До первого снега

Пролог

Вы когда-нибудь теряли всё?

Я говорю не о сумочке в метро, не о багаже в аэропорту и даже не об угнанной тачке.

Вообще все?

Всю свою привычную жизнь...

Родной дом, семью, друзей...

Я — да. Причем дважды.

Меня зовут Рита Морено. Мне семнадцать. И эта история обо мне... Точнее, о том, как жестоко мы порой ошибаемся, думая, что терять больше нечего.

Июнь. Аэропорт, Буэнос-Айрес, Аргентина.

Наши дни.

Рита

Звонко цокая каблуками по глянцевой плитке международного аэропорта Буэнос-Айреса, я не нахожу себе места. В руках — посадочный талон и мобильный. Вылет в Мадрид через пару часов, а я так не хочу возвращаться! Огромный город, в котором прошла вся моя жизнь, яркий, современный, шумный, сейчас видится мне серым и безжизненным. Как круто порой меняются наши взгляды, ломая и разрушая целые судьбы!

Смотрю на табло вылетов, но буквы и цифры на экране сливаются в яркие, едва различимые пятна. За спиной у меня почти год в Аргентине. Впереди — «новая» прежняя жизнь. А мне до безумия хочется послать ее к черту и вернуться в Тревелин — маленький городок в предгорьях Анд, к небольшому дому у самой реки, который стал родным и любимым, к уютному потрескиванию поленьев в камине и горячему шоколаду в руках. Сейчас понимаю, что дом — это не огромный особняк в элитном районе мегаполиса. Нет, дом — это место, где тебя крепко любят и всегда ждут, где протянут руку в трудную минуту и всегда найдут нужные слова, чтобы поддержать. Место, которое я вынуждена сегодня покинуть навсегда...

Беглый взгляд на экран мобильного, и сердце вновь сжимается от неуёмной тоски. Вик не звонил. Значит, отпустил. Значит, сделал свой выбор, как и я свой — трудный, болезненный, но, наверное, единственно правильный. Мы оба знали изначально, что я уеду, стоит первому снегу коснуться земли, понимали, что в итоге будет нестерпимо больно, но каждый из нас принял свое решение...

— Рита! — окликает меня Анхель. — Пора, милая. Твой рейс.

В глазах старика блестят слезы. Такой сильный и зачастую суровый, сегодня он выглядит ранимым и беспомощным. Анхель понимает без лишних слов, что прощается со мною навсегда.

Шаг навстречу, второй… И я утопаю в крепких объятиях старика, вдыхая въевшийся в его куртку запах сырой древесины и горючего. Я буду скучать.

— Разреши мне иногда тебе звонить. — Просьба глупая, но только не для Анхеля Сото, который считает мобильную связь великим злом.

— Тебе можно, Рита. — Дед похлопывает меня по спине и слегка отстраняется. — Всё правильно делаешь, девочка моя. Всё правильно. Там твоя жизнь, не здесь.

— Но здесь моё сердце, Анхель.

— Знаю, родная, но и Вик по-своему прав: ему нечего делать в твоем мире. Его место среди нас. Здесь его дом, его корни, его судьба.

— Он так и не позвонил. Даже не попрощался со мной.

— Думаешь, позвони он, тебе стало бы проще уехать?

— Уехать — нет, но жить вдали от него — да.

— Девочка моя, такие, как Вик, не ищут легких путей. Отпусти его. Отсюда. —Мозолистая ладонь старика бережно касается моей головы, а затем упирается в самое сердце. — И отсюда... Вот увидишь, втянешься в прежнюю жизнь и еще скажешь парню спасибо за то, что не стал для тебя помехой и обузой.

— Анхель...

— Тише, моя родная, тише! Ты же все знаешь, все понимаешь. Не рви мне душу, девочка! Улетай!

Глава 1. И золото тоже тускнеет.

Испания. Мадрид

За десять месяцев до событий из пролога

Рита.

— Рита, давай, живее! Марио уже на сироп исходит!

— Помоги, Ками! — Подбежав к подруге и, забрав волосы наверх, поворачиваюсь к ней спиной, чтобы она застегнула молнию на платье. Я и сама безумно волнуюсь, а потому всё валится из рук.

— Готово! — радостно щебечет она. — Конфетка, а не девочка! Пабло язык проглотит, когда увидит!

— Думаешь? — спрашиваю, поворачиваясь к Ками, и невольно закусываю губу. — Мы не виделись целое лето! Я так боюсь, что он...

— Не забыл, Рита! Не забыл! Но если не поторопимся, Марио психанёт и уедет без нас. Пойдём, прошу!

— Мой брат — великий зануда! — говорю чистую правду и подбегаю к зеркалу, поправляя наряд.

— О! Я смотрю, лето на побережье прошло не зря! — Ками забавно округляет глаза. У неё врождённый талант строить смешные рожицы. — Помню, ещё весной, стоило мне назвать Марио твоим братом, как ты начинала психовать.

— Будем считать, что он прошёл испытательный срок, — отмахиваюсь от нелепого допроса.

— И правда, они с Лусией бьют все рекорды! — хохочет Ками, а я не могу не улыбнуться в ответ.

Марио — сын четвёртой супруги отца, и это не считая моей матери, которая сейчас живёт в Барселоне. Что поделать, раз папа настолько любвеобилен и неразборчив! Хотя Лусия, моя нынешняя мачеха, кажется, нашла нужный ключик к сердцу старого ловеласа и вот уже второй год умудряется быть для него единственной и неповторимой, а я, в свою очередь, смирилась, наконец, с появлением в своей жизни очередного сводного брата. Да и вообще, парень он неплохой, но какой-то скучный и слегка тормознутый. Ну да ладно, родственников не выбирают…

— Ками, мне не по себе, — признаюсь подруге, разглядывая своё отражение, и замечаю, как она начинает закипать.

Вспыльчивая, эмоциональная, артистичная Ками! Моя самая верная, надёжная и любимая подруга, с которой мы не разлей вода уже пятый год. Ей я могу рассказать обо всём, доверить самое важное и сокровенное. Как жаль, что моей сводной сестрой она пробыла всего пару месяцев! Брак моего отца с её матерью был самым скоротечным — этакий официальный курортный роман, который обошёлся старику в очень кругленькую сумму, но зато подарил мне настоящую сестру.

— Рита, ты прекрасна, — ласково шепчет на ухо подруга и проводит рукой по моим волосам, которые мягкими светлыми прядями струятся до самой талии. За лето, проведенное на побережье с мамой, они стали ещё длиннее и немного выгорели на солнце. Затем Ками проворными пальчиками поддевает меня за подбородок, обращая внимание на тонкие черты лица, аккуратно подчёркнутые макияжем. Подруга права: я выгляжу замечательно! Только это никак не помогает мне успокоиться.

— Пойдём! — щебечет Ками и, схватив меня за руку, тащит к выходу. — Мне не терпится взглянуть, как у Пабло отвалится челюсть, когда он увидит тебя!

Дорога до резиденции сенатора Ренато Дельгадо, где его сын Пабло сегодня отмечает своё совершеннолетие, занимает не больше получаса, но мне она кажется нестерпимо долгой. Мы не виделись почти два месяца: Пабло уезжал на стажировку в Штаты, а я всё лето провела у мамы. А ещё я не верю в любовь на расстоянии, точнее, сомневаюсь, что самый красивый и желанный парень Мадрида, коим поистине считается Дельгадо, за эти шестьдесят дней вынужденного одиночества не нашёл мне замену…

— Рита, Марио, как я рад видеть вас в своём доме! — расплывается в дежурной улыбке сенатор Дельгадо, совершенно игнорируя держащую меня за руку Ками. Уверена, стоит Лусии развестись с отцом, и имя Марио также вылетит со свистом из списка приветствий.

— Добрый вечер, дон Ренато! — дарю старику одну из самых обворожительных улыбок. Мой отец спит и видит, что когда-нибудь наши семьи породнятся. Что ж, пока это и в моих интересах тоже.

— Рита, ты стала ещё прекраснее! — продолжает не замечать моих спутников сенатор. — Пабло с друзьями на заднем дворе. Приятного отдыха!

Официальная часть торжества намечена на выходные и обещает получить награду за самое скучное мероприятие в этом году. Слава Богу, Ренато прекрасно это понимает, а потому сегодня закрывает глаза на всё, что творится на вечеринке сына.

