Дневник чародея-кулинара

Глава 1: 22.09.2022

Никогда не думал, что когда-нибудь буду вести дневник. Хотя правильнее, наверное, сказать — мемуары. Мне ведь придётся не только записывать происходящее, но и вспоминать… былое. Хм. Где я, а где мемуары?

Но так нужно. Важно понять, что со мной происходит. И может случиться так, что в итоге я удалю приложение с телефона и забуду об этой ерунде. А может, и нет. Пока не знаю.

Сколько себя помню, мама всегда говорила:

— Юрик, приготовь, пожалуйста, кашу (макароны, яичницу, суп, пирог…) — твоя стряпня им почему-то нравится больше. Сразу такие послушные становятся!

«Им» — это мелким. Ольке и Димке. Они двойняшки. Отец нас бросил, когда мне было девять, а брату с сестрой — по два года. С тех пор я и превратился в семейного кашевара и няньку по совместительству. Чуть что, только и слышу: «Юр, приготовь борщ», «Юрочка, своди Олю в поликлинику», «Юра, проверь у младших домашнее задание…»

Ну какое может быть домашнее задание, если я сам троечник галимый?

И так всё время: то готовлю, то с мелкими вожусь. Или школа ещё. Но в школе я обычно спал. Дома-то нормально не отдохнёшь. Летом ещё ладно: каждый день я ездил на электричке в Москву, мыл машины пафосным чудикам на Патриках. Так и на телефон нормальный заработал, и на шмот. Но главное, удавалось отдыхать в дороге. Часть денег, конечно, маме отдавал. Отец-то алименты не платит. Свалил в закат, и с тех пор ни разу не объявлялся.

… Перечитал написанное выше и понял, что, выходит так, будто я маму во всём обвиняю. Ну, что, отдыхать некогда. Но я не обвиняю. Она сама на двух работах пашет — сутками, в охране. Столбовск наш — совсем небольшой город, всего десять тысяч жителей. Зарплаты маленькие, но цены высокие, почти как в Москве.

И всё из-за туристов. Город-то старинный. В летописях упоминают о нём с двенадцатого века, но эти места были обитаемыми ещё раньше. У нас целая куча старинных церквей, монастыри и даже Кремль свой есть. Правда, разрушенный. Ещё катакомбы. Но я в них не бывал, только слышал, что они существуют.

Ну вот. Чтобы денег было побольше, мама устроилась сразу на две работы. Смены — сутки через трое. Так она сутки отработает, следующий день спит, а потом на вторую работу выходит.

Понятно, что дома или спит, или тупит. Натуральный зомби. У нас в городе многие люди верят во всякую чертовщину. Типа призраков и полтергейстов. Но я никаких призраков, кроме мамы, не видел.

Правда, в этом году она, наконец, устроилась в нормальное место — начальником охраны в администрацию города. Вроде стало полегче, но всё равно домой приходит только к восьми вечера, и выходных всего два.

Поэтому, когда она просила что-нибудь приготовить, да ещё хвалила, какой я молодец, я всегда считал, что она просто подлизывается. Потому что мне моя стряпня не нравилась.

Сам я свои кулинарные таланты всегда оценивал трезво. Да, я прекрасно видел, как ей тяжело. Поэтому помогал. Но и погулять хотелось. Из-за этого каша часто горела, а макароны разваривались. Ясное дело, что когда мама заявляла, что это вкусно, я только глаза закатывал к потолку.

Это в десять лет. Тогда у меня ещё были друзья. Потом «друзья» отвалились, и я уже никуда не спешил. Но готовить так и не полюбил. Сколько себя помню, варю борщ, а сам думаю:

«Чтобы вы все до отвала наелись и затихли наконец! Дайте мне хотя бы книжку спокойно почитать!»

Или ещё:

«Что же вам такого приготовить, чтобы вам это ужасно понравилось, но вы не съедали всю кастрюлю целиком, а растягивали надолго?»

Разные мысли, на самом деле, в голову лезли. Иногда и хорошие даже. Но вот сейчас думаю и понимаю: многое сбывалось. Просто я никогда ничего особенного не просил, поэтому и не обращал внимания на эти совпадения.

Один случай, правда, запомнился. Как-то раз Олька выпросила личный торт на день рождения. Чтобы в школу его отнести. Обычно-то я один на двоих делал, а тут она начала подлизываться:

— Ну братик, ну, пожалуйста!

