Дни осквернения

Глава 1. В Эльзиле все не те, кем кажутся

Текст поднимает темы похищения людей, убийств, упоминает войны и разные виды дискриминации. Пожалуйста, решите, готовы ли вы это читать.
Автор не поддерживает высказываемые персонажами мнения и просит не повторять их поступки.

— Может быть, поговоришь со мной?

Белая длиннопалая рука тронула затянутый в черное локоть.

— Мне не до этого. Не могу думать ни о чем. Я… волнуюсь, что ли.

Внутри кареты было еще темнее, чем на улицах столицы, но двум пассажирам так было даже приятней. Обычно мгла усиливает страх, эту же странную пару она успокаивала.

— Волнуешься? Ну, неудивительно. Представь, я тоже. Может быть, даже больше, чем ты.

Брат и сестра смотрели друг на друга, едва видя очертания лиц во мраке. Но им это и не было по-настоящему нужно. Лица никогда не были для них важны.

Они разом вдохнули, одновременно собираясь что-то сказать, в чем-то, быть может, признаться, но тут карета дернулась, замерла, послышался окрик кучера. В окно проскользнул свет фонаря и замер, треугольником высвечивая колени в черных форменных брюках, край юбки с золотистыми воланами…

— Ты даже не можешь себе представить всю силу моей признательности.

Из темного угла кареты не послышалось ни звука.

И вот так, в тишине, отворилась без скрипа дверь, в тишине же осторожно ступили на мощеную дорогу черные сапоги. Так встал под конус света от фонаря маркиз Лоран Эджертон, новый младший жандарм Его Величества. Или просто сердце молодого человека билось так сильно, что заглушало другие звуки? Он не слышал, как захлопнулась дверь кареты, как зацокали прочь копыта лошади, как скрипели колеса, вертясь… И унося леди Эрнестину Эджертон прочь, на встречу с ее будущим мужем.

— Ну, надеюсь, нам обоим повезет. — Пробормотал Лоран, поправляя тугой воротник и кривясь. — Да смилуется над нами Уризен и Святая Тэль.

Лорана впустили в здание жандармерии, и он предоставил документы дежурному за столом. Снулый парень одного с маркизом возраста пробежал глазами ровные строчки и вернул бумаги.

— Вы поступаете под начало поручика Марка Стила. Разумеется, его сейчас нет на месте, он подойдет не раньше шести утра. Какого демона Вы вообще приперлись так поздно? Или рано, можно сказать. Половина пятого!

— В противном случае мне бы пришлось непозволительно злоупотребить гостеприимством моего будущего зятя.

Дежурный, сидя с опущенной головой, покивал. Лорану невольно казалось, что его хотят боднуть, так упорно на него была наставлена макушка младшего жандарма.

— Лошадь своя?

— Я потерял коня на пути сюда. Новым пока не обзавелся.

Дежурный поднял голову и посмотрел, наконец, прямо в лицо Лорану. В миг лицо младшего жандарма утратило выражение снисходительного презрения, когда его взгляд наткнулся на длинный, едва заживший шрам, идущий от виска к подбородку Лорана.

— Вам будет выделен конь от жандармерии, служебный, — пробормотал дежурный, явно переменив первоначальное мнение, что перед ним избалованный сынок вздорного дворянина. — Пока подождите Его благородие в приемной.

Лоран сдержанно кивнул и направился к ряду грубо сколоченных стульев, который тянулся вдоль стены продуваемого коридора. Пока что все оказалось не так сложно, как молодой человек боялся.

Через четверть часа Лорана сморила усталость. Он дремал, судорожно сжимая бумаги, отчего те шелестели, когда по рукам маркиза проходила сонная судорога. Новобранец боролся с собой, чтобы предстать перед поручиком в лучшем виде, но когда тот явился, Лоран безнадежно проиграл дремоте и даже начал заваливаться набок.

— Это Вы, что ли, мой новый…

Лоран вскочил, мгновение осоловело смотрел прямо в лицо начальнику, затем спохватился, вытянулся в струнку и отдал честь.