Миновав огромный холл, по узкому коридору спешим к эпицентру веселья. В отличие от своего отца Пабло знает толк в развлечениях: громкая музыка от лучших ди-джеев Европы, тающие во рту закуски, море смеха и отличного настроения. Обычно здесь не бывает никого постороннего. Все свои. Только сливки золотой молодёжи Мадрида.

Правда, судя по числу гостей, сегодняшнюю вечеринку смело можно переименовывать в сливочную. Это мне ещё год корпеть над учебниками в старшей школе, Пабло же с этого года начинает учёбу в университете, а потому и контингент гостей, собравшихся поздравить парня с восемнадцатилетием, слегка расширился.

— Рита, как соберёшься домой, позвони, — бубнит Марио, заметив вдалеке знакомых ребят.

— Даже спорить не буду. — Ками тащит меня в сторону бассейна. — Он самый настоящий зануда. Ну какое там «домой»?! Вечеринка только начинается!

Лавируя между гостями, мы медленно, но верно приближаемся к эпицентру веселья. Ками смеётся невпопад и постоянно что-то комментирует; знакомые и не очень, встречные лица то и дело расплываются в приветственных улыбках и дежурных фразах, но мне нет до них никакого дела. Всё, что хочу я, это найти Пабло.

— Рита, ты видела? Да? — дёргает меня Ками, отрывая от безуспешных поисков моего парня.

— О чём ты?

— Не «о чем», а «о ком», Рита! Помнишь Марию? А сейчас медленно обернись и посмотри, в чём она пришла.

— Господи, Ками, да какая разница?!
Я не помню никакой Марии. А оценивать чужой гардероб — то ещё бесполезное занятие.

— Ну, Рита! — канючит подруга. — Ну, посмотри!

Оглядываюсь только из-за огромной любви к этой капризуле, но не замечаю ничего стоящего.

Глава 2. Дыра? Нет, еще хуже!

— Аргентина?!

Ками визжит в трубку, пока я беспорядочно скидываю в чемодан самое необходимое. Ненавижу собираться впопыхах, но отец не оставил мне выбора.

— В Аргентину, Ками! В чёртову Аргентину! — Глаза мои распухли от слёз, а в голове кавардак. — На год, чтобы отца не посадили.

— Разлука с детьми вместо тюремного срока?

— Нет, Ками, это блажь моего папочки!

С момента нашего с ним разговора прошёл уже час, а я всё не могу успокоиться. Напротив, чем больше я думаю о том, что меня ждёт, тем сильнее хочется взбунтоваться и следом за Лусией бежать из этого дома.

— Так не уезжай! — подливает масла в огонь подруга.

— Я не могу, Ками, правда! Отец уже дал согласие сотрудничать со следствием.

— Рита, Винсенто сошёл с ума! — не унимается Камилла. Громкость её звенящего голоса достигает предела и вынуждает мобильный противно дребезжать. — Это же на другом конце света! Это не Барселона, от которой до Мадрида рукой подать! Чёрт, Рита, это Латинская Америка!

— Спасибо, Кам, но с географией у меня всё в порядке.

— Зато с мозгами — явно нет! Что ты забыла в Аргентине?!

— Ками… — Слёзы обжигают горло. Когда же они уже иссякнут? — Я буду жить с дедом. Отец пообещал при первой возможности забрать меня домой.

Да и какой смысл сейчас исходить на сироп, если всё решено? Нет, конечно, я могла бы топнуть ножкой и отказаться, но только что это изменит? Я в любом случае уеду, а в Барселону или Аргентину, уже не важно.

— У тебя есть дед? — удивлённо уточняет Ками, на мгновение позабыв о предстоящей разлуке.

— Оказывается, — выдыхаю. — Только ничего не спрашивай: отец просто поставил меня перед фактом.

— Ладно. И всё равно это какой-то бред! А как же школа? Выпускной?

— Ками, это Аргентина, а не Северный Полюс. Там есть школы.

— А обо мне ты подумала? А о Пабло? Он уже в курсе, да?

— Нет, Ками. Его мобильный недоступен, и дома Пабло тоже нет. Я понятия не имею, где его искать. Но, знаешь, может, оно и к лучшему. Поговорим, когда приземлюсь в Буэнос-Айресе.

— Думаешь, если он ждал тебя два месяца, то будет ждать и год? Рита, он же другую найдёт!

Её слова иголками вонзаются в и без того изнывающее от боли сердце: я только и думаю, что о ней и о Пабло, понимая, что не смогу без них и дня. Вещи валятся из рук на пол, так и не добравшись до чемодана, а я оседаю следом за ними, уже не сдерживая слёз. Телефон весь мокрый и постоянно норовит выскользнуть, нос беспрестанно шмыгает, а глаза, разъедаемые солёной влагой, дико болят. Я отчаянно не понимаю, почему всё это свалилось именно на меня.

— Эй, ну ты чего? — шепчет Ками и тут же сама начинает всхлипывать. — Прости меня, глупую, и не слушай! Я, как всегда, только о себе думаю. Просто не хочу с тобой расставаться, понимаешь? Я уже скучаю, Рита! Можно, я заеду к тебе перед отъездом? Помогу собраться.

— Нет, Ками, боюсь, ты не успеешь, — бормочу, утыкаясь носом в груду одежды. И почему я не могу взять с собой вместе кучи тряпок двух самых дорогих мне людей? — Вылет через пару часов, а я никак не могу сложить этот дурацкий чемодан.

— Бог с ним, Рита! Там всё купишь. Есть же в Аргентине магазины?

— Есть, конечно.

Перевожу звонок на видеосвязь и вместе с подругой начинаю заново складывать вещи. И пока запихиваю их в чемодан, Ками штудирует информацию о Буэнос-Айресе в интернете, выдавая полезные рекомендации.

— Там сейчас зима по календарю, ты знала?

— Ну да, там всё вверх тормашками. — Впервые за день мне удается улыбнуться. — Но, вроде, не холодная, а примерно такая, как в Барселоне. Да и вообще, наше лето заканчивается, а там только начинается.

— Вот, видишь, не всё так плохо! Ещё одни летние каникулы за год никому не навредили.

Кое-как закончив с чемоданом, минут десять слёзно прощаемся, обещая друг другу оставаться на связи, обязательно созваниваясь каждый вечер.

— Рита! — Тяжёлый голос отца перемежается со стуком в мою дверь. — Опоздаем!

Он не заходит и больше не говорит мне ни слова. Уверена, отец чувствует за собой вину. А я всё сильнее сомневаюсь, что поступаю правильно, забирая часть её на себя.

— Расскажи мне про деда, — прошу, пока отцовский лимузин плавно выезжает со двора.

Отец пристально смотрит в окно, будто впервые видит территорию собственного дома.

— Пап… — зову его, но чувство вины явно перевешивает, и отец ограничивается кивком, давая понять, что слышит.

— Сколько вы не общались? — не оставляю попыток расшевелить его.

— Двадцать лет. — Голос сухой, мрачный.

— А почему?

— Рита, он сам тебе всё расскажет, если сочтёт нужным. Вот, возьми. — Отец протягивает мне документы и пару кредитных карт, явно не желая продолжать разговор. — Здесь хватит на всё, дочка.

— Дедушка знает, что я прилечу? — не отступаю.

Глава 3. Первое утро

Под оклики деда пулей вылетаю из дома и, не разбирая дороги, бегу прочь.

В груди всё сковало от немыслимой несправедливости. Я не верю! Не хочу верить словам отца, которые тот так спокойно обрушил на мою голову:

«Нет, ты не можешь вернуться…»

«Не сейчас, Рита…»

«Всё очень сложно, пойми…»

Под ногами хлюпает грязь. Студёный сырой воздух обжигает лёгкие. По тонкой тропинке продолжаю бежать прочь, проклиная весь мир.

«Тревелин — отличное место, дочка…»

Да, папочка! Просто волшебное! Оглядываюсь, но кроме колючих кустов с остатками прошлогодней листвы, ничего не вижу. Я даже не в чёртовом Тревелине — дом деда на самой окраине.

«Ты уже видела горы? А к реке спускалась?»

Неужели папа совершенно меня не знает? Разве не понимает, что я — городская девочка, привыкшая к комфорту и хорошей жизни. Мне чужды походные условия и романтика сельского бытия. Отец точно издевается, полагая, что горы и реки смогут заменить мне нормальную школу, весёлый шопинг и вкусный «латте» в любимой кофейне.

