Дочь для олигарха

1.

История посвящается памяти Селены Кинтанильи-Перес

Эту вазу Машенька купила под новый год, когда они только-только переехали в Москву. «Волшебство! – сказала она тогда и затанцевала с хрустальной красавицей по убогой комнатушке. – В самый раз для букетов, которые ты даришь!».

Машенька танцевала с вазой, улыбалась и казалась ему самой красивой женщиной на всём белом свете. Самой-самой красивой. Самой любимой. Самой желанной… Хотя нет, не казалась. Такой она и была.

Была…

А теперь её нет. Зато есть дочь.

Надежда и опора...

– Ненавижу тебя! – взвизгнула Ангелина, и ваза, врезавшись в стену, разлетелась на тысячи осколков. – Ненавижу! Ты тварь! Тварь! Скотина! Паскудная сволочь!

Вячеслав нервно сглотнул. Перед глазами стояла картина: Ангелина в платье снежинки читает стихотворение Маршака, а потом прыгает от счастья, получив в награду яркую картонную избушку, полную конфет. Среди конфет выделяется здоровенный шоколадный Дед Мороз…

«Папочка! Ты самый лучший на свете!» – сказала она тогда, давно-давно, в другой жизни. В той самой жизни, когда Машенька танцевала по комнате в обнимку с вазой, в которой отлично смотрелись букеты её любимых жёлтых хризантем…

Руки непроизвольно сжались в кулаки.Костяшки громко хрустнули.

Вячеслав Игоревич Нестеренко был богат, успешен и влиятелен. Его дом располагался в живописном пригороде на берегу реки, бизнес шёл в гору завидными темпами, деньги текли в карман бурным потоком. Однако… всё это он не задумываясь отдал бы за одну единственную возможность повернуть время вспять, вернуться назад лет на пятнадцать, в убитую сталинку на окраине и увидеть… увидеть, как Машенька танцует с вазой, как Ангелина, взобравшись на табуретку, читает стихи…

Хотя бы на один краткий миг…

– Урод! – на этот раз в стену полетел фарфоровый слонёнок. – Чтоб ты сдох!

За несчастным слонёнком последовала книга, за ней – увесистое пресс-папье. В ход шло всё, что оказалось в радиусе пары метров.

Вячеслав знал, что будет тяжело, но не предполагал, что настолько.

– Ты никуда не пойдёшь, Ангелина, – сказал он твёрдо и, добавив голосу стали, продолжил: – Твои счета заморожены, а карта заблокирована. Без моего ведома никто не покинет дома и не войдёт в него, так что дружков своих ты не увидишь. Прости, дочка, но так надо. Так лучше для тебя.

Последние фразы были лишними. Психолог советовал воздержаться от подобных объяснений, но Вячеслав не смог. Да и как тут сможешь? Ведь перед ним вовсе не двадцатитрехлетняя девица с коротко стриженными, выкрашенными в жуткий синий цвет волосами и гигантскими тоннелями в ушах, а кареглазая мышка-малышка с тугими косами и ямочками на щеках…

«Папочка! Ты самый лучший на свете!»

Вот ведь чёрт!

Вячеслав шарахнул дверью и, не колеблясь, повернул ключ. Лина тут же замолотила по двери кулаками и заскулила, точно раненая волчица.

Вот чёрт!

«Будет легче», – говорили ему, когда дочери сравнялось шестнадцать, и её впервые притащили домой пьяную вдребадан. – «Она перерастёт. Перебесится…».

Однако Ангелина росла, и становилось только хуже.

Привод в семнадцать. Выкидыш в девятнадцать. Возбуждение уголовного дела в двадцать…

Вячеслав отмазывал дочь всеми силами. Отмазывал, как мог. От всех. Благодаря его связям Ангелину до сих пор не отчислили. Она продолжала учиться на переводчика, хотя месяцами не появлялась в Университете. Преподаватели покорно ставили зачёты, а как же иначе! Ведь это же дочь самого Нестеренко!

«Она на языковых курсах в Амстердаме», – врал он ректору, когда Ангелину арестовали за пьяный дебош.

«Отправилась с корпусом мира в Гану», – сообщил, когда дочь пропала неведомо куда на неделю.

Ангелина приводила в дом друзей. От друзей этих у Вячеслава болело сердце. Нет, он сам далеко не монах, и молодость у него была… ну… в общем, что надо была молодость, только… «увлечений» дочериСлава не мог ни понять, ни принять…

Наркотики…

Какое простое и страшное слово. Сколько боли в нём. Сколько сломанных надежд…

Как же так вышло, что их с Машенькой девочка-ангелочек подсела на эту дрянь? От одноймысли об этом нехило бросало в дрожь.

Бедная девочка…

Он пытался её лечить. Ангелина сбегала из наркологии дважды.

Вячеслав нанимал психотерапевтов. Одного Лина искусала, с другим переспала.

А теперь заявила, что собирается замуж за какого-то нарколыгу, которого и человеком-то назвать можно только с большой натяжкой.

Ну уж нет!

Довольно!

– Ты не выйдешь отсюда до приезда доктора Тихомировой! – отрезал Вячеслав, развернулся и зашагал прочь, а в спину летели проклятия, одно страшнее другого…

Он мог бы попросить коньяка в гостиную, разжечь камин и сесть в кресло, но… Оставаться дома не хватало сил, словно сами стены здесь были пропитаны ядом…

2.

