– Здравствуйте! Это квартира Никольских?
У меня на пороге стоит рыжеволосая девушка. Молодая, стройная, слегка запыхавшаяся. В ее руках – маленький ребенок, завернутый в потрепанное розовое одеяльце, в лице – отчаяние, перемешанное с мрачной решимостью.
Нахмурившись, я чуть шире распахиваю дверь и с подозрением интересуюсь:
– Да. А вы по какому вопросу?
– Мне нужна Наталья, жена Стаса, – сбивчиво отвечает незнакомка.
Упоминание имени мужа острым лезвием проходится по нервам, вынуждая меня напрячься еще сильнее. В груди зарождается недоброе предчувствие.
– Это я, – отзываюсь настороженно. – Чего вы хотите?
– Я… Я любовница Стаса. А это, – она опускает взгляд на младенца, – плод нашей связи.
Несколько секунд я просто хлопаю ресницами не в силах выдавить и звука. Меня будто обухом по темени огрели – аж искры из глаз и голова кругом. Сердце колотится, как обезумевшее. Пульс разгоняется до двухсот. Я изо всех сил пытаюсь осознать услышанное, но мысли упорно разбегаются врассыпную.
Мой муж, его любовница и их ребенок…
Да ну, к черту! Это розыгрыш какой-то?!
– Вы… Вы сейчас серьезно? – хриплю задушено.
– Это дочь Стаса, – глядя мне в глаза, выдыхает незнакомка. – Можете не сомневаться.
Взор невольно соскальзывает на хнычущий сверток в ее руках. Девочка совсем еще маленькая, но тем не менее что-то в чертах ее крошечного личика наталкивает на мысль о муже. То ли серые глаза с едва различимым голубым отливом, то ли аккуратный вздернутый носик…
Мой Стас – красивый мужчина. Рослый, статный, с пробирающим до мурашек взглядом и бархатным голосом. Я никогда не сомневалась, что его дети будут такими же совершенными, как и он. Вот только жаль, что бог так и не даровал мне возможности подарить любимому ребенка…
С трудом сглотнув, снова поднимаю взор на девушку и тихо спрашиваю:
– Зачем вы здесь?
– Я устала. Не справляюсь. Совершенно не справляюсь, понимаете? – тараторит она, слегка запинаясь. – Поэтому вот, – вдруг шагает вперед и протягивает мне младенца, – заберите. Она мне не нужна.
Ахнув, я совершенно рефлекторно подхватываю ребенка на руки.
– Что?.. Что вы делаете? – вопрошаю, заикаясь от шока.
Я абсолютно дезориентирована. Двух слов связать не могу. В голове – каша, на душе – ненастье. Эта рыжая незнакомка свалилась как снег на голову и огорошивает своими откровениями… А откровениями ли вообще? Откуда мне знать, что ее слова – правда? Может, она просто аферистка и лжет ради какой-то корыстной цели?
Это все слишком странно. Я бы даже сказала, сюрреалистично. В жизни так не бывает! По крайней мере, в моей…
– Хватит! Что за бред вы несете? – строго произношу я, твердо решив не терять рассудок. – Заберите своего ребенка и не занимайтесь ерундой! Не знаю, чего вы добиваетесь, но желаемого точно не получите. Заберите ребенка, я сказала. Да заберите же!
Я подступаю к ней, пытаясь вручить сверток с младенцем, который плачет все громче и надрывней, но девушка пятится назад и молча качает головой. Дескать, нет, не заберу. На ее ресницах застыли слезы, а напряженный подбородок дрожит. Но в широко распахнутых глазах читается непоколебимая уверенность.
Она уже все решила. И назад не отступит.
– Вы издеваетесь? – из меня вырывается истерический смех. – Разве так делается? Вы… Вы вообще нормальная?
Чувствую себя героиней какого-то тупого шоу. Словно вот-вот из-за угла выглянет смеющийся телеведущий и объявит, что нас снимает скрытая камера. Иного объяснения творящемуся беспределу я не нахожу.
– Ее зовут Аня, – произносит рыжеволосая, смахивая с щеки влажную дорожку. – Я знаю, что вы не можете иметь своих детей. Но для Ани наверняка станете хорошей мамой.
Последние фразы хлыстом бьют по самооценке. Да, я бесплодна. И научилась жить с этой болью. Но тот факт, что о моем «дефекте» осведомлена совершенно чужая женщина, подрывает внутреннее самообладание. Вновь вынуждает почувствовать себя второсортной, бесполезной, бракованной.
– Откуда вы знаете? – сиплю я, страшась услышать ответ.
– Стас мне сказал, – отзывается незнакомка.
И моя хрупкая надежда на то, что ее провокационные заявления – гнусная ложь, разбивается вдребезги. Она не могла просто ткнуть пальцем в небо. Он действительно знакома с моим мужем.
Мне требуется несколько секунд на осознание новой информации, в течение которых девушка делает несколько шагов в сторону и начинает спускаться по лестнице.
– Подождите! – выхожу из оцепенения. – Вы куда?!
На меня удушающей волной накатывает паника.
Она что, правда уйдет вот так?! Оставит мне ребенка и исчезнет?!
– Простите, – бросает чертова кукушка, не оборачиваясь. – Но вам Аня нужнее, чем мне.
– Нет-нет, что вы несете?! – устремляюсь вслед за ней. – Так нельзя, это неправильно! Незаконно, в конце концов!
Спешно семеню вниз по лестнице, пытаясь нагнать эту чокнутую, но она оказывается на удивление резвой. К тому моменту, когда я добираюсь до первого этажа и вылетаю на улицу, незнакомки уже нигде не видно. Она словно испарилась. А я осталась одна. Растерянная, разбитая и с ее дочерью на руках…

Я не знаю, сколько я вот так стою на улице, пытаясь примириться с шокирующей действительностью. Может, пару минут, а может, полчаса. Холодный вечерний воздух леденит кожу, вдоль позвоночника бегут колючие мурашки, а мышцы рук наливаются тяжестью. Но, несмотря на это, я не трогаюсь с места. Не шевелюсь, не моргаю и почти не дышу. Смотрю на угасающий закат и медленно погибаю от ужаса.
Из ступора меня выдергивает возглас малышки. На этот раз – особенно громкий. Она жалобно кривит лицо, а по ее розовым щекам градинками текут слезы. Наверное, она замерзла. Или проголодалась. Или хочет в туалет. Вариантов много, но я без понятия, какой из них верный. У меня ведь никогда не было детей. Я попросту не знаю, как с ними обращаться.
Тяжело вздохнув, покрепче прижимаю к себе плачущую девочку и направляюсь обратно в дом. До меня только сейчас доходит, что я выбежала из подъезда босая и в домашнем халате. Что соседи скажут? Хотя… Какая разница? В данный момент мнение благочестивых престарелых дам волнует меня меньше всего. Куда важнее – решить, что делать дальше. С ребенком и вообще…
Оказавшись в квартире, захожу в нашу со Стасом спальню и кладу девочку на кровать. Осторожно раскутываю потрепанное одеяльце и принимаюсь ее рассматривать. Аня еще совсем крошка. Ей от силы месяцев шесть, не больше. Круглое миловидное личико, пушок светлых мягких волос на затылке, крохотные ручки, махонькие ножки – будь Аня моим ребенком, я бы зацеловывала ее днями напролет…
Но она не моя. И я стараюсь об этом не забывать.
Снова подхватываю девочку на руки, а затем осторожно опускаю ее к себе на грудь и принимаюсь аккуратно похлопывать по спинке. В ноздри забивается нежный молочный аромат, который мгновенно активирует мои дремлющие материнские инстинкты. Знаете, так очаровательно пахнут только младенцы. Это ни с чем не сравнимое сочетание сладости и невинности. Аж голова кружится.
