Дочь мэра

ПРОЛОГ

ПРОЛОГ

В палату заходит мое пушистое облачко, а я нагло прикидываюсь спящим. Так хочется урвать немного больше дозволенного. Жру и жру ее эмоции, сменяющиеся на лице со скоростью света. Моя спасительница. Чуть больше приоткрываю один глаз, при этом адски боюсь, что она меня спалит.

Ну же, девочка, подойди ближе. И снова везет…Яночка медленным шагом подходит, аккуратно проверяет мою капельницу, слегка съезжает своими мягкими пальцами по моей огненной коже.

Так хочется перехватить, но я глушу желание в момент.

Зато намертво приклеиваюсь к ее пухлым губкам и слегка вздернутому носику. Слежу из-под опущенных ресниц.

Вставляет не по-детски, хочется еще раз поймать пулю и снова попасть в эту больницу в это же отделение и снова к ней. Яна слегка хмурится, когда проверяет таблетки на прикроватной тумбочке. Да, я не пил.

Заставь меня…Отругай. Отшлепай…

Исаев, ты тормози, а то вообще больше не придет после недавнего случая! И я послушно затыкаю свой голос в мозгах, ожидая, что мой грозный «доктор» проверит температуру. Она всегда проверяет лоб, и именно в этот момент у меня срывает все клеммы, предохранители горят, а член поднимается колом.

И вот маленькая ручка движется к моему лицу и плавно ложится на горячую кожу. Горю. Горю. Горю. По венам пускается адреналин, он лупит нехило, и я уже не соображаю вообще ничего.

Хватай и беги!

Вскидываю руки навстречу, но Яна, повизгивая, отскакивает от меня. Поздно. Я ухватил ладошку и мягко прижимаю ее, раскрытую, к своей груди чуть левее пулевого. Дышать мне все еще сложно, но рядом с ней чудом открывается второе дыхание.

—Исаев! — грозно звучит в ответ на мое откровенное «хамство».

—Яночка, привет, — лыблюсь, смотря на нее одним глазом, второй-то подбит. Сбитый летчик, епт! —У меня болит так сильно, вот тут, — веду рукой прямо к сердцу, что сейчас отбивает как автоматная очередь. —Вылечишь?

Она приоткрывает рот и тут же его захлопывает, пытаясь выбраться из моих объятий мягко, чтобы не навредить. Но не выходит. Я сильный мальчик, во мне веса под девяносто килограммов и это чистые мышцы. Задавлю если надо…сверху.

—Исаев, ну что вы делаете? Вам напрягаться нельзя, — бровки хмурятся, уголки губ опускаются. Волнуется обо мне, и это охереть как приятно. Тепло разливается по груди, а пулевое совсем не болит. Как и заплывший глаз.

—Нельзя, так не делай ничего такого, чтобы я напрягался…—веду ладошкой верх по предплечьям, хочу съехать, конечно, ниже. Глаза закатываются от наслаждения только при мысли о таком. Уф! Ну почему ты так хороша?

Член пульсирует в спортивках, и от этого поплывший мозг думает так, словно я пацан в пубертате. А Яночка краснеет как спелый персик.

—Исаев…— начинает она, пытаясь отругать, но вместо этого приближается и тяжело выдыхает.

У меня столько мыслей в башке и все такие пошло-грязные, что аж самому стыдно. Немножко.

—Ты меня спасла…Красивая, наклонись, поцелую! Отблагодарю, — вырывается резковато, а Яна тушуется, краснея при этом еще сильнее. Облизывает манящие губки и опускает глаза в пол.

—Богдан, прекратите немедленно!

Нет. Не могу прекратить. Я иду как танк…только вперед, пушистик.

— Что надо сделать, чтобы ты моей стала? Ты ведь и так у меня под кожей...

Пульсация в ушах мешает думать адекватно. Перед моими глазами только одна цель…Моя самая главная мишень.

Глава 1

ГЛАВА 1

ЯНА

Иду по коридору военного госпиталя и сплю на ходу, у меня стойкое ощущение, что когда-то я все-таки упаду в обморок от усталости. А еще так сильно хочется с кем-то поделиться…но знает только Миша, что я поступила в мед. Вот так взяла и поступила, будучи студенткой кафедры международных отношений.

Там перевелась на заочку и «имела всех в виду», как любит говорить мой брат. Это всегда было моей мечтой, стать как мама, только спасать жизни более глобально. Моя мама — педиатр, и всю свою жизнь она посвятила детям и мужу. И когда я говорю детям, то имею в виду не только своих (нас с Мишей), но и чужих.

На моем пути все не так гладко, потому что я, желая стать гениальным хирургом, увы, должна перебороть саму себя. Бой этот нелегкий и самый невыносимый.

—Белова! — слышу резкий оклик и моментально разворачиваюсь на обращение. Старшая сестра вся в пене, упирается руками в колени и кричит:

—У тебя какая группа крови? Минус точно помню…

—Четвертая отрицательная, — моментально отвечаю, ощущая, как по груди скатывается ледяная паника. Локализируется где-то в области замирающего сердца.

