Я знала его с самого детства. Мы жили в одном из многочисленных небоскрёбов Нью-Йорка, в маленькой квартирке. Не хочу приуменьшать важность нашей жилплощади, но скажу честно, развернуться там было негде. Даже мне, буду ребёнком девяти лет от роду, не было места для моих игр; приходилось ютиться и уживаться в двух комнатах, одна из которой была гостиная.
Он был нашим соседом, ну как Он, Он и его "прекрасная" жена, разбившая нашу жизнь на мелкие осколки. Наша семья была мигрантами из Франции, маме приходилось работать в баре, там она и встретила Генри, который оплачивал наше жилье и был моим папой по выходным. Насколько я знала, Генри был занятым человеком, имел высокую должность в одной из адвокатских контор Большого Яблока, поэтому он приезжал к нам только на уик-энд. Мама его безгранично любила и была преданна ему, на мои неодобрительные возгласы всегда шикала и говорила: "Бель, мы должны ценить и уважать Генри, без него мы бы здесь пропали". В силу своего возраста я не понимала, как можно пропасть имея жилье, работу и школу. Ну, наверное, детский мозг отказывался принимать отрицательную информацию.
Вернемся к Нему... Каждое воскресенье мама отводила меня в их квартиру под номером 21В, чтобы они следили за мной, пока мама была на работе до поздна. Он был художником с шикарной галереей прямо напротив Центрального парка. Перспективный и везучий - так мама его описывала. Жена же, была серой мышкой, занимавшей должность офисного планктона. Выглядела она из ряда вон отвратительно: блеклые блондинистые волосы, низкий рост, тощая и с круглым лицом. Единственное в ней было прекрасно - глаза цвета морской глубины, смотря в них в детстве, я представляла океан с миллионом различных рыбок и кораллов. Наверное, за глаза он её и полюбил. Не мог художник выбрать своей музой такого не привлекательного человека. Тем не менее их брак длился уже 8 лет, детей они не имели, ну или не хотели иметь. Видимо у этой мышки не было времени оторвать жопу от компьютера, чтобы заняться воспитанием ребёнка.
Отмечу, что они оба по-доброму относились ко мне. На какой-то миг я даже полюбила её, по-детски, по-настоящему. Соседка была добра ко мне, учила печь пироги, помогала с домашней работой и даже ходила со мной на прогулки в парк. Но даже её доброта не помешала мне, спустя много лет, отравить ей жизнь и поступить с ней даже хуже, чем она с нами.
Маленькая ручонка дёргает меня за подол платья. Отвожу взгляд от двери под номером 21В и замечаю, что Аннабель прибежала за мной, хоть я и просила посидеть её в квартире.
- Ma chérie*, я же просила тебя не ходить за мной!
- Мама, но я не хочу сидеть одна. - надув губки проворковала моя дочь.
Хоть ей уже и 9 лет, я до сих пор не могу привыкнуть к этому слову - дочь. Когда я забеременела мне было всего 16 лет, ох, этот ребёнок был однозначно плодом большой и прекрасной любви. Хавьер носил меня на руках узнав, что во мне живёт новая жизнь. Мы были счастливы ровно до тех пор, пока его великовозрастная мамаша не упрятала его себе под юбку и не запретила общаться с родной дочерью. Я в мгновение ока стала матерью-одиночкой. На нищенскую зарплату родителей мы бы не смогли протянуть и пол года, поэтому пришлось срочно уезжать в штаты, чтобы хоть как-то существовать.
- Милая, от 5 минут в одиночестве с тобой ничего бы не случилось. - я потрепала её по головке. - Мне нужно договориться с нашими соседями о возможности присмотра за тобой.
- Но я не хочу быть без тебя! Ты меня бросишь! - заплакав убежала она.
Я подняла руку и уже была готова постучать, как резко дверь отворилась и на встречу мне вышел молодой человек.
Мне показалось, что мы одного возраста. Его величественная поза лишь придавала ему очарования. Точеный нос сразу бросился мне в глаза. Каждая девчушка мечтает иметь такой узкий нос. Его скулы напоминали мне о родине, есть в нем французский шарм, надо бы узнать не из Франции ли он. Когда мой взгляд переместился на его глаза я поняла, что тону. Зелёные, как свежая трава после дождя, они излучали неиссякаемое тепло, жадно осматривая каждый сантиметр моего тела. Я рефлекторно скрестила руки на груди, пытая прикрыться, чувствуя себя обнажённой под его взглядом.
- Здравствуйте, мисс. Вы что-то хотели? - спросил он. Голос его был как музыка с лёгкими нотками хрипотцы. Он растягивал гласные, как будто пробовал на вкус вино, купленное в новом алкомаркете за углом.
- Bonjour*, меня зовут Моник. Я ваша соседка из 21А. - я протянула ему руку надеясь на рукопожатие, но он её поцеловал.
- Приятно познакомиться, я Эрик. Не стойте на пороге - проходите, угощу вас кофе.
- Спасибо, но я очень тороплюсь. - я почти запнулась, пытаясь сохранить спокойствие в голосе. - Мне не легко об этом просить, особенно в свете того, что мы не знакомы. Но не могли бы вы присмотреть за моей дочерью? Меня вызвали на работу и я не могу пропустить рабочий день.
