ДИКИЙ И ЗЛОЙ ДЕД МОРОЗ!

НОВОГОДНИЙ ХИТ!
История о том, как одна ошибка может стать лучшим решением в жизни.
Захар хотел остаться в одиночестве со своей злостью.
Юля хотела загородной тишины.
План у обоих был сорван, когда она подобрала его на дороге – замёрзшего, злого и подозрительно красивого.
Что будет, если поселить в своём доме бывалого полярника с повадками медведя?
Он починит всё, что не работало годами и будет ворчать.Научит рубить дрова, назвав это «лучшей терапией».И посмотрит таким взглядом, от которого замёрзнет Северный полюс… или, наоборот, растает.Они думали, что застряли друг с другом на пару дней. Но оказалось, что некоторые встречи предопределены.
Особенно под Новый год.
Идеально для всех, кто верит, что любовь можно найти даже в сугробе!
* * *
— ЗАХАР —
В салоне пахло кофе из термоса, кожей и пирожками с капустой.
Я смотрел в окно на мелькающие ели, застывшие в пушистых одеждах из снега.
В голове уже складывался план: добраться до города, купить какой-то нехитрой еды, войти в пустующую квартиру, выспаться, а потом встретить Новый год в гордом одиночестве.
— Ну вот, почти и дома. В самолёте устал, как собака, – размял плечи Серёга, сидевший за рулём. Его голос был довольным от предвкушения. – Жена завтра на стол курицу в духовке сделает, а сегодня борщ наварила и пампушек настряпала. А Машка, дочка моя, ёлку наряжать не дала никому, ждала папу.
— Мой-то старший наоборот, лично сам собрал и нарядил ёлку, фотки и видосы слал, – флегматично добавил с заднего сиденья Колян. – Говорит, папа, ты только скорее приезжай, а у нас тут всё готово.
Они улыбались.
Их мысли были там, в тёплых квартирах, где пахло хвоей и борщом, где их ждали.
Меня никто не ждал.
Моя семья – это вой ветра в антеннах на полярной станции, скрип снега и льда под сапогами.
Самая честная компания из всех, что я знал.
— А ты, Захар, куда в новогоднюю ночь-то планируешь податься? – по-свойски подмигнул Иван, у которого недавно сын родился. – Девчонки, наверное, уже в очередь выстроились к такому брутальному мужику? Колись, давай, много девочек будет?
В его тоне не было зла.
Было снисхождение холёного семейного волка к одинокому медведю.
Мне всегда проще было сказать, что меня ждут «девчонки», чем признаться, что лучшая компания для меня – это тишина и чашка крепкого кофе.
— Да, планы у меня грандиозные, – буркнул я, снова отворачиваясь к окну.
Разговор плавно перетёк на работу.
И тут что-то в воздухе натянулось, как струна.
— Да, кстати, насчёт грандиозных планов, – начал Колян, и я краем глаза увидел, как он переглянулся с Серёгой и Иваном. – Тут, Захар, пока ты на станции геройствовал, у нас тут свои ледовые баталии были. Грядут… кое-какие оптимизации. Сразу после новогодних каникул.
Я медленно повернул голову.
«Оптимизации».
Это слово имело запашок чего-то кислого и подлого.
— В чём суть? – спросил коротко.
— Сокращение грядёт, – выдохнул Иван, вдруг с интересом вглядываясь в дорогу. – Один человек из нашего отдела должен уйти.
Тишина в салоне стала густой и липкой.
Меня не сокращали никогда.
Я был лучшим.
Я был тем, кого отправляли на самые сложные участки.
— И кому дали под зад? – спросил я, хотя гадливый холодок в животе уже подсказывал ответ.
Колян кашлянул.
— Захар, послушай… Мы все собрались, обсудили. У всех семьи, дети, ипотека… Ты один как перст. Тебе легче будет. Ты сильный. Ты везде устроишься. А нам… Ну, ты понимаешь всё, да?
Сначала я не понял.
Буквы складывались в слова, а слова в предложения, но смысл не долетал.
А потом он долетел.
И ударил с такой силой, что перехватило дыхание.
Они все до одного сидели на совещании.
И единогласно решили слить меня.
Выбросить за борт, как балласт.
Потому что я «сильный».
Потому что у меня нет жены, которая печёт пампушки, варит борщ и делает курицу в духовке, и дочки нет, которая ждёт папу.
Потому что моя жизнь, моя преданность этому проклятому делу – это ничего не стоящая бумажка в сравнении с их ипотеками и детскими садами.
Предательство.
Банальное, низменное, как удар ниже пояса.
И самое поганое, что оно пришло от людей, с которыми я делил паёк в бураны, с которыми я просидел три года в ледяной глуши.
Которых считал… друзьями.
Слово показалось таким наивным, что меня чуть не вырвало.
В голове пронеслись обрывки.
Моя невеста Лиза, ушедшая к тому усатому идиоту с яхтой, потому что я «слишком холодный и далёкий», а он тут такой внимательный и всегда рядом.
А теперь вот и они предали, мои друзья.
— То есть, – мой голос прозвучал тихо и хрипло, – вы это всё у меня за спиной провернули? Со мной поговорить нельзя было? По-мужски? Глаза в глаза?
Серёга сглотнул, нервно постукивая пальцами по рулю.
— Мы знали, что ты не поймёшь…
— НЕ ПОЙМУ?! – рявкнул Я так, что машина задрожала.
Горячая волна ярости подкатила к горлу, сжимая его.
— Я понял только одно! Что вы, твари подлые, решили спасти свои шкуры за счёт моей! Что я, по-вашему, железный? Мне не нужны ваши жалкие отмазки про семьи! Вы просто сволочи! Идиоты и кретины!
* * *
— ЮЛИЯ —
Если есть где-то новый круг ада, то он, без сомнения, выглядит как новогодняя пробка на выезде из города тридцатого декабря.
Не просто пробка, а гигантская, неподвижная, многочасовая, где каждый заперт в своей личной железной коробке вместе с ароматом старого салонного фильтра и призраками всех несделанных дел.
Мой персональный кошмар по имени «Проваленный Проект» как последний гад появился на экране телефона в виде сообщения от руководства.
«Уважаемая Юлия, мы ценим вашу работу, но ваша концепция проиграла искусственному интеллекту. Клиент всё-таки выбрал проект от ИИ. Надеемся на понимание. Вам будет выплачена приятная компенсация за потраченное время».
— Да идите вы все… в лес… вместе с вашим чёртовым ИИ! – прошипела я. – Отобрал у меня дизайн проект, сволочь…
У меня сейчас в жизни всего не хватает – терпения, денег, веры в человечество, а они хотят моего понимания?
Приятная компенсация?
Это три копейки?
Злость внутри меня закипала как вода в чайнике.
Так, надо отвлечься.
Я посмотрела на бесконечную вереницу фар передо мной.
У их владельцев, я уверена, с пониманием тоже было негусто.
Телефон зазвонил.
Это была Света.
Подруга, чья жизнь напоминает глянцевый журнал, который я бы с удовольствием порвала и пустила на растопку камина.
— Юль, привет! Ну что, ты готова к празднику? А мы тут с Серёжей летим на Бали! Ва-а-ай! Представляешь, мы будем встречать Новый год в океане! Я просто пищу от радости!
— Представляю, – буркнула я, глядя, как на соседней полосе водитель «аудюхи» с аппетитом уплетает пирожок. – А я вот тащусь в пробке. Похоже на очень символическое завершение года.
— Не ной, Юль! Ты же в свой домик едешь? Это так романтично! Настоящая зимняя сказка!
«Сказка» – это когда тебе тридцать пять, ты свежеиспечённая разведёнка с карьерой дизайнера, которая дала трещину, и ты едешь одна в дом, который видела в последний раз лет десять или двадцать назад, когда родители были ещё живы.
Но Свете этого не объяснишь.
Я не стала слушать её восторженные вопли о Бали, просто отключилась и положила телефон на соседнее сиденье.
Но он тут же вибрировал снова.
Но не звонок был, пришла смс-ка.
От Артёма, моего бывшего мужа.
Открыла и скривилась.
«Юлька, с наступающим тебя! Желаю тебе самого светлого и счастливого Нового года. Надеюсь, ты найдёшь то, что хочешь».
А что я хочу?
В данный момент я хочу метлу, которая смела бы прочь все эти машины с моего пути!
Пожелание от бывшего было похоже на рекомендацию «быть счастливой» от человека, который недавно наступил тебе на ногу каблуком.
Самый светлый Новый год, м-да.
