До встречи, Ильинична!

Глава 1 Люда

- Людмила Ильинична, к вам можно? – шепчет Зина, приоткрыв кабинет ординаторской.

Я только села. На дворе уже почти ночь. Не ожидала, что придется объяснять взрослой пациентке о необходимости покоя в первые несколько дней после операции. Шикунова что-то совсем меня загоняла за последние две недели. Объясняешь-объясняешь, все без толку! Неужели есть такая привязанность к мужу? Или это просто желание контролировать все и всех?

- Проходи, Зин.

Я улыбаюсь милой и светлой женщине, к которой при отсутствии народа могу просто обратиться на ТЫ. Она мне словно мать заменяет, пока я на работе. Да и вообще… В последние четыре года. Даёт полезные советы. Особенно в плане экономии, что мне очень требуется в ближайшие ещё девять лет. Ипотека - это вам не мелочь.

- Ой, Люда… Сколько ты работаешь. Зачем опять на дежурство осталась?! Сегодня же праздник! День Победы! Сходила бы на площадь, да посмотрела бы салют!

Зина причитает, одновременно раскладывая на моем столе салат и пирожки. Эта женщина всегда старается меня накормить. Она знает, что я не ела сегодня в течение дня. Праздник задался. С утра поступают бестолковые пациенты, которые не знают, что с огнем играть нельзя, с шампурами следует быть осторожными, а с шарами так вообще держать ухо востро. И сами калечатся, и детей калечат.

- Сейчас новый наплыв будет…

Говорю с улыбкой, стараясь быть приветливой Зине. Хотя мне хочется просто посидеть в тишине, вытянув ноги. Время около полуночи. До конца моей смены еще восемь часов. Но при виде салата и пирожков аппетит разыгрывается. Я уже готова смести все со стола. Тем более, что готовит Зина отлично. А кормить ей не кого.

- Григорьев давно понял, что дежурить в праздничную ночь нельзя. Придет утром и все в порядке будет. Ты всех сложных уже прооперируешь. А он будет отдыхать завтра.

Праздник победы над фашистами совпал с субботой. Завтра действительно дежурить Льву Николаевичу. Он попросил подменить его, сказав, что ему очень нужно в субботу поехать за город к родственникам. Я не против. Мне ни к кому ехать не надо. Никто меня уже нигде не ждет. Даже в родном городе никого не осталось. Четыре года назад осталась я круглой сиротой.

Моя работа – мой второй дом. А иногда и первый.

- Да ладно, Зин, не бухти, - я приветливо ухаживаю за своей кормилицей, наливая ей кипятка из вскипевшего чайника. – Сейчас покушаем и отдохнем.

- Не уверена. Чует мое сердце, ночка жаркой будет.

Зина мнительная, но очень ответственная медсестра. Ей нравится ее работа. Когда-то и она хотела стать хирургом, но отучившись в техникуме и поработав немного в отделении, передумала. Как-то раз она призналась, что ей бы не хватило упорства.

Бывает…

Это я не остановилась на медсестре. Сразу же поступила в институт и с успехом его закончила. Вот уже в свои тридцать самостоятельно оперирую в течение последних двух лет.

Я давно и плотно обосновалась в Москве. Но свое жилье смогла взять только год назад. И то только «благодаря» своему полученному наследству. От бабушки мне достался небольшой трухлявенький домик в деревне, который ушел очень дешево. Но я и этому была рада. От мамы «двушка». Тоже маленькая. Да еще и не в Москве. Но ничего. На первоначальный взнос мне хватило. Почти половину оплатила. Оставшуюся половину как-нибудь осилю сама. Работаю же. Ночные дежурства мне сейчас только на руку. Семьи и детей нет. Бежать домой не за чем.

- Кушай, Люда. А то кожа да кости остались прям, - причитает опять Зина. – Ни один мужик не взглянет.

Ну с этим у меня проблем не было. Очень много пациентов мужского пола со мной заигрывает. Многие пытаются ухаживать серьезно. Вот только я отшиваю всех. Во-первых, нельзя врачу с пациентами шашни крутить. Во-вторых, нет у меня времени на амурные дела. Хотя совсем недавно я познакомилась с красивым мужчиной. Его зовут Дмитрий. И он очень расстроился, что сегодня я не смогла провести с ним день. Ничего. Наверстаем. Если это все же судьба.

У меня как-то не все гладко с личной жизнью. То ли выбираю слишком качественно. То ли я какая-то дефективная. Вроде не уродина. В последние годы очень даже хорошо выгляжу. Во всяком случае пытаюсь. Но вот длительных отношении у меня нет. Не хочу загоняться по этому поводу, поэтому просто плыву по течению.

Мы успеваем с Зиной отпить по два глотка горячего чаю, и даже укусить пирожок, как в ординаторской раздается звонок.

- Соколова! – отвечаю я оперативно.

- Срочно в приемный покой!

Зина все понимает и опять ворчит. Но я не слушаю ее, а уже бегу вниз. Когда звонят с таким криком и приказом, дело серьезное. Вдруг время идет на минуты! Никогда себе не прощу, если из-за меня умрет человек.

Вбегаю в приемный покой и вижу толпу мужчин. Хотя их всего четверо. Между ними затесался наш охранник и даже дежурная приемного покоя. В своем голубом костюме она слилась с пациентами.

Нет. Это не пациенты…

Пациент лежит на кушетке, приставленной вплотную к стене. Быстрым шагом подхожу к мужчине. В футболке с короткими рукавами, из-под которых литые мышцы сверкают даже сквозь слой крови. Вся одежда в крови. Лицо заплыло. На первый взгляд проломлен череп. Вид впечатляющий для меня, пугающий для простых людей. Меня-то уже ничем не удивишь.

Перевожу взгляд на мужчин. Им от двадцати до тридцати. Все сплошные качки. Высокие, мускулистые. Хорошо одетые. А главное, на них нет ни одной царапины. Только у двоих руки немного в крови. Смазанные пятна говорят о том, что это они принесли в больницу пострадавшего.

- Людмила Ильинична! – кричит дежурная приемного покоя. – Вот! Принесли! Я им говорю, что мы не справимся, у нас должного оснащения нет. И врачей тоже! Я уже связалась с Филатовской больницей, но они велели перезвонить врачу. А у нас вы одна сейчас на всю больницу! Что делать будем?!

Мужчины смотрят на меня с ужасом в глазах. Видимо, это их друг. И произошло с ним что-то страшное. Конечно, мне хочется сказать, что пить нужно меньше, но от них не разит алкоголем.

Глава 2 Люда

- Это же Роман Арсеньев?!

Смотрю на мужчин, пребывая в шоке и понимая, что, возможно, сейчас передо мной самый сложный пациент в жизни. И дело не в сложностях его повреждений. Это далеко не чужой мне человек.

- Да. Это Арсеньев.

Из четырех друзей только двое смогли кивнуть. Один из них выдавил из себя подтверждение. Почему-то мне начинает казаться, что они понимают сейчас мой взгляд и мысли в голове. Периодически они смотрят друг на друга, будто решая, что делать дальше.

- Что с ним произошло?! - подталкиваю их к принятию решения.

Мой голос меняется и даже мне становится от себя не по себе.

Я зла. Никогда не думала, что могу дойти до ручки. Но сейчас мне хочется разорвать их.

- Его избили. В клубе.

Еще раз оглядываю «дружков» Ромки. Ни царапинки. Ни ссадинки. Даже волосы не всклокочены.

- А вы почему не лежите рядом с ним?!

Если я правильно расцениваю ситуацию с точки зрения своей профессиональной деятельности, состояние Ромки критическое. Опасное для жизни. Здесь не до выяснения всех обстоятельств. Но мне хочется глаза расцарапать друзьям, которые не смогли отстоять его. По сбитым костяшкам Ромы и нанесенным травмам понятно, что драка длилась не минуту. И бил его не один человек. И даже, наверное, не только руками. Почему при смерти находится только он?!

- Охрана! Вызываем полицию! У нас тут нанесение тяжких телесных повреждений! С возможным наступлением смерти!

Охранник проинструктирован, как вести себя в таких ситуациях. Он лишь ждал от меня команды. Мужчина сразу запер входную дверь в приемный покой, чтобы возможные свидетели не смогли улизнуть, и стал набирать отдел. Он, как и ночной клуб, находится поблизости.

Справедливости ради стоит отметить, что друзья Ромы даже не шелохнулись. Они и слова не сказали против. Возможно, прекрасно понимая все сложившиеся обстоятельства. Ведь подобные повреждения не пройдут бесследно для самого Ромки.

Более того, мужчины как-будто выдохнули, когда я приняла решение, хотя бы осмотреть пациента. Ведь они лучше меня знали характер повреждений. Возможно, видели, как его избивали. Именно поэтому притащили Ромку на себе.

Но моя активная деятельность не понравилась дежурной приемного покоя.

- Людмила Ильинична! Вы что?! Вы собрались сами его оперировать?! А если он умрет?! Да мы же потом не отвяжемся от проверок!

Женщина подбегает ко мне и пытается чуть ли не отпихнуть меня от кушетки с больным. Проявляю твердость и стойкость.

- Пациента помыть, взять кровь на анализ, - цежу ей сквозь зубы в лицо.

Терпеть не могу, когда систему ставят превыше жизни человека!

Пока дежурная в шоковом состоянии на автомате выполняет данную ей инструкцию, подхожу к стационарному внутреннему телефону. Рядом с ним приклеена памятка с телефонами ординаторских и постов медсестер каждого отделения нашей больницы. Веду рукой по наименованиям. Ни на одном из них не задерживаюсь. Пока не дохожу до онкологического отделения.

Хоть бы повезло…

- Доброй ночи! – кричу в трубку медсестре. – Кто у вас сегодня на дежурстве?

- Петров! – быстро отвечает медсестра.

Да! Повезло! Это оперирующий онколог. За неимением ничего, хоть что-то. Вызывать сейчас Григорьева, который может быть не в состоянии, или ждать помощи из другой больницы, нет времени.

- Соедините! – приказываю медсестре, которая быстро реагирует, и я уже слышу заветный голос мужчины. – Кирилл Александрович! Это Соколова из хирургии! У меня ЧП. Одна могу не успеть!

- Иду!

Кирилл Александрович сразу же реагирует. Мне в свое время приходилось ему ассистировать. Так что опыт совместной работы имеется.

- Зина! – кричу по рации. – Готовь операционную! Срочно!

- Есть! – отвечает Зина громко и по-армейски так, что я услышала ее скрежет зубами.

Да, Зина. Я тоже недовольна таким развитием событий! Но медлить нельзя. Человек может умереть.

Будто в доказательство Рома начинает кашлять, пока дежурная берет у него кровь. И все бы ничего. Да вот только изо рта уже пошли капли крови. Внутреннее кровотечение со всеми вытекающими, плюс черепно-мозговая. Да. Одна я точно не успею. Пока буду оперировать одно, Ромка умрет от другого.

Что ж тебе так не везет-то?! То Нелидов тебя приложил. То теперь вот непонятная драка в клубе. Хоть бы раз попал на больничную койку после тренировки или боя.

Прикладываю все усилия и везу каталку с Ромой в кабинет с КТ. Насколько возможно быстро провожу обследование. Мои опасения подтвердились. Ребро прокололо легкое. Разрывы печени. Да еще и глубокие. Трясущимися руками провожу обследование головы.

Череп проломлен. С осколками. Черт. Придется делать трепанацию.

Я ее никогда сама не делала!

- Нееее, Ромка. Я тебя на тот свет не отдам. Во всяком случае не сейчас.

Четко решаюсь на оперирование Ромы. Тут же подскакивает дежурная с результатами проведенного анализа крови. Хватаю выписку и с ее помощью выкатываю каталку из кабинета. На лифте поднимаюсь на свой, уже родной, четвертый этаж. Возле лифта меня уже ждет Зина.

- Что тут, Людмила Ильинична?!

- Целый букет и ждать нельзя!

Нет времени на объяснения.

- Кирилл Александрович уже в операционной!

Отлично!

Мы бежим с каталкой в операционную. Кирилл Александрович уже в рубашке. Зина быстро раскладывает перед ним взятые мною снимки с КТ.

- Ох, ёёёё..., - сетует Петров, и я его понимаю.

Перекладываем втроем Ромку на стол. Быстро привожу себя в порядок. С Петровым надеваем перчатки.

- Соколова, нам опрофаниться сейчас нельзя, - Петров смотрит на меня предупредительным взглядом.