- Конечно, конечно. Не переживайте, мы с женой с удовольствием проведём время с вашей девочкой. Кстати, где она? - он заглянул мне за спину.
- Она в квартире. Понимаете, она ещё иногда путает французские слова с английскими, поэтому прошу отнестись с пониманием. Я буду дома ровно в 5 и сразу же заберу её.
- Повторю ещё раз - не переживайте! Мы только рады помочь! - с радостью в голосе сказал он.
- Тогда я приведу её через 5 минут. Огромное вам спасибо!
Быстро развернувшись на каблуках, стараясь сохранить равновесие, я шаткой походкой зашагала в нашу квартиру. Даже зайдя домой и закрыв дверь я все ещё ощущала его взгляд на своей спине. Я ему однозначно понравилась, но для меня это ничего не значит, тем не менее, это можно использовать в своих целях. С этими мыслями я быстро начала собирать Бель.
________________________________________
*Ma chérie - моя милая (фр.)
**Bonjour - здравствуйте (фр.)
Мамы нет уже три часа и двадцать восемь минут, да-да, в её отсутствии я подсчитываю время, как на французском, так и на английском. Квартира наших соседей мне определённо нравится, судя по обстановке они богаты. На полу вместо линолеума (как в нашей квартирке) - красивый светлый паркет, уверена, по нему очень приятно ходить босиком; стены выкрашены в светло-серый оттенок, что делает помещение ещё больше и светлее, на каждой стене фото семьи и картины, написанные мистером Уилсоном; с потолка нежным каскадом ниспадает люстра. Мебель идеально вписывается в обстановку - светлая, мягкая, дорогая. В других комнатах я ещё не была, постеснялась быть навязчивой.
Мне отчаянно хотелось им понравиться, чтобы у нас были друзья в Америке. В школе со мной не дружат, считают бедной беженкой, хоть и выгляжу я не хуже других, за это спасибо Генри, который покупает мне наряды. Несмотря на одежду и внешнее благосостояние я отталкиваю ровесниц, мешает и языковой барьер, и моё происхождение. Маминых друзей я тоже никогда не видела, но она постоянно твердит, что на работе у неё они есть, просто приглашать в гости ей не хочется. Как можно не хотеть приглашать друзей? А как же совместный просмотр телевизора или, к примеру, поедание сэндвичей за болтовней. Эти вопросы бурлят в моей маленькой головке.
Меллиса, жена мистера Уилсона, очень мила. Через час после моего прихода мы замесили тесто и приготовили начинку для тарт татена, моего любимого пирога. Она рассказала, что работает в агентстве и помогает людям найди достойного адвоката, и сопровождает их сделки. В свободное время любит увлекаться чтением и поэтому ходит в местный книжный клуб и планирует пригласить мою мать.
Голос Меллисы вырвал меня из раздумий:
- Аннабель, расскажи о том, где ты жила прежде?
- О, миссис, мы жили в маленьком пригороде, недалеко от Парижа, в доме la grand-mère*. Они очень добрые люди, но к сожалению, так стары, что мало работают. - отчеканила я.
- Кажется, я немного не поняла, - покраснела она, - в чьём доме вы жили?
- Бабушки и дедушки, я же вам сказала.
- Милая, ты сказала это на французском. В прочем, твоя мама упоминала об этом аспекте. - вмешался в разговор Эрик.
Он поднял глаза от мольберта и с интересом разглядывал меня.
- Бель, ты не будешь против, если я тебя нарисую? Сможешь потом отправить портрет бабушке и дедушке!
- Конечно, мистер. Спасибо! - захлопав в ладоши сказала я.
- Никаких мистеров, называй меня Эрик. А теперь сиди где сидишь и не двигайся! - взяв в руки кисть он начал легко ей порхать над холстом.
Когда работа была окончена он разрешил подойти и посмотреть на результат. С полотна на меня смотрела одновременно знакомая, но в то же время чужая девочка. Он явно приукрасил меня, я не была столь красива, как он написал. Да, у меня были волосы цвета вороного крыла, они мягко вились и падали мне на талию, но то, как он их изобразил смогло поразить бы любого. Моё лицо он писал с особой нежностью, это видно по мазкам аккуратно наложенными друг на друга. Он подчеркнул юность моего личика, нежную оливковую кожу и румяность щёк, совсем взрослую пухлость губ, их изгиб в форме сердечка. Разрез глаз ему удался с особым успехом: детский распахнутый взгляд в обрамлении пышных тёмных ресниц, цвет глаз голубой с лёгкой золотистой искринкой около зрачка, похожий на нерастаявшие крупинки льда, вырывались из общего цвета. Определено, он ставил акцент на её глаза и то, как не естественно они смотрелись в её внешности. Одна девочка в школе даже упрекнула её в использовании линз, но, увы, я ещё не знала такого слова, поэтому подумала, что она говорит про тушь, её то у мамы я видела.
Я любовалась этим произведением искусства, была заворожена на столько, что не заметила, как Меллиса обняла меня за плечи.
- Тебе нравится? Эрик профессиональный художник и имеет свою галерею, в следующее воскресенье мы вместе сходим туда. - а затем немного смутившись добавила. - Если ты этого хочешь.
- Миссис, мне очень-очень понравилось и я с удовольствием схожу, если мама разрешит.
