверь в кабинет открывается, я разворачиваюсь.

– Хорошо у тебя тут в отделении, Артем, порядок, – узнаю голос отца. Черт. Откуда он тут?!

Рядом еще одна дверь, неизвестно куда… Но думать некогда, на цыпочках, пока меня не заметили, пробираюсь туда. Прячусь за дверью, вжимаясь в стену, замираю. Хоть бы они сюда не зашли. Скрещиваю мизинец и указательный. Ну, пожалуйста…

Они обсуждает какого-то пациента, я так и стою, вжавшись в стену. Боюсь и пошевелиться, и дышать. Сердце стучит так громко, что Амосов вполне может по звуку определить тональность моего сердцебиения.

– Я тогда сегодня отъеду. Коршунов за меня. Приеду на ночное дежурство.

– Хорошо, Артем, я по поводу пациента переговорю с родственниками.

Что там случилось интересно?

Папа уходит. Интересно как… только приехал на работу, а уже уезжает. А мне что делать? Но выходить отсюда теперь боюсь. Надо дождаться пока Артем уедет и выйти.

Но Артем ходит по кабинету, что-то делает, не спешит особо. Потом – щелчок закрывающейся двери. Но стука не было. И дальше ходит. В кабинете закрылся что ли? Зачем это? Не знает же, что я тут…

Вслушиваюсь. Раздевается судя по звуку и идет в мою сторону. Может пронесет?

Щелкает выключателем, в комнате загорается свет. Это душевая и гардеробная в одном флаконе, оказывается. Не хило у нас заведующие работают. Душ даже свой есть.

Я так и стою за дверью, вжавшись. Сердце стучит так, что отдает в висках. Я замираю, чтобы не услышал. Артем появляется в поле моего зрения в одних боксерах. Подкачанное тело, рельефные ноги и широкая спина. Несколько татуировок. Мужественное тело. Определенно.

Эстетически красивое.

Это я как специалист могу сказать. Какой ему пластический хирург… Тут все очень даже хорошо.

Амосов подцепляет пальцами резинку боксеров и стягивает вниз.

Оголяет ягодицы. Упругие, подкачанные… орешки.

От неожиданности шумно вдыхаю. Артем резко дергает боксеры назад и оборачивается.

– Ты что тут делаешь?

– Я…? – шепчу и смотрю ему в глаза. Они темнеют на ходу. Это финал. Это конец. Он сейчас стянет с меня маску и я ничего не смогу сделать.

– Ты. Что тут искала?

– Я? Тебя.. то есть вас.

– В душе? – пожимаю плечами.

У него в ответ напрягаются мышцы на груди. Кажется, даже татуировки темнеют вслед за радужкой глаз.

Артем протягивает руку и касается верхнего края маски.

Глава 13

– Не трогай меня, – шиплю на него и закрываю маску сверху ладошками.

– А то что? – смотрит прищурившись, как будто узнал.

– А то закричу!

– Кричи! Только у тебя вроде голос осип?

Вот гад! Дергаюсь от него в сторону, но успеваю добежать только до другой стены. Артем перехватывает за руку и прижимает к стене. Между лопаток больно впивается крючок для белья. Дверь, вот она… справа… но Амосов, выставляет сбоку руку и не дает выйти.

– Что искала у меня в кабинете?

Упирается руками в стену, блокируя мне выход. И никуда уже не сбежать от него.

– Вас ждала, услышала голос Гуляева и решила не подставлять.

Свободной рукой шарю по стене, чтобы найти выключатель света и отвлекаю Амосова:

– Я… я хотела попроситься к вам на операцию. Так много наслышана о вас. Но вы сами не предлагаете… Я бы хотела поприсутствовать, – смотрит в глаза, скользит вниз на маску.

– Там, правда, герпес под маской. Как сойдет, я сразу ее сниму. Не хочу, чтобы все обсуждали и первое впечатление такое сложилось. Ну, Артем Александрович, ну, пожалуйста… Я сниму маску через пару дней, – пытаюсь выжать у него жалость. – Я ничего не скрываю, просто хотела попроситься на настоящую операцию. Посмотреть, как вы работаете.

– Не верю я тебе, - смотрит в глаза и усмехается.

Сердце ускоряется. Дыхание сбивается. Своей харизмой плавит всю мою уверенность в себе. Пахнет еще вкусно. Хотя если находиться на расстоянии от него, то не чувствуется. Но чуть ближе, как сейчас, и женские рецепторы реагируют. Поцелуй тот снова всплывает в памяти. И я до боли прикусываю губу под маской. Да что с ним такое?! У меня парень, а я думаю о другом. И это бесит меня. И он раздражает.

– Олегу Альбертовичу не понравится, если вы будете на меня давить.

