Мы выбираем, нас выбирают.
Как это часто не совпадает…
Катя
Кровать скрипела. Луна светила в открытое окно деревенского дома, белые прозрачные занавески легонько колыхались на сквозняке.
Артем, нависнув надо мной на вытянутых руках, ритмично работал бедрами между моих разведённых и согнутых в коленях ног. Мы смотрели друг другу в глаза, я обхватила ладонями его локти.
Наши встречи по ночам стали для меня наваждением.
Чужой муж. Муж моей подруги. Мужчина, которого я люблю и от которого ношу ребенка. Это наше сознательное решение — потому что Наташа бесплодна. Конечно, непорядочно с моей стороны, но в любви каждый сам за себя. Неприятно, конечно, но за запретную любовь нужно платить.
Ее ритм ускорялся — Артем двигался все быстрее, уже запрокинув голову и приоткрыв рот, постанывая так сладко, что горячий поток предоргазма хлынул из глубины плоти и словно передался моему любимому. Он дернулся сильнее, втиснув толстый член в меня до упора, и содрогался от экстаза с каждым сокращением моих внутренних мышц.
— Катюха… — прошептал Артём мне на ухо, ложась рядом, — мы с Наташкой в город переезжаем через месяц.
— Будем видеться там, — улыбнулась я и провела по потному лбу любимого кончиками пальцев. — Рожать я все равно туда поеду. Да и лучше уехать из деревни, тут ведь сразу поймут, чей у меня сын, когда он родится. А там папина квартира как раз освободится — я уже предупредила квартирантов.
— Ну так это же круто, Катюха! — сжал меня в объятиях любимый. — А я уж и так, и сяк вертел, думал, как быть. Не хочу, чтоб сын далеко был, видеть его каждый день хочу. Получается, все удачно складывается!..
Артем зацеловал мое лицо, шею и грудь, со вздохом отстранился и сел на постели. Красивый, статный, с таким телом, что ослепнуть можно. Сильный, большой.
Не мой.
— …Ну, мне пора… — горько вздохнул он.
Провел теплой ладонью по моей ноге от колена к бедру, подмигнул довольно, натянул спортивные штаны и футболку, обулся и выпрыгнул в окно.
***
Артём
Наташа ждала меня, как и всегда. Сидела на постели и кусала ногти. Жене нелегко давалось спокойствие, когда я уходил «выполнять любовный долг» к ее подруге. Еще тяжелее удавалось делать вид перед ней, что ничего о нас не знает.
Вошел в комнату, сдернул с себя все и обхватил ее крепко руками, устроившись за спиной.
— Люблю тебя, моя девочка… — поцеловал в шею и скользнул по обнаженному плечу. — Хочу тебя, сладкая…
— Не могу больше так, Артем, — чувствовал, что вот-вот заплачет, — меня прямо разрывает от всего этого, как представляю, как ты там с ней… Гадина! Подруга называется!
Наташа все-таки заплакала, развернулась ко мне, обхватила шею и ткнулась в плечо мокрым носом. Моя любимая, единственная моя, радость, счастье мое… Мы сами это с нами натворили.
— Не плачь, Наташ, я реально только тебя хочу, а с Катей только здоровая физиология. Душой я только твой, ты же знаешь — никто мне не нужен. Люблю тебя одну…
— Я знаю, — жалобно захныкала, прильнула всем телом.
У меня крышу каждый раз срывало, когда она вот так прилипала, когда твердые соски через шелковую тонкую маечку прикасались к моей груди, когда живот к животу. Мы с ней уже несколько лет вместе, а я все реагирую на нее как в первый раз.
Нас тогда обоих унесло. Она на практику приехала на две недели в город наш Перевальск, в конторе в архиве бумажки перебирала. Невинная, но тело уже взрослое: бедра крутые, попа большая, грудь третьего размера торчком. А я самый молодой там был, хоть и старше ее на пять лет. Первую беременность ей заделал уже через два дня — пригласил в клуб, возбудил, совратил. Упоительно так было с девственницей. Неопытная, забавная, стеснительная как ни одна до нее. Наташа в общаге жила в отдельной комнатухе, никто не присматривал за ней. И мы все ночи до ее возвращения в колхоз трахались. Вспомню, как раком поставил, рассмотрел всю, потрогал и засадил первый раз, так член колом встает.
