Дневник Маргарет

Глава 1: Деревянная миска

Мне было шестнадцать, когда меня впервые назвали товаром. Хотя если быть точной — это случилось гораздо раньше. Просто в шестнадцать я это услышала.

Я сижу на полу, под окнами второго борделя за свою жизнь. В руке — деревянная миска с разбавленным элями супом. Пахнет он как старое пиво и трава, которую козы не стали бы есть. Я ем медленно. Не из достоинства — из за голода. Если проглочу слишком быстро, еда закончится, а следующей может и не быть. Я научилась растягивать иллюзию сытости.

Рядом сидит девочка — Джоан. Ей пятнадцать. Она ещё плачет по ночам. Я — уже нет.

Дом, в котором мы жили, был трёхэтажным. Серым, щербатым, с облупленным фасадом и решётками на окнах. С улицы он казался скучным постоялым двором. Внутри же — царил запах духов, дешёвых свечей и мокрых простыней. Первые два этажа занимали комнаты — одни просторные, с камином, для клиентов побогаче; другие тесные, где скрипели стены и слышался каждый шорох. На третьем жила прислуга и мы — "пташки" ученицы. Там пахло сажей, зноем и страхом. В углах были пауки.

У хозяйки — миссис Кларк — жирные руки и серебряная булавка в форме креста. Её голос похож на писк крысы. Скользкий, мерзкий. Она называет нас "пташками". Иногда — "поросятами", когда сердится. Её губы всегда блестят от пота и вина. Она говорит, что нас спасает, но её глаза видно только интерес к деньгам.

Клиенты были разными. Кто-то приходил с розами и хотел, чтобы их называли лордами. Кто-то — молча, с монетой в зубах, и уходил с засученными рукавами. Были и те, кто приносил пирожные, и те, кто приносил плётки. Один был священником. Другой — солдатом без ноги. Большинство — скучные, жадные, вонючие. Словно всё, что в них осталось — это нужда. И власть.

Я пришла сюда не с улицы. До этого был другой дом, у другой женщины. Он стоял на углу мясной улицы, и всегда пах уксусом и мужскими сапогами. Там комнаты были хуже, еда — ужаснее, и боль — чаще. В том доме не говорили по имени. Там не спрашивали, как звать, и не отвечали. Хозяйку звали Мэгги-Соль. Она смеялась, когда кто-то кричал. Я научилась вытирать кровь с простыней не закрывая глаз. Потому что если закроешь — увидишь всё снова.

Во втором доме когда меня выкупили, мне исполнилось восемнадцать. В тот год я ещё училась. Спать с мужчинами нам было запрещено до завершения обучения. Миссис Кларк говорила: "Клиент платит не за плоть. Он платит за впечатление". Мы учились быть феями, нам ставили речь и умение поддержать разговор, мы учили жесты, танцы. Мы смотрели, как другие девочки делают то, что должны были делать и мы. Мы учились быть незаменимыми.

В день моего восемнадцатилетия всё изменилось. Я ждала обычного ужина, может быть поздравлений, но вместо этого вошёл мужчина — джентльмен в сером пальто и кожаных перчатках. Он ничего не сказал. Просто указал на меня.

Это был мой первый раз. Он не был нежным. Он не был грубым. Он просто пришёл за услугой — и получил услугу. После — оставив монету и благодарность. Через неделю он вернулся. Он стал моим постоянным клиентом.

Потом появился второй. Его друг. У них были одинаковые перстни. Они не приходили вместе, но знали друг о друге. Третьим стал молодой граф, бледный и печальный. Он почти не касался меня, только смотрел. Но платил — как за троих.

Постоянных у меня было трое. Миссис Кларк не просила брать больше. Она понимала: постоянные платят лучше. Они ценят комфорт. А ещё — от этого растёт качество сервиса. Увеличивается сумма услуги. И её бизнес становится приличнее. И богаче.

Я была лучшей. Я быстро училась. Я делала всё что попросят. Я знала, как они любят, чтобы их называли. Знала, когда касаться, а когда молчать. И потому у меня появился список. Список тех, кто ждал. Если кто-то из моих клиентов нечаянно умрёт, то они готовы были занять его место.

Мне дарили наряды. Бархат, кружево, жемчуг. Однажды мне принесли туфли, в которых я не могла ходить, но которые нужно было надевать — ради образа. Иногда клиенты обращались ко мне, как к герцогине. Кто-то говорил: "моя леди", кто-то — "Маргарет" с уважением, с лёгким кивком, будто я действительно была кем-то. Я играла свою роль прекрасно.

Остальные девочки начали смотреть искоса. Зависть в, в шаге, в том, как тала в воздухе. Джоан начала повторять мои жесты. Лили стала просить наряды как у меня. Кто-то пытался подслушивать, кто-то просто плакал по ночам от злости. Все мы были откуда-то. Кто из трущоб, кого то продали родные, одна девочка — из семьи падшего лорда. Мы были разными, но с одним концом.

С домом происходили перемены. Деньги текли, как вино. Мы переехали. Новый дом стоял у реки, с видом на парк и башню. Просторный, светлый, с витражами и резьбой. Комнаты стали личными. С каминами. С зеркалами. У нас появились платья на выбор. Появились повара. Нам больше не давали суп с элем. Теперь еда была горячей, пахнущей травами и маслом. Иногда — даже десерты подавали. Нас обслуживали горничные. И всё это — потому что мы были товаром.

В тот вечер всё изменилось.

Он пришёл не как остальные. Не смотрел по сторонам, не ждал вина, не пытался поймать взгляд ни одной из нас. Он просто прошёл вперёд — вглубь зала, где было темно и пахло сандалом. На нём был плащ из зелёного бархата, а на пальце кольцо с рубином. Слишком крупным, чтобы быть скромным.

— Мне нужна одна. Не для себя.

Миссис Кларк закивала. — Конечно, милорд. Хотите увидеть всех?

Он отмахнулся. — Пусть выйдут по одной. И пусть молчат.

Мы выходили, как при осмотре лошадей. По очереди. Он ничего не говорил. Только смотрел. Его глаза были цвета мокрого камня. Скучные. Но в них было что-то, от чего пальцы хотели спрятаться в ладони.

Когда дошла очередь до меня, я встала перед ним. Опустила голову. Он долго молчал.

Потом сказал:

— Её. Упакуйте. Завтра увезут. Ей нужны новые платья, обувь и украшения.