– Думаешь, Олегу Альбертовичу понравится, что ты вчера пациентку без обследования домой отпустила? А если с ней случится что-то? Ты отвечать за это будешь? Или знакомство с дочкой Гуляева дает такие полномочия? – повышает голос. Напрягается так, что каждая мышца проступает на теле.

– Я ей позвоню, узнаю, как она, – вздрагиваю и шепчу.

– Позвонит она… Позвонили уже! И за отказом от госпитализации съездили!

– Я думала, ей это полезней.

– Ей полезней пройти обследование, а потом получить точный диагноз.

– Ты бы видел ее вчера! Она цвела, улыбалась, сказала, что ей и лекарства теперь не нужны.

– Смотри, чтобы она к нам с гипертоническим кризом не вернулась. После такой резкой отмены лекарств.

Убирает руки от стены, но продолжает меня рассматривать. Бежать надо.

И не только как от врача, но и как от мужчины. Узнает меня и что я его обманывала все это время, изнасилует тут же. И пикнуть не успею.

– Я пойду? – смотрю на него исподлобья и нащупываю выключатель. Артем уставшим взглядом меня ощупывает. Может, узнал уже и ждет, что признаюсь. Нет, скорее кричал бы уже.

Еле машет головой из стороны в сторону. Что-то внутри себя отрицает. Боковым зрением замечаю, как поднимает руку к моему лицу и я выключаю в этот момент свет. Дергаюсь к двери и выскакиваю. Через кабинет, к двери.

Сбегаю в ординаторскую. Он без одежды не пойдет за мной. Но он точно что-то заподозрил и при следующей нашей встрече стянет с меня эту маску.

Что-то придумать надо… Больничный, может…?

И на сегодня повезло, Амосов уезжает домой. Оказывается, вчера вечером его вызвали в больницу на срочную операцию. Сегодня ночью у него опять дежурство. Надеюсь, что завтра уйдет домой и снова не пересечемся.

Никто меня не трогает, куча свободного вечера, я беру телефон и отправляю Вадиму “привет”.

Вадим: “привет, малыш”

Так соскучилась по этому его мягкому и ласковому. Обнять бы его в ответ.

Женя: “что делаешь?”

Вадим: “некогда даже написать, целый день занятия”

Женя: “Что изучаешь?”

Вадим: “язык подтягиваю пока, потом начнется про бизнес-управление”

Женя: “я вместо Инны тут, прикрываю ее в кардио”

Вадим: “и как?”

Женя: “мне кажется, меня скоро рассекретят, заведующий их все цепляется ко мне. Думаю, может, больничный какой взять”

Вадим: “пристает к тебе?”

Что?!

Женя: “нет, не в этом смысле”

Хотя приставал… но если скажу это Вадиму, то он будет злиться и расстроится. Приедет еще, чтобы с Амосовым разбираться.

Вадим: “пришли мне его данные, я разберусь с этим”

Женя: “не надо, Вадим”

Вадим: “защищаешь его?”

Ну, черт… зачем я вообще про Амосова заговорила…

Глава  14

Надо признать, что без Амосова в отделении скучно. Теряется какой-то азарт. Спокойно – да, не надо ни от кого прятаться, не надо что-то выдумывать. Никто не ищет, когда зависаю у брата на час. Просто каждый занят своим делом, а про меня будто временно забыли. Не мешаюсь и ладно, но и уйти просто так нельзя.

Поэтому лажу по телефону, жду, когда будет шесть и можно сбежать домой.

Амосов: “привет, какие планы на выходные?”

Оу… вспомнила, называется…

Ну, что… опять назначить встречу и продинамить? С другой стороны, он время потратит, а с его графиком – лучше поспать лишний раз. Да и по отношению к Вадиму это не правильно.

Женя: “я говорила уже, что у меня есть парень”

Стягиваю кроксы и вытягиваю ноги на соседний стул.

Амосов: “его брать с собой не будем”

Закатываю глаза и невольно улыбаюсь. Вот ты дурак??? Я же ради тебя.

Женя: “я с ним хочу время провести”

Амосов: “думала обо мне?”

Не только думаю о тебе каждый день, но и вижу. Представляешь? Знал бы ты, кто я, так бы не написывал…

Женя: “Как ты относишься ко лжи?”

Амосов: “при определенных обстоятельствах, ложь уместна. Быть врачом и ни разу не обмануть – сложно. Но в жизни – нет”

Женя: “а если ради друзей? ради подруги?”

Амосов что-то печатает. Потом стирает. И перезванивает.

– Привет, – принимаю вызов.

– Жень, а в чем профит? Кому-то что-то не сказать и ему будет легче? Но все равно же когда-то узнает. Тогда подруга будет не рада и новости, и тому, что ты ее обманула.

