Дневник Элизабет де Варис

Элизабет

Тучи низко нависли над домом, придавливая небо. Свет с трудом просачивался сквозь серую толщу, расплываясь по двору тусклой неподвижностью. Даже воздух, казалось, застыл; ветер не решался нарушить тишину и лишь иногда осторожно трогал листву.

После шумного праздника Единства эта неподвижность ощущалась особенно тяжелой. Александр сидел за массивным столом, склонившись над бумагами. Кабинет, уставленный знаками его успеха — медалями, грамотами, подарками с различными гербами, — выглядел как музей личных побед. Но холод, поселившийся здесь, не рассеивался даже их блеском.

На диване неподалеку молча сидела Элизабет. Когда-то ее глаза сияли, а улыбка могла согреть весь дом. Теперь же взгляд был тусклым, а безмолвная тоска проступала в каждом ее движении. Она давно научилась играть роль, предписанную ей обстоятельствами, но это умение не принесло ей облегчения. За все время, что она находилась в кабинете, Александр даже не удостоил ее случайного взгляда.

— Александр, мне сегодня нужно будет отлучиться. Хочу купить… — начала она, но его лениво-раздраженный взмах руки оборвал фразу.

— Хорошо, предупреди Коллинза.

Она поднялась. Движение вышло бесшумным, а на губах дрогнула обида, но так и не оформилась в слова. Элизабет вышла из кабинета.

«Он надёжен, — говорил отец. — Он защитит тебя в этом жестоком мире».

Александр действительно был человеком, которому с самого рождения казалось, что мир создан только для него. Его имя звучало в кабинетах министров, в банкирских салонах; его прадед стоял у истоков национальной экономики, вложившись в недвижимость и банки, в любое дело, что сулило прибыль.

Их брак не был ни выбором, ни страстью. Для семьи Александра она стала приобретением. Для её отца — гарантом статуса и безопасности. Элизабет же когда-то мечтала о другом. В книгах, что она жадно читала в детстве, любовь выглядела как союз двух сердец: нежность, внимание, желание быть услышанной. Александр оказался иным — строгим, холодным, полностью поглощённым делами, где каждый шаг был просчитан заранее. Его мир держался на правилах бизнеса, а не на языке чувств.

Войдя в спальню, она собрала немногое — пару платьев, несколько шляпок и перчатки. Кровать, на которую скользнул её взгляд, давно перестала быть символом любви. Как и сам этот дом, больше похожий на декорацию чужой жизни. Его жизни.

Когда поезд дёрнулся и тронулся с места, Элизабет опустилась на сиденье у окна. За стеклом проплывали улицы города — знакомые, но уже лишённые прежней близости. Она закрыла глаза.

Где-то впереди её ждала новая жизнь. С ним или без него — теперь это не имело значения.

Александр отвлёкся только к полудню. Он потёр глаза, и усталость навалилась тяжёлым грузом, словно день он провёл не за столом, а под землёй, в шахте, где давит каждый камень. Кабинет оставался прежним: стены, книги, бумаги, ни одна вещь не сдвинута с места. Но что-то было не так. Тишина, обычно ровная и привычная, теперь щипала, воздух будто стал плотнее.

Он огляделся. Взгляд задержался на диване. Элизабет там не было, и это показалось странным. Он привык, что она рядом, даже если они не говорили часами. Её молчание стало частью его порядка. Теперь этот порядок был нарушен.

— Где Элизабет? — спросил он у дворецкого, когда тот вошёл.

— Она ушла, сэр, — ответил Коллинз, не поднимая глаз. — Сказала, что направляется на рынок. Несколько часов назад.

Александр поморщился. Кажется, он действительно слышал это утром. Но почему именно сейчас это вызвало беспокойство? Может, дело в усталости. Дни давно сливались в серую полосу встреч, отчётов и стратегий. Он перестал различать не только слова Элизабет, но и её движения.

Мысли вернулись к делам: к железнодорожной линии, к завтрашней встрече, к документам, которые нужно подписать. Бизнес был единственным, что поддавалось расчёту. Всё остальное теряло очертания.

Стук в дверь прервал его сосредоточенность. Вновь вошёл мистер Коллинз. Лицо дворецкого не требовало слов: случилось что-то неприятное. Александр вздохнул. Очередная проблема.

— Сэр, новости, — начал он неуверенно. — К сожалению, плохие.

Александр ждал. Он не любил предисловий.

— Поезд сошёл с рельс на новом участке, — продолжил Коллинз. — Жертв немного, но они есть. Информации о погибших не поступала.

— Сколько?

— Пару человек, как мне удалось узнать.

— Я про время, — он раздраженно отозвался. — Сколько времени, чтобы новость не улетела в прессу?

— Завтра журналисты будут у поместья. Сейчас они у вокзала опрашивают жертв и свидетелей.

Он закрыл глаза. Внутри всё сжалось, но не от страха. От раздражения. Годы работы, миллионы вложений, десятки проверок — и всё сведётся к одному газетному заголовку. Недопустимо.

— Я понял. Пусть докладывают мне каждый шаг, — сказал он и сразу начал просчитывать, кого подключить, какие слова использовать в заявлении.

Но вечер шёл своим чередом, и вскоре стало ясно: Элизабет так и не вернулась. Это было необычно. Даже если задерживалась, всегда оставляла телеграмму. Александр велел дворецкому отправить запрос в полицию. Для спокойствия.

Он вернулся в кабинет с бокалом вина. Мысли прыгали от проектов к страху потери, но между ними зияла пустота, образовавшаяся из-за отсутствия. Ее отсутствия. Звонок в дверь заставил его резко подняться. Спустившись вниз, он открыл двери. На пороге стоял курьер с телеграммой. Лицо серьёзное, напряжённое.

— Что это? — спросил он, взяв в руки конверт.

Курьер говорил, но взгляд всё время скользил в сторону: письмо срочное, ответ можно передать сразу, он подождёт. Александр взял бумаги, отметил на конверте печать железнодорожной компании — с её владельцем у него недавно шли переговоры об этих новых проклятых путях. И если новость доставляют лично, а не по звонку — значит слова на бумаге не для лишних глаз и ушей.

Страница 1

5 апреля 1930

Отец сообщил мне о решении, которое, как он выразился, “определит мою жизнь к лучшему”.

Должна признаться, я не сразу поняла, о чем он говорит. Его слова будто проходили мимо ушей, а сердце билось неровно и было не понятно. Это из-за того, что я услышала? Или из-за прогулки, с которой только вернулась? Потом он назвал имя. Александр де Варис. Я поняла, что он не шутит и что это не недоразумение. Я действительно выхожу замуж и дело решенное, благословленное всеми правилами.

Мне кажется невероятным писать эти строки. Александр? Тот самый, о котором упоминают в бесконечных газетных колонках? Человек, чье имя произносят так, будто оно само по себе документ? Я видела его лишь издали: безупречный костюм, строгий профиль лица и сдержанные жесты. Мне страшно признавать, но я боюсь и восхищаюсь одновременно. Мне всего лишь восемнадцать, а ему… Готова ли я к такому шагу?

Я много думала об этом и больше склоняюсь к тому, что готова. Я умна, красива, умею играть на разных музыкальных инструментах, знаю несколько языков. Такая жена высоко ценится. Без сомнений это будет хороший союз.