Фуф, еле вырвалась. Невозможно уйти из отделения после суточного дежурства. Мозги после бессонной ночи работают медленно, пока все всем передашь, объяснишь, расскажешь, по 10 раз повторишь..
А ездить утром после дежурства домой я люблю. Пустой вагон метро мчит меня без пересадок "против шерсти" в спальный район. Туда, где я, кандидат медицинских наук, доцент кафедры кардиологии и зав отделением известной питерской клиники Елизавета М., и проживаю со своею обыкновенной шведской (папа, мама, Боссе, Бетан и Малыш) семьей.
Мда, когда "Карлсона" переводили на русский, понятие "шведская семья" еще не было известно местному читателю. Интересно, знают ли о нем шведы? Постеснялась спросить в Стокгольме шведских коллег. Только про "шведский стол" спросила. Сильно удивились. Никогда не думали, что "буфет" как-то связан с их родной Швецией.
Семья моя, на самом деле, имеет еще меньше отношения к Швеции. И я, и муж родились в Питере, и кровей мы местных, русских, с легкой примесью еврейства, в качестве обязательного компонента в наших широтах. Оба закончили медицинский, и банальнейшая история любви аспиранта и студенки, у которой он принимал экзамен, привела нас в ЗАГС.
Меня, книжную девочку, "то призрачное, то прозрачное, летело отрочество дачное", покорили его энергия и напор. Казалось, для этого парня не существует преград, а трудности его просто смешат.
Подававший большие надежды молодой муж попробовал было сделать карьеру в официальной медицине, но голодные 90-е и образовавшийся словно из ниоткуда Боссе (в миру - Василий, в домашнем обиходе - Васятка) заставили нас быстро-быстро повзрослеть. Пока я стирала пеленки, муж подался в околомедицинский бизнес - стал медпредставителем одной из крупных западных фармкомпаний. Талантливого, энергичного и очень доброжелательного парня заметили, продвинули выше, а потом и доверили руководство представительством.
Два года назад его карьера круто пошла вверх, и вот теперь Господин М. возглавляет в Департаменте Здравоохранения перспективное направление телемедицины. Мой благоверный искренне верит в благое дело, которым занимается. Мечтает, чтобы любая деревенская бабушка могла по скайпу получить консультацию московского профессора и ей за это ничего не было. Его абсолютно не смущает ни отсутствие интернета в деревнях, ни исчезающая популяция деревенских бабушек, ни полное нежелание столичной профессуры участвовать в этом театрализованном действе.
Тема модная, чиновники понимающе кивают, улыбаются и размышляют, как бы на этой красивой высокотехнологичной истории побольше заработать....
Хм, парень, вон тот, в черной пуховой куртке Adidas.. Где-то я его видела.. Может, лежал у нас? Говорят, опытный стоматолог помнит всех по зубам, а мне что делать? Мы с Вами встречались, молодой человек? Кардиограммку не покажете? Вашу тахикардию я бы узнала из тысячи! Как трепещет Ваше большое, доброе и нежное сердце!
Есть контакт! Лечила. Года 2-3 назад. Предынфарктное состояние, но все обошлось. Через два дня отпустили.
У него еще фамилия такая, мужская. Точно, Кречетов. У папы сослуживец был, Антон Кречетов.. Красавец, вроде Ланового в "Офицерах", только форма немного другая - петлицы зеленые, с красным кантом. Отец страшно гордился, что я в 6 лет знала все знаки различия РККА. Как выпьют с друзьями, на пари меня экзаменовали. "Вот уволят меня,", -говорил, "будем с тобой в цирке выступать".
Однофамилец не такой яркий, но тоже притягивает. Дамочки, небось, так и вьются, вот и до инфаркта чуть не довели.
Стоит у дверей напротив, сейчас практически спиной ко мне повернулся. Высокий, стройный, плечистый. Брюки, несмотря на нашу слякоть, не заляпаны, ботинки начищены. Не исключено, что и вправду военный. Не помню я, что у него в карте написано было. Помню только тоны сердца, как обычно.
Стоп. Это мне кажется, или он правда напряжен? Как струна натянут. Рука сжимает поручень так, будто мы не в вагоне, а на корабле. Чуть ослабишь хватку и улетишь за борт. Обернулся! Срочно опускаем глаза в телефон, чтобы не встретиться взглядами. Да нет, никаких проблем, скрывать нечего. Просто случайные встречи со знакомыми людьми я терпеть не могу. "Здравствуйте, доктор! Да, Вашими молитвами. Как Ваши дела? Все там же? Как больные, выздоравливают? А я как раз хотел к вам зайти, ЭКГэшечку сделать на всякий случай. Покалывает иногда, с похмелья ". Тьфу. Не люблю я "штатные ситуации", не выношу просто, когда жизнь меня заставляет отвечать случайным людям на дежурные вопросы. Пресловутый "small talk", пустой разговор ни о чем, просто из вежливости - не мой жанр, ну никак не мой. Мне проще промолчать, отвернуться, раствориться.