«Милая, не плачь, вот увидишь, тебе понравится это место».

И снова бегу. Не замечаю холода. Не вижу ничего вокруг. Что тут можно полюбить? Грязь? Нищету? Противную погоду? Или. Может, равнодушного грубияна-деда?

Слёзы душат. Ноги безбожно скользят, но я всё равно бегу, пока в какой-то момент не начинаю задыхаться от нехватки кислорода.

«Я люблю тебя, Рита…»

«Поверь, так надо, дочка…»

Ни одного «прости», ни намёка на «сожалею». Но окончательно отец сумел разрушить веру в себя одной-единственной фразой:

«С днём рождения, родная! Оторвись там как следует!»

Сгибаюсь пополам и тихо стону. Бросить меня в жалком захолустье на произвол судьбы — лучший подарок к семнадцатилетию.

Не знаю, как долго длится моё безумие, но рада, что рядом нет ни души. Мне не нужна жалость окружающих, мне вообще больше никто не нужен!

Постепенно прихожу в себя и медленно бреду всё дальше по утоптанной дорожке, со всех сторон окружённой голыми ветками кустарников.

Шаг-другой, и я спускаюсь к каменистому берегу небольшой реки, на удивление, спокойной и живописной. Подхожу ближе к воде, отмечая, что она кристально чистая и прозрачная и в лучах утреннего солнца кажется нежного голубого цвета со слегка бирюзовым оттенком. У самого берега переливающимися кристаллами поблёскивают мелкие льдинки. Ступаю по ним, безжалостно разрушая старания морозной ночи, и. как маленькая, наслаждаюсь забавным хрустом. А затем замираю.

Мои кеды… Казалось, безвозвратно испорченные вчера, сегодня, натянутые наспех после разговора с отцом, они выглядят совершенно новыми. Но разве такое возможно? Становится неловко от мысли, что кто-то их почистил специально для меня. Но когда? И зачем? Однако очередной порыв ледяного ветра вмиг выметает из головы ненужные мысли.

Озябшими пальцами зачерпываю полную горсть камней и со всей мощи бросаю их в реку, наблюдая, как изумительно гладкая поверхность покрывается круговыми разводами.

— Тревелин! Тревелин! Тревелин! — с ненавистью в голосе выплёвываю наименование дыры, в которой застряла по воле отца.

— Дурацкое название! Дурацкий город! Дурацкая страна! — срываюсь на крик. Меня всё равно не услышат. До ближайшего дома мили две не меньше.

Злость на отца затмевает глаза. От беспомощности и безнадёжности опускаются руки. В горле першит от холодного влажного воздуха и комка горьких слёз. Не так я представляла себе свой семнадцатый день рождения! Не здесь! Не в полном одиночестве и забвении!

Новая порция камней летит в реку, но даже они — промозглые, бездушные, склизкие — сегодня настроены враждебно и с брызгами опускаются в воду в непосредственной близости от меня. Мокрые разводы моментально расползаются по любимым небесно-голубым джинсам известного бренда, отчего отчаяние достигает своего апогея.

— Ненавижу! Ненавижу! — надрывно ору, жадно топая по воде у самой её кромки. Моя одежда испорчена, но разве это имеет значение, когда исковеркана вся жизнь?

Чувствую, что дрожу. Мне холодно от дикого ветра и сырости, а ещё страшно: здесь, на другом конце света, я осталась совсем одна.

Натягиваю рукава толстовки на заледеневшие пальцы, а холодный, как у бродячей собаки, нос прячу в высоком воротнике. Вот только теплее мне не становится.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох в надежде немного успокоиться, но тут же ощущаю неимоверной силы толчок в спину, а затем, как в замедленной съёмке, лечу носом в ледяную воду.

Наудачу успеваю выставить перед собой руки и приземляюсь на четвереньки, мысленно сгорая от желания придушить шутника.

— Марс, ко мне! — раздаётся глубокий мужской голос, который, впрочем, тут же сменяется безудержным смехом — громким, диким. нескончаемым.

Ладони немеют от стылой воды, которая, ко всему прочему, бессовестно затекает в кеды и полностью пропитывает и без того убитые джинсы. Пытаюсь подняться, но утыкаюсь взглядом в огромную свирепую морду громадного пса и теряю дар речи.

Глава 4. Эскель

— Рита, вот, смотри! — Нежный голосок Мики заставляет меня улыбнуться, но хорошее настроение тут же исчезает, стоит мне заметить вещи, которые та принесла. — Здесь пара свитеров, спортивный костюм и джинсы.

Аккуратная стопка одежды приземляется перед носом, который нестерпимо хочется заткнуть от навязчивого запаха стирального порошка. Сколько раз стирали эти вещи, прежде чем предложить их мне? А сколько лет носили?

— Ри-ита, — предостерегающе тянет Анхель, заметив, как я вновь начинаю брезгливо морщиться. Вот только поделать с собой ничего не могу. Я никогда не носила чужих вещей и впредь носить не намерена.

— Спасибо, конечно, — выдавливаю благодарно, — но я бы предпочла купить новые. В городе же есть торговый центр?

Улыбка сползает с лица Мики, а взгляд из лучистого становится слегка растерянным.

— Есть, но…

— Конечно, есть, Рита. — Не дав ей сказать хоть слово, Анхель встаёт из-за стола. — Как позавтракаешь, Микэла проводит тебя до ближайшего.

— Дедушка, но… — Девчонка вновь пытается что-то объяснить, но тщетно.

— Без всяких «но», Микэла! Если Рите не нравится то, что мы можем ей предложить, пусть купит себе то, что хочет.

Анхель грузно шагает к прихожей и, натянув на ноги здоровенные сапоги, переключает внимание на Мику.

— Повеселитесь, девочки! — заговорщически подмигивает дед и, накинув на плечи куртку, выходит. — Буду поздно! — доносится до нас, прежде чем хлопает дверь.

— На самом деле, нечего делать в наших магазинах, если только тебе не нужны рыбацкие штаны или бесформенные футболки.

Тонкие пальчики Мики изящно скользят по стопке повидавшей виды одежды, пока она робко смотрит на меня. Уверена, ей неловко оставаться со мною наедине.

— За нормальными вещами надо ехать в Эскель, но кто тебя туда повезёт?

— Эскель?

— Это соседний городок. Деда просить бессмысленно: если бы речь шла о новом моторе к лодке, тогда другое дело, а тут — одежда… — И пока я раскладываю по полочкам в своей голове новую информацию, Микэла умудряется незаметно для меня собрать со стола грязную посуду, затем включает воду и начинает её мыть. — Папа тоже вечно занят. Можно, конечно, и на автобусе попробовать, но это не раньше воскресенья…

— Мне не к спеху. — Отодвигаю в сторону чужие обноски, а затем встаю.

— Я придумала! — оживляется Микэла и прямо с намыленной чашкой в руках оборачивается ко мне. — Мы Дани попросим!

— Кто такой Дани? — Болтовня Мики начинает меня утомлять: девчонка дает проблему на ровном месте. Уверена, даже в этой дыре существует такси, а значит, и до Эскеля добраться не составит труда.

— Мой друг, точнее, друг Вика, но считай, что и мой… — мямлит она, поправляя очки, и на её щеках вновь появляется румянец.

— Вик — твой парень? — спрашиваю в лоб.

— Ага, — застенчиво кивает Мика и вновь принимается драить посуду.

— Ты так забавно краснеешь, когда слышишь его имя!

— Просто непривычно. Мы с Виком с пелёнок вместе. Ну, точнее, мы всегда дружили. А встречаться начали совсем недавно…

— Понятно… — Вникать в подробности чужой личной жизни мне совершенно не интересно, к тому же я устала и хочу поскорее вернуться в свою комнату. — Так что там с Дани? Чем он может помочь?

— Возможно, он сможет отвезти тебя в Эскель, если, конечно, Карлос не загрузил беднягу работой.

— Спасибо, Мика, не нужно никого напрягать, — сухо отрезаю я и, оставив вещи и дальше ровной стопкой лежать на столе, иду к себе: на сегодня лимит непутёвых знакомств для меня исчерпан. — Позже вызову такси.

Не дожидаясь ответа, бреду по заставленному старой мебелью подобию гостиной к себе, в маленькую комнатушку, которая обещает стать моим миром на ближайший год.