Очутившись в моих объятиях, Аня немного стихает, но плакать все равно не перестает. Ее, определенно, что-то беспокоит. И раз я не могу выяснить, что именно, придется пройтись по всем пунктам по порядку.
Первым делом залезаю в приложение доставки еды и добавляю в корзину баночку сухой молочной смеси. Я не эксперт в плане детского питания, но слышала, что младенцы ее обожают. Следом заказываю небольшую пачку подгузников, первую попавшуюся на глаза бутылочку для кормления и спешно оформляю покупку.
– Ну-ну, крошка, все хорошо, – приговариваю я, поглаживая Аню по пушистой головке. – Все в порядке, слышишь? Сейчас мы покушаем и искупаемся. Ты хочешь кушать, да? Хочешь. По глазам вижу.
Перехожу в список контактов и, набрав номер Стаса, долго слушаю в трубке протяжные гудки. Один вызов. Второй, третий. Еще никогда у меня не было столь острой и неотложной потребности в разговоре с мужем, а он, как назло, не отвечает. Закон подлости какой-то!
У Стаса своя фирма по ремонту квартир, и, находясь на замерах, он часто не берет трубку. Ну, чтобы не отвлекаться от общения с потенциальным клиентом и как можно эффективней закрыть сделку. Раньше я всегда относилась к этому с пониманием, однако в сложившейся ситуации такой расклад жутко злит. Я растеряна и взвинчена. А еще чертовски напугана! Ведь не каждый день на пороге появляется женщина, называющая себя любовницей моего мужа…
Чертыхнувшись, откладываю телефон на тумбочку и вновь смотрю на Аню. Все-таки и она невероятно хорошенькая. Словно ангелок, спустившийся на землю. Вся такая пухленькая, мягкая, розовенькая…
И как только ее глупая мамаша могла от нее отказаться? Ума не приложу. Я бы на ее месте каждый день благодарила небеса за возможность иметь такую чудную дочь…
Почему жизнь так несправедлива? Почему дети даруются тем, кому они не нужны? А те, кто искренне и страстно жаждут стать родителями, остаются ни с чем?
Помнится, раньше я часто задавалась подобными вопросами. Рефлексировала, думала, грустила. Потом прошла курс психотерапии и решила отпустить ситуацию. Не зацикливаться на ней.
Да, мне не дано стать матерью, но ведь это еще не конец света, верно? Жизнь, несмотря ни на что, продолжается, а значит, нужно постараться прожить ее максимально счастливо. Без отравляющего самобичевания и бесплодных сожалений.
Лежа на моей груди, Аня на какое-то время успокаивается, но потом вновь начинает хныкать и грустно всхлипывать. Я расхаживаю по комнате, укачивая и убаюкивая плачущую девочку, но мои старания не приносят результатов. Аня то проваливается в тревожный сон, то снова заливается слезами.
Курьер приносит еду и подгузники как раз тогда, когда я сама уже нахожусь на грани истерики: нервы натянуты тугой тетивой, глаза на мокром месте. Забрав пакет с заказом, торопливо споласкиваю бутылочку и развожу молочную смесь. Учуяв запах еды, Аня принимается реветь пуще прежнего, а у меня руки от волнения дрожат. Все же я никогда не занималась кормлением младенцев. Да еще и в таких экстремальных обстоятельствах.
Когда я наконец подношу к Аниному личику бутылочку со смесью, она обхватывает ее обеими ручонками и принимается жадно глотать. Такое чувство, что девочка не ела целый день. Столько экспрессии и нетерпения в ее движениях… Время от времени Аня захлебывается, но при этом не прекращает есть. Пару раз мне даже приходится отобрать у нее бутылочку и дать прокашляться, чтобы она не дай бог не поперхнулась.
По мере насыщения веки девочки медленно тяжелеют, и она плавно засыпает. Несколько минут я любуюсь веером ее темных длинных ресниц, а затем как-то незаметно для себя тоже проваливаюсь в дремоту.
Звук проворачивающегося в замке ключа заставляет вздрогнуть и распахнуть глаза. Я полулежу на нашей с мужем кровати, а в моих объятиях, сложив ладошки под пухлую щеку, мерно посапывает крошечная девочка. Только сейчас я замечаю, что ее тонкие пушковые волосы слегка отдают медью. Она не рыжая, но все же какой-то характерный оттенок, напоминающий о биологической матери, имеется.
Осторожно принимаю сидячее положение, и в это самое мгновенье в комнату заходит муж. На нем стильные голубые джинсы и закатанная до локтей рубашка. Стас, как всегда, впечатляюще привлекателен. Даже после тяжелого трудового дня ему удается сохранять налет этакой брутальной сексуальности. Нарочито небрежная прическа, двухдневная щетина и дерзкая раскованность движений – для меня не секрет, что мой супруг выглядит как ожившая мечта любой среднестатистической женщины.
Стас застывает на пороге, и его брови изумленно ползут вверх.
– Чей это ребенок? – муж в недоумении смотрит на малышку, которую я по-прежнему держу в руках.
– Кажется, твой, – дрожащим голосом отвечаю я.
Как правило, первая реакция наиболее правдива. Она отражает истинные чувства и эмоции перед тем, как они спрячутся под непроницаемой маской самообладания. И реакция Стаса как нельзя более красноречива: я успеваю узреть в его лице ужас. Неподдельный, панический ужас, который уже через секунду скрывается за ширмой напускного возмущения.
– Если это шутка, то какая-то несмешная, – хмыкает он, подступая ближе. – Я серьезно, Наташ. Откуда этот малыш?
– Это не малыш, а малышка. Ее зовут Аня.
Я стараюсь держать себя в руках, но отравляющая тоска болезненно струится по венам. Пока я возилась с брошенной девочкой, у меня не было времени как следует проанализировать случившееся. А теперь я смотрю на своего мужа, такого родного и любимого, и в голове пульсирует пугающая мысль: а вдруг Аня действительно его дочь? Вдруг она следствие его страсти к другой женщине?
– Ну окей, – усмехается Стас, явно не воспринимая меня всерьез. – И где ты надыбала эту Аню? Это дочь одной из твоих подружек, да?
Он наклоняется и коротко целует меня в губы. Он всегда так делает при встрече. Но сегодня этот поцелуй с привкусом горечи.
– Нет. Аню принесла женщина, которую я сегодня видела впервые жизни, – отвечаю я.
Стас присаживается на кровать и принимается с любопытством изучать спящую девочку.
– В смысле принесла? – усмехается. – Как аист, что ли?
Судя по всему, муж до сих пор считает, что я над ним подтруниваю.
– Стас, я не шучу! – вспыхиваю. – Пару часов назад у нас на пороге возникла незнакомка и заявила, что Аня – твоя дочь!
Стас стремительно бледнеет, пока я последовательно рассказываю ему о событиях минувшего вечера. Он не перебивает и не задает уточняющих вопросов. Просто слушает и напряженно молчит.
– А потом я выбежала на улицу, но ее уже и след простыл, – подытоживаю наконец.
В комнате воцаряется тишина. Зловещая. Давящая. Некомфортная. Если бы рядом пролетела муха, то мы бы наверняка услышали шелест ее крыльев.
– Бред какой-то! – выдыхает Стас, рывком поднимаясь с кровати. – Чокнутая баба заявилась к нам домой и несет всякую чушь! Зачем ты вообще взяла ее ребенка? А вдруг она завтра проснется и в суд на нас подаст?
– В суд? – я округляю глаза. – Это еще зачем?
– Ну мало ли. За похищение, например, – он пожимает плечами. – Мы же не знаем, что у этой ненормальной в голове. Может, она специально все подстроила, чтобы на бабки нас развести?