—Ну слава богу! Быстрее сюда, у нас тяжелый спецназовец, кровь редкая. Ну повезло же…в банке пусто, а тут ты. Не иначе как его ангел-хранитель…

Она продолжает что-то говорить, пока я слабо перебираю отказывающимися двигаться конечностями. Мне тошно до такой степени, что я не сразу понимаю, что голова начинает вращаться. Кровь нужна. Нужно сдать кровь и спасти бойца. Да? Нужно…Я же хочу людей спасать…

—Белова. Соберись! Ты будущий врач, собери сопли и погнали, — она грубо тянет меня в сторону ближайшего кабинета, где усаживает на стул. Сердце несется вперед, а глаза точечно сосредоточены на подрагивающих руках.

—Я готова. Готова…Любовь Ивановна, готова, — как мантру произношу одно и то же, не совсем понимая, на самом ли деле я готова.

Может я просто очень хочу в это верить, но, когда меня подключают к системе, я вижу красную кровь, что пахнет металлом (клянусь, я слышу ее запах) и переливается как рубин, по горлу пускается местная анестезия. Я ничего не ощущаю, только смотрю на алую жидкость, понимая, что я держусь из последних сил.

Дышу часто и много, смотрю и дышу. Легкие работают на сто процентов, и эта гипервентиляция доведет меня до обморока.

—Вот так вот, девочка, смотрим и наслаждаемся. Херня вопрос, зато какого мальчика спасешь, была бы я лет на двадцать моложе, я бы уже включилась в игру…— сквозь вату слышу добродушный смех, а у самой лишь сильнее сжимается сердце, да руки немеют. Головокружение участливо раскрывает руки для объятий.

Боже мой. Как же мне плохо. Жуткая тошнота подкатывает к горлу, и я закрываю глаза. Не могу больше смотреть, не могу видеть этот удушающий кордебалет.

—Открыла глаза, быстро, а то я сейчас тебя еще на роды повезу. Там как раз у Ромушкиной в приемном одна мадам ждет полного раскрытия, — грубо звучит над ухом.

Внутренности делают резкий кульбит, и я медленно распахиваю глаза, вперяясь в белый потолок. Я просто сдаю кровь. Я сдаю кровь. Роды я сейчас точно не перенесу, не переживу просто. Меня разорвет на части, или на крайняк выверну свои внутренности наружу.

—А мальчик там какой. Ну просто, я тебе кричу…— старшая медсестра все пытается отвлечь, но мою голову упорно поворачивает в сторону системы, по которой циркулирует моя…четвертая отрицательная.

—Херня вопрос, да? — повторяю ее слова как раз в тот момент, когда сознание меня покидает. Последнее, что я помню, — это наполовину раскрытая ладонь с подрагивающими пальцами, а еще крик. И тут бамс!

—Гребанный насос, Белова! Ты у меня еще отхватишь…

В следующий момент ватка с нашатырем упирается в мой нос, и я прихожу в себя, все так же впиваясь больным взглядом в тонкую трубочку, наполненную кровью. Какой же кошмар. Когда эта пытка кончится?

—Приказа «терять сознание» не было, так какого ты тут прикинулась неженкой, а? — женщина добродушно улыбается и слегка треплет меня по щеке.

Ком в горле становится просто огромным, но и ни проглотить, ни терпеть не выходит. Во рту все пересохло. Спустя вечность меня отключают от системы, вручают горячий чай и шоколадку с орешками. Я не справилась. Да?

Любовь Ивановна садится напротив меня, наверняка бледной как стена, и с улыбкой спрашивает:

—Ну че? Через месяц опять пойдем кровь сдавать? Так глядишь и до операций дочапаем…

—Я провалилась, — грустно объявляю вердикт самой себе.

—Не сказала бы, ты держалась долго. Дольше, чем в тот раз, когда у нас полприемной в крови было.

Ох. Ну да, когда ножевое было, и парень решил орошать пол своей кровью, я продержалась от силы секунд тридцать и шваркнулась в обморок. Прекрасно. Идем на рекорд.

—Пять минут, Белова. Точно на роды скоро пойдем. А там и на операцию, будущий ты наш хирург Белова…

Будущий хирург с острой гемофобией. Хочется рыдать в голос, но вместо этого я пью чай и жую шоколад вместе со слезами, что льются по щекам и оседают на губах.

БОГДАН

Очередное задание, которое я надеялся сделать своим выдающимся по причине «коллабы» с дядей, оборачивается для меня пулевым в грудь. Так близко к сердцу, что даже смешно немного. Вот и ржу всю дорогу до больнички сразу после того, как наш док оказал первую помощь.

—Тень, ну ты везунчик. Сердцееда чуть без сердца не оставили, — Шишка лыбится, но натянуто. Я-то уж в курсах, что бывает, когда он паникует. Сейчас точно паникует…А мне все по шарику, наверное, потому что я Богом Данный, я так просто из этой жизни не уйду. Не зря же меня сюда отправили.