- Аннабель, не называй меня миссис! Я просто Мелисса. - с улыбкой сказала она.
- Мелисса. - я смаковала это необычное для меня имя.
- Кажется, пирог готов. Все к столу!
Никогда прежде я не ела в дружественно настроенном кругу. В дома ба и деда мы ели под аккомпанемент дикого ора телевизора и пьяных речей деда. Он не работал уже больше года, поэтому нас тянула ба и мама. Маме приходилось пропадать на работе в две смены, чтобы обеспечить мне приличное детство, какое возможно в этом месте. Отец нам не помогал, да и мама про него редко говорила. На вопросы «А где твой папа?» я всегда отвечала, что он уехал в Париж и открыл свое кафе, поэтому редко бывает дома. Это была чистая и наглая ложь, отец жил через 4 квартала от нас и всегда отворачивал голову при виде меня или мамы.
Мы поедали пирог, запивали его облепиховым чаем, и разговоры велись непринуждённые. Супруги расспрашивали меня о школе, в которой я прежде училась, о друзьях, хобби, любимых книгах и телепередачах. Не заикнулись даже о том, где мой папа и это меня поразило. До чего ж тактичные люди. После обеда мы почитали книгу, которую Меллиса любила с детства - «Очень голодная гусеница». Время пролетало незаметно, Эрик не отрывался от рисунков, готовясь к новой выставке, в надежде продать как можно больше картин.
Время перевалило за шесть, а мамы все не было. Я переживала, не забыла ли она обо мне? Может, грешным делом подумалось мне, она оставила меня на попечение соседей и улетела во Францию? Нет, этого не могло быть. Она обязательно придёт и мы поедим мак-энд-чиз на ужин, посмотрим «Спроси у сториботов», прочитаем «Спокойной ночи, луна», и обнявшись ляжем спать, мечтая вернуться домой с огромной суммой денег. Раздался дверной звонок и Меллиса подошла к двери. Раздался знакомый голос:
- Добрый вечер, миссис Уилсон. Pardon* за опоздание. Меня задержал босс. Как вела себя моя малышка?
В течении следующих шести месяцев я стабильно каждое воскресенье приходила к семье Уилсонов. До одного злополучного дня, который положил начало моей кровавой мести.
На улице стояла прекрасная весенняя погода. Деревья выпускали свои почки на встречу тёплым лучам Нью-Йорского солнца. Домохозяйки выходили из своих нор, чтобы облагородить убранство своего сада. На улицах пахло цветущей магнолией, из местных пекарен разносился пробуждающий аппетит запах. Из всех местных кафе владельцы выносили столы и стулья на летние веранды.
Тем тёплым днем я возвращалась из школы, съедаемая мыслями о выходных. В субботу, ровно в девять утра, к нам придёт Генри. Мы, как приличная семья, отзавтракаем вместе и разойдемся каждый по своим делам – я в школу, мама и он уйдут на утренний променад. Подойдя к дому, я заметила, как воздух буквально вибрировал каждой своей частицей, из парадной раздавался громкий вопль знакомого голоса. Быстро поднявшись по ступеням, я услышала обрывки диалога, явно не предназначавшихся для детских ушей:
- Как тебе не стыдно? Ты же мать! А у него есть семья! – верещала Меллиса.
- Меллиса, успокойся. Это не то о чем ты думаешь! Генри мой молодой человек, мы живём вместе. – отвечала моя мать.
- Молодой человек? Ты смеёшься что ли? У него есть жена и два прекрасных ребёнка! – не сбавляя оборотов кричала миссис Уилсон. – А ты, чванливая разлучница второго сорта! Чему ты научишь своего ребёнка?
- О чем ты толкуешь, невостребованная матка? – перешла на оскорбления мама. – Он мой и никакой семьи, кроме нашей, у него нет! Tu joues avec mes nerfs, merde*!
Я взбегаю по лестнице и вцепляюсь в холодную мамину руку:
- Mère, s’il te plaît calme-toi**. Пойдём домой! – умоляю я.
- Милая, зайди в квартиру и не слушай споры взрослых. – обрывает меня она.
- От чего же, пусть послушает на что способна её мать. – встревает Меллиса. – Ей нужно вынести урок : не быть такой, как её дрянная мамаша. А тебе, - тыкает она в Генри, - я хочу сказать одно! Сегодня же, я позвоню твоей жене и расскажу, что ты за тварь!
С этими словами на устах она закрывает дверь в квартиру, которая была пристанищем радости и спокойствия для меня в последние несколько месяцев.
Я не помню, что происходило в последующие дни. В воспоминаниях смутно проскальзывают наши скоротечные сборы, мамины слезы, прощальные слова Генри и полный ненависти взгляд соседки. Пока мы выносили наши скромные чемоданы, нам вызвался помочь Эрик. Он отвёз нас в аэропорт и отнёс наши чемоданы до паспортного контроля. На последок он подарил мне копию того самого портрета, что писал в первый день нашего знакомства. Я со слезами на глазах обещала его сохранить и обязательно привезти при следующем визите в Штаты. Он же, в свою очередь, обещал, что если станет известным, то выплатит нам часть процентов с продаж моего портрета. Но, как вы поняли, этого не случилось. И все годы во Франции мы перебивались как могли. В надежде, что однажды совесть его проснется и он оплатит свой долг.