У меня в багажнике лежал букет пихтовых веток (вместо Новогодней ёлки будет), купленный у расторопного гастарбайтера.
Давление нарастало.
Гул моторов, клаксоны, чужая музыка – всё это слилось в один оглушительный гул, бивший по вискам.
Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
Не помогло.
Пахло тревогой и бензином.
И тут мой взгляд упал на навигатор.
Синяя нитка трассы, и рядом тонкая серая паутинка просёлочных дорог.
Одна из них вела прямиком к дому.
Через поля, леса и, возможно, через тридевятое царство.
Но у меня машина внедорожник, на минуточку вообще-то.
«Не делай этого, – зашептал голос разума. – Машина хоть и внедорожник, но дороги не чищены, даже такой зверь не пройдёт. И ты заблудишься, застрянешь, тебя съедят волки или ты замёрзнешь насмерть».
«А что, волки – это не так уж и плохо, – парировал другой, более отчаянный внутренний голос. – По крайней мере, они не пишут смс-ок с пожеланиями счастья и не летят на Бали встречать Новый год».
Я посмотрела на часы.
Простоять тут ещё три часа?
Или… рискнуть?
Решение созрело внезапно.
Сердце ёкнуло, но на смену панике пришла уверенность и решимость.
— Ладно, – сказала я вслух, резко выворачивая руль в сторону съезда, который больше походил на грунтовку во льду. – Поехали навстречу приключениям. Или волкам. Что будет раньше.
Машина, с облегчением съехала с трассы, мягко закачалась на ухабах.
В салоне воцарилась тишина.
Никаких гудков.
Никаких писем от руководства.
* * *
— ЮЛИЯ —
Если бы мне ещё месяц назад сказали, что я буду в одиночку бороздить на своей машине сугробы в какой-то богом забытой тайге, я бы покрутила пальцем у виска.
Но, как выяснилось, мой рассудок решил отгулять новогодние каникулы без моего ведома.
Два часа.
Целых два часа я ехала по этим проклятым лесным дорогам, которые на карте выглядели такими дружелюбными и прямыми!
А на деле оказались извилистыми, как мысли моего бывшего мужа, и такими же бесперспективными.
«Срежешь и быстрее доедешь!» – вот что я себе думала, сворачивая с трассы.
Теперь бы я это свою «гениальную» мысль отправила бы гулять далеко и долго.
Итог: я основательно и бесповоротно заблудилась.
Навигатор, мой лучший друг, полчаса назад застыл на одной и той же картинке с надписью «Потерян сигнал».
Потерян сигнал?
Да у меня тут потеряна вся жизнь!
Я стучала по нему, тыкала кнопки, перезагрузила, даже уговаривала – всё бесполезно.
Он тихо и мирно сдох, оставив меня наедине с соснами-убийцами и чувством глубочайшей собственной неполноценности.
Телефон, предатель, разрядился до нуля.
А зарядку я, конечно же, не нашла.
Хотя клянусь, складывая вещи, я её держала в руках!
Видимо, вместе с рассудком, я оставила её в прошлой жизни.
Дорога, если это можно было так назвать, кончилась совсем.
Впереди была лишь непролазная целина сугробов.
Я сгребла всю свою волю в кулак и начала с дикими усилиями разворачиваться.
Снег скрипел под колёсами так злобно, будто предупреждал: «Не сюда, дура!»
Я поехала назад.
Или вперёд?
Или вбок?
Ориентиром мне служили только собственные колеи, которые уже начинало заметать.
Солнце давно скрылось, и лес погрузился в густую, почти осязаемую тьму.
Ни машин, ни огней вдалеке.
Только я, моя машина и хор волков в моём воображении.
Я уже мысленно прощалась с цивилизацией и готовилась жечь шины для тепла, как вдруг… я увидела мужскую фигуру.
В свете фар, в клубах пара от собственного дыхания, стоял мужчина.
Высокий, огромный и плечистый.
Одетый в… нет, это надо было видеть.
Плотные, явно утеплённые штаны.
Солидные, по колено, сапоги, которые кричали «Вперёд на Арктику!», и… серая, в дырках, майка.
В минус тридцать!
Волосы у него чернее ночи, и всё это великолепие было увенчано шапкой из снега и инея.
Лицо скрывала недельная щетина, а взгляд…
Я не видела его взгляда, но спиной почувствовала, он был готов переломить медведя голыми руками.
И знаете, что он сделал, увидев мою машину?
Не побежал к ней, не стал голосить о помощи.
Нет!
Он просто обернулся, вежливо отошёл в сторону, пропуская меня, и продолжил своё промозглое стояние.
Мол, проезжайте, гражданка, я не помешаю.
Сердце у меня ушло в пятки, откуда попыталось сбежать через подошву сапога.
Но оставить этого… этого идиота замерзать тут насмерть?
Да я потом спать не смогу.
Даже его кулаки, смахивающие на кувалды, не вызвали у меня страха.
Скорее мысль: «Если он захочет меня ограбить, ему проще будет просто встряхнуть машину, и всё ценное выпадет из багажника – моя запаска».
Я резко, почти на рефлексе, ударила по тормозам.
Машину чуть занесло, и я остановилась аккурат напротив него.
Секунда на сбор духа и я приоткрыла окно.
Ледяной воздух ворвался в салон, заставляя меня вздрогнуть.
— Э-э-э… – блестяще начала я, словно мои языковые способности тоже остались на трассе вместе с рассудком. – Вам… помощь нужна?
Он медленно повернул ко мне голову.
Глаза, тёмные и колючие, как осколки арктического льда, уставились на меня с таким нескрываемым раздражением, будто я только что помешала ему медитировать.
— Нет, – коротко бросил он, и его голос прозвучал низко и хрипло, как скрип снега под сапогом. – Проезжайте.
Проезжайте.
Стоит, значит, в одной майке в ледяном аду, а ещё строит из себя крутого парня.
— Вы вообще в курсе, что на улице мороз? – не сдавалась я, чувствуя, как начинает во мне закипать злость. – Вы сейчас в ледяную статую превратитесь!
* * *
Ну конечно.
Так и знала, что моя предновогодняя поездка не может закончиться ничем иным, кроме как эпичным фиаско.
Я старалась объехать здоровенную ветку, оказавшуюся на моём пути, колесо на что-то неприятное скользнуло, я в панике дёрнула руль – и вот мы уже сидим, зарывшись передним бампером в сугроб, как бульдог, уткнувшись мордой в подушку, не желающий идти на прогулку.
Я взвыла.
Не метафорически, а по-настоящему, от души.
— А-а-а-а! Да что же это такое! – и в ярости ударила ладонями по рулю. – Тупые, тупые шины! И эти внедорожники, которые ни черта не внедорожники, а просто высокие коробки на колёсиках!
Я включила заднюю передачу и вжала газ в пол.
Двигатель взревел жалобно, колёса весело и беспомощно проворачивались в снежной каше, разбрасывая белые фонтаны снега.
Мы не сдвинулись ни на миллиметр.
Я чувствовала себя белкой в колесе.
— Юля.
Мой спутник произнёс моё имя так, как врач произносит «вы смертельно больны».
Спокойно и с лёгкой долей профессиональной усталости.
— Что? – рявкнула я, обернувшись на него.
— Вы так машину угробите, – заявил Захар.
Его тон не оставлял сомнений: он видел больше машинных смертей, чем я за всю жизнь.
— Надо раскачать, чуть вперёд-назад. И газ дозировать.
Я уставилась на него, как баран на новые ворота.
Чуть вперёд-назад и дозировать?
Это не про меня.
— Может, вы сядете за руль тогда? – предложила я, сдаваясь.
Мои нервы были растянуты намного тоньше, чем леска на новогодней гирлянде.
Он вздохнул.
Это был не просто вздох.
Это была целая поэма о том, как тяжело быть единственным адекватным человеком в радиусе ста километров.
Но он согласно кивнул.
Мы вышли из машины и поменялись местами.
Это было похоже на то, как в маленькую игрушечную машинку пытается влезть медведь.
Он отодвинул сиденье до упора, поднял руль, и его длинные ноги наконец-то распрямились.
Казалось, машина вздохнула с облегчением, что ею начнёт управлять кто-то, кто знает, что делает.
Захар не стал рвать его с места.
Включил передачу, плавно тронулся вперёд, потом так же плавно – назад.
Машина послушно, почти по-кошачьи, закачалась.
Вперёд-назад.
С каждым движением амплитуда увеличивалась.
Ни визга, ни паники, только концентрация на его лице.
И через три таких раскачки он коротко и уверенно дал газу – и мы, как пробка из бутылки, выскочили из сугроба на утоптанную моей машиной часть дороги.
