— Человек в конечном счете хочет, чтобы ему было хорошо. Для этого он создает для себя понятие, что где-то там лучше, создает классы — элита, рабы (и это про наш век), когда на самом деле, это выбор человека.
— А как же на самом деле семьи в нищете и прочее, они же не выбирали, где родится?
— Да, но загвоздка в том, чтобы поверить, что все равно на любом уровне: и когда ты бедный и когда богатый.
— Легко говорить, когда ты не там. Бред несешь.
— А ты вспомни, в чем цель.
— И?
— Ты уверен, что все богачи счастливые?
— …
— Это утопия, чтобы поверить, что счастья не для тебя. Не здесь, не сейчас. А на самом деле разделений нет. Что есть у них такого, чего нет у тебя?
— Путешествия, окружение, масштаб мыслей, размах жизни.
— Окей, тогда что есть такое в путешествиях, раз ты этого хочешь? Что такого в их окружении и в чем размах? Раз, мысли уже зависят от тебя. И можно начинать с изменения их.
— Звучит легко.
— И на деле так же. Намного сложнее отказываться от этого и из раза в раз выбирать то, что губит твое счастье. Крутить мысли про не достоинство, уменьшать свое хочу, не разрешать себе жить. Просто ты привык так. И перестал замечать, насколько пагубным для тебя стало такое существование. Это как груз, который привык толкать: пока не перестанешь, не поймешь, как устали руки.
— И что ты мне предлагаешь?
— Перестать ждать от всех предложений.
— А что тогда делать?
— И перестать задавать всем вопросы. У людей нет ответов для твоего счастья. И твоей лучшей жизни. И вообще нет лучшей жизни. Лучшее в ней — факт твоего нахождения здесь. Остальное формальности и твои действия. У тебя есть свои ответы. И ты делаешь, опираясь на них. Потом появляется опыт. И он уже начинает задавать планку.
— Банальность.
— До чёртиков.
— Не смеши.
— На смертном одре мы просим покаяния. И лишь любовь прощает все грехи.
— Я еще не начинал грешить, нет места спешке.
— и всё же, решил, что начнешь?
— теперь, — определено.
— твоя воля. Но в чем интерес?
— Не дать людишкам дойти до такой простой истины. Она будет ходить у них под носом, но они будут считать ее слишком простой, чтобы поверить в возможность все менять, как им угодно, чтобы наконец увидеть: у них всегда есть выбор.
— А еще у них есть надежда. И даже если цели туманны, счастье порой настолько возвышает их души лишь потому, что приходит не навсегда. Но именно поэтому, они точно знают, что оно уйдет и после ухода опять лелеют о возвращении. Надежда, как вера, которую сам до конца не признает человек. Но он всегда во что-то верит. Это даёт силы и тогда, когда само счастье перестает быть целью жизни.
— Хаха, и ее отберем.
— Человеческая природа — прогресс. Если ты остановишь людские цели, тебе станет с ними неинтересно.
— Посмотрим.
Бесёнок цапанул за нос ангела, скривил улыбку, но уже не так уверенно и провалился в облака, спускаясь к людям. Ангел смотрел на дырку в облаке и решил пустить на землю грибной дождь. Он будет таким же противным и быстрым, но со вкусом иронии и надежды, как этот диалог. А в конце точно проступит солнце.
9
И вот пошел запуск на 20
Я чувствую себя особенно, творцово. Осознания, которые мне дарует жизнь, — великолепны. Я лишь все больше сдаюсь ей и впадаю в её доверие.
Я решаю выбирать угодные мне маршруты и задавать вектора. Жить там и с теми, с кем особенно горячо плескается кровь. И брать жизнь в свои руки. Все мои мечты и идеи — моя обязанность к исполнению. То, чего я хочу, никто лучше меня не создаст, не исполнит, не сделает!
Жить многолика. История циклична. Нигде не того пика, за которым я так рьяно мечусь. И даже если хоть на толику удастся словить тот самый миг, упасть с сей «высоты» можно дуновением ветра новых идей, взглядов и мнений и хотя бы лишь поэтому, игра не стоит свеч. Жечь надо сейчас. И сейчас нужно гореть. Лишь вытанцовывая на смертном одре танго, можно поразить гробовщика. Мы все катимся туда. Мы все играем и бесимся. Мои метания подвластны только мне. «Каждому в жизни достанется по вере его». Оттого я тщательно выбираю свою веру, определяю планку.
Вкус. Не пропьешь, но поменяешь. Вкус жизни — именно твой личный — одинаков. Но отношение к этому вкусу, его дополнения — моя воля. И нужно учиться чувствовать. Как могу только я. Ведь другие чувствуют для себя. Это тоже навык. Уверенность. Она решает все. Поэтому даже если ты непроглядная дура — а в этом случае особенно — стоит стоять на своем. Даже когда себе не веришь, —поверишь, — брать свои желания, выстраивать границы. Их гибкость расширяет свободу. А дарует свободу всегда и навеки только ответственность.
Я выбираю суету. Всегда взгляды, а в них и картины, кино. Всегда суету жизни в с ней и съемку и заводы и выпечки и новаторы. Даже бизнес, если он вкусен и богат. Выбираю всегда красоту — для меня она про кадр. Текста, только так чувствовать. Танец. Он про жизнь. Секс. Он про основы. Всегда про историю ее повторяющиеся уроки, которые мы все так не можем понять. Любопытство — мой порок и самый большой мой секретный секрет достоинства. Тс.’