– Да нет, она знает, сама попросила подыграть ей.

– Ты ее подругой называешь? – усмехается в ответ. – В последствиях обмана будешь виновата ты, а не она. Если это связано с медициной, то все еще хуже. От тебя зависят другие люди и их жизнь.

– Каждый может попасть в сложную ситуацию.

– Это связано с медициной?

Я вздыхаю и смотрю в потолок.

– Да.

– Скрывать диагноз якобы для спокойствия пациента – это медвежья услуга.

– Там немножко другое… Заменить ее.

Не знаю, зачем ему рассказываю. Как будто хочу, чтобы кто-то со стороны сказал, что так можно. Что нет ничего особенного. И я скоро из больницы уйду, с ним общаться не буду.

– Надеюсь, она тоже пластический хирург, – смеется в ответ. Если бы… – Или нет?

У него голос становится четче, потом хлопает что-то.

– Ты приехал куда-то?

– Да, в больницу, на операцию срочную вызвали.

Я на автомате уже обуваюсь, маску натягиваю на лицо, поправляю парик.

– Тогда счастливо. Пока.

И отключаюсь. А если бы я не говорила с ним… Сейчас бы как зашел… Как увидел меня…

Жду Амосова под кабинетом. Хочу лично поговорить.

Он, как и предполагала, сначала дает распоряжения медсестре, проверяет на планшете какие-то бумаги и быстрым шагом идет к себе.

– Артем Александрович, – снова сипучим голосом к нему пристаю.

– Я занят, – кидает мне и заходит в кабинет.

– Я быстро, – захожу за ним и закрываю за нами дверь.

Он от моей наглости ведет бровью, но ждет, чем же удивлю его.

– У тебя минута, – убирает куртку на вешалку, стягивает худи вместе с толстовкой, обнажая торс. Рот наполняется непроизвольно слюной. Татуировка на руке очерчивает каждую мышцу. Это ж сколько качаться надо, а оперировать не мешает, интересно?

– Сорок секунд осталось, – кидает через плечо. Я тут же тушуюсь и отвожу взгляд.

– Артем Александрович, можно на операцию?

– Нет, – натягивает хирургическую рубашку.

– Ну, пожалуйста. Я не боюсь крови.

– Некогда сейчас, перед плановой операцией напомни. А сейчас мне переодеться надо, – кивает на дверь.

– Я вас видела уже сегодня утром, меня не смутить, – невольно усмехаюсь под маской. – Вы меня даже не заметите. Я в углу постою, не буду мешать. Обещаю.

Амосов стягивает джоггеры. Я тактично отворачиваюсь. Жду. Я же тоже настырная, если мне надо.

– Нет.

– Артем Александрович, а если Олег Альбертович попросит, разрешите? – иду ва-банк.

Ведет бровью, надевает рабочие брюки и кроксы.

– Очень умно пользоваться связями. Тебя, похоже, и устроили сюда по блату.

– Нет, я сама.

– Очень сомневаюсь, – поднимается, забирает какие-то бумаги и идет к выходу. Я за ним, не отставая.

– Так что? – донимаю, когда закрывает дверь.

– Нет.

– Что мне сделать?

– Что сделать? Инвестора найди, чтобы купил хирургического робота в операционную. На каждую операцию тогда тебе пригласительный буду лично приносить. Согласна? – протягивает руку для рукопожатия.

Глава 15 

Я в операционной, вернее над ней. В стеклянном куполе, откуда можно наблюдать за ходом операции. Тут темно, прохладно и очень одиноко. Но я не включаю свет, хочу раствориться и просто побыть на операции.

На операционном столе уже лежит пациент, все тело накрыто зеленой тканью, открыта только одна его часть. Сердце. Даже сверху оно кажется большим, трепещущим, волнующимся.

И это… Я была на операциях до этого, я видела другие органы. Да все они просто лежат на своих местах и располагают к операции. Но с сердцем все по-другому. Оно живое, оно шевелится. Постоянно в работе, качает кровь по нашему организму.

Артем командует подать нитку и начинает шить. Я бесконечно много тренировалась накладывать швы, занималась микрохирургией, но все это было стационарно. Материал лежал, никуда не прыгал, не дергался, не отвлекал постоянной пульсацией.

А Амосов на бьющемся сердце проводит операцию. От него сейчас зависит жизнь этого человека. Да, от любой операции зависит жизнь человека. Но тут особый случай, делаешь операцию на открытом сердце.

Ему вытирают салфеткой со лба пот. А он кропотливо, мелкими стежками один за другим накладывает швы. Дает указания то медсестре, то второму хирургу.