Морена ездила на Ниве.

Трёхдверной лупоглазой Ниве, выкрашенной в ядовито-оранжевый цвет.

«Моя мандаринка», – называла она машину.

Автомобиль явно дышал на ладан, коррозия ползла по порогам, масло текло, а коробка то и дело заедала. Но главную функцию «Мандаринка» выполняла исправно: перемещала сочную Маринину задницу из точки А в точку Б.

Запустилась Нива не сразу: Вячеслав успел выкурить сигарету, наблюдая за ухищрениями черноволосой барменши. Самое интересное, что он мог легко вызвонить Валеру, или, на худой конец, тупо заказать такси. Но нет, Слава терпеливо ждал, когда Морена раскочегарит свой рыжий олдсмобиль.

Жалко, что не красный…

Нестеренко небрежно привалился плечом к обшарпанной стене клуба и задумчиво глянул на псевдомексиканку.

Вот ведь…

Никак не связанная с рутинными рабочими моментами и дрязгами его многострадальной семейной жизни, Морена стала для Славы отдушиной. Возможностью побыть самим собой. При этом Нестеренко никогда не рассматривал её как потенциальную любовницу. Во-первых, барменша совсем ещё ребёнок, не старше его собственной дочери, во-вторых, она похожа на лошадь.

Совсем не его тип.

Вячеславу нравились хрупкие феи, нежные и воздушные, какой была его Машенька. Морену же хрупкой никак не назвать: ляжки, грудь, задница – всё весьма выдающееся, хватабельное такое, а уж эта её фирменная чеширская улыбка в сочетании с кроваво-красными губищами…

Туши свет!

Да ещё зычный грудной голосяра… В общем, ни разу не фея.

Однако Славе очень нравилось общение с этой чудачкой. Нравилось настолько, что он даже всерьёз начал верить в дружбу между мужчиной и женщиной.

Морена всегда держалась с завидным достоинством и тактом. Рядом с ней он чувствовал себя человеком, а не кредиткой на ножках. Она не напускала на себя флёр роковой соблазнительницы, не жаловалась на жизнь, пытаясь выманить деньги из его кармана, не выспрашивала Вячеслава о семье и работе… но и от щедрых чаевых никогда не отказывалась, что, по его мнению, было вполне себе честно и правильно.

– Поехали! – скомандовала барменша, когда Нива, чихнув, наконец запустилась, и Слава запрыгнул на пассажирское сиденье. Щёлкнул ремнем безопасности: когда за рулём такое зубастое чудо, лучше пристёгиваться. А то мало ли…

– Ты сегодня зажгла, – похвалил Нестеренко, когда они вырулили из проулка.

Морена оскалилась улыбкой.

– Мучас грасиас.

– Где освоила испанский? – Этот вопрос уже давно не давал Славе покоя.

– Смотрела в детстве сериал Дикий Ангел и влюбилась. – Морена рывком переключила скорость. Мандаринку дёрнуло.

– В кого?

– В музыку, – бесхитростно ответила девушка. – В язык, в культуру. Так бывает…

Она прибавила скорость. Залитая лунным светом трасса вилась блестящей тёмной лентой.

Печка трещала, мотор кашлял. Барменша врубила магнитолу, и хриплые колонки разразилась зажигательными латиноамериканскими ритмами. Стало горячо. Даже жарко, словно за окном не хмурая осень, а развесёлый бродяга-июль.

Водила Морена дерзко, совсем не по-женски. Нива лихо вписалась в поворот и едва не протаранила нарядный Солярис. Подрезанная иномарка разъярёно гуднула, а сидящий за рулём яппи опустил стекло и выдал ёмкую матерную тираду, из которой чётко удалось различить только финальное «ЗДА», и сопроводил слова выразительным жестом.

- Простите! – крикнула барменша в приоткрытое окно. – Я сегодня первый день!

Сердитый яппи снова назвал её здой, а Морена послала ему воздушный поцелуй.

Вячеслав расхохотался. Ну и девчонка! Шестьдесят кило сплошного позитива. А позитив ему сейчас не помешает: денёк выдался тяжёлый. Да и бутылка Реми Мартина, которую он уговорил почти полностью, бесследно не прошла – голова плыла, глаза слипались.

«Хорошо бы так ехать всё время, без остановки», – грустно подумал Нестеренко, подмигнув летящему за машиной круторогому Месяцу.

Ехать, смеяться от души, слушать музыку и ни о чём не думать. Ни о чём... Без всяких тебе ссор, скандалов. Без всего этого проклятущего негатива…

***

– Хочу, чтоб ты сдох! – Глаза Ангелины казались совершенно безумными. – Ненавижу тебя! Ненавижу!

Каждое слово дочери кинжалом вонзалось в сердце. Было больно. Очень.

Одна радость, Машенька не дожила. Не увидела, во что превратилась её маленькая принцесса...

Вячеслав тупо наблюдал, как санитары выкручивают Лине руки.

– Вы уверены, что без этого нельзя? – шепнул он доктору Тихомировой.

Любовь Петровна Тихомирова, ведущий врач частной наркологической клиники, поправила роговые очки и взглянула на Славу с высоты своего полутораметрового росточка.