— Ваше благородие!

Марк Стил, едва скрывая свое скептическое отношение, осмотрел Лорана с головы до ног. Такой молодой, а уже шрам поперек морды. Драчун, дуэлянт? Вот же принесла нелегкая помощника. Как бы не было беды от него. Марк грубовато вырвал из рук Лорана его документы и поднес к глазам.

— До того служили корнетом-знаменосцем. — Угол рта Марка дернулся прежде, чем он сдержал это выражение неудовольствия. — Прекрасно.

Последнее слово прозвучало так, будто поручик произнес это случайно, намереваясь сказать: «подите вон и никогда не возвращайтесь». Однако на лице Лорана не дрогнул ни единый мускул, хоть отчасти и потому, что свежий шрам на каждую гримасу все еще отзывался болью.

— До девятнадцати лет с сестрой и отцом путешествовал по диким землям на территории бывшего Апима… — Поручик махнул рукой, намекая, чтобы новичок следовал за ним, и пошел по коридору. — Это тоже пригодится, некоторые горожане ничуть не лучше дикарей. Надеюсь, Вы там сами не опустились среди аборигенов?

Марк посмеивался, и Лоран гадал, не замешана ли тут зависть: Стил явно не первый десяток лет находился на службе, однако по какой-то причине оставался в не слишком завидном звании поручика. У Марка было широкое костистое лицо, из тех, по которому не прочитать возраст, волосы же он стриг так коротко, что рассмотреть седину не мог бы и его личный парикмахер. Тем не менее, хоть и оставалось гадать, сколько ему лет: сорок, пятьдесят или больше — но тридцатилетним Стила назвали бы только из лести.

Глава 2. Нож бьет под дых

У дверей «Камелии» Лоран и Марк расстались. Следует сделать ремарку, что это произошло у дверей внутренних: Стил вернулся в зал, буквально выпихнув Лорана на улицу. Приправив, впрочем, свои действия неожиданно любезным для солдафона прощанием. В любом случае, день близился к концу, и Лорану следовало решить вопрос с ночлегом. Скудные его пожитки остались в жандармерии, за некоторыми вещами необходимо было послать к сестре — Эрнестине (маркиз оттягивал этот момент, как мог), остальное требовалось купить в самое ближайшее время.

Немного побродив по улицам, таким узким, что меж домами нельзя было пройти, расставив руки, Лоран остановился на границе между трущобами и респектабельным районом — там, где осесть вышло и достаточно дешево, и вполне достойно. И до жандармерии оставалось такое расстояние, что никого бы не удивило, если б Лоран являлся на службу пешком.

Маркиз снял комнату под крышей в переулке чистом, хотя и темном. Ветхая, опрятная старушка, владелица ветхого, опрятного домика, проводила постояльца до лестницы, потопталась у нижней ступеньки и ушла так, словно внезапно забыла, что собиралась показать жильцу его новое обиталище. Лоран поднялся на чердак в одиночестве. Комната оказалась вполне достойна той платы, что за нее требовали: бедно обставленная, но такая узкая и темная, что меблировка создавала ощущение загроможденности. Лоран оглядел свое новое пристанище скорее с любопытством, чем с разочарованием. Если слухи о его детстве имели под собой реальную подоплеку и они с сестрой и отцом действительно долго жили в апимских диких лесах — неудивительно, что всего лишь кровать без полога, умывальник, растрескавшаяся тумбочка и старая конторка вполне удовлетворили молодого Эджертона. От какого еще аристократа в столице можно было ожидать подобной неприхотливости?

Маркиз снял сапоги и лег на кровать. Солнце светило в узкое окно прямо ему на лицо.

Что ж, подумал Лоран, тем сподручнее будет читать на закате! Он приобрел газету, пока бродил по улицам, присматриваясь к постоялым дворам, и теперь достал ее, намереваясь пролистать. Он хотел составить впечатление о столице в противовес тому, что показал ему первый день в Атепатии.