У меня затекает спина. Разминаю плечи и потягиваюсь. Смотрю на часы. Уже восемь. Часа три пролетело, я даже и не заметила.

Должно уже заканчиваться все по идее. Я покидаю купол. Спускаюсь сначала вниз и беру два кофе. Артему не помешает, потом поднимаюсь в свое отделение.

– Артем Александрович уже вернулся?

– Нет еще, там операция часов шесть будет идти, не меньше, так что можешь идти домой и не ждать.

– Хорошо.

Забираю свои вещи и выхожу из отделения. Все тело ломит от усталости и хочется принять ванну и лечь спать. Но ноги сами ведут наверх. Артем же тоже устал, тоже хочет спать, но не может бросить пациента. И будет сражаться за него еще три часа, пять, десять, сколько надо будет.

Захожу в купол, закрываю дверь на ключ и, не раздеваясь, сразу к смотровому стеклу. Внизу суета какая-то. Аппарат искусственного кровоснабжения уже развернут, сейчас возле него работает перфузиолог.

Артем пока в стороне. Обсуждает что-то с Коршуновым. Ему бы сейчас кофе или бутерброд, но мне туда нельзя. Да и не поймет никто.

Что-то не так пошло на операции.

Слежу за каждым движением. Начинается новый этап. Сердце останавливают. Амосов – воплощение бОга сейчас. Он остановил сердце человека. Жизнь пациента полностью в нем поддерживается сейчас только искусственно. Это и волнительно и восхитительно одновременно. Я закусываю кожу на пальце. Хочу, чтобы все получилось и пациент выжил. Хочу, чтобы завтра родные этого человека услышали, что все нормально.

Упираюсь руками в подоконник и смотрю вниз, за каждым движением команды хирургов и медсестер. Тут нет споров и препирательств, каждый знает свою роль и обязанности. Это настолько сплоченный механизм, как организм человека. А ем вольно зеваю и смотрю на часы. Уже одиннадцать ночи.

Я только сейчас вспоминаю про кофе. Два остывших стаканчика так и стоят рядом нетронутые. Холодный, уже не вкусный. Я достаю бутылку воды и жадно делаю несколько глотков минералки. Облизываю солоноватые губы. Одиннадцать… мне еще до дома добраться надо, завтра вставать рано. А у них операция и не собирается сворачиваться. Грудина раскрыта. Врачи спасают человека.

Только за полночь пациента отключают от искусственного кровообращения, запускают сердце, стягивают назад ребра, накладывают швы. Заканчивают ближе к трем утра. Девять часов на ногах. Ни в туалет, ни поесть, ни попить. Адская работа, но такая нужная. Никто, кроме него и не сделает.

Наверное, поэтому имеет право требовать и приказывать, проверять на профпригодность. Представляю, если бы я такой недоврач кого-то лечила. Это было бы фаталити сразу.

Я тоже не ухожу, жду, когда уйдут врачи, это значит, что операция закончена. Артем кладет скальпель и только сейчас разминает тело. Что-то обсуждает с Коршуновым. Тот тоже молодец.

Они кивают друг другу и, прежде чем уйти, Артем случайно поднимает голову и замечает меня. Я как выкинувший в окно бумажную бомбочку ребенок, делаю шаг назад и тут же прячусь. Я стояла тут не из-за него, а из-за самой операции. Не заметила как пролетело девять часов. Как будто сериал смотрела и не могла оторваться.

Четыре утра… Сон накидывается на меня, как голодный. И я понимаю, что не доеду домой, а если доеду, то завтра не встану. А я уже хочу попасть еще на какую-нибудь операцию. Поэтому забираю свои вещи, так и не выпитый кофе и спускаюсь в отделение, в сестринскую, прошусь к ним переночевать.

Кажется, только закрыла глаза, как уже пора их открывать. А так хочется спать.

– Ин, Амосов уже пятиминутку собирает. Ты идешь?

– Да, – киваю. – Минутку и встаю.

– В отделении запрещено спать! – слышу бас в дверях и подрываюсь. – Выговор!

– Я… простите, Артем Александрович… Я не выспалась, плохо себя чувствую.

– Если болеешь, бери справку и дуй на больничный. Нечего заразу разносить.

– Так я…

– Давай-давай… Иди.

– А можно за свой счет? Денек. Я за выходные приду в себя.

– Можешь не спешить, – язвит в ответ.

– Не хочу вас подводить, – забираю свои вещи и уматываю.

– А переодеться?

– Я люблю без свидетелей.

Всю пятницу сплю, очухиваюсь только к утру субботы. Так… папа звонил несколько раз, потом написал, что ждут меня в обед в гости. Артем приглашал в субботу. Ни от Инны, ни от Вадима ни слова.