Признаться честно, о таком варианте развития событий я не подумала. Меня так шокировала мысль о возможной измене мужа, что я даже не попыталась оценить ситуацию критически. Точнее в самом начале попыталась, но после того, как рыжеволосая впихнула мне в руки младенца, моя мысль пошла совсем в ином направлении…
– Она знала о моем бесплодии, – помолчав, произношу я.
– Откуда? – Стас хмурится.
– Сказала, что от тебя.
– Охренеть! Это полный трындец! – он запускает руку в русые волосы и сжимает их у корней. – Надеюсь, ты не веришь в эти бредни?
Он пытает меня пристальным долгим взглядом, а я никак не нахожусь с ответом. Верю ли я? Не знаю. Говоря по правде, я сейчас в таком ступоре, что с трудом отличаю правду от вымысла. Тотальная дезориентация.
– Наташ, ты чего? – Стас вновь опускается на постель и, поймав мою свободную ладонь, легонько сжимает пальцы. – Мы с тобой столько лет вместе. Неужели тебе проще поверить какой-то незнакомой аферистке, чем мне?
Его серо-голубые глаза искрятся честностью, а в голосе звучат те самые гипнотические нотки, против которых я никогда не могла устоять. Стас – моя первая и единственная любовь. Мужчина, о котором я грезила с восемнадцати лет. Человек, ради которого я, наверное, могла бы убить.
Я люблю мужа слишком сильно, и, возможно, именно поэтому мысль о его предательстве кажется смертельной. Если он и впрямь изменял мне с той рыжей, я умру. Рассыплюсь на плоть и кости. Истончусь. Исчезну.
– Я ни в чем тебя не обвиняю, – наконец отзываюсь я. – Но ты пойми, вся эта ситуация крайне неоднозначна… Зачем совершенно незнакомому человеку подкидывать нам своего ребенка? В этом нет логики. К тому же, у этой женщины было пугающе много данных. Она знала наш адрес, фамилию, имена…
– Ну в двадцать первом веке раздобыть подобную информацию не так уж и сложно, – качает головой Стас.
– Да, я знаю. Просто что-то в этой истории нечисто… – настаиваю на своем. – Мне не верится, что это просто афера с целью наживы…
– Ладно, – тяжело вздохнув, муж проводит ладонью по лицу. – Я предлагаю позвонить в полицию. Прямо сейчас. Все же держать у себя чужого ребенка, как минимум, незаконно.
Он достает из кармана телефон, но я его останавливаю:
– Нет, подожди!
Чересчур громко воскликнув, я с опаской кошусь на Аню. Не хотелось бы ее будить. Но девочка, к счастью, спит крепко.
– Подожди, – уже гораздо тише повторяю я. – Не звони в полицию. А то они сейчас же ее заберут.
Впервые я увидела Стаса в институте. Он был популярным старшекурсником, а я только-только поступила. Естественно, ни о каком романе речи не шло: первые несколько лет он просто меня не замечал. Бурно проживал молодость, менял девчонок как перчатки и купался в лучах университетской славы.
А потом мы как-то пересеклись на студенческой вечеринке, и понеслось. Разговоры до пяти утра, прогулки под луной, пылкие признания и парные татуировки на запястьях – мы со Стасом действительно влюбились друг в друга. Бешено. Страстно. Оголтело.
Я была счастлива с ним и знала, что лучшего мужчины мне не найти. Он был идеалом во всем: внешность, поведение, харизма. Стас умел произвести впечатление на любого. Даже на моего грозного отца-подполковника. Помнится, пришел к нам домой, крепко пожал папе руку и с порога заявил, что у него по отношению ко мне самые серьезные намерения.
Мои родители обожали Стаса за серьезность и перспективность, друзья – за потрясающее чувство юмора, ну а я – за то, что он – это он. Надежный, сильный, смелый. Целующийся так, что колени от восторга подгибаются.
Поженились сразу после того, как я закончила ВУЗ и получила диплом. Сожительствовать с мужчиной до брака мне не позволили родители, зато сразу после регистрации я на крыльях любви полетела в уютное гнездышко моего теперь уже официального мужа.
Тогда Стас жил в просторной однокомнатной квартире в стиле лофт. Никогда не забуду, что посреди коридора там стоял мотоцикл. Он служил нам и вешалкой для одежды, и креслом, а время от времени – и местом для любовных утех.
Стас почти сразу занялся бизнесом и уже через год совместной жизни зарабатывал крайне неплохо. Взял ипотеку на большую квартиру и довольно быстро ее погасил. Стали подумывать о ребенке. Не всерьез, а так полушуткой: мол, здорово если бы нас вдруг стало трое. Потом разговоры стали конкретнее: что, если сейчас самое время? Мы молоды, деньги есть, жилье тоже.
Стас горел желанием размножать мою красоту, ну а я просто хотела малыша от любимого мужчины. Что может быть лучше полной счастливой семьи, в которой по утрам звенит детский смех?
Начали пробовать. Сначала, разумеется, естественным путем. Раз, два, десять. Дни превращались в месяцы, а желаемая беременность так и не наступала. Через год решили обратиться к врачам, обследоваться. У Стаса все было в порядке, а вот у меня обнаружился поликистоз яичников.
Поначалу врачи избегали термина «бесплодие», но я сразу поняла, что это именно оно. Не могу передать словами, какую горечь я испытала, осознав, что не смогу подарить Стасу малыша. Я чувствовала себя ущербной, недостойной, недоженщиной.
Надо отдать ему должное, муж все время меня поддерживал. Пытался взбодрить и никогда не попрекал. Ни словом, ни даже косым взглядом. Мы продолжали пробовать, но с каждым новым месяцем шанс на зачатие казался все более призрачным и зыбким.
Отношения стали холодеть. Не то чтобы это происходило как-то явно, но все же я не могла не замечать, что между мной и Стасом все чаще образуется некомфортная напряженная тишина. Хотя раньше мы болтали и смеялись, не переставая.
Над нашим браком словно нависла тяжелая тень. Она сеяла мрак и перекрывала собой все светлое, что было в наших отношениях. Мы со Стасом по-прежнему любили друг друга, но жизненные обстоятельства ломали нас. Медленно, но верно.
Каждый новый приход месячных сопровождался моими слезами. Каждая моя истерика – его раздражением. Он говорил, что нужно отпустить ситуацию. Что на детях свет клином не сошелся, и мы спокойно обойдемся без них. Стас пытался меня успокоить, но я-то знала, что наша бездетность – для него такое же большое разочарование, как и для меня.
Все наши друзья обзаводились малышами, а мы со Стасом прятали тоску за фальшивыми улыбками. Мол, у нас все хорошо, все по плану, не переживайте. В какой-то момент я вообще начала говорить окружающим, что детей у нас нет, потому что я пока не хочу. Так было проще, понимаете? Ну, чем объяснять каждому задавшему нескромный вопрос нашу непростую семейную ситуации.
Очень страшно, признать, что ты бесплодна. Это словно расписаться в собственной неполноценности.
Еще через полгода решились на ЭКО. Тянули долго, но вопрос был не в деньгах, а в том, чтобы признать свое бессилие: да, без современных методик мы неспособны стать родителями.
Тогда началась вторая глава моего персонального ада. Мы вбухали в ЭКО кучу денег и времени, но долгожданный результат так и не наступил. Восемь раз. Восемь раз мне подсаживали эмбрионы! И ни разу они не прижились.
Помнится, после восьмой неудачной попытки оплодотворения меня накрыла самая настоящая истерика. Я сидела на полу и ревела белугой. От злости. От обиды. От острого ощущения вселенской несправедливости.
Я ненавидела себя и свое тело за то, что оно неспособно воспроизвести потомство. За то, что оно такое бесполезной и дефектное. Я рвала на себе волосы и истошно вопила.