Я его понимаю. Я все прекрасно понимаю. И тяжесть операции, и ответственность за жизнь пациента. Киваю ему одними глазами. Мы не руководствуемся статусом пациента. Тем более, что Петров и Зина вообще не знают, кто лежит перед ними. Я же работаю на голом энтузиазме. А главное, во мне огромное желание спасти человека. Пациента. Сложного. Впервые настолько сложного за всю мою практику.

Глава 3 Люда

Ближе к утру мы с Кириллом Александровичем закончили операцию. Не могу сказать, что прошло все гладко. Но с точки зрения медицинских возможностей на данный момент сделали все, что могли. Наша больница не может похвастать современным оборудованием. Медикаменты только бюджетные. Но мне всегда казалось, что в надежных руках хирурга даже самый сложный пациент поправится. И дорогое оборудование с лекарствами здесь не помогут. На данный момент мы сделали все, что смогли. Своими умелыми ручками сохранили ему жизнь. Я на это очень надеюсь и рассчитываю.

Рома в критическом состоянии. Я не могу дать никаких прогнозов. Меня не интересуют статистические показатели нашей больницы. Я не смогу пережить его кончину, если все же она случится. Во-первых, это Рома. Во-вторых, я ещё не открыла свое кладбище. Мне доводилось оперировать не сложные случаи. Поэтому все заканчивалось хорошо. Благополучно. Я могла дать прогнозы, объяснить по времени возможное восстановление. Но сейчас сделать этого невозможно.

На ватных ногах выхожу из операционной. Петров быстро уходит в свое отделение. Уже утро. Ему нужно обойти своих больных и уйти на законный выходной. Зина понимает меня, мою усталость, и шепчет мне в ухо:

- Садитесь, Людмила Ильинична. Совсем из сил выбилась.

Зина усаживает меня на скамью возле поста медсестры. Я вытягиваю ноги и кладу их на деревянную поверхность. Чувствую, что ноги затекли. По ним прогоняется кровь. И если бы не критическое состояние Ромы, я бы могла сказать, что это приятная усталость. Но долго отдыхать мне не приходится.

- Отдохни. А то там ещё родственники этого алкаша врача требуют. Совсем обнаглели! - возмущается эмоционально Зина. Сбавив тон, говорит мне уже тише. - Я вызвала из реанимационной медбратьев, пусть сами спускают этого качка.

А меня только сейчас током прошибает от сказанного Зиной. Родственники...

- Где они? - спрашиваю у медсестры.

- Да сейчас должны уже прийти.

- Я про родственников пациента.

Видимо, у меня получилось немного раздраженно, потому что Зина осеклась.

- На лестнице ждут.

Меня сначала сковывает. Потом кидает в краиковременный мондраж. Но все же мне удается прийти в себя. Хлопаю себя по щекам и иду к выходу из отделения. Уже рассвело. Скоро меня сменит Григорьев. Нужно поговорить с родственниками Ромы без посторонних.

Выхожу на лестницу и вижу двоих. Стоят в обнимку. Приятная картина и радостная. Столько лет уже вместе, а все как в самом начале. Тихо подхожу к влюбленной парочке. Одной из них почти пятьдесят. Второму около шестидесяти. А их физической комплекции позавидовать можно. А отношениям так тем более. Всегда мечтала, что вот именно у меня будет так же. Но не сложилось. Не срослось.

- Здравствуйте.

Я стараюсь не шуметь, чтобы не напугать их. На меня смотрят двое. Уставшие и зареванные. Несмотря на пережитую ночь и волнения, они узнают меня.

- Люда? - хором спрашивают меня влюбленные.

- Здравствуйте, Елена Владимировна. Здравствуйте, Владислав Игоревич.

Семейная пара смотрит на меня удивленными глазами. Елена Владимировна даже плакать перестает. Она прекрасно выглядит для своего возраста. Карте глаза наполняются интересом и какой-то надеждой.

- Как ты изменилась, - произносит озадаченно Елена Владимировна.

Да. Теперь я не тот синий чулок, с которым Рома предпочитал просто дружить. А потом, чисто по-дружески, решил научиться взрослым играм, чтобы не ударить лицом в грязь перед другими красотками. А может, и я где-то была виновата, раз допустила подобное.

- Всего лишь повзрослела, - мило улыбаюсь родителям Ромы. Владислав Игоревич давно доказал право отца, дав ему свою фамилию и отчество.

- Ну не скажи.., - Елена Владимировна все не может отойти от шока. Но тут же спохватывается, видя, что на мне медкостюм. - Так это ты оперировала Рому?! А мы сразу и не поняли, когда нам сказали про Людмилу Ильинична. Не ожидали тебя здесь увидеть. Даже не подумали, что ты уже оперируешь.

- Да, я оперировала. И ничего обнадеживающего сказать не могу.

Я только пожимаю плечами, когда мама Ромы начинает опять лить слезы. Муж старается ее успокоить, но он хочет и выяснить все тонкости.

- Люд, говори правду. Он может не выжить?

- Черепно-мозговая очень серьезная. Печень и легкое Кирилл Александрович зашил. Все работает. Но вот травмы могут нанести непоправимый вред. Может сердце не выдержать.

- Ой, - Елена Владимировна опять сотрясается в истерике.

- Тихо, Лена. Наш Рома сильный. Он справится. Чемпионы не сдаются.

- Его сейчас повезут в реанимацию. Там он пробудет под наблюдением до тех пор, как только будет возможно перевести его в хирургию для восстановления. Нам лучше спуститься. Не нужно видеть его в таком состоянии.

Ромка сильно избит. На его лице отеки и ссадины. Я их, конечно, обработала, но вид у него совсем плохой. Если бы не тату, сама бы не узнала. Если сейчас его в таком состоянии увидит мать, её удар хватит.

- Лен, Люда правильно говорит. Пойдём вниз.

Владислав Игоревич уговаривает жену спуститься. Я же хочу уточнить у охраны, приходили ли сотрудники полиции, завели ли дело.

Удивительно, но в приемном покое остаются сидеть все те же четверо мужчин, которые принесли Рому. Дежурная еще не сменилась. Женщина кидается ко мне чуть ли не с криками:

- Как все прошло?!

За ней же подбегают и друзья Ромы.

- Все, что можно было, мы сделали. Теперь будем надеяться на молодой организм пациента.

Стараюсь отвечать шаблонными фразами, но получается тяжело. Мне от отчаяния кричать хочется. Я безумно боюсь за его жизнь. И страшно даже самой себе признаваться, что боюсь далеко не как за пациента.

- Его перевезти в другую клинику можно? - спрашивает один из друзей.

Мне бы этого не хотелось. Здесь я могу контролировать ситуацию, быть рядом. Но препятствовать намерениям родственников я не буду. Если Елена Владимировна и Владислав Игоревич решат, что их сыну будет лучше в частной клинике Москвы, я дам разрешение. Разумеется, в соответствии с регламентом и по состоянию пациента.

Глава 4 Люда

Передав Рому в надежные руки врачей реанимационного отделения, я собираюсь домой. Григорьев приходит как всегда с опозданием. И с перегаром. Мне аж противно становится находится с ним в ординаторской, поскольку его запах заполняет все пространство.

- Как ночь прошла? – интересуется Лев Николаевич.

Спрашивает для проформы. Поскольку, не дожидаясь моего ответа, уже улегся на диван, стоящий в ординаторской, и отвернулся к стенке. Пока я накидывала плащ, он уже уснул. Причем с характерным для не протрезвевшего человека храпом. Хватает же наглости человеку являться в таком виде на работу.

- Лев Николаевич! – забегает молоденькая медсестра Ульяна. – Ой, блииин…

Она морщится, понимая весь коллапс ситуации. Я понимаю и поддерживаю Ульяну. Дежурить в выходной день с врачом, который далеко не в форме, это то еще испытание. В свое время мне доводилось страдать и волноваться. Пока я сама была медсестрой и бегала по поручениям Григорьева.

- Ну и как с ним работать сегодня? – сетует Ульяна. – Еще и на должность заведующего отделением метит!

- Откуда такая информация? – спрашиваю медсестру, поскольку слышу подобное в первый раз.

- А что, не видно что ли?! Он уже в хлам охамел! Чувствует себя чуть ли не главврачом! Всюду вас подставляет.

Да, у нас нет заведующего отделением. Моего опыта не хватает, да я и не стремлюсь к этому. Считаю, что мне нужно набираться опыта возле операционного стола, а не разгребая бумаги.

- Ладно. Все это слухи и домыслы.

Говорю, как можно серьезнее, чтобы прекратить этот разговор. Когда я уточнила у Ульяны желание занять пост заведующего, думала, что этот вопрос действительно рассматривается главврачом. Не буду скрывать, не хочется мне работать под руководством Григорьева. Он не всегда соблюдает субординацию. Может отвесить в мою сторону похабную шутку. Нередко нагло клеится к медсестрам. Некоторые самые молоденькие так и не понимают его злых намерений и отвечают ему. Вот только потом им всем приходится искать новое место работы. Не любит Григорьев заигрывать долго с одной и той же медсестрой. Он быстро находит замену. Пусть даже не в нашем отделении.

- Дыма без огня не бывает. Но это ладно, - решает Ульяна тоже закрыть тему. – Мне-то что делать?!

- А что такое?

- Так вы прооперировали чемпиона Арсеньева! Его же надо перевозить в какую-нибудь более презентабельную клинику! Что мы здесь сможем сделать?!

- Это тебя в реанимации настрополили? – спрашиваю уже сердито, поскольку надоели мне эти разговоры.

- Мне врачи из реанимации сказали, что нужно от него избавляться…

Ульяна осекается, потому как внутреннее слово «избавляться» было произнесено вслух. Я давно борюсь с этим в своем отделении. Григорьев всегда норовит «сбагрить» тяжелых пациентов в другую клинику. Даже когда мы дежурим по своему району. Не хочет он брать на себя ответственность за человеческие жизни. У меня же иное мнение на этот счет. Поэтому мы всегда с ним ругаемся. Скорее всего, если у Льва Николаевича получится занять пост заведующего отделением, я буду искать другое место работы.

Не сказав ни слова медсестре, спускаюсь в реанимацию. Понимаю, что смена поменялась. «Предыдущие» восприняли ситуацию спокойно и даже не стали углубляться в подробности статуса пациента. Новая смена решила или выделиться, или облегчить себе работу на ближайшие сутки.

- В чем дело? Почему решаете вопрос перевода пациента без его лечащего врача?

Я уже разозлилась, но стараюсь вырабатывать профессиональный тон. В нашей работе нельзя давать волю эмоциям. В принципе у меня это получается, но сейчас мы впервые столкнулись с таким сложным случаем. И тут мне приходится принять, что дело не в состоянии пациента, а именно в его статусности.

- Людмила Ильинична, - вступает со мной в спор дежурная медсестра. К сожалению, я не запоминаю их имен. – Это же сам Роман Арсеньев! А у нас даже дежурного врача сейчас нет! Придет только завтра. А если ему плохо станет? Что мне делать?!

- Ты не умеешь интубировать? Ты не знаешь, как делать непрямой массаж сердца? Ты не знаешь, что в случае снижения сатурации крови пациента нужно подключить к аппарату ИВЛ? Тогда что ты здесь делаешь? Да еще и на должности старшей медсестры?

Женщина средних лет запнулась на следующих словах, но тут же нашлась:

- А если он умрет?! Вы понимаете, что будет с нашей больницей?!

- Не с нашей больницей, а со мной. Не стоит перетягивать на себя одеяло, когда вы к этому не имеете отношения.

Слегка успокоившись, добавляю:

- Как оперировавший хирург, я запрещаю перевозить Арсеньева в первые сутки.

- Под вашу ответственность, Людмила Ильинична, - вздернула подбородок медсестра.

- А когда-то бывало иначе?

Я понимаю, что Роме было бы лучше в другой клинике. Где лучше оснащение, где ему дадут личный и должный уход. Но транспортировка его сейчас может обернуться осложнениями. Хотя показаний для категорического отказа у меня нет. В то же время, если смотреть с юридической стороны, в случае его кончины в другой клинике всю вину могут попросту «свалить» на меня. Если дойдет дело до суда, я и в тюрьму сесть могу. Здесь же я контролирую ситуацию. Я могу объяснить свои действия. Могу заверить, что состояние Ромы стабильное. Пусть и тяжелое. Его жизнь не висит на волоске, но может оборваться в случае неправильно проведенной транспортировки. Поэтому так будет спокойнее. Хотя бы первые сутки мне нужно держать руку на пульсе. Для жизни Ромы и моей. Его физического состояния и моего юридического.