Какое-то чувство непонятное и неприятное. Я понимаю, что у нее проблемы, но я решаю часть из них, а она даже не спросит, как я тут. Что происходит в больнице, как будто ей правда все безразлично. Может, у нее там все наладилось и эта работа ей вообще не нужна? Уже неделя прошла, а она так и не сказала, рассказала или нет. Чего тянуть? Мы вроде как на две недели договаривались. Одна уже прошла. Я и еще одну ее подменю, только ради чего все, не понимаю? Вадим тоже… За всю неделю только я ему и звонила, сам ни разу не набрал. Нашел, что ли, кого-то? Хотя вряд ли. Как про Амосова сказала, так он сразу всполошился. Но, если подумать, что у него каждый день, как у меня вчерашний, то не мудрено забегаться и забыть обо всем.

Глава 16

Сложно ему… Сейчас тебе сложно будет.

– Вот тут руки можно помыть, – мама указывает на ванную.

Я быстро заливаю в себя суп, последние глотки уже делаю на пути к раковине. Ставлю тарелку и выхожу в коридор.

– А ты куда? – сталкиваюсь в дверях кухни с мамой.

– Мамуль, я вспомнила, что мне надо еще по делам заехать, а то суббота, все раньше закрывается.

– Женя, ну только приехала! Не поговорили даже.

– У вас гости… не буду мешать.

В ванной затихает вода.

– Ничего ты не будешь мешать, – загораживает дорогу папа. Помнишь ты у меня спрашивала про Амосова, про книгу его деда? Вот сама можешь расспросить у его внука, не менее талантливого кардиохирурга, чем дед.

– Олег Альбертович, скажете тоже. – Артем усмехается из ванной, щелкает выключателем и выходит.

Пам-пам-пам…

Тормозит от неожиданности, когда видит меня.

– Женя?

– Артем?

– Вы знакомы? – удивляется папа.

– Да, – откашливается и кивает Амосов.

– Это ваша…?

– Дочка, – довольно улыбается папа, будто я его гордость.

– Ой, как замечательно… что вы знакомы, – мама тянет меня на кухню назад.

Да уж… замечательно.

Папа с Артемом заходят следом. Усаживаемся за стол так, что я с Артемом оказываемся напротив друг друга.

Прикусывает губу. Следит за мной.

– Женька, а ты откуда Артема знаешь? – разворачивается ко мне папа, пока мама колдует с борщом.

Я перекидываю волосы через плечо.

– Мы в кафе одного человека спасали.

– Ммм? Спасли?

– Спасли, – поддерживает Артем и улыбается, рассматривает меня, не стесняясь родителей. У меня подмышки начинают потеть от его взглядов. А он наоборот расслабился уже… Соберись Амосов.

– Да, пап, а Артем Александрович еще сказал, что он терапевт, представляешь, пап? Чего это твои подчиненные скрывают свои должности?

– Ну, Артем… – усмехается папа.

– Да Евгения меня не так поняла, наверное. Если ты врач, то все думают, что ты лечишь все. Поэтому терапевта в общих вопросах тоже могу подменить.

– Это да…

Выкрутился. Выдыхаю недовольно и толкаю его ногой в коленку. Не так он говорил! Но не успеваю убрать ногу, Артем перехватывает лодыжку и перебирается на мои пальчики. От его рук по коже пробегает табун мурашек. Как будто все испугались и врассыпную от его касаний.

Выдергиваю ногу и спрячу под стул.

Мама ставит перед Артемом тарелку с борщом. Мне дает пюре с котлетой. Уйти голодной из этого дома мне не дадут.

– Артем, а вы своего деда видели? – интересуется мама.

– Да, мне семнадцать лет было, когда он ушел. Мы очень с ним дружили. В принципе, это он меня в кардиохирургию и привел. Так рассказывал всегда интересно, что не увлечься этим было нельзя.

– У меня даже твоего деда книга есть с автографом. Берегу ее. Перечитываю частенько. Тот случай, когда название идеально отражает содержание книги. Мысли и сердце. Безо всяких метафор и символов. Это же со своей напряженной, загруженной под завязку делами, работой, наукой жизнью, он нашел время и силы, чтобы написать книгу и рассказать о сердце. До сих пор поражаюсь. Может, и ты когда, Артем, тоже напишешь, передав внукам наследство.

Мы с Артемом перебрасываемся короткими взглядами. Так прозвучало это неоднозначно. И одновременно переводим взгляд на папу.

– Каким это ты внукам собираешься передавать наследство?

– Вашим.

– Посмотрим. Эх, будь он сейчас жив, мы бы с ним замутили дел. Отец не пошел в кардиологию, а дед мне свои знания и опыт толком не успел передать. Только в профессию влюбил.