Скрепя сердце принимаю душ, поражаясь убогости последнего, и сквозь слёзы разбираю чемодан: и почему я взяла с собой так мало тёплых вещей? А потом достаю мобильный и, поставив его на зарядку, начинаю рыться в его настройках: мне не терпится услышать голос Ками и рассказать Пабло, в какой ситуации оказалась. Но что бы я ни нажимала, сколько раз ни перезагружала гаджет, чуда не происходит: моя сим-карта в Аргентине — обычный мусор.

— Рита… — Лёгкий стук в дверь, и следом на пороге появляется Мика. — Прости, что отвлекаю. Обед готов, хочешь?

— Нет, — честно отвечаю и вновь смотрю в телефон.

— Ты же не завтракала! — не унимается Мика и садится рядом со мной, на пол возле окна. — Скучаешь по дому?

— Да, мне здесь не нравится.

— Вижу. Кто это? — Девчонка бесцеремонно тычет пальцем по экрану смартфона.

— Пабло, мой молодой человек.

— Красивый, — мечтательно тянет Мика. — И ты тоже. Очень. Я раньше таких красивых только по телевизору видела.

— Где здесь у вас можно купить сим-карту? — Ответить на комплимент мне нечем. — Или новый телефон? Мой не работает.

Мика пожимает плечами, словно я спросила о чём-то из ряда вон выходящем.

Глава 5. Оскал Сальваторе

— Рита, жди меня здесь! — в своей привычной манере оглушает командным голосом Анхель, а затем скрывается за глухой дверью с покосившейся табличкой «Sr. Gomez» («Сеньор Гомес»).

Утро нового дня рассеяло прелесть минувшего вечера и жестокой реальностью окутывает с самого начала.

Во-первых, я проспала и как результат не успела проститься с Микой. Куда она уехала с отцом и почему после её отъезда все в доме ходили с понурыми лицами, не знаю. Во-вторых, в спешке Анхель совершенно позабыл об обещанном мне разговоре. Ну, а в-третьих, он был абсолютно серьёзен, когда позапрошлой ночью грозил мне местной школой. И сейчас, сидя перед кабинетом директора на деревянном шатающемся стуле, понимаю: самое страшное впереди.

Старшая школа Тревелина без преувеличения похожа на колонию для несовершеннолетних преступников: потрёпанная снаружи и безнадёжно устаревшая внутри. Стены этого здания, я уверена, никогда не знали ремонта, а ученики — элементарных норм поведения. Никакой школьной формы и дисциплины. Ничего целого и исправного. Ни одного доброжелательного взгляда, зато куча косых и придирчивых.

Парни беснующейся толпой, совершенно не стесняясь, отпускают пошлые шутки и сами же дерут глотки, безудержно гогоча над ними. Разнузданные и неопрятные, они откровенно пожирают меня глазами, вынуждая притворяться глухой и немой. Отвечать им бессмысленно, а вслушиваться в слова весьма глупо. Потому нахожу на полу небольшую дыру в линолеуме и пристально изучаю её взглядом, едва сдерживаясь, чтобы не дать дёру.

Навязчивое внимание юнцов-переростков подогревается открытой неприязнью местных девушек, которые рьяно шушукаются за спиной, и тычут в меня пальцами, а ещё оценивают, и каждая навешивает свой ярлык.

Теперь понимаю, почему Мика так радовалась окончанию учёбы: таких, как она, здесь попросту нет. Одетые вульгарно и дёшево, разукрашенные, словно на Хэллоуин, местные красотки больше похожи на девушек лёгкого поведения, нежели на школьниц, пришедших за знаниями.

— Не бойся, Рита! — Тео сжимает мою ладонь. Благодаря мне и ему достаётся от местных шутников на орехи. — Они не тронут тебя. Пошумят и угомонятся.

— Мне бы твою уверенность!

— Ну а что ты хочешь? — Он пожимает плечами. — Посмотри на нас и на себя! Ясное дело, что у ребят сносит крышу, а девчонки завидуют. Дай им время, и они привыкнут.

Оглядываюсь. Обшарпанные стены непонятного цвета, немытый пол и десятки пар глаз, неустанно следящие за каждым моим вздохом. Может, местные и смогут привыкнуть ко мне, но я к этому хаосу — никогда!

Разрывающий барабанные перепонки своей громкостью и дребезжанием звонок вынуждает Тео закинуть потёртый тряпичный рюкзак с эмблемой американской рок-группы на плечо, а затем оставить меня в одиночестве дожидаться деда.

— В десять будет большая перемена. Встретимся в кафетерии. Обещаю со всеми познакомить, — прежде чем убежать, бросает Тео и, заручившись моим несмелым кивком, в два шага скрывается из виду.

Постепенно гул вокруг стихает: толпы шумных подростков расходятся по кабинетам. Набираюсь смелости встать и немного пройтись вдоль длинного коридора, стены которого усыпаны покореженными металлическими шкафчиками и наглухо закрытыми дверями учебных аудиторий. Давящая атмосфера, разбавленная мерцанием люминесцентных ламп, изрядно угнетает и напрочь вычёркивает едва зародившуюся вчера надежду выдержать в Тревелине целый год.

— Рита! — окликает Анхель, и я резко оборачиваюсь. — Это сеньор Гомес, директор школы.

Дед указывает на пузатого мужичка, ростом едва доходящего до середины двери, с огромными залысинами во всю голову. Вид у директора, прямо сказать, не ахти, да и внешне он больше смахивает на любителя аквариумных рыбок, нежели на человека, занимающего серьёзную должность. Ещё бы под началом плешивого пузана в школе царил порядок!

— Сеньорита Морено, рад вас видеть! — шепелявит мужичок, недоверчиво осматривая меня с ног до головы, а затем начинает втирать про правила этого якобы учебного заведения и про индивидуальную программу моей адаптации к местным образовательным стандартам. Поток утомительных слов, наконец, завершается неутешительным вердиктом: я зачислена в это подобие школы и могу приступить к занятиям. Толстяк с гордостью вручает мне расписание и связку хлипких ключей от шкафчика, а затем, проводив до библиотеки, подхватывает Анхеля за плечо и уводит его, чтобы уточнить последние нюансы.

Несколько потрёпанных учебников скидываю в не менее замученный жизнью шкафчик, расположенный в самом дальнем углу длинного коридора, и квело бреду к первому (согласно расписанию) кабинету. Но постучаться и зайти не решаюсь: мне страшно представить, сколько пар глаз моментально вонзится в меня недобрыми взглядами, если я заявлюсь вот так, посреди урока. А потому мысленно вычёркиваю испанский из расписания и даю себе слово набраться смелости к следующему.

Шаркая балетками по испещрённому чёрными полосами грязному линолеуму, дохожу до школьной столовой и вспоминаю, что именно здесь договаривалась встретиться с Тео. Беглый взгляд на часы: до назначенного времени осталось не так и долго, не больше тридцати минут. И как бы сильно ни бил в нос удушливый запах перегоревшего масла, царящий вокруг, беру бутылку воды и что-то наподобие сэндвича, благо, деньги на обеды Анхель успел ещё с утра сунуть мне в руки, и благополучно занимаю неприметный столик в углу возле окна.

Правда, в считаные минуты моё уединение заканчивается. Топот чужих ног, смех и болтовня постепенно начинают заполнять пространство вокруг, отчего сердце уходит в пятки. Зря я надеялась, что до столкновения с реальностью у меня есть в запасе полчаса.

Глава 6. Урок первый.

— Рита!

— Морено!

Голос учителя за спиной становится всё тише, как и дебильное перешёптывание моих новых одноклассниц, сдобренное отборными смешками парней. Я опять в центре внимания и снова бегу, судорожно вспоминая дорогу к дому деда. Плевать, что уроки не закончились, а местные отморозки остались без игры в футбол. Мне нет до них дела, как, впрочем, и до Тео, который после занятий однозначно потеряет немало времени на мои поиски.

Под ногами неровный асфальт, мимо проносятся неказистые постройки. Голые коленки немеют от холода, а куртка, которая должна согревать, леденит душу, как назло, впитав в себя запах Сальваторе — тошнотворный, одуряющий, воскрешающий в памяти слова подонка и его прикосновения. Их хочется смыть, стереть, навсегда выкинув из головы. Но всем естеством ощущаю: ничего не выйдет, это только начало!

К дому Анхеля умудряюсь добежать без происшествий, но самого старика снова нет на месте, зато Марта деловито хозяйничает на кухне. Бросаю в её сторону вялое приветствие и, даже не подумав снять измазанную грязью обувь и парку, несусь к себе. Кого я обманываю? Мне здесь не место!