Мне было плохо. Я находилась на грани нервного срыва.
Стас, вернувшись с работы, обнаружил меня дома в таком состоянии и твердо сказал, что так больше продолжаться не можешь. Мы записались к психотерапевту и прекратили попытки ЭКО. Мы решили смириться со своей бездетностью.
Само собой, было трудно. Психотерапия – это, конечно, вариант, но совсем не панацея. В результате многочисленных сеансов мои истерики прекратились, однако наши со Стасом отношения уже были далеки от идеальных.
Он стал чаще задерживаться на работе и меньше времени проводить со мной. Я тоже с головой ушла в карьеру. Получила повышение в должности. Потом еще одно. Мы жили вроде бы неплохо, но искра потухла. От влюбленности и счастья не осталось и следа.
Кризисная точка наступила в тот момент, когда я предложила расстаться. Дабы не мучить ни себя, ни его. Стас воспринял мое предложение в штыки, назвал меня слабачкой и, хлопнув дверью, ушел из дома.
Наутро он заявился пьяный и признался, что жить без меня не может. Что любит все так же сильно и сделает все, чтобы улучшить наши отношения. В ответ я предложила ему какое-то время пожить отдельно. Чтобы разобраться в себе и понять, чего мы на самом деле хотим.
Договориться насчет ДНК-теста на отцовство не получилось. Стас выругался, вспылил и ушел спать в другую комнату. Я живу с ним уже не первый год, поэтому прекрасно знаю, что пытаться достучаться до него в момент эмоционального всплеска – бесполезная трата времени. Все равно не услышит и не поймет.
По темпераменту Стас – истинный холерик. Энергичный, страстный, порывистый. Склонный к резким сменам настроения и бурным вспышкам. Он быстро заводится и быстро остывает. Не умеет долго злиться и, остыв, всегда легко идет на примирение. Поэтому по-хорошему надо дождаться момента, когда буря стихнет и разум мужа прояснится. Тогда он, вероятнее всего, сможет воспринять мои доводы. И, возможно, даже согласится с ними.
Когда Стас скрывается в зале, я вновь перевожу взгляд на Аню, которая по-прежнему сопит в моих объятиях. Руки у меня изрядно затекли, и очень хочется сменить позу, но я не шевелюсь, боясь потревожить сон ребенка.
Однако минут через десять Аня сама просыпается и начинает ерзать в моих руках, капризно поскуливая. Кладу девочку на кровать и заглядываю ей в подгузник. Полный. Надо бы сменить, но я не знаю, как. Никогда ничем подобным не занималась.
Следя за тем, чтобы Аня ненароком не грохнулась с постели, залезаю в Интернет и вбиваю запрос: «как правильно менять подгузник». В ответ поисковик выдает мне уйму статей и видеороликов, где подробно описывается этот в общем-то нехитрый процесс.
Следуя бегло изученным инструкциям, подмываю Аню и одеваю ее в сухое. Девочка, судя по всему, остается довольна, потому что в итоге сменяет гнев на милость: начинает довольно улыбаться и игриво дергать меня за волосы.
Улыбка у девочки фантастическая. Будто солнышко из-за туч выглянуло. Широкая, теплая, безумно милая. Смотрю на нее, и уголки губ тоже невольно плывут наверх. Невозможно остаться равнодушной.
Зубов у Ани пока нет, но снизу, похоже, намечается что-то похожее. Десна припухла и выглядит болезненно. Должно быть, скоро проклюнутся первые резцы.
Девочка кладет большой пальчик в рот и принимается его посасывать. Неужели опять проголодалась? Кошусь на настенные часы: время двенадцатый час. Пожалуй, покормлю ее еще раз. Чтобы лучше спала.
Вторую порцию смеси Аня уминает с таким же впечатляющим аппетитом, как и первую. Пока она ест, я внимательно разглядываю ее крошечное тельце. В целом, изможденной девочка не выглядит. Но все же, наверное, немного худовата для своего возраста. Хотя о чем это я? Я ведь понятия не имею, сколько Ане месяцев. Навскидку не больше полугода, но о точном значении можно только гадать…
Если мне не изменяет память, на картинках из Интернета беззубые детишки обычно выглядят пухлыми и упитанными. Со складочками на ногах и руках. У Ани же на складочки нет ни намека. Животик слегка выпирает, но на этом все. И то, наверное, потому что я ее смесью закормила.
Наевшись, Аня откидывает бутылочку и опять погружается в сон. Я же выстраиваю на кровати ограждение из подушек и, торопливо переодевшись в сорочку, тоже ныряю в постель.
Ощутив мое присутствие, Аня тут же придвигается поближе и сворачивается калачиком у меня под боком. Будто котенок, ищущий заботы и тепла. Душа содрогается, а горлу подкатывает першащий ком. Я и не предполагала, что дети с такой легкостью могут топить лед в сердце. Я вроде все для себя решила. Приняла факт, что тема материнства для меня закрыта. Но стоило Ане обвить меня своими крохотными ручонками, как желание быть мамой вновь захлестнуло меня с головой.
Отчаянно. Безрассудно. Сильно.
Наклоняюсь к Ане и, зажмурившись, вдыхаю аромат ее волос. Она пахнет волшебно. Пахнет, как несбывшаяся мечта.
Поворачиваюсь набок и, крепко обняв девочку, закрываю глаза.
***
– Наташ. Наташ, вставай! – чья-то рука тормошит меня за плечо. – Тебе разве на работу не нужно?
С трудом разлепляю сонные веки и фокусируюсь на взволнованном лице Стаса, которое нависает прямо надо мной.
– Я отпросилась, – хриплю я, потирая глаза. – Отгул взяла.
– Хорошо хоть не декретный отпуск, – ворчит муж, качая головой. – Я на завтрак яичницу приготовил. Будешь?
– Да, конечно. Сейчас умоюсь и приду.
Ночка выдалась не из легких. Аня часто пробуждалась: требовала то ли пить, то ли есть, то ли еще чего. Я носилась по квартире, стремясь удовлетворить ее нужды. Укачивала, песенки напевала, подгузники несколько раз меняла. В общем, не выспалась от слова совсем. Чувствую себя так, будто по мне самосвал проехался.
Широко зевнув, кошусь на розовощекую причину моей бессонницы и улыбаюсь. Аня, конечно, ты еще засранка, но я же знаю, что она не со зла. Удивительно, что она вообще смогла заснуть и успокоиться вдали от мамы. Я слышала, что обычно маленькие дети очень остро чувствуют разлуку.
Поправляю баррикаду из подушек и, убедившись, что Аня не упадет с кровати, направляюсь в ванную. Споласкиваю лицо, чищу зубы и бегло привожу себя в порядок.
– Пахнет вкусно, – говорю я, входя на кухню.
Стас хозяйничает у плиты. Из одежды на нем только низко сидящие джинсы, поэтому я могу беспрепятственно наблюдать впечатляющий рельеф его сильной загорелой спины.
Он потрясающе сексуален. Даже после стольких лет при взгляде на него мое сердце екает от восторга.
– Шакшуку сделал, – отзывается муж, не оборачиваясь. – Знаю ведь, что ты любишь.
Мелочь, а так греет душу. Я знаю все вкусовые предпочтения Стаса, и мне чертовски приятно, что он тоже осведомлен о моих.
– Спасибо, – роняю я, садясь за стол. – Я ужасно проголодалась.
– Ну еще бы, – хмыкает он. – Всю ночь не спать.
Ну надо же… Выходит, Стас слышал, как я для Ани «танцы с бубном» устраивала?
Он ставит передо мной тарелку ароматной яичницы с помидорами, а затем садится напротив и строго произносит:
– А теперь, Наташ, нам нужно серьезно поговорить.