– Мне очень жаль, Вячеслав Игоревич, но мы должны действовать бескомпромиссно. Ангелине необходима срочная госпитализация. Пребывание дома дало совсем не тот результат, на который мы рассчитывали. Кстати, что вы надумали насчет ограничения её дееспособности?

– С-сука! – рявкнула Лина и кинулась на доктора разъярённой фурией, но сделать ничего не успела: санитары снова скрутили её и поволокли вниз по широкой мраморной лестнице. – Шалава! Тварь!

3.

Иван Львович Глазунов действительно обедал. Но не один. В ресторане «Медовый» компанию ему составлял представитель холдинга Голиаф – господин Новиковский.

Господин Новиковский заказал стейк с кровью и с аппетитом жевал сочное мясо. Иван Львович внимательно смотрел на него и пил горький, порядком остывший кофе.

– Ну? – Господин Новиковский отрезал очередной кусочек и отправил в рот. Губы его мерзко лоснились от жира. На толстом мизинце поблёскивал перстень. – Какие могут быть гарантии? Как вы сорвёте сделку накануне подписания? Все попытки опрокинуть Нестеренко в глазах Габриэляна будут выглядеть нелепо и пошло. Особенно сейчас, когда момент, откровенно говоря, окончательно упущен. Раньше надо было… брыкаться.

Он запил мясо минералкой и крякнул.

– Ничего подобного. – Иван Львович вытащил из кармана пачку сигарет, но вовремя вспомнил, что в «Медовом» нельзя курить. – Сейчас как раз самое время взбрыкнуть. И у меня имеется пара любопытных идей.

– Нестеренко опасен своей чистоплотностью, – изрёк господин Новиковский и промокнул жирные губы салфеткой. – Дела в порядке, с властями никаких проблем, порочащих связей не имеет. Женщин нет, к мальчикам равнодушен. Он даже в баню исключительно на деловые встречи ходит. И как, интересно, вы собираетесь подмочить его репутацию?

– Говорю вам, процесс уже запущен. – Глазунов допил кофе одним глотком. – И вариант совершенно беспроигрышный. Очень скоро Артур Габриэлян основательно пересмотрит своё отношение к Нестеренко.

– Хорошо, если так. – Господин Новиковский жестом подозвал официанта и потребовал счёт. – Вы, насколько я помню, хотите возглавить наш европейский филиал?

– Совершенно верно.

– Думаю, это возможно. – Представитель Голиафа расплатился картой, но чаевые оставил наличными. Полсотни евро. – Главное – любой ценой сорвите сделку.

Иван Львович коротко кивнул.

– Кстати... – Любитель стейков ухватил изящную солонку толстыми пальцами-сардельками и задумчиво уставился на неё. – Чем же это господин Нестеренко вам так насолил, что вы готовы сдать его с потрохами?

– Ничего личного, – Глазунов дёрнул краешком губ. – Просто бизнес.

***

«Жду к пятнице»…

Слова Артура звенели в голове набатом.

К пятнице…

Это значит, вылететь надо через три дня. И за три дня надо родить и вырастить идеальную дочку. Умницу. Красавицу. Спортсменку.

Твою же мать! Ну, ты, Глаз, удружил!

Вячеслав летел по городу на гигантском внедорожнике и судорожно думал. Идеи приходили к нему муторные и совершенно идиотские. Одна хуже другой.

Соврать Артуру, что Ангелина уехала в Лондон? Обидится. Не поверит. Или, того хуже, предложит сгонять за ней на туманный Альбион. С него станется…

Признаться, что дочь лечится от зависимости? Тогда можно смело сказать сделке века прости-прощай. Габриэлян ни за что не станет связываться с отцом наркоманки, такой уж он человек.

Нанять девушку из эскорта? Можно. Но сумеет ли покупная красотка убедительно сыграть его дочь, если на подготовку у них всего три дня плюс перелёт?

Хороший, кстати, вариант. Надо проработать.

Хороший вариант был отметён после первого же «прослушивания».

Длинноногая шатенка из дорогущего агентства эскорт-услуг подплыла к Вячеславу, соблазнительно качая бёдрами, уселась на колени и, схватив за галстук, горячо прошептала на ухо:

– Привет, папуля. Хочешь отшлёпать меня по попке?

Ладонь красавицы при этом оказалась у Славы в штанах.

Проклятье!

Не такой эскорт ему сейчас нужен, ох, не такой!

– Да чтоб вас всех разворотило! – выругался он, скинул с себя шатенку и уже через четверть часа припарковал гелик в глухом спальном районе близ нелепого плоского здания.

Вечер только-только вступал в свои права и "Двадцать на сорок пустовал". Лишь два молодых паренька азартно резались в пул да потягивали светлое пиво.

Морена, чуть пританцовывая, мурчала себе под нос и протирала кружки, когда он рухнул на стул и обхватил голову руками.

– Как обычно? – спросила она и, так и не дождавшись ответа, поставила перед ним рюмку. – Тяжёлый день?

Слава поднял голову и вздрогнул от её фирменной улыбки в тридцать два зуба.

– Просто жопа.

– Содержательная характеристика. – Барменша наполнила стопку коньяком. – Расскажешь?

Нестеренко вздохнул, опрокинул в себя рюмку и скривил губы.