— Рита, у тебя всё хорошо? — Тёплый и искренний голос раздражает, но стоит увидеть мать Тео на пороге комнаты, мне становится не по себе. Покрасневшие глаза выдают её с головой (её день удался не больше моего), но сейчас она находит в себе силы волноваться ещё и обо мне.

— Всё хорошо… — Стараюсь не смотреть в глаза: так проще врать. — Просто с последнего урока отпустили раньше.

— Проголодалась? — Марта тоже отводит взгляд. Ей неловко, что я замечаю её состояние, а мне — за грязную обувь и следы, оставленные на чистом полу.

— Нет. — Хоть в чём-то я честна с окружающими. — У вас что-то случилось?

Марта удивлённо приподнимает бровь, а затем отмахивается:

— Это просто лук!

Она недалеко ушла от меня: тоже врёт, выдавая себя подрагивающими уголками губ и неимоверной тоской в глазах. С другой стороны, её проблемы мне ни к чему: своих хватает.

— Можно, я побуду одна?

— Конечно, Рита, отдыхай!

Стаскиваю пропахшую дурными воспоминаниями куртку и со всей дури швыряю её на пол. Следом летят а-ля школьная форма и обувь, но чёртов запах не отпускает. Обессиленно падаю рядом с грудой вещей и тихо плачу: мне так не хватает дома и привычной жизни — без промозглого холода, без постоянных слёз и беспочвенных унижений!

Немного успокоившись, решаю вернуть парку законному владельцу, да и так не вовремя проснувшаяся совесть начинает неумолимо грызть за оставленного в неведении брата. Натягиваю домашний костюм из мягкого плюша с весёлой мультяшной мордочкой во всю грудь и несу куртку в прихожую, про себя отмечая небывалую тишину, воцарившуюся в доме. Повесив парку на крючок, неспешно осматриваю гостиную и кухню, замечая за обеденным столом записку от Марты:

«Рита, Тео, обед готов. Я в гостинице. Анхель придёт к трём. Целую».

Заглянув под широкую крышку сковороды, невольно облизываюсь: в этом доме не готовят изысков, но еда всегда выглядит аппетитно. Вот и сейчас нарезанные ломтиками овощи, обжаренные в соусе из душистых трав, так и манят наложить их в тарелку и жадно умять. Но есть в чужом доме в полном одиночестве неловко. Уговариваю свой не пойми откуда взявшийся аппетит немного поутихнуть, а сама медленно начинаю изучать дом. Какая невиданная сила заманила меня на второй этаж, не знаю, но пройти мимо слегка приоткрытой двери в самом начале коридора просто не могу. Лёгкий скрип, и та полностью распахивается, а передо мной открывается кусочек чужого внутреннего мира. Идеальный порядок и аскетическая обстановка дополняются парой книг по биологии и анатомии человека, аккуратной стопочкой лежащих на столе. Именно они да тёмная толстовка, небрежно накинутая на стул возле компьютера, выдают своего хозяина с головой. Я в комнате Тео. И она, эта самая комната, совершенно не вяжется с моим представлением о брате. Всегда улыбчивый и весёлый, отзывчивый и шумный, сейчас он видится мне совершенно другим: серьёзным и, пожалуй, не по годам взрослым. Как же порой обманчива бывает обёртка!

Провожу ладонью по безупречно чистому столу, пробегаюсь пальцами по мягкой ткани толстовки, а затем скольжу по клавиатуре с стёршимися от времени буквами на кнопках. Устаревший компьютер тут же отзывается на моё прикосновение гулким рычанием, а чуть позже — и ярким светом проснувшегося монитора. И если поначалу меня распирает от волнения и желания поскорее всё вернуть в исходное состояние, то уже в следующую секунду я забываю обо всём! Небольшой экран монитора являет моему вниманию подробную схему, как устроено зрение человека, но поражает меня не любовь Тео к анатомии, а то, что у парня есть свободный доступ в интернет. Из головы мгновенно вылетает, что я в чужой комнате и Тео может прийти с минуты на минуту. Бесцеремонно закрываю страницу с пугающими меня внутриглазными подробностями и захожу в популярную на родине социальную сеть, едва не прыгая от радости: наконец-то у меня появилась возможность связаться с Ками и всё объяснить Пабло, с которым я даже не попрощалась! Но если сообщения от подруги тут же начинают выскакивать одно за другим, то от Пабло нет ничего.

«Обиделся? — царапает по сердцу. — Забыл?» — мотаю головой. Нет! Прошло всего несколько дней, а значит, я просто себя накручиваю. Первым же делом бегу на его страничку, мысленно проклиная медлительность местного интернет-соединения, но и там ничего интересного: Пабло не был в сети уже несколько дней. Нервно стучу по клавиатуре, поспешно набирая объяснение своему побегу, и отправляю, даже не перечитывая. И лишь потом открываю переписку с Ками, но не успеваю разобрать ни строчки.

Глава 7. Вик

— Толедо, ты здесь? — Барабаню по холодному металлу ворот автомастерской, а затем боком пытаюсь открыть ржавую дверь, дабы не запачкать её собственной кровью. Скрежет накаляет и без того издёрганные за день нервы. Я устал, вымотан, словно меня избили.

— Толедо! — ору ещё громче; от моего крика хлипкие стены мастерской сотрясаются, и я, обессилев, приземляюсь на гору покрышек в углу. — Где ты там, брат? Ты мне нужен!

Чувствуя жжение в ободранных ладонях, бросаю на них беглый взгляд, а затем сплёвываю скопившуюся во рту кровь.

— Какого чёрта, Вик?! — вместо приветствия обрушивает на меня свой гнев Дани. — Мика же просила тебя не драться!

— Мика! Мика! — Если бы только Толедо знал: я уже сто раз пожалел, что ввязался в эту аферу. — Мики здесь нет, брат!

— Да какая разница?! Ты ей обещал!

— Обещал, — соглашаюсь с другом: он прав, чёрт возьми! — Но что поделать, если Санчес так и не научился проигрывать?

— Скорее ты, Вик, не научился молчать! — выплёвывает Дани и достаёт с полки над моей головой импровизированную аптечку. — Что на этот раз?

— Ничего нового, — шиплю, когда ободранную кожу обжигает спиртовая салфетка.

— Вик!

— Говорю же, ничего нового! Да полегче, брат! — Смахиваю руку Дани, когда жжение становится нестерпимым.

— У тебя бровь рассечена. — Толедо не обращает на меня внимания и вновь начинает обрабатывать ссадины. — Да и нос. Зубы хоть на месте?

— Вроде, да.

— Кого на этот раз увёз урод?

— Кьяру.

— Кьяру? Не помню её.

— Девчонка Хуго. Идиот будто первый день в команде! Да не важно!

— Не важно? — Дани бросает мне под ноги очередную салфетку в алых разводах. — Ты серьёзно?

— Мы успели, Дани! Успели! Парни Санчеса её не тронули. Всё нормально!

— А если бы не успели? — В мастерской повисает молчание.

— Брат, я каждого предупредил: ни по разу! Если кто-то считает, что это шутки, то что могу я?

Из сезона в сезон повторяется одно и то же: парни из Эскеля перед финалом увозят из города чью-нибудь подругу и обещают отпустить ту, если мы сольём игру. А если нет…

— Санчес не умеет играть честно, а его фишка с подругами игроков не нова! — констатирует Дани, как и я, не понимая, почему Хуго не спрятал свою девчонку.

— У придурка фантазии в башке абсолютный ноль! Одно и то же каждый год!

— Погоди, но Хуго — запасной! Какой толк было выводить его из игры?

— Думаю, изначально Санчес метил в меня. В школе только и разговоров...— Хочу сказать, что новенькая, за которую просил Анхель, вызывает слишком много вопросов у окружающих: ещё никому я не спускал такого поведения, как этой малышке, да и только глухой не слышал, как я заявил, что она моя! И не будь она сестрой Мики, я бы сам с радостью отдал эту куколку с характером самого дьявола в руки Санчесу. Но Дани всё трактует по-своему, а спорить с ним желания нет.

— Потому что Мика не в городе! Верно? С Санчесом надо что-то делать!

— Уже! — ухмыляюсь, ощущая, как кровь вновь начинает сочиться из разбитой губы. — Поверь, этот отморозок своё получил! А ты чего прилизанный такой?