Обычно фраза «нам нужно серьезно поговорить» ничего хорошего не предвещает. Но за ночь я созрела для основательного диалога, поэтому кладу в рот обжигающий кусочек яичницы и демонстрирую готовность слушать.
– Наташ, я долго думал и по-прежнему считаю, что мы должны обратиться в полицию, – вздохнув, говорит Стас. – Это будет единственно верным решением.
Понятно. Он намерен стоять на своем. Впрочем, как и я.
– Аню отправят в приют. Ты этого хочешь?
– Да мне, черт возьми, плевать, куда ее отправят! – он хмурится, с силой сжимая вилку. – Нас с тобой вообще ни коем образом не касается будущее этого ребенка!
– Даже если она твоя дочь? – интересуюсь спокойно.
– Ты опять за свое, да? – Стас злится. Желваки играют, брови сомкнуты на переносице. – Я тебя никогда не изменял и не собираюсь! Так что, пожалуйста, прекрати называть эту девочку моей!
– Как ты думаешь, сколько Ане месяцев? – помолчав, спрашиваю я.
– Не знаю… А что? – Стас явно удивлен вопросом, который прозвучал не в тему. – Какое это сейчас имеет значение?
– Мне просто кажется, что ей месяцев шесть-семь, не больше, – продолжаю я.
– Ну допустим, – он делает раздраженный глоток из чашки. – И что с того?
– Девять плюс шесть равно пятнадцать. То есть, если наши предположения верны, Аню зачали примерно год и три месяца назад.
– Наташ, я не понимаю, к чему вся эта арифметика?! Ты издеваешься надо мной, что ли?
– Нет. Просто пытаюсь сопоставить даты.
– Какие еще даты?
– Помнишь, у нас был кризисный момент? Мы разъехались и какое-то время жили порознь?
– Да…
– Так вот, это был июль прошлого года. Как раз год и три месяца назад.
Повисает пауза. Стас буравит меня немигающим напряженным взором, а чашка, которую он держит в руке, начинает слегка подрагивать. Я облизываю пересохшие от волнения губы. Муж сглатывает. Затем опускает чашку на блюдце и сипло произносит:
– Наташ, это ничего не значит. Просто совпадение, не более того.
– Тебе не кажется, что в этой истории слишком много совпадений? – я опускаю глаза в пол, всеми силами стараясь подавить подступающие слезы.
Душа рвется в клочья от обиды и боли. Потому что с каждой новой секундой я все больше и больше уверяюсь в том, что таких совпадений в жизни не бывает.
– Кажется, – отвечает он. – И поэтому я склоняюсь к мысли, что та ненормальная спланировала все заранее.
– Специально родила ребенка, чтобы нам насолить? – горько усмехаюсь я.
Оборонительная позиция Стаса объяснима и понятна. Но она напрочь лишена логики. И он сам в глубине души это понимает.
– Так, может, это вообще не ее ребенок? – муж снова строит теории заговора. – Может, она его украла?
– Стас, – тихо произношу я. – Я понимаю, что ты встревожен и смятен, но все же подумай, зачем какой-то женщине красть ребенка, а затем передавать его нам? Чтобы навлечь на нас проблемы с полицией? Возможно. Но разве у нас есть враги, желающие нам зла? У меня нет. А у тебя?
– Я… Я не знаю, – он утомленно трет виски.
– Если мы сделаем тест на отцовство, то все вопросы отпадут сами собой, – продолжаю гнуть свою линию. – Если у Ани нет твоей ДНК, то мы тут же передадим ее в соответствующие органы. Но если вдруг выяснится, что она твоя дочь, то тогда…
– То что тогда, Наташ? Что тогда?! – взрывается муж. – Ты хоть понимаешь, как абсурдно звучит твоя идея? Ты будто заранее винишь меня в измене, которую я не совершал! Но даже если на секунду чисто гипотетически предположить, что эта девочка – действительно мой ребенок, что нам это даст, Наташ? Ну, кроме боли и страданий, разумеется?
Его вопрос не лишен смысла, но я не желаю прятать голову в песок, избегая суровой действительности. Жить во лжи все равно, что вообще не жить. Это мне давно известно.
– Я хочу знать правду, – негромко, но твердо говорю я. – Я имею на это право.
– То есть мне ты не веришь? Тебе непременно нужны доказательства? – Стас откидывается на спинку стула и складывает руки на груди.
Он воспринимает мое предложение как личную обиду, и в какой-то степени я его понимаю. Неприятно, когда спутник жизни проявляет столь очевидное недоверие.
Но с другой стороны, разве у меня есть выбор? Разве я могу поступить иначе? У меня в спальне спит маленькая брошенная девочка, глаза которой подозрительно похожи на глаза моего мужа… Поэтому я просто обязана докопаться до истины. Узнать, чья она и почему оказалась в моем доме.
– Я верю тебе, родной, – говорю я. – Но сложившаяся ситуация слишком запутанна. Самим нам ее не прояснить.
– Я вот пытаюсь тебя понять и не могу, – после затянувшегося молчания роняет Стас. Уже гораздо тише и спокойнее. – Ты так жаждешь узнать правду, но при этом совсем не думаешь о последствиях. Мы ведь так хорошо живем, Наташ. Особенно – в последний год. Почему ты упорно разрушаешь нашу идиллию своим недоверием?
– Я не…
– И все ради чего? – он не дает мне договорить. – Ради девочки, которую ты даже не знаешь. Ради ребенка, который никогда не будет твоим. Ты уверена, что оно того стоит, Наташ?
Во мне будто живут две абсолютно разные противоборствующие личности. Одна умирает от любви к Стасу и хочет слепо верить ему. Другая – требует подтверждения или опровержения фактов. Меня штормит. Кренит то в одну, то в другую сторону.
Но финальный выбор я сделала уже давно. В тот самый миг, когда крохотное Анино тельце попало мне в руки.
– Я уверена, Стас, – выдыхаю наконец. – Пожалуйста, давай сделаем тест.
Завтрак доедаем в тишине. Стас чернее тучи. На меня не смотрит, вилкой орудует так, будто это не столовый прибор, а холодное оружие. Я кожей считываю его недовольство, но не знаю, что сказать или сделать. Ситуация ведь и впрямь патовая. Не только для него – для нас обоих.
– Алло! – рычит муж, прикладывая зазвонивший телефон к уху. – Нет, отмени встречу. И с Игнатьевым тоже. Я только после обеда освобожусь. Почему-почему… По кочану! Меньше вопросов, больше дела, Марат! Все, отключаюсь.
Стас всегда такой: жесткий, резкий, немногословный. У него в подчинении куча людей и все относятся к нему если не со страхом, то с уважением. Муж обладает непререкаемым авторитетом. Для всего своего окружения.
Смотрю на него, такого сильного и волевого, и недоумеваю, как мне удалось настоять на своем. Стас ведь в принципе очень упрямый. Если ему что-то не по нраву – фиг заставишь. А тут все-таки согласился. Сквозь зубы. Со скрипом и скрежетом, но согласился. Неужели просто ради меня? Или у самого в душе сомнение поселилось?
Я, если честно, на перепутье. До сих пор не знаю, чему верить, а чему нет. В мыслях – бардак, в чувствах – сумятица. Давал ли Стас повод для подозрений в неверности прежде? Пожалуй, за всю нашу долгую историю отношений это случалось лишь однажды.
Помнится, еще в институте я приревновала его одногруппнице, с которой они тесно общались. Но тогда было непонятно: то ли причиной стали мои тараканы, то ли Стас действительно неровно дышал к той девице. Я тогда высказала ему свои претензии, а он лишь рассмеялся, мол, я сама себя накручиваю. Но с одногруппницей за пределами института видеться перестал.
