Ветер шептал над Виндгардом, принося с собой запах гари и смерти. Чумные костры пылали на площадях, озаряя лица паладинов — их доспехи, некогда сиявшие, теперь покрылись копотью и кровью. Они шагали по улицам, вытаскивая из домов больных и сжигая их вместе с пожитками.
Город Виндгард дышал предсмертным хрипом. Ветер, пробираясь сквозь узкие переулки, свистел в разбитых витражах заброшенных часовен, разнося по городу пепел с чумных костров. На центральной площади, где когда-то шумел рынок, теперь стояли ряды деревянных клеток с умирающими – их выкашливающие лёгкие оставляли кровавые брызги на гнилой соломе. Каменные стены домов покрылись чёрными прожилками плесени, будто город прорастал венами самой чумы. Вдали, над графским замком, кружила стая воронов, их карканье сливалось с глухими ударами Чумного колокола.
Каэль наблюдал за этим из тени, стоя на крыше полуразрушенной колокольни. Его черный плащ сливался с ночью, лишь фиолетовый отблеск в глазах выдавал присутствие.
«Как просто они убивают, — пронеслось в голове Каэля. — Совесть паладинов чиста, ведь они творят "божью волю". А что я? Я хотя бы не притворяюсь святым». Пальцы сами сжали рукоять кинжала — холодную, знакомую, как собственная кожа. Этот клинок когда-то пролил первую кровь, и не последнюю. «Мать была бы довольна», — усмехнулся он про себя, но в глубине души знал — она бы отвернулась от того, во что он превратился.
Колокольня, оставшаяся от старого храма Света, давно лишилась своего креста, а ее кирпичи осыпались, обнажая ржавые балки. С этой высоты весь Виндгард был как на ладони — словно гигантская шахматная доска, где паладины расставляли свои кровавые фигуры. Ветер свистел в пустых проемах колокольни, напоминая заупокойный плач, а под ногами Каэля скрипели обломки черепицы, готовые в любой момент рухнуть вниз, в темные переулки, где уже хозяйничали крысы и отбросы культа Тьмы.
«Скоро в городе не останется никого, кроме фанатиков и трупов», — подумал он, сжимая рукоять кинжала.
Кинжала, который когда-то принадлежал его матери.
Он спрыгнул вниз, бесшумно приземлившись на мостовую. Пора было действовать.
***
Паладины взяли его на рассвете.
Он даже не сопротивлялся, позволив связать себя и бросить в грязную камеру гарнизона.
«Как же здесь воняет страхом», — подумал Каэль, вдыхая запах гнили. Этот смрад напомнил ему детство — подвалы поместья, где граф держал его месяцами, чтобы «не позорить семью». Тогда он клялся, что однажды сожжет этот город дотла. Теперь же... Теперь он хотел лишь одного: чтобы кто-то наконец увидел в нем не монстра, не орудие, а человека. «Но это невозможно», — прошептал он тьме. Тьма не ответила.
Камера была крошечной, с потолком, покрытым плесенью, и полом, усеянным соломой, пропитанной мочой и кровью предыдущих узников. Стены испещряли царапины — следы отчаянных попыток выбраться, а в углу валялись кости какого-то несчастного, чье имя уже никто не вспомнит. Единственный источник света — узкая щель под дверью, через которую пробивался тусклый желтый свет факелов. Воздух был тяжелым, словно сам страх здесь осел густым слоем пыли.
Когда дверь открылась, и в помещение вошел высокий мужчина в серебряных латах, Каэль уже знал, кто это.
Альрик ван Дейн. Магистр паладинов.
Альрик медленно обошел Каэля, его серебряные латы скрипели в тишине камеры.
— Ты не похож на их фанатиков. У тебя глаза разумного человека.
Каэль не стал поднимать головы, но угол его рта дрогнул.
— Фанатики умирают первыми. Я предпочитаю выживать.
— И ради этого продался Тьме?
— Тьма, свет... — Каэль наконец поднял взгляд. — Все это лишь инструменты. А теперь я вижу, чей клинок острее.
Альрик замер. Его глаза, такие же неестественно светлые, как у Каэля, сузились.
— Докажи.
Каэль медленно поднялся, несмотря на оковы.
— В подземельях под старым особняком графа собрались жрецы культа. Они готовят ритуал, чтобы наслать чуму на ваш гарнизон.
Каэль видел, как пальцы Альрика непроизвольно сжались. «Боишься, святой рыцарь? — ехидно подумал он. — Боишься, что твой бог не защитит?» Но вместе с насмешкой пришло и другое чувство — почти жалость. Альрик верил в свой крестовый поход, а он, Каэль, давно разучился верить во что-либо, кроме холодного клинка в руке.
— Если соврешь — сожгу тебя живьем.
— Если совру — вы об этом не узнаете, — ответил Каэль. — Они убьют меня первым.
Магистр повернулся к двери.
— Готовьте отряд.
***
Паладины шли через узкие катакомбы, факелы бросали дрожащие тени на стены, исписанные древними рунами. Каэль шел впереди, якобы указывая путь.
— Здесь, — прошептал он, останавливаясь перед массивной дверью.
Рыцари приготовились.
— Ломайте!
Дверь рухнула, и паладины ворвались внутрь.
Но помещение было пустым.
Лишь на полу чернела нарисованная кровью спираль — символ культа.
— Западня! — крикнул кто-то.
Из тьмы вырвались тени.
Каэль притворился, что сражается, но его удары были рассчитаны так, чтобы паладины гибли первыми. Он видел, как один за другим они падали, пронзенные невидимыми клинками.
Когда остался лишь Альрик, Каэль "спас" его, оттащив в сторону.
— Их было слишком много, — прошептал он, делая вид, что тяжело дышит.