Я прям теряюсь. Не понимаю. Настоящий он сейчас или играет. Но очень искренне рассказывает о дедушке.

– Я в молодости тоже был на его семинарах, – добавляет папа, – и не думал тогда даже, что буду работать с его внуком.

Артем слушает папу, но поглядывает на меня. Рассматривает все пристальнее. Хоть бы не узнал только, а то будет сюрприз всем.

– Артем, а он, – мама кивает на папу, – вас не сильно там гоняет?

– Да всякое бывает, – улыбается тот в ответ.

Мама поплывет сейчас. Такой весь из себя Павлин Павлиныч.

– Олеж, – вступается мама, – ну что…

– Это работа, Лиль. Кстати, подождите-подождите, мать, где мой студенческий альбом с фотографиями? Я же там с Амосовым на семинаре был.

– Ну, пап… – пытаюсь его остановить.

– Да на шкафу, высоко.

– Давай-ка посмотрим, а то наделали фотографий и никто не смотрит их. Надо в наш музей отнести.

Но папу уже не остановить, поднимается, мама за ним.

Я облокачиваюсь на стол и подаюсь вперед, к Артему.

– Терапевт, значит?

– Ты тоже не сказала, что дочка Гуляева, – усмехается в ответ.

– А я что должна всем представляться на улице?

– Ну, так и я не обязан.

– Но ты меня не спрашивал, кто я, а я спросила и ты соврал. И вообще… если я папе расскажу, как ты себя вел…

– Мне кажется, я им нравлюсь, – перебивает меня.

Ах… выпрямляюсь и выдыхаю. Нравится он. Ишь, самоуверенный какой. А он усмехается в ответ.

Смейся-смейся…

– Ты так забавно носом делаешь, как хрюшка, – кивает на меня.

– А ты… а ты как павлин.

Амосов, вытягивает губы трубочкой и округляет глаза. Оборачивается назад, как будто ищет хвост.

Слышу шаги родителей в нашу сторону и беру вилку. Продолжаю есть.

– Смотри, Артем. Вот я с твоим дедом на одной конференции. Я тогда еще зеленый был, только во вкус хирургии вошел…

Папа с Артемом зависают на фотографиях, а я быстро доедаю и помогаю маме, мою тарелки.

– Интересный такой этот Артем, – шепчет мне, чтобы не услышали.

Начинается…

– Не знаю, – шепчу в ответ, – обычный.

– А Вадим твой не обычный?

– Мам…

– Что мам? Я понимаю, что, если парень с девушкой встречаются три года и он ее не зовет замуж, значит, что-то не так у них… Вы даже вместе не живете.

Глава 17

Папа на общем собрании поздравляет женщин с наступающим и рассказывает о том, какие мы у него самые-самые, как он без нас никуда, а я все не могу успокоиться по поводу вчерашнего букета.

– Оль, – шепчу зожнице.

– Что? – наклоняется ко мне.

– Как думаешь, что значит, когда мужик тебе к записке в цветах пишет: “У дочки Гуляева должен быть самый охуительный мужик”. Это он себя имеет в виду или кого-то другого?

Протягиваю ей карточку, чтобы сама посмотрела. Целый день с этой запиской хожу, а Амосова так и не встретила, чтобы съязвить. То он на операции, то в лаборатории, то на совещании.

– А кто эта дочка Гуляева?

– Эмм… – черт, так и спалиться можно. – Это… моя подружка. Ей тут цветы прислали, мы вот думаем, что это значит.

– Стремная реклама, как по мне, но я тот еще знаток мужских подкатов, – возвращает мне записку.

Оля читает от кого-то сообщение и довольная такая, что тоже хочется улыбнуться с ней.

— Ты что расцвела?

— Приехал очень важный для меня человек. Ждет в холле.

– Оу… жаль, что рабочий день и нельзя свинтить ради важного человека.

– Не говори… тем более у меня еще и день рождения сегодня.

– Поздравляю. Отмечать будешь с важным человеком? – подмигиваю ей. – Но она вздыхает грустно, – Хочешь, пошли в клуб? Тусанем. Если планов нет, заодно наш девчачий праздник отметим.

– Ну… я хочу конечно, просто особо…

– ЗОЖ?

– Да…

– Пошли, Оль… Ну, че там… один раз можно. Тем более в день рождения. Тем более перед восьмым марта. Ты до скольки сегодня?

— До шести.

— Отлично! Идем? – Оля кивает. – Тогда встречаемся на пороге центрального входа. Все, побежала.

Туда-сюда, особо отличившихся за этот год женщин отпускают с работы с обеда, тех, что просто изумительные – с трех. “Зеленых” и сменных не отпускают вообще. Я в итоге и собраться толком не успеваю.

