Доба Войны. Нулевая книга

Пролог

Мир застыл в хрупком равновесии. С одной стороны Миренджерия, величайший союз государств, основанный на вере в единственное право сильных править и покорять. Здесь города возвышаются, словно каменные твердыни, а их улицы наполнены строем солдат и шёпотом преданных последователей миренджеризма. В этой земле кровь смешивается с землёй, а воля властителя нерушима, как клинки их армий. Айраказ, оплот железной дисциплины, вершина силы и жестокости, держит в руках будущее мира, но его меч пока остаётся в ножнах.

С другой стороны Мириния, или, как её ещё называют, Уния Годундару. Она не столь едина, но её народы связаны узами братства, свободой выбора и убеждённостью, что мир создаётся не железом, а словом. Здесь города разрастаются в ширину, а не в высоту, здесь на площадях говорят языки десятков народов, и каждый правитель лишь слуга своего народа. Имфриданрад, сердце этой коалиции, самая большая страна мира, пока не намерена сжимать кулак, но её пальцы давно ощущают рукоять меча.

Они не воюют напрямую. Они слишком сильны, слишком опасны друг для друга, чтобы позволить себе открытую бойню. Но войны не утихают. Они просто ведутся чужими руками. Там, где вспыхивает пламя восстания, где короли теряют престолы, а города горят в закатном свете, всегда найдётся чья-то тень, чей-то голос, чей-то золочёный пергамент, что решит, кто падёт, а кто уцелеет.

Тридцать лет назад мир содрогнулся. Величайшая из держав, что когда-либо существовали, Саврона, была исторгнута из этого мира, разломана, растерзана, разделена на куски, словно павший исполин, чьи конечности достались новым хозяевам. Некогда она держала баланс между двумя силами, не позволяя ни одной одержать верх, оберегая мир от катастрофы. Но никто не вечен. В 5900 году её земли стали добычей победителей. Там, где некогда простиралось её могущество, теперь стоял Альхейн, новый бастион миренджеризма, окружённый тремя вассалами, покорно преклонившими колени. Колонии Савроны или растворились среди других держав, или объявили независимость, но одна, на далёком юго-западном материке, осталась под железной рукой новой власти. Дейренесхейн, четвёртый вассал, оставшийся в тени былого величия. Миренджеристский порядок утвердился в этих землях, но история не стояла на месте. Дейренесхейн оказался в окружении: на севере стояла Фарская империя, слепая в своей преданности силе, на западе и юге, Сайрафаз, ещё один страж старого порядка, а на юго-западных рубежах возвышались горы Анума, что скрывали границы герцогства, не подвластного никому.

Но не все покорились. В 5923 году юг вспыхнул, в землях, что принадлежали Сайрафазу, вспыхнул бунт, что стремительно перерос в войну. Кейрефаз, самопровозглашённая держава, отвергшая власть бывших господ, ударила, словно буря. Мириния не успела даже протянуть руку помощи, как новые знамёна уже реяли над полями, а армии Сайрафаза обращались в бегство, те, кто осмелился прийти на помощь старому порядку, пали, и теперь на самой границе Дейренесхейна стояла новая сила, признанная не всеми, но доказавшая что миренджеристская хватка может ослабеть, мир не изменился сразу, он лишь дрогнул.

Союз не означает мир, даже союзники, разделяющие идеологию, могут столкнуться в битве, когда их интересы пересекаются. В 5910 году на границе между Дейренесхейном и Фарской империей вспыхнуло пламя войны. Причина, Гезрийские горы, самый высокий и самый необычный горный массив на материке, эти горы, чьи суровые пики скрывались в облаках, а глубокие ущелья разрывали землю на части, занимали треть границы между двумя державами и хотя формально они были поделены, ни одна из сторон не оставила мысли о полном господстве над этим краем.