Я сидела с открытым ртом.
Это была магия. Мужская магия.
Захар повернул ко мне голову.
Его ледяные глаза изучали меня.
— Поведу я или вы вернётесь за руль?
Я посмотрела на его руки, лежащие на руле.
Большие, сильные, с содранными костяшками.
Они выглядели так, будто могли управлять не только машиной, но и погодой.
А я чувствовала себя выжатой. Устала просто пипец.
— Может, вы поедете? – сдалась я, показывая на навигатор. – Вот точка, куда нам надо. А я, если честно, уже вымоталась.
Он молча кивнул и мы поехали.
И это была не та поездка, когда тебя швыряет из стороны в сторону, а ты молишься всем богам, чтобы не влететь в дерево.
Это было плавное, почти гипнотическое скольжение.
Машина будто сама поняла, что теперь за рулём нормальный водитель, и вела себя соответственно.
В салоне повисла напряжённая тишина, прерываемая только ровным гулом мотора, играла едва слышно музыка.
Но громче делать не хотелось.
Я смотрела в окно на пролетающие мимо тёмные стволы сосен и чувствовала, как адреналин потихоньку уходит, оставляя после себя пустоту и усталость.
И тут Захар нарушил молчание своим низким, хрипловатым голосом.
— Ваш муж или друг не будет против, что я… с вами приехал?
Я нервно рассмеялась.
Звук получился какой-то деревянный.
— Мой бывший муж, – подчеркнула я, – пожелал мне сегодня самого светлого и счастливого Нового года. Что, по-моему, является высшей формой издевательства. Особенно учитывая, что он уже год как живёт с молодой девкой. А дом… – я вздохнула, – это дом моих родителей. В котором я не была лет… э-э-э… десять. Или двадцать.
* * *
— ЗАХАР —
Тишина в машине была недолгой.
Я чувствовал её, эту девушку, Юлю.
Она была как источник беспокойного энергетического поля.
Она вертелась на месте, вздыхала.
Мозг, отвыкший от человеческого общества дольше, чем от удобств, воспринимал это как назойливый фоновый шум.
Мне хотелось одного: чтобы этот путь поскорее закончился, чтобы она высадила меня у какого-нибудь приземистого барака в её деревне, и чтобы наши пути разошлись навсегда.
Но её язык, казалось, был без костей.
— А вы чем занимаетесь по жизни? – выпалила она, и в её голосе звенела притворная, светская заинтересованность, за которой всегда кроется обычное любопытство.
Я уже открыл рот, чтобы бросить своё коронное «не твоё дело», но она тут же перехватила инициативу.
— Ой, дайте я угадаю! – она прищурилась, изучая меня боковым зрением, как неопознанный биологический образец. – Вы-ы-ы… лесоруб! Рубили лес, но потом что-то пошло не так… Спил бракованный попался, начальство наехало, вы в сердцах всё бросили и пошли бродить по лесу в знак протеста! На вас напали, побили…
Я покосился на неё.
Лесоруб.
Да, я валил деревья.
Чтобы построить убежище от пурги.
Но рассказывать ей об этом не было ни малейшего желания.
Я промолчал, уставившись в темноту за окном.
— Кхм. Не угадала? – не унималась она. – Тогда вы… спасатель! Да! Вы похожи на спасателя, Захар. На того, который в горах людей ищет. Сильный, молчаливый, суровый…
Опять мимо.
Я спасал людей ровно один раз, вытащил дурака-коллегу, который решил в шторм проверить прочность льда.
Чуть сам не остался там навечно.
Мысль о том, чтобы делать это профессией, вызывала у меня лишь сухую, едкую усмешку внутри.
Я снова ей не ответил.
— Ну что же вы не поддерживаете диалог? – в её голосе зазвучала лёгкая обида. – Может, подсказку какую-нибудь дадите? Хотя бы первую букву профессии!
Я сжал зубы.
Какая разница?
Скоро мы расстанемся, и кем я был или есть, её интересовать перестанет.
Все эти светские игры в «знакомство» – просто пыль.
Пустая трата времени и энергии.
И тут её осенило.
Я увидел, как у неё загорелись глаза от собственной гениальности.
— Тогда вы будете… Дед Мороз! – объявила она торжественно, будто вскрыла величайшую тайну мироздания. – Вы отлично соответствуете этому образу! Фамилия Морозов, в лесу я вас нашла. И выглядите… ну, знаете, колоритно. Вы ехали на своих волшебных санях в тройке лошадей, везли подарки, но на вас напали разбойники, ограбили, лишили волшебной силы, побили и оставили в лесу… Так всё и было?
Я не смог сдержать короткий, хриплый выдох, что-то среднее между смешком и стоном.
Дед Мороз.
Волшебные сани.
Великолепно.
Мой мир состоял из точных приборов, расчётов выживания, предательства и льда, а её из сказок и абсурдных фантазий.
Пропасть между нами была шире, чем трещина в шельфовом леднике.
Я промолчал и на это.
Пусть думает, что хочет.
Лишь бы заткнулась.
Она насупилась, наконец поняв, что диалога не получается.
Но её потребность изливать слова оказалась сильнее.
— Ладно, – сдалась она с театральным вздохом. – Тогда я расскажу о себе. Я вот дизайнер интерьеров. И очень хороший. Мне… ну, про возраст не будем. Живу я одна. Совсем. Кота нет, собаки тоже, хотя животных очень люблю. Дом вот есть загородный, от родителей остался… Родителей, к сожалению, уже нет. Трагедия забрала их у меня…
В её голосе на секунду дрогнуло что-то настоящее, острое.
Но уже через мгновение она снова затараторила, словно боялась, что эта пауза её выдаст.
— Новый год думала справлять одна. С пледом, горячим чаем, салатом «Оливье»… Ах да, ещё я пихтовые ветки везу и немного новогодних игрушек, чтобы сделать хоть какое-то подобие новогоднего настроения… Ну, вы же понимаете… праздник, новое счастье, новое начало… Ещё и бывший муж, паршивец, пожелал мне счастливого нового года…
Вот.
Добралась.
Бывший муж.
Внутри всё сжалось в знакомый, тугой и болезненный комок.
Наверное, она бегала налево от своего мужа к какому-нибудь ушлому красавчику, разбила мужу сердце, а он не простил, и решил оставить ей шанс с другим, раз там ей лучше.
А теперь играет в жертву обстоятельств?
Классика.
Давайте, немного познакомимся с героями.
Юлия, яркая, лёгкая на подъём

Захар. Угрюмый полярник, но красавчик и вообще очень хороший мужик!

КАК ВАМ?
Очень жду ваши комментарии на продочку и визуал героев!
Мне мега приятно, а вам + в карму!
* * *
— ЮЛИЯ —
Я уставилась на огоньки вдалеке.
Это вся деревня?
Скорее похоже на три небольших дома, которые решили сбиться в кучку, чтобы не так страшно было.
И всё.
Тёмный лес, заснеженное поле и наш поворот к дому.
Одним словом – тайга.
А я-то представляла себе уютную деревенскую идиллию с деревней поблизости, и соседи продадут мне утреннего молока.
В детстве как-то было всё именно так.
Машина остановилась у ворот.
Мы приехали.
Я обернулась к своему суровому спутнику.
— Захар, сидите пока в машине. У меня в багажнике в сумке плед есть, сейчас дам вам. А потом я ворота открою.
Грюм Грюмыч, как я его мысленно окрестила, даже бровью не повёл.
Но, по крайней мере, не выскочил на мороз.
Уже прогресс.
Я выбралась наружу, и холод вцепился в меня, как злой дух.
Открыла багажник, залезла в сумку.
Плед мой любимый, тёплый, клетчатый был внутри, в него я планировала кутаться в Новый год, сидя у камина.
И он был ледяным.
Великолепно. Но выбора не было.
Взяла ещё и фонарик.
Какое счастье, что я его взяла!
Открыла дверь пассажира и бросила этот холодный комок ткани на сиденье.
— Вот, это вам, когда выходить будете. Я сейчас ворота открою, заезжайте потом, хорошо? Вы всё поняли?
И тут он наконец-то заговорил.
Его голос прозвучал низко и безразлично, как скрип снега под сапогом.
— Юля.
— Да?
— Слишком много слов.
Пф. Какой неженка.
Я с обидой захлопнула дверь и побрела к калитке.
Ключи от неё, старые, ржавые, я достала из кармана.
Замок не хотел поворачиваться с первого раза.
Я подёргала, потянула и калитка с жалобным скрипом поддалась.
