Я тону. Сил практически не осталось. Никогда бы не подумала, что моя жизнь оборвётся так рано. Меня всё сильнее тянет ко дну. Перед глазами проносятся воспоминания счастливого детства. Я стою у берега и машу папе, уходящему в плавание. Совсем скоро мы снова встретимся. Мы снова будем вместе.
В лёгких больше нет воздуха. Всё тело болит. Я хватаюсь за водоросли и прочий речной мусор, но это лишь отнимает последние силы. Я теряю контроль над телом – движения резкие и хаотичные, лёгкие как будто режут ножом. Мне уже не спастись.
Отныне я навсегда стану частью подводного мира, как когда-то мой отец.
Я больше не могу дышать.
Рита
Рита снова оказалась в Тихоречье — своём родном городе. В том самом месте, где не была вот уже двенадцать лет. Когда-то она и её мама уехали отсюда и больше не возвращались. Девочка была уверена, что так будет всегда. Но этим летом мать неожиданно решила продать дом, который всё это время пустовал. Дом, в котором дочка была когда-то счастливым ребёнком. Дом, что в один момент стал символом трагедии, от которой мать так и не смогла оправиться. Как, возможно, и сама Рита.
В портовом городке Тихоречье двенадцать лет назад произошло ужасное кораблекрушение. Рыбацкий корабль перевернулся, унеся десятки жизней — среди них была и жизнь отца Риты.
Её папа погиб, когда девочке было всего четыре года. Он обожал рыбалку, относился к своему делу с душой и часто уходил в плавания, чтобы потом вернуться. Но утром 12 сентября 2010 года он не вернулся.
В тот день Рита и её мама, как обычно, проснулись рано. Они собирались не спеша, будто стараясь растянуть каждую секунду. Мама заварила себе кофе, а дочке — какао, заботливо поцеловала ребёнка в макушку. Завтракали они под любимые мелодии с маминых новеньких, глянцевых пластинок. После завтрака Рита взяла свою любимую куклу, и они с мамой отправились на пристань встречать корабли.
То, что произошло позже, навсегда оставило в сердце Риты пустоту — хоть тогда, в детстве, она этого не осознавала. Ей было всего четыре, а её маме — около тридцати. Но с того дня мать будто резко постарела: её глаза поблекли, руки ослабли, а пластинки — такие блестящие и новые — вдруг стали ветхими и обшарпанными. На них откуда-то появились трещины. И всё же они каким-то образом продолжали играть музыку. Девочке казалось, что эта музыка приходит из другого, далёкого мира. Из мира, что забрал её отца. Из мира, что готовится забрать её маму тоже.
Трудно было не заметить, что мама Риты, Светлана, особенно сильно привязалась к винилу после трагедии. Когда-то Сергей, её муж и отец Маргариты, подарил ей проигрыватель. Они вместе выбирали пластинки, заказывали новинки, охотились за редкими экземплярами с безупречным звуком. Женщина очень бережно относилась к этому подарку, подолгу выбирала качественный винил — она боялась повредить иглу, действуя неаккуратно.
Однако трагедия изменила многое, совсем никого не спросив. Светлана начала ходить по барахолкам в поисках самых старых, поцарапанных пластинок — тех, что давно утратили свою ценность и теперь пылились на полках и в забытых коробках. В этих потрепанных дисках она находила странное утешение. Ей казалось, что её собственная жизнь оборвалась в тот момент, когда остановилось сердце Сергея. И теперь всё, что ей оставалось — находить старые пластинки. Такие же одинокие и изломанные, как она сама.
Вечерами она включала любимый проигрыватель и мучила его этим старым, искаженным временем винилом. Когда Светлана смотрела на свою жизнь, она виделась ей заевшей пластинкой: наскучившей, исцарапанной, раздражающе шипящей, вызывающей только одно желание — выключить. Избавиться. Отнести на ту самую барахолку, где всё забытое и ненужное навеки сливается в один бессмысленный хлам. Она и сама хотела оказаться там — на кладбище забытых вещей. Чтобы никто не вспоминал. Чтобы исчезнуть.
Её утомили бесконечные звонки и сообщения со словами сочувствия. Все, с кем она когда-либо имела неосторожность общаться, считали своим долгом выразить соболезнования.
«Примите наши искренние соболезнования». Пустая фраза, обесцененная повторением. Любой разговор начинался с неё — а дальше шёл поток воспоминаний о Сергее. Какой он был добрый, весёлый, отзывчивый. Как легко собирал друзей, заражал всех своим оптимизмом. Как трепетно относился к жене и дочке. Как всем помогал, не прося ничего взамен. После таких слов Светлана, как правило, прерывала разговор — и в голове всплывал их последний диалог:
— Иногда мне кажется, ты слишком переживаешь за других, — сказала она.
— Света, это мои друзья. Я всегда им помогал, и сейчас поступлю так же.
— Ты готов отдать за них жизнь. А они? Улыбаются, хлопают по плечу, говорят, что никогда не забудут…
— А что мне ещё от них нужно? Они благодарны, а я рад помочь.
— Помогай, пожалуйста, сколько хочешь. Но не забывай о нас. У тебя есть семья, маленькая дочь. Рита тебя почти не видит. Да и я… я уже начинаю забывать, как звучит твой голос.
— Света, я стараюсь ради вас. Хочу, чтобы вы жили в достатке и ни в чём не нуждались.
— Нам нужен не достаток. Нам нужен ты. Мне – муж. А Рите — отец.
— Я понимаю. Я вернусь уже послезавтра.
— Ты обещал Рите съездить в парк аттракционов.
— Я помню. Вернусь — и мы этим займёмся.
На следующее утро он погиб.
***
Рита с раннего возраста училась понимать, что мама теперь живёт в каком-то своём, отдельном мире — мире, где слишком много тишины и виниловых тресков. Светлана почти не разговаривала, исчезала в музыке, вглядывалась в окно так, словно ждала кого-то издалека. Иногда казалось, что она и не замечает, как растёт её дочь.
Родные надеялись: пройдёт время — и Светлана вновь обретёт вкус к жизни. Но время проходило, а ничего не менялось. До одного дня.
Утро выдалось странно светлым. Рита проснулась не от шороха пластинки, не от тихого щелчка опускающейся иглы, как это было раньше. Её разбудил голос матери. Мама с кем-то говорила по телефону. Голос звучал живо, почти уверенно, и от этого в комнате стало неуютно — будто воздух изменился, как перед грозой.