До зимы

Утро было сырым. Земля дышала влагой, небо низко нависло над деревней, словно собиралось обрушиться с каждой минутой. Возле костра, где потрескивали влажные, наскоро собранные поленья, собирались люди — молча, натянуто. Воздух пах дымом, сырой шерстью и ноябрьской усталостью.

Алексей стоял у огня, руки в карманах потёртой куртки. Вокруг него полукругом собрались те, кто ещё мог держать в руках топор и не жаловаться на спину. Лиза подошла последней, затянув шнурок куртки, прикрывая подбородок. Рядом — её брат Коля, мрачный, будто проглотил гвоздь. Немного в стороне стоял Игорь, с повязкой на ноге, но уже без палки — старался двигаться как можно ровнее, словно доказывал что-то самому себе.

— Снег может пойти уже через неделю, — начал Алексей, не повышая голоса. Он говорил всегда так: спокойно, будто у костра читают вечерние новости, а не раздавали приказы в мире, где от них зависела жизнь. — Кто-то говорит — будет ранняя зима. Нужно закрыть всё, что можно. В первую очередь — хлев у леса. Кабан живой, здоровый, но сарай дышит на ладан.

Старик Никон, облокотившись на свою кособокую палку, усмехнулся.

— Вчера кормил. Он рычит на меня, будто я его жену собрался зарезать.

Несколько человек хмыкнули. Даже Лиза чуть заметно улыбнулась, но быстро спрятала эту слабость.

— Вот и хорошо, что рычит, — бросил Алексей. — Значит, живой. Кабан нам нужен. На весну — мясо, сало, жир. Его бы в нормальном загоне держать, но сейчас не до жиру. Нужно укрепить сарай, заделать щели, утеплить стены. Лиза. Игорь. Возьмёте это на себя.

Игорь коротко кивнул.

— Справимся.

— Поняла, — сказала Лиза, не глядя ни на кого. Голос её был сухим, деловым.

Но тишину внезапно разрезал голос Коли.

— Может, я с ней пойду? Вместо него.

Слова повисли в воздухе, будто с ветки капнула тяжёлая капля. Алексей повернул к нему голову, не торопясь. Его взгляд был таким же холодным, как утренний туман.

— Ты нужен на южной тропе. Забор там почти сдуло. Без тебя не справятся.

Коля на мгновение хотел что-то возразить, но замолчал. Нижняя челюсть чуть дёрнулась. Он сжал кулаки в карманах, бросил взгляд на Лизу, но она будто не заметила.

— Доски возьмёте у старой мельницы, гвозди у Елены, — продолжал Алексей, как будто ничего не произошло. — Работать спокойно. Кабана не трогайте. Только укрепить и утеплить. До вечера надо успеть.

Он сделал шаг к костру, подбросил несколько сырых сучьев. Пламя затрещало, но не поднялось выше ладони. Кто-то начал расходиться, переговариваясь вполголоса.

Лиза направилась прочь, не дожидаясь брата. Игорь шагнул за ней, чуть прихрамывая. А Коля остался стоять, глядя им вслед. Лицо его было неподвижным, но в глазах что-то медленно темнело, как лёд на пруду в конце осени.

Сарай стоял на краю деревни, в двух минутах ходьбы от последнего дома. Ближе к лесу начиналась низина, где в туманные дни всё утро висел холодный пар. Здесь пахло влажной землёй, трухлявыми досками и зверем. За стеной, в заколоченном загоне, ворочался кабан. Он хрюкал, фыркал, и изредка бил пятачком в дверь, будто проверял — живы ли ещё те, кто его поймал.

Лиза и Игорь шли молча. Она несла свернутый тюк соломы, он — молоток, гвозди, пару досок под мышкой. Его нога слабо подгибалась на неровной тропе, но он старался не хромать. Лиза это замечала, но ничего не говорила.

Когда они вошли внутрь, воздух ударил в лицо резким запахом. Где-то в углу капала вода, стекающая по щелям в крыше. Солнце пробивалось узкими полосами сквозь трещины между досками, рисуя на соломе светлые полосы.

— Не нравится он мне, — пробормотала Лиза, кивнув на загон.

— Кто, кабан? — Игорь поставил доски к стене и огляделся. — Думаешь, он нас сожрёт?

— Нет. Просто не хочу зимой слушать, как он орёт под ухом. Если стены тонкие, звук пойдёт на весь склон.

Игорь усмехнулся.

— Тогда надо делать крепко. Для ушей и мяса.

Он подошёл ближе к стене, провёл рукой по сырому дереву. Доски были трухлявыми, местами гнилые, некоторые держались только за счёт того, что их придавливали сверху другие. Он постучал по ним кулаком — глухо, зыбко.

— Это надо снять, — сказал он. — Здесь вообще надо не латать, а почти всё переложить.

Лиза уже сняла перчатки и начала вытаскивать старую подстилку — сгнившую солому и тряпки. Кабан встревоженно зафыркал из-за перегородки, но не выскочил.

— Ты часто строил сараи? — спросила она спустя минуту, не глядя.

— Я? — Он на миг замер. — Не думаю. Не помню. Но… руки вроде помнят. И голова.

Лиза ничего не ответила. Только кивнула и продолжила разгребать старую солому. Несколько минут работали молча: он выдёргивал гнилые доски, она выносила мусор в мешке за дверь.

Работа шла медленно, но слаженно. Простые движения, без слов, были удивительно синхронны — как будто они давно знали, кто что будет делать. И это было непривычно. В деревне никто не работал с ней в такой тишине. Обычно кто-то командовал, давил, перебивал.

В какой-то момент она подняла взгляд — Игорь стоял у стены, заколачивал доску, прищурившись. На его лице не было ни напряжения, ни раздражения. Только сосредоточенность. Плечи широкие, руки сильные. Лиза вдруг поймала себя на том, что смотрит слишком долго.

Он заметил.

— Что? — спросил, не отрываясь от доски.

Она покачала головой.

— Просто. Ровно забиваешь.

— А как ещё? Криво — сквозняк.

Лиза чуть усмехнулась, отвернулась, но в груди вдруг стало тепло — не от огня, не от солнца. От чего-то другого.

Они сидели на перевёрнутом корыте у стены. Из щелей в крыше капала вода. Кабан фыркал в дальнем углу, шевеля боками, но не лез наружу. На улице завывал ветер, гоняя по двору сухие листья.

Лиза пила воду из металлической фляги, потом протянула её Игорю. Он взял молча, отпил немного. Несколько секунд царила тишина, нарушаемая только далеким криком ворон.

— Устала, — сказала Лиза, не глядя на него.