Кое-как протиснулась на территорию.
Снега было тьма.
Ура! Победа!
А вот и нет.
Меня ждали ворота, старые, распашные, тяжёлые, просевшие.
Я сдвинула щеколду и толкнула ворота от себя.
Но ничего не произошло. Абсолютно.
Ворота даже не дрогнули.
Я налегла всем весом, уперлась ногой в землю, точнее, в сугроб.
Снова ничего.
Только моё тяжёлое дыхание нарушало ночную тишину.
И тут до меня дошло.
Снега намело сюда столько, что он стал вторым замком.
Чтобы открыть ворота, нужно было сначала откопать их.
Лопатой, а лопата, если и была, то в гараже, до которого, сквозь сугробы, ещё нужно было как-то добраться.
И вообще, я даже не знаю, где она там.
— Ну что за чёрте что! – выдохнула я, и моё проклятие повисло в воздухе маленьким белым облачком.
Я посмотрела на дом.
В темноте он выглядел уже не милым домиком из детства, а угрюмым, тёмным силуэтом с чёрными глазницами окон.
Он не светился тёплым светом, не дымил трубой.
Он молчал. И в этой тишине мне вдруг почудилось… движение за стеклом.
Или это тень? Или…
Паника, острая и иррациональная, кольнула под рёбра.
Я резко прошла к калитке и посмотрела на машину.
Захар.
И в этот момент он показался единственной точкой опоры в моей суровой реальности.
Как же я заблудилась в облаках!
Я воображала, как приеду, легко открою ворота, а дом встретит меня теплом, запахом пирогов (откуда?!) и готовым камином.
Ну что за дура?
Реальность же била по голове ледяной кувалдой.
Я не сняла подготовленный коттедж.
Я приехала в законсервированное на десятилетие царство холода.
Есть же ещё камин…
О, боги. А ДРОВА?
Есть ли они вообще?
Или мне придётся жечь на растопку свой любимый плед и паспорт?
Паника окончательно закралась под кожу, холодная и липкая.
Я поспешно зашлёпала обратно к машине и рванула дверцу.
— Не выходит! – выпалила я, запыхавшись. – Ворота занесло снегом по самую ручку! Их не открыть! Надо… надо лопату в гараже искать, но я не знаю где… И дом… – я шумно выдохнула, – он… он совершенно тёмный. И зайти одной туда… – я сглотнула, не решаясь озвучить свой детский страх. – Может, вы… то есть мы… вместе пойдём? Вдруг там… ну, вы знаете…
* * *
— ЮЛИЯ —
Странное ощущение идти по собственному участку, чувствуя себя непрошеным гостем.
Захар шёл впереди.
Я плелась следом, по его чётким, широким следам в снегу.
Он двигался уверенно, будто знал каждую кочку на этом клочке земли, который я сама уже и не помнила.
Свет от фонарика выхватывал из темноты знакомые и одновременно чужие очертания.
Как будто это он тут хозяин, а я его нервная и совершенно бесполезная тень.
У ворот он остановился, посветил на сугроб, который слился с ним в одну монолитную ледяную глыбу.
Потом развернулся и подошёл ко мне так близко, что я инстинктивно отступила на шаг.
— Открыть ворота могу, – заявил он своим низким, лишённым эмоций голосом. – Но не вижу смысла. Сначала надо территорию от снега очистить. Иначе машина тут увязнет.
— Точно… – прошептала я, чувствуя прилив жгучего стыда. – И как я сама не догадалась…
Мозг, привыкший к тому, что за него всё делают управляющие компании и суетливые дворники, окончательно вышел в автономный режим.
— Идём в дом? – спросила я жалобно, как ребёнок, просящийся с холодной улицы.
— Идём, – кивнул он и снова пошёл первым, методично протаптывая тропу.
Снега был не по колено.
Он был по самые ягодицы, и каждый мой шаг требовал титанических усилий.
Я, пыхтя, тащилась за ним.
У крыльца он обернулся и протянул руку.
— Ключи?
«Скальпель, зажим, тампон…» – пронеслось в голове, и я едва не хихикнула.
— Вот… – я судорожно стала рыться в кармане, вытащила связку и, тыча пальцем, показала на ключ. – Вот этот. Он от дома.
Он взял связку, и, к моему глубочайшему удивлению, дверь открылась с первого раза.
Не скрипела, не сопротивлялась.
Просто поддалась, как будто ждала именно его.
Мы вошли.
И тут я обалдела.
Если на улице был лютый, но сухой мороз, то внутри висел холод иного свойства.
Сырой, промозглый, въедливый.
Он пробирал до костей мгновенно, проникая сквозь все слои одежды.
Мои зубы застучали сами собой, выдавая неконтролируемую дробь.
— Д-д-д-д… – я сжала челюсти, но это не помогло. – П-почему в доме х-холоднее?
— Дом кирпичный, – коротко пояснил он, как будто читал лекцию по строительным материалам. – Долго держит холод.
Он, не раздумывая, прошёл вглубь прихожей в своих массивных сапогах, оставляя на полу снежные следы.
Я и сама не стала разуваться, тут можно было в прямом смысле примёрзнуть к половицам.
— Где электричество включается? – его голос донёсся из темноты гостиной.
— Э-э-э… Щиток здесь, в прихожей… – я засеменила обратно и показала на неприметную дверцу в стене.
Захар вернулся, открыл её, посветил внутрь фонариком.
Я видела его сосредоточенный профиль в холодном сиянии фонарика.
Он что-то изучал, пощупал провода пальцами, которые, казалось, не боялись ни холода, ни удара током.
Потом… он просто закрыл дверцу.
— Включать пока ничего не будем, – вынес он вердикт. – Дом сильно выстыл. Нужно сначала прогреть его. Здесь есть камин. Где дрова?
Я уставилась на него с таким искренним недоумением, будто он спросил у меня координаты ближайшей чёрной дыры.
Мой мозг лихорадочно перебирал картинки: поленница… поленница была… у задней стены гаража?
Или у мангальной зоны?
Или дров давно нет?
— Э-эм… на улице… – пискнула я, понимая всю идиотскую неконкретность своего ответа.
Он медленно повернулся ко мне.
В темноте его лицо было почти неразличимо, но я почувствовала его взгляд.
Взгляд, полный холодного, беспристрастного осуждения.
— Юля, – произнёс он, и моё имя прозвучало неприятно как-то. – Как вы собирались здесь находиться, если не знаете, где у вас тут и что?
Вопрос повис в ледяном воздухе.
Все мои городские замашки, попытки держать лицо, рассыпались в прах.
— Это было спонтанное решение! – залепетала я, и голос мой дрогнул. – Я как-то привыкла, что в городе везде и всегда всё чистят, везде тепло… и забыла, что тут надо всё самой…
Мои оправдания прозвучали до жути жалко и глупо.
И тогда, от отчаяния, я перешла грань.
— Но ты ведь меня не оставишь?
«Ты».
Слово вырвалось само, тихо и по-детски беспомощно.
Захар замер.
* * *
Мне следовало бы послушаться и уйти в машину, где было тепло и хорошо.
Но я не могла.
Это было бы подло сваливать последствия своей легкомысленности на Захара, пока он тут колдует с моим же камином.
Я стояла в дверях, наблюдая, как он, этот двухметровый силуэт, двигается в темноте с уверенностью спецназовца.
Он принёс не просто охапку дров, а целую аккуратную кладку, будто готовился не просто к костру, а к какому-то важному ритуалу.
— Вы нашли дрова… Д-д-д-д… – мои зубы выбивали сумасшедшую чечётку, заглушая слова. — Вы просто к-крут-той, Захар. Д-д-д-д…
Всё моё существо было сжато в один ледяной комок, жаждущий тепла.
Я смотрела, как он ловко укладывает поленья в чрево камина, и мне хотелось, чтобы это волшебство случилось быстрее.
Чтобы стало светло, тепло и… ну, если не хорошо, то хотя бы терпимо.
— Идите в машину, – его голос прозвучал резко, не терпящим возражений. – Я позову, когда всё будет готово. Идите, а то заболеете.
Я мотнула головой, пританцовывая на месте, чтобы хоть как-то разогнать кровь.
— Нет. Я не оставлю вас. Вы ведь тоже можете заболеть… – упрямо буркнула я. – Сколько вы без одежды были на морозе? Пять минут? Сомневаюсь. Час? Два? Больше? Удивляюсь, как вы не закоченели.
Он раздражённо вздохнул, но всё же бросил, не отрываясь от своего дела:
— Я не заболею, не переживайте. Я – морж.
Я так замерла, что даже зубы перестали стучать на секунду.