Только сейчас замечаю, что Толедо в кои-то веки сменил свои драные джинсы, да и вообще весь сияет.

— Погоди, ты причесался? — ржу на весь гараж, превозмогая боль в губе. — У тебя свидание, что ли?

— Тихо сиди! — рявкает Толедо, прикрепляя к моей брови пластырь.

— Дани, кто она? — Не могу успокоиться: я угадал!

— Не твоё дело, — бубнит Толедо и беспорядочно закидывает в аптечку не пригодившиеся бинты и остатки пластыря. Боже, вот это новости!

— А как же Мика? —Знаю, что ступаю по тонкому льду, да только когда меня это останавливало…

— Считай, что я смирился с её выбором. — Дани небрежно швыряет аптечку на место, а я чувствую в его голосе всю ту же ничем не прикрытую боль. Даниель Толедо — чёртов однолюб, однажды подаривший своё сердце не той! — Мика сама просила её отпустить. Может, это мой шанс, брат?

— Пусть так, — соглашаюсь я и, резко вскочив на ноги, подхожу к Дани. Как никто другой, я желаю этому парню счастья. А судя по тому, как сияют его глаза, это счастье не за горами. — Но кто она? Марсела? Нет! Это точно Сильвия! Та самая, что строила тебе глазки у Фернандо? Я угадал?

— Нет! — отрезает Толедо, а затем хватает куртку и кивает в сторону выхода. — Пошли, давай, я опаздываю!

Темнота чернильными красками окутывает промозглые улицы. На часах почти шесть. Дани втирает про полетевшее сцепление в пригнанном на ремонт старом «Пежо», а я смотрю по сторонам. В окнах домов постепенно загораются огни, такие душевные и уютные, что невольно ощущаешь себя бродячим псом, оставшимся в холодную ночь без тёплого ночлега.

Чувствую, что своим присутствием начинаю раздражать Дани. Ещё бы, для Толедо личная жизнь неприкосновенна! Но что поделать, раз нам по пути… Узкая дорожка, освещённая одиноким фонарём, ведёт напрямую к дому Мики. И если я специально иду к Анхелю, чтобы удостовериться, что уборщик давно выпустил его непутёвую внучку из кладовки, то зачем туда идёт Дани, упорно не понимаю: назначать свидание в глуши как минимум глупо.

Глава 8 Один на один. Рита.

Внутри всё клокочет, пока я остервенело бегу к свету, тускло мерцающему впереди. Но даже такой слабый, неяркий, он невыносимо щиплет глаза. Ничего не замечаю вокруг, не разбираю ругательств, что мощным фонтаном бьют в спину. Просто бегу! Опять! В этом городе это становится идиотской привычкой!

Слёзы отчаяния давно высохли. Страх, почти сутки мешавший нормально дышать, испарился. Я ощущаю невиданный прилив сил, а ещё дикое удовлетворение от содеянного: всё получилось даже лучше, чем я планировала!

Недаром говорят: человек привыкает ко всему. Так и я после первых минут заточения и неистовых ударов по обшарпанной двери свыклась с темнотой, а после и вовсе на ощупь нашла выключатель. Неопрятная кладовая, доверху забитая швабрами, вёдрами и химикатами, при блеклом свете одинокой лампочки под потолком хоть и выглядела убого, но оказалась гораздо менее страшной, чем поначалу рисовало моё воображение. Правда, через несколько часов робкий свет погас, пару раз мигнув на прощание. Старая лампа накаливания просто не выдержала напряжения, с коим я каждую перемену билась раненой птицей, в ожидании, что меня услышат и спасут. Именно тогда я и придумала свой маленький план мести, который только и упирался, что в возвращение Сальваторе. Кретин! Придурок! Мерзавец! Этот безмозглый баран заставил себя слишком долго ждать. Ну ничего, главное же — результат! Я зря переживала — всё получилось по высшему разряду!

Наверно, поэтому улыбка не сходит с моих губ, а понимание, что Сальваторе ещё не скоро придёт в себя, добавляет уверенности каждому шагу. Плутая по бесконечным коридорам, я всё же добегаю до выхода из этой проклятой школы и в предвкушении скорой свободы решительно дёргаю дверную ручку, снова и снова. А потом с истерическим смехом оседаю на пол, понимая, что в западне.

Тяжёлые шаги Сальваторе раздаются практически сразу. Угрюмый, взъерошенный и чумазый, с кривой усмешкой на разбитых губах, парень медленно подходит ближе, прожигая меня насквозь яростным взглядом. Его слипшиеся от помоев волосы торчат в разные стороны, ободранные ладони сжаты в кулаки, а по лицу тонкой струйкой стекает кровь. Каждый его шаг отдаётся эхом в груди: он не пугает — парализует меня.

— Добегалась, куколка? — озлобленным гусем шипит Сальваторе, пока я, забывая дышать, ищу отголоски человечности в его взгляде.

— Не смей ко мне приближаться! Пожалеешь!

— Напугала! — противно хохочет парень, даже не думая останавливаться.

— Я предупредила!

Придурок разжимает кулаки и, подняв руки, начинает нарочито трясти ими, как больной.

— Смотри, куколка, как мне страшно! — издевается Сальваторе, ускоряя шаг.

— Ты трус, слышишь! Легко мериться силой с девчонкой, да?! Ну ничего, завтра же будешь иметь дело с Виком! Вот и посмотрим, какой ты смелый!

— Ты серьёзно?

Тео не обманул: Вик, и правда обладает здесь какой-то властью. По крайней мере, над Сальваторе — точно. Стоит мерзавцу понять, что за мной тоже есть сила, как он останавливается и, вмиг перестав надо мною потешаться, задумчиво качает головой. То-то же!

— Сам виноват! — Я неуверенно встаю на ноги, спиной упираясь в закрытую дверь: смотреть на идиота снизу-вверх — лишний повод потешить его самолюбие. Обойдётся!

— Я всё никак не пойму… — Облизнув разбитую губу, парень, наплевав на мои предостережения, вновь начинает грозовой тучей надвигаться на меня. — Ты настолько глупая или…

На мгновение Сальваторе замолкает, словно пытается вспомнить подходящее слово, но, так и не отыскав нужное на задворках своей памяти, делает очередной шаг ко мне.

— Или?.. — выдыхаю, нервно сглатывая. Этот псих действует на меня завораживающе.

— Без «или», куколка! — бросает небрежно, слишком близко подбираясь ко мне.

— Хам! — цежу сквозь зубы, продолжая смотреть Сальваторе в глаза: я не глупая, просто гордая! Но уроду не понять!

— Избалованная дрянь! — плюёт в ответ, а меня начинает подташнивать от вида крови, начавшей запекаться на его лице.

— Подонок! — Едва сдерживаю дрожь, пробирающую до самых костей.

— Бездушная кукла!

Между нами остаётся не больше полуметра. Слишком близко, слишком опасно! Я хочу зажмуриться, а ещё больше — убежать, но вместо этого тяну дрожащую ладонь к его лицу, тем самым удивляя нас обоих.

— У тебя кровь, — бормочу едва слышно и кончиком пальца касаюсь горячей кожи в нескольких миллиметрах от застывшего ручейка. Сальваторе мгновенно ёжится — то ли от боли, то ли от неожиданности, а я пытаюсь осознать свою причастность к его ссадинам. Не верю, что могла так мощно приложить парня шваброй в темноте.

— Руки от меня убери! — хрипит мерзавец и презрительно отталкивает мою ладонь. — Мне противны твои прикосновения!

— Бинго! — огрызаюсь в ответ, впиваясь ногтями в кожу собственных ладоней, сжатых в кулаки. Лёгкая боль помогает держать себя в тонусе, отрезвляет меня: дура, нашла кого жалеть! — Мне противен ты весь! Грязный, вонючий, неотёсанный мужлан! Спорим, я знаю, что ты делаешь вечером в пустой, всеми забытой школе?

Сальваторе молчит, и лишь лёгкий кивок выдаёт его внимание к моим словам.

— Думаешь, я не понимаю, откуда у тебя ключи от кладовки и почему ты так запросто шляешься здесь, когда все нормальные ученики весело тусят дружными компаниями? Обещаю, если сейчас же меня не выпустишь, твоя грязная тайна завтра же станет достоянием всей школы! Посмотрим тогда, будут ли все с придыханием бегать перед тобой на цыпочках и заглядывать в рот!