Я ничего не поняла. Только услышала, как миссис Кларк икнула от неожиданности.

— Вы... вы хотите её выкупить? Навсегда?

Глава 2: Подарок

Старый экипаж с затянутыми шторами, пахнущий плесенью и мускусом, покатил меня прочь от улиц, где я жила, и окон, где когда-то сидела с деревянной миской. Ни прощаний. Ни слов. Только сжатые пальцы на коленях и хруст шагов в голове.

Дом лорда Дарнелла встретил меня не шумом, не слугами. Всё было выверено до жеста: мраморный пол, узорчатые обои, лампы в форме лилий. Потолки — высокие, своды — как в храме. В коридорах не звучала музыка, даже шагов почти не было слышно. Только шелест шёлковых занавесей и редкий треск камина.

Здесь не жили дети. Не смеялись женщины. Не доносился запах пирогов или вина. В доме обитал только он — лорд Дарнелл.

Слуги были как тени. Скользили вдоль стен, не поднимая глаз. Никто не называл его по имени. Лишь "милорд". И все, кто жил в этом доме, словно боялись говорить громче, чем шёпотом. Так живут в домах, где происходят вещи, о которых потом не вспоминают.

Меня не спросили, как звать. Просто велели идти за горничной. Сначала — в купальню.

Меня мыли не как девушку — как вещь. Тело терли жесткими щётками, потом — масляными тканями. Мыло было острым, пахло лавандой и чем-то металлическим. Щипало кожу, но никто не обращал внимания на мои всхлипы. Волосы расчёсывали долго, до боли, до слёз. Потом обернули в ткань, будто голову уже можно было снять.

Я жила в одной из верхних комнат. Просторной, с резным камином, зеркалами в золочёной раме и постелью, на которую я боялась ложиться. Всё казалось новым и нетронутым, как в музее. На стене висела картина с женщиной в голубом платье — и каждый вечер я думала: может, это его сестра. Может, когда-то она сидела здесь, как я.

Мне приносили еду в серебряных мисках, говорили шёпотом, не задавали вопросов. Никто не касался меня. Но каждый день — готовили. Меня учили стоять прямо, говорить мало, есть медленно. Я репетировала поклоны, улыбки, взгляд сквозь ресницы. Мне показывали, как держать веер, как смеяться «на полтона», как склонять голову, будто соглашаешься, не соглашаясь.

Платья приносили каждое утро. Шёлк. Атлас. Кружева. Цвета вина, жемчуга, сирени.

Каждую неделю мне давали новое — и отнимали прежнее. Порядки, жесты, вкусы. Меня учили есть правильно: как держать нож, где поставить вилку, с какой стороны брать хлеб. Неделю я сидела за пустым столом и повторяла, как кукла. За каждую ошибку — взгляд. Иногда — шлёпок по руке.

Две недели — танцы. Прямая спина, лёгкая походка, шаг в шаг за партнёром. Учитель танцев был сух и терпелив, но я схватывала всё быстро. Он однажды пробормотал: «Ты не из благородных, но будто помнишь, как двигались королевы».

Им это нравилось — моя память. Моя гибкость. Но больше всего их удивило то, что я умела писать.

Меня научила одна из старших девочек ещё в борделе — та, что любила играть в придворных дам. Я думала, это просто баловство, чтобы рисовать чужие имена на зеркале. Но здесь — это стало ключом. Теперь я могла записывать мысли. Слова. Запоминать всё, что скажет король. И передавать. Без свидетелей. Без шёпота.

Слуги не смели на меня смотреть. Лорд Дарнелл — тоже. Он был вежлив, молчалив и сух. Один раз — протянул мне ожерелье из чёрного жемчуга. Сказал:
— Король любит необычное. Ты станешь редкостью. Не говори — дыши.

Я не знала, что страшнее: остаться здесь навсегда, или быть принятой тем, ради кого меня так бережно обернули в ленты и лесть.

Они готовили меня не как любовницу — как собаку редкой породы, которую можно поставить перед троном и ждать реакции.

Я — была подарок. Упакована, надушена, обучена. И никто не спрашивал, хочу ли я быть подарком. Потому что подарки не говорят.

Подарки — радуют.

Их не слушают. Их открывают.

На пятый день я случайно услышала, как за приоткрытой дверью библиотеки двое мужчин переговаривались. Один голос был Дарнелла. Другой — незнакомый, сиплый.

— Король окружён своим тайным кругом. В этот круг не пробиться. Но если мы вложим туда ухо — своё ухо — мы станем теми, кто управляет не только двором. Мы управим всей Англией.

— Ты думаешь, она справится?

— Он любит женщин. Быстро. Пылко. Но только на ночь. Он не дурак — знает, чего хотят лорды. Знает, что каждую подсунули. Но если она будет другой… он её запомнит.

— И будет рассказывать ей?

— Он расскажет. А она — мне.

Я сжала дверную ручку, будто могла удержаться за неё, как за реальность. Мне стало ясно: я — не утешение. Я — крючок.

На шестой день лорд Дарнелл сам пришёл ко мне.

Он вошёл, как всегда — бесшумно. Сел в кресло напротив, сдержанный, точно нас не разделяли ни классы, ни намерения. Несколько мгновений — молчание. А потом он заговорил. Спокойно. Ровно. Но в следующую секунду — схватил меня за запястье.

— Слушай внимательно, — сказал он, и сжал мою руку так, что в пальцах зазвенела боль. — Не забывай, ты была, есть и останешься проституткой.

Я сглотнула. Он не отпускал.

— Я тебя отмыл. Обучил. Одел. И подсунул под короля. Ты мне обязана всем. Никогда бы ты не добралась до этого уровня сама. Никогда.

Он усилил хватку. Я стиснула зубы, но молчала.

— Ты — мой шпион. Моё ухо. Ты будешь знать, что он говорит. Что он чувствует. О чём думает. И будешь мне всё передавать. До последнего слова.

Он наконец отпустил моё запястье, и я почувствовала, как кровь снова пошла по венам.

— Не обращай внимания на его жён. Их у него много. Он любит женщин. Но запоминает не всех. Если хочешь закрепиться в его голове — не веди себя как остальные. Когда кланяешься — не опускай глаза. Смотри прямо. В упор. Не прячь взгляд. Никогда.

Он встал. На миг задержал взгляд на мне — как на своей работе. Тщательно отполированной.