Все поражались, как такого оболтуса взяли в серьезное подразделение. Многие уверенно вешали медали на шею Исаеву Семену Николаевичу из управления по борьбе с наркотиками. Не спорю, его заслуга тут тоже была, кто ж как не он орал на меня благим матом вместе с «Упал-отжался, Исаев», «Не вижу воодушевления на твоем лице, где счастье? Всего соточка!», «Тебе втащить, что ли?». Он мне вместо бати, которого у меня не было. Я ж Богом данный.

Глава 2

ГЛАВА 2

ЯНА

Любовь Ивановна находит меня в конце дня и легонько трепет за щечку, это бессменный ритуал с тех пор, как она впервые пришла к нам с родителями в гости. Все потому что она — мамина наставница, и в свое время именно она помогла ей на подобной практике в больнице, но не в этой. Я, как и мама, хочу идти с низов, конечно, но меня сюда направил мой куратор по другой причине…

—Белова, ты не станешь доктором никогда, — грубо рубанул словами Михаил Зиновьевич. Я прикусила губу и заставила себя придушить рыдания.

—Почему? — спросила, как будто совсем не понимала причин. Разумеется, понимала.

—Ты сейчас издеваешься надо мной? Потому что ты даже при виде фото, где есть кровь, норовишь упасть в обморок. Ты себе это как представляешь? Я буду давить на то, чтобы тебя исключили. И мне плевать, кто твой отец…

Говорил бы он так, будь мой отец в курсе того, куда я пошла? Не думаю, потому что мой отец бы в труху его стер, и никто бы ничего не сказал. Он за меня готов убивать любого, кто даже посмеет косо взглянуть.

Я долгожданная и любимая дочка, и об этом знают все. Но я никогда не пользовалась этим, потому что так же сильно любила отца бескорыстно и по-настоящему без привязки к его статусу и деньгам. Да я даже пошла работать, лишь бы почувствовать толику самостоятельности.

Мне машину купили попроще, хоть могли взять С-класса, и каталась бы я с телохранителем. Нет, я настояла на том, что сама и попроще. Зачем убивать первую машину в угоду статусу? Поступила везде я тоже сама, могла бы во второй раз на бюджете отучиться, так и сделала бы, но увы…закон один для всех.

—Без вариантов? — остановившись, я смотрела на исполинскую фигуру своего куратора. Он так же резко остановился и медленно повернулся в мою сторону. Осмотрел внимательно.

—Будешь воевать? В глазах пылает пламя. Это у вас семейное, да? Выгрызать свое?

Я не знала, как к этому отнестись, либо как к оскорблению, либо как как похвале. За то время, что я была знакома с этим человеком, мне никак не удавалось прочитать однозначный приговор в любых его словах. Они все словно качались то в одну сторону, то в другую. Удивительно бесячая особенность.

—Меня папа учил руки не опускать, а я папина дочка, — бросаю сухое в ответ, на что глаза куратора точечно впиваются в мое лицо.

—Даю тебе месяц на то, чтобы побороть свой страх. В военном госпитале. Будешь делать все, что тебе скажут. У меня там есть свой человек…Если за месяц ты по-прежнему будешь падать в обморок при виде гнойных и кровавых ран, ты вылетишь из меда как пробка из-под шампанского.

Я стояла словно обухом приглушенная. В военном госпитале работала подруга моей мамы.

—Янчик, значит так, Зиновьевичу я ничего не скажу о сегодняшнем феерическом отключении.

—Вы и про прошлый прикол не рассказали. Но может надо. Путь будет честно. У меня был прогресс, не сразу же отключилась, — я откидываюсь на мягкий диван в сестринской и смотрю в потолок. Меня все еще немного мутит, но уйти домой отдыхать после внезапного акта донорства я отказалась.

—Ты давай поменьше тут мне указывай, что и как делать, мэрская дочурка. Я тебя люблю и обожаю, но вопрос все-таки стоит ребром. Ты когда своим правду-то скажешь? И чего ты уперлась рогом? — она достает журнал регистрации больных и что-то вписывает туда, не прекращая периодически поглядывать на меня подозрительным взглядом.

—Уперлась, потому что я могу все завалить, а я хочу прийти к ним под щитом, а не на нем…

—Да гляньте вы на эту высокопарную перфекционистку! Деньги на учебу где взяла?

—Заработала летом, секретарем у зама отца работала. Эта женщина мне всю кровушку высосала, так что чудом удалось сегодня собрать бойцу, — пытаюсь даже пошутить, но выходит так себе. —Плачу по семестрам. Даже если все завалю, деньги не будут потрачены зря.

Мы сидим и болтаем. Сегодня я точно приду домой очень поздно. Дежурств у меня нет, числюсь я обычной санитаркой, она же нянечка, она же уборщица, но по факту я тут точно прохожу ускоренный курс «Медсестринства», благодаря моей упорной наставнице.