Выйдя с приемного покоя, понимаю, что мне лучше сейчас вызвать такси. После суточного дежурства и сдачи крови совсем нехорошо. В метро могу попасть в неприятную историю. Лучше раскошелиться.

Пока жду машину, дышу свежим воздухом. Хорошо на улице. Чувство полного умиротворения не покидает. Даже при мыслях о состоянии Ромы я пребываю в уверенности, что все будет хорошо. И с ним. И со мной.

Только по отдельности. Как было и до этого.

Глава 5 Люда

Весь день воскресенья я проспала. Вечером мне только хватило сил, чтобы связаться с реанимационным отделением и узнать о состоянии Арсеньева. Состояние стабильное, но остается тяжелым. В себя не приходил. Это и радует, и огорчает. С одной стороны радуемся, что живой. С другой – переживаем за сложность всего положения.

Помню, когда Рома попал в больницу с травмой головы в четырнадцать лет, его обследовал какой-то продвинутый московский профессор. Но если сейчас родители Ромы промолчали об этом, значит, его уже нет в живых. Или он очень стар и слаб, поэтому помочь не сможет. Он и тогда был сильно пожилым. Надо бы поискать другого. Более компетентного в этих вопросах. Хотя бы для консультации.

Но опять же, этим лучше заниматься родителям Ромы. Владислав Игоревич может подключить людей из спортивного комитета. Да они и сами в стороне не останутся. Я удивляюсь, как еще в новостях не пестрят заголовки, что чемпион Роман Арсеньев был жестоко избит и сейчас находится в государственной больнице на лечении. Уверена, что мы получим порцию отходов жизнедеятельности сразу же, как только поклонники и соратники узнают обо всем. В большей степени будут отыгрываться на мне. Любое мое неверное действие вызовет новый ажиотаж, всплеск. Боюсь, что мне придется скрываться от журналистов. А если в мою сторону полетят тухлые помидоры, так я вообще не удивлюсь.

Обнадеживает тот факт, что Елена Владимировна и Владислав Игоревич сегодня прислушались ко мне и не стали пороть горячку с транспортировкой Ромки в более престижное учреждение. Быть может, они доверились моим словам? Поверили мне? Хотелось бы… Это будет еще один шаг к моему личному Олимпу.

Я безумно хочу стать хорошим хирургом. Таким, чтобы про меня говорила, хотя бы вся Москва. Мне не нужны богатства и яства. Я хочу просто оперировать сложные случаи. Я радуюсь как ребенок, когда меня зовет Петров к себе в ассистенты. У него раковые опухоли, сложные мутации. Да даже поглядеть одним глазком на такую операцию для меня уже огромное счастье. Раньше он нелегально в обход главврача звал меня в качестве медсестры. И моя задача была только стоять в уголочке и ассистировать реаниматологу или же ассистенту самого Кирилла Александровича. Делалось это только лишь для того, чтобы я могла посмотреть операцию хоть одним глазком. Почему-то Петров проникся ко мне. Возможно, он увидел во мне потенциал. Прошло всего несколько лет и сейчас я выступаю в качестве его ассистенту на законных основаниях. Не просто смотрю, но и участвую. Впитываю каждое его слово, запоминаю каждое его движение. Кирилл Александрович первоклассный специалист в своем деле. Он на хорошем счету в клинике. Наш главврач поседеет окончательно, если Петров захочет уйти на более денежное место. Но Кирилл Александрович не гонится за деньгами. Он просто хочет помогать людям. У него отличный коллектив в отделении. Чего не скажешь о нас…

В этом я еще раз убедилась, когда сегодня в понедельник вышла на работу. Лев Николаевич еле продирал глаза, чтобы хоть как-то презентабельно выглядеть на утренней планерке у главврача. Сама от себя такого не ожидала, но аккуратно и незаметно посмотрела на него со скепсисом. И ты метишь в заведующие? Будем надеяться, что у главврача не поднимется рука подписать приказ.

- О, Соколова! Пришла ко мне…

Мужчина делает резкий выпад в мою сторону, когда я вхожу в ординаторскую. Его намерения понятны. Он хочет меня приобнять, что дико раздражает. Происходит это уже не в первый раз, поэтому я инстинктивно подаюсь назад.

- Здравствуйте, Лев Николаевич.

Стараюсь говорить строго, но без высокомерия, поскольку не хочу ругаться с утра с человеком, с которым мне еще в течение дня работать.

- Почему ты такая бука? – Григорьев тут же убирает свои руки в карманы халата и идет на выход из ординаторской. Будто и не собирался меня похабно притягивать к себе. Я не всегда успеваю отчкочить.

- Я на работе.

- Намек понял. Но ты же знаешь, что мы с тобой работаем на износ. И у нас просто нет возможности встретиться после работы. Почему бы нам здесь не поговорить? Не сблизиться…

Его улыбка вызывает во мне приступ отвращения. Никогда мне не нравились подобные подкаты. И вообще. Григорьев мне как человек-то не нравится. Что уж говорить о нем, как о мужчине?

Льву Николаевичу около сорока лет. Был дважды женат. Детей не имеет, потому как считает их «проблемными существами». Бегает за каждой молоденькой юбкой, и вот за моими джинсами увивается уже больше года. И возможно, я бы смотрела на него, как на мужчину. Смогла бы оценить, симпатичный он или нет. Но его похабные шутки в мою сторону и иногда грязные приставания пробуждают во мне лютую ненависть. Ее мне приходится контролировать. Не хочу, чтобы наши с ним пререкания на тему ниже пояса вышли за ординаторскую.

Молча снимаю плащ, одаривая Григорьева взглядом ненависти и злобы. Он понимает мой настрой, поэтому просто уходит. Я стараюсь меньше с ним контактировать. А особенно оставаться наедине. Потому что, когда он злой оказывает мне знаки внимания, я боюсь ему грубить. И даже отвечать отказом. Я не знаю, чего ждать от этого человека. Слишком он темный и закрытый для меня.

У главврача все получают выговор за отработанные выходные. Благо на словах. Я жду, когда же начнут линчевать и меня. Понимаю, что меня оставили на конец. На десерт. Слова начальства я могу произнести сразу, практически без ошибок.

- И последнее! Все уже наверняка в курсе, что у нас в реанимационном отделении лежит Роман Арсеньев, - начал Иннокентий Игнатович. - Четырехкратный чемпион Европы, двукратный Мира и Олимпийский чемпион. Поступил к нам в тяжелом состоянии. Оперировали его Соколова и Петров. Петров! Как вы можете объяснить это все?

Я опешила. Лечащим врачом у Арсеньева являюсь я. Причем здесь Петров? По документам он был моим ассистентом, хотя ему и пришлось поработать в полную силу.

- Поступил тяжелый. Пришлось принимать меры быстро и безоговорочно. Нельзя было не среагировать и не спасти жизнь человеку, - скупой на эмоции отвечает Петров.

Глава 6 Люда

От меня явно не ожидали подобного. Поскольку я всегда стараюсь сдерживать свои эмоции. Общаюсь с очень узким кругом врачей. Поэтому сейчас я лишь краем уха услышала несколько ухмылок коллег. Зато увидела начальника в гневе. По аналогии со мной всегда уравновешенный Иннокентий Игнатович с психом кладет на стол лист с докладной медсестры, бьет по нему кулаком и рявкает:

- Планерка закончена! Все свободны, кроме Соколовой!

Впервые вижу мужчину в таком возбужденном состоянии. Боюсь, что сейчас будет кричать на меня, не стесняясь в словах, выражениях и действиях. Может быть даже в меня и полетит что-то. Наверное я заслужила этого, хотя все делала по инструкции. И по совести. Боюсь, что Иннокентий Игнатович именно сейчас поставит систему превыше всего. Чему я совсем не рада. Его гнев на меня настолько сильный, что я приготовилась слушать крики и ор в свой адрес, даже не вслушиваясь в слова.

Но я ошибалась.

Как только все вышли из кабинета, главврач спокойным тоном указывает мне на стул напротив своего стола.

- Садись. Разговор есть.

Я не пасую перед трудностями. Но оставаться наедине с разъяренным мужчиной страшно. Стараясь быть спокойнее, усаживаюсь напротив него. Все же есть шансы, что из кабинета я выйду живой.

- Люд, ты конечно же молодец, - произносит Иннокентий Игнатович будто с сожалением. Или с облегчением? – Я понимаю твой порыв и посыл. Тот факт, что ты взялась за него, провела такую сложную операцию, указывает на твой профессионализм. Растешь. В моих глазах и глазах сотрудников. Поэтому уже и жалобы на тебя катают.

От удивления у меня округляются глаза. Но лишь на мгновение. Я держусь. Спокойно.

- Куда было бы страшнее, если бы ты пошла на поводу у дежурной приемного покоя и отправила бы Арсеньева в другую клинику. А он по дороге бы умер. Вот тогда бы нас точно затаскали по судам. Так что и с юридической точки зрения все сделала правильно. Отстояла свою честь и нашей больницы. Кстати, дежурная приемного покоя тоже написала на тебя докладную.

Главврач достает второй лист. Складывает их с первым и рвет на мелкие кусочки, выбрасывая мусор в корзину под своим столом. Иннокентий Игнатович при этом так морщится, что даже инстинктивно протирает руки о свои брюки.

- Весь этот спектакль здесь я устроил, чтобы люди остальные не подумали о том, будто бы ты моя любимица. Ты знаешь, как у нас любят косточки перемывать. Того и гляди, в любовницы мои тебя запишут. У нас это любят. Я от вас молодых не знаю как отбиться.

От этих слов мне смешно, но я не смеюсь, потому как его слова правдивы. Ко мне и так относятся предвзято. Молодая, красивая (да, теперь я не синий чулок), с образованием и имею определенное уважение от главврача. Если бы сейчас Иннокентий Игнатович не принял докладные, а объяснил мою правдивость, среди медсестер, а затем и врачей, пошли бы очень нехорошие слухи.

- Теперь поговорим об этом чемпионе. Забываем на время о его званиях и регалиях, но помним, что это известная личность, - главврач перешел на заговорщицкий тон. Он даже слегка подался ко мне вперед. – Ты его прооперировала – молодец. Это в твою копилку личной кармы. Ты знаешь, что мы ждем человека от Минздрава на должность заведующего вашего отделения.

О как! То есть мы ждем человека, а не выбираем между мной и Григорьевым. На душе немного спокойнее стало.

- Если вдруг до осени никого не пришлют, я буду ставить вопрос о твоем назначении.

- Как это? – тут я совсем опешила.

- А вот так это. Мне так будет спокойнее. Чем какой-то незнакомец сейчас придет и черте что творить начнет! Если начнут противиться по поводу твоего назначения, я им операцию этого чемпиона выставлю как твое главное достижение. Но это, если все пройдет гладко. Ты понимаешь, что состояние его сейчас очень шаткое. Поэтому ты забываешь обо всех окружающих, забываешь о наличии врачей в реанимации, и сама наблюдаешь за состоянием больного.

Здесь для меня нет ничего нового. Я и не собиралась бросать своего пациента на попечение малознакомых, а иногда и малограмотных врачей. Тем более, что это Рома. За него я отвечаю головой. Перед самой собой. Перед Еленой Владимировной и Владиславом Игоревичем. Я не могу подвести чету Арсеньевых. Если уж я пообещала спасти их сына, значит, должна сделать все возможное и невозможное.

- На данный момент в нашей больнице все есть. Транспортировка его в другую клинику без надобности. Но не до фанатизма, Людмила! Если вдруг ты видишь, что состояние ухудшается, сразу же звонишь мне. Я уже договорился в Склифе, что они его примут. Фамилию пока называть не стал. Просто пациент. Поэтому в случае чего просто перевозим и все. Не примазываемся к достижениям его лечения, укладываемся на дно. Но если дело выгорит… Мы можем хорошо сыграть на этой теме.

- В каком смысле? – не понимаю уже совсем.

- Людмила Ильинична, раскинь мозгами! Если мы вылечим самого Арсеньева Романа, нас отметят в Минздраве! Это же дополнительное финансирование! Наверное. Очень надеюсь на это…

- Иннокентий Игнатович, - говорю с укором, кивая головой с осуждением.