Говорит, а сама ресницами хлопает. Кокетничает. Ей тогда девять лет было всего, а уже научилась откуда-то. Так смешно стало, что я согласился. Торты мне всегда интереснее было делать, чем обычную еду. Потому что сложно. Важно ведь не только ингредиенты правильно подобрать, смешать, испечь. Но и собрать, и украсить. Настоящий конструктор. Задача!

Поэтому я делал этот торт с большим удовольствием, да ещё и воображал, как мальчишки, которых Олька угощает, объясняются ей в любви.

Так и случилось в итоге. Ух она и визжала от восторга! Пять человек, сказала, один за другим подарили ей цветы и назвали красивой. Даже подрались из-за неё.

Но и этот случай не заставил меня обратить внимание на все эти совпадения. Только вчерашнее происшествие заставило задуматься.

После школы я поступил в профессиональный колледж, на кулинара. На большее моих оценок не хватило. Вообще-то, мне так осточертела готовка, что поначалу я собирался выучиться на какого-нибудь электрика или токаря. Поступить на повара меня уговорила мама. Сказала, что электриком заработки, конечно, хорошие, но перспектив никаких. Мол, всю жизнь будешь фазу искать, да с мужиками у подъезда бухать. А повар — всё-таки перспективная профессия.

Я подумал и согласился. Опять же, если поднапрячься, можно потом и вышку закончить.

Глава 2: 23.09.2022

Сегодня Бегичевская весь день не сводила с меня глаз. Первый раз я столкнулся с ней утром, у входа, когда она разговаривала с охранником. Увидев меня, она резко смолкла и посмотрела таким взглядом, как будто застукала на месте преступления. Я поздоровался и прошёл мимо.

Практики у нас в расписании не было, поэтому после первой пары мы с Трохой двинули в столовую. Два раза — по дороге туда и обратно — столкнулись с Матильдой. Она таращилась на меня широко открытыми немигающими глазами, из-за чего сильно смахивала на сову. От её жутковатого взгляда мне безумно хотелось чесаться, а ещё внутри возникала неприятная неловкость, поэтому я смущался и каждый раз автоматически произносил:

— Здравствуйте.

Когда мы пересеклись третий раз у кабинета английского, и я поздоровался снова, Троха сдавленно хрюкнул и беззвучно затрясся от смеха. Но внутри не выдержал и загоготал в голос. Мы сели за парту, и он прошептал, наклоняясь ближе:

— Ваши брачные игры — это что-то! В жизни такой ржаки не наблюдал!

— Какие ещё «игры»? — я чуть не поперхнулся. — Ты больной? Ей сороковник небось!

На сорок, Матильда, конечно, не выглядит. Это я от злости ляпнул. Троха готов пары напролёт говорить про девчонок и секс, а это иногда здорово раздражает. Чего о нём говорить? Им заниматься нужно. А если и говорить, то лишь с тем, с кем занимаешься.

— Это ты больной. Ей двадцать пять. Максимум. Она в прошлом году только институт закончила. Глаза разуй! Думаешь, чего Натаха к тебе вчера полезла обжиматься? Чтобы её подразнить! Все видят, один ты как Буратино!

Я, разумеется, не поверил. Не в то, что Бегичевской максимум двадцать пять, а в то, что она в меня влюбилась. Да, сейчас в интернете часто мелькают новости, где рассказывают о преподавательницах, которые крутят романы со своими учениками. Но те выглядят совсем по-другому — они более улыбчивые, кокетливые. И одеты, даже если и строго, то всё равно… с намёком. А Матильда наша выглядит как женщина-воин — джинсы широченные и свитер закрытый, тоже оверсайз. От этого и кажется иногда толстой, хотя судя по шее, наоборот, очень накачанная. Посмотришь, и создаётся впечатление, что она рыцарь, по самую макушку закованный в броню.

Последней парой сегодня у нас была «Физиология питания», как раз с Бегичевской. Всё занятие она злобно зыркала в мою сторону, а когда зазвенел звонок, произнесла:

— Все могут идти. А тебя, Хлебников, я попрошу остаться.

Народ стал расходиться. Девчонки, посмеиваясь, двинулись к выходу. Троха с серьёзным лицом похлопал меня по плечу, вроде как ободряюще, но по глазам было видно: стебётся. Когда класс опустел, и дверь закрылась, Матильда заговорила.