— Ему дарили сотни. И все они исчезали после первой ночи. Сделай так, чтобы он не смог тебя забыть. Он встал и вышел из комнаты.

И всё же, где-то глубоко внутри, я была ему благодарна. За то, что вытащил меня из клоповника, где женщины умирали с открытыми глазами. Жить при дворе, говорить со знатью, быть среди шелка и золота — пусть даже как часть плана — всё это было лучше, чем жизнь, которую я знала прежде. По крайней мере, это было лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Глава 3: Знакомство с королём

Прошло три месяца. Меня обучали каждый день, без отдыха, без передышек.

Три месяца — на то, чтобы я освоила столовое серебро: как держать нож, как есть суп, как подносить бокал к губам, не оставляя следов. Я запоминала каждое движение — зеркально, без ошибок. За этим следили.

Три месяца — танцы. Меня водили по залу, снова и снова, пока ноги не ныли, а спина не затекала от корсета. Но я схватывала быстро. Это было моим даром.

Моим тайным достоинством была грамота. В борделе, где я росла, одна из старших девочек знала буквы и тайком учила меня писать по вечерам. Я берегла это знание как золото. Здесь — оно оказалось оружием. Меня заставляли переписывать приглашения, письма, списки. Лорд Дарнелл улыбался этому — редкая вещь: женщина, что умеет писать, и при этом молчит.

К Рождеству замок короля и наш дом начали преображаться.

Это был праздник, которого ждала вся знать Англии. Король Генрих VIII устраивал пир, ради которого шились новые платья, выпекались сотни пирогов и забивались десятки кабанов. В этот день золото текло рекой, и даже слуги получали мёд и монету.

Залы украсили хвойными гирляндами с лентами, подвешенными яблоками и пряностями. Повсюду горели свечи, в витражах отражался огонь, будто сам воздух мерцал. Каменные колонны обернули бархатом, на полу — красные ковры с золотыми швами. Над балконными дверями свисали охапки омелы.

Блюда были из сказки: жареные павлины, покрытые съедобной позолотой, пироги с дичью, горы инжира, слив и орехов. Цукаты, марципаны, вина из Франции. Даже хлеб был особенный — в виде корон и гербов.

Гости съезжались в самых роскошных нарядах. Бархат. Парча. Перья и драгоценности. Платья звенели, как доспехи. У мужчин — меховые накидки, золотые цепи, ножны, украшенные камнями.

Сам король сидел на возвышении. Генрих VIII — высокий, крепкий, с тяжёлым подбородком и глазами, как две льдины. Его плащ был красный, расшитый золотыми нитями, а на пальцах — перстни с печатями. Он был груб, непредсказуем, но отнюдь не глуп. И каждый, кто стоял перед ним, это чувствовал.

Каждый дарил ему подарок. Картины, доспехи, вина, ткани, редких птиц. Но мой лорд хотел преподнести то, чего у короля ещё не было.

Меня.

Мне привезли самое красивое платье, которое я когда-либо видела. Белое, с золотом, камнями, вшитыми в каждый шов. Оно было тяжёлым, как броня, и прекрасным, как мечта. На волосы надели диадему — тонкое золото, изогнутое, как змеиная кожа, с рубинами и перламутром. Я смотрела на себя в зеркало и знала: даже если бы я работала двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, всю жизнь — я бы никогда не заработала на такой наряд.

Перед самым выходом лорд Дарнелл остановился у входа. Он взял меня за руку, смотрел долго, не мигая.

— Маргарет… — сказал он тихо. — Ты должна понять. Ты — всё, что у меня есть. Моя бомба замедленного действия. Мы с тобой сможем добиться всего. И я помогу тебе. Я всегда помогу тебе.

Он прижал ладонь к моей шее. Не нежно — крепко. Пальцы сомкнулись плотно. Ровно настолько, чтобы не оставить следов.

— Но если ты меня предашь, — прошептал он мне на ухо, — я тебя убью. Запомни это. Ты — инструмент. И инструментом управляют.

Он отпустил. Я потерла кожу под подбородком, будто могла стереть то, что он только что вложил в меня.

Когда он распахнул дверь, карета уже ждала нас. Белая. С бантом, как у праздничной коробки. Даже кони были в серебряных шорах. Всё в этом кричало: «Это — дар». Не женщина. Не человек. Дар.

Мы сели внутрь. Я устроилась на бархатном сиденье и смотрела в окно.

Шёл снег. Он ложился на стекло кружевом. Дорога была белой и хрустящей, а небо — ясным, с полной луной. Казалось, сама ночь решила стать красивее ради этого момента.

Карета замедлила ход. Колёса заскрипели по камню, словно скрежетали зубами. Мы подъехали к главным воротам замка короля. Снег не прекращался — он ложился на крыши, на карнизы, на капюшоны стражников, превращая мир в безмолвную могилу.

Лорд Дарнелл не сказал ни слова. Он лишь вышел первым, протянул мне руку, как положено спутнику. Я вложила в его ладонь свою — чужую, ледяную, неподвижную, как у куклы.

Нас уже ждали.

Слуги в цветных ливреях молча склонились, один подхватил подол моего платья, другой взял фонарь, освещая путь. Мы прошли под каменными арками, в которых звенел ветер. Ступеньки вели вверх, и с каждым шагом всё казалось громче.

Наконец, двери бального зала открылись.

Тяжело. Медленно. Почти с ленивым рычанием — как пасть зверя, не спящего, но пока не голодного.

Внутри было светло, как на солнечном дворе, хотя солнце давно спряталось. Тысячи свечей отражались в золоте и стекле. Люстры свисали с потолка, как цветы — переплетённые, сияющие, угрожающие. Стены были увешаны зелёными и красными драпировками — цветами королевского Рождества. И чёрный — бархат, чёрный как ночь, обнимал колонны. Цвета силы, крови и яда.

И тут я поняла.

Цвет вечера был выбран заранее. Красный. Чёрный. Зелёный. И только я — стояла посреди всего этого великолепия в белом.

Платье казалось ещё ярче. Оно не сливалось с толпой — оно пело. Горело. Взрывалось светом в глазах всех, кто обернулся. Я стала пятном света в этой роскоши теней. Я стала вызовом. Я стала фокусом, от которого не отвести взгляда.

Нас представили.

— Лорд Дарнелл и его спутница.