- Что Иннокентий Игнатович?! У нас томограф полетел! У нас дефибрилляторы в реанимации еле работают. Иногда через раз. Если сейчас у Арсеньева сердце остановится, возможно, вручную придется заводить! Ты пойми, спасая одного известного, мы можем спасти кучу простых людей. Ты же работаешь в хирургии. Пусть редко, но и тебе доводится оперировать людей с внутренними кровотечениями. Про онкологическое отделение и говорить не приходится. Я каждый месяц ломаю голову, как бы выкроить деньги на ремонт или покупку нового оборудования. Пока очередь до нас дойдет на бесплатное оснащение, мы можем людей потерять. И работу! У нас же как: обеспечить сложно, а уволить запросто!

Да. К такому я не была готова. Взявшись за операцию Ромы, я даже не подумала о подобной финансовой перспективе.

- Я поняла вас, Иннокентий Игнатович, - хочешь - не хочешь, а правдивость его слов признавать приходится.

Глава 7 Люда

К четвергу состояние Ромы заметно улучшилось. Навещая его каждый день и по несколько раз, смогла заметить даже визуальные улучшения. Рома больше бодрствовал, взгляд становился яснее, подвижность в пальцах рук и ног улучшалась. Он хорошо держит показатели. Слышит, видит, реагирует на свет, голос, прикосновения. Его не парализовало, как это было тогда. В наши четырнадцать лет.

Я каждый день его навещаю и зачастую не одна. А с Иннокентием Игнатовичем. Он настолько боится за состояние Арсеньева, что начал принимать успокоительные. Мужчина уже в возрасте, поэтому подобные изменения в нашей клинике для него огромный стресс. Ранее нам доводилось оперировать людей из «простых». Зачастую нашими пациентами становились пенсионеры. Иногда экстренно попадала и молодежь, ну или относительная молодежь. Человек же такой величины, как Арсеньев, в стенах нашей больницы не был ни разу. Не то что оперировался.

- Веришь, нет ли, а я уже со снотворным только засыпаю, - пожаловался мне главврач. – Жене рассказал обо всем. Так теперь и она на успокоительных сидит.

- Могу вас и вашу жену порадовать, - слегка с улыбкой пытаюсь его успокоить. – Арсеньева можно забирать в отделение.

- Ты так думаешь?

- Да. Речь пока не вернулась к нему, но судя по динамике, дело нескольких дней.

Рома пытался говорить. И даже издавал какие-то звуки, когда я задавала ему вопросы. Он мог покачать головой в знак согласия или отрицания. В целом, с должным уходом Ромка поправится быстро. Вот только, кто ему этот уход обеспечит? В нашем отделении этого нет. Не потому что мы плохо работаем, а потому что на все отделение всего одна медсестра. Конечно, она ухаживает за больными после операции. Но в случае с Ромой процесс может затянуться. Если только медсестра сама интерес не проявит.

В нашем отделении одна только Зина – женщина «в возрасте». Остальные две медсестры молоденькие. И они уж точно не откажутся проводить рядом с Ромой больше времени. Интересно, а Рома заинтересуется подобным проявлением внимания в его сторону? Будет ли он рассматривать наших девочек, как когда-то моих сокурсниц. С интересом и явным заигрыванием. Что-то мне не по себе от этих мыслей. Вроде и ничего такого в этом нет. Я же не жена ему, не могу запретить. А с другой стороны, вспоминается его общение с девушками ранее. Тогда меня это не просто беспокоило, а даже обижало немного.

Иннокентий Игнатович дает «добро» на перевод Ромы. Я с радостной новостью иду в реанимацию.

- Рома, - я уже говорю чуть громче, потому как мой голос не вызывает у него головных болей. – Хорошие новости. Ты отправляешься наверх!

При этом я активно жестикулирую руками и поднимаю палец, указывая в потолок.

Лицо Ромы поменялось. Из спокойного и умиротворенного оно стало беспокойным и возбужденным. Арсеньев смотрит на меня и сдвигает брови к переносице.

До меня не сразу доходит абсурд сказанного.

- Ой, нет! Ты что?! – если бы это был какой-то незнакомый пациент, я бы сквозь землю провалилась и еще очень долго извинялась. Но это Рома. С ним можно быть немного спокойнее. Хотя я и чувствую вину за сказанное. Напугала чемпиона. – Я имею в виду свое отделение хирургии. Оно находится на четвертом этаже. А ты сейчас на первом. Так что тебя сейчас подготовят, и ко мне привезут. Продолжим лечение там. А главное, активное твое восстановление до удовлетворительного состояния.

Улыбаюсь Арсеньеву, не снимая маски. Глажу его аккуратно по голове, практически не дотрагиваясь. Только по тому, что это Рома, допускаю подобные вольности.

- Помни, что тебе нельзя делать резких движений. Ни головой, ни конечностями. Одним словом, будь аккуратнее.

Напоследок подмигиваю ему и убегаю в свое отделение. Нужно сообщить Зине, что самому чемпиону потребовалось место. Вот только непонятно: надолго ли.

Я, пребывая в хорошем расположении духа, была уверена, что родители Ромы заберут его в более лучшие условия. Неважно, бюджетная клиника это будет или частная. Ко второму варианту я склоняюсь больше всего. Все-таки Роме в скором времени потребуется качественное оборудование для физического восстановления, улучшения подвижности конечностей.

Родители Ромы все это время были со мной на связи. В реанимацию их пустили только один раз. Как и положено по закону. В основном спрашивали о состоянии у меня. В разговоре они ни разу не сказали о переводе. Возможно, просто ждали улучшения состояния. Поэтому я звоню Елене Владимировне и сообщаю радостную новость, желая услышать об их намерениях. Но мама Ромы молчит. Ни слова о переводе. Сама же я не решаюсь задать данный вопрос. Боюсь выглядеть черствой. Также это нарушает этику медперсонала. Мы не имеем права просить родственников забрать пациента, в каком бы состоянии он ни был. В данном случае состояние Ромы еще плохое. Получается, будто врачи выгоняют пациента. Понимаю, что родители Ромы отнесутся к этому спокойно, но мало ли…

В результате ближе к обеду Рому привозят ко мне в отделение. Укладывают в шестую общую палату к окну, где жесткая сетка на кровати и дополнительно уложены доски. Ромке нужна жесткая поверхность во избежание еще больших повреждений. На данный момент – это лучшее, что может предложить отделение хирургии бюджетной больницы на окраине Москвы. В целом у нас чисто, лекарств для лечения Арсеньева хватает. Дело за малым – за уходом.

Ближе к вечеру, в положенное для посещения время, приезжает чета Арсеньевых.

- Людмила Ильинична, мы бы хотели узнать о состоянии нашего сына, - начинает деловито Елена Владимировна в палате. Я сама попросила не распространяться о нашем знакомстве. Тем более, когда Рома начнет проходить лечение у меня в отделении.

Объясняю все тонкости, возможные риски, и уже сама, рискуя репутацией больницы, задаю вопрос о его транспортировке. Делаю это только по тому, что вижу реакцию родителей Ромы на обстановку в палате. В целом они люди не избалованные в плане комфорта, но вдруг уже что поменялось. Опять же, для себя можно потерпеть что угодно. А видеть, как твой сын лежит на досках, а не на жестком ортопедическом матрасе, тяжело. Объясняю, что лучше провести транспортировку через принимающую клинику. Возможно, их кареты скорой помощи более комфортабельны, оснащены дополнительным оборудованием. Обещаю участвовать при транспортировке, чтобы в случае чего оказать необходимую помощь.

Глава 8 Рома

- Роман Арсеньев! – судья объявляет мое имя, и мы с ним победоносно поднимаем руки.

Да. Очередное золото. Очередной пьедестал почета. Очередная награда. Очередное признание тебя самым сильным борцом России. Очередное признание себя профессионалом. Тебе всего тридцать. Вся карьера впереди. А ты уже всем все доказал. И самому себе тоже. Ты уже не просто известная личность. Ты знаменитость. Ты не просто добился успеха. Ты обеспечил себе прекрасную достойную жизнь в будущем.

Что еще для счастья надо?

Не знаю…

Но чего-то определенно надо…

Друзья говорят, что я зажрался. А мне стыдно признать, что от победы и очередной медали, материального приза я уже не испытываю той радости. Нет азарта. Нет желания побеждать. Единственное, что мною движет – это нежелание проигрывать. Особенно на татами. Вторые места? Это не про меня. Правда, это единственное, что меня держит в спорте. Да и вообще стимулирует на победы. Честно говоря, я уже и на тренировки хожу, скрепя зубами.

Мне чего-то не хватает.

В очередной раз, приехав с чемпионата Мира с победой, с наградами, я ушел в отрыв. Мой отрыв – это много алкоголя, клубы, куча легкодоступных девушек, у которых уже даже имен не спрашиваю. Я дождался того момента, когда каждая красотка готова со мной всегда и везде. Которая сама залезет и ублажит меня в первые же минуты знакомства. Это раньше мне приходилось обольщать. Сейчас они все обольщают меня, а я выбираю лучшее из имеющихся. Лучшее – это округлые формы, длинные ноги. А остальное меня и не интересует. Пьяным я даже не гляжу в их лицо.

Но и этого мне уже не надо.

Тогда в клубе понял, что у меня появляется чувство омерзения к этим девкам. Их не различишь. Каждая из них норовит прыгнуть ко мне в койку. Причем именно у меня дома. Захват территории, а потом и присваивание меня начинается с малого. С одной ночи в моей квартире. Поэтому чисто из принципа не тащу никого к себе. В тот вечер понял, что и в клубе не хочу иметь ни одну из приставших ко мне. Но одна была особенно настойчивой. Даже назойливой. Если бы знал, чем все закончится, не пошел бы в тот вечер никуда. А впрочем… Кого я обманываю? Пошел бы. Моральное разложение мое продолжилось бы в прежнем режиме.

Я только пришел в клуб после праздничного концерта на площади в честь Дня Победы. Ко мне сразу же начала липнуть очередная деваха с округлыми прелестями в платье в облипку. Пытался ей объяснить, что пришел просто с друзьями и меня не интересуют сегодня знакомства. При этом не исключал, что возможно, после определенной порции алкоголя меня все же потянет уединиться с ней. Но не сейчас.

Мой категоричный отказ девушке не понравился. Честно говоря, у меня закрались сомнения, а не развод ли это? Потому как после стычки с ней меня встретили на выходе сразу четыре качка. Во главе стояла отверженная. Я бы смог отбиться, но вот их преимущество было в битах. Мои друзья даже среагировать не успели, как меня уже сбили одним ударом битой под колени на асфальт, а дальше добивали, куда попадут.

Последнее, что помню, это крики моих друзей, которые выбежали на шум. Дальше дикая головная боль и темнота.

А потом… А потом счастливый конец…

Я решил, что умер и попал в рай, поскольку здесь меня встречал белокурый ангел. Видел только его глаза и немного светлые волосы возле лица. Он улыбался мне. А потом заговорил. Его голос показался мне до боли знакомым, но я так и не смог вспомнить, где его слышал ранее. Может быть во сне? Мне когда-нибудь снились вещие сны?

Только после прикосновения ангела понял, что я не в раю. Ангел есть. А рая нет.

Вокруг меня белые стены, какие-то приборы и большие окна с закрытыми жалюзи. А передо мной девушка. Наверное, это медсестра. Она разговаривает со мной. Держит меня за руку, стараясь успокоить. А я тону в ее глазах и чувствую, что что-то не так.

Я не вижу ее лица, но понимаю, что она улыбается мне. Ее локоны растрепались немного из-под медицинского колпака. Отчего ее вид становится еще прекраснее.

- Как же ты нас напугал…

На этих словах я начинаю соображать лучше. Я напугал их. А главное, ее. Я кому-то нужен. От этой фразы приятное тепло проходит по всему телу. Будто оно оживает. Прилив сил.

Осталось только узнать, кому я вдруг стал нужен. Почему-то кажется, что именно ей нужен именно я. А не мои деньги и статус.

Кто это прекрасная незнакомка? Судя по тому, что она навещала меня часто, но не проводила со мной какие-либо процедуры, она не медсестра. Маску никогда не снимала. Наверное, я в реанимации, и здесь этого делать нельзя. Но всегда меня гладила по голове. В эти моменты мне хотелось мурчать от удовольствия.

Оказывается, человеку мало нужно для счастья. Мне вот достаточно карих глаз, которые смотрят на меня и улыбаются. Еще бы узнать, как зовут этого ангела. Как же хорошо, что со мной это происходит наяву.

Я не умер. Я жив.