Глава 9. Незваный гость

— Сегодня ровно неделя, как ты к нам переехала! — Тео радостно обнимает меня, а затем, чмокнув Марту, присоединяется к завтраку.

— Ты поэтому такой счастливый? — спрашиваю, усердно намазывая блинчик ореховой пастой: пусть думает, что мне всё равно. Хотя глупо отрицать: внимание брата приятно.

— А чего грустить, Рита? — Тео пожимает плечами, а потом выхватывает банку с пастой. — Я тоже хочу! А тебе много — вредно!

— Тео! — возмущается Марта, но получается не очень: я давно заметила, что сердиться эта женщина совершенно не умеет.

— Мам, а что я такого сказал? Рита к нам приехала худенькой и изящной, — с видом заправского ловеласа рассуждает парень. — А сейчас представь, какой скандал разразится в Мадриде, если мы вернём вместо красотки заплывшую жиром хрюшку!

— Тео! — хором кричим с Мартой, а потом дружно смеёмся.

Моя первая неделя в Аргентине пролетела незаметно, а дом Анхеля на удивление стал почти родным. Долгие разговоры по вечерам, помощь Марте на кухне, задорные шутки Тео и дед, с каждым днём удивляющий всё больше и больше своей мудростью и добротой, — пожалуй, к хорошему отношению привыкаешь быстро. Забавно, но я почти перестала замечать, во что одеты люди вокруг, зато всё чаще прислушиваюсь к их словам и поражаюсь вниманию и заботе, которых я не заслужила! Взять, к примеру, того же Тео. После случая с кладовой он не отходит от меня ни на шаг! Верный сторожевой пёс и защитник в школе, дома он веселит меня своими шутками и заряжает верой в себя! Или Марта, которая возится со мной, как с маленькой, прислушиваясь ко всем просьбам и ничего не требуя взамен, даже элементарной помощи. Да и сам Анхель, чтобы я всегда была на связи и больше не терялась, установил, наконец, мне новую сим-карту, правда, совершенно непригодную для международных звонков; да и вообще за его внешней грубостью и неотёсанностью я всё чаще начинаю замечать огромное сердце, беззаветно отданное семье. Никто из них ни разу не отмахнулся от меня, не сказал в мой адрес плохого слова, ни в чём не упрекнул. Но заслуживаю ли я такого отношения?

— Вечером Мика с Роном приезжают! — с грустной радостью на лице объявляет Анхель.

Смех, до того заполняющий всё пространство кухни, вмиг смолкает, заменяясь неловкой тишиной. Я так и не знаю, куда и зачем уезжали Мика и Рон: мои нечастые вопросы на этот счёт ещё ни разу не получили внятного ответа.

— Наконец-то! — первым нарушает тишину Тео, тогда как глаза Марты начинают заметно поблёскивать от набежавших слёз: ещё бы, недельная разлука с дочерью далась ей непросто.

— Да! — выдыхает Анхель. — Не забываем: с дороги им нужно будет отдохнуть, так что вся пустая болтовня потом.

— Само собой, — кивает Тео, а Марта мягко улыбается.

— Я так и не поняла, куда они уезжали, — спрашиваю, делая глоток кофе. — Это тайна?

— Нет-нет, что ты! — мотает головой Марта и тут же вскакивает из-за стола, начиная суетливо собирать грязную посуду.

— Тогда почему никто не может мне ответить?

Не скажу, что часто задавала этот вопрос. Нет. Говорить о Мике после поступка Сальваторе я и сама не хочу. Даже так, на расстоянии почти в тысячу километров, меня съедает чувство вины, но порой любопытство всё же берёт верх.

— Я уже говорил тебе, Рита. — Анхель потягивается на стуле, а потом встаёт следом за Мартой. — У нас в Росоне родня.

— Отлично! — Крепче сжимаю тёплый фарфор в руках: этот ответ я, и правда, уже слышала. Только вот слёзы в глазах Марты говорят о том, что мне лгут. Неприятно, что при всей видимости радушия меня всё ещё считают чужой. — Тео, жуй быстрее, а то опоздаем!

— Не опоздаем! Не ворчи! — Набив рот, парень пытается ответить внятно, но выходит так себе.

— Кстати, — прожевав, добавляет он, — мам, Вик в субботу собирает всех у себя, чтобы отметить возвращение Мики и начало весны. Гаспар разрешил занять охотничий домик у озера под это дело. Можно нынче с ночёвкой?

— Знаю я ваши ночёвки! — ворчит Анхель. — Нечего делать! Ладно, ты, Тео, но Мика должна быть дома к десяти! И ты, Рита, кстати, тоже!

— Я никуда и не собираюсь. — Кофе встаёт посреди горла: ехать к Вику — последнее, что я хочу в этой жизни.

После того как Сальваторе посадил меня в пикап к деду, я больше ни разу не видела мерзавца: уже почти неделю парень не появляется в школе, да и к нам не заходит, впрочем, как и Дани. Но если исчезновение первого меня несказанно радует, то равнодушие второго неприятной тяжестью отзывается в груди. И хотя Дани прекрасно знает, что я пропустила свидание не по своей вине, всё равно откровенно избегает меня.

— Как это не собираешься, Рита? Я уже сказал Вику, что ты с нами, — отмахивается Тео. — Да и Мика расстроится, если ты не поедешь!

Глупый мальчишка! Хочу сказать, что Мика расстроится, если узнает, какая дрянь её сестра, но вместо этого лишь мотаю головой.

— Конечно, поезжай, Рита! Места там красивые, да и друзей заводить надо, — гремя посудой, отзывается Марта.

— Я не хочу, — ставлю точку в бессмысленном споре и выхожу из-за стола. — Тео, давай быстрее!

Залпом допив содержимое кружки, брат встаёт следом за мной и спешит к выходу.

— Мам, дед, мы ушли! — горланит он из прихожей и, наспех накинув куртку, хватает школьный рюкзак. — Пошли, торопыжка!

Глава 10. Ко дну

— Сегодня ветрено, — бормочет Анхель и приподнимает воротник куртки. Он, как обычно, идёт впереди, а я едва поспеваю за ним. — Так всегда бывает: холодно, промозгло, гадко. Но это значит только одно, Рита: скоро весна!

— Ты хотел поговорить со мной о погоде?

— А чем плоха эта тема?

— Плоха погода! Анхель, если это всё, то я хотела бы вернуться.

Робкий свет от окон дома остаётся далеко позади. Где-то вдалеке мерцают вечерние огни Тревелина. Нам же с Анхелем путь освещают бессчётные звёзды во главе с огромной луной, напоминающей блин. Сегодня небо на удивление ясное, и пускай час уже поздний, не сказать, что вокруг темно, скорее по-волшебному сумрачно. Хотя нет! Красоту момента разрушает грязь, мерзко хлюпающая под ногами.

— Если идти по этой дорожке, то выйдешь к мостику через реку. Уже бывала там?

— Да. С Тео. Позавчера.

Старик слегка замедляет ход, а затем сворачивает к тому самому ничем не примечательному навесному мосту, который даже при свете дня кажется хлипким. Зачем нам идти к нему на ночь глядя, непонятно!

— Знаешь, Рита, Винсенто, когда был в твоём возрасте, часто сюда убегал. Брал плед и целую ночь напролёт смотрел на звёзды.

Преодолев ещё метров сто, Анхель наконец останавливается, а передо мной открывается неземной красоты вид: звёздное небо, мерцая миллионами огоньков, отражается волшебными переливами в глянце реки.

— Красиво! — завороженно хлопаю глазами, зачарованная сказочным сиянием. — Почему отец переехал в Мадрид?

— Влюбился.

— В мою маму?

— Да.

— А почему вы поссорились?

Медленно ступаю на слегка подрагивающий мостик, пока Анхель стоит на берегу и отрешённо смотрит на воду. В голове всё перемешалось: грязь под ногами и звёзды в реке, сумбурный день и внезапное откровение деда.

— Между долгом и желанием, семьёй и мимолётным увлечением Винсенто сделал неверный выбор.

— Он выбрал маму?

— Скорее, он отказался от нас.

— И ты не можешь простить ему это?

— Я? — Анхель наконец отмирает и переводит на меня взгляд. — Давно простил, Рита.

— Тогда почему вы не общались столько лет?

— Думаю, потому, что твой отец так и не смог простить самого себя.

