Рассказ у костра

Здравствуй, путник. Наверняка долгим было твоё путешествие. Присаживайся у костра, обогрейся, выпей с нами молочного чаю. Чувствуй себя как дома. Я уже довольно стар, но хорошая компания интересных людей никогда не перестанет привлекать меня.

Мы с караваном путешествуем по городам. Мы везём с собой золото и драгоценные камни, пряности, шелка, но самое главное и ценное, что у нас есть — это истории и легенды. Слышал ли ты когда-нибудь, что степь, в которой мы остановились, выросла благодаря расколовшейся и упавшей на землю звезде? А что моря — не дождь, а остатки слёз Лунной Волчицы?

Не слышал? Ты ещё молод и горяч, я понимаю. Мир ещё хранит столько тайн, которые тебе предстоит открыть самому. С одной, пожалуй, я помогу тебе: я расскажу, как появился наш род, наше племя, наша раса. Значит, слушай...

В начале начал великие звери жили в мире и согласии: Лунная Волчица сияла своей красотой в непроглядной тьме молодой вселенной, а её муж — Солнечный Лис, — согревал её своим светом и защищал от невзгод. Были сотворены их когтистыми лапами лишь звёзды — яркие песчинки света, разбросанные по тёмному полотну небосвода. Звёзды были пусты, и великих зверей это печалило: они вдвоём были очень одиноки даже имея друг друга рядом. И тогда они вместе решили создать жизнь на одной из звёзд.

На нашей планете были лишь звёздная пыль и пепел, но она была красива и близка к Солнечному Лису. На ней всегда было тепло, а под земною корой таились настоящие чудеса, как и у других звёзд. Лунная Волчица старалась вырастить среди пыли и пепла деревья, цветы и траву, но ничего не выходило. Расстроенная Волчица заплакала, роняя на землю свои волшебные слёзы. Солнечный Лис успокаивал её — он всегда был рядом, всегда знал, как утешить свою любовь. Они вместе посмотрели на звезду. Что-то мерцало среди пыли и пепла, но Солнечный Лис не мог разглядеть, что же именно так сверкает. Он нагнулся и прищурился. И лишь тогда они с супругой увидели, что слёзы Волчицы стали морями, реками и озёрами, а под источающим свет взглядомЛиса пепел и пыл стали землёю, горами и оврагами.

Тогда великие звери обрадовались и заплакали вместе от счастья. Так появились от дождя все растения на нашей планете. Великие звери долго глядели на своё создание и наконец решили населить его детьми, которые так же будут похожи на них самих. Они создали зверей, но намного, намного меньше: по траве поскакали белые кролики, в кусты убежали рыжие лисы, у реки стали отдыхать волки, а ежи стали копаться в земле.

Но за создание жизни надо платить свою цену. Теперь ни Лис, ни Волчица не могли оставить планету: без света и улыбки Лиса и без слёз и красоты Волчицы планета увядала, близилась к неминуемой гибели. Пришлось супругам разлучиться — каждый взял на себя обязанность сменять другого, чтобы земля долго не была без света. Лис и Волчица были разными. Волчица была красива, а из-за тусклого света её и любви к Лису разливались моря. Лис был ярким и сильным, все звери радовались теплу его и чувствовали себя в безопасности. Как разделились они, появились день и ночь.

Так жила себе наша планета, жили звери. Ты, вероятно, спросишь: а как появились мы с тобой? Не спеши: я ещё не закончил свой рассказ.

Однажды, звери стали ссориться. Каждый говорил, что его создали первым, что Волчица и Лис его больше любят. Ссора была долгой и громкой, но Волк и Волчица так устали, что решили дать зверям самим решить спор. Великие звери считали, что дети их умны как они сами. Поглядев ещё немного, Лис и Волчица отлучились на некоторое время, и наступила в мире темнота.

Тогда волк уличив подходящий момент вгрызся в горло зайцу. На землю пролилась первая кровь. Звери разбежались: лис украв ухо зайца мелькнул рыжим хвостом и скрылся в дубраве, а ёж свернулся клубком забрав заячий хвост и спрятался в нору. Лишь волк в крови не успел убежать. И когда великие звери вернулись, они рассердились на зверей. В наказание одарили они зверей проклятием, и стали звери теперь превращаться в странных кожистых существ, как мы с тобой, с руками и ногами. Не могли звери это контролировать, потому многие из них почувствовали горечь наказания, но многие не перестали спорить и воевать друг с другом.