_________________________________________
*Tu joues avec mes nerfs, merde - ты играешь с моими чертовыми нервами (фр.)
**Mère, s'il te plaît calme-toi - мама, прошу тебя, успокойся (фр.)
В один из дней я возвращалась из старой школы. В нашем пригороде была одна единственная школа на сто детей. Учителям было все равно на нас, на наши знания и оценки. Я всегда выделялась из общей массы - не только своей красотой (по меркам Франции), но и умом. Уже во втором классе я начала изучать новые языки, по мимо родного и английского я бегло знала итальянский и китайский. Это отталкивало большинство сверстников, которые считали меня ботанкой. На переменах со мной отказывались играть, не делились едой в столовой и часто писали оскорбления в школьных туалетах. Но я благодарна этим девочкам, как бы смешно это не звучало, стала сильнее и упорнее. Всем своим видом старалась показать, что меня не задевают бесконечные придирки и ущемления.
Одна ситуация запомнилась мне на всю жизнь: самой популярной девочке купили модный, на то время, пенал в форме гусеницы. У него была приятная бархатистая зелёная ткань, весёлые чёрные глазки-бусинки и длинные рожки, которые можно было растягивать, как пружинку. Этой девочке тогда все завидовали и хотели с ней дружить, лишь бы прикоснуться к нежнейшей ткани. Мы тогда не могли себе позволить тратить лишние деньги и мне приходилось восхищаться и в тайне мечтать о таком же пенале. В своём тайном дневнике я рисовала его; перед сном представляла, как было бы круто складывать в него всю канцелярию и играть, как мягкой игрушкой. Через пару дней Вайолет, так звали эту девочку, нашла повод вновь зацепить меня за больное - начала дразнить, что я не нужна никому, даже своему папе и мы неудачники, раз убежали из штатов. Её горькие слова поразили моё маленькое сердечко и тогда я решила сделать страшную вещь. Пока все ушли из класса на перемену, я пробралась к её парте и стащила пенал-гусеницу. Засунув его под кофту я ликовала. Мой план удался! Гусеница теперь моя! Но как же мне незаметно носить его весь день? Куда мне его убрать, ведь никто не должен знать, что я его своровала? Тогда я решила сказаться больной и отправиться к медсестре. После не долгого осмотра меня наконец отпустили домой, но в сопровождении учителя. Все ещё пряча гусеницу под кофтой и крепко прижимая его я сидела в приёмной директора и ждала учителя. Дорога до дома была недолгой и я бы сама смогла дойти, но правилами школы это воспрещалось. Поэтому мне пришлось ждать пока мисс Роуз освободится и отведет меня.
Дойдя до нашего дома учительница настаивала, чтобы остаться дожидаться мою маму, но я её отговорила ссылаясь на то, что ба дома и спит, поэтому не слышит дверного звонка. Это была моя третья ложь и я вошла во вкус, мне нравилось обманывать в корыстных целях. Зайдя домой, первым делом, спрятала Беста (так я назвала гусеницу) под кровать, завтра скажу маме, что мне его подарила новая подруга, а пока пришла пора строить дальнейшие планы, как влиться в местное общество.
Мама начала задавать вопросы уже на следующий день, мол откуда у меня такой пенал? Что за подруга его мне подарила? Я городила ложь на лжи, лишь бы выкрутиться. Мне казалось, что мать поверила мне, поэтому я продолжала вести себя как ни в чем не бывало: ходила в школу, делала домашнее задание, а по вечерам общалась с Бестом, рассказывая события дня. Я делилась с ним абсолютно всем, он был моим личным дневником только без записей, и иногда давал мне дельные советы. Вы подумаете, что я сошла с ума, но нет, я хочу вас разуверить, он действительно мне отвечал. Он стал моим лучшим другом. Он стал тем, кто первый узнал, как я хочу отомстить мистеру Уилсону.
Я составила план уже в 12 лет. Зная, что к восемнадцати годам я буду выглядеть потрясающе, ведь я приложу к этому все усилия, я без труда смогу увести Его из семьи и отомстить Его жене. Эта серая мышь ещё пожалеет о том, что сделала.
Ближе к моим восемнадцати годам мама заболела. Болезнь сжирала её с каждым днем все больше и больше, от прежней Моник остались, пожалуй, только нежные глаза. Чем ближе наступала пора химиотерапии, тем больше она вспоминала об утраченной любви с Генри и шансом на счастливую жизнь. Каждый её вечер проходил в слезах за написанием писем, которые через месяц возвращались обратно во Францию, так как адрес был не действителен. Моник вспоминала их вечера по субботам и воскресеньям, когда они устраивали вечер при свечах, а меня выгоняли в спальню, чтобы я не мешала взрослым делам. Я часто слышала мамин озорной смех и бас Генри, который, несомненно, веселил её историями из своей практики. Мама так же горевала о том, как сложилась наша дальнейшая жизнь: на попечительстве у ба и деда мы жили около трех лет, пока она не нашла достойную работу; они же оплачивали расходы на обучение в школе и позже в университете, ведь мама к тому времени уже была больна. Изо дня в день дед не упускал возможности тянуть мать носом за жизнь в Штатах. Это огорчало и её, и меня в равной степени.