Первую полосу занимали известия о бале в королевском дворце. Вторую — проповеди какого-то жреца Высшего Уризена. На третьей в виньетках сообщалось о ближайших казнях на главной площади. Лоран вчитался в приговоры: мошенник, вор, убийца, две ведьмы, колдун-кузнец. На следующей странице размещались частные объявления.

«Бракосочетание юной маркизы Эджертон и молодого виконта Сааэшейского назначено на следующую неделю.» — прочитал Лоран внизу листа. Объявления о свадьбах от остального текста отделяли те же виньетки, что использовались на предыдущей странице.

Как быстро! Конечно, отец послал извещение задолго до прибытия детей в столицу, а они еще задержались… Но брат и сестра полагали, что у них есть некоторое время. Оказалось, они ошиблись. Газета упала на грудь Лорана, словно несколько листков бумаги внезапно стали слишком тяжелы для его сильных пальцев.

К своему стыду, Лоран чуть было не проспал на следующее утро — он впервые поступал на работу, его жизнь впервые требовала четкого расписания, так что, если б не шум с первого этажа, он бы провалялся в постели до полудня. Еще недавно, в апимских лесах, он вставал по велению сердца или тела, от падающего на лицо луча солнца, щебета птиц… Либо грубого окрика отца, но такое случалось редко. Несмотря на то, что Лоран провел всю сознательную жизнь подле отца, даже теперь, на двадцать четвертом году жизни, он не мог сказать, что между ними есть по-настоящему прочная или теплая связь. Фульк Эджертон словно никогда не выделял своих детей из числа прислуги, будто сын и дочь для него значили столько же, сколько и наемные работники. Прежде детей это обижало, но сейчас, в Эльзиле, они поняли, чем было продиктовано подобное отношение родителя к ним. В конце концов, лорд Эджертон и распорядился ими, как чужими работниками по найму, почти как рабами. Лоран находил даже некоторую пользу в холодном воспитании, которое получил. Что думала о том Эрнестина, пока оставалось тайной.

Лоран встал, умылся, оделся, зачесал волосы ото лба назад… он начал постепенно привыкать к новой детали в своем облике — полукруглому шраму поперек щеки. К счастью, рана была нанесена недостаточно глубоко, чтобы повредить челюсть или проткнуть кожу насквозь, и так низко, что не задела глаз. Теперь кожа зарубцевалась настолько, чтобы не кровоточить, если Лоран говорил или ел, и боль ушла — либо он так привык к ней, что уже не замечал. Однако по змеистой вспухшей линии время от времени пробегал разряд щекотки — ткани восстанавливались. Это хорошо, каждый раз, перебарывая желание почесать рубец, думал маркиз. И каждый же раз перед его внутренним взором невольно вставала картина путешествия в столицу. Момент, когда его щеку взрыла сталь, он не запомнил, но миг, когда смотрелся в поднесенное Эрнестиной — о, нет, тогда еще не Эрнестиной в полной мере, конечно же — зеркальце, запал Лорану в душу. За последние несколько месяцев его жизнь, однообразная больше двадцати трех лет, несколько раз подряд совершила удивительные перевороты.

Когда Лоран спустился на первый этаж, он увидел, как рождался шум, разбудивший его: за столами сидели работяги, вперемешку те, что только отправлялись на заработки, но встретили как препятствие на своем пути неодолимое желание выпить, так и те, кто трудился всю ночь и теперь имел полное право пропустить рюмашку-другую. На Лорана никто не обратил внимания. Маркиз задался вопросом без особого интереса, переменится ли сцена через день, когда он появится внизу в форме жандарма?