Со временем выросли на земле города, появились королевства. Проклятые звери развивались, учились сдерживать свой гнев и примирять спорящих, учились забывать о войне прошлых лет. Старейшины говорят, однажды вековой гнев мы не сможем удержать в узде, и тогда никто из нас ослеплённый яростью не сможет больше стать зверем или человеком, как того желал. Навсегда одержимые останутся в одном облике, и ярость скуёт их сердце и душу, превращая в первобытного убийцу-волка.

Теперь знаешь ты, путник, как появились мы, наш род, наше племя, наша раса. Живи с этим знанием, храни его, как самое ценное в доме своём, передавай в хорошие руки.

Друзья по несчастью

Выслушав рассказ старца, странный путник решил идти с караваном до ближайшего города. Он путешествовал один на верблюде, облачённый в слегка посеревшую от степной пыли одежду: его лицо и волосы скрывала таинственная куфия[1], а тело — длинный расшитый заморскими узорами бурнус[2]. Путник не назвал каравану своего имени, но никто и не настаивал — раз уж сам незнакомец желает оставить при себе своё имя, то он имеет на это полное право, а права караванщики уж очень уважали.

Караван за два дня добрался до большого восточного города. В городе как раз покраснели клёны: фестиваль фонарей и огня должен быть аккурат этим вечером, как только наступят сумерки. Путник молчаливо попрощался со старцем и караванщиками и сам отправился исследовать каждый уголок прекрасного восточного города с миниатюрными домами, покатыми восточными крышами, горгульями, ториями[3] и каменными дорожками.

В городе всегда было много гостей с разных уголков земли. Путник не был первым чужеземцем, но на него прохожие смотрели с особенным интересом: девушки мило хихикали и строили глазки, считая его таинственным принцем далёких земель, а мужчины видели в нём соперника и воина. Путник гулял до самого вечера, изучая город, а город в свою очередь будто изучал его. Когда наступили сумерки, и зажглись яркие бумажные фонари, путник услышал красивую музыку струнных и флейты. Он, снедаемый любопытством, поспешил на зов лёгкой изящной мелодии, и то, что открылось его глазам в том самом месте, где она звучала, оказалось не менее изящным.

На деревянной сцене украшенной сакурой и фонарями в красном шёлковом кимоно с цветочным узором танцевала беловолосая девушка. Она была прекрасна, как сама луна, двигалась тихо, медленно и грациозно, как лесная лань, но она была печальна. Очарованный женской красотой путник поспешил сесть на одно из зрительных мест. Рядом с путником как зачарованные наблюдали за танцовщицей и другие мужчины, но странными среди них почему-то путнику показались лишь двое в первых рядах: один из них носил на голове чжули[4], а сам одет был в хлопковые лёгкие брюки и синюю шёлковую запашную рубашку с узором, а другой сидел укутавшись в чёрный плащ и натянув на голову бездонный капюшон.

Когда девушка закончила танец, мужчины долго не желали расходиться. Многие осыпали её комплиментами и непристойными предложениями, но никто и ничто не интересовало её так, как путник. Она подошла к нему, осторожно взяла его за руку и повела за сцену, в маленький низкий японский домик.

— Как имя твоё, о, прекрасное создание? — спросил он, затаив дыхание.
— Как возвышенно, — хитро и грустно улыбнулась она, — Меня зовут Цукико. В наших краях это значит «дитя луны».
— Моё имя Хасан. Там, откуда я родом, это означает «мудрец», только я ещё совсем не мудр, — путник прищурился, любуясь женской красотой, — Если же ты дитя луны, то почему ты тогда так печальна? Что тревожит душу твою?
— Знаешь, таинственный Хасан, никому не нужна здесь такая как я. Все говорят, какая я красивая, умная и грациозная, как они любят меня, но все они лгут. Да, я красива, но они совсем не хотят узнать, какая у меня душа, какое сердце.
— Вот значит в чём твоя беда, луноликая Цукико, — задумчиво ответил Хасан и сел на подушку у стола, — А я бегу из родных мест, потому что таких как я презирают. Все считают, что мой долг — убивать, а я этого не желаю. Я считаю, мы все выше этого.

— Есть у меня знакомый, мудрый Хасан, такой же, как ты, бегущий от всех. Я познакомлю тебя с ним, как только он вернётся.