На мой выпускной в университете мама не смогла прийти – была уже лежачим пациентом в местной больнице, её рак активно прогрессировал. По прогнозам врачей ей оставалось жить совсем не долго. Рано уйдя с праздника я поспешила проведать её и показать фотографии и диплом. Зайдя в палату интенсивной терапии я едва не упустила её из виду: она так исхудала, что почти сливалась с матрасом на кровати, её выдавало лишь лёгкое движение простыни на груди. Подойдя ближе, заметила, что она стала ещё бледнее, взгляд был затуманен и метался по палате в поисках единственной цели – меня. Нежно взяв её за руку, я присела на край койки и спокойным тоном начала наш каждодневный диалог:
- Bonjour, ma chère*! Сегодня у меня был выпускной, сейчас покажу фотографии. – потянулась за телефоном, но мамина рука перехватила меня.
- Аннабель, моя милая, Аннабель. Оставь фотографии на потом. Сейчас ты должна выслушать меня. – безжизненным голосом сказала Моник.
- Я слушаю тебя мама.
- Как ты знаешь, я до сих пор скорблю по нашей любви с Генри. – она запнулась и набрала в лёгкие побольше воздуха. – Я не могу просить тебя о большем, но надеюсь ты сможешь исполнить мою последнюю волю.
На этих словах веки её закрылись. На миг, всего один чёртов миг, я подумала, что потеряла её. Но тут мама снова заговорила:
- Прошу тебя, отправляйся в Америку, найди Генри и передай, что я его очень жду. Он нужен мне сейчас, я умру со дня на день, я хочу попрощаться с ним.
- Мама, ты уверена в этом? Зачем ворошить прошлое? Да и как я его найду в таком большом городе?
- Найди наших бывших соседей. – на этих словах она недовольно сморщила носик. – Мелисса должна знать где он, раз они работали вместе. Je t'en prie**, это последний шанс увидеть его.
- Обещаю, я найду его и передам твои слова. Только, пожалуйста, дождись моего возвращения. Обещай мне! – я ударилась в истерику.
Для меня смериться со смертью матери было равносильно своей смерти. Она единственный человек, который всегда был рядом и поддерживал меня. Мама дала мне не только жизнь, но и шанс испытать счастье от того, какая у меня прекрасная мама.
- Милая, обещаю. Только поторопись, я не могу ждать вечно. А сейчас, давай посмотрим фотографии! Ты же знаешь, какая ты красивая, моя родная девочка?
Этой же ночью она скончалась. Не дождалась встречи с любовью своей жизни, не увидела, как я полюблю кого-то, выйду замуж и рожу ей внуков. Мама этого просто на просто не дождалась. Моя жизнь вновь сломалась на две части: на до и после, и после, увы, для меня выглядит не таким радужным, как в присутствии матери. Тогда я в очередной раз поклялась, что выполню её просьбу, хоть она этого уже не узнает. Я найду и Генри, и Мелиссу с Эриком, и каждому докажу, что меня ничего не сможет сломить.
Через три дня после похорон я во всю готовилась к поездке: заказала билеты и забронировала отель. Съездила на шопинг в Париж, мне были нужны новые потрясающие вещи, способные показать, что моя жизнь удалась. За день до вылета я собрала чемоданы и сложила все памятные вещи с собой, прихватила даже пару маминых блузок, чтобы вдыхать её аромат и ощущать её присутствие. А ещё я составила план, которого обязательно буду придерживаться. Придумала, как буду втираться в доверие к семье Уилсонов, как заполучу Эрика в свои крепкие тиски, и как будет корчиться от душевных мук Меллиса осознавая, что девочка, за которой они присматривали, увела её мужа.
В последний раз окинув взглядом свою комнату я спустилась вниз попрощаться с ба и дедом. Они не сильно горевала по поводу моего отъезда, даже выделили крупную сумму на первое время в Штатах. Сев в такси, первым делом, я решила навестить маму, вернее то, что от неё осталось. Подъехав к кладбищу невольно задумалась, как же быстротечна наша жизнь – сегодня ты дышишь и радуешься новым открытиям, свершениям и любви, которую излучаешь, а завтра лежишь под тремя фунтами земли и лишь изредка к тебе приходит какой-то из многочисленных родственников, чтобы выразить дань уважения. Я просидела у могилы около часа, рассказывая о своих планах, переживаниях и мечтах в надежде, что мама своим незримым духом будет помогать и охранять меня.
В аэропорту, на удивление, было мало людей, быстро пройдя регистрацию и сдав багаж, я села в зале ожидания и зашла в гугл, чтобы проверить последнюю актуальную информацию по Эрику. Его галерея находилась на прежнем месте, за последние годы он резко потерял часть прибыли, жена родила ему ребёнка. Рождению малыша я была удивлена больше всего, даже его почти банкротство удивило меня меньше. Неужели эта мышка смогла оторвать задницу от стула, чтобы наплодить потомство этому идиоту? Хотя, так будет даже лучше, она почувствует то же, что и моя мама, когда сломается её жизнь. С этими мыслями и лёгкой улыбкой на губах я шагнула на трап самолёта, шагнула в новую жизнь. Жизнь, в которой все чёртовы ублюдки будут наказаны.