Без имени.
Именно так он и задумал.

Я чувствовала взгляды. Они стекали по мне, как капли яда по лезвию. Женщины сжимали веера и криво улыбались. Мужчины следили за линией моих ключиц, за игрой камней на платье. Я шла медленно. Я плыла. Я не споткнулась ни разу, хотя сердце билось так, будто хотело выломать рёбра.

И тогда я увидела его.

Король.
Генрих VIII.

Он сидел на троне — не просто скучая, а как лев, которого кормят овощами, но он хочет мяса. На его лице — усталость, скука. Рука лежала на подлокотнике, пальцы теребили кольцо. Его глаза — ледяные, колючие, беспощадные — поднялись на нас. На меня.

Глава 4: Танец

Король взял меня за руку и за талию. Его ладони были тёплыми, уверенными, немного грубыми. Он сразу потянул меня в танец — уверенно, по-королевски, без права на промедление. В его движении чувствовалась сила, отточенная властью.

Он склонился чуть ближе к моему уху, и голос его зазвучал — бархатный, тяжёлый, с ленивой насмешкой:

— Ты же понимаешь, — начал он, — таких, как ты, у меня было, пожалуй, штук сто. И это только за этот год.

Он усмехнулся. Его кольцо холодно скользнуло по моему запястью.

— Мы потанцуем. Выпьем. Проведём прекрасный вечер. Твой лорд получит своё — своё золото, своё влияние, своё «спасибо». А ты уедешь обратно туда, откуда он тебя привёз.

Он говорил это с усталой нежностью, как актёр, разыгрывающий сцену, которую знает наизусть.

Я слушала и улыбалась. Мягко. Почтительно.

Когда он замолк, я подняла глаза.

— Ваше Королевское Высочество, — произнесла я спокойно, чуть понизив голос, чтобы пришлось наклониться ближе, — я не одна из тех, кто приходит на одну ночь.

Он удивился.

— Я не хочу кусок пирога с вашего стола, — продолжила я. — Лорды, маркизы, герцоги — все они тянут руки, как дети. А я... я хочу быть столом. Тем, с которого вы подаёте пироги, тем, кого вы ставите в центр — и говорите, кому есть, а кому голодать.

Я подмигнула. Лёгко. Дерзко. И — смело.
Это был вызов, завернутый в бархат.

Король чуть дернул бровью, и губы его растянулись в улыбке — искренней, удивлённой.

— Ха. Смело, — сказал он, всё ещё ведя меня в танце. — Очень смело. Не уверен, что даже женщины моего совета осмелились бы сказать мне это.

Я чувствовала, как меня рассматривают со всех сторон. Зависть, интерес, недоумение, злость — словно я встала на шахматную доску, и стала ферзём среди пешек.

— Ты не глупа, — сказал он тише, и в голосе уже не было ленивой насмешки. — Я вижу это. Но ты никогда не жила при дворе. И, поверь мне, не знаешь, как тут всё устроено. Здесь выживают только хищники.

Он прижал меня ближе, чтобы произнести следующее почти шепотом:

— А ты, моя дорогая, больше похожа на куропатку. Хоть и очень красивую.

Я усмехнулась — не громко, а едва заметно, будто он рассказал мне изысканную неприличную шутку.

— Возможно, — произнесла я, обернувшись к нему с мягкой, почти ласковой улыбкой. — Но ведь вы знаете, Ваше Величество... Самая ценная дичь никогда не бросается в глаза. Она не кричит, не рвётся — она подходит тихо. Бесшумно. Пока не окажется достаточно близко, чтобы впиться когтями — туда, где бьётся сердце.

Музыка закружилась, как водоворот.

Мой подол описал круг, искры от камней на нём заиграли в глазах короля.

Он хмыкнул, и в его взгляде впервые промелькнуло нечто похожее на интерес. Не страсть, не желание, не скука.
Интерес.
Осторожный. Взвешенный.

Мы сделали последний поворот. Он отпустил мою талию, но руку мою не сразу.

— Хорошо, — сказал он. — Посмотрим, куропатку ли я пригласил на танец… или всё-таки змею.

И повернулся, уходя, оставив в моей ладони лёгкое ощущение ожога.

Я осталась стоять в центре зала как белое памя.

Весь вечер я танцевала — с одним, затем с другим. Лорды, бароны, юноши из благородных домов — все старались шептать мне остроумности, приглашали на будущие прогулки и охоты, но ни один из них не интересовал меня. Я чувствовала, как тяжёлый взгляд короля лежал на мне, будто цепь. Он больше не танцевал ни с кем. Он только смотрел.

Как хищник, выбравший цель.

К утру, когда свечи начали догореть, а зал постепенно пустел, ко мне подошёл лорд Дарнелл. Он выглядел усталым, но довольным, как игрок, которому досталась редкая карта.

— Ты останешься, — тихо сказал он, касаясь моей руки. — Король принял подарок. Комнату тебе уже подготовили. Два дня ты будешь одна. А потом… я вернусь. Мы почти у цели, Маргарет. Почти.

Я кивнула. В голосе его слышался азарт — хрупкий, как хруст тонкого стекла.

Король принял меня. А лорда — в круг, куда стремились многие. Тайный круг. Тот, о котором шептались даже в самых закрытых покоях.

Когда праздник закончился и зал начал затихать, я сама подошла к тому слуге, который вёл меня к королю перед танцем. Он поклонился и, не произнеся ни слова, жестом пригласил меня следовать за ним.

Мы шли по длинному коридору с ковром, словно вытканным из ночи: глубокий пурпур с узорами чёрного золота. Стены были украшены гобеленами — сцены охоты, битв и коронаций, лица давно умерших королев и детей, которых уже никто не помнит. Ветер гулял в высоких окнах, колыхал пламя факелов, и весь путь казался мне сном, слишком ярким, чтобы быть правдой.

Наконец, мы остановились у двери, инкрустированной резным деревом и золотыми гвоздями. Слуга открыл её и отступил в тень.

Комната — нет, покои — были словно вырезаны из сна императрицы.

Потолок был высоким, купольным, с тонкой росписью: ночное небо, золотые звезды, лунный диск. Стены обиты тёмным шёлком с узорами ветвей и птиц. В центре стояла кровать с балдахином из тончайшего кружевного тюля, украшенного жемчугом. Ткани были мягкими, как дыхание. Подушки — множество, все разной формы, цвета и плотности. Камин из тёмного мрамора был уже разожжён — пламя танцевало, отбрасывая на стены живые тени.