Думал, когда уехала, забуду ее, а не смог. Ломало без нее, бросил все и в деревню прикатил к фермеру на технику проситься. Принял. А я к бабке Наташкиной пришел на постой проситься — домов пустых не было, а мне и не надо. У Наташки родители, когда живы были, двухэтажный коттедж отгрохали.
Бабка сдала мне комнату. Так что не было проблем у нас с Наташкой, где встречаться. Только молода она еще была, и я тоже дурак, детей оба не хотели, аборт сделали. После первого все нормально было, а вот второй…
А бабка-то, оказалось, все знала и когда умирала, меня к себе позвала и клятву взяла, чтоб не бросал девчонку. Говорила, что я в ответе за нее, что видела она любовь нашу, не дура, век прожила, а потому молчала — чувствовала, что конец недалече, не хотела Наташку одну бросать, а когда любимый рядом — и по бабке переживать меньше будет.
А мне клятву легко дать было, я на самом деле Наташку больше жизни любил. Ради нее на что угодно был готов. Хоть Катьку трахать, хоть всю деревню прирезать.
— Ну все, все… — гладил жену по голове, — я в больничке уже договорился, денег отвалил, обменную карту тебе завели, ляжешь в коммерческий бокс, когда ее положат, и мальчишку на тебя запишут, а ей скажут, что помер малыш. А мы потом уедем сразу в Краснодар. Я работу всяко найду, а ты с сыном будешь.
— А если я его полюбить не смогу? — снова расплакалась жена.
— Он же наш с тобой, мы же сразу так решили. Ты настраиваться должна. Ну где бы я денег на суррогатную мать взял? Дешевле вышло забашлять врачам. И сын это мой, родной, значит, и твой тоже.
— Не ходи к ней больше, — вцепилась в меня бедная моя девочка.
Представлял, как жене больно от всего этого.
— Не могу. Пока пацана не заберем — не могу. Мы же все спланировали. Уедем в город, я квартиру сниму на время. Там уж до родов недолго будет, не буду ее трахать — отговорюсь, что ребенку навредить боюсь. Не плачь только, Наташ.
Если у тебя проблемы с одной бабой, зачем идти к другой?
От этого проблемы только увеличатся!
(Николай Петрович Воронин)
Проснулся от того, что Катя завозилась в моих руках. Поднял голову, взглянул на настенные часы — всего час проспал. Но чувствовал себя бодрым. Полным сил.
— Чего не спишь? — убрал волосы с лица развернувшейся ко мне Кати. — Через час только вставать.
— Мне после обеда на работу надо будет прийти. У меня отпуск и отгулы остались, так что сегодня схожу, деньги получу и отдыхать буду. Как раз за месяц вещи соберу для переезда. Ты мне с машиной поможешь?
— Конечно, Катюш, — улыбнулся, как-то по-новому ее лицо разглядывая.
Глаза большие, ресницы пушистые, носик прямой, скулы красивой формы и губы… Захотелось Катю поцеловать. Я себе в этом отказывать не захотел. Живот беременный в мой упирался, кожа к коже — так приятно, черт возьми. Я еще ближе Катю к себе подтянул и целовать начал. Вкусный поцелуй такой получился, затяжной, потому что прерываться не хотелось.
Трусы спущенные мешать стали, и я ногами задергал, чтобы их скинуть. Рубашку с Кати снял, поцелуями от шеи к груди спустился, ласкал обе, зацеловывая, и все животом к ее животу прижимался. Сын толкался, и я чувствовал это, чуть не задыхался от ощущений причастности. Будто сам беременный был. Зацеловал живот, ниже спустился. Ножки шире Катины развел и вылизал ее нежно, то и дело низ живота большого целуя.
Черт возьми, как же это странно и здорово одновременно. Я даже забыл, что не жена это передо мной, упивался стонами Катюши, лапал живот, вцеплялся в бедра, натягивал на свой язык мокрую дырочку и сам стонал и урчал от удовольствия.
Потом на колени сел, подушку из-под Катиной головы выдернул, под поясницу затолкал и бедра на себя подтянул, на член Катюшу насадил.
Я не трахал ее, а любил, осторожно, в собственных чувствах путаясь. Потом развернул ее спиной, на колени поставил, вошел сзади и живот подхватил, чтобы поддержать. И от кайфа крышу сносило. Лучше, чем за титьки подержаться.