— Морж? А-а-а… Угу… – мой промёрзший мозг с трудом переваривал информацию. Морж. Ласты, усы, Арктика… – А я думала, вы Дед Мороз… – и от этой абсурдной цепочки я тихо хихикнула.
Похоже, гипотермия делала своё дело.
Захар повозился с заслонкой, что-то проверил пальцем внутри топки и сказал с лёгким удивлением:
— Кто-то явно следит за домом. Печная труба прочищена от золы. И нет в ней ничего постороннего.
Я пожала плечами, снова начав подпрыгивать, чтобы согреться.
— А что в трубе может быть постороннего? Дедушка Мороз? – выпалила я и снова издала этот идиотский, нервный смешок.
Он медленно повернул голову и посветил мне фонариком прямо в лицо, как будто проверяя степень моей вменяемости.
Свет ослепил.
— В кирпичной печи, – произнёс он с убийственной, преподавательской чёткостью, – если золу долго не убирать и не чистить дымоход, при нагревании может скопиться угарный газ. И когда дрова разгорятся, произойдёт взрыв – это один из вариантов. Птицы, кстати, очень любят строить гнёзда прямо в трубах. Особенно зимой. Вы об этом никогда не задумывались?
Его тон был не просто поучительным.
В нём звучало лёгкое, но от того не менее обидное презрение к моему тотальному, городскому невежеству.
Мне стало жарко от стыда, несмотря на мороз.
— Чёрт, вы опять правы, – сдалась я, вздохнув.
И тут случилось чудо.
Не магическое, а очень земное и прекрасное.
Он чиркнул чем-то, откуда у него взялись спички или зажигалка, я не увидела, но в камине вспыхнул огонь.
Сначала робкий, потом уверенный, жадный до сухого дерева.
Пламя затанцевало, осветив его сосредоточенное, суровое лицо и отбросив на стены гигантские, прыгающие тени.
О, блаженство.
Я присела на корточки перед камином, протянула к огню окоченевшие руки и прикрыла глаза.
Тепло, живое и почти осязаемое, накрывало меня волной.
— Хорошо-о-о… – прошептала я, и это было сильнейшим преуменьшением года.
— Сейчас дом быстро нагреется и можно будет включить свет, – проговорил он, отойдя от камина и осматриваясь. – Скажите, вода здесь есть? Скважина?
Я задумалась, заставляя память пробиться сквозь годы.
— Ммм… кажется, да, скважина… В котельной должно быть оборудование…
И тут на меня накатила новая волна ужаса.
Логичная, железобетонная и совершенно запоздалая.
— Ох, Захар, неужели воды нам не видать? Скважина ведь на таком морозе могла замёрзнуть!
Он посмотрел на меня.
В свете огня его лицо казалось менее враждебным.
Просто усталым.
— Пойду, посмотрю.
И он снова исчез в темноте, на этот раз в сторону котельной, оставив меня одну с трещащим камином.
Я сидела, грелась и думала.
Мысли текли медленно, оттаивая вместе с телом.
Как же хорошо, что я его подобрала.
И не потому, что он сейчас делал за меня всю работу.
А потому что, если бы не моё спонтанное решение свернуть с трассы, он бы сейчас лежал ледяным сугробом у дороги.
ЗАХАР

Надеюсь, вам нравится этот дядька. И внешне, и по характеру. Такой суровый Медведь.
* * *
— ЮЛИЯ —
Вернулся Захар так же тихо, как и уходил.
Я сидела, разглядывала трещинки на стене, и чуть не подпрыгнула, когда его тень упала на пол.
— Вода будет, – заявил он просто, как о свершившемся факте. – Как я уже сказал, очевидно, что за домом смотрели. Вы в курсе?
Я задумчиво кивнула.
— Да-а-а… Присматривает из соседней деревни, дядя Коля, кажется. Он дружил с моими родителями. Вот только я не знаю ни его телефона, ни где его вообще найти…
— Разберёмся, – отрубил Захар, и в этой краткой фразе было столько уверенности, что моё внутреннее напряжение чуть ослабло. С ним казалось, что даже поиск мифического дяди Коли вообще не проблема.
— Уже теплее стало, – с надеждой заметила я.
Воздух в комнате и правда потерял ледяную хватку, превратившись просто в прохладный.
— Может, включим свет и отопление?
Захар молча посмотрел на огонь в камине, как будто советуясь с ним.
Он не бросился к щитку. Нет.
Он начал с обхода.
Прошёлся по гостиной, посветил фонариком на потолочную люстру, проверил, на месте ли лампочки.
Легко дотянулся до люстры.
Потом заглянул в коридор, в другие комнаты.
Он проверял каждую точку, как сапёр перед разминированием.
Я бы, конечно, так не стала делать.
Я бы щёлкнула рубильник и помолилась бы, чтобы ничего не взорвалось и не сломалось.
Возможно, его перестраховка была не такой уж и параноидальной.
Убедившись, что все лампочки закручены плотно и нигде не торчат оголённые провода (откуда бы они тут взялись?), Захар наконец пошёл к щитку.
Раздался щелчок и мир залил тёплый, электрический свет.
— Ура! Да будет свет! – обрадовалась я, пытаясь вскочить с корточек.
Мои суставы отозвались протестующим хрустом и лёгким кряхтением.
О нет. Неужели старость?
Мне же всего… ну, ладно, не суть.
Слишком рано для старости и хруста в костях!
— Сейчас включу нагревательный кабель, – продолжил свой доклад Захар, не обращая внимания на мои старческие стоны. – Он отогреет трубу насоса. Скважина на глубине не замерзает.
И он снова растворился в недрах котельной, оставив меня наедине с внезапно ожившим прошлым.
Я оглядела гостиную при свете.
Вот отцовское кресло с вытертой на подлокотнике кожей.
Мамин торшер с бахромой.
Диван, чуть продавленный там, где отец любил читать газеты.
Книжные полки до потолка, пахнущие бумагой и временем.
Фотоальбомы в бархатных и кожаных переплётах.
Старый, ещё кинескопный телевизор, похожий на серый булыжник.
Грусть и ностальгия накатили сладкой, горьковатой волной.
Но тут из глубины дома донёсся странный звук: сначала шипение, потом обнадёживающее бульканье.
Вода!
Захар вернулся с тем же каменным выражением лица, но я уже умела читать в нём едва уловимые оттенки.
Сейчас было выражение «задание выполнено».
— Всё отлично работает. Труба быстро отогреется, – констатировал он. – Я пока принесу вещи из машины и заглушу её.
— Ой, я с вами… – автоматически предложила я, делая шаг к выходу.
— Я сам всё принесу, – его тон не оставлял места для дискуссий. – Скажите, что захватить. Документы из бардачка взять?
Бардачок.
Мозг, только что плававший в воспоминаниях, резко и с ужасом вернулся в настоящее.
В бардачке помимо документов и полудохлой пачки жевательной резинки лежал… он.
Новенький, эргономичный, купленный в порыве «нужно же как-то справляться со стрессом и отсутствием мужчины».
И размер у него был… убедительный.
Очень убедительный.
Кровь ударила мне в лицо так, что уши загорелись.
В бардачке лежала коробка с вибратором.
Вот же… чёрт.
— Ой, не-е-ет, я сама-а-а… – протянула я густым, странным голосом, пытаясь изобразить деловую озабоченность. – Там… э-э-э… личные вещи… Очень.
— Юля, не глупите, – отрезал он, глядя на меня так, будто я предлагала пойти за вещами по пояс в снегу. – Я всё принесу. Лучше включайте холодильник, плиту. Вода скоро будет, выпьем горячего чаю.
Я гулко сглотнула, понимая, что проиграла.
Сопротивляться его железной логике было бесполезно.
Я кивнула, как загипнотизированная.
И тут в моей голове возникла картина.
НАША ЮЛЬКА

Буду рада вашим отзывам!
* * *
Захар вернулся через пару минут, с первыми вещами.
Его сумка, как будто она была его единственным вкладом в наше общее дело.
Моя маленькая сумочка и спортивная сумка из багажника.
Пока всё.
Сердце у меня ёкнуло.
Он только начал.
— Может, я всё-таки с вами схожу? – попыталась я в последний раз, выдавливая из себя хозяйственную озабоченность. – Там же пакеты с продуктами тяжёлые… И ветки эти пихтовые, громоздкие…
— Я сам, – бросил он, не глядя на меня.
Оставил сумки в прихожей и снова растворился за дверью, в темноте и снегу.
Я прикрыла глаза.