Она учит меня делать уколы, ставить капельницы, и многое-многое другое. Пусть все это я давно умею, благодаря матери, но сложные случаи никто не отменял. Да и прогресс на лицо, наверное. Уколы и капельницы проходят ровно…Пары с утра, практика после них до самого позднего вечера…

—Ясно, как я и говорила уже, я тебя не сдам. НО я настоятельно рекомендую побыстрее сознаться. Тебя не отругают уж точно, наоборот поддержат. Мать вообще особо загонялась, что у тебя с медом не склеилось из-за твоей маленькой проблемы. Представляешь, как Манюня обрадуется? А уж отец и без того готов целовать тебе пятки, так что смысла скрываться не вижу.

—Расскажу, — коротко отвечаю и дую губы, сама же в уме прикидываю, что мои страхи беспочвенны. Надуманы на ровном месте, во мне никто не разочаруется, да и первое образование я не бросаю. Как буду совмещать — пока не ясно, но там ведь остался бюджет и в принципе по кошельку бить не будет. Две сессии в год по три недели, так-то немного.

Но все равно мне так страшно отца огорчить, от этой мысли очень грустно становится. Он у меня такой идеальный, а я вот такая…сплошные несовершенства, хоть умница.

—Значит так. Исаев теперь твоя зона ответственности. Надо будет обрабатывать его раны, следить и в целом ты его спасла, теперь это ярмо твое. Тяни до конца! — мне падает на руки список назначений, и я коротко выдыхаю. Первый больной. Надеюсь, я не потеряю сознание при нем.

—Военный, да?

—Да, и ему двадцать пять. От такого рожать и рожать, пойди посмотри в пятой палате.

Я смущенно улыбаюсь и опускаю взгляд. Рожать и рожать?

—А что? Не вечно тебе только отца своего любить, пора и на мальчиков смотреть. А то ты глянь на Белова. Жадюга какая! Родил красотку и запер в замке, еще и угрожает любому, кто только попытается заглянуть в окошко.

Глава 3

ГЛАВА 3

ИСАЕВ

Весь день ко мне кто-то заходит, кто-то звонит, кто-то назойливо напоминает о себе, а я только и делаю, что в ожидании сижу и вечно разочаровываюсь, когда в палату заходит не Кудряшка Яна. Аж во рту пересыхает, стоит только вспомнить ее.

Никогда таких не видел. Вот вообще никогда. Боль в грудной клетке да в глазе мешает мыслить, но я все равно выхожу на дорожку размышлений о ней. Врачи без остановки говорят, что мне надо будет полежать, понаблюдаться. Если бы мне раньше сказали, что я не захочу из больнички выходить, я бы заржал в голосину. Но сейчас я готов тут прописаться, только чтобы поближе узнать Яночку.

Я больницы на дух не переношу, для меня спорт и моя служба — это самое главное, и такие царапины вроде как даже серьезными не считаю. Раньше что ни случись, до последнего тянул, мать дома лечила.

А синяки и подбитые глаза у меня вообще нормальная тема была, каждый раз после сборов приходил разукрашенный. В целом, это моя стабильная ситуация, которая в этот раз немного вышла из-под контроля…

Когда в палату заходит взрослая и грозная женщина, я вообще в осадок выпадаю. Да какого хера? Где Облачко? Сжав челюсть, лежу и помалкиваю, испытывая ни с чем не сравнимый гнев. Задолбало! Полдня сижу жду, сколько ждать еще? Нормально вообще?

—О, Исаев, ну выглядишь получше, конечно, — она проходит, приносит какие-то лекарства. Да куда ж столько? Мне уже лучше, я почти готов бегать. Завтра буду готов и пойду на пробежку. Вот так и имел я всех в виду.

—Здрасти…— посматриваю на бейдж и читаю «Любовь Ивановна, старшая сестра».— Любовь, спасет мир, Ивановна, — на лице отображается лениво-соблазнительная улыбка. —Скажите, пожалуйста, а Яну сегодня ждать?

Старшая медсестра переводит на меня подозрительный взгляд, и сама расплывается в улыбке Гринча. А потом достает ручку, что-то помечает в бумагах и кладет их на тумбочку.

—Ах ты ж подлиза, оказывается. Что, понравилась твоя спасительница? — она упирается бедром в столик и складывает руки замком перед собой.

Спасительница? В смысле? И пока я пытаюсь собрать мозги до кучи, эта прекрасная женщина в белом помогает мне. Хвала небесам!

—Четвертая отрицательная. Поделилась с тобой наша Яночка, теперь ты вон какой румяный персик, — ухмыляется, пока я перевариваю.

Кровью поделилась, значит. Вау. Это, блять, мне сейчас сносит башку окончательно. Я прикидываю уйму вариантов, как бы ее отблагодарить, но все они упираются в то, что я лежу тут овощем и принимаю капельницы, будь они неладны!

По вене вместе с особым трепетом от того, что теперь у меня внутри частичка Кудрявого облачка, пускается еще и странная злость на собственное бессилие. Да все, подлатали и ладно! Хер ли мне тут лежать? Сколько можно? Глотаю поглубже воздух и сразу хмурюсь…Ну да…вот столько, пока не пройдет, наверное. Да посрать!

Особое волнение локализируется внизу, ударяя импульсы возбуждения совсем не туда, куда сейчас очень надо. А надо в мозг! Он у меня вообще раскалывается. В голове же одна Яна стоп-кадрами гуляет, мелькает и мелькает, аж все кружится.