Глава 3. Чем хуже, тем лучше

Лоран плохо спал ночью, перенервничал утром, и к тому моменту, как он вышел из уборной, переодевшись в новую форму, он уже забыл все вопросы, которые хотел задать начальнику. Усталость навалилась на маркиза, хотя на часах не было еще и одиннадцати утра. Впрочем, его внутреннее ощущение времени, столько лет подстроенное под часовой пояс Апима, упорно намекало, что солнце вот-вот начнет клониться к закату. Корнет мог сосредоточиться только на этом одном чувстве — по крайней мере, это позволяло ему не клевать носом, разбирая бумаги. Он еще помнил, что его многое сбило с толку и насторожило во время перепалки между полицейским инспектором и жандармейским поручиком, однако все важные детали ускользали, проваливались куда-то в глубины памяти. Оставалось надеяться, что после некоторого отдыха их можно будет достать из вороха воспоминаний, рассмотреть и осмыслить.

Пока же Лоран шуршал бумагами, оставленными ему Марком, невольно усыпляя сам себя однообразными движениями.

Корнету отчаянно хотелось бросить все, выйти на улицу и купить сосиску в тесте в какой-нибудь из множества палаток возле жандармерии. Настоящего голода Лоран пока не испытывал, но нуждался в перемене обстановки, энергии от теплой пищи и возможности дать отдых глазам. В окно соблазнительно впархивали запахи копченого мяса… где-то вдали мерно звучал колокол…

Дверь распахнулась так резко, что ударилась ручкой о стену. Лоран вздрогнул и резко распрямился.

В дверном проеме стоял напряженный поручик Стил.

— Бросай все. Идем, у нас есть дело, и стоит успеть раньше полиции.

Лоран послушно отдернул руки от бумаг, словно узнал, что они смазаны ядом, и встал из-за стола. Марк кривился в неудовольствии. Даже спорый шаг казался ему непозволительной мешкотней, единственное, что он одобрил бы — бег на пределе возможностей. Стил сбежал по лестнице на первый этаж, в главный холл, и шумно втягивал воздух через нос, пару секунд дожидаясь, пока Лоран спустится вслед за ним торопливо, но скованно, не имея привычки к лестницам иным, чем связанные бечевкой дощечки. Поручик был в бешенстве, не объясняя, почему. До самого того момента, пока Лоран вслед за начальником не впрыгнул в служебную карету, Марк хранил молчание и метал глазами молнии.

— Когда я говорю «быстро», это значит — быстро, корнет!

Лоран несколько мгновений смотрел на начальника, не выказывая ответного раздражения, а затем произнес:

— Если бы я знал, ради чего стоит торопиться…

Марк резко нагнулся вперед.

— Тебе достаточно того, что это приказываю я.

Если бы я мог, поступил бы  на службу к кому другому, чуть не брякнул Лоран, вовремя прикусив язык. Но челюсти он все же невольно стиснул в раздражении, и по шраму к виску заструилось ощущение наполовину состоящее из слабой ноющей боли, наполовину — из зуда заживающей ткани.

Карета раскачивалась, катясь по мостовой, и Лоран быстро отвлекся от своих мыслей, чувствуя, что запах гари усиливается. Так пахли не сосиски, понял он. Богатый опыт позволил ему различить в воздухе нотки паленой шерсти, дерева… мяса, да, разумеется. Приближался и звук колокола. Лоран откинул голову, и в затылок начало отдаваться дребезжание стенки кареты. Сонливость никуда не делась, но теперь к ней примешивалось чувство тошноты от омерзительного запаха. Звук, движение, вонь — все это накатывало на Лорана, как прилив. И при том — это была настоящая работа. То, о чем он читал в романах и о чем мечтал. Лоран невольно улыбнулся, поймав себя на этой мысли.

Когда жандармы приехали на место пожара и вышли из кареты, оказалось, что они опоздали. Огня уже не было, зато, как черные жуки, на месте трагедии кишели полицейские.

Был среди них и инспектор Мейсон. Он стоял поодаль, безучастно наблюдая за своими подчиненными и пожарными, разбирающими черные, мокрые завалы. Стил и Мейсон обменялись взглядами, в которых больше не было ненависти. Видимо, ордер все же был выслан — пока корнет кис над просроченной документацией, понял Лоран.