Забегаю только домой, чтобы переодеть платье. Отсутствие укладки прячу под париком. Макияж с акцентом на глазах. Это же девчачий праздник, мужиков там быть не должно. Тем более Олеся уже знала про меня и не сдаст. А с Олей договорюсь.

В клубе мы сегодня не одни, шумно, громко. Оглядываюсь на всякий случай, Амосова вроде нет и никого из других отделений тоже. Значит, можно расслабиться. Я дарю имениннице поход в спа-салон. Это всегда пригодится.

Ииии… вечер воронкой утягивает в отдых и расслабление. Светка, Олина подруга, сделала наш вечер своими шутками. У меня звонит телефон. Черт… Я и забыла уже…

– Девчонки, я отойду на пару минут, ответить надо.

Алкоголь уже расслабляет мышцы, так хорошо, что хочется танцевать. Много танцевать. Но сначала ответить, потом в туалет, потом уже на танцы.

– Да, здравствуйте, – выхожу к уборным, где потише.

– На завтра у вас заказ, хотели подтвердить.

– Все верно. Олег Альбертович и Лилия Алексеевна.

– Оплата от вас поступила.

– Отлично.

Сбрасываю вызов и, резко развернувшись, сталкиваюсь с Кирой.

Она смотрит на меня, вроде узнает, но парик мой и другой цвет волос совершенно сбивают с толку.

– Привет, Кир, не узнала?

Когда я иду куда-то с Вадимом, часто пересекаюсь с ней.

– Гуль, ты?

– Я, – обнимаю ее. – С наступающим, ты тоже тут? – улыбаюсь ей.

– Да, с Маратиком заехали. А ты… чего? Типа решила начать все с нового листа и изменить внешность?

– Это? Нет, так, по приколу.

– По приколу? – ведет бровью, как будто это вообще не уместно сейчаc.

– Да, я девчонкам проспорила и пришла в парике, – свожу все к шутке, не надо ей знать обо всем.

– Понятно, – прикусывает губу, мнется.

– А что, очень плохо? В блонд не буду краситься, не волнуйся, – смеюсь в ответ. Мелодия сменяется на более динамичную.

– Ааа… ясно. Ну, ты как вообще? Не переживаешь? Я смотрю, хорошо держишься.

– Не переживаю, – натягиваю улыбку и именно в тот момент почему-то начинаю переживать. – А ты о чем?

– Ну, я о Вадиме. Вы так долго вместе были, обычно такие расставания, они тяжелые.

– Мы не расставались, – перестаю двигаться и начинаю теребить пальцы.

Теперь замирает она и моргает несколько раз.

– Да? Я, наверное, что-то не так поняла тогда. Прости, хорошего вечера, – огибает меня, чтобы сбежать.

–Нет, подожди, – перехватываю ее руку. – Что значит, мы расстались? Ты его видела, и он так сказал?

Глава 18

– Гуль, не мое дело.

– Мое зато.

– Гуль, я обозналась, наверное…

– Может быть, но рассказывай, раз уж начала.

Она выдыхает, сомневается. Зато я не сомневаюсь. Иголочки неприятные по коже шарахают так, что передергивает.

– Мы с Маратиком были на Бали, пару дней как вернулись. Я там случайно встретила Вадима твоего и…

– Кого?

– Да блондинка какая-то, я ее не знаю, как у тебя каре. Сестра, может?

Блондинка… каре… как у меня… Бали…

– На Бали?

– Гуль…

Вздергиваю подборок и натягиваю улыбку. Гуляевы слабость не показывают.

– Да нет, ты обозналась, наверное… Он в Штаты улетел, к отцу.

– Может быть, ну ладно, всего хорошего.

– Пока.

Я сжимаю зубы, чтобы не дать слабину. Она обозналась. Просто увидела похожего человека. Совпадение. Это как вообще?

Я уже знаю, что она не обозналась. Просто пока ищу оправдания, почему так получилось. Может, на день прилетел. А блондинка… Ну, мало ли, кто там с ним сфотографировался…

Я запираюсь в кабинке туалета и сажусь на крышку унитаза.

Вечер уже испорчен и я, как заядлый мазохист, лезу в его соцсети. У Вадима на странице ничего. У Инны тоже. Не верю. Они бы так не поступили. Всему есть объяснение. Вытираю ладошкой слезы в уголках глаз. Всему, мать вашу, должно быть объяснение. Это совпадение. Черт.

Я шарю по страницам друзей Вадима. У него их до хрена, и я захожу на каждую. С кем-то он должен был пересечься. Не знаю, сколько тут сижу, пока не натыкаюсь на Виталика. Он тоже на Бали. У него в профиле фоток нет, и я лезу на страницу его девушки. И на одной из сторис они мелькают.