— Надеюсь, ты понимаешь, Хлебников, что, когда будут готовы анализы, я не стану тебя покрывать? Если в крови обнаружат что-то запрещённое?

— Понимаю. — мне вспомнилось её вчерашнее лицо с отпечатавшимся на щеке канцелярским «ёжиком», и я впервые посмотрел Бегичевской в глаза совершенно спокойно, без смущения. — Вам и не придётся.

— Да ну? — она недоверчиво прищурилась. — Не хочешь же ты сказать, что мы заснули, потому что… устали? У тебя был доступ к еде. У тебя, и у меня. Я точно ни при чём. Значит, это ты.

— Вообще-то, доступ к еде был у всех, — я поднялся из-за парты, вальяжной походкой вышел в начало аудитории и оседлал первый стол в ряду. — Чтобы что-то подсыпать, не нужно добавлять это в готовую еду, Матильда Феликсовна. Можно смешать порошок с картошкой, капустой… Томатной пастой, наконец.

Она подвисла. Похоже, такая простая мысль, не приходила ей в голову. Я почувствовал удовлетворение и, повинуясь безотчётному импульсу, брякнул:

— Да вы не переживайте, Матильда Феликсовна. Никто ничего не найдёт. Не было никаких колёс.

Зря я это сказал. Она тут же вцепилась в мои слова, как овчарка:

— Не было, говоришь, колёс? А что было?

Я чуть не плюнул от досады на самого себя: вот же болван! Лицо заполыхало, и Бегичевская, сообразив, что я что-то скрываю, подалась в мою сторону всем телом. Нужно было как-то выкручиваться. Враль я паршивый. Единственное, что меня спасает в таких ситуациях — это умение говорить правду так, что она звучит, как издёвка. Поэтому я заулыбался самой кретинской своей улыбочкой и хихикнул:

— Колдовство, что же ещё? — увидел, как у Матильды расширяются глаза, запоздало вспомнил, в каком городе мы живём, мысленно чертыхнулся и принялся торопливо исправлять ситуацию. — Надоело, что вы ко мне постоянно цепляетесь, вот и подумал: Авада кадавра — засни, Бегичевская! Вы и заснули. И вместе с вами почему-то вся группа.

— Цепляюсь? — как я и рассчитывал, из всего моего флуда Бегичевская услышала лишь это. — Я? К тебе? Хлебников, ты ничего не попутал?

— Не. Троха даже считает, вы в меня влюбились. — меня несло, как первача на самокате. Я запоздало сообразил, что зря упомянул Троху, и попытался переформулировать. — Да вы не переживайте, Матильда Феликсовна. Вся группа так считает. Задолбали уже, честное слово.

— Вс-ся? Груп-па? — она вся покрылась малиновым румянцем и стала слегка заикаться. — Влюбилась? Я?

— Ага, — терять мне уже было нечего, и я лыбился, как полный идиот. — Вот долбанутые, да?

Глава 3. Аркадий Пересохин

Каждый день Аркадия Семёновича Пересохина начинался одинаково. Он поднимался по будильнику, много лет назад поставленному на шесть утра, делал зарядку под бодрый речитатив Высоцкого, принимал контрастный душ и принимался за дела.

Пока кофеварка варила кофе, а тостер жарил хлеб, Аркадий Семёнович заходил в мессенджер и просматривал чат Столбовска. Ничего интересного там не публиковали — обычную для таких маленьких поселений чепуху.

«Продаётся рассада клубники „Азия” по 5 рублей и „Кабрилло” по 10». «Продам комплект зимней резины на „Солярис” 185 65 р15 цена 18 тысяч». «Продам козликов на племя, цена договорная».

Иногда интересовались ценами и услугами. Возмущались, что кто-то снова привёз и оставил на дороге собаку. Поздравляли с праздниками и провожали в последний путь.

По старой редакторской привычке Аркадий Семёнович не брезговал никакой информацией. Ведь все эти будничные заботы людей говорили ему о том, что в Столбовске всё спокойно.

Его это даже немного возмущало. Казалось, люди сговорились против него и в чате намеренно показывают свой материализм, хотя чего только от них не услышишь в личном общении!

Послушаешь, так Столбовск — просто рассадник нечисти. Чуть ли не у каждого второго в доме полтергейст или призрак. Как минимум — знакомая ведьма. Напридумывают же!