– Сначала ты.

Морена подмигнула, принимая игру. Почти каждый их разговор начинался по такой схеме.

– Мандаринка сломалась, – грустно изрекла брюнетка. – Совсем. Повезу вот в среду на диагностику, если Цыган отпустит.

– Отпустит, – пообещал Вячеслав, и девушка просияла. – Выпей со мной.

– Не могу, прости. – Красные губы обиженно надулись. – Я сегодня…

4.

– А что я, по-твоему, должен был ему сказать? – Глаз раскраснелся, как помидор. На лбу блестели капельки пота. – Что твоя наркоманка-дочь по психушкам гастролирует?

– Ты должен был язык свой сраный в жопу засунуть и промолчать, – спокойно изрёк Вячеслав. Однако если б он умел жечь людей взглядом, от Ивана Львовича давно бы осталась горстка пепла. – Просто, чёрт побери, промолчать!

– Послушай, Слав, я тебе уже сто раз сказал: Артур сам эту тему поднял. – Глазунов промокнул залысину бумажным платочком. – Я действовал по ситуации.

– А не сообщать мне о звонке потенциального инвестора ты тоже по ситуации решил?

– Ну, извини. – Заместитель дёрнул плечом. – Накосячил слегка. С кем не бывает!

– За твой косяк Эллочка по полной программе огребла. – Нестеренко откинулся на спинку кожаного кресла и сцепил пальцы в замок. – Перед ней теперь и извиняйся.

Глаз поднялся. Развернулся и зашагал к выходу.

– Ваня, – окликнул Вячеслав, и зам обернулся. На выбритых до синевы скулах ходили желваки. – Если б я тебя с песочницы не знал, решил бы, что ты хочешь меня поиметь.

– Ты не в моём вкусе, – Иван Львович скривил тонкие губы в фальшивой улыбке и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Вячеслав Игоревич устало закрыл глаза.

Как вот теперь доверять Ивану?

Что это? Глупый просчёт? Элементарный косяк из серии "с кем не бывает", или всё-таки злонамеренная пакость?

Нестеренко шумно выдохнул.

Как ни крути, Ангелина – его самое уязвимое место, и никто, кроме Глазунова, об этом не знает. Никто.

Проклятье!

Ну что за идиотская паранойя? Ванька же – друг. Они же в детстве в казаки-разбойники вместе играли, на великах гоняли, девчонок клеили и уроки прогуливали. Неужели и ему, Глазу, верить нельзя?

Сучий потрох!

– Вячеслав Игоревич к вам пришли, – пропела Эллочка елейным голосом. Похоже, Иван таки успел извиниться. – Барышня по личному вопросу.

– Ей назначено?

– Д-да... – как-то не слишком уверенно отозвалась секретарша.

Манда Иванна с двумя высшими...

Эх! Плюнуть бы на тупые стереотипы и взять на должность секретаря парня! Нормального ровного парня, желательно, в армии отслужившего. Такого, чтоб без истерик, слёз, обид, никчёмной рефлексии и прочих пмс... Но ведь сразу же пидо*@#м окрестят!

– Запускай, – выдохнул Слава и снова откинулся на спинку.

И кого там чёрт принёс?

Чёрт принёс сочную смуглянку в кипенно-белой блузке, узкой алой юбке и красных туфлях. Смоляные волосы были забраны в пучок, в ушах плясали гранатовые серьги, а в глазах – бесенята.

Ушла секунда, чтобы распознать в незнакомке Морену. И в течение этой бесконечно долгой секунды Вячеслав увидел слишком много. Он заметил, что верхняя пуговица белоснежной блузы опасно расстёгнута, а юбка обтягивает аппетитный зад плотно, как перчатка руку.

"Интересно, на ней колготки, или всё-таки чулки?" – подумал он и тут же, от греха подальше, напустил на себя строгий вид.

– Что ещё ты купила?

– Всё, что заказывал. – Барменша без приглашения уселась на присутственный стул и закинула ногу на ногу. Грациозно, естественно и невероятно сексуально.

Нестеренко сглотнул, а она улыбнулась.

Неужели запеленговала неуместную эмоцию, мелькнувшую на его лице?

– Ничего не забыла?

– Нет. – Снова улыбка. – Вот чек.

Вячеслава передёрнуло.

Эко она извратила его вопрос!

О предоставлении чеков они речь не вели – мерзко это и как-то неправильно совсем. Но, похоже, псевдомексиканка решила, что обязана отчитываться о каждой потраченной копейке. Чек приволокла...

Хорошо хоть не товарный!

– Чỳдно. – Нестеренко сжал чек в кулаке и бросил в корзину для бумаг.

– Хей! – Морена округлила раскосые глаза. – А если вдруг что-то не подойдёт? Я же вернуть не смогу!

– Если что-то не подойдёт, – Слава поднялся и потянулся, хрустнув костями, – купим новое. А теперь поехали, прокатимся.

***

Она беспрестанно бубнила что-то себе под нос. Бубнила и бубнила. А иной раз зажмуривалась и принималась мычать.

– Чего ты бормочешь? – Не выдержал Слава.

Они мариновались в пробке уже четверть часа: увы, но даже самый крутой гелик летать не способен.

Барменша не среагировала. Глаза её смотрели в пустоту, а губы шевелились.