У окна — письменный стол с резными ножками и чернильницей из нефрита. Зеркала — высокие, с позолотой, в них я отражалась, как чужая. Шкафы с платьями, флаконы с духами, книги, аромат цветов — всё уже было там, словно меня ждали. Будто я уже принадлежала этому месту.

Но главной была дверь. Незаметная на первый взгляд. В стене, напротив ложа. Потайная, обрамлённая бархатом.

Она вела в покои короля.

Из его спальни можно было войти ко мне. И из моей — к нему. Без свидетелей. Без стука.

Это был не просто жест доверия. Это был знак владения.

Теперь я жила в комнате, откуда нельзя было сбежать. Только ждать. Только играть.

Глава 5: Месяц тишины

Спустя почти месяц лорд Дарнелл прибыл в замок вновь.

Его появление не сопровождалось фанфарами — всё было скромно, по-деловому. Но в его походке, в том, как он посмотрел на меня, была ясность: он пришёл не к девице, а к собственному инвестиционному проекту. Он не обнял меня. Не улыбнулся. Лишь взгляд — долгий, прямой, острый, как кинжал, вонзился в мою грудь.

— Ты держишься хорошо, — сказал он в моих покоях, обводя комнату взглядом. — Лучше, чем я ожидал.

Он сел в кресло у камина, заложив ногу на ногу, и начал говорить. Без нежности. Только правила, инструкции, требования.

— Отныне ты будешь передавать мне письма каждую неделю. Подчёркиваю: каждую. В этих письмах ты опишешь настроение двора, поведение короля, его слабости. Кто входит в его покои, кто выходит. Любой слух. Любое слово. Всё. Ты — мои глаза и уши. И ты должна быть лучше, чем любая шпионка в этом замке.

Я кивнула. Спокойно. Впитав всё.

Мои слуги — тихие, услужливые, будто сросшиеся со стенами — оказались не просто прислугой. Это были люди Дарнелла. Его тени. Его пальцы, вплетённые в ткань замка. Они подносили мне чай, расчесывали волосы, приносили книги — и с тем же молчанием передавали мои письма за пределы замка. Через тайники в камине, через корзины с грязным бельём, через перехваты у конюшен. Король не знал. Никто не знал. Но я чувствовала: стены стали моими.

Вскоре меня начали приглашать на женские вечера.

Королева — Анна Болейн (сейчас 1535 год в 1536 её казнят)— новоиспечённая супруга короля, молодая, хрупкая на первый взгляд, но с глазами, острыми как лезвия. Она устраивала собрания, которые называли "винными встречами": там лилась музыка, приносили инжир, орехи, тёплое вино с пряностями, и женщины смеялись громко, как будто в этих залах не было страха, только лёгкость и веселье.

Но за смехом таилась война. Каждая из них смотрела на другую, как на возможную соперницу. Как на шпионку.

Я сидела с ними — молча. Но мои глаза впитывали всё. Кто с кем шептался. Кто кого не переносил. Кто подсыпал соль туда, где должна была быть сахарная пудра. Всё это я запоминала. Всё это я вплетала в свои письма к лорду.

И вот однажды, когда женщины разошлись, а слуги унесли пустые кувшины, королева подошла ко мне одна.

В её взгляде было не презрение — привычное — а расчёт. Словно она решала, как использовать меня в игре, где все фигуры уже расставлены.

— Я знаю, кто ты, — сказала она, поправляя кружево на рукаве. — Очередная девица, присланная королю. Для утех. Для развлечения.

Я лишь слегка наклонила голову, молча.

— Я не ревную, если ты об этом думаешь, — продолжала она. — Таких, как ты, было много. Ни одна не стала королевой.

Я посмотрела на неё. Долго. Спокойно. А потом мягко, почти по-девичьи, улыбнулась.

— Вы уже вторая жена Его Величества. Вторая королева. И, быть может, не последняя. На вашем месте я бы не говорила с таким пренебрежением о тех, кто приходит после.

Молчание между нами стало густым, как кровь.

Она отвернулась. Но я видела, как дрогнули её пальцы. Она больше не заговорила со мной. Ни в тот вечер, ни в следующие.

Комнаты замка были грандиозны.

Мраморные полы, выстланные коврами, по которым можно было ходить босиком, не ощущая холода. Стены — с фресками, местами скрытыми под бархатными панелями. Потолки уходили ввысь, в своды, где эхо оборачивалось шёпотом. Окна высокие, с витражами, отбрасывающими цветные тени. Из окон моей комнаты виднелись леса и ледяные поля, в которых бродили олени.

Комната королевы была утопающей в розовато-золотом свете. Мягкие пастельные тона, шелка и зеркало высотой с человеческий рост. Её кровать — балдахин из кружевной ткани, вплетённой с жемчугом. Повсюду тонкие вазы с лилиями, любимыми её цветами. И флаконы с духами, такие сильные, что казалось, в замке живёт сама весна, даже если снаружи бушует метель.

Королева была миниатюрна, как фарфоровая кукла. Тонкая талия, высокие причёски, лицо — почти кукольное, с идеальной кожей и глазами, в которых плескался холодный огонь. Она носила платья в мягких, жемчужных оттенках, словно хотела казаться невинной — но ни один её взгляд не был невинным. Всё в ней было оружием.

Король всё ещё не подходил ко мне.

Но я знала: он смотрел. Через зеркала. На собрании и мероприятиях.Когда дверь была в мою комнату открыта он всегда заглядывал проходя по коридору.
Я чувствовала — напряжение росло. Он хотел зайти, но не делал этого.

Однажды ночью, когда зима за окном выла как зверь, рвущийся внутрь, я почти провалилась в сон. Ткань покрывала приглушала звуки, камин догорал, и воздух был теплым, убаюкивающим. Глаза уже закрывались, как вдруг я услышала: скрипнула дверь. Не та, что ведёт в коридор — другая. Секретная.

Он вошёл.

Я не двигалась. Ни одного вздоха глубже обычного. Ни одного лишнего шевеления. Лежала, как спящая статуя. Сердце билось медленно, как в бою: точно, контролируемо.