Ой. А вот теперь я готова спорить на все, что у меня было, есть и будет, что он посмотрел на меня. Нет, не так. Он обернулся только для того, чтобы посмотреть на меня. Он заметил меня раньше, и сейчас либо хотел незаметно убедиться, что это я, либо проверить, что я еще там. А куда мне деться? Мы только "Выборгскую" проехали, а мне до конечной.
Впрочем, что я так волнуюсь? Он меня видел, узнал, но подходить не стал. Значит, он заинтересован в этой случайной встрече не больше моего. Вот и хорошо. Продолжаем делать вид, что в нашем телефоне что-то очень интересное и важное.
Вы будете смеяться, но там действительно кое-что было. И это "кое-что" заставило меня забыть о плечистом парне и вернуться на землю, в свою "обыкновенную шведскую семью".
"Лизун, меня срочно вызвали в Москву, мчусь в Пулково. Вернусь в пт. Звонил В., сдал. Целую".
Я представила, как через 20 минут войду в большую квартиру, спокойно приму душ, попью чаю и завалюсь спать. А в это время ответственный работник М. приземлится в Шереметьево, откуда на чистой красивой машине его повезут в высокие просторные кабинеты московского начальства. Закончив дела и основательно поужинав с коллегами, он наверняка поедет ночевать к одной из своих московских пассий. Или вызовет ее в гостиницу. Утром она по-киношному будет проводить пальчиками по его спине и, я надеюсь, ничего не будет спрашивать.
Ибо вечный женский вопрос "когда мы наконец будем вместе" к господину М. не применим. Мне даже больше нравится "Not applicable", т.к. в английском варианте есть отзвук слова "приклеивать". Такие вопросы к нему не приклеиваются. Ошиблись номером. Этот почти двухметровый сгусток ума, энергии и обаяния принадлежит всем и одновременно никому.
Его так много, что обладать им безраздельно нельзя. Греться в лучах - пожалуйста. Что многие и делают, начиная с меня и заканчивая случайными деловыми, бытовыми и командировочными знакомыми
Люблю ли я его как раньше? Скорее, нет. Хочу ли я быть с ним рядом до конца дней? Я прожила с ним больше, чем без него. Мы не "партнеры", мы - родственники. Учитывая небольшую разницу в возрасте и существенную - в росте и силе, я иногда думаю о нем, как о старшем брате.
Что ж, птичка улетела, гнездышко опустело, "Я дал разъехаться домашним", и т.д. Кстати.. когда я последний раз читала что-то не по работе?
Одно радует - Васятка, наконец, скинул самый сложный экзамен. Про оценку даже не спрашиваю, понятно, что трояк. И с чего отец решил, что сын должен непременно стать программистом? Насмотрелся на всякие умные технологии... "Ты пойми, за этим будущее, в 21 веке живем, только этим и надо заниматься.."
Второй год Васятка мучается, бесконечные пересдачи, комиссии.. На первом курсе матан 4 раза сдавал! Пока я не позвонила знакомому профессору (2 инфаркта, но голова светлая и энергии полно) и не попросила позаниматься с сыном, шансов не было никаких. В этом году - диффуры, справился сам, и всего с третьего раза - прогресс..
Зачем парню с несомненными литературными способностями зубрить эти многоэтажные формулы - не знаю.
Ну, вот и конечная. Выходим. О-па, а где наш красавчик? Когда успел выйти? Ну да ладно, не больно интересно. Домой! К душу, тапочкам, халату, большой белой кружке с утятами и чаю с чабрецом. Может, и почитать сегодня успею.
Дом, милый дом.. За те без малого 16 лет, что мы живем в этой "квартире улучшенной планировки" не было, пожалуй, и дня, чтобы я не вспомнила нашу старую коммуналку на Моховой. И не застучали в висках самойловские строчки: "Помню, папа еще молодой/ помню выезд, какие-то сборы".
Что удивительно, я все очень хорошо помню. Его улыбку, мамин смех, шумных гостей, вечно травивших за столом какие-то медицинские, тогда мне абсолютно непонятные, анекдоты..
Запах его одеколона и большой черный кожаный портфель. Отец, известный хирург, часто возращался из клиники ночью, и спать меня укладывала мама. А утром, когда я, дрожа от холода, бежала по коммунальному коридору в туалет, в прихожей уже висела его шинель.
В мою детскую память врезался один эпизод, это было в конце семидесятых, и мне было лет 6. В тот вечер отец вернулся неожиданно рано, и не один, а с двумя офицерами. Одного из них, Сергея, я хорошо знала. Он часто бывал у нас и дома, и на даче. Прошлым летом они с отцом даже учили меня кататься на велосипеде. Сергей, помню, так развеселился, когда я сама смогла проехать метров десять на двух колесах, что подхватил меня на руки и стал подбрасывать вверх. В точности, как это делал папа..