– Чего бормочешь, говорю?

Морена вздрогнула и выдернула наушник.

– А?

– Гранату на! – Нестеренко сморщился: внедорожник преодолел пару ярдов и снова встал. Опять, похоже, надолго. Чёртовы пробки! – Бормочешь чего?

5.

Для полноты восприятия рекомендуется прочесть пару последних фраз из предыдущей главы.

Ваш автор.

– Вот это чума! – Морена светилась от восторга, точно лампа накаливания, а Слава с трудом сдерживался, чтобы не осенить себя крестом.

Действительно, чума. Кто бы мог подумать, что где-то может оказаться страшнее, чем на войне?

Странное дело: когда барменша вела свою Мандаринку, ему было спокойно, уютно и вообще пофиг. А тут...

В пору зажмуриться и начать тараторить "Отче наш".

Ещё бы! Девчонка уговорила его мартини и глазом не моргнула, а теперь устроила ралли Париж-Дакар.

Безбашенная!

– Перестраивайся! – скомандовал он, обливаясь холодным потом. – Левый поворот. Газу!

Барменша таращилась на дорогу взглядом безумного маньяка из известной франшизы и улыбалась, точно ксеноморф [1].

"Нам конец", – решил Вячеслав, когда брюнетка в очередной раз вознамерилась сменить полосу. Он уже приготовился к худшему, однако всё обошлось: Морена не только перестроилась, но и повернула налево на нерегулируемом перекрёстке. Причём, совершенно без жертв.

Когда внедорожник выбрался на улицу с односторонним движением, где не предвиделось никаких опасных развязок, Нестеренко шумно выдохнул и позволил себе расслабиться.

Чуть-чуть.

– Как мне тебя называть? – неожиданно спросила барменша.

Что за глупый вопрос?

– Меня зовут Вячеслав, – отозвался Нестеренко. – И ты это прекрасно знаешь.

– Как называть тебя там, где я буду изображать твою дочь, – уточнила Морена, и Слава почувствовал себя идиотом.

Вот ведь блин! А действительно, как?

– А как ты обычно называешь собственного отца? – буркнул он, не подумав, и тут же осёкся.

Чёрт! Жаль, что слова обратно в рот не запихнёшь.

– Обычно я называю его скотиной, вонючим козлом и кобелём, который бросил маму с ребенком в животе на произвол судьбы, – спокойно сказала девушка и ни один мускул на широкоскулом лице не дрогнул. – Какой вариант тебе нравится больше?

"Паскудная сволочь", – мысленно ответил Вячеслав. – "Так зовёт меня родная дочь".

– Называй папой, – буркнул он и отвернулся.

В зеркале заднего вида мелькнула серая тень.

Что это? Королла?

Она, родимая...

Нестеренко нахмурился. Ещё на подъезде к ресторану он запомнил номера Тойоты, и теперь сомнений не осталось: это та же самая машина.

Вот чёрт! Хвост? Серьёзно?

Слава скрипнул зубами. Японка тащится за ними от самого офиса, а значит...

Проклятье!

Кто организовал слежку? Что мог приметить соглядатай?

А вот что...

Некий крупный бизнесмен покинул рабочее место в сопровождении знойной красавицы, свозил её в дорогой ресторан, а теперь они едут...

– А куда мы едем? – хмуро глянул он на Морену, которая откровенно наслаждалась шикарным мощным немцем.

– В Отрадное.

Замечательно!

Вячеслав со свистом втянул в себя воздух.

А теперь они едут в самые еб#*ня, подальше от любопытных глаз, чтобы как следует потрахаться в спокойной обстановке.

Расклад, конечно, притянут за уши, но... при желании его встречу с Мореной можно так перекрутить, что репутация по швам треснет.

И сделка накроется.

– Пересядь назад, – коротко бросил он, когда гелик замер на светофоре.

Ох, что стряслось бы, адресуй он эту просьбу Ангелине! Дочь бы наверняка пару раз переспросила и уточнила, что именно он от неё хочет, затем обрушила лавину вариаций вопроса "Что случилось", а после – психанула бы и выпрыгнула из авто прямо посреди дороги... Да ещё и дверцей шарахнула от души!

Так бы сделала Ангелина. Именно так, к гадалке не ходи...

И, где-то далеко, в глубинах подсознания, Слава с тревогой ожидал синхронной реакции от Морены.

Вот сейчас... Сейчас она скажет: "Зачем это?"...

Однако барменша наградила его странным взглядом: коротким, но пристальным. Точно так же она смотрела на него вчера в баре, когда он предложил ей выпить... Говорить псевдомексиканка ничего не стала. И терять времени – тоже.

Красный подарил им полторы минуты, и ни одной секунды они не потратили зря: с ловкостью акробата брюнетка перелезла назад, а Вячеслав уселся за руль.

Манёвр удался.

Теперь – дело техники...

Он рванул на жёлтый. Набрал скорость. Обошёл зелёный минивэн со знаком "ребёнок на борту" и пристроился аккурат между здоровущим заказным автобусом и сонной автоледи с айфоном у уха и пустотой в глазах.

6.

Если поднести к дремлющей кошке пылесос и неожиданно включить, можно увидеть квинтэссенцию страха. Отличный способ. Однако сегодня Вячеслав открыл ещё один: посадить Морену в самолёт и скомандовать взлёт.