По прилёту в Нью-Йорк я не стала тратить время на лишние прогулки и походы в магазин – на это у меня будет подходящий момент. Взяв стандартное, для этого места, жёлтое такси, отправилась в отель «Five seasons», находившийся всего в квартале от дома моей цели. Проезжая по улицам Большого Яблока я невольно очаровывалась бешенным темпом жизни, улицами кишащими людьми, обилием магазинов и ярких неоновых вывесок. Ещё взгляд завораживали известные по всему миру высотки, в которых находились либо квартиры, либо офисы крупных компаний. И вот среди этих бетонных джунглей появился он – островок зелени и свежего воздуха, Центральный парк. По всей его территории были высажены мириады деревьев, граничащих с детскими площадками, местами для занятий спортом и дюжиной дорожек для бегунов. В самом его эпицентре находилось небольшое озеро, окруженное удобными кованными лавочками, в котором в приветливых лучах солнца плавали утки. Я всегда удивлялась : как среди тысяч бетонных домов может находится уголок дикой природы? Не сомневаюсь, что многие приходили сюда отдохнуть от суеты и выхлопных газов, которыми был наполнен воздух местных улиц.
Что самое главное – такси поехало мимо Его галереи. Она находилась на первом этаже двухэтажного здания, такого редкого в этом городе. На втором этаже, как я знала, жил Он и жена. Входные двери галереи так и манили меня заглянуть внутрь, прикоснуться к прекрасному и увидеть другой мир, который обитал на полотнах. Даже само здание говорило о том, что тут живут влиятельные и богатые люди : коринфские колонны украшали фасад здания, по ним же вились веточки красивого плюща; дверь была полностью из стекла, лишь золотые ручки поблескивали на ней. Окна у здания были настолько большими, что возможно по вечерам можно увидеть убранство жилища. Скользив взглядом по дому я стала ещё увереннее в своём плане.
Не заметив за своими мыслями прибытия по нужному адресу, я на каменных ногах подошла ко входу в отель. Окинув взглядом шестнадцати этажное здание я ахнула. Когда я гуглила любой отель поблизости с центром я не думала, что наткнусь на такую громадину. Насколько я знала, сам отель был построен в 1927 году, однако в 2009 в нем произошли кардинальные изменения – изменился фасад здания, стиль внутренней отделки и изменилось расположение некоторых комнат для рабочего персонала. Всего в «Five seasons» было 106 гостиничных номеров и в половину меньше апартаментов. Пройдя внутрь и приветливо помахав швейцару, который любезно забрал мои чемоданы, я ахнула во второй раз. Поразительно, как в средневековом здании может быть такой современный стиль: высокие потолки с красивой лепниной на них; мраморные бело-серые полы, которые покрывали ярко красные ковры; ультра современная белая мебель из стекла и дерева; и безумное количество живых цветов. Прямо по центру находилась стойка портье с молодым улыбчивым мужчиной. Как я уже успела заметить все работники были одеты черную одежду с красной брошью на правой груди, и этот парень был не исключение, только из всех его выделяла красная шапочка.
- Добрый день, мисс! Чем могу быть полезен? – с улыбкой сказал он.
- Здравствуйте, я бронировала номер на имя Аннабель Бонье.
- Минутку, проверю информацию и зарегистрирую вас, как гостя. – быстрыми движениями он начал искать моё имя в базе данных. – Ваш номер 77А. Он находится на 14 этаже. Возьмите ваш ключ-карту, членство в спортивный зал и следуйте за мной, я вас провожу.
- Благодарю, но я в силах дойти сама. Просто подскажите мне путь. – очаровательно улыбнувшись ответила я.
- Лифт находится прямо за этой стеной, - вальяжно он тыкнул себе за спину. – Ваш номер находится через две двери от него, как я уже говорил, на 14 этаже. Ресторан находится на втором этаже слева от лифтов и занимает все левое крыло, но вы так же можете заказать себе еду в номер. Спортзал находится на 16 этаже в остекленной террасе, там же есть и спа-комплекс. У вас остались ещё вопросы?
- Нет, ещё раз спасибо!
И протопав ему за спину я с ухмылкой заметила, что он обернулся мне в след, чёртов негодник.
Я продолжала восхищаться убранством этого замечательного отеля. Дойдя до нужного номера и приложив карту, вошла внутрь. Уже сбившись со счета, в который раз я ахнула, огляделась по сторонам. Моему взгляду открылся просторный номер – полностью белая отделка стен и пола, лишь мебель выбивалась из этой стерильной обстановки: мягкий велюровый диван цвета лаванды манил окунуться в его объятья, закинув ноги на столик из голубого стекла; на противоположной стене весел огромный телевизор, под ним находилась тумбочка из черно-белого дерева; на другой стене весело внушительных размером зеркало в чёрной раме и такой же чёрный столик для цветов и ключей. Пройдя дальше, я окунулась в мир роскоши и удовольствия – под лучами осеннего солнца меня приветствовала спальня : двуспальная кровать с высоким матрасом была украшена лавандовым пледом и дюжиной разноцветных подушек, по бокам от неё стояли маленькие тумбочки из того же дерева, что и в гостиной; в углу комнаты стоял рабочий стол, его столешница была выполнена из белого мрамора с вкраплениями голубых оттенков; двери шкафа для одежды были полностью зеркальными, что ещё больше увеличивало и без того исполинские размеры комнаты; а виду из панорамных окон я готова петь оды. Завороженным взглядом я блуждала по окрестностям верхнего Ист-Сайда, на ходу примечая уютные кафе и магазины известных производителей.