Других подобных случаев я больше не припомню. Нет, разумеется, женщины часто сворачивали голову вслед моему статному супругу, но в этом нет его вины. Да, Стас красивый. И вполне естественно, что это замечаю не только я.
– Ладно, пошли, – голос мужа выдергивает меня из раздумий. – Я нашел в Интернете одну клинику. Делают анонимные ДНК-тесты.
– Анонимные?
– Без предоставления документов, – поясняет муж. – Насколько я понимаю, та чокнутая не потрудилась передать тебе свидетельство о рождении?
– Нет…
– Ну вот. Значит, нам светит только анонимный вариант.
– Он, наверное, дороже?
– В три раза, – хмыкает Стас. – Любой каприз за ваши деньги.
За это утро мы ни разу не прикоснулись друг к другу, хотя обычно начинаем день с ласок и поцелуев. Но сейчас как-то совсем не тот настрой. Мы озабочены и насторожены. Словно в любой момент ждем подвоха.
Я бегло загружаю посуду в посудомойку, а Стас тем временем что-то изучает в телефоне. Возможно, решает какие-то рабочие вопросы. А, возможно, записывается на этот самый ДНК-тест.
– У Ани нет нормальной одежды, – говорю я, прибравшись на кухне. – Эта женщина принесла ее в потрепанном байковом одеяле.
– И что? – Стас вскидывает на меня мрачный взгляд.
– Я боюсь, что она замерзнет.
– Замотай ее в какой-нибудь плед. Или в покрывало.
Ребенка? В покрывало?
– Стас…
– Что Стас, Наташ?! Что Стас? – раздражается он. – Ты носишься с этим младенцем как курица с яйцом! И, если честно, твоя излишняя опека уже начинает меня пугать. Это не твоя дочь! И мы в любом случае не оставим ее у себя! Так что не смей к ней привязываться!
Конечно, он прав. Я ни при каких условиях не должна прикипать к Ане душой. В лучшем случае – она просто чужой ребенок. В худшем – доказательство неверности любимого мужчины.
Умом я прекрасно понимаю все здравые доводы, но вот сердце… Мое глупое сердце так и просит окутать Аню хотя бы элементарной заботой и лаской. Ведь она так несчастна… От нее отказалась собственная мать! А она просто невинный, нуждающийся в любви ребенок. Разве справедливо бросать ее на произвол судьбы?
Возможно, кто-то назовет меня дурой, но я считаю, что в любой ситуации, даже самой непростой и двусмысленной, надо оставаться человеком.
– Я просто не хочу, чтобы Аня заболела, – отвечаю тихо.
– Одежду мы ей покупать не будем, – безапелляционно отрезает Стас. – Собирайся, Наташ, через пятнадцать минут выходим. У меня на сегодня куча работы запланировано.
Спорить не порываюсь. Муж и так пошел на уступку, согласившись на ДНК-тест. Не хочет покупать Ане одежду – не страшно. Я найду, как ее утеплить. Тем более в клинику мы все равно поедем на машине.
Возвращаюсь в спальню и несколько мгновений невольно любуюсь спящей малышкой. Она чем-то напоминает херувимчика. Такая же милая и нежная. Ротик приоткрыт, ладошка под щекой – не ребенок, а картинка. Даже будить жалко!
– Доброе утро, – мягко произношу я, касаясь Ани. – Пора вставать.
Девочка хмурится, причмокивает, а затем как ни в чем не бывало продолжает сопеть. Видимо моя попытка привести ее чувства оказалась недостаточно убедительной.
– Аня-я-я… – ласково тяну я, подхватывая ее на руки. – Надо просыпаться…
Широкий зевок и недовольный серо-голубой взгляд из-под темных ресниц. На секунду, буквально на секунду Аня напоминает мне Стаса в момент пробуждения. Обычно он также хмурится и трет веки…
– Наташ, долго еще? – на пороге комнаты появляется муж.
Я не могу не заметить, с какой неприязнью он смотрит на Аню. Она для него досадное недоразумение. Обуза. Грязное пятно на чистом полотне его планов на жизнь.
– Нет-нет, мы уже скоро, – отзываюсь суетливо. – Буквально пять минут.
– Хорошо, жду, – со вздохом бросает, а затем скрывается из виду.
Получение материалов для ДНК-теста проходит довольно быстро и безболезненно. У Стаса и Ани просто берут мазок с внутренней стороны щеки. На процедуру уходит не больше десяти минут, а затем мы все вместе выходим в просторный холл клиники.
– Я доплачу за срочность, – бурчит Стас, доставая из кармана пластиковую карту и направляясь в регистратуру. – Хочу поскорее покончить со всей этой историей.
– И как быстро будут готовы результаты? – семеню вслед за ним.
– Врач сказал, в течение суток.
Ого… Это действительно быстро.
Пока Стас ждет своей очереди, я сажусь на пластиковую скамейку неподалеку и пристраиваю Аню у себя на коленях. Сегодня она молодец! Не капризничала и почти не плакала. Честно говоря, я даже удивлена ее не по-детски спокойным поведением.
– Какая красивая девочка! – с улыбкой произносит присевшая рядом женщина. – Прямо маленькая мамина копия!
Я не сразу улавливаю суть последней фразы.
В смысле мамина копия? Эта женщина что, знала мать Ани?..
И только через секунд десять недоуменного мычания до меня наконец доходит, что незнакома ошиблась. Она решила, что Аня моя дочь. Приняла меня за ее родительницу.
– Эм… Спасибо, – перебарывая неловкость, отвечаю я. А потом зачем-то добавляю. – А мы что, правда похожи?
– Конечно! – заверяет незнакомка. – Как две капли воды! Все-таки генетика – великая штука!
Несмотря на то, что ее доводы абсурдны, мои губы растягиваются в улыбке. Ну смешно же? Ей-богу, смешно. Если бы эта женщина только знала, в какой запутанной ситуации мы с малышкой находимся…
Однако ее нелепый комментарий наталкивает меня на неожиданную мысль. А ведь у меня и Аниной биологической мамы и впрямь есть нечто общее. Как бы это лучше выразиться? У нас с ней один типаж. Мы обе невысокие и стройные. С тонкими чертам лица и длинными волосами ниже плеч. Правда у меня волосы русые, а у «кукушки» – рыжие. Но это не отменяет общего сходства наших обликов.
Хм, что бы могло значить это совпадение?
Пока я раздумываю над новой загадкой, к нам приближается Стас. Он вручает мне бумаги, полученные в регистратуре, и с тяжелым вздохом трет переносицу. Очевидно, что вся эта ситуация стала для него серьезным испытанием. Он утомлен и подавлен. Хоть и пытается это скрыть.
– Так, ладно, мне на работу пора. Ты еще не передумала насчет полиции?
– Давай дождемся результатов теста, – отвечаю я, поднимаясь со скамейки. – А затем сразу в органы обратимся.
– Хорошо, – цедит муж сквозь зубы. – Вас домой подкинуть или как?
– Конечно, домой. Аня не по погоде одета.
Перед выходом из дома я все же замотала ее в шерстяной плед. Однако для прогулок этот «наряд» никак не годится.
– Ладно. Как скажешь.
Стас заводит машину, а мы с Аней ныряем на заднее сидение. Едем в тишине. Муж кидает на меня взгляды через зеркало заднего вида, но, как только я на них отвечаю, спешит отвести глаза. Это странно. И очень на него непохоже.
Когда автомобиль притормаживает в нашем дворе, я отстегиваю ремень безопасности и выхожу наружу. Рассчитываю, что Стас без промедлений отправится на работу, но он почему-то не спешит трогаться с места.
Я почти дохожу до подъездной двери, когда муж вдруг выпрыгивает из салона и, нагнав меня, заглядывает в лицо.
– Наташ, ты ведь знаешь, что я тебя люблю? Всегда любил и всегда буду. Несмотря ни на что. Ведь знаешь же, да?
