Добыча для хищника

Глава 1: Сын шамана

Она стояла на обочине узкой, изрытой колеями дороги, сжимая в руках тяжелый рюкзак, набитый блокнотами, диктофоном и сменной одеждой. В другом кармане — пачка сигарет, хотя она курила редко, только когда нервы были на пределе. Горы возвышались вокруг нее, как исполинские стражи из гранита и снега, их пики терялись в низко нависшем сером небе позднего сентября. Воздух был холодным, пронизывающим до костей, но в нем витала странная сладость — смесь дыма от костров и аромата полевых трав, что колыхались под ветром.

Анне было двадцать четыре, и она уже успела заработать репутацию в московской редакции как той, кто не боится лезть в самое пекло. Рыжие волосы, собранные в небрежный хвост, выбившиеся пряди которых лезли в глаза, янтарные глаза, способные загореться хищным блеском при виде любой интригующей истории. Она была не высокой — метр шестьдесят пять, с фигурой, что могла бы быть хрупкой, если бы не годы странствий: крепкие ноги от пеших походов, плечи, закаленные рюкзаками, и грудь, что всегда привлекала лишние взгляды, но Анна давно научилась игнорировать их. Журналистка — это ее страсть, ее оружие.

Ее гид, местный водитель Сергей — высадил ее у околицы села и уехал, не оборачиваясь. "Не лезь в чужие дела, девка, — буркнул он, когда она расплачивалась. — Шаманы — они как волки. Красивые, но кусачие". Анна только усмехнулась, махнув рукой. Предупреждения — ее хлеб насущный.

Семья шамана жила на самом краю — в большом бревенчатом доме с резными наличниками, украшенными рунами и изображениями зверей. Забор из грубых бревен окружал двор, где сушились пучки трав: полынь с ее горьким ароматом, зверобой, что пахнул медом, и что-то еще — корни, листья, от которых веяло дымом и тайной. Дым из трубы поднимался лениво, смешиваясь с туманом, и Анна вдохнула глубже, чувствуя, как легкие наполняются этим ароматом. Она постучала в калитку — три раза, уверенно, как всегда. Сердце стучало в унисон с ударами: раз, два, три. Дверь дома скрипнула, и на пороге появился он.

Аким. Старший сын шамана, как шептали вчерашние соседи в магазинчике. Двадцать шесть лет, но в его осанке, в линии плеч была сила поколений — сила тех, кто выживал в тайге, боролся с духами и зверями. Он вышел босиком, в одних выцветших штанах, закатанных до колен, и Анна на миг потеряла дар речи. Его торс был обнажен — не просто обнажен, а выставлен напоказ, как трофей: подкаченные мышцы, выкованные не в зале, а в лесу — рубкой дров, охотой, ритуалами у костра. Плечи широкие, грудь мощная, с рельефом, где каждая мышца проступала под загорелой кожей, покрытой тонким слоем пота от недавней работы. Татуировки вились по телу — волчьи лапы с когтями, что казались готовыми царапнуть, руны в виде спиралей и символов луны, от плеч к груди, спускаясь к прессу, где кубики живота напрягались при каждом вдохе. Кожа его была бронзовой, с легким пушком темных волос на груди, сходящимся в стрелку вниз, к поясу штанов. Черные волосы падали на лоб, влажные от пота, а глаза... О, эти глаза. Серые, как штормовое небо над озером, с зрачками, что расширялись медленно, словно у хищника, учуявшего запах крови.

Он стоял, скрестив руки на груди, и этот жест только подчеркивал бицепсы, венами проступающими под кожей. Запах от него шел волнами: мускус мужчины, смешанный с землей, соснами и чем-то животным — как от волка, что только что вышел из норы.

— Уходи, — сказал он голосом низким, вибрирующим, от которого по спине Анны пробежали искры. Слово упало тяжело, как камень в воду, и эхо его отозвалось в ее груди. — Пока не поздно. Пока духи не проснулись.

Анна моргнула, пытаясь собраться с мыслями. Блокнот в руках казался чужим, тяжелым, как якорь. Она сглотнула, чувствуя сухость во рту.

— Здравствуйте. Меня зовут Анна. Я журналистка из Москвы. Пишу статью о шаманах — о традициях, ритуалах, о том, как вы храните связь с предками. Ваш отец... Он согласился на интервью. Я звонила на прошлой неделе, договаривались на сегодня.

Аким не шелохнулся, только наклонил голову чуть в сторону, изучая ее. Его взгляд скользнул по лицу — по губам, чуть приоткрытым от волнения, по шее, где пульс бился видимой жилкой, вниз, к груди под тонкой блузкой. Анна почувствовала, как щеки горят, но не отвела глаз. Она привыкла к таким осмотрам — в поездках по миру мужчины всегда смотрели так, но в его взгляде было что-то иное: не похоть, а голод. Глубокий, первобытный.

— Отец уехал в тайгу, — ответил он наконец, и голос его был как рык — тихий, но полный силы. — Ритуал очищения. Духи зовут. А ты... ты не понимаешь, во что лезешь, городская.

Его губы искривились в полуулыбке — не теплой, а острой, как клык. Анна выпрямилась, чувствуя, как адреналин разливается по венам. Отступать? Никогда. Она шагнула ближе, калитка скрипнула под рукой.

— Я понимаю больше, чем вы думаете. Я была в Африке с охотниками на духов, в Сибири с тенгрианами. Дайте мне шанс. Пять минут. Расскажите о себе. О вашей семье. О том, как вы живете между мирами — шаманским и нашим.

Он шагнул навстречу, загораживая проход полностью. Теперь между ними было меньше метра, и его присутствие стало осязаемым — жар от тела, как от открытой печки, запах, что кружил голову. Он был выше ее на голову, и от этого она чувствовала себя маленькой, уязвимой, но возбужденной этим ощущением. Его грудь поднималась и опускалась ровно, мышцы перекатывались под кожей, и Анна невольно проследила взглядом за каплей пота, что скатилась от ключицы вниз, исчезая в ложбинке между мышцами.

— Уходи, женщина, — повторил он, наклоняясь ближе. Дыхание его коснулось ее щеки — горячее, с привкусом дыма и трав. — Или пожалеешь. Волки не любят чужаков.

В этот момент из дома вышла мать — седая женщина с лицом, изборожденным морщинами, как кора векового кедра, глаза ее были темными, проницательными. Она что-то проворчала и махнула рукой, указывая Анне на выход. Аким отступил на шаг, но его взгляд остался прикованным к ней — тяжелым, оценивающим, как будто он уже мысленно разрывал ее на части. Анна развернулась и пошла прочь, чувствуя, как спина горит под этим взглядом, как бедра невольно покачиваются чуть сильнее обычного. "Предупреждение принято, — подумала она, ускоряя шаг. — Но я вернусь. И возьму свое".