Я слышала, как он прошёлся по комнате. Его шаги были бесшумными, но половицы предали его — лёгкий скрип, еле слышный. Он остановился у моего столика, перелистал книги, словно хотел узнать, чем я живу. Что читаю. Во что вглядываюсь, когда он сам в упор на меня не смотрит.

Потом — легкий вздох.

Свеча погасла — с шипением, как последний вздох ночи. Комната окуталась темнотой, мягкой, почти интимной. И тогда я почувствовала, что он приблизился. Его присутствие было, как тень: весомое, невидимое.

Он встал рядом. Молча. И долго смотрел.

Я едва не дрогнула, когда его пальцы коснулись моего лица. Осторожно, почти нежно — он убрал прядь волос, упавшую мне на щеку. Этот жест был… человеческим. Слишком живым для короля, который держал меня в полумолчаливом плену.

Он снова вздохнул — иначе, глубже. Как человек, который знает, что делает глупость… и делает её всё равно.

И затем — тишина.

Он отошёл. Секретная дверь щёлкнула. Всё стало, как было.

Глава 6: Подарки и сильное внимание

Прошло уже два дня с той ночи, когда король впервые тихо пришёл ко мне в мои покои. Сегодня я сделала шаг вперёд — сама подошла к нему. Ночь была холодной, но во мне пылал огонь. Я устала быть в тени, быть просто украшением на его пиру. Теперь я должна была стать центром его внимания — и я знала, как этого добиться.

Мои наряды стали ярче, насыщеннее, смелее. Тонкий бархат и шелк, алый и изумрудный, с золотой вышивкой и драгоценными камнями — я шла, словно огненный свет среди теней. Диадема на голове, волосы аккуратно уложены — чтобы подчеркнуть мои строгие, но притягательные черты.

Придворные шептались, бросали взгляды — завистливые и недоброжелательные. Даже королева не скрывала раздражения, когда я появлялась в зале. Но я была не такой, как она. Меня учили искусству — искусству быть замеченной и желанной, оставаясь при этом недосягаемой. Женщины из старого мира делились со мной секретами, которые я берегла как самое ценное оружие.

Я вошла в этот дворец так, чтобы все взгляды, даже самых занятых и важных, оборачивались и задерживались на мне. Когда я появлялась, тишина падала на зал, будто замерло само дыхание. Я шла, чувствуя эту невидимую магию.

Я смотрела только на короля, игнорируя остальных. Шёпоты, подарки и восхищённые взгляды — для меня лишь фон. Меня звали на женские собрания — винные вечера с музыкой и разговорами, которые устраивала королева. Там я перестала быть чужой, меня начали принимать. Придворные дамы перестали сторониться, даже вступали в разговор. Это приятно.

Мужчины шлёпали письма и дары через слуг — обещания, украшения, сладости. Но мне это было не нужно. Я сжигала письма в огне и прятала подарки в сундуке, который не открывала. Я отгородилась от иллюзий и ловушек. Мой мир стал яснее — я понимала игру и играла по своим правилам.

В один из тех редких вечеров, когда замок окутывала тишина, я надела шелковое полупрозрачное платье для сна — подарок лорда. Тончайший шелк струился по телу, рассыпанные жемчужины светились в лунном свете, создавая почти призрачный блеск. Его щедрость была явной, и я училась благодарить не словами, а своим присутствием — плести вокруг себя сеть слухов и намёков.

В замке ходили шёпоты — что я стала любимицей короля, что мой лорд — самый влиятельный человек в королевстве. Говорили, что моя красота словно колдовство, что те, кто слишком близко — исчезают без следа. Шептались, что я умею читать и писать тайные письма, не поддающиеся расшифровке, что это даёт Дарнеллу преимущество.

Я знала, что все эти слухи подогревают интерес и страх, и я оставалась загадкой — опасной и желанной одновременно.

Я медленно встала, чувствуя, как лёгкий шелк струится по коже. Каждое движение было наполнено грацией и уверенностью — меня учили владеть собой, как оружием. Жемчуг на платье переливался в свечах, оставляя воображению простор, но не переходя грань вульгарности.

Подойдя к стене, я открыла секретную дверь — мост в другой мир. В покоях короля пахло сандалом, старинными коврами и воском. Шелк моего платья тихо зашелестел по холодному мрамору.

Король сидел у камина, его глаза холодны и проницательны, но блеск интереса не скрыть. Я позволила себе лёгкую улыбку, вставая перед ним в мерцающем платье.

Он отложил письма, тихо похлопал по колену — приглашая меня подойти. Я опустилась к нему на колени, обняв за плечи. В этот момент я подумала — король не идеал. Он обычный мужчина средних лет, с морщинами и усталыми глазами. В борделе таких было немало, нежных и привлекательных. Но король даёт власть и жизнь — и я сделаю всё, что он прикажет, потому что только от него зависит моё существование. Но я хочу жить красиво.

Его руки скользили по телу, изучая каждую складочку — нежно, уверенно, как художник, раскрывающий тайны. Я поддавалась прикосновениям, чувствуя, как внутри разгорается тихий пожар удовольствия.

Когда я захотела ответить лаской, он мягко отстранился.

— Не сегодня, — сказал он, — сегодня я хочу познать тебя.

Его пальцы пробегали по коже, вызывая дрожь, губы оставляли тепло. Руки короля не спешили, не упуская каждую деталь, и я позволяла ему быть исследователем.

В эту ночь я трижды ощущала блаженство — каждое прикосновение было обещанием запретного и желанного. После всего он не прогнал меня, а попросил остаться — провести ночь рядом.

Он лежал неподвижно, рука крепко сжимала моё бедро, будто боясь отпустить этот момент. Я спала, прислонившись к нему, ощущая спокойное дыхание. Это было больше, чем близость — это была безопасность и власть, сотканные из молчания и прикосновений.

Утром я спала рядом с ним, когда слуги разбудили короля и меня. Без слов, без взглядов я ушла в свои покои. Слуги лишь обменялись взглядами — для них такие ночи были обычным делом.

В моих покоях уже ждали мои слуги, преданные и умелые. Они украшали волосы тонкими плетениями с перьями и цветами, придавая мне лёгкость. Надевали простое, но изящное платье для поездки — удобное и красивое.

Снаружи уже готовили коней. Слуги тщательно вычищали шерсть, седлали их до блеска. Кони нервно фыркали, готовясь к охоте.

В 6 утра мы выехали. Холодный воздух резал лёгкие, наполняя нас запахами леса и мха. Я сидела в седле, платье мягко развевалось на ветру, а глаза блестели от предвкушения.