Его признание столь внезапно, что поначалу я теряюсь. Не могу подобрать нужных слов и лишь изумленно моргаю.
– Конечно, знаю, Стас, – отвечаю наконец. – И я тебя люблю. Очень.
Муж выдыхает. Проводит ладонью по лицу и улыбается. Правда улыбка выходит несколько вымученной, потому что его красивые серо-голубые глаза по-прежнему кажутся необъяснимо грустными.
– Ладно, малыш, я пошел, – он наклоняется и целует меня в губы. Чувственно, с языком. – Дел куча накопилась.
– Хорошо, – отзываюсь я, все еще чувствуя на себе вкус его ментоловой жвачки. – Удачного дня.
Стас сбегает со ступенек и вновь забирается в машину, а я захожу в подъезд. Поднимаюсь по лестнице и чувствую, как моя выдержка трескается и осыпается, стеклянной крошкой царапая нутро. Я глотаю слезы, пытаясь отложить рвущиеся наружу рыдания хотя бы до квартиры, но в итоге ломаюсь и проваливаюсь в истерику прямо на лестничной площадке.
Прислоняюсь спиной к шершавой стене и, горько плача, медленно сползаю вниз. Мне больно. На физическом уровне. Словно в сердце вонзили тупой нож и несколько раз провернули по кругу.
Минувшие сутки были очень тяжелыми. Я потеряла связь с собственной интуицией и совсем не понимаю, где правда, а где ложь. Такое чувство, будто мир перевернулся с ног на голову. То, во что я верила, оказалось ложным. В то, что я считала невозможным, вихрем ворвалось в мою жизнь.
Результаты ДНК-теста еще не пришли, но меня не покидает ощущение какой-то неизбежной фатальности будущего. Мне дико страшно. А вдруг отцовство Стаса подтвердится? Что же я буду делать тогда? Смогу ли простить измену? Смогу ли найти в себе силы жить дальше?
Я ведь люблю его…. Я так его люблю!
Аня, сидящая у меня на руках, начинает тревожно вертеться. Мои слезы пугают ее. Шумно кряхтя, она тянет ручонки к моему лицу и зачем-то щипает за щеки. Без понятия, чего она добивается. Может, это такой детский способ развеселить?
Я перехватываю ее пухлые ладошки и выдавливаю из себя некое подобие улыбки. Как бы плохо мни ни было, какой бы несчастной я себя ни ощущала, я прекрасно понимаю, что Аня ни в чем не виновата. Она, так же, как и я, жертва жестоких обстоятельств и ошибок других людей.
Она просто маленький ребенок, незаслуженно ставший пешкой в суровых играх недалеких взрослых.
Поднимаюсь на ноги и нетвердой походкой бреду в квартиру. Я не знаю, что принесет мне завтрашний день. Не знаю, что покажет ДНК-тест на отцовство. Но очень надеюсь, что мне хватит сил и мудрости принять любой исход.
Вероятность отцовства: 99,9999%.
Не моргая, смотрю на бланк с результатами исследования ДНК. Так долго и внимательно, что аж глаза начинают слезиться. Я гипнотизирую многочисленные девятки в тщетной надежде, что они каким-то волшебным образом превратятся в нули. Но чуда, самой собой, не происходит.
Аня – дочь Стаса. Теперь уже официально.
Мне казалось, что, узнав о предательстве мужа, я испытаю острою душевную боль, но по факту чувствую лишь сосущую пустоту. Где-то меж ребер. Чуть левее центра. Будто кто-то взял и выдрал из груди сердце. Там больше ничего нет. Не бьется и не трепещет. А оттого, должно быть, и не болит.
Вмиг обессилев, откидываюсь на спинку стула и сжимаю пальцами гудящие виски. Давненько я не мучилась мигренями, а теперь, походу, придется. Уверена, такой колоссальный стресс не пройдет для организма бесследно.
– А-тя-тя, – беззаботно щебечет Аня, играя с незатейливым пластиковым динозавриком, которого я купила ей вчера на кассе в супермаркете.
Ей весело. Она сыта. Для счастья ребенку больше ничего не нужно. Как жаль, что у нас, у взрослых, все в разы сложнее.
Вновь перевожу взгляд на экран компьютера и тяжело вздыхаю. Наверняка Стас уже тоже в курсе результатов исследования. Думаю, ему позвонили из клиники перед тем, как отослать бланк на почту.
Письмо пришло в 11:38, а значит, муж вот уже полчаса знает о своем отцовстве. Но на связь почему-то не выходит. Не звонит и не пишет. Интересно, почему? Переваривает информацию или просто трусит?
Хотя, говоря откровенно, трусость – это последнее, в чем можно заподозрить моего супруга. Как правило, он довольно прямолинеен и не юлит. За это его, собственно, все и уважают. Если Стас совершил ошибку, он абсолютно спокойно ее признает. Не станет увиливать и искать оправдания. Скажет, да, мой косяк, признаю. И обязательно предложит какие-нибудь пути решения.
Именно поэтому молчание Стаса меня настораживает. Он не мог не знать, что я буду проверять его почту в ожидании результатов ДНК-теста. Ведь давным-давно он сам дал мне от нее пароль.
Слезаю со стула и медленно иду на кухню, чтобы попить воды. А то от волнения в горле пересохло. Аня ожидаемо ползет за мной. В последние сутки она – мой маленький хвостик.
За мгновенье осушаю стакан до дна и тут же наполняю второй. У меня вроде ничего не болит. Ну, кроме головы, разумеется. Да и глаза сухи. Но состояние, если честно, близко к обморочному. Я не знаю, как это точно описать… Но меня не покидает подспудное ощущение, что мое сознание висит на волоске, который вот-вот оборвется….
А мне сейчас никак нельзя падать в обморок. У меня же Аня здесь… За ней глаз да глаз нужен.
Подношу стакан ко рту и вдруг замечаю, что руки у меня трясутся. Причем не просто трясутся, а прямо-таки ходуном ходят. Аж вода за края расплескивается. Ну и ну. Кажется, новость с ДНК-тестом выбила меня из колеи гораздо сильнее, чем я думала…
Неожиданный скрежет ключа в замке приводит меня в чувства. Я вздрагиваю и чисто интуитивно расправляю плечи. Не хочу, чтобы Стас увидел меня такой: сломленной, сгорбленной, на грани нервного срыва…
Слышу, как муж заходит в квартиру. Как скидывает обувь и бросает ключи на этажерку. Слышу шорох его кожаной куртки и издалека улавливаю древесный аромат его парфюма. Все такое близкое, родное, знакомое до мелочей… Мы еще не расстались, а я уже заранее по нему скучаю.
– Привет, – Стас приваливается плечом к кухонному косяку и скрещивает руки на груди.
Вид у него такой, как будто только что с похорон вернулся: брови сведены, на лице лежит мрачная тень, в глазах – печаль вселенского масштаба… Хотя, вероятно, я выгляжу ничуть не лучше.
– Привет, – отзываюсь сипло.
Ситуация катастрофическая. Мы оба чувствуем себя так, будто под нами обваливается земля. И мы падаем. Падаем в черную непроглядную бездну. Хватаем руками воздух, но все тщетно… Впереди только дно. И никакого просвета.
– Наташ, я…
– Подожди, – перебиваю я, вскидывая вверх руку в предупреждающем жесте. – Прежде чем ты что-то скажешь, я хочу озвучить одну просьбу.
– Да, конечно, – хрипло отвечает Стас, быстро маскируя свое изумление. – Какую просьбу?
– Пусть разговор, который сейчас случится, будет честным. По-моему, между нами уже достаточно лжи. Я хочу, чтобы ты был со мной откровенным. Я заслуживаю этого, Стас.