— Вы, Аркадий Семёнович, — сказала ему как-то бизнесменша Таисия Будяева, — Так упёрлись в свой скептицизм, что, даже если какой-нибудь призрак явится к вам лично и устроит бедлам, всё равно не услышите и не увидите его. Вот они к вам и не лезут. Вы же как в коконе защитном! Чего зря энергию тратить?

— Чушь! — отрезал он тогда, не подав виду, что уязвлён. — Если бы ваш барабашка существовал на самом деле, мой скептичный настрой не помешал бы ему проявиться!

Будяева — сочная дородная женщина шестидесяти лет — арендовала домик напротив, обустроив в нём филиал «Российского паранормального общества». Она помогала горожанам, обращавшимся за помощью, от назойливых «игривых духов». Делала это совершенно бесплатно, выделяя часть денег от своих барышей, которые имела на торговле свининой и ресторане. Потому обвинить её в шаромыжничестве Пересохин не мог. В штате у неё состояло трое охотников за нечистью, которым она платила весьма приличные по местным меркам деньги. Особенно если учесть, что «выезды» у них случались не очень часто, и постоянно на рабочем месте находилась лишь секретарша.

Такое соседство тяготило Аркадия Семёновича, хотя клиенты Будяевой и не доставляли ему особых хлопот. Но всякий раз, глянув на вывеску расположенного напротив дома, он ощущал неприятный холодок в сердце. Проклятое паранормальное общество не позволяло забыть, чем зарабатывает он сам.

Пять лет назад, выйдя на пенсию с некрасивым скандалом, Аркадий Семёнович продал свою квартиру в Москве и переехал в Столбовск. Человеком он был одиноким, не обременённым женой и детьми, поэтому счёл, что имеет право на небольшой финансовый риск. На оставшиеся от покупки дома деньги приобрёл оборудование, необходимое для выпуска небольшой провинциальной газеты, и принялся оформлять документы.

На этом дело замедлилось. Ему стали объяснять, что город слишком мал и издавать обычное новостное издание нет никакого резона. Хватит выходящей в Старо-Лукинске районной газеты и онлайн-чата. А вот что действительно нужно жителям, так это обозреватель, в котором будут публиковаться местные происшествия сверхъестественного толка.

Услышав такое от мэра, Аркадий Семёнович оторопел и решил, что над ним подшучивают. Поэтому совету не внял и сделал всё по-своему. Но за год работы «Вестника Столбовска», ему так и не удалось выйти в ноль. На складе у него валялось не меньше тонны старых выпусков, которыми он теперь растапливал баню.

В итоге он всё-таки последовал рекомендации и переориентировал газету на иной формат новостей. Название сохранил старое.

С тех пор прошло два года. Постепенно Пересохин вышел на весьма приличный для десятитысячного городка тираж — тысяча экземпляров каждую неделю. Кроме паранормальных новостей, публиковал платные объявления и творчество местных поэтов.

Стихи были слабыми. Но клуб «Скрижаль» платил за их печать неплохие деньги, поэтому Аркадий Семёнович закрывал глаза на эту откровенно графоманию. Он до сих пор ещё не рассчитался с долгами, в которые влез из-за своего упрямства. К тому же кредиторы вдруг осознали, что человек он пожилой, не ровён час умрёт, и надоедали постоянными звонками, требуя рассчитаться как можно быстрее.

Но умирать Пересохин не собирался. Допив кофе и изучив чат, он седлал велосипед и объезжал город, чтобы пообщаться со своими внештатными корреспондентами. Да, при нынешней вездесущей связи особой нужды в этом не было. Но ему нравилось ощущать ерошащий волосы ветерок и глазеть на старые деревянные усадьбы, расположенные в центральной части города. И пусть велосипед постоянно подпрыгивал на брусчатке, а сидушка чувствительно впивалась в зад, но это не мешало Пересохину наслаждаться прогулкой. В свои шестьдесят четыре года, он, слава богу, сумел осознать основополагающий жизненный принцип: чтобы быть счастливым, нужно уметь выбирать первостепенное.

Сегодня был вторник. Поэтому, прежде чем совершить моцион, Аркадий Семёнович дождался разносчиков и раздал свежие газеты. Из-за ограниченности средств ему приходилось экономить на штате и взять на себя львиную долю обязанностей. После этого надел кожаную куртку и перчатки, перекинул через плечо почтальонскую сумку и поехал развозить свою часть номеров.