И она жива.

Она рядом.

Глава 9 Рома

Видимо, меня очень хорошо приложили. Раз я не понял, что мой ангел – это девочка из прошлого. Черт. Такого хорошего прошлого. Вожделенного на данный момент. Как бы мне хотелось оказаться вновь там. В свои восемнадцать лет. Кто знает, может быть я бы и смог уберечь нас. Сколько раз вспоминал те годы? Сколько раз вспоминал свою подружку. В очках. Своего ботаника. Над которым потешалась вся школа. Но которую втайне все же уважали. Ведь она могла постоять за себя. Как же я рад, что тогда не отказался от прогулки с ней. Как же я был рад, что в моей жизни были те годы дружбы. Именно дружбы. Потому как потом эта самая дружба завела нас не туда. Нам будто нельзя было переходить в отношения. Но во всем виноват я.

Только я.

Когда меня перевели в хирургию, и ко мне подошла та самая «медсестра», но уже без маски, я, не говорящий до сих пор, потерял дар речи. Да. Вот такой парадокс. Впервые в жизни почувствовал, как дыхание сбилось от резко участившегося биения сердца. Так вот она какая. Тахикардия.

Но все прошло, когда мои родители вполне уверенно поговорили с Людой. Они не удивились. Вообще. Только мама как-то многозначительно смотрела на меня. Будто выпытывала чего-то. Чего?

Мои родители не знают причин нашего расставания с Людой. Я если честно и сам не понял тогда, что произошло. Но еще раз сам себе повторю, вина только на мне. Я ее предал. Не поддержал в трудную минуту. Наверное, я испугался. Только чего?

Трудностей? Так они уже были позади.

Вот так вот нехорошо и скоропостижно «скончались».

Наверное, я испугался самой Люды. Она всегда была сильной, смелой и храброй. Сильной по духу, чего мне не хватало на тот момент. Она доминировала. А я был просто рядом. И не мог разобраться, зачем мне это нужно.

***************************************************************************

- Ну, судя по тому, что ты удумала, в моей спальне…

Люда посмотрела на меня пристально. Слегка прищурилась. Вскинула голову. И четко произнесла:

- Перебьешься.

Потом лишь ухмыльнулась.

Разумеется, я не собирался тащить ее к себе в спальню. Нам было всего по шестнадцать. И хоть все мои одноклассники уже вовсю хвастались своими похождениями и опытом, я оставался верен своим принципам. Пользоваться девушкой только ради интереса не собирался. Вот только после того поцелуя Люды мое отношение к ней изменилось.

Я посмотрел на нее другими глазами. Если ранее она была просто другом, то сейчас видел в ней привлекательную девушку.

Она редко пользовалась очками, перестала заплетать волосы в длинную косу до пояса. Теперь это были простенькие прически, нередко просто распущенные локоны, заколотые за ушками. Даже заколки становились все привлекательнее, ярче, больше по размеру. Люда стала носить браслеты и цепочки. Чаще меняла серьги. И скорее всего это была обычная бижутерия, но выбрана тщательно. Сделанная под золото, она не выдавала своей дешевизны. А Люда была с ней еще краше.

К семнадцати годам я понял, что Люда обольстительна. И я ревную.

Произошло это типично. К ней стал подкатывать какой-то парень из ее же медколледжа. Ботаник. В очках. Но при этом приобнять и взять за руку, убрать ее волосы за ушко он не забывал. Когда впервые это увидел на пороге их колледжа, не просто разозлился. Словно варвар и самый настоящий собственник подскочил к ним и стал просто «наезжать». На тот момент я уже значительно подрос и тягал железо, чтобы быть таким же сильным, как отец. Пусть он мне и не родной по крови, но со временем я стал на него похожим. Рядом со мной тот ботаник выглядел мелкой пешкой на фоне ферзя. Парень испугался. Еще бы! Он взял мою Люду за руку! МОЮ!

Люда же повела себя невозмутимо. После того, как этот ботаник что-то промямлил и ушел, она посмотрела на меня с укором, но ни слова не произнесла. Я и не подозревал, что молчание может бесить еще сильнее. Лучше бы Люда тогда залепила мне пощечину. Может быть и в чувства привела бы тем самым. Но она этого не сделала.

Много слышал от парней, что девчонки все истерички. Да что там девчонки! Я видел, как моя мама закатывала скандалы отцу. Особенно в первое время, когда противилась его ухаживаниям. Он вынужден был ее крепко целовать, чтобы просто заставить замолчать. Честно говоря, я планировал, что буду делать также. А особенно со своей возлюбленной.

А Люда?

А Люда просто разворачивается и уходит.

Возлюбленная она моя или нет? Сам еще не понял. Но почти в восемнадцать все же ее поцеловал.

По-настоящему.

Это случилось на новый год. Мы собрались толпой у друга дома, пока его родители уехали к родственникам на праздники. Были мои пацаны со спортшколы. Уговор был, что Люда пригласит девчонок с медколледжа. И она позвала.

Девчонки были все красотки. Даже в моем вкусе. Вот только мне не понравилось, что двое моих друзей оказывали знаки внимания именно Люде. Пока я «обхаживал» одну понравившуюся мне блондинку, Люда начала мило ворковать с одним из них. И причем не просто за общим столом, а уединившись на кухне.

Увидев картину, как этот удот приобняв Люду за плечи, притянул к себе и включил на телефоне какой-то ролик, я вскипел. От злости. На тот момент мне показалось, что самым действенным способом «застолбить» ее будет именно поцелуй. При друге.

Преодолев расстояние в два шага, просто подошел, обхватил лицо Люды руками и притянул к себе. Поцеловал не совсем по-взрослому. Но в губы, жадно и долго. Друг аж присвистнул. Но тут же удалился. Сработало.

Что я почувствовал в тот момент?

Не знаю даже…

Но мне безумно не хотелось ее отпускать.

А вот Люда посмотрела на меня с укором и задала самый неожиданный вопрос:

- Ну и зачем ты это сделал?

Наверное, этот вопрос меня обидел. Я ожидал увидеть в ее глазах нежность, возможно восхищение, радость. Но увидел тогда и всю ночь наблюдал ее равнодушие, которое просто бесило и жгло изнутри. Видимо, уже тогда я был самоуверен. Даже слишком. Почему мне казалось, что Люда будет в восторге от поцелуя, проявления мной чувств? Хотя еще в начале нашей дружбы у нее проскальзывали слова и поступки, указывающие на то, что она испытывает ко мне чувства немного больше, чем просто к другу.

Глава 10 Рома

- Можно мне врача увидеть?! Сколько можно ее звать?!

- Врач готовится к обходу! Будут вместе с главврачом! Вот тогда и поговорите!

Это возмущается мой сосед по палате. А ему довольно грубо и резко отвечает медсестра. Единственная толковая медсестра во всем отделении. Среднего возраста, слегка полновата. Но может быстро среагировать на возникшие неожиданно проблемы. Кажется, Люда зовет ее Зиной. У меня сложилось такое впечатление, что они не просто работают вместе. А будто дружат. Во всяком случае, их общение иногда сопряжено короткими шутками или взглядами с ухмылкой, что понимают только они.

Честно говоря, мой сосед уже достал всех. То не нравится, это не нравится. Будто не в больнице лежит. Российской. А в самом настоящем пятизвездочном отеле Швейцарии.

Нас здесь шестеро. Я самый тяжелый. Поэтому не спал всю ночь. В реанимации мне делали больше обезболивающих уколов, чем здесь, в отделении хирургии. Но здесь мой собственный «обезболиватель». Поэтому я помалкиваю (все равно говорить пока не могу), и не возмущаюсь.

Люда дважды подходила ко мне ночью. Интересовалась моим здоровьем. Спрашивала, не болит ли чего. И естественно, я отрицательно качал головой, уверяя, что все в порядке. Я все выдержу. Хотя, возможно, и стоило попросить обезболивающего. Но боялся таким образом выглядеть глупо и жалко в ее глазах.

Хорошо, что со мной этот мелкий паренек Степа. Не спал из-за меня практически. А сейчас утром убежал на учебу. Всю ночь он меня переворачивал.

- Чтобы пролежней не было! – с деловитым видом говорил Степа.

Паренек учится в медицинском. Подрабатывает и оттачивает навыки на таких, как я. Оказывается, он у нас «числится» в спорткомитете, как сиделка для больных спортсменов или нуждающихся в восстановлении. О нем я даже и не знал. И не узнал бы, если сам не попал в такую беспомощную ситуацию. По словам Степы, он работал со многими известными чемпионами. С мужчинами, разумеется. Некоторых я знал лично. Знал, что они проходили лечение. Вот только их сиделками не интересовался.

Зачем? Я ж сам Роман Арсеньев! Со мной такого не случится!

Мда. Хорошо меня шибануло. И не только физически.

- Арсеньев, – подходит ко мне медсестра. – Вам что-нибудь нужно? Судно подать? А то скоро обход врача будет. Надо быть подготовленным.

От вопросов женщины возраста моей мамы мне становится не по себе.

Дожил, блин. Раньше мне виски с колой предлагали налить. А сейчас судно подставить.

Отрицательно машу головой. Только не это. Буду терпеть до прихода Степы. До вечера.

- Вы не стесняйтесь. А то мне Людмила Ильинична голову оторвет за вас.

Приятно-то как… Кому-то из-за меня будут голову отрывать.

Ой, Ильинична. Мне перед тобой еще каяться и каяться. А ты уже головы отрываешь за меня.

- Шестая палата чья? – грубый мужской голос из коридора.

- Моя, - слышу голос Люды и в душе загорается теплый огонек.

В палату входит седовласый высокий и крепкий для своего возраста мужчина. В сопровождении моей Люды. У нее в руках стопка папок. Это наши истории болезней. Они по очереди подходят к каждому больному. Люда отчитывается перед мужчиной. Тот дает советы в лечении, спрашивает о состоянии пациента.

Доходят до меня. И только сейчас я вижу черные круги под глазами Люды.

Устала, моя девочка. Я и ей не дал ночью отдохнуть. Она на работе уже больше суток. И скорее всего, будет до вечера.

- Как вы себя чувствуете, Роман Владиславович? – спрашивает мужчина. По наводке медсестры я понимаю, что это сам главврач.

Голос ко мне еще не вернулся. Но я могу активно крутить головой, шевелить руками. Ноги еще пребывают в почти «запертом» состоянии. Я только моргаю глазами. Стараюсь держаться. Не показывать боль, которую чувствую постоянно. Обезболивающие, и те вкалывающиеся в меня в небольших количествах, лишь немного снимают спазмы. В остальном приходится справляться самому.

- Людмила Ильинична назначила вам хорошее лечение, от которого вы быстро поправитесь. Так что не переживайте. Все будет хорошо. Если что, я всегда на связи с врачом Соколовой. Всегда помогу и подскажу.

От его слов у меня все сжимается внутри.

Не ХОЧУ я быстрее выздоравливать. Мне здесь нужно быть. До полного прощения Ильиничной. До полного воссоединения с ней.

Я совсем недолго рассматривал лицо Люды, которое было серьезным. Без тени улыбки. Сейчас она врач Соколова. Это ночью она была просто Ильиничной, которая с сопереживанием приходила ко мне справиться о состоянии.

Пока я решаюсь, попробовать что-то сказать или не нужно сейчас даже пытаться, они отходят от меня. Подходят к капризному соседу, от которого устала уже вся палата. Сколько раз мужики пытались его вразумить. Но все болеют, а значит, не могут тратить силы и оставшееся здоровье на ругань с неадекватным соседом.

- Дементьев Петр Викторович. Воспаление аппендицита. Прооперирован в понедельник. Без осложнений, - четко констатирует факты Люда перед начальством.

- Как вы себя чувствуете? – улыбается ему главврач, который старается быть вежливым с каждым больным.

- Плохо! – неожиданно для них и нас взрывается мужчина. – Лечения никакого нет! Отношение ужасное! Все утро зову врача, чтобы она подошла ко мне! А она меня игнорирует! Медсестра вообще грубит! Вы главврач? Разберитесь со своими сотрудниками! Это же хамство. Причем открытое! Не завуалированное!

На подобный выпад мужчины, кажется, не только у меня кулаки сжались. Кто-то из мужчин соседей недовольно вздохнул. Кто-то цокнул с укором. Даже медсестра появилась в дверях с ошарашенными глазами.

А Люда?

А Люда смотрит невозмутимо на мужчину. Сначала смотрит. А потом слегка вскидывает бровь.