Король и его свита шли уверенно, лошади мерно топали, разбрасывая капли росы. За ними шли охотники — сильные, бесшумные, готовые к бою.

Лорд Дарнелл смотрел на меня тёпло, и я чувствовала гордость — я была не просто украшением. Только благодаря мне, он присоединился к охоте.

Когда вдалеке появились кабаны, лес стих, словно замер. Мы образовали круг, чтобы загнать добычу. Король поднял руку — сигнал к началу.

Стрелы свистели, лошади неслись, а я крепко держала поводья, проверяя свою ловкость.

После охоты мы вернулись в замок — смеясь, уставшие, с добычей. Нас ждал тёплый обед.

В большом зале, полном света и ароматов, я заняла место рядом с королём. Сердце билось часто, но я оставалась спокойной.

Глава 7: Просьба короля

Король поднял бокал, вино в нём отливало рубином в свете свечей. Я сделала то же, легонько чокнувшись с ним. Металл кольца на его пальце коснулся моего бокала. Мы сделали по глотку, и он дал знак слугам.

Тут же в залу вошёл слуга, несущий серебряное блюдо. Следом за ним — второй, с графином и высоким сосудом, из которого струился пар.

На столе перед нами появилось жаркое из фазана с инжиром и медом, подрумяненные пирожки с трюфелем, каплуны в винном соусе, и суп — густой, на бульоне из телятины, с розмарином и чесноком. Хлеб был ещё тёплый, с хрустящей коркой, к нему подавали взбитое масло с морской солью и лимонной цедрой. Ароматы обволакивали, будоражили чувства.

— Ешьте, Маргарет, — сказал он мягко. — Сегодня мы заслужили ужин.

Мы начали есть. Еда таяла во рту — особенно фазан, мясо которого легко отделялось от костей и было пропитано сладким соусом. Он смотрел на меня с интересом, но молчал до тех пор, пока мы не попробовали всё.

Затем он откинулся на спинку кресла, взял бокал и заговорил, глядя на меня через багровое стекло вина:

— Вам придётся подружиться с теми, кто обычно держится в стороне. Не с теми, кто тянется к свету, а с теми, кто прячется в тени. Слишком много шёпота за моей спиной. Я должен знать, кто о чём говорит, и кому. И вы будете моими ушами. А иногда — и голосом.

Я кивнула, ничего не говоря. Он продолжил:

— Никто не должен видеть, что вы работаете на меня. На публике — вы просто одна из приближённых. Да, все шепчутся, все думают, что между нами что-то есть. Пусть думают. Но пока нас не поймают за руку — это ничто.

Он поставил бокал, склонился ближе:

— Через неделю прибудет король Франции, Людовик XII. Его сопровождают люди с длинными языками и ещё более хорошей памятью. Он не дурак, но любит красивых женщин, особенно тех, кто умеет говорить умно и мягко.

Он посмотрел на меня с тенью улыбки.

— Ты будешь сопровождать его. Разговаривать с ним. Слушать. Согревать его вечера, если потребуется. Просто… будь рядом и делай так, чтобы он много говорил. Всё, что скажет — ты запоминаешь. Всё, что покажется важным — приносишь мне.

Я почувствовала, как у меня пересохло во рту. Это уже не была игра.

— Вы мне доверяете, Ваше Величество? — тихо спросила я.

— Я никому не доверяю, Маргарет, — сказал он. — Но именно вам я решил дать такое задание, так как вижу ваш потенциал.

Он снова поднял бокал и отпил. Я сделала то же.

— Вы можете ходить куда хотите, покупать что пожелаете, устраивать вечера для короля Франции, если это окажется необходимым, — продолжал король, опершись локтем о подлокотник. — Я вам предоставлю своего слугу. Вы, должно быть, его помните — он подошёл к вам на балу и пригласил на танец от моего имени. Его зовут Джеймс. Он со мной много лет. Всё, что скажете ему, он исполнит так же, как если бы это приказал я.

Я замерла. В голове зазвенело. Джеймс. Личный слуга короля. Он был вхож в самые закрытые комнаты дворца, появлялся там, где даже королева не могла пройти без приглашения. Я не сказала этого вслух, но внутри всё сжалось от изумления — такая честь, такое доверие...
Он отдаёт мне своего Джеймса.

Я поднялась, сдержанно склонившись в поклоне.

— Это большая честь для меня, Ваше Величество, — сказала я. — Я буду стараться не подвести вас.

Он кивнул, устало потерев висок.

— Я устал. Пожалуй, лягу спать. Вы свободны, Маргарет.

Я приблизилась, склонилась над его рукой, легко поцеловала её, стараясь не задерживаться ни на миг дольше, чем позволено. Затем шагнула к скрытой двери, ведущей в коридор. Она отворилась мягко, и я исчезла за ней.

В своей комнате я едва закрыла за собой дверь, как все чувства — восторг, тревога, страх и гордость — обрушились на меня разом. Я подошла к столу, достала бумагу и чернила. Рука дрожала, но я всё же принялась писать:

"Мой лорд, сегодня вечером король пригласил меня к себе…"

Строка за строкой я изливала всё, что произошло: ужин, разговор, его предложение, Джеймса. Бумага пропиталась моими эмоциями. Последняя фраза замерла на перье:

"…я буду близко ко двору Франции, и у нас с вами будет преимущество."

Я отложила перо, поднесла записку к свету. Прочитала. А потом — почувствовала, что не могу.
Что-то внутри меня воспротивилось. Этот вечер… был только моим. Король выбрал меня.
Не как игрушку. Не как любовницу. А как союзника.

Я поднесла записку к пламени камина и молча наблюдала, как она съёживается, чернеет, сгорает, превращаясь в пепел. Буквы исчезали, как будто их никогда не было. Это должно остаться между нами.

Я опустилась в кресло. Огонь шептал, потрескивая в очаге. Внутри было странное ощущение — не страха, не вины, а чего-то нового…

Игра началась.

В ту ночь я заснула прямо в кресле, укрывшись пледом. Мои волосы пахли дымом, руки — вином и медом, а в голове вихрем кружились мысли, имена, голоса, лица.
Я понимала одно: через неделю всё изменится. И я больше никогда не буду прежней.