—Воу, боец, ты там полегче, а то я не готова увидеть картинки 18+ в палате военного госпиталя.

Она выразительно указывает на мой пах, и я улыбаюсь шире. Да, немного увлекся, да с кем не бывает?

—Утренняя эрекция!— рапортую без тени смущения, мне за мой стояк должно быть стыдно только в бане с мужиками, а в остальном гордиться чем есть всегда.

—В обед! Начну думать, что на меня…

—Вы прекрасны, спору нет, а когда Яна зайдет?

Любовь Ивановна закатывает глаза и бросает беглый взгляд на меня, а потом на часы, что-то прикидывает в голове и уверенно заявляет:

—У Яны пары, она только к трем тут будет. Не вздумай вести себя с ней как озабоченный солдафон. Она дочь мэра, нежная и воспитанная девочка. И если хоть что-то пойдет не так, я мало того, что сама с тобой разберусь, а потом еще и ее папка подключится. Будет больно и запомнишь на всю жизнь. Больше никаких утренних эрекций не будет. Нечему будет подниматься.

Порыв предупреждения ударяется в лицо немыслимой бурей эмоций, искрящих как замкнутая проводка. Дочь мэра…Красивая у мэра дочь, я о нем не так много знал, но видел, конечно, да имел представление, что мужик хороший. А судя по Яне, он вообще охуенный человек. Надо бы руку пожать и сказать «так держать, мужик, постарался от души».

Хочу себе.

Дочь Мэра.

Нежное Кудрявое Облачко…

—Херня вопрос.

—Вот это по-нашему, дерзай, боец. Но напоминаю, что выиграть сражение…

—Не значит выиграть войну, — повторяю, глядя ей в лицо.
Хорошая тетка, поможет. Наверное. Ну или на крайняк оторвет мне яйца…

ЯНА

Я просыпаюсь со стойким ощущением усталости. Она не прекращает меня преследовать вот уже несколько месяцев. Если сначала я пила всякие стимуляторы внимания, то сейчас просто забила и пью кофе. В таких объемах кофеин, естественно, вреден, и как доктор я это понимаю прекрасно, но вот как уставший студент…нет. И вот я сижу пью кофе за завтраком, вспоминая все те жуткие рекламы, обещающие заряд бодрости на весь день. Где он, заряд?

Мама хлопочет на кухне, пока я вожу вилкой по омлету. Как-то нет аппетита, у меня сегодня практическое в морге, какое уж тут веселье. Это только называется так грозно, но по факту, нас просто готовят к мертвым. Это нормально, и крови там не будет. Вскрывать при нас не обещали, а лекцию провести —да.

Мутит так, что хочется зашить себе рот, но вместо этого я откладываю вилку и начинаю пить кофе ровно в тот момент, когда на кухню заходит отец.

В идеальном костюме, как и всегда, как и положено мэру. Возраст его сделал суровее, но я бы в жизни не позволила себе сказать об отце — старый, для меня он вне возраста и застыл в том, где я каталась на нем как на пони.

Глава 4

ГЛАВА 4

ЯНА

Залетаю в госпиталь так, словно за мной несется разъяренный буйвол. Все равно ведь опоздала, чего уже бежать? Но неприятно, конечно, еще и какой-то умник припарковался на два места, мне с моим «Купером» негде было приткнуться. Бесят такие люди, хоть я по натуре человек спокойный.

—Ты чего как на пожар летишь? — Любовь Ивановна перекладывает бумаги и явно что-то пытается найти.

Выдохнув, упираюсь руками в стойку, пытаясь выровнять сердцебиение.

—Ну так опаздываю же…— непонимающе хмурюсь, пристально всматриваясь в лицо своей наставницы.

—Ой да прямо, что тут тебя разделают как свинью за это? — она поднимает игривый взгляд и улыбается, а потом протягивает мне листок. —Твой список дел на сегодня. Обработать раны Исаеву, сменить повязки, проверить или пьет таблетки, потому что, мне кажется, он клал на нашу отечественную медицину. Ну а потом ко мне дуй, пойдем в интенсивную. Буду гонять тебя по реанимации как Сидорову козу…

Помимо того, что при упоминании Исаева, мое сердце немного сбивает свой ритм, еще и руки слегка дрожат, по ним уверенно проходится странное одурманивающее ощущения морозной свежести.

Я все еще помню, какими взглядами он меня одаривал, да что там…я забыть этого не смогу точно. Такое не забывается… Ощущая, как коленки все-таки дрожат, я совершенно точно не думаю сейчас о том, что мне придётся контактировать с его кровью.

Там все свежее…и что? И ЧТО? Я как это переживу? С чего вдруг сразу саму на такие мероприятия пускать?

В затуманенный ненужными мыслями о совершенно незнакомом парне мозг приходит мысль о том, что я могу не справиться. Да и как сама?