Второго, майора, я видела впервые, но судя по тому, как уважительно обращались к нему и отец, и Сергей, гость был важный. Почему-то я тогда подумала, что он, в отличие от Сергея и папы, не был военврачом. Интересно, почему?
Меня быстренько отправили в спальню родителей. Отец достал из буфета бутылку коньяку и три стопки, и мужчины сели за стол в гостиной. Мама побежала на кухню. Собрав на стол нехитрые закуски, она пришла ко мне в спальню и стала читать мне вслух, иногда прислушиваясь к разговору мужчин за стенкой. Разок она выбежала в гостиную, чтобы убрать посуду и подать чай, а когда вернулась, не смогла дальше читать. Мне показалось, что она плачет, но, не успев ее пожалеть, я уснула. Почему я так запомнила этот вечер? Сергей бывал у нас дома и после, они дружили с отцом, пока Сергея не перевели в Свердловск, начальником госпиталя, да и потом переписывались, до самой папиной смерти. Майора же я больше никогда не видела, но что-то в его лице навсегда врезалось в мою память. И манера говорить - тихо, но твердо, будто выдавливая из себя слова и припечатывая их к стенке.
Когда я заканчивала школу, началась перестройка, и о многом стало можно говорить открыто. Помню, как я прибежала домой после урока истории и взахлеб рассказывала маме о перегибах сталинской эпохи, репрессиях и ГУЛАГе. Мама внимательно меня выслушала, подала чай, потом села напротив и тихим-тихим голосом поведала, о чем говорил отец с двумя офицерами у нас на Моховой много лет назад.
Оказалось, что тот самый майор, которого отец и Сергей за несколько дней до этого оперировали у себя в больнице, под большим секретом сообщил им тогда, что недавно были частично рассекречены документы по делу моего деда, папиного отца. В 1938 году деда, командарма 1 ранга, обвинили в попытке создания в армии контрреволюционной ячейки и заговоре против товарища Сталина. Папа был тогда совсем маленьким. Когда деда арестовали, бабушка отправила маленького папу к родственникам в Сестрорецк. Бежать из Ленинграда она не пыталась, участь свою понимала. Деда вскоре расстреляли(вот только мы узнали об этом через 40 с лишним лет), а бабушку сослали в северный Казахстан, и через 2 года она умерла в лагере.
В начале войны дом, в котором жили мамины родственники и маленький папа, разбомбили. Ревущего благим матом четырехлетнего пацана подобрали на улице незнакомые люди, и он оказался в детдоме, который в числе последних успели эвакуировать из Ленинграда в Алма-Ату.
Закончив в Алма-Ате десятилетку, отец вернулся в Ленинград и поступил в мединститут, чтобы стать первоклассным военно-полевым хирургом. Работать он хотел только в армии. Я так привыкла к тому, что папа не просто врач, а военный врач, офицер, что никогда не задумывалась о причинах такого выбора. Под белым халатом должна быть военная форма. Как же иначе?
Когда на нас хлынул поток информации о репрессиях, громких делах 30-х годов и невинно замученных в ГУЛАГе, отец вдруг встрепенулся и решил вернуть честное имя деда. Больше полутора лет он обивал пороги архивов и секретных учреждений. Задействовал все связи. Против своих правил, звонил бывшим пациентам из числа высших военных чинов и просил о помощи. Итогом стала сухая справка о реабилитации "за отсутствием состава преступления" и новое свидетельство о смерти деда, в котором вместо липового "брюшного тифа" в качестве причины была указана настоящая причина - "расстрел".
Сейчас я понимаю, что эти хлопоты о реабилитации отвлекали отца от дурных мыслей.
В девяностых мы жили очень тяжело. На фоне катастрофического дефицита и жуткой инфляции профессорской зарплаты отца со всеми генеральскими (а он был уже генералом от медицины!) надбавками не хватало. Да и зарплата существовала только на бумаге, а на деле ее не выплачивали по несколько месяцев.
Клиника разваливалась на глазах, толковые врачи пачками уезжали за границу, а кто побойчей уходили в лихой перестроечный бизнес. Финансирование практически прекратилось, в госпитале не было элементарных лекарств и перевязочных материалов. "Хуже, чем на войне" - повторял отец. Хирургу, три года возглавлявшему полевой госпиталь под Кандагаром, было с чем сравнивать.