Обожаю это ее движение. Помню его еще с прошлых времен. Никогда не знаешь, как она поведет себя после.

- Вам что-то нужно? – спокойно уточняет главврач.

- Нужно! – снова воскликнул мужчина. - У меня матрас жесткий!

Глава 11 Рома

Ох, если бы я ходил сейчас… Я бы тебе, Петр Викторович, не только нос сломал. Но и всю жизнь. Матрас ему жесткий! Да лечись заграницей тогда, если тебе не нравится оснащение этой больницы! Уверен, что не только у меня здесь желание набить морду этому паразиту.

В таком беспомощном состоянии перед Людой я еще не был никогда. Да и не только перед ней. Мне вообще сложно себя принять сейчас. Калека. Если честно, у меня очень мало надежд на полноценное восстановление. Наверное, я никогда не встану. Ну или подвижность будет изменена. Хромать буду, или еще чего. Только Люда помогает держаться на плаву. Желание поддерживать ее, защищать от подобных моральных уродов.

Как бы мы с ней не дружили, как бы не ругались, но она всегда чувствовала мою защиту. Она всегда могла на меня рассчитывать. Впрочем, на нее никто и не «покушался», никто не обижал, поскольку знали, что рядом есть я.

Вот только в самый ответственный момент меня не было. Испугался? Повел себя, как скотина?

Да все вместе.

Удивляюсь, как еще Люда мне улыбается. Или это чисто профессиональное? Не может же человек, на которого ежедневно выливается столько дерьма, ходить с улыбкой и ободряюще объяснять, что все будет хорошо и каждый здесь лежащий поправится. Выйдет счастливым и здоровым из больницы. Больше всего раздражает, что именно сейчас подобные отморозки могут наехать на нее, пожаловаться. Раньше такого не было. Ведь я был рядом. Кретин я. Раз не нахожусь сейчас с ней рядом. Уж я бы сделал так, чтобы на нее даже косо не посмотрел никто. И сделаю. Вот только поднимусь с этой жесткой и неудобной кровати.

- К сожалению, с матрасами мы вам помочь не сможем, - разводит руками главврач. – У нас все, что есть на складе, приносится в отделения.

- Рассказывайте больше! Вон у чемпиона кровать не проваливается! – кричит сосед, и мне еще больше хочется встать и треснуть ему.

Вот только одно мое усилие сваливает меня обратно на кровать дикой болью. Насколько понял из последующего разговора, никто и не заметил моих намерений встать. Похоже, я совсем размазня сейчас.

- Вы и себе доски хотите? – невозмутимо спрашивает Люда.

Кто-то из соседей ухмыльнулся.

А ведь и правда. Я лежу на досках. Точнее под моим матрасом доски. Мне нужна жесткая и ровная поверхность. Во всяком случае, пока. Если бы я проваливался, болей было больше.

- Вы слышите?! – опять возмущается сосед, обращаясь к главврачу, в захлебе от гнева и ненависти к врачу.

К моей Люде. Как ты так можешь?! Она же прооперировала тебя. Может быть и жизнь спасла!

– Сплошная грубость всю эту неделю! А завтра суббота! Вы уйдете на выходные! Про меня тут вообще забудут! – продолжает мужик, уже реально кидая слюни в разные стороны.

- Не беспокойтесь, - улыбается главврач. – Я велю Людмиле Ильиничне быть с вами учтивее во время своего дежурства. А по матрасу сделаю запрос. Кто знает, может быть, и найдем чего. И да! Мы с Людмилой Ильиничной пересмотрим ваше лечение. Назначим дополнительные процедуры для общего оздоровления.

На этих словах главврач выходит, многозначительно посмотрев на Люду. Надо бы узнать у нее потом, как сильно ее ругает начальство в подобных случаях.

Но это заботит только меня сейчас. Люда же на несколько секунд задерживается возле кровати капризного соседа. Она смотрит на него внимательно, но ничего не говорит. На лице нет ни одной эмоции, чтобы понять ее отношение к происходящему. Мужчина уже хочет ей что-то сказать, но Люда разворачивается, словно солдат на построении и выходит из палаты.

- Ну ты и жук, - укоризненно произносит мой сосед по койке, который уже сносно себя чувствует. Кажется, ему оперировали язву.

- А вы лежите и терпите все это! Терпилы!

Капризный сосед возмущается, но недолго. Он отворачивается от нас. Нетрудно догадаться, что у такого пациента не может здесь быть компаньонов просто для беседы.

Пятничный обход быстро заканчивается. Главврач, пожелав Люде и еще одному врачу спокойного дежурства на выходных, уходит из отделения. Моя палата расположена возле поста медсестры, поэтому слышу, как медсестра Зина начинает возмущаться по поводу поступка Дементьева. Слышу голос Люды, которая только шикает на нее. Я ее даже немного вижу со своего места. Она стоит возле стойки и что-то пишет в папке одного из больных.

И минуты не проходит, как Люда твердым шагом заходит к нам в палату. Берет стул, стоящий возле обеденного стола, и подсаживается к Дементьеву.

- Еще раз здравствуйте, Петр Викторович, - Люда улыбается. Вот только я разбираюсь в ее улыбках. Разбирался. Интересно, произошли ли изменения за двенадцать лет? – Вы недовольны отсутствием должного лечения? – продолжает моя красавица невозмутимо и чуть строго. Но при этом старается быть приветливой.

Только в Люде могло все сочетаться сразу. Сразу несколько эмоций. Или же она просто прятала настоящие чувства за маской строгости. Но только я всегда понимал, что вот сейчас отношение Люды к происходящему не соответствует проявляемым эмоциям.

- Конечно, недоволен! А что? Вырезали аппендицит и оставили меня. Ни капельниц, ни уколов больше! Три дня мне покололи обезболивающее и антибиотик, и все! А дальше? Лежите и помалкивайте?!

Мужчина негодует. Он кричит так, что вся палата затихла и ждет вердикта Люды. Поскольку она молча слушает. И даже изображает понимание. Кто знает, может и раскаиваться начнет сейчас. Вот только я уже молча злорадствую.

- Я вас понимаю, - начала Люда говорить с честным лицом и пониманием происходящего. – Я прошу прощения за свое поведение. Я действительно к вам очень невнимательно относилась. Иннокентий Игнатович был крайне недоволен моим отношением к пациентам, поэтому теперь буду внимательнее к вам ко всем. И, разумеется, начну с вас. Так сказать, по старшинству для данной палаты.

Люда улыбается ему. Мужчина будто смягчился. Даже с высокомерием нас оглядел. Но я-то знаю, что за улыбкой Ильиничны скрывается что-то очень интересное.

Глава 12 Люда

Дементьев рьяно возмущается моим назначениям. А что ты хотел? Грязелечебницу? А где я ее тебе найду в бюджетной больнице? Все, что могу, то и назначаю. Благо начальство разрешило импровизировать. Иннокентий Игнатович даже подпись свою поставил в «назначениях». Просто расписался внизу пустого листа.

Его тоже возмутили требования пациента. Будто от нас чего зависит. Что ему выдают, с тем и работаем. Тут лекарства иногда невозможно «выбить», а ему матрасы ортопедические нужны. Так и хочется сказать: «Скажите «спасибо», что чистые!». Ну правда, белье и матрасы у нас всегда в хорошем состоянии. До плачевного их не доводим. Все-таки отделение хирургии у нас. Нельзя доводить до такого, иначе больным будет еще тяжелее переживать период восстановления после операции.

- Я не хочу массаж простаты! – кричит уже на меня больной, а я с трудом сохраняю самообладание и продолжаю улыбаться.

- Почему? – делаю лицо «дурочки с переулочка». – Мужчинам после сорока лет нужно проходить процедуры регулярно. Это снижает риск развития простатита и рака предстательной железы, улучшает мочеиспускание. – Наклоняюсь к нему и говорю чуть ли не в ухо, но громко. Пусть соседи потешатся. – Улучшает эректильные функции. Продлевает половой акт. Порадуйте жену свою. Она будет в восторге. Возможно, порадует и вас в благодарность.

Я устаю потешаться над бедным мужчиной, поэтому встаю и ухожу в сторону Ромы. Надо уточнить, нужно ли ему что-то. Все же к нему испытываю не только чувства врача. Хочется быть к нему хоть немного ближе. Хочется узнать о его жизни не из телевизора, а лично. Одним словом, хочется просто хорошо пообщаться. Быть может, я узнаю причины его отсутствия в моей жизни в течение двенадцати лет. Хотя это и не столь важно.

Но Петр Викторович все еще возмущается:

- А как это? Массаж простаты? – смотрит он на меня теперь уже со страхом в глазах.

- С вазелинчиком! – кидаю ему через плечо и застываю на своих словах.

- Чего с вазелинчиком?! – мужской голос заставляет меня встать в испуге возле кровати Ромы с ужасом.

Аккуратно оборачиваюсь и вижу перед собой Владислава Игоревича. Выдыхаю.

- Здравствуйте! – здороваюсь с мужчиной и понимаю, что он неправильно понял мои слова. Спешу его успокоить. – Все в порядке. Роме вазелина не надо. – Делаю небольшую паузу, смотрю на Рому, и все же добавляю. – Пока.

Вся палата уже откровенно смеется надо мной и сложившейся ситуацией. С одной стороны некрасиво получилось, с другой немного комично. Даже Рома хихикает тихонько. А вот от этого радостно на душе становится.

- Я надеюсь, - немного смущенно, но решительно произносит Владислав Игоревич.

Я хочу с ним переговорить по поводу лечения Ромы, но Дементьев перебивает меня:

- Это произвол! Я не собираюсь участвовать в ваших экспериментах! Я требую смены врача!

На этих словах, как на грех, проходит мимо палаты Григорьев. Он решил вмешаться. Зачем? Меня «засадить» или из благородных побуждений?

- В чем дело? – входит в палату Лев Николаевич. – Почему вы требуете смены врача?

Он с серьезным лицом подходит к возмущающемуся пациенту. Будто не такой же врач, как и я. А самый натуральный главврач. Петр Викторович тут же пользуется положением:

- Меня неправильно лечат! Мне назначили массаж простаты!

- Людмила Ильинична, можно историю болезни больного? – Григорьев сама невозмутимость.

Ни колких шуток, ни пошлости, ни грамма язвительности, что зачастую он отпускает в мою сторону. Неузнаваем сейчас, но я даже рада его отношению. Хотя после просмотра истории болезни ситуация может измениться. Но не должна. Там все чисто.

Я передаю мужчине папку с историей болезни Дементьева. Хирург открывает ее, знакомится с написанным. Видя подпись Иннокентия Игнатовича, понимает, что ничего сделать не сможет. Он же не в курсе нашей договоренности с главврачом.

- Все назначения верные, - говорит он мужчине. – Что вас не устраивает в массаже простаты? Это для профилактики. Всего десять сеансов, ежедневно по одному.

Дементьев тушуется. Ему будто стыдно становится.

- А кто мне будет его делать? – уточняет он, оглядывая всех присутствующих в палате.

- Я, - гордо отвечаю. – Я ВАС никому не доверю.

Мужчина опять возмущается. Чуть ли не кричит:

- Нет! Только не вы! Простите, господин доктор, - обращается он к Григорьеву. – А вы не можете мною заняться?

Григорьев подходит ближе ко мне:

- Могу, конечно, - берет мою руку и поднимает за указательный палец. Делает так, что я застываю с указательным пальцем в воздухе. Рядом располагает свой. – Какой из этих пальцев вы хотите ощущать в себе?

Его «сарделька» и мой тоненький пальчик несостоявшейся пианистки приводят Дементьева к чистому разуму. Он сокрушенно вздыхает:

- Согласен на Соколову.

Мужчины смеются, а я решаюсь быстренько взять Дементьева тепленьким. Пусть Рома пока поговорит с отцом. Быть может Владислав Игоревич его на речь «пробьет». Хоть незначительные мычания сейчас будут в радость всему отделению. Да что там отделению. Всей больнице. А главное, мне. Всей душой болею сейчас за Арсеньева. Ромка должен встать на ноги!

- Не будем откладывать, Петр Викторович, - опять улыбаюсь пациенту. Чувствую себя не врачом, а продавцом в магазине элитного парфюма. – Пройдите в процедурную. Сначала сделаем вам клизму, а потом примемся за массаж.

Я даже под руку подхватываю мужчину, чтобы не думал медлить, и веду его в процедурную. По пути зову Зину, чтобы она приготовила клизму. В остальном, сама прослежу.