Как? Шлепнуться при нем в обморок, чтобы он подумал обо мне невесть что? Или засмеял? Вот только он точно не будет смеяться…он нет, а так как вставать Исаеву еще нельзя, лежать мне, пока его крики кто не услышит. Не будет же он меня откачивать, в самом деле?

Или будет? Искусственное дыхание рот в рот?

Я поднимаю немного взволнованный взгляд на Любовь Ивановну, но в ней сейчас так ярко сверкает абсолютная уверенность, что я не сразу решаюсь спросить. Мнусь. И набрав полные легкие, с трудом выдаю:

—Сама?

Женщина изгибает бровь в немом вопросе и только кивает. Ясно. Помощи ждать мне будет не от кого. То есть сама, да? С ним…сама.

Дыхание перехватывает…Не только из-за крови. Разумеется, он просто весь такой. Просто ух. Я даже словами выразить не могу. Но очень наглый! Я к такому не привыкла, в моем окружении ко мне относились всегда иначе, а тут нахрапом. Может он и хороший парень, но такие вот агрессивные оказания внимания немного будоражат душу и сознание, заставляют краснеть.

Приятно, безусловно. В душе что-то тепло-тепло разливается и так укрывает мягко….

Я выросла на сказках, и вижу маму с папой. Мне хочется вот так, чтобы было по-настоящему, а не пошло-грязно. Может мне только показалось, но Исаев — это именно про пошло и грязно. Думается мне, что там такой список подружек, что мне быть точно после двадцатой.

Хочу ли я этого? Нет! Я хочу быть единственной, но такие вот…с кошачьими глазами и развязной улыбкой не бывают постоянными, увы. А он еще и военный. Накаченный. Сильный. И такой большой.

От этого даже как-то грустно, потому что Исаев очень красивый и кажется таким теплым. Солнышко. Эх.

—А если я того? — предпринимаю последнюю попытку, но моя наставница непоколебимая скала.

—Не боись, он уж точно в случае чего откачает…— смеется она, а душа в пятки уходит у меня. Рваными движениями беру в руки лист назначений, но не вижу ни слова на нем, паника подгоняет в спину. Первым делом шагаю в ординаторскую и переодеваюсь.

Волосы решаю завязать в хвост, с ним мне так сложно сладить…Еще некоторое время после этого стою изваянием и смотрю в зеркало на свой то пунцовый вид, то слегка бледный, то и вовсе синюшный. Это же не открытая рана! Там просто сукровица от силы. Наверное. А если нет? Вроде как глубокая была…или что? Или как?

Рука продолжает теребить воротничок блузки, а ноги медленно разворачивают скованное спазмирующими мышцами тело в сторону выхода. Да, надо идти.

В сестринской беру все необходимое, но эти колбочки наводят на меня больше паники, чем до этого мысли. Просто вата, просто бинт. Пока белоснежные, но совсем скоро они точно будут не такими…они окрасятся в бардовый, возможно, в алый.

Когда я захожу в палату, моя челюсть падает на пол фигурально выражаясь. Просто потому что Исаев стоит в одних трусах спиной ко мне. Практически голый.

Мой взгляду стекает от накаченной спины до узковатой талии, немного задерживается на обтягивающих боксерах и стекает по широким ногам. Боже.

А потом он поворачивается ко мне и машет рукой, решая подойди вот прямо…так!

Я честно пытаюсь не смотреть, вернее, смотреть только на лицо, но как?! Как? А так много кубиков — это нормально, да? Ощущая, как мои щеки начинают краснеть, я бы даже сказала, багроветь, я едва ли держу в руках подставку с лекарствами.

Руки вибрируют не то от паники, не то от восторга, полностью захватившего тело. Я все-таки неосознанно опускаю взгляд ниже и напарываюсь на то, что вообще не должно быть объектом моего внимания.

Моментально бросает в еще больший жар, и вдруг возникает ощущение собственной неполноценности, раз я так внимательно и скрупулёзно изучаю собственного больного. Ненормальная же реакций, ЯНА! Очнись!

По щелчку поднимаю взгляд и впиваюсь в литую грудь, покрытую синяками и ссадинами, но от этого она не перестает быть…привлекательной. Ах еж ты матрешты! Ну, конечно, он накаченный, он ведь военный! Да еще и группа захвата, как я поняла.

По новостям, конечно, никто ничего не оглашал, но подобные травмы точно случатся только в подобных случаях. Я с братом пересмотрела столько сериалов на военную тематику, что хоть немного в этом понимаю.

Глава 5

ГЛАВА 5

БОГДАН

Мне звонит взволнованная мама, сослуживцы, все обещают наведаться сегодня, но настроение сейчас не до трындобаса по телефону и не до встреч с мамой и пацанами, настроение выйти искать Облачко, даже если она где-то очень далеко.

Как же быстро можно стать зависимым от человека, толком даже не общаясь с ним, а так…разок-другой увидеть. Но она же просто АААА, АААА, АААА, кричать и кричать от восторга. Смотрю когда на нее, мозги стекают в трусы, и там всегда центр тяжести и центр принятия решений.