Война началась не с армий, а с восстания. Гезрийцы, гордый и независимый народ, живший по обе стороны гор, взялись за оружие. На южных склонах, в землях Дейренесхейна, они провозгласили свою цель, создание независимого государства, но в их борьбе они были не одни. Фарская империя, видя в этом возможность ослабить своего союзника-соперника, поддержала восстание, оружие, золото, военные советники, всё текло к повстанцам, подпитывая их надежду на побед, но Дейренесхейн не дрогнул. Годы шли, а война не утихала. Гезрийцы сражались ожесточённо, зная каждый перевал, каждую расщелину. Фарская империя бросала на помощь всё новые силы, надеясь, что ослабит своего союзника и заберёт Гезрию под свой контроль, но Дейренесхейн не уступал. В 5915 году война закончилась, гезрийцы пали. Фарская империя, истощённая и ослабленная, не смогла удержать давление. Дейренесхейн не только подавил восстание, но и перешёл в наступление, по итогам войны границы изменились : несколько участков Гезрии, принадлежавших Фарской империи, перешли под контроль Дейренесхейна, центральная долина Галрия, что простиралась на востоке Гезрии, тоже теперь принадлежала победителям.

Но даже после мира трещина между двумя державами не исчезла, в глазах фарцев Дейренесхейн стал предателем, врагом, что отнял их земли, в глазах же Дейренесхейна Фарская империя оказалась коварным союзником, что вонзил нож в спину. С тех пор на границах обоих государств не было мира, был лишь холодный, натянутый баланс. Баланс, который мог нарушиться в любой момент.

Дейренесхейн, страна, чья независимость лишь иллюзия, хотя формально это вассальная империя, с собственным монархом, законами и армией, в реальности её правители преклоняются перед Альхейном. Это страна, где все решения, даже касающиеся внутренних дел, не могут быть приняты без оглядки на желания своих повелителей. Центром власти является город Андуруум, расположенный на берегах реки Валлир, этот город, сердце Дейренесхейна, его главные дороги ведут к дворцу, в котором заседает совет Миренджерии Дейренесхейна, хотя этот совет и обсуждает судьбу государства, последнее слово всегда остаётся за Альхейном. Вторым по значимости городом является Ракуд, лежащий севернее, к юго-востоку от Гезрии, он служит важным стратегическим узлом: через него проходят торговые пути, а крепостные стены делают его главной северной твердыней страны.

История императора

Тронный зал вассального императора Дейренесхейна был обширен и строг. Высокие своды терялись в полумраке, а каменные стены, украшенные чёрными знаменами с серебристым вотоном, казались холодными и неприступными. Пол из чёрного мрамора отполирован до зеркального блеска, и каждый шаг отдавался в гулкой тишине, вдоль стен стояли тяжёлые колонны, поддерживавшие потолок, украшенный резьбой, изображающей сцены из древней истории гаштаров. В глубине зала, на возвышении из тёмного камня, стоял трон, просторное сиденье, вырезанное из чёрного дерева, покрытое чеканными узорами и серебряной инкрустацией, возвышалось над шестью местами совета, расположенными по бокам, над троном висело знамя Дейренесхейна: серое полотно, на котором расправил крылья чёрный вотон, держащий в когтях свиток, символ законности и власти.

Сам император Фрейдерих Ракандереб восседал на своём троне, неподвижный, словно высеченный из камня. Мужчина тридцати двух лет, сдержанный и невозмутимый, он обладал резкими, чёткими чертами лица: высоким лбом, глубоко посаженными тёмно-серыми глазами и выражением, которое оставалось холодным даже в разгар ожесточённых споров. Чёрные волосы были аккуратно зачёсаны назад, открывая высокий лоб, а короткая борода подчёркивала линию подбородка. На нём было имперское одеяние, длинный чёрный кафтан с серебряной вышивкой по краям, застёгнутый на тяжёлые металлические пуговицы. Через плечо была перекинута серо-чёрная накидка, а на груди сияла золотая брошь в форме орла, держащего меч. Его руки, лежавшие на подлокотниках трона, были покрыты тонкими перчатками, скрывавшими старый шрам на правой ладони. В зале было тихо, только слабый треск факелов нарушал безмолвие, пока советники, сидящие по обе стороны трона, ожидали начала заседания.

Тишина тронного зала была тяжёлой, как свинцовые тучи перед бурей. Лишь редкий треск факелов нарушал мрачное безмолвие. Фрейдерих Ракандереб, вассальный император Дейренесхейна, медленно оглядел собравшихся советников, прежде чем заговорить.

- Почему снова созван совет? - его голос был ровным, но в нём чувствовалось раздражение.