Побросав чемоданы прямо там где стояла, я отправилась принять душ и пока нежилась под тёплыми струйками воды намечала планы на сегодняшний день: обойти окрестности и первым делом наведаться в контору Генри, ведь я не забыла обещание данное маме; вторым пунктом списка стояло посещение салона, чтобы добавить немного лоска внешнему виду; и третьим, самым важнейшим, пунктом было посещение галереи, сегодня как раз открывалась новая выставка Эрика.
Стоя на входе в контору «Смит и сыновья» я пыталась справиться с мандражем, который охватил меня ещё с самого трапа самолёта. Я долго не могла придумать, что такого сказать Генри, чтобы задеть его до глубины души, он был обязан понять какого счастья он лишился. При одном только упоминании его имени я вспоминаю, как мама страдала в первые недели нашего отъезда:
- Mon amour, mon amour*, как же я буду жить без тебя? Ты стал моим смыслом жизни и теперь ты потерян… - раздавались рыдания из комнаты Моник.
А я обнимая своего любимого мягкого черепашонка тихо рыдала и не могла понять, почему от такого прекрасного чувства, как любовь, страдают люди? Почему их сердца должны разбиваться на тысячи осколков по чужой прихоти? Тогда же, я поклялась самой себе, что никогда и никого не полюблю, чтобы не испытывать эту неистовую боль.
Прошла ещё неделя, а мама так и не успокаивалась, в её ежевечерний ритуал стало входить рыдание и разбивание всего, что попадается под руку. Ба и дед не помогали ей справиться с этим состоянием, видя, что их ребёнку плохо они попросту отгораживались от неё, ставя свои интересы выше Моник. Так не должно быть, это был второй урок, который я вынесла в детстве.
Набравшись смелости я зашла в приёмную компании, меня поприветствовала девушка, в народе такую называют силиконовая долина, её груди того и гляди были готовы выпрыгнуть на собеседника и задавить нахрен, перекрыв доступ кислорода. Длинные блондинистые волосы были собраны в конский хвост, что подчеркивало её идеальные скулы и не естественно большие губы.
- Чем могу помочь? – с пренебрежением спросила она.
Я могу понять от чего такой холодный тон в её голосе – я была полной противоположностью блондинки. Мои волосы были чернее ночи и достигали талии; оливковая кожа меркла на фоне голубых глаз с золотой искринкой у зрачка; губы были не такие пухлые, как у неё, но все же, на их объем я не жаловалась; мои груди были размера на два меньше её, но и ими я была вполне довольна, ни один из моих мужчин не жаловался на небольшой объем в области грудной клетки; узкая талия, плоский животик и в меру пышные бедра – вот, что было моей «визитной карточкой». Эта мадам долго оценивала меня с ног до головы, наверное, хотела дать контакты своего пластического хирурга.
- Я ищу мужчину, который раньше у вас работал. Генри Форд.
- Не припомню такого, я работаю здесь около трех лет и в этот промежуток такого человека в нашем штате не было. Вы уверены, что ничего не путаете? – с сарказмом в голосе спросил живой маникен.
- Не путаю, он уволился задолго до вашего появления. Появления в компании, я имею ввиду. С кем я могу переговорить, чтобы узнать его контактные данные?
- Увы, ни с кем. Мы не можем предоставлять конфиденциальные данные наших сотрудников, хоть и бывших, непонятно каким девушкам. – она впилась в меня взглядом.
- Я вас поняла. Пожалуй, поищу в другом месте. Прощайте! – отвернувшись я решила добавить ей пару ласковых. – И следите не только за сотрудниками, но и за бюстом, а то выпадут на всеобщее обозрение.
Услышав недовольное шипение и проклятья в мой адрес я рассмеялась и зашагала подальше от этого места.
Так как мне не удалось разыскать Генри в компании, я решила обратиться в местную библиотеку, чтобы взять справочник телефонных номеров и найти его там. Здание библиотеки находилось в пяти кварталах по Аллен-стрит. Не хочу брать такси, подумала я, и пошла пешком, попутно разглядывая витрины магазинов и подмечая, какие их вещей стоит прикупить.
Мне повезло, в справочнике нашёлся номер Генри и он даже был активным, но ответил не он, а его домовладелица. Женщина сообщила, что хозяина нет и прибудет он только через два часа, но сейчас его можно найти в ресторане под названием «Café Carlyle». Не долго думая, взяла такси и отправилась на первую судьбоносную встречу.
Аннабель заметила его сразу: в глаза бросились светлые волосы, даже без вкраплений седины, что очень её удивило; высокий лоб, огромные чёрные глаза и волевой подбородок. Генри беседовал в компании с другим мужчиной и не обратил внимания на давнюю знакомую. Подойдя ближе она позвала его по имени и в миг увидела в его глазах узнавание, шок и грусть.
- Генри! Наконец-то я тебя нашла! Ты узнаешь меня? – с волнением в голосе спросила Аннабель.
- Милая Бель, сколько лет мы не виделись, но ты стала ещё прекраснее! – с этими словами на устах он схватил её в свои медвежьи объятья. – Какими судьбами в Нью-Йорке? Приехала учиться? Ой, не стой, присаживайся скорее! И знакомься, это мой друг Эрик.