Быстро заканчиваем с процедурами, от которых Дементьев выходит из процедурной на полусогнутых ногах, но с ровной спиной. Красный, как рак, то ли от стыда, то ли от пережитого волнения. В течение всего массажа я улыбалась. Благо, мой пациент не видел этой ехидной улыбки. Его же всю процедуру пыталась задобрить и разболтать. Теперь ему придется пролежать дополнительные дни. Поэтому очень уж хотелось прояснить ситуацию, понять, что за человек и что от него ожидать еще.

Глава 13 Люда

Несмотря на свою язвительность, мне жалко мужчину. Все же не молодой уже. Да и уважение к старшим никто не отменял. Не могу я долго злорадствовать и мучать больного человека. Мои пациенты для меня те же самые дети. Обидишь кого, вместо рева будет бессонная ночь. А это последующее повышение давления, неверные показатели крови типа холестерина или сахара. Лечи их потом еще и от невроза. Вот и Дементьев сейчас. Сжался, сложился калачиком под одеялом. Он не просто испугался. Он, кажется, пересмотрел свое отношение к жизни, а главное, к людям. Хочу его успокоить и придумываю легенду.

- Петр Викторович, я и главврач сделали запрос на предоставление комфортабельного матраса.

Реакция мужчины была для меня ожидаемой:

- Нет! Не надо! – Дементьев вскочил и начал кричать. В глазах ужас и испуг. Но тут же мужчина успокоился и уже тихо проговорил, опять зарываясь с головой под одеяло. – Я на старом буду спать. Мне так лучше.

Петр Викторович скрылся. Я же вынесла окончательный вердикт по ситуации:

- Хорошо, Петр Викторович, как вам будет угодно. Но назначенное лечение отменять не будем.

На этих словах Дементьев выскочил на секунду из-под одеяла, кинул на меня убийственный взгляд полный ненависти, злости и одновременного отчаяния, и снова скрылся. Вот так будет лучше. Полежи и подумай над своим поведением. А будешь себя хорошо вести, глядишь, и выпишу тебя в назначенное время.

Еще раз осматриваю больных взглядом. Все веселые, улыбаются. Настроение хоть подняли всем с Дементьевым. Поддерживать дух пациентам тоже нужно.

В очередной раз подхожу к Роме и не успеваю начать свои объяснения, как в палату заходит Елена Владимировна. Годы не взяли Елену Владимировну. И это понятно. С таким мужем женщина всегда цветет и пахнет. И ведь достаточно просто любить, чтобы быть счастливой. Но в силу случившегося происшествия Елена Владимировна сильно сдала за эти дни, но сегодня она выглядит гораздо лучше. Даже румянец на щеках появился.

- Добрый день, Елена Владимировна, - улыбаюсь я женщине и уступаю свое место рядом с кроватью Ромы.

Встаю поодаль и начинаю объяснять принцип лечения, возможные осложнения, которые еще нельзя исключать. В обязательном порядке указываю, что в операции мне помогал Петров Кирилл Александрович. Непременно оговариваю его стаж, опыт работы, основную деятельность. Рассказываю, в чем состояла его задача, сколько швов было наложено на печень нашего чемпиона. Чета слушает меня внимательно, не подавая и голоса. Ровно до тех пор, пока я не задаю вопроса по поводу перевода Ромы в другую клинику.

- Людмила Ильинична, - берет слово Владислав Игоревич. – Мы с женой посоветовались и решили, что лучше будет, если наш сын останется под вашим наблюдением. Пройдет вами назначенное лечение и восстановление.

Мне льстит такое доверие, но я не понимаю их намерений.

- Видите ли, Владислав Игоревич, в нашей больнице мы не сможем обеспечить Роману того ухода и предоставить тот комфорт, к которому он привык. Сами видели, что у нас тут творится. Шпингалеты отлетают только от одного резкого рывка.

- Роме в ближайшие дни шпингалеты не потребуются, - слегка с улыбкой говорит старший Арсеньев.

- Боюсь, что в ближайшие дни его и не будет на месте. У нас завхоз в запое, - пожимаю плечами.

Елена Владимировна улыбается. А Владислав Игоревич вызывается прикрутить его сам. У него в машине есть нужные инструменты. Мне неудобно, но я вынуждена согласиться после появления Зины в палате:

- Людмила Ильинична! И что делать? Женщины требуют защиты от мужиков! – Зина чуть ли не кричит, но тут же перекидывается взглядом с четой Арсеньевых. – Решаете вопросы о транспортировке чемпиона? Правильно! Ему здесь не место!

На этом она убегает, а Елена Владимировна с удивлением смотрит на меня.

- Это почему же? – женщина немного неправильно поняла слова, сказанные медсестрой.

- Не волнуйтесь, Елена Владимировна, - спешу успокоить мнительную мать ребеночка-переростка. – Наша медсестра имела в виду, что даже если мы в кратчайшие сроки отремонтируем платную палату, мы все равно не сможем защитить Романа от вторжения бюджетных больных. А чемпионы наверняка не привыкли к подобным выходкам простых людей.

Я говорю с улыбкой. И мне ответили. Также с улыбкой.

- Язва…

Мы втроем переводим взгляд на Рому. Он улыбается.

- Да хоть Медуза Горгона, - радуюсь за Рому, у которого наблюдается восстановление функций головного мозга.

«Язва»…

Хм. Мелочь, а приятно.

Глава 14 Рома

Как же хорошо вновь окунуться в прошлое. Это не просто ностальгия. Это понимание, что я все потерял, но сейчас у меня есть последний шанс зацепить удачу за хвост. Называю Люду «Язвой». Как раньше. Она отвечает с улыбкой. Называет «Медузой Горгоной». Как и раньше. Сколько раз мы так с ней дурачились. Она язвила, я смеялся над ее колкостями в мой адрес.

На душе тепло от ее улыбки. Я окунулся в свою юность. Но сейчас столь интересное событие и блаженство по прошлому радует и огорчает одновременно.

С одной стороны, Люда мне улыбается. Хотя могла бы и послать куда подальше. То, что я тогда совершил, непростительно. Но неужели Люда меня простила?

С другой стороны, я на каждую ее улыбку в мою сторону реагирую воспоминаниями. Причем нехорошими воспоминаниями. Вспоминаю нашу последнюю встречу тогда. Наш последний разговор. Наше чрезвычайное происшествие, которое переломило всю жизнь. Корю себя за проявленную трусость. За совершенную мною ошибку. Я поплатился уже потерянным временем. А отразилось ли как-то это на Люде? Очень хочется, чтобы пострадал во всем только я.

Судя по ее внешнему виду, по ее уверенности в себе сейчас, кажется, что у нее все хорошо. Кольца на пальце не вижу, но это не дает гарантий, что она не замужем. Все-таки она хирург. Возможно, ей просто запрещено носить кольца по долгу своей службы.

- И запомни, Роман Владиславович, - обращается ко мне Люда. – Хирургия – это не то отделение, где пациенты должны терпеть боли молча. Любой неприятный симптом может указывать на начавшееся внутреннее кровотечение. А оно требует незамедлительных оперативных мероприятий. Вот хотя бы посмотрите на Суворова. – Люда кивает в сторону моего соседа с оперированной язвой. – Дважды оперировала. Второй раз чуть не потеряли мы пациента. А все почему? Потому что боли терпел.

Мужчина смущенно улыбается. Люда же говорит без злости, но отчитывает четко. Опять отправляюсь в прошлое. Люда опять становится «заучкой», «ботаном» и начинает нудеть. Но черт, как мне сейчас это нравится. Этого не хватало все прожитые впустую годы. Что победы? Висят медали на стене, иногда смотришь на них и думаешь: и это твоя жизнь? Может быть, я иду вообще не тем путем? Честно говоря, подобные мысли все же меня посещают чаще.

- Вы мужчины. Но я здесь всего лишь врач. Ваш ВРАЧ. Который лечит вас, - продолжает моя Ильинична. - И не обращает внимания на ваши мужские качества и достоинства. Я знаю, что вы все мужественные и не хотите показаться перед молодым и неопытным врачом слабым. Но мне нужно, чтобы вы были хоть немного сла-бы-ми..., - Люда замедляется в речи, задумывается, настораживается. – Что-то не то…

На этих словах поворачивается к мужчине, который лежит на противоположной стороне.

- Кто-нибудь видел, как Муромов уснул? – в ее голосе слышны волнительные нотки.

- Он сегодня за сердце хватался, - тут же сдал Муромова Суворов.

Люда мгновенно реагирует. Быстро подходит к кровати мужчины и трогает его лоб. Я даже со своего места вижу, как он покрылся испариной. Люда откидывает одеяло. Фонендоскопом начинает слушать сердце мужчины и тут же бежит в сторону коридора:

- Зина! Звони в кардиологию, пусть принимают! У нас кажется инфаркт!

На этих словах мужчины подорвались в сторону Муромова. Даже я заволновался. Хочу помочь хоть чем-то. Но встать не могу. Вижу только, что нога мужчины перебинтована и кровь сочится ярким круглым пятном.

- Еще и кровотечение открылось!

Люда залетает в палату, толкая впереди себя каталку. За ней бежит Зина. Несмотря на свою полноту, женщина довольно резво передвигается. Она знает свое дело, поэтому без указаний делает то, что нужно. Зина вместе с Людой подкатила каталку к кровати, женщины стали задирать простынь под мужчиной.

- Григорьева бы дождаться, - предлагает Зина с незначительной отдышкой в голосе.

- Его можно ждать вечно. Не успеем!

Люда говорит строго и доходчиво до Зины. И только сейчас я начинаю понимать, что они собираются вдвоем перетаскивать мужчину на каталку. К ним на помощь кидается Суворов и еще один мужчина.

- Отошли! – приказывает Люда голосом конвоира. – Зашивать вас потом опять.

На этих словах со стула подскакивает мой отец. Я был уверен, что он не сможет сидеть в стороне и обязательно поможет.

- Ну-ка, девчонки. Отошли обе, - командует он им так, что Люда с Зиной сразу отскакивают. Да, отец умеет сказать авторитетно. – У него только с ногой проблемы?

Люда и Зина молча кивают. Отец подхватывает мужчину вместе с простыней на руки и аккуратно перекладывает на каталку. Возраст не сказывается на физической выносливости отца. Он по-прежнему жмет штангу больше ста килограмм, поэтому вес небольшого и немного высохшего от возраста старичка не становится для него большой нагрузкой.

- Спасибо большое, Владислав Игоревич, - быстро благодарит Люда, и они вместе с Зиной вывозят каталку из палаты.

В помещении становится тихо. Даже Дементьев, который уже вылез из-под одеяла, лежит теперь смиренно. Обдумывает, наверное, как будет жену радовать после выписки.

- Ладно, - произносит отец. – Схожу в машину за инструментами, шпингалет прикручу.

С его уходом в палате, да и во всем отделении, становится совсем тихо. Поэтому мама начинает мне шептать на ухо:

- Молодец, Люда. Я всегда знала, что из нее получится настоящий профессионал.

Мама сидит с довольным лицом. Настолько довольным, будто это она взрастила Люду до опытного и ответственного хирурга.

- Она изменилась. Красивой стала, - с трудом, но все же отвечаю ей.

Мама хмыкает только.

- Она всегда такой была, Ром. Просто вы, мужчины, зачастую этого не замечаете.

И она права…

************************************************************************

После того поцелуя на новом году я стал вести себя с Людой, как настоящий собственник. Она по умолчанию стала моей. Я ее не просто «застолбил», а присвоил окончательно. И мне по большому счету было плевать, что думает на это Люда. Характер у меня все же не сахар. Вот только Люда вела себя отстраненно, чем тоже показывала свою значимость и дерзость. Но удержание меня на расстоянии вытянутой руки было оо определенного случая.

Глава 15 Люда

Проведав Рому в последний раз за сегодняшний день, забегаю быстро в ординаторскую, чтобы снять с себя халат и собраться на свидание. Я в предвкушении приятного вечера. Хочется наконец-то расслабиться, отдохнуть душой, пообщаться с приятным человеком. Неделя выдалась довольно сложной и даже опасной для жизни некоторых моих пациентов. В результате все спасены, а я заслуживаю морального отдыха.

Но в ординаторской мне всю «малину» портит Григорьев, который со скукой смотрит на меня.

- Никак на свиданку собралась? – ухмыляется мужчина.

- На свидаНИЕ, на свиданки ходят к людям, находящимся в местах лишения свободы, - в свойственной мне манере поправляю Льва Николаевича.