Зажимаю пальцем этот момент. Рядом друг с другом. Максимально близко. Сидят и о чем-то говорят, не видят, что их снимают. Делаю скриншот.

На память.

Это как вообще?

Замахиваюсь и от отчаяния кидаю к чертям телефон на пол. Боль от предательства разъедает в груди. За что так со мной? Суки!

Если всё, то зачем так подло?

Сжимаю зубы и тихо вою, чтобы заглушить плач. А я тут… для нее стараюсь, перед Амосовым прикрываю, папе вру… Беременна она… Как же.

Ради денег все, что ли?

Отщелкиваю заколки и стягиваю парик. Конец комедии, Евгения Олеговна. А говна в меня влили столько, что Шекспир бы сонет написал.

Что делать, теперь не знаю… Поубивать их или отомстить?

Вытираю слезы туалетной бумагой и выхожу из кабинки. Иду за наш столик, тут только Света, подружка Оли.

– Ой, Ин… – смотрит на меня, на парик в руке.

– Я не Инна, а Женя, – вытягиваю из волос шпильки и распускаю волосы. – Где все?

– Оля пошла проветриться, Леська с ней, я тут вещи сторожу.

– Я домой, Свет, предупреди девчонок, – сжимаю зубы, чтобы не расплакаться.

– Так, стой, че случилось? К тебе приставал кто-то в туалете?

– Нет, – машу головой.

– Давай рассказывай, А то одна в таком состоянии, куда ты…?

Я выпиваю залпом свой коктейль и жмурюсь. Горло печет, забыть это все хочется, а не рассказывать. Но у моего языка своя жизнь.

– Я только что узнала, что мне изменил парень, с моей подругой. Ничего удивительного, все как у многих.

– Вот курва.

– А я ее подменяла в больнице. Она попросилась с парнем съездить к родителям, познакомиться, но началась ординатура. Я ее как раз там и прикрывала. Они мной, как тряпкой воспользовались. Мерзкое такое ощущение от самой себя.

– А не пошли ли они на хуй, Женька? Еще убиваться по ним будешь?! Давай-ка выпьем лучше.

Наливает себе в стопарик, мне в бокал виски. Какая уже разница, из чего пить.

– За то, что ты избавилась от этого мудака! – громко произносит тост. – Я бы его еще и кастрировала.

Я усмехаюсь, представляю это.

– И имя Женя мне больше нравится.

– Почему он так поступил? Что не так со мной?

– Все с тобой так. В мире восемь миллиардов людей, найди попробуй свою половинку. Это не твой человек. А судя по тому, как ведет себя подружка, то они друг друга стоят.

– Девчонки, чего скучаем?

К нам подсаживаются два нерусских и перекрывают пути к отступлению.

– Тут занято и нам не нужна компания.

– Всем нужна компания, хорошие. Потанцуем?

– Мы не танцуем, – повышает голос Света.

– А с нами?

Навязчиво сидят, придвигаются.

Я ищу взглядом охрану или кого-то, кто бы помог, но все где-то в своих делах. Полупьяные уже.

– Я полицию вызову.

– Зачем полицию? Мы же не делаем ничего.

Во мне сегодня столько накопилось, что я срываюсь и толкаю одного из них в плечо, чтобы понял, что я психичка неуравновешенная.

Тот, что сидел с моей стороны, перехватывает руки и заводит за спину, лезет целоваться. Я вырываюсь, успеваю схватить бутылку и заехать ему по голове.

Треша хочется, проблем, чтобы забыть все. Чтоб не думать о предательстве.

– Сука!

Вздрагиваю от нечеловеческого рыка и взгляда, как у хищника. Твою мать. Лучше бы поплакала в подушку дома.

Мужика напротив кто-то вздергивает и вытягивает из-за столика.

Амосов.

Второго забирает охрана.

– Что тут у вас?

У нас конец света.

Седьмое марта – теперь официально день предательства и слез.

– По-моему, вам уже пора расходиться, девочки…

– Жень, идем, я тебя домой провожу, – Амосов кивает на дверь.

– Ты его знаешь? – кивает Светка на Артема.

– Знаю.

– Тогда иди, – наклоняется ко мне и шепчет. – Клин клином вышибают.

– Ты о чем?

– Да тоже ему измени. Самого охуенного мужика найди и оторвись с ним так, чтобы не жалеть себя, – я на Артема кошусь. Вспоминаю его записку. – Этот ничего, вполне подойдет, – подмигивает Света.

Забираю свою сумочку с париком и иду за Артемом. Была бы я другой, послушала бы ее совет, но я так не могу. Я же хорошая девочка.

– Вызову такси, – говорит на ходу.