Каждый стук в дверь, звук шагов по коридору, привлекают мое ненормальное внимание. И кажется, что вот сейчас откроется дверь, и я вижу такой цепляющий нутро взрыв на макаронной фабрике. Каждый раз мимо!

Я жду ее целый день, и когда мое терпение слетает нахер в зловонную яму, я со злости и по чистой случайности выливаю на себя сок, и теперь обтекаю. Буквально и фигурально, кстати.

Ну ебана вошь, что с этим делать? Встать с кровати сложно, но я мужественно это делаю, чертыхаясь каждые три секунды. ПОТОМУ ЧТО БОЛЬНО, это же капздец как больно. Сжав зубы, с трудом стягиваю с себя майку, спортивки тоже намокли, их стянуть проще, с футболкой приходится помахаться.

Сложные ухищрения становятся причиной адской боли по телу в местах особых повреждений. Еще чертова трубка бесит, и катетер этот долбанный мешает движениям.

Когда я стою голенький в своей палате, начинаю лыбиться. Вот бы Облачко сейчас пришла. Я ведь знаю, как на девушек влияю, может мне этот чистейший восторг лично от Яночки добавит пару плюсов и скорее приблизит неминуемый расклад, где я заполучаю такую сладкую девочку. Просто так, что ли, в зале каждый день торчу после работы? Ей понравится.

Да всем нравится! Даже мужики на работе мне одобрение бросают, мол, форма —зачет. Я в курсе, что зачет. Для такого зачета нужна была пиздячка и не на протяжении месяца-двух, а пары лет.

Вселенная явно меня слышит, потому что дверь отворяется ровно в тот момент, как размышляю «че напялить». Даже стоя спиной к двери, я знаю, кто заходит. А стоит обернуться, так желание снять еще и трусы мигает в голове красной лампочкой, ну чтоб уже наверняка.

Мне все равно туда сейчас импульсами кровь со всего тела приливает. Натирать будет. Нахер оно мне надо? Я своего Бодю-младшего нежно люблю, мы с ним двадцать пять лет неразлучны и душа в душу живем.

Яночка краснеет и утекает взглядом куда нужно. Ну, малыш, я не укушу, ты можешь даже потрогать. Мне начинает казаться, что мой младший брат сейчас чувствует ее взгляд совсем так же, как чувствовал бы прикосновение пальчиков.

Да ты все вообще можешь, Яночка, бери и делай че хочешь со мной, Облачко!

Она так пытается казаться строгой, что я почти ей верю, своей грозовой тучке. Почти верю и с особым восторгом рассматриваю ее надутые от негодования губы, на строго сдвинутые брови и искрящий взгляд, припорошенный паникой. Не бойся, тебе понравится…

У самого внутри все переворачивается, и настроение сразу отличное, просто зашибезное. Бью себя мысленно по рукам, чтоб не прижать пушистый одуванчик к себе, пока ее дрожащие пальчики что-то настойчиво вскрывают, переворачивают.

Видно, что очень пытается все сделать правильно, а еще почему-то сильно переживает. Ну делов-то! Даже если она мне не то намажет, я против не буду. Вообще не буду против, ты только прикоснись ко мне и буду шипеть, ПШШШ, кипящий чайник.

Ледяные пальчики ложатся мне на живот, я и верещу от струящегося по телу восторга и холода.

—Облачко, да ты сказала бы, я бы оторвал быстрее, ай, ощущения, словно я на вашу эту штуку, хугаринк, или как оно там зовется…приперся!

Ну чего ж такие холодные, малыш? Не зима же на улице. Умещаю льдинки в свою ладонь и вожу-вожу, чтобы согреть. Приятно что капец, так бы и лежал весь день, если бы ее руки были на мне. Желательно, разумеется, не только руки.

Когда атмосфера начинает плавно коситься в рабочую, я немного с грустинкой смотрю на бледнеющее личико, но терплю. Пока Яна не падает в обморок, вот здесь мое самообладание идет в задницу.

Она просто стояла и тут же упала почти что плашмя, стараясь удержаться руками за меня, за ту ногу, что стоило бы обработать. Боль настойчиво маячит перед глазами, но мне титаническим усилием удается не дать малышке грохнуться на кафельный пол.

Блять. Это че такое было только что? Перекинув Яну на себя, начинаю легонько бить ее по щекам. Дышит. Слабое дыхание обжигает мою шею, и по телу скачут мурашки вместе с паникой.

Ска. Вместе с Яной встаю, наплевав на все запреты врачей, и осторожно укладываю ее в горизонтальном положении на кровать. Пальцы быстро расстегивают верхние пуговицы рубашки, освобождая шею. А затем я приподнимаю ее ноги выше уровня головы и жду, нетерпеливо посматривая на часы.

Паника лупит в спину каленым железом, но я все-таки не мамкин поця. Лучший способ привести кого-то в чувства из всех —этот. По спине скатывается пот, а грудина и бедро ноют слишком очевидно, чтобы не заметить и не ощутить что-то, что катится по ноге. Все-таки она повредила рану, но похуй сейчас. Вот от души душевно похуй.