В голове чётко возник образ: Захар открывает бардачок, свет фонарика выхватывает из темноты невинную коробку с приторным розовым логотипом.
И его ледяные глаза, широко раскрывающиеся от понимания.
Нет, нет, они не раскроются.
Он просто поднимет одну бровь и пометит меня в своём мозгу как «одинокую озабоченную идиотку».
«Ну и пусть думает, что хочет! – пыталась я себя утешить, расхаживая по кухне. – Я вообще-то его от гибели спасла! Да-да! Он должен быть мне благодарен, а не осуждать за… за средства личной гигиены! В смысле, за средство личного… релакса!»
Я накрутила себя так, что уже почти поверила, что вибратор – это такой же необходимый предмет выживания в дикой природе, как топор или спички.
И вот… Захар снова вернулся.
С характерным шуршанием.
В руках у него были пакеты с продуктами.
Только пакеты.
Сердце упало в желудок.
Чёрт! Он что, делал это нарочно?
Растягивал удовольствие, как палач?
Принёс сначала самое невинное, чтобы продлить мои мучения!
Я ринулась к пакетам, выхватывая их у него из рук.
— Я займусь продуктами! – выпалила я неестественно громко и оттащила их на кухню, будто это был краденый груз.
С лихорадочной скоростью я начала выгружать всё на стол: сыр, колбасу, бутылки с водой, шоколад, печенье, новогодние напитки, пэпэшные продукты для салатов и прочее.
Руки дрожали.
Захар молча развернулся и снова ушёл.
Третья ходка. Решающая.
За ветками, документами и за… коробкой позора.
Я стояла у стола, глядя на разложенные продукты и ничего не видела.
Слышала его шаги по снегу, завывание ветра и треск дров в камине.
Боже, как долго!
Вот он идёт обратно.
Захар вернулся, щёлкнул замком, закрыв нас от холодной зимней ночи.
Он вошёл на кухню, и помещение сразу наполнилось свежим, смолистым ароматом.
В его руках был мой скромный новогодний букет, несколько пушистых пихтовых веток.
И он подошёл ко мне.
Пристально посмотрел прямо в глаза, и я почувствовала, как краснею до корней волос.
Он протянул мне документы из бардачка.
И поверх… аккуратную, не вскрытую, коробку с тем самым розовым логотипом.
Он держал её так спокойно, будто передавал мне пачку салфеток.
— Столь нежную технику лучше не держать на морозе, – произнёс он своим обычным, низким, безэмоциональным голосом. – Испортится.
Нежная техника.
Серьёзно?
Слова, произнесённые с такой невозмутимостью, будто он комментировал прогноз погоды.
И это было в тысячу раз хуже любого смеха, укора или кривого взгляда.
Моя кровь, казалось, застыла, а потом снова хлынула в лицо, создавая ощущение, что я сейчас лопну, как переспелый помидор.
В голове завыла сирена: «Скажи что-то остроумное! Объяснись!»
— Э-э-э… Ну-у-у… понимаете, – начала я, запинаясь, – я девушка одинокая и вот… я подумала однажды… что… нужно… быть… самодостаточной… и вообще, для здоровья полезно…
Боже.
Это прозвучало так жалко и глупо, что я снова чуть не скорчилась от стыда.
Я блеяла, как овца.
Захар вздохнул.
Это был не раздражённый, а глубокий, усталый вздох человека, который устал от нелепостей мира.
— Юля, вы взрослая женщина, – сказал он так чётко, что слова будто отпечатались в воздухе. – Вам не нужно передо мной или перед кем-то ещё оправдываться и отчитываться. Совсем.
И повернулся к выходу.
— Пойду, проверю, отогрелась ли вода в трубе. А вы чай сделайте, ладно? Я видел бутылки воды в пакетах.
— Э-э-э… Ладно… – прошептала я, чувствуя себя совершенно разбитой.
* * *
— ЗАХАР —
Прихожая всё ещё пахла холодом, пылью и её духами, что-то сладкое и неуместное здесь.
Нужно было выгрузить машину и заглушить её.
И поскорее.
С каждым шагом тело, разогретое движением, напоминало, как долго оно было на грани.
Теперь, в относительном тепле, усталость наваливалась тяжёлым, свинцовым плащом.
Я вышел обратно в ночь.
Мороз уже не кусал так яростно, он просто напоминал о себе глухой, пронизывающей дрожью в костях, которую я подавлял силой воли.
Как и всё остальное.
Юля пыталась вызваться помочь, но её попытка была такой же слабой и нелепой, как и всё её поведение.
Я отмахнулся.
Меньше слов. Меньше суеты.
Осталось забрать документы из бардачка и эти её праздничные ветки.
Я открыл дверцу, наклонился.
Бардачок щёлкнул, открылся.
В свете фонарика, первое, что я увидел, были не документы.
Это была коробка с нарочито гладким дизайном и розовой надписью, которая не оставляла сомнений в содержимом.
На секунду время сплющилось.
Всё внутри резко и гулко затихло.
Я замер.
Первой волной было чистое, физическое смущение.
Жар ударил в основание шеи и пополз вверх к ушам.
Мне даже показалось, что температура поднялась на десять градусов, и я ощутил себя нарушителем, бесцеремонно вломившимся в запертую зону её интимности.
Это была вещь конкретная, качественная, говорящая о внимательном и серьёзном отношении к собственному телу.
И этот факт обезоруживал сильнее любой пошлости.
За смущением, через долю секунды, пришло острое, режущее удивление.
Мой мозг, привыкший к сухим фактам, алгоритмам и выживанию, увидел не «развратницу», а целостную взрослую женщину, которая знает, чего хочет, и не ждёт милостей от случая или мужчины.
И во мне вспыхнуло не презрение, а странное, почтительное уважение, смешанное с лёгким уколом неловкости за свой возможный провал.
Почему-то мне пришла мысль, что я и она…
«Интересно, а я бы дотянул до её стандартов?» – мелькнуло где-то на задворках сознания.
Тряхнул головой, прогоняя глупую мысль.
В этот момент я принял единственно верное решение: не комментировать, не шутить, не делать вид, что не видел.
Видел, оценил масштаб.
«Совершенная мощь. Размер для незабываемого удовольствия», – гласила идиотская фраза на боку коробки.
Но тут же пришло глухое раздражение.
Забралась в лес одна, не имея ни малейшего понятия о выживании.
Подобрала первого попавшегося мужика с дороги, потому что «нельзя же его оставить на морозе».
Не знает, как затопить печь, как проверить электрику, где у неё дрова.
В лесу, полном ресурсов, она бы умерла в первую же ночь от собственной беспомощности.
Все современные люди такие.
Я с лёгким раздражением, который клокотал где-то глубоко внутри, осторожно вынул коробку.
Под ней лежали документы.
Что ж, это её личное дело.
Как и моё – ненавидеть людей после сегодняшнего дня.
А физиология вещь банальная.
Мне в голову никогда не приходило решать вопрос вот так, механически.
Для мужчины это была какая-то жалкая, унылая капитуляция.
Но кому, какое дело?
Забрал документы, коробку, (осторожно, как взрывное устройство).
Потом достал из багажника связку пихтовых веток.
Они пахли лесом, жизнью, тем, что было реальным, а не этой пластиковой пародией на близость.
Заглушил машину, закрыл.
Тишина окончательно обрушилась на уши, и в ней зазвучал гул усталости.
Войдя в дом и на кухню, я сразу увидел её.
Юля стояла посреди кухни, пылая таким румянцем, что могла бы заменить гирлянду.
Её глаза метались, словно искали срочное убежище.
Она была смущена до состояния «растаять и стечь в канализацию».
Я не стал ничего комментировать.
Какая разница?
Это её выбор, её маленькие секреты.
У меня своих полно, и они куда тяжелее.
Ветки положил на стол.
Вручил документы и коробку.
И, глядя прямо в её испуганные, виноватые глаза, сказал:
ЗАХАР С КОРОБКОЙ

* * *
— ЮЛИЯ —
Победа! Настоящая, звонкая, жидкая победа!
Из крана на кухне с шипением и брызгами хлынула вода.
Пока ледяная, пробирающая до костей, но вода!
Значит, и в туалет можно бежать и думы подумать там, и чайник наполнить, и вообще – цивилизация вернулась в мой заброшенный форпост.
Я почти прыгала от радости, слушая, как водонагреватель в санузле издаёт обнадёживающее урчание, скоро будет и горячая.
Счастье оказалось таким простым: тёплая вода и крыша над головой.
И вода в чайнике уже булькала, наполняя дом уютным звуком, которого так не хватало.