Засмотрелся Хасан на разливающую за разговором чай девушку, за случайно глаз его зацепился за подол яркого шёлкового кимоно. Под подолом был виден белоснежный пушистый лисий хвост. Ничего не сказал таинственный и сдержанный путник, но девушка всё поняла, хоть ничего и не скрыла и промолчала в ответ.

Спустя несколько минут покоя и тишины, в домик вошли ещё двое и сели за стол. Это были те странные мужчины, которых раньше приметил путник. Русый китаец снял шляпу, и взору гостей открылись заячьи уши — он ничего не стеснялся и не скрывал. Странный человек рядом так и остался в мантии, но не стал отказываться от чая. Цукико почтительно кивнула новым гостям и, разлив чай, представила Хасана:
— Мудрый Хасан прибыл к нам из южных земель. Прошу его любить и жаловать.
— От чего ты бежишь? — словно скороговорку выдал китаец.
— От своей семьи, от своей стаи. Я не хочу быть убийцей, — хмуро ответил Хасан и отпил чая, — А ты кем будешь, от чего ты спешишь утаиться?
— А я Цинь из северных земель. Бегу от императорской длани. Не нравится мне закон и его правление. Особенно то, что дань надо ёжиками отдавать, — Цинь скривился недовольно, продолжая тараторить обеспокоенно, как заведённый, — Ёжики! Они ведь тоже живые существа и свободы заслуживают. Да и где мы ему столько ёжиков найдём...

Незнакомец в мантиинапрягся. Цукико положила свои тонкие бледные руки на его плечи и слегка размяла их:
— Не бойся, — сказала она тихо ему на ухо, — Никто здесь не станет осуждать тебя больше.
— Хорошо, — выдохнул незнакомец, расслабляясь, — Меня зовут Чук-чук.
— Не из западных ли ты земель, таинственный Чук-чук? — спросил Хасан, оставляя на столе пустую чашку.
— Из западных, — медленно ответил он.
— А бежишь от чего? — спросил едва ли не перебивая Цинь.
— От тех, кто отвергает меня таким, какой я есть.
— А почему же тебя отвергают? — нетерпеливо покрутил в руках чашку Цинь.

Чук-чук снял капюшон, и взору собравшихся открылись его белые волосы-иголки, белые кудрявые ресницы и алые глаза:
— Потому что я альбинос. Все обижают меня из-за того, как я выгляжу.

Цукико пригладила ежиные иголки, улыбаясь. Она понимала, что чувствуют путники, понимала, как они устали от такой жизни. Она и сама очень устала. Каждый вечер Цукико надевала кимоно, танцевала в нём, скрывая своё Я, свою сущность, как общество повелевало, затем снимала его на чужих глазах. И ни один не заинтересовался тем, что находится не под кимоно, а гораздо, гораздо глубже.

Ржавые Пески

Радиоактивные полные ярости полузвери подобрались слишком близко. Из их хищных пастей капала слюна в смеси с чужой свежей кровью — похоже, путники сегодня не единственное угощение в этих местах. Радиоактивный мускулистый и высокий полуволк приближался к Цукико с огромной скоростью, как обычно голодный гепард бежит на антилопу. Девушка обомлела от страха и не смогла сдвинуться с места.

Хасан заслонил собой беззащитную Цукико, вопящую от ужаса, накатывающего волной. Это действие было бесполезным: Хасан знал, что без оружия им не спастись, но всё равно храбро встал под удар, защищая лунное лисье дитя.
— Эй, чудила! — крикнул Чук-чук, стоящий позади монстра, — Не хочешь со мной силой померяться?

Полуволк хищно и гулко зарычал, после чего повернулся к Чук-чуку и получил в глаз большой белой иглой. Игла прошла насквозь. На кроваво-алые пески пролилась странного неестественного цвета кровь. Чук-чук довольно усмехнулся, а Хасан подхватил на руки лишившуюся чувств Цукико.
— Где же Цинь? — Хасан огляделся, закидывая лисицу на плечо.
— Помогите! — послышался знакомый вопль вдалеке.
— Это Цинь! — Чук-чук затоптался на месте, — Скорее туда!