У девушки перехватило дыхание. И как она могла не узнать в собеседнике Эрика Уилсона? Он ведь ни чуточки не изменился, только слегка похудел и обзавёлся морщинками вокруг глаз. Кстати о глазах, они блуждали по телу Аннабель и не сразу обратились к её лицу. По его взгляду было понятно – он её не узнал.
-Здравствуйте, Эрик. – она протянула ему руку. – А не вы ли тот известный художник?
- Добрый день, Аннабель. Да, это я. Ваше лицо мне кажется смутно знакомым, не подскажите где мы могли видеться? – с улыбкой спросил он.
- Ох, мы и прямь знакомы, я девочка из квартиры 21А, помните мою маму Моник и как каждое воскресенье я бывала у вас? – ну конечно, конечно он помнит, ведь именно её портрет принёс ему три миллиона долларов.
- Аннабель? Конечно помню! Рад нашей встречи! Как дела у мамы? Меллиса будет рада увидеть тебя.
- Моя мама умерла. – она перевела взгляд на Генри. – Собственно, поэтому я тебя и искала. Писала письма, пришла на твою бывшую работу и только по воле случая узнала где ты.
- Милая, - Генри сочувственно сжал её ладонь. – мне очень жаль, правда. Я… Я… - он запнулся. – Я не думал, точнее не мог знать, что Моник умерла. Ох, какая потеря.
Глядя на него, она увидела любовь в его глазах, он, определённо, до сих пор любил её мать. Так же, Бель обратила внимание и на левую руку, кольца не было, значит Генри не женат.
- Прости, что сообщаю тебе в такой обстановке. Я приехала по её просьбе. Она просила найти тебя, но я не успела. – вытерев ладонью слезы она продолжила. – Я обещала ей найти тебя и передать слова любви и то, что она ждала тебя. Она ждала тебя все эти чёртовы годы! Рыдала каждый вечер, нормально не ела, и не встречалась с мужчинами! – из горла Аннабель вырывались рыдания. – Она. Тебя. Любила. Старый ты дурак, профукал свое счастье, а теперь она под тремя фунтами земли и даже не знает, что я передала её слова!
Девушка вскочила так резко, что уронила стул и задела официанта, несшего поднос с едой. «Ну и черт с ним, Генри оплатит убытки» подумала она и со всех ног помчалась из ресторана.
Выйдя на улицу и глотнув воздуха, Аннабель никак не могла прийти в себя. Да, она вспылила, нужно было объяснить все спокойно, а не кидаться обвинениями. Но что сделано, то сделано. Она почувствовала руку на плече и обернулась.
- Милая, моя дорогая Аннабель. Я понимаю твою злость. Но я хочу сказать тебе одно: я до сих пор люблю Моник и всегда любил её! – в глазах Генри стояли слезы. – Я не бросал вас, девочка моя, вы уехали слишком быстро и даже не дали мне все объяснить и узнать адрес, куда вы отправляетесь. Мы с твоей мамой оба хороши, были расстроены так, что не смогли выделить и минуты на то, чтобы просто поговорить. И за это мы расплачиваемся всю жизнь.
- Генри, я не знала, прости.
- Ты и не могла знать, ты же была малышкой. – мужчина обнял её. – Давай увидимся с тобой и ты расскажешь мне обо всем, что считаешь нужным. Я дам тебе свой адрес, обязательно приезжай. – он протянул ей визитку. – Кстати, где ты остановилась?
- Я обязательно приду к тебе, нам так много нужно сказать друг другу. Ты же знаешь, как хорошо я к тебе отношусь. Я поселилась недалеко от сюда, в отеле «Five seasons».
- Я знаю, где он находится. Если не против, то я буду ждать тебя завтра в двенадцать на обед, договорились?
- Договорились. Я так рада, ты даже не представляешь на сколько, что мы увиделись!
- И я рад, Аннабель. Но сейчас вынужден тебя покинуть, работа не ждёт! А я вот буду ждать тебя завтра! – чмокнув девушку в щеку он направился к машине.
Решив убить двух зайцев сразу и приступить к третьему пункту из сегодняшнего плана Аннабель вернулась в ресторан, где до сих пор сидел Эрик.
- Можно присесть? – спросила она.
- Буду рад пообедать в приятной компании! Что будешь пить?
- Вино. – сложив руки домиком под подбородком Бель стала изучать собеседника. – А ты ничуть не изменился. Как поживает Мелисса?
- У неё все хорошо, воспитывает нашего ребёнка и работает из дома, но давай не будем о ней. – он загадочно улыбнулся. – Расскажи, как ты жила эти годы?
Пока они уплетали еду девушка рассказала о жизни, немного приукрасив действительность, чтобы вызвать жалость у Эрика. Он же, в свою очередь, внимательно её слушал и старался не перебивать.
- Аннабель, мне не удобно прерывать наш разговор, но мне пора уходить. Сегодня вечером открытие моей выставки. Приходи если хочешь! – неуверенно сказал Эрик.
- С удовольствием приду, как раз и увижу Меллису.
- Тогда до встречи вечером! Начало в шесть. – он пожал её руку и поспешно ретировался.
Аннабель не могла ни радоваться выпавшему ей шансу. Вечером она положит начало войны за Эрика.