— Я ничего не понимаю… — Мне приходится говорить чуть громче, почти кричать: любопытство заводит на середину моста и смешивается с журчанием воды под ногами. — Ну, подумаешь, влюбился. Отец вообще человек ветреный и непостоянный.

— Как и ты, верно?

— В каком смысле?

— Вы с Винсенто очень похожи: два эгоиста! — отрезает дед, стоит мне ступить обратно на берег. В холодном свечении луны на его лице слишком отчётливо проявляются отпечатки прожитых лет, а ещё нешуточное волнение. Глупая, мне не стоило не спросясь бегать по шаткой конструкции! — Не смотри так, девочка! В любой ситуации вы ориентируетесь сначала на себя и свои желания, а только потом задумываетесь об окружающих. И это касается всего!

— Например?

— Хочешь пример?

— Ну да, подкрепи свои обвинения фактами!

— Например, любовь. Для вас это яркая вспышка, ослепляющая на миг и на какое-то время затмевающая всё вокруг. Сегодня вы любите, а завтра вас ослепляет новое чувство, и вы с головой отдаётесь ему. И при этом вас совершенно не заботит, что после себя вы оставляете выжженную дотла землю, на которой уже никогда ничего больше не взойдёт.

— Анхель, мне семнадцать! — вспыхиваю, совершенно не понимая, к чему клонит дед. — Разве ты в мои годы не влюблялся? Не искал себя? Да и вообще, к чему весь этот разговор? Меня, к слову, только сегодня бросил парень! Так что ты не прав! Это в моей душе сейчас всё выжжено дотла! Ты ошибаешься! Я не такая, как отец!

— И всё же, Рита, согласись, ты уедешь, как только появится такая возможность.

— Конечно! Я и не скрываю, что дико хочу домой. Мой мир там, в Мадриде, в окружении друзей, рядом с отцом и непутёвой матерью.

— Всё верно, девочка, всё верно, — вздыхает Анхель, а затем накрывает мою руку, которой я продолжаю держаться за ограждение, своей, мозолистой и тяжёлой. — Просто помни: то, что кажется тебе здесь временным развлечением, для нас — настоящая жизнь. Не разрушай её, ладно?

— Господи, Анхель, да о чём ты говоришь? — небрежно вырываю ладонь и хочу пойти обратно: наша задушевная беседа кажется пустой и нелепой.

— В старшей школе Тревелина слишком большие окна, Рита! — бросает в спину Анхель.

— Что? — оборачиваюсь. — При чём здесь окна?

— А ты подумай, внучка! Подумай. Я человек пожилой, но на зрение пока не жалуюсь.

Мне становится тошно от одной только мысли, что мог увидеть Анхель в тот проклятый вечер, заглядывая в окна опустевшей школы, пока искал меня.

— Ты всё неправильно понял! — испугавшись, выдаю себя с потрохами.

— Мике не нужно знать, что происходит между тобой и Виком. Надеюсь, это ты понимаешь?

Глава 11. Игра

Пикап Анхеля, выплёвывая из-под колёс ошметки грязи, тормозит возле давно заброшенной старинной мельницы. Дальше — пешком. Накидываем на плечи дождевики, больше похожие на объёмные пакеты для мусора, и, схватив вещи, выпрыгиваем под морось. И если я непроизвольно морщу нос, стоит ощутить под ногами очередную порцию жижи, то Тео и Мика просто светятся от счастья, вдыхая полной грудью влажный воздух.

Осматриваюсь. Помимо дождливой серости и грязи впереди нас ждёт высоченная стена реликтового леса. Сколько ему? Двести, триста, четыреста лет? Не знаю, но стоит представить, что именно через него нам предстоит добираться до озера, как хочется всё бросить и вернуться домой.

— Рита, пойдём! — Шурша дождевиком, Мика подходит ближе и, схватив меня за руку, тащит к узкой тропинке, по которой уже несколько минут назад убежал Тео.

— В чём кайф подобного отдыха? — спрашиваю и торможу, не испытывая ни малейшего желания пробираться сквозь заросли вековых деревьев.

Я уже вся продрогла, да и настроение под горку катится вниз.

— Неужели тебе здесь не нравится?

Опять эта обезоруживающая улыбка! Сквозь капельки дождя, проворно налипшие на линзы, Мика восторженно оглядывается. Она не притворяется, ей действительно здесь хорошо.

— Ты напоминаешь мне Дани.

…И тот сумасшедший день, по которому я скучаю. Но об этом молчу.

— Почему?

— Он так же смотрит на мир.

— Неудивительно! Это он сейчас с братом работает. А так, Дани мечтал стать фотографом. Наверно, поэтому видит мир в иных красках.

— А ты?

— Что я?

— Как ты умудряешься во всём видеть только хорошее?

— А зачем запоминать плохое, Рита?

— Запоминать можно и хорошее, но лучше смотреть на мир, сняв розовые очки.

— У меня коричневые! — Она опять смеётся, совершенно не понимая намёков. — И если я их сниму, то вообще ничего не увижу.

— Тогда ты счастливая!

— В каком смысле?

— Видеть или нет — решаешь сама! — пытаюсь пошутить, но выходит не очень. Солнечная улыбка Микэлы моментально растворяется в дождливой серости, а на душе тут же становится слякотно.

— Пойдём, Рита! — выдыхает сестра, и мне ничего не остаётся, как следовать за ней.

— Этот дом, куда мы идём, — пытаюсь вернуть былое настроение беседе, —Там Вик живёт?

— Нет, конечно. — Не оборачиваясь, Мика подходит к лесу. — Летом его арендуют туристы, там великолепный вид на озеро. Ну, ты и сама скоро сможешь оценить. А в несезон отец Вика разрешает нам там собираться.

И пока я смотрю под ноги, чтобы окончательно не увязнуть в грязи, Мика внезапно останавливается, вынуждая и меня затормозить, и я упираюсь носом в её спину.

— Вик! — кричит она, словно увидела Санту с оленями, и давай махать руками.

Выглядываю из-за её плеча и замечаю далеко не волшебника, а скорее, облачённого во всё чёрное мрачного колдуна, широким шагом приближающегося к нам.

— Почему ты не сказала, что приедете раньше? Если бы не Тео, я и вовсе не встретил бы тебя! — возмущается Сальваторе, подходя ближе, а потом хватает Мику в охапку и, зажмурившись от удовольствия, шепчет: — Привет, милая! Как доехали?

— Привет! — Сестрёнка тает в руках Вика, а меня начинает подташнивать от его лицемерия.

— Анхель решил не оставаться? — Он ослабляет объятия, но Мику не выпускает, настороженно скользя взглядом по её лицу.

— Доверяет тебе! — смеётся она, пока Вик смахивает с её очков капли дождя.
Хочу крикнуть: «Зря! Нашел кому доверять!», но вспоминаю, что обещала деду не лезть в их отношения, а потому молчу, всё так же стоя за спиной Мики.

— Отлично выглядишь, милая! — Вик замечает, какими соблазнительно сочными стали губы его девушки и как загадочно искрятся её аккуратно подведенные глазки, но вместо закономерного восхищения в его голосе и выражении лица сквозит раздражение. И если Мика, в силу своей привычки не выискивать плохого, ничего не чувствует, то меня реакция Сальваторе искренне настораживает.

— Мог бы и поцеловать свою девушку! Или не умеешь? — негодую. Жалость к Мике заставляет забыть о данном деду слове: она так старалась для Сальваторе, а что в ответ?

— О! Рита! — Недобрый взгляд голубых глаз придурка устремляется в мою сторону. — А я-то думаю: чего целый день льёт как из ведра? Оказывается, всё просто: королева драмы пожаловала на огонёк.

— Вик, ну ты чего? — Мика ласково проводит ладошкой по плечу парня, но тот явно не улавливает намёков.

— Всё нормально! — бурчу в ответ и обхожу парочку, устремляясь вперёд. — Давай, Вик, упражняйся! Я не подглядываю.

Не оборачиваясь, иду вперёд по извилистой тропе, мысленно кляня свою несдержанность: мне стоило промолчать, подумать о сестре, но что поделать, если при виде Сальваторе во мне просыпается жестокая дрянь?

Лесная дорожка обрывается весьма резко, открывая обзор на огромное озеро, с трёх сторон окружённое уходящими в самое небо заснеженными вершинами гор. Мика не обманула: вид, и правда, шикарный, даже несмотря на непогоду и блеклые краски вокруг.