Вместе с Хасаном они преодолели бегом средней величины кроваво-алый бархан, после чего замерли на месте. Перед ними стояли люди в разного цвета куфиях и бурнусах, а в их руках было весьма необычное оружие. Одно из них, судя по всему, стреляло тапками. Чук-чук поднял руки вверх, а Хасан так и остался стоять, придерживая девушку на плече.
— Кто вы такие? — главарь песчаной банды отодвинул связанного Циня и вышел вперёд, подбираясь ближе к Чук-чуку и Хасану, — На озверевших не похожи.
— Конечно не похожи! — заверещал истошно Цинь, — Мы нормальные! Нор-маль-ны-е!
— Помолчи, Капитан не с тобой говорит, — один из песчаной банды грубо ткнул его локтем в бок.

Хасан вздохнул, напряжённо оглядывая выживших. На озверевших они явно не похожи — слишком разумные. Надо вести переговоры.
— Мы путешественники. Мы случайно заблудились, и попали сюда, — начал Хасан, — Наша телега утонула в зыбучих песках. Твари чуть не съели нас живьём.
Банда опустила оружие, как скомандовал Капитан. С опаской они подошли ближе, словно проверяя, не нападут ли на них. Хасан и Чук-чук вели себя спокойно, когда их осматривали со всех сторон.
— Ладно, берём их с собой в Подземный Город. Нечего им тут ошиваться, — сказал Капитан, собираясь идти, — Да и лишних рук в хозяйстве не бывает. Отработают день, отвезём их за Ржавые Пески подальше.
— Да, капитан!

Так друзья оказались в Подземном Городе. Это место Хасану и остальным показалось прекрасным, правда довольно мрачным: здесь всё было сделано из грубого песчаника, а на потолке вместо солнца горел фонарь с зелёными светлячками, которых постоянно чем-то подкармливали. Изящные узоры украшали маленькие домики, дорожки были выложены из осколков старых камней, из которых раньше были сделаны башни на поверхности.

Скоро все оказались в уютном доме Старейшины. Он оказался весьма гостеприимным кошачьим несмотря на явные тигриные повадки. Кроме того, он был сведущ в медицине, потому быстро привёл в сознание бледную Цукико.

Налив путникам крепкого чая масала[1], Старейшина ещё раз оглядел компанию:
— Как вы вообще оказались в пустыне?
— Мы уезжали из города, где нас пытались убить, — ответил Чук-чук, фыркая довольно от пряности чая, — И случайно забрались в пустыню.
— Верно! А после заехали по неосторожности в зыбучие пески, — продолжил Цинь, подёргивая правым ушком, — Собственно, так мы поняли, что теперь пойдём пешком и только по песчанику.
— Вот оно как, — задумчиво потёр седую бороду старейшина, — А что было до?

Хасан прекрасно помнил, что было «до». Было яркое палящее солнце, пустые фляги, бесконечные кроваво-красные барханы. Кое-где были развалины старого каменного города, в котором он бывал четыре года тому назад. Пыль с примесью странных спор клубилась в воздухе, делая его оранжевым, тяжёлым и душным. После песчаной бури солнце стало садиться. Начало холодать, но появилась иная проблема — озверевшие, от которых они спасались бегством на протяжении нескольких часов, пока силы не иссякли и озверевшие не настигли путников. А после появилась песчаная банда...

Всё это Хасан и его друзья поведали Старейшине. Тот задумчиво и внимательно слушал рассказ героев, после чего заключил:
— Да, трудный у вас был путь. Ну ничего, оставайтесь у меня. Я накормлю вас ужинном, а завтра утром Капитан Шуршунчик отведёт вас за Ржавые Пески.
— Шуршунчик? — удивился Чук-чук, — Это правда его имя?
— Да. Он из западных земель. Его ежиная семья переехала сюда с ним, но увы, не выжила, после великого кровавого дождя.
— Кровавый дождь, — Хасан оставил чашку, — Это разрушило город. Я слышал, что иногда великие звери так карают неверных, проливая их кровь. Но почему вы тогда называете это место «Ржавые пески»?
— Ночью они становятся ржавыми из-за холода. И каждый раз тем, кто выходит туда под покровом темноты кажется, будто какие-то тени там копают железные руды, — ответил Старейшина.

У друзей было много вопросов, но чем больше они спрашивали, тем меньше ответов получали. Так время подошло к ужину, а потом и ко сну. Друзья засыпали на шкурах возле камина в тесноте, но в тепле и безопасности.
«Это судьба привела нас сюда», — засыпая подумал усталый Хасан, — «Это такое испытание. И мы выдержали его, и выдержим ещё очень много других...»

Сноски:

[1] Чай масала — чай на молоке с добавлением специй и сахара или мёда.

Загрузка...