– Не нервничай, – усмехнулся он, наблюдая за её паникой.

– Я и не нервничаю! – выпалила барменша и продолжила кусать нижнюю губу. В черных глазах застыл неподдельный ужас, побелевшие пальцы вцепились в подлокотники кресла. – Просто я ни разу раньше не летала, вот и всё!

– Краба ты тоже ела впервые, однако он тебя не испугал, – парировал Слава и крикнул: – Поехали!

И они поехали...

Точнее полетели.

Своего самолёта Вячеслав не имел – слишком дорого и бессмысленно содержать, однако чартеры всегда заказывал в одной и той же компании, поэтому хорошо знал всю команду.

Командир воздушного судна – Николай – считался одним из лучших в своём деле. Ему запросто доверяли свою жизнь маститые политики, миллиардеры и звёзды недосягаемой величины. Второй пилот – задорный рыжий уроженец Саратова по прозвищу Ус – хвалился, что способен поднять в воздух всё, у чего есть крылья, и даже некоторые бескрылые объекты. Бортпроводница Жанна отличалась стрессоустойчивостью скалы, услужливостью гейши и удивительной ненавязчивостью, которую Слава особенно ценил.

Сейчас, например, она принесла шампанское в ведёрке со льдом и растворилась, словно тень на рассвете.

– Начнём с простого, – сказал Нестеренко, наполняя высокий бокал. "Взлёт – опасен, полёт прекрасен, посадка – сложна" – говаривал Николай. И сейчас, когда самое опасное позади, можно немного расслабиться. – Как звали твою маму?

– Зульфия... – на автомате отозвалась Морена. Она прилипла носом к иллюминатору и не замечала ничего вокруг.

Слава усмехнулся и качнул головой.

Ну какой же она, в сущности, ещё ребёнок!

Хотя там, за бортом, и в самом деле невероятно, неописуемо красиво. Рваная вата облаков, а под ней – лоскутное одеяло далёкой земли, серебряные нити рек, бескрайний простор, достойный самых смелых фантазий и самых чистых надежд...

Вячеслав слишком хорошо помнил свой собственный первый полёт, чтобы всерьёз сердиться на черногривую барменшу. И, тем не менее...

– Не отвлекайся! – он всунул ей фужер.

– Прости. – Брюнетка сделала маленький глоточек. – Там... так высоко...

– Есть немного. – Нестеренко налил шампанского себе. Дорогущее – Вдова Клико – но смысла в нём не больше, чем в Советском полусладком. Бестолковый напиток: ни градуса, ни вкуса.

– А мы не разобьёмся?

– Не должны, – серьёзно ответил он, прислушиваясь к равномерному гулу мощных двигателей. – Ну что, готова к вопросам?

– Готова, – вздохнула Морена и одним глотком осушила бокал.

– Ну, тогда погнали, – кивнул Слава и начал допрос с пристрастием: – Как звали твою мать?

– Мария.

– Где она сейчас?

– Умерла от рака, когда мне исполнилось тринадцать, – уверенно выдала барменша. – Похоронена на Алексеевском кладбище. На могиле стоит мраморный ангел.

Надо бы переходить к более сложным вопросам...

– Где ты учишься?

– Я учусь на переводчика в одном из лучших Московских вузов, – оскалилась Морена. – Мечтаю много путешествовать.

– Чем занимается твой отец? – Вячеслав сложил руки на груди и вскинул бровь.

– Я не обсуждаю с посторонними дела моего папы, – псевдомексиканка так убедительно изобразила праведный гнев, что Слава не смог сдержать улыбки.

Молодец!

Нестеренко гонял её целый час. Она запомнила всё: его любимый одеколон, название кафе, куда он водил дочь и жену по выходным есть мороженое, места, куда Вячеслав летал отдыхать, даже номер части, в которой он служил...

– А воспитательницу в старшей группе звали Наталья Николаевна, – бойко чеканила Морена. – Три утренника подряд я была снежинкой.

– Стих выучила? – строго спросил Слава. Это, конечно, перестраховка, но всё же...

– И стих, и курс акций твоей компании. – Барменша насупилась. – Может, хватит уже?

– Давай стих.

Интересно, когда она уже начнёт кочевряжиться?

Морена принялась читать как раз тогда, когда к ним направилась Жанна. Стюардесса везла на тележке какую-то красиво оформленную снедь.

– Маршак! – прогремела псевдомексиканка на весь салон так, как умела только она. Бортпроводница дёрнулась и мгновенно ретировалась вместе с тележкой. – Что растёт на ёлке?

– Что растёт на ёлке? Шишки да иголки. Разноцветные шары не растут на ёлке. Не растут на ёлке...

Не растут на ёлке пряники и флаги. Не растут орехи в золотой бумаге...

Вячеслав сглотнул. Чёртова память! Зачем так больно? Почему сейчас с ним в самолёте совершенно чужая, да к тому же до ужаса похожая на лошадь, девушка? Почему не красавица-Ангелина, ради которой он жил и дышал? Кровинушка, ради которой строил он свою империю и добивался успеха?

7.

Купить остров...

Подобная идея приходила в голову, наверное, каждому второму задолбавшемуся в край бизнесмену.