Один из советников, сухощавый мужчина в чёрной мантии с серебряным узором, поклонился и заговорил :

- Нам предстоит обсудить несколько важных вопросов, Ваше Величество, в частности, тревожную активность людей Ейведара Мейреда, его сторонников видели на приграничных землях Кейрефаза.

Фрейдерих усмехнулся, но в его глазах не было веселья.

- И что, нам следует напасть на страну, которая не только самостоятельно разгромила армию самой крупной державы материка, но и уничтожила двадцать тысяч наших добровольцев? Или, может быть, мы должны поверить в сказки, которые вы так усердно распространяете? Что Кейрефаз "гниёт изнутри", что он рухнет сам по себе? - он склонился вперёд, опираясь локтем на подлокотник трона. - Может, вы забыли, как разбиваются о стену гнилые помидоры?

Советники обменялись взглядами, почти все из них были радикально настроены, верили в силу и агрессию как единственный способ удержания власти, почти все… кроме одного. Фрейдерих перевёл взгляд на единственного советника, чьё мнение хоть иногда отличалось от слепого фанатизма остальных. Заллан, военный советник и ветеран Гезрийской войны, сидел чуть поодаль, скрестив руки на груди, его белые, как снег, волосы были убраны назад, открывая высокие скулы и напряжённые черты лица, красно-рубиновые глаза сверкали в свете факелов, но не от ярости, как у остальных, а от холодного расчёта.

- Пока эти земли принадлежат другому государству, - сказал он спокойно. - Мы должны просто наблюдать, если подведём войска к границе, привлечём ненужное внимание.

Некоторые советники недовольно зашевелились, кто-то даже тихо фыркнул, но Заллан не обратил внимания, он был не просто советником, он был верным стражем императора и его семьи. Человек, что сражался не только в Гезрийской войне, но и в других конфликтах Дейренесхейна, его слова весили больше, чем злобные реплики тех, кто не нюхал пороха. Фрейдерих коротко кивнул.

- Разумный подход, - он посмотрел на остальных. - Или кто-то хочет возразить?

Никто не посмел возразить, в зале повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием факелов и слабым шелестом ткани, когда кто-то из советников неловко поёрзал на своём месте. Фрейдерих перевёл взгляд на единственное пустое кресло, оно принадлежало тому, чьё мнение он бы тоже выслушал с интересом, но советник не явился, болезнь не щадила никого, даже приближённых императора. Этот человек был одним из немногих, кого Фрейдерих мог назвать по-настоящему верным, лояльность его не походила на ту, что исходила от жадных до власти придворных, она была честной, выстраданной годами службы и испытаний, он, как и Заллан, не бросался громкими заявлениями и не строил пустых планов, которые могли бы привести Дейренесхейн к катастрофе Фрейдерих задержал взгляд на пустом месте чуть дольше, чем следовало, затем, вновь собравшись, он поднял голову.

- Что ещё у нас на повестке? - спросил он, скрестив пальцы на подлокотниках трона.

После этого собрания, Фрейдерих устало прошёл по коридору, усыпанному мягкими коврами с узорами, напоминающими о далёких временах, когда Дейренесхейн был ещё свободной державой, а не вассальным государством, ему всегда казалось, что эти коридоры впитывают усталость всех правителей, что ходили здесь до него. Ночной Андуруум спал, даже стража у дверей его покоев стояла в молчании, стараясь не потревожить покой своего императора, он медленно толкнул дверь, впуская в комнату слабый свет из-за окна. Там, в глубине просторных покоев, освещённых лишь слабым светом луны, на широкой кровати спала его жена, Лианне. В её лице было столько мягкости, что даже самые тяжёлые дни казались легче, если он видел её улыбку, волосы её были тёмными, струящимися каскадом по плечам и подушке, а кожа светлой, с едва заметным розоватым оттенком, даже во сне её губы оставались немного приоткрытыми, будто она вот-вот собиралась что-то сказать, а ресницы чуть подрагивали, словно ей снилось что-то живое и доброе. Рядом с ней, свернувшись калачиком, спала их дочь, маленькая Ариэль, её детские черты унаследовали лучшее от обоих родителей, такие же тёмные волосы, как у матери, но с лёгким золотистым отливом от его собственной крови, такие же светлые глаза, хотя сейчас они были закрыты. В маленьких ручках она сжимала игрушку, старого, потрёпанного временем плюшевого зверька, которого она ни за что не выпускала даже во сне.