Глава 8: Утро после встречи с королем

Я проснулась на рассвете в кресле, в той же позе, в какой заснула. Огонь в камине давно потух, от него остались лишь угли, чуть теплые на первый взгляд. Комната была тиха, только занавески шевелились от лёгкого ветра сквозь неплотно закрытое окно. В теле ощущалась легкая ломота — ночь была беспокойной, сон тяжёлым, обрывистым, полным теней и голосов.

Я переоделась в простое, но со вкусом сшитое утреннее платье из серого бархата, и вышла в сад. Земля ещё дышала прохладой, листья были покрыты каплями росы, а небо только начинало окрашиваться в золотисто-розовые оттенки. Я бродила среди кустов лаванды и роз, вдыхая терпкий аромат трав, пытаясь успокоить мысли.

Теперь всё изменилось.
Я уже не просто женщина при дворе. Я — звено в цепи, важная фигура.

К полудню в дверь постучали. Я ожидала кого угодно — горничную, служанку с фруктами, даже королевского пса, но никак не Джеймса.

Он вошёл с поклоном, лицо его было, как всегда, спокойным, но в глазах появилась тень уважения, которую раньше он не показывал.

— Его Величество просит вас сегодня после обеда подойти в его рабочие покои, — сказал он. — У нас впереди серьёзная подготовка.

Его «мы» прозвучало особенно. Джеймс никогда не говорил со мной в такой тональности. Не как с гостьей. Не как с очередной приживающейся фавориткой. Он говорил со мной как с кем-то, кто теперь принадлежит к узкому кругу доверия.

Я кивнула:

— Передай Его Величеству, что я буду.

Перед встречей я переоделась. Платье было неброским, но изысканным — приглушённо-зелёный шёлк, вышитый тонкой серебряной нитью по вороту и манжетам. Волосы собраны в гладкую прическу, с одной шпилькой в форме лилии. Я выглядела спокойно, достойно, почти официально.

Когда я вошла, король уже был в комнате. Он стоял у большого дубового стола, уставленного бумагами, картами, чертежами. На столе были:

пергаменты с гербами французской знати,

списки гостей с отмеченными фамилиями,

меню банкетов на все семь дней,

макеты арок и флагов, что будут украшены у въездных ворот в город.

Никакой романтики, никакой игры. Только работа. Он поднял голову, когда я вошла, и без улыбки кивнул:

— Проходите. У нас семь дней. И каждый из них будет иметь значение.

Он развернул карту.

— Людовик не приедет один. С ним будут его главные советники, дипломатическая свита, шестьдесят рыцарей и двадцать дам двора. Среди них будет маркиз де Сент-Обер. Он опасен — не поддавайтесь его вежливости. Также герцогиня Анжуйская — она наблюдательна и быстро распознаёт слабость. Нам нужны их уважение и внимание.

Он подошёл ближе, посмотрел на меня не как на женщину, а как на союзника, как на инструмент, которым он собирался действовать.

— Людовик — не просто гость. Он приедет, чтобы почувствовать, кто здесь сильнее.
Ты — часть этой силы.

Я стояла, не двигаясь. Я слышала всё — не только его слова, но и то, что было между строк.
— Ты умна. Ты красива. Но теперь ты должна ещё и это применить в работе.

Я слегка поклонилась:

— Что именно мне предстоит делать?

Он повернулся, подошёл к ещё одному свитку и развернул чертёж зала, где пройдут первые приёмы.

— Ты будешь рядом. Неофициально. Ты не должна казаться мне близкой. Напротив — ты должна быть свободной, недоступной, интересной.
Ты будешь знакомиться с французами, с их дамами. Особенно с теми, кто не решится говорить со мной напрямую. Ты — моя неофициальная дипломатия.

— Через неделю Людовик будет в этом дворце. Он умен. Любит красоту, но не теряет головы.
Ты должна стать для него утешением, соблазном. Ты — отравленный цветок. Прекрасный, но с шипами.

Я молчала. Горло пересохло, но сердце било уверенно. Я знала, что справлюсь.

— Хорошо, — сказала я.

Король, впервые за всё время, позволил себе улыбку. Очень лёгкую, почти невидимую.

— Отлично.

День второй — Одежда и приёмы

Утро началось рано. Джеймс постучал мягко, но уверенно.
Он вошёл, поклонился и, не глядя прямо, протянул мне папку из плотного пергамента с печатью короля.

— Это от Его Величества, — сказал он. — Персональный список. Портной вас уже ждёт.

Я раскрыла папку: там была подборка нарядов на каждый из дней пребывания французского двора. Всё было продумано до деталей.

Наряды:

Для дневных прогулок — платья из лёгкой тафты и тонкого шёлка. Сдержанные оттенки: дымчато-серый, небесно-голубой, чайная роза. Ничего вызывающего, всё — элегантно и сдержанно.

Для вечерних ужинов — насыщенные цвета: глубокий синий, рубиновый, бордовый. Вышивка серебром и золотом, но умеренная. Акцент на линию шеи и запястья.

Особое платье для узкого ужина с Людовиком XII — чёрный бархат, который будет переливаться в свете свечей, с расшитыми рукавами и полупрозрачной накидкой из тончайшего кружева. В нём не было кричащей сексуальности — только властное изящество.

Король оставил пометки:

Украшения — только те, что не нуждаются в объяснении. Ни жемчужных капель, ни камней на волосах. Прозрачная роскошь.

Визит к портному

Портной встретил меня в своих покоях — человек лет пятидесяти, с глазами, как у алхимика, вечно ищущими золото в складках ткани. Его мастерская была похожа на храм. На манекенах — полуготовые платья, с замысловатыми швами и лентами. Рулоны тканей лежали по углам: шёлк из Венеции, кружево из Фландрии, бархат из Милана.

Он не задавал лишних вопросов. Он знал, кто я. И знал, какие наряды сделать, король ему тоже отправил список как и мне.

— Мы сделаем так, чтобы Людовик смотрел дольше, чем намеревался. И не понял, почему, — сказал он, завязывая очередную ленту на корсете.

После обеда я вновь встретилась с Джеймсом. Он проводил меня в Золотой зал — сердце дворцовых торжеств. Высокие арочные окна, колонны из тёмного дерева, своды, украшенные золотой листвой. Но сейчас он выглядел уставшим: ткань на стенах поблекла, серебряная утварь тускнела, в воздухе висел запах старого воска и давно выгоревших свечей.