Да... Купить остров мечтают многие, особенно если речь не об острове Буве [1]. Только воплощают смелую мечту в реальность – единицы...

Артур Габриэлян владел лучшими отелями в разных частях Карибского бассейна, но для семьи выбрал уединённый остров, который с потрохами выкупил у Доминиканской республики.

Добирались они с Мореной туда на крошечном частном самолётике, который терпеливо ждал их на аэродроме в Пунта-Кане.

Восторг барменши от второго перелёта зашкаливал все разумные пределы: под крыльями самолётика переливалось аквамарином Карибское море с водой такой чистой, что даже с высоты при желании можно разглядеть морские звёзды на золотистом дне. А уж когда они увидели остров...

Сгусток изумрудно-зелёных джунглей в обрамлении белого песка среди бескрайнего синего простора.

Морена завизжала и захлопала в ладоши.

– Вот это чума! – её неподдельный восторг и радовал и смущал одновременно.

Не так, ох не так должна реагировать девочка из богатой семьи!..

– Держи себя в руках, – угрюмо буркнул Вячеслав. – Помни, ты – дочь крупного бизнесмена, а не какая-нибудь там... захолустная нищебродина. Вот и веди себя соответственно.

На такие слова легко обидеться, однако барменша лишь фыркнула, смахнула со лба выбившийся из причёски угольно-чёрный локон и снова прилипла к иллюминатору.

"Вот ведь непробиваемая баба", – подумал Слава, расстёгивая ворот белоснежной рубашки. – "Её бы стрессоустойчивость да в мирное русло".

Эллочка бы на раз разревелась. А что сотворила бы Ангелина, даже представить страшно...

Нестеренко сжал и разжал кулаки. Тропическая жара плавила натянутые до предела нервы. Вячеслав потел, как мерин, и нервничал, словно студент на первом экзамене.

Нельзя... Нельзя допустить ошибки. Ни малейшей. Первое впечатление самое важное – надо выгодно засветить Морену перед Артуром, а потом отправить подальше: пускай себе развлекается на безопасном расстоянии. Главное – первая встреча.

Лишь бы... Лишь бы только девчонка справилась. Хоть бы не подвела. Только бы не запуталась в хитросплетениях полуправды и откровенной лжи...

Если барменша вывезет, всё пройдёт как по маслу. Ну а если нет...

"Ох ты ж ё моё до чего же тошно!" – мысленно выругался Слава и пожалел, что рядом нет услужливой Жанны с бутылкой вискаря.

***

Артур Габриэлян чем-то неуловимо напоминал Санта-Клауса. Именно Клауса, ибо до сурового, вооружённого длинным посохом отечественного Деда Мороза, приземистый круглопузый толстяк не дотягивал. От американского Санты Артура отличали совершенно незначительные мелочи: тёмно-бронзовый загар, кустистые брежневские брови, впечатляющий горбатый нос и принадлежность к курдской диаспоре.

– Х-хо! – Габриэлян вперевалку шагал к самолёту, распахнув объятия. Телохранители молча плелись следом. – Слава-джан! Сколько зим!

Нестеренко позволил схватить себя за плечи и улыбнулся.

– Рад видеть, Артур Далилович. – Вячеслав тепло и крепко пожал короткопалую пятерню.

Надо же! Примчался встречать собственной персоной.

Хороший знак!

– О! Слава-джан! – Старый курд дружески приобнял его. – Оставим официозы для офисов, да? Мы же друзья! Здесь я просто Артур. Договорились?

– Договорились, – кивнул Слава, щурясь от слепящих лучей обезумевшего солнца. От жары и нервов он взмок, и в ноздри била вонь собственного пота. – Я бы убил за возможность помыться, друг мой Артур.

Но "друг" Артур его не слушал. Габриэлян и оба его телохранителя с интересом наблюдали, как из самолёта выбирается Морена.

Зрелище и в самом деле завораживало. Барменша покидала борт частного самолётика весьма эффектно: задом наперёд. То есть, сначала на свет божий показалась самая выдающаяся часть псевдомексиканки. И часть эта, туго обтянутая светлыми джинсовыми бриджами, выглядела весьма аппетитно.

Весьма и весьма.

"Зачётный попец", – подумал Нестеренко, но тут же одёрнул себя.

Бля@#ство! Что за грёбаные мысли? Не хватало ещё пялиться на задницу собственной дочери, пусть и фальшивой!

– Ва-ах, какая красавица! – пропел старый курд, когда барменша подошла ближе и улыбнулась на полную мощность. – И кто же это у нас, а?

Слава хмыкнул. Что ж, настало время шоу.

Поехали!

– Это моя дочь – Морена, – сказал он и почувствовал, как дрогнула земля...

Чёрт! Вот ведь чёрт! Проклятье!

Горячий воздух набился в лёгкие стекловатой, а ноги превратились в китайскую лапшу: вот-вот подогнутся.

Это каким же надо быть идиотом, чтобы забыть имя родной дочери?

Всё. Пи@#ец. Довыёживался, авантюрист хренов.

8.