- Ой, какая же ты зануда.., - причмокивает мужчина. Подобное я слышу не в первый раз, да и не только от Григорьева, поэтому меня оскорбления уже не трогают. – И вообще, я тебя не понимаю. Нафига тебе какой-то там посторонний, когда рядом с тобой такой прекрасный мужчина.

В этот момент он задирает голову, отчего понимаю, что он говорит про себя. Мне неприятен такой тип мужчины. Этакий ловелас, но с вполне сформированным брюшком и начинающимся процессом лысения. Я вроде и не зациклена на внешнем виде мужчин, но при данных Григорьева нужно вести себя скромнее.

Пытаюсь «отбиться» от настойчивости мужчины вполне законным образом:

- На работе запрещены личные отношения.

- А кто тебе предлагает отношения? – удивляется Лев Николаевич. – Я тебе предлагаю регулярное удовольствие. Очень нужное для мужского и женского здоровья. Тебе ли этого не знать.

Понимая, что Григорьев довольно циничный человек, не ожидаю от него милого заключения, и уж тем более, извинения. Но сейчас от его слов чуть ли сумку не роняю на пол. От намеков к близкому знакомству мы уже перешли в неприличное наступление. Хорошо, что хоть руки похотливо не распускает. Приобнять или провести по волосам – это самое безобидное, что может быть. Судя по его настоящим намерениям.

- Сделаем вид, что я этого не слышала, - собираюсь с мыслями и направляюсь к двери.

- Ну ты сделай, а я не буду! – слышу слова, летящие мне вдогонку.

Пытаюсь выкинуть сказанные непристойности из головы весь путь до кафе, где Дима мне назначил свидание. С ним я познакомилась у нас же в больнице. Он привез маму на госпитализацию, которую я уже успешно выписала. Больше трех недель мы с ним знакомы, но вот виделись всего раз пять. Все объясняется сложностью моей работы, отсутствием времени. На этой неделе не получилось увидеться вообще. Поэтому я чуть ли не бегу в кафе, чтобы не опоздать. Не хочется выглядеть совсем наглой.

Подбегаю к входу с вывеской названного мне кафе. А это не кафе. А ресторан.

Черт. Я же не одета для такого. На мне джинсы, и блузка. Выручают только туфли на высоком каблуке, которые жутко неудобные, но красивые. Последние несколько лет придерживаюсь правила, что «красота требует жертв». Только пока еще не поняла, зачем и для чего. Результатов нет. Ухажеров полно, но вот срываются они все. Большинство я сама отшиваю, потому как не привыкла терпеть рядом неприятного мне человека. Вот Григорьева терпеть приходится. Поэтому от туфель только мозоли на ногах. Больше никакого толка.

Но сейчас не до этого. Нужно быстро выкручиваться из возникшей оплошности. Оглядываю себя в холле ресторана в большое зеркало. Это кошмар просто. Уставшая и даже чуть отекшая. Волосы в хвосте. Но в силу того, что больше суток они были заплетены в длинную свернутую в клубок косу, вполне сойдут за локоны. Снимаю резинку. Не совсем мне удобно с распущенными волосами, но сейчас это просто необходимо. Вынимаю из-под блузки золотую цепочку, подаренную мамой. Всегда ее прячу, но сейчас приходится показать.

В итоге вид получился, конечно, не для ресторана, но уже вполне приличный. Остаюсь практически довольной своим внешним видом. Вхожу в зал ресторана. Вижу Диму, который привстал, чтобы встретить меня.

- Здравствуй, - он целует меня в щеку. – Ты сегодня обворожительна.

- Привет, и не льсти мне. После ночного дежурства и рабочего дня я не могу выглядеть красиво.

Стараюсь мило улыбаться, но мне жутко неловко. Или я не поняла, что он приглашал меня в ресторан, а не в кафе, или же он про это умолчал. Иначе бы не согласилась на встречу сегодня. Диме бы опять это не понравилось, но я бы не чувствовала себя сейчас идиоткой. Ладно. Хотела отдохнуть морально и пообщаться с приятным мне человеком, так какая разница, где это проходит. В кафе или в ресторане?

К тому же рядом с Дмитрием мне комфортно и спокойно. Он весьма обходителен, что всегда доказывает милыми поступками. В доказательство своих слов Дима дарит мне цветы. Розы. Большой красный букет.

Вот только я их терпеть не могу.

- Димочка, спасибо большое. Они просто шикарные, - улыбаюсь ему с притворством. Не могу же я правду в глаза говорить.

Дима помогает мне сесть. Сам устраивается напротив:

- Я знаю этот ресторан лучше, чем ты, поэтому позволь мне сделать заказ.

Пока я перевариваю сказанное Димой, он уже подозвал официанта и сделал заказ на свой вкус. Заказал мне рыбу. А я хотела бы мяса поесть…

Улыбаюсь и думаю, может быть другим девушкам и нравится самоуверенность мужчины, но я сталкиваюсь с этим впервые. И меня жутко это не устраивает. Но молчу. Молчу и улыбаюсь.

Мое напряжение только нарастало в течение всего вечера. Дима ухаживал за мной на свой лад. Так, как он считал нужным. Подливал мне красное вино, а я люблю шампанское. Заказал к вину виноград, когда я хотела клубнику. И лучше со взбитыми сливками. Задавал мне вопросы, но никогда не дожидался на них ответа. Сам же отвечал на интересующие его моменты. Будто он знает меня лучше, чес я же сама.

Невольно к концу вечера задумалась, с ним что-то случилось? Или он всегда таким был? Мы хоть и виделись до этого несколько раз, но по факту это были простые прогулки и непродолжительные встречи возле моей работы. После, конечно, мы шли гулять в парк или сидели в кафе общались, но вел себя Дима всегда учтиво.

Глава 16 Люда

- Прекрасно! – восклицает Дима. – Люблю, когда девушка не боится приглашать к себе домой сразу. Значит, она хорошая хозяйка. И это ценится в современное время.

Дима радуется и не скрывает довольной улыбки. А моя бессонная ночь дает о себе знать, потому как я не понимаю сразу причину его радости. Какие-то странные намеки. Только через некоторое время до меня доходит, что это уже не намеки. Тут прямо сказали: поехали к тебе проводить весело ночь!

Начинаю быстренько придумывать несколько вариантов отказа от продолжения вечера. Я, конечно, понимаю, что мужчинам уж очень хочется после ресторана получить вознаграждение в виде страстной бессонной ночи. Причем девушка должна показать все свое мастерство, чтобы не ударить в грязь лицом. Мужчина же не ударил, пригласив девушку в ресторан. Возможно, в какой-то степени отношения «ты мне, я тебе» заслуживают понимания и уважения. Но сегодня я не была к этому готова.

- Может, как-нибудь в следующий раз.., - улыбаюсь Диме, не зная, чем закончить предложение, поскольку прямо сказать, куда и зачем меня позвали, язык не поворачивается.

- Почему? Я дам тебе время подготовиться. Я все понимаю. Ваши там женские штучки и все прочее. Разрешаю подзависнуть в ванной на часок, - Дмитрий не просто улыбается. Он уже поднялся и тянет меня к выходу. – Даже полтора часа.

Я взрослая женщина, но начинаю нервничать еще больше. Мне не хочется с ним никуда ехать. В критической ситуации сейчас поняла, что не хочу продолжать с ним знакомство в принципе. Что-то во мне сегодня перевернулось. От представления, что вот сейчас мне придется с ним не просто в постель лечь, но и целовать его по-взрослому, неудержимо и страстно, стало не по себе.

- Дима, подожди, - останавливаю я его в тот момент, когда он уже схватил мои цветы, которые подарил. – Не сегодня.

Говорю твердо, но стараюсь не повышать голос, не придаю своей интонации строгость. Мне и правда, перед ним неудобно. Мужчина раскошелился, в ресторан меня пригласил, три недели со мной общался, а я тут как девочка-подросток отказываю ему в интиме. Да, мне почти тридцать. Но я осталась будто малолеткой, которую нужно уламывать. И долго. И то не всегда я поддаюсь. Не могу просто относиться к интимной связи. Для меня это что-то особенное, возможное с человеком, которого ты хорошо знаешь. Да мне просто нужно хотя бы привыкнуть к мужчине, чтобы позволить ему большее на свидании.

- Ты издеваешься надо мной? – голос Дмитрия стал строгим. – Я тебе мальчик что ли?

Ясно, что мой отказ мужчине не понравился. Его реакция для меня не становится неожиданной. Не сказать, что со мной общались подобным образом сразу после отказа другие, но вот в ужасе сейчас я перед ним не стою. Хотя удивление небольшое присутствует. А еще во мне появились немного другие чувства.

- Нет, Дим, что ты. Я так не думаю, - пытаюсь перед ним оправдаться, не понимая за что и зачем, и не показывая своего настоящего настроения. Услышав его раздражение, мое неудобство перед ним мгновенно пропало. Все же интим у нас по закону – дело добровольное. Нельзя принуждать, а уж тем более ругать девушку за отказ.

- Да ты вообще ни о ком не думаешь! – выкрикнул мне в лицо Дима и пошел к выходу.

Между прочим, с моим букетом. Ладно. Он мне и так не нравился. Не люблю пафосные розы. Но от удивления и поражения действительностью оседаю на диван. Никогда не думала, что окажусь в подобной ситуации. Сижу в задумчивости.

Да, впервые так реагируют на мой отказ. И вот здесь есть над чем задуматься. Что это? Это люди настолько стали злыми, или я уже вошла в тот возраст, когда не должно быть подобного? Если мне тридцать, значит, должна быть раскрепощенной женщиной, и не бояться проводить ночи с малознакомыми мужчинами? Дима за эти три недели так и остался малознакомым. Я не знаю его еще настолько хорошо, чтобы оголиться перед ним. С моей фигурой все в порядке, целлюлита нет. Но я не хочу, чтобы посторонние видели мои интимные места. Мне зачастую перед гинекологом-то раздеться стыдно.

- Девушка, ваш молодой человек вернется? – вынимает меня из мыслей официант. Видимо, на моем лице было все написано, потому что парень продолжил. – Если нет, оплатите, пожалуйста, счет.

Он оставляет передо мной папку и уходит. А у меня невольно возникают нехорошие мысли в отношении порядочности и честности моего нового ухажера. Дмитрий не заплатил за ужин в ресторане. Это понятно. Он не рассчитывал на мой отказ изначально, хотел пообщаться со мной, провести вечер. Но он пытался быстро меня вывести из-за стола. Зачем? Хотел сбежать вместе со мной? Или когда услышал мой отказ, забыл об оплате? Или меня решил проучить? Что-то вроде, если согласится, оплачу, а если нет, пусть разгребает сама? А может, он меня просто проверяет? Ну вроде как на порядочность и верность. Сейчас зайдет обратно, скажет, что рад моему отказу. Значит, девушка порядочная. С малознакомыми типами не кутит.

Но проходит пять минут. Дмитрия нет. Значит, не придет. Что ж… Я не истеричка. Могу и сама оплатить. Вынесу из всей этой ситуации хороший урок для себя.

Сначала открываю книжку со счетом. Затем открываю рот от удивления, когда вижу стоимость прошедшего ужина. Аккурат почти половина моей зарплаты. Изучаю счет. От цен на вино у меня аж щеки покраснели. Невольно открываю меню. Смотрю на стоимость шампанского. Здесь было мое любимое. Гораздо дешевле, чем заказанное Димой вино, о чем меня даже не спросили. Задело это меня все же за живое. Закусываю губу от досады, но достаю карточку и подзываю официанта. Благо зарплата была вот на днях. Поэтому можно легкой рукой ввести пин-код на аппарате в подтверждение платежа.

Скромно улыбаюсь официанту. Извини, дружок, но чаевые тебе не оставлю. По мне видно, что я не дочь миллионера. По его же глазам видно, что он понял всю сложившуюся ситуацию. Кто-кого «бортанул» в данном случае, не понятно. Вроде как и я отшила Диму. А вроде как и он меня хорошо так проучил.

Время еще не позднее. До моего дома недалеко. Поэтому отправляюсь на остановку общественного транспорта. Мне вторую половину зарплаты нужно заплатить за ипотеку и квартплату. И все. Денег не остается. В итоге с сегодняшнего дня перехожу на режим жесткой экономии. Хлеб и вода – лучшая еда. Похудею заодно. Хотя куда еще больше. Но нет предела совершенству.