Карета за спинами жандармов скрипнула колесами и покатилась прочь, чтобы не закупоривать узкий проулок. Лоран огляделся по сторонам. Очевидно, они находились в трущобах, только в ином месте, чем вчера, пока еще неизвестном корнету. Ему оставалось лишь гадать, какое расстояние отсюда до жандармерии, его дома или “Камелии Императрицы”, будь она неладна... То ли дело — Марк! Он явно мог бы обойти дом с закрытыми глазами: сейчас поручик также оглядывался и задумчиво кивал, отмечая что-то про себя.

— Теперь это место станет совсем другим, — пробормотал Стил и сунул в рот сигарету… подумал и вернул ее в портсигар. — Точнее, тут теперь вместо старого-доброго «Лихого кузнеца» будет другой веселый дом.

У Лорана в голове словно сошлись две подходящие друг другу детальки, как в мелуккадской игре, где из цветных обрывков нужно составлять красивое сложное изображение.

— Веселый дом? То есть, публичный? Вчера — проститутка, сегодня — целый дом, Вам не кажется, что это имеет какую-то связь?

— Не кажется, — отозвался поручик, даже не глядя на корнета. — Я совершенно точно знаю, что связь есть, и прямая.

И Марк решительным шагом, больше не обращая внимания на Лорана, направился к инспектору полиции.

— Жертвы есть?

— Конечно, — Мейсон криво ухмыльнулся. — Но есть и выжившие. Мои ребята сейчас доставят их в участок и допросят. Раненым окажут необходимую помощь.

Глава 4. У милашек частенько есть дикие братья

Марк оставил Лорана на пожарище. Поручик сказал, что поедет с нарушительницей, как он назвал Нерану, на служебной карете: «В жандармерию… то есть, в участок!»

Слов прощания никто не произнес.

Маркиз остался один среди царства сажи и пепла. Лоран привык к тому, что мухи налетают быстро: им не требуется и двадцати минут, чтобы почуять мертвое мясо и устремиться к нему в жажде превратить свежую смерть в новую жизнь. Гадкую, и все же имеющую право на существование. В болотистой местности, где насекомые и без того кишат в воздухе, они не тратят и мгновения: как только вспарываются животы, отрываются головы, изломанный труп падает на землю, жужжащий рой меняет лишь путь своего полета и разворачивается к добыче.

Но тут, на задворках великолепной столицы, все оказалось иначе. Пожарище осталось пустынно, только запах едкого дыма еще витал в воздухе. Вонь стояла невыносимая, и Лорану прежде не доводилось вдыхать подобных миазмов, хотя он полагал, что опасности леса во много раз превзойдут всё, с чем ему придется столкнуться в столице. Оказалось, что он ошибся. И все же, маркиз двинулся вперед по обломкам, старательно вглядываясь в белеющие от пепла изломанные доски. Нет, выживших он не искал: несмотря на завалы, все они были не так велики, чтобы укрыть человека. Да и полиция сработала слаженно… А до них тут наверняка побывали пожарные. Так что Лоран искал другое — то, что заставило подорваться из жандармерии Марка Стила. Не предвидел же он, что сюда заявится его любовница!

Лоран подумал о магии. Ни у кого в их роду не было способностей к чародейству, во всяком случае, в последних трех поколениях: именно потому Фульк Эджертон сумел сохранить репутацию благопристойного и почтенного аристократа, хотя и со своеобразным увлечением древностями. Но, по крайней мере, никто не смел заподозрить, что он ищет в апимских лесах оставшиеся от ведьм артефакты.

Мог ли пожар возникнуть от злого колдовства? Разумеется. И проблема крылась в том, что Лоран не сумел бы распознать это раньше, чем начал превращаться в… во что, по поверьям, ведьмы любят обращать тех, кто им не нравится? Жаб или червей. Но вряд ли у таких мудрых и могущественных существ идея о мести и вреде заключалась в подобных банальностях, подумал Лоран, шагая вперед по углям, скрипящим под его подошвами.