Спустя самую долгую минуту в моей жизни Яна открывает глаза и, по расширившимся зрачкам, что в ужасе смотрят на расползающееся пятно на моей ноге, я понимаю что …блять…

—Ты крови боишься? — рука скатывается вслед за живительной жидкостью, стирая ее, насколько это вообще возможно сделать, незаметно.

Яна дышит глубоко и переводит взгляд на потолок.

А я, не моргая смотрю на хорошую троечку и соблазнительную ложбинку, открывающуюся из-за расстегнутой блузки. Прямо мне в лоб лупит это все, на сетчатке выжигается картина маслом. Как я сразу не заметил? М? Вот мне бы еще потрогать сейчас…легче станет сразу, клянусь!

Малышка дергается и начинает…плакать, а у меня совесть по швам расходится, потому что…, а чего мне так неприятно смотреть на эти полные слез глаза? В ее аппетитную и пухлую грудь взгляд больше не уплывает, я себе запрещаю, вешая амбарный замок на лини подбородка. Все. Ниже никак. Подбородок — крайняя точка.

Глава 6

ГЛАВА 6

ЯНА

Позорно упасть в обморок перед своим больным при виде крови — это плохо, но еще хуже, что он тебя откачал самостоятельно, а потом и сам обработал те раны, что ты должна была обработать.

И зачем ему медработник? Если он настолько профессионально делает все, что касается его здоровья? Я слышала о том, что все военные достаточно осведомлены в вопросах первой помощи, но не думала, что увижу живой пример.

На лицо ярчайший представитель таких умников, делающих перевязку совсем как хирург-травматолог.

В разы лучше, чем это делаю я. Но и фобий у него точно нет.

Мне кажется, такой человек как Богдан Исаев вообще ничего и никого не боится. Отчаянная смелость? Глупость? Без понятия, но передо мной, несмотря на все, что случилось и продолжает происходить, абсолютно уверенный и спокойный человек. Он и не собирался никого звать, да? Слишком уверенный в себе потому что...

Я посыпаю голову пеплом, когда слышу от Исаева:

—В карман не положишь…Целуй давай.

И взгляд совершенно не шуточный.

Если вся фигура, включая физиономию клоуна, кричит о юморе, то глаза остаются серьезны. Он меня пытается закадрить? Да, наверное, пытается, и может даже считает, что у него неплохо получается.

Оно правда, конечно, но я слишком хорошо понимаю его истинные намерения, чтобы вот так прыгать в омут с головой. Меня папа учил, мама учила, что с такими вот связываться точно нельзя. Пусть и парень он хороший, это видно...

Но он красивый и любит женское внимание не только от одной девушки. Это тоже видно по той манере, как он рисуется, как говорит, как ведет себя. Не в первый раз и не в последний. Немного грустно, потому что...он и правда по всем параметрам очень хорош, даже слишком.

—Ладно, не спешим. Облачко, ты мне нравишься, очень-очень нравишься, — он улыбается улыбкой Чеширского кота, поигрывая широкими бровями.

Конечно, мой пульс сбивается, а давление явно скачет куда-то ввысь. Да и немыслимо жарко становится, отчего блузка прилипает к спине. Рядом с Исаевым температура словно специально растет, он как обогреватель или...личное солнышко. Не мое.

Богдан так этого говорит...прямо в лоб. Ну никаких намеков, как танк прет.

Приятно до мурашек по коже, и так тепло-тепло. Печально только, что все не постоянное. Еще и смотрит Исаев взглядом, способным раздеть догола. Мне перманентно неловко рядом с ним, потому что кажется, будто бы я без одежды перед ним стою, а он с внимательностью маньяка рассматривает каждый сантиметр.

Впитывает в себя.

Молчу, неловко улыбаясь, ведь мне все же не положены отношения с больными и даже намеки на подобные отношения.

Это в высшей степени непрофессионально, неправильно и даже немного грязно. Если, конечно, отбросить блядский флер Богдана Исаева и на секунду представить себе другую ситуацию, где я не бегу от него со всех ног...Где позволяю ему за собой ухаживать. И где об этом узнают хоть где-то.

—Вы мой больной, Исаев, — резкий переход на “вы” слегка сбивает уверенную ухмылку парня, но еще это его довольно сильно злит, потому что желваки проступают сильнее, и кадык дергается. Наверное, ему очень давно никто не отказывал, а может и вообще не отказывал.

Я почти уверена, что и мышцы по всему телу у него сейчас заиграли, но мой взгляд давно впивается в собственные дрожащие от пережитого руки.

Потому что осматривать больного с интересом — это тоже очень далеко от профессионализма. Пусть я еще не доктор, и даже не факт, что стану им, вести себя как он обязана.

—Ну так мы ж не в психушке встретились. Чего сразу больной-то? Больной я буду еще пару дней, а потом я очень здоровым стану.

Здоровым, сильным и крайне наглым, — в голосе сквозят нотки раздражения, смешанного с юмором. Он умело играет эмоциями, перебирает и комбинирует. Может, была бы его воля, он сейчас бы уже сказал, что не нуждается в лечении и начал бы то, о чем думает в данный момент. О чем бы Исаев ни думал.