Вячеслав вошёл в воду идеально: совсем без брызг. В несколько мощных гребков достиг противоположного края бассейна. Перевернулся, оттолкнулся и повторил заплыв. Хорошо! Вода смыла удушливую липкую тревогу и придала сил. Давненько он как следует не плавал, давненько... Всё времени не хватало. Работа, заботы, суета-маета... А ведь в юности его из бассейна даже тётка не могла вытащить. Уже в двенадцать Слава взял КМС [1]. Он бы и мастером стал, да шальная хулиганистая жизнь вытеснила спорт из приоритетов.

А сейчас... Сейчас самое время наверстать упущенное. Поймать кайф. Расслабиться...

Нестеренко нарезал бассейны туда-сюда и усиленно скрипел мозгами.

Всё идёт хорошо. Лучше даже, чем можно было ожидать. Морена справилась с ролью на ура, и теперь разумнее всего задвинуть барменшу на второй план. Пусть себе отдыхает потихонечку и лишний раз не попадается на глаза Габриэляну и его великосветским приятелям.

"Всегда можно соврать, что дочь не любительница шумных компаний", – думал Вячеслав, хватая ртом воздух при каждом новом гребке. – "Или пусть скажется больной – тоже вариант".

Главное, чтобы зубастая не путалась под ногами и не привлекала лишнего внимания.

Он в очередной раз пересёк бассейн и обнаружил, что у шезлонгов его поджидает педоватый пермяк.

– Чего тебе? – спросил Нестеренко, когда к нему вернулась способность ровно дышать. Вылезать из воды не хотелось, но вид у Антонио был скорбный и решительный: какое-то дело нарисовалось, не иначе.

– Артур Далилович приглашает вас отобедать, – сообщил дворецкий. – На берегу.

"Резко", – усмехнулся про себя Слава.

Куёт железо, пока горячо?

Но, может, так даже лучше. Решить все дела разом и спокойно наслаждаться парой дней ничегонеделанья. Всё ж таки права была Тихомирова, когда сказала, что нужно восстановить силы.

– Скажи, буду через полчаса, – бросил он и ушёл под воду.

Ещё пара бассейнов, душ и сделка.

Отличный план.

***

Морена сидела на гигантской кровати, кутаясь в махровый халат. Уютный и белоснежный. По плечам барменши рассыпались влажные чёрные пряди. От волос пахло ванилью и мандаринами. ЧуднОе сочетание, но приятное.

– Вот. – Слава протянул ей смартфон. – Связь налажена. Если что – звони. Мой номер там единственный. Записан, как "Папа".

Псевдомексиканка кивнула и тут же принялась ковыряться в телефоне, сосредоточенно сморщив лоб и поджав под себя ногу.

Дитё дитём!

– Чем планируешь заняться? – на всякий случай уточнил Вячеслав. Сюрпризы сейчас совсем ни к чему.

– Валяться! – Девчонка зевнула от души, демонстрируя огромный рот во всей красе. – Устала.

– Отлично. – Вячеслав застегнул часы на запястье и сунул в карман лёгких брюк сигареты. У него с собой имелись и шорты, и бриджи, однако Слава ещё не достаточно пропитался растаманской атмосферой уединённого острова, поэтому ограничился гавайкой и белыми штанами. Для обеда с инвестором – в самый раз. – Я по делам. Отдыхай.

– А когда вернёшься, можно на пляж? – Морена изобразила взгляд Кота из Шрека [2].

– Можно. – Он подмигнул брюнетке и зашагал к выходу на террасу. – Но не раньше. Дождись меня, поняла?

– Поняла, – отозвалась барменша и улеглась. Раскинула руки, потянулась кошкой... Полы халата опасно распахнулись, и Вячеслав скользнул взглядом по длинным стройным ногам.

Эти бы ноги, да себе на плечи...

"Да что за грёбаная чертовщина!", – обругал себя Нестеренко и шарахнул дверью так, что задрожали стёкла французских окон. – "Надо бы организовать себе женщину, а то от долгого воздержания уже крышу рвёт".

С тех пор, как болезнь забрала Машеньку, Вячеслав жил бобылём. Работа, словно голодная белая акула, сжирала время и силы. Крутить романы – дело долгое, муторное и затратное, а профессионалок Слава избегал – брезговал. Пару раз, правда, случалось – всё ж таки он не железный и далеко не монах – однако последствия мимолётных увлечений оказывались отвратными: одна девица обвинила его в том, что он её обесчестил и не хочет жениться, другая заявила, что беременна и потребовала алиментов. Обе проблемы быстро и оперативно разрулил Славин адвокат, но с тех пор Нестеренко решил раз и навсегда завязать с личной жизнью. Хватит. Дурдома ему и с Ангелиной хватало.

Но сейчас... Сейчас что-то явно пошло не так. Видимо, виной всему морской воздух.

Иначе как объяснить, что он заглядывается на девчонку, которая ему в дочери годится?

"Надо выпить", – понял Вячеслав. – "И заняться делом".

Это всегда помогало. Поможет и сейчас.

***

– А чего ж ты смокинг не надел, Слава-джан? – Зубы Габриэляна неестественно белели на загорелом лице.

– Под него носки не подходят, – парировал Нестеренко и уселся в плетеное кресло напротив потенциального инвестора.

Старый пузатый курд более всего напоминал торговца персиками с фруктового рынка второсортного отечественного курорта. Особенно сейчас, когда кроме нелепых полосатых плавок на Артуре была только шерсть на груди и сланцы.