— А это еще что такое?

Взгляд маркиза привлек едва трепещущий в дрожащем воздухе обрывок бумаги. Лоран не стал бы утверждать, что листок пережил пожар в “Лихом кузнеце”. Возможно, его принесло ветром уже позже, и бумага просто обгорела на угольях дома.

Доска заскрипела под ногой Лорана и обожгла его стопу жаром. Корнет отпрыгнул с проворством песчаного тигра, и тотчас схватился за щиколотку, осматривая сапог. Подошва не расплавилась — добротная апимская резина не так проста — и все же ее поверхность смазалась, точно чернила от неловкого движения рукава.

К счастью, причиной служило всего лишь тепло угольев, не колдовство.

Ладно, подумал Лоран, пора возвращаться в жандармерию, пока не пострадало казенное имущество. Выданное, как он прекрасно понимал, в залог части его жалованья.

Корнет опасался, что заплутает меж одинаковых серых домов: поначалу он действительно растерялся, не умея с первого взгляда отличить одно здание от другого, но раз уж Лоран ни разу не заблудился в апимском лесу, где, по слухам, даже ведьм не осталось, то какую сложность представляли для него оживленные улицы?

Лоран поднялся на второй этаж жандармского управления, дернул ручку кабинета Марка, и оказалось, что дверь заперта. В спешке пару часов назад маркиз не заметил, закрывал ли Стил дверь, но это было, вероятно, не так уж важно. Лоран спустился в холл, озадаченный. Ему, так уж получалось, остаток дня нечем было заняться. Разве что ждать, не появится ли до конца дневной смены Марк, но Лоран в том сомневался. Он сам, если ушел бы с Нераной, не вернулся.

Лоран с удовольствием переоделся бы снова в свой обычный наряд. Форма пропахла пожарищем, и маркиз невольно вспоминал о недавнем зрелище печальной разрухи при каждом вдохе. Но его одежда осталась за замкнутой дверью, увы. Лоран сел на стул, как и сутки назад, закинул ногу на ногу. Если б он курил, ждать было бы куда веселее, но корнет не приобрел — возможно, пока — этой дурной привычки, и развлекал себя тем, что рассматривал проходящих мимо окна горожан. После видов и запахов пожарища аппетит у Лорана пропал, а вот сонливость одолевала его с двойной силой. Переживания последних часов ненадолго взбудоражили Лорана, но в конечном итоге только утомили его. Корнет быстро начал клевать носом, хотя и боролся со сном… И вдруг встрепенулся, стряхивая с себя дремоту. Ему показалось, что мимо окна прошла его мать — что было решительно невозможно. В ту же секунду загадка разрешилась. В холл проскользнула с улицы не графиня Эджертон, а маркиза Эджертон — Эрнестина. Во всяком случае, так следовало называть эту даму еще где-то две недели, прежде, чем она выйдет замуж за лорда Сааэшейского, пьидесского виконта.

Брат и сестра мгновенно нашли друг друга глазами в полупустом холле. Лоран поднялся со стула и спешно подошел к Эрнестине.

— Зачем ты здесь? Тебе нельзя… Мы же договорились…

Молодой жандарм не смог договорить при виде несчастного заплаканного лица Эрнестины. Сердце Лорана заныло. В конце концов, это он был причиной всех ее несчастий.

— Идем, поговорим на улице. Тут слишком много нежелательных ушей…

Лоран обернулся через плечо на дежурного, игравшего с самим собой в орлянку: со стороны могло показаться, что молодой Эджертон преувеличивает, однако он сделал выводы после утренних происшествий. Власть полиции. Недомолвки поручика. Двери, запертые там, где не нужно, и беспечно распахнутые там, где стоило бы их затворить… Если выбирать между жандармерией и оживленной улицей, Лоран предпочитал последнее. Там их разговор хотя бы заглушит шум города.

— У меня все равно сейчас нет срочных дел. Ты не расплачешься при всех, если мы выйдем?