Кончил, содрогаясь всем телом, контролируя себя, вжимаясь глубоко, но так, чтобы не навредить. Меня всего перетрясло от оргазма.
Катя выпрямилась, изгоняя меня из себя, повернулась. Глаза распахнутые, губы приоткрытые. Обняла за шею, и я ее обхватил, к себе прижал.
— Артем… — прошептала. — Как же мы дальше будем?
Я промолчал.
А что сказать мог?
Заберу сына. Все на места встанет. А пока…
Пока я буду наслаждаться, чтобы на всю оставшуюся жизнь хватило. Чтобы запомнить эти ощущения, как это охрененно приятно — беременную моим ребенком женщину ласкать.
Да, в этом все дело. Во мне отцовский инстинкт просыпается, вот и тянет к Кате как магнитом, вот и хочу ее, потому что даже секс с беременной и тот другой. Будто самоутверждающий, возвеличивающий до дрожи, животворящий.
На речку я все-таки сходил. Быстрым шагом, самым коротким путем. Скинул всю одежду и в трусах на глубину нырнул. Обожгло холодной водой, но кровь быстрее по венам побежала, и когда вынырнул, телу было уже тепло. Адреналин зашкаливал. Я выложился на максимум, будто гонку на скорость выиграть старался, наплавался до приятной усталости.
Вышел на берег, снял трусы, отжал и оделся. Пора было домой. Наташу на работу везти. Да и проверить, есть ли мне работа в деревне. Еще рано для сбора урожая, но мой личный парк спецтехники редко простаивал. Не ассенизаторская машина, так трактор, или погрузчик, или эвакуатор, или грузовик кому-то да нужны были. Я без дела редко сидел, порой соседа-пенсионера нанимал, когда сам разорваться не мог.
Сегодня среда, из сети гипермаркетов в городе просрочку надо ехать забирать. Я уже два года по договору с магазинами работал, половину деревенских домов обеспечивал кормежкой для кур, гусей да свиней. В первую очередь, конечно, Катюше возил, только ей стало тяжело разбирать тонну продуктов, так что я просил в магазинах в отдельные мешки овощи и фрукты скидывать, что еще не раскисли в гнилую кашу, и сам в сарай уносил их, чтобы Катя только доставала, сколько надо, да резала.
Черт, забыл батареи у нее прикрутить, надо будет по пути заехать. А окна закрывать пора, а то продует еще беременную.
Домой вошел, весь в мыслях о планах на день. Засоня моя жена еще спать должна была. Но нет. Стояла у окна в кухне, как я ночью.
Нехорошее предчувствие шевельнулось.
— Ты чего рано встала? — спросил и руки ей на плечи положил.
Она обычно свои ладошки сверху моих клала, а тут развернулась и такую пощечину мне влепила, что искры из глаз посыпались. Только они потухли, по второй половине лица прилетела следующая пощечина — тут уже чуть глаза из орбит не выкатились. Я в шоке отступил, за лицо схватился.
— Скотина! — зашипела Наташа, на меня наступая, и снова замахнулась. — Видела я, как ты «не так, как у нас» ее трахаешь! Вылизал всю, только что жопу не целовал! Мразь! Ненавижу!
От следующего удара я уберегся — перехватил руку за запястье, потом вторую. Зато коленом по яйцам получил так, что не только искры и глаза из орбит, а и весь воздух из легких вылетел. Как щука на берегу рот разевал, завывал от нестерпимой боли и за яйца обеими руками держался.
А Наташа как с цепи сорвалась. Лупила меня, за волосы таскала, под конец чем-то по голове шарахнула, так что в глазах потемнело и что-то горячее по лицу и волосам потекло. В ушах зазвенело, я на колени рухнул. Головой потряс. Что-то острое в кожу воткнулось — в ноги, в ладони, в голову.
Кухня перед глазами закружилась. Я зажмурился.
Наташа оставила меня в покое, только дверью так хлопнула, что с полки на стене рядом с косяком что-то упало и покатилось звонко.
Я не сразу в чувство пришел. Когда перед глазами кружить маленько перестало, понял, что жена мне на голове чайник электрический со стеклянной колбой разбила, осколки в голову вонзились, а на другие я коленями и руками сам рухнул. Кровь сочилась и смешивалась с водой, кожу щипало и яйца болели.