Хмурится пуще прежнего, но при этом понимающе кивает. Он всегда был таким: жестким, но справедливым.
– Знаешь, а я, когда домой, шел, думал, что ты мои вещи с балкона выкинула. Ну, знаешь, как в этих паршивых американских фильмах, – Стас горько усмехается. – А еще думал, что, как встретимся, тарелкой в меня запульнешь… А ты спокойна вроде. Даже странно как-то.
На самом деле это никакое не спокойствие. А банальный шок. Я нахожусь в таком сильном ступоре, что вообще не знаю, как реагировать. Оттуда и заторможенность. Оттуда и мнимое безразличие, которое, несомненно, вскоре обернется самой настоящей истерикой…
– Тя-тя, – ко мне подползает Аня и настойчиво дергает за край домашних штанов.
Наверное, тоже пить захотела.
Подаю ей бутылочку с чистой кипяченой водой и вдруг ловлю на себе взгляд Стаса. Тоскливый такой, обреченный… Мне и без слов ясно, что ему жаль. Жаль, что у нас так все вышло. Что Аня – не наш ребенок. Что наша красивая любовь разбилась о скалы беспощадной уродливой реальности…
– Мы с ней познакомились в баре. В тот вечер, когда ты выгнала меня и сказала, что мы должны пожить порознь, – Стас говорит уверенно, но в глаза мне не смотрит. Предпочитает гипнотизировать взглядом стол. – Я должен был встретиться с Михой. Мы договорились пересечься часов в одиннадцать и набухаться, но он в итоге слился.
– Потому что в аварию попал? – догадываюсь я.
Я прекрасно помню ту неделю. Тогда Мишка Антипов, наш общий университетский друг, повредил свою новехонькую машину. Пошел на обгон и не заметил помеху слева. Как итог – поцарапанная дверь и помятое крыло.
– Да, – кивает Стас. – Короче, я остался без компании. Но все же решил выпить.
– В одиночестве?
– Мне было хреново, Наташ. Я ведь думал, что ты меня с концами поперла.
Я поджимаю губы, но от комментария воздерживаюсь.
– В общем, сижу, пью и подходит ко мне эта… Как ее, – Стас чешет лоб, – Алена, кажется, ее звали. Мол, туда-сюда, чего один? Чего такой грустный? Слово за слово, и разболтались. Она мне про свою жизнь заливает, я ей про свою.
– Про меня рассказал? – одними губами спрашиваю я, потому что на голос попросту нет сил.
– Да, сказал, как есть. Дескать, женат, детей нет. Ну а там как-то само собой язык развязался… И про проблемы наши выложил, и про бесплодие. Сам не знаю, зачем. Бухой был, наверное. Ну и обида, конечно, перла. Я же реально с тобой быть хотел. Всегда. А ты мне: «Раз детей нет, пошел вон», – муж делает паузу, переводя дыхание, а затем продолжает. – Я тебя сейчас не виню, Наташ. У тебя свои мотивы были. Но конкретно в тот момент я как-то очень остро все воспринимал…
– Выходит, в тот вечер вы с этой Аленой переспали? – тихо интересуюсь я.
Несколько секунд Стас молчит, затравленно пялясь в одну точку, а затем наконец произносит:
– Да.
Всего одно крошечное слово. Две буквы, один слог. Но боже, какую же чудовищную боль оно способно причинить! Я чувствую себя так, будто меня расстреливаю в упор. Пули вонзаются мне под кожу, прорезают мясо и застревают в костях…
Мне хочется выть, кричать, драть на себе волосы! Но вместо этого я неподвижно сижу на стуле и заживо умираю.
– Если честно, я был такой пьяный, что наутро вообще ничего не помнил. До сегодняшнего дня я даже не был уверен, что мы с этой Аленой реально спали. Клянусь тебе, Наташ, я был в таком невменозе, что трахнул бы даже лошадь, раздвинь она перед мной копыта…
– Однако имя этой Алены ты все же запомнил.
– В первый раз – нет.
– В первый раз? – цепляюсь за фразу. – То есть вы виделись неоднократно?
– Да, – огорошивает Стас. – Через несколько месяцев она заявилась ко мне в офис и заявила, что беременна.
– А ты что?
– Я послал ее лесом, конечно. Говорю же, я реально не помнил, что мы спали.
Пока я горю в своем персональном аду, Стас шумно выпускает воздух через ноздри и продолжает рассказ:
– Через неделю она пришла вновь. Грозилась рассказать все тебе и разрушить наш брак.
– Но ты ее отговорил, – констатирую очевидное.
– Я тупо дал ей денег. В случае правды – на аборт, а случае лжи – просто, чтоб отвалила, – отвечает Стас. – И знаешь, она реально отвалила. У меня аж от сердца отлегло. Думал, инцидент исчерпан и можно спокойно жить дальше. Но, как видишь, не выгорело…
Какое-то время мы молчим. Я обдумываю услышанное, а Стас нервно комкает в руках салфетку.
– Забавно, – наконец выдыхаю я.
– Что забавно? – муж вскидывает на меня взгляд.
– Ты, в отличие от меня, все-таки стал родителем.
– Наташ… – видно, что мои слова причиняют ему почти физическую боль, – пожалуйста, не говори так…
– Почему ты не признался сразу? Зачем разыгрывал комедию, корча из себя оскорбленную невинность?!
Плотину моей выдержки наконец прорывает, и из груди вылетает рваный всхлип.
– Я до последнего не знал! До последнего не верил, что эта Алена залетела от меня! Да, я должен был признаться сразу, но у меня была надежда, что ее слова – просто тупой развод, понимаешь?! – Стас в отчаянии ударяет кулаком по столу. – Блин, Наташ, я так сильно тебя люблю! Я спасовал… Побоялся, что, заподозрив меня в измене, то уйдешь навсегда. А я больше всего на свете страшусь тебя потерять.
– Ты врешь! Ты все врешь! – слезы градом текут по щекам. – Если бы ты правда боялся меня потерять, то не лег бы в койку с первой встречной!
– Это было один раз! Одна долбаная ошибка! И я столько огреб из-за нее…
– Бедненький! Как мне тебя жаль! – выплевываю со злой иронией.
– Наташ…
– Ты просто предатель, Стас! Просто лживый предатель!
– Ты права, – сквозь зубы цедит он. – Я облажался. И ты имеешь право на меня злиться.
– Облажался?! Ты так это называешь?! У нас на кухне сидит твоя маленькая копия! По-моему, это несколько больше, чем просто облажался!
Взор соскальзывает на Аню, которая, расширив глаза-пуговки, глядит на нас со Стасом. Наши крики напугали ее, и она вот-вот расплачется.
– Ну-ну, тише, – я подскакиваю к ни в чем не повинному ребенку и беру ее на руки. – Все хорошо, Анечка, все хорошо.
Похлопываю девочку по спине, и она успокоено кладет голову мне на плечо.
Стас наблюдает за нами молча. Не произносит ни слова. Очевидно, он до сих пор в смятении. Статус отца свалился на него как снег на голову.
– Наташ, прости меня, – произносит он, когда я вновь опускаю Аню на пол и вручаю ей игрушку. – Ради всего святого, прости.
Смотрю на него, такого красивого и такого печального, и невольно представляю, как он спал с другой женщиной. Как целовал ее губы, касался ее тела, наполнял ее собой…. Я прокручиваю в голове эти ужасные фантазии, и внутри меня рвется что-то тонкое, но жизненно важное. Со скрежетом рвется, с кровью.
– Я не могу, – всхлипываю я и пулей срываюсь в коридор.
– Наташ, ты куда? – Стас несется следом.
– Мне… Мне нужно побыть одной, – реву я, пытаясь просунуть заплетающиеся ноги в ботинки.