Я металась между пакетами, холодильником и шкафами, как белка перед праздником.
Стол нужно было нормально накрыть.
И не просто накрыть, а устроить пир!
Чтобы отблагодарить Захара…
И чтобы он не пожалел, что связался со мной.
На тарелку водрузила бутерброды: с маслом и красной икрой (пусть оценит шик!), с сыром, помидорами, колбасой (классика!).
Печенье высыпала в вазочку, конфеты в другую.
Лимон нарезала тонкими дольками, а вдруг он любит чай с лимоном?
Ему вообще полезно, витамин C всё-таки после такого-то переохлаждения!
Я смотрела на свой импровизированный банкет и смущённо понимала, что мало этого, мало.
Захар мужчина большой, еды надо много.
Мой бывший муж вообще жрал много и не полнел, и жрал столько, что мне иногда хотелось, чтобы кто-то придумал выпускать еду для мужчин особо крупных пород сразу в пакетах, как для собак.
Высыпал ему в миску, то есть, в тарелку и пусть ест.
Короче, не думала я, что со мной будет мужчина.
Его же кормить надо много и сытно.
Одними бутербродами с чаем, он сыт не будет.
А вся остальная еда у меня была сырая, её готовить надо.
Курица, на салаты…
Ох… Это всё завтра только.
Ну и главное, чтобы Захар не заболел, а то Новый год будет грустным.
И тут я вспомнила про главное.
Рывок к своей сумке, и вот она – моя походная аптечка, размером с небольшую косметичку, но по начинке способная конкурировать с аптечным пунктом.
Родители приучили: куда бы ни ехала, лекарства должны быть под рукой.
У меня тут было всё: от пластыря, антипохмелина, средства от отравления и активированного угля до антибиотиков широкого спектра и мощных противовирусных, и прочего.
Я удовлетворённо перебирала упаковки.
Если что, этого полярного медведя я накормлю не только бутербродами, но и ударной дозой иммуностимуляторов, закутаю в три одеяла и буду отпаивать чаем с лимоном до полного выздоровления.
Готова была даже в камин его засунуть, если понадобится!
Как раз в этот момент на кухню вошёл он.
Я возилась с пачкой сахара-рафинада, найденной в глубине шкафа.
Пачка была невскрытая, но пыльная, а срок годности… хм, истёк четыре года назад.
Но это же сахар!
Что с ним может случиться?
Он не портится, он становится только… винтажным.
Я подняла глаза и замерла.
Захар стоял в дверном проёме, плечами почти касаясь косяка.
Он скинул плед и теперь был только в своих штанах и серой майке, которая обтягивала торс, подробно описывая рельеф мышц, которые явно были выкованы не в фитнес-зале.
При нормальном, тёплом свете кухонной лампы он выглядел… божественно.
Нет, не так.
Древнескандинавски-брутально.
Настоящий викинг, заблудившийся во времени и пространстве, но не в собственной силе.
Мысленно я окрестила его «Дед Мороз», но ему отлично подойдёт «Викинг» и я представила, как он одним движением разламывает пополам ледяную глыбу.
А ещё его лицо…
На его каменном, невыразительном лице было написано что-то вроде… лёгкого шока.
Он посмотрел на стол, уставленный яствами, как будто видел не бутерброды и печенье, а сложную инженерную схему, которую не мог расшифровать.
Он медленно провёл рукой по затылку, смущённо почесал его.
— Мне право даже неловко, – произнёс он своим низким голосом, и в нём впервые прозвучала какая-то неуверенность.
Этот жест, это признание разбили лёд внутри меня лучше любого камина.
Я рассмеялась, чувствуя, как смущение от «нежной техники» наконец-то отступает.
— Пф. Это мне неловко, Захар, – улыбнулась я, наливая кипяток в заварочный чайник. – Я тут устраиваю пир во время чумы, а вы в это время ледяные трубы отогревали. Вам чай с сахаром или без?
Захар и его ужин

Юля... рассмотрела Захара

* * *
— ЮЛИЯ —
Чай был крепкий, ароматный, и вместе с теплом он разморозил во мне не только пальцы, но и язык.
Я наблюдала, как Захар медленно, с сосредоточенностью хирурга, доедает бутерброд с икрой.
Есть в нём что-то первобытно-величественное, даже в этом простом действии.
Надо было что-то делать с его экипировкой.
Вернее, с её полным отсутствием.
— Захар, у вас с собой какая-то одежда есть? – спросила я осторожно. – Спрашиваю, потому что в доме есть… одежда папы. Если не побрезгуете, конечно. Мама всегда шкафы наполняла саше с мятой и цитрусами. Так что… по запаху точно всё в порядке. Никакого нафталина, клянусь.
Он прожевал последний кусок, запил большим глотком чая, и его кадык плавно качнулся.
Гипнотизирующее зрелище.
— У меня есть… кое-что. Если не сложно, то не откажусь. Вся моя тёплая одежда осталась… – он запнулся и тяжело вздохнул, будто этот вдох вытягивал из него последние силы.
Вот он, момент истины.
Мне жгло язык от любопытства.
Я не выдержала.
— А можно узнать… что всё-таки случилось? Простите за любопытство. Но может, вам помощь нужна? Ну… другого характера…
Я сама не знала, что имела в виду.
Юридическую?
Психологическую?
Пойти и набить морды кому-то?
Хотя, глядя на его кулаки, эта помощь ему вряд ли требовалась.
Может, дело в женщине?
Но кто же такая дура, чтобы такого… ну, в общем, такого мужчину предать?
Хотя, глядя на его манеру общения, можно было предположить, что он не мастер в романтических отношениях.
Захар помолчал, его взгляд утонул где-то в чашке.
Видно было, что рассказывать он не хотел.
Но, видимо, долг вежливости или просто усталость взяли своё.
— С друзьями поссорился, – начал он глухо. – Мы сутра прилетели с Севера. Сели в машину, поехали из аэропорта в город, по домам… И я от узнал от них, что грядёт сокращение. И друзья решили меня слить. Они все с семьями, а я… холост. Без жены и детей. Предложили мою кандидатуру, у меня за спиной. И просто поставили перед фактом. Я психанул, выскочил из машины как был… вот так. Только одну сумку забрал… Остальное в порыве ярости оставил.
Тишина повисла на секунду.
А потом во мне что-то взорвалось.
Не просто возмущение, а чистая, белая ярость, какой я не чувствовала даже к своему бывшему, когда узнала про его «молодую и перспективную».
«Слить». «Холост». «Без жены и детей».
Моя профессиональная, дизайнерская часть мозга тут же нарисовала яркую картину: стая мелких, испуганных шакалов, решивших принести в жертву самого большого и сильного волка, потому что он «не вписывается в коллектив».
Психология дешёвого офисного интриганства!
Это же нарушение всего!
Трудовой кодекс (наверное), мужская солидарность (точно), и просто базовое человеческое «так не поступают»!
— Да они просто… идиоты! – вырвалось у меня, и я с таким сильным чувством поставила чашку на стол, что чай выплеснулся, образовав на столешнице лужицу, похожую на маленькое озеро ярости.
Я вскочила за тряпкой.
— Захар, это не друзья, а предатели! Вам надо было им в бубен дать! Это же дискриминация по семейному положению! Чудовищная несправедливость! Они что, думали, у вас нет чувств, амбиций, что вы просто одинокий поплавок, которым можно пожертвовать?
Я вытерла стол с таким остервенением, будто стирала с лица земли тех самых «друзей».
Он молча наблюдал за моей тирадой, и в его глазах мелькнуло что-то… удивлённое?
Нет, скорее, осторожно-оценивающее.
Как будто он не ожидал такой бурной реакции.
— Кстати, а кем вы на Севере работаете? – спросила я, садясь обратно и пытаясь вернуть беседе более спокойное русло.
Хотя внутри всё ещё бушевало.
Он проигнорировал мои эмоции, как шум ветра за окном.
— Я гляциолог.
Я удивлённо уставилась на него.
— Гля… кто? – не поняла я. Прозвучало как-то… сложно.
— Полярник, – сказал он небрежно, как будто это одно и то же.
Я покачала головой.
Нет, милый мой викинг, так не пойдёт.
Если уж выкладывать историю, то выкладывать до конца.
— Нет, это вы обобщили. И всё-таки, кто такой гля… боже, я это не выговорю. Слишком много согласных подряд, у меня язык сломается.
Он взглянул на меня, и в его глазах, кажется, мелькнула искорка чего-то, очень отдалённо напоминающего иронию.
ТУТ УЖЕ НАЧИНАЕТСЯ LOVE...

* * *
— ЗАХАР —
Её губы были мягкими. Тёплыми. Совершенными.
Она подошла и поцеловала меня.
Просто прикоснулась.
Легко, почти невесомо, как снежинка, которая тает, едва коснувшись кожи.
И я ответил на поцелуй… так же легко, невесомо… сам от себя не ожидал.
А потом она оторвалась, и в её широко открытых глазах застыла целая буря: паника, вопрос и… что-то ещё.
Неужели желание?
Такое же внезапное и нелепое, как и этот поцелуй.
— Захар… – прошептала она и замолчала, потеряв дар речи, который до этого лился из неё нескончаемым потоком.
Я сидел, ощущая на губах призрачное жжение от её прикосновения, и поймал себя на странной мысли, от которой уголок моего рта сам собой дрогнул: «Неужели я ей понравился?»
Абсурд.
Она подобрала меня в лесу, как бездомного пса.
Грязного, дикого, злого, в рваной майке, больше похожего на беглого зэка, чем на приличного мужчину.
Отогрела.
Накормила бутербродами, которые я съел с большим удовольствием.
И вот теперь… это.
Что это было?
Я перебрал варианты с холодной, аналитической скоростью, с которой привык классифицировать природные явления.
Жалость?
Нет. В её взгляде сейчас не было снисхождения.
Было что-то живое, пылающее.
Желание не быть одной в Новый год?
Возможно.
Но тогда она могла просто предложить выпить, а не бросаться с поцелуями на первого попавшегося.
Вывод напрашивался сам, и он был одновременно простым и сложным: порыв.
Чистая, ничем не замутнённая эмоция.
Истинная женщина.
Только женщина могла так отключить инстинкт самосохранения и открыться незнакомцу, который ещё несколько часов назад мог сломать её одним движением.
Она не думала о последствиях, рисках, о том, что могла наткнуться на маньяка, психопата.
Она поддалась чувству.
Неразумное, уязвимое, прекрасное в своей безрассудности создание.
Она стояла передо мной, смотрела на меня, и всё её тело вопрошало: «Ну? Что дальше?»
Она была похожа на щенка, который принёс мяч и ждёт, что с ним поиграют.
Только мячом была она сама, а игрой всё, что могло последовать за этим поцелуем.
И в этот момент во мне столкнулись две силы.
Первая – глухая, животная усталость.
Каждая мышца ныла, в висках стучало, а завтрашний день висел тяжёлым, тёмным облаком.
Вторая – это тёплое, слабое эхо её прикосновения и её глаза, полные ожидания.
Я сделал выбор.
Тот, который казался единственно правильным в этой ситуации.
— Юля, ты… – начал я и сам заметил, что перешёл на «ты». Какое уж тут «вы» после такого «жеста». – Я ценю твою помощь… Но я не стану пользоваться твоим расположением и злоупотреблять гостеприимством.
Я поднялся.
Она была так близко.
Я мягко, но недвусмысленно взял её за плечи, такие хрупкие под моими ладонями и развернул, усадив обратно на её стул.
Как ребёнка, который заигрался.
Она захлопала ресницами, её рот приоткрылся от изумления.
— Погоди… – выдохнула она, и в её голосе зазвучала смесь обиды и любопытства. – Я что, некрасивая? Или в принципе не в твоём вкусе? Чего же ты хочешь, чтобы было в женщине?
Вопрос был задан с такой непосредственностью, что я едва не фыркнул.
Она уже составляла список качеств, как будто мы обсуждали параметры новой модели внедорожника. «Устойчива к морозам, проходима, с большим… багажником».
Но я был слишком измотан для игр.
— Я хочу просто лечь спать. Устал, – сказал я, и это была чистая правда.
Голос прозвучал глухо, без эмоций, но в нём не было лжи.
Она посмотрела на меня.
Сначала с недоверием, потом с пониманием, и наконец, с грустью, которая легла тенью на её живое лицо.
Она не сказала больше ни слова.
Просто кивнула, встала и вышла из кухни, оставив меня одного с остывающим чаем и чувством, будто я только что пнул щенка.
Я остался стоять посреди кухни, слушая, как её шаги затихают в коридоре.
— Чёрт, – тихо выругался я, проводя рукой по лицу.
Я поступил правильно, рационально, честно.
Так, как должен был поступить мужчина, а не животное, ведомое усталостью и минутной слабостью.
ЗАХАР В ДУШЕ... ГОРЯЧИЙ ТАКОЙ... :)

* * *
— ЮЛИЯ —
Ну и дура ж я, как есть – дура!
С большой, светящейся буквой «Д»!
Я стояла посреди своей комнаты, закусив губу до боли, и мысленно выписывала себе волчий билет по части «Как испортить всё одним махом».
Зачем?
Ну, просто зачем я так сделала?
Бросилась на него, как голодная рысь на одинокого путника!
Он же теперь наверняка считает меня не просто городской идиоткой, а с клиническим случаем!
«Пациентка Юлия. Диагноз: острое обострение тоски по мужскому теплу, осложнённое новогодним синдромом и полным отсутствием такта».
Всё, это катастрофа полнейшая.
Опозорилась.
Могла бы хоть на следующий день потерпеть, дать ему освоиться, показать себя с лучшей стороны, например, удивить новогодним ужином.
Но нет, надо было сразу с поцелуя начинать.
Как в плохом романтическом фильме, где героиня всегда ведёт себя как неадекватная.
Я плюхнулась на кровать и зарылась лицом в подушку, отчаянно желая, чтобы она меня задушила и избавила от этого жгучего стыда.
Но подушка пахла холодом, что только усилило чувство, что я веду себя как кретинка.
И тут меня осенило.
Стоп.
А вдруг он отказал не потому что я ему не понравилась?
А потому что… он включил свой внутренний кодекс чести?
Рыцарь не стал «злоупотреблять гостеприимством» бедной, непутёвой дамы.
Это же благородно!
Чрезвычайно благородно и даже немного… старомодно.
В наше-то время.
Мысль была как глоток живительного воздуха.
Да! Он же полярник!
У них там, на льдинах, вероятно, свой, особый устав.
«Не трогай спасительницу, даже если она бросается на тебя с поцелуем!»
Это меняло всё дело!
Значит, я не оттолкнула его окончательно.
Значит, шанс ещё есть.
И его нужно было проверить.
Я вскочила с кровати, заряженная новой миссией.
Я тщательно, с любовью застелила диван в гостиной, подоткнула уголки, положила самую пушистую подушку.
Рядом свежее полотенце, гель для душа, мыло, новую зубную щётку в упаковке и пасту.
Пусть видит, какая я предусмотрительная и незлопамятная.
А потом наступила вторая часть плана.
Разведка боем.
Если он действительно рыцарь, то после такого благородного отказа должен чувствовать себя немного виноватым.
И обязательно зайдёт сказать «спасибо» или «спокойной ночи».
И вот тут-то я должна была быть во всеоружии.
Я скинула всю одежду.
Посмотрела на себя в зеркало шкафа.
Ну… не идеал, конечно, но и не катастрофа.
Фигура есть.
Я надела не тёплый халат. Нет.
Я надела свой самый любимый халатик.
Перламутрово-серебристый, из тончайшего шёлка, купленный в порыве «нужно же себя иногда баловать».
Я даже не знаю, зачем его взяла, но видимо, моя интуиция видела будущее…
Халатик был коротким. Очень.
И скользил по коже таким образом, что не скрывал, а скорее… намекал.
Ещё надела самые нелепые и потому самые уютные носки с оленями, ну, для контраста.
И стала ждать, расчёсывая волосы перед зеркалом, стараясь выглядеть максимально естественно, «я просто готовлюсь ко сну».
И он пришёл.
Как я и предполагала.
Постучал.
Я чуть обернулась.
О, это был эпичный момент.
Я видела, как Захар вошёл и… застыл.
Его глаза, холодные и оценивающие, расширились.
Он сглотнул, да так гулко, что я услышала.
Он стоял, впиваясь в меня взглядом, и я видела, как по его лицу проходит целая буря.
Сначала шок, потом… осознание.
Потом чисто мужское, животное внимание, которое он попытался скрыть, но оно пробивалось наружу весьма и весьма конкретно.
Моё сердце заплясало победоносный танец.
ДА! ЦЕЛЬ ПОРАЖЕНА!
Внутренняя сирена взревела: «Зацепила! Я его зацепила, да-да-да-а-а!»
Он пробормотал что-то про горячую воду, совершенно сбитый с толку, и я едва сдержала торжествующую улыбку.
КРАСИВАЯ ОНИ ПАРА :)