В госпитале не было лекарств, а дома - элементарных продуктов. Денег не хватало даже на самое необходимое. Я взрослела, одежда становилась мала, да и о выпускном платье стоило позаботиться. Отец стал думать о том, чтобы бросить клинику и уйти в коммерцию, "алкашам кровь по утрам промывать", как он презрительно говорил еще полгода назад. Мама, профессорско-генеральская жена, жизнь которой за последние 3 года круто изменилась к худшему, в отличие от многих жен, не поддерживала эту идею. Она отлично понимала, что папа жив, пока он оперирует и руководит отделением.
.. а во сне, как это всегда и бывает после бессонной ночи на дежурстве, все перепуталось. И уже не малознакомый майор сидит за столом напротив отца, а тот самый Кречетов, которого вчера видела в метро. И уже не мама, а сама Лиза подает мужчинам чай и уносит грязные тарелки...А за окном - звук подъехавшей машины, и через несколько минут - скрежет ключа в замке.
Лиза вздрогнула и открыла глаза. Нет, это не "Черный ворон", это Вася пришел домой после ночной гулянки. Отмечали с друзьями сданный наконец матан за городом, на даче в Зеленогорске.
- Привет, ма! Разбудил тебя?
- Привет.. да, есть немного. Сон тяжелый снился опять. Все перепуталось.. Нужно как-то завязывать с этими ночными дежурствами
- Ой, мам, да ты лет 10 уже об этом говоришь.. Все же знают, что ты живешь по-настоящему только на дежурстве. Так что не кокетничай.
- Да разве ж это жизнь? Сил ни на что не остается.. Погулять выйти и то не могу. Кстати, как там в Зелике? Сто лет не была.. Раньше мы с папой часто ездили, это "наше" место.
- Хм, ну ты же понимаешь, что я достопримечательности осмотреть не успел... Как-то не до этого было. Напротив станции большой супермаркет, затарились шашлычком и поехали на дачу гудеть.. О, станция там новая, кстати. Чистенькая, с иглы! Культурненько все - кассы, турникеты. Больше рассказать нечего, прости, мамуль. Пойду посплю тоже.. Мы ж толком не ложились.
Когда Вася улыбался, он становился очень похож на деда. Лиза опять вернулась мыслями к событиям своего сна. Причем здесь Кречетов? Почему ей показалось, что это именно он приходил тогда к отцу? Кречетову-пациенту сейчас лет 40, не больше, а майору уже за 70, если он жив, конечно..
Распросить бы Сергея, вот только не получится. Три года назад пришла печальная весть из Екатеринбурга, сгорел дядя Сережа от поздно обнаруженной болезни.
Итак, из очевидцев у нас имеются только сама Лиза, мама, и мистический майор, который в Лизином сознании почему-то очень похож на пациента Кречетова. Распросить маму еще раз? Нет смысла.. все, что она тогда услышала, давно рассказано-перерассказано. Вот только мы так и не знаем, кто донес на деда.. За что? Почему?
Ну, как бы то ни было, а к маме съездить - это хорошая идея.
В результате сложного квартирного обмена с доплатой, который мы провернули несколько лет назад, маме досталась крошечная однушка недалеко от Моховой, в бывшем Косом переулке, который в год моего рождения стал именоваться улицей Оружейника Федорова. Мама наотрез отказалась уезжать из центра, т.к. представляла тот ископаемый ныне класс пожилых аристократок в шляпках с маленькими вуалями. Но, будучи все-таки представителем советской аристократии, Питер она именовала исключительно Ленинградом, а улицы помнила по старым, советским названиям, чем намало конфузила Васю и его друзей.
В свои 74 года мамуля, дай Бог ей здоровья, оставалась в абсолютно здравом уме и относительном физическом здоровье. Ухода не требовала, а регулярную матпомощь с нашей стороны принимала с благодарностью и тратила очень аккуратно. Удивительно, как мало нужно человеку в старости, и как мало значения он придает вещам.
Мама ежедневно, в любую погоду, гуляла. У нее был особый, любимый маршрут мимо Летнего сада, вдоль Мойки, потом выйти по Миллионной (которую мама именовала Халтурина) на Дворцовую. Потом нужно обязательно посидеть минут пятнадцать на скамейке у фонтана в Сашкином садике, где папа первый раз ее поцеловал, и направиться в обратный путь, но уже другой дорогой - по Гороховой, до канала Грибоедова и там уже переулками (а иногда только ей известными проходными дворами) домой.
Из дома генеральская вдова выходила в одно и то же время, маршрута не меняла, и перехватить ее по дороге было несложно. "Сделаем сюрприз!" - решила я. "Купим конфеток фабрики Крупской (других сладостей мама не признавала) и подкараулим мамулю на любимой скамейке". Она там бывает в районе полудня и направляется в обратный путь только после выстрела пушки с Заячьего острова. Уверена, что все эти ритуалы, за которые мама держится очень крепко, позволяют ей сохранять здравомыслие и независимость.
Быстренько пьем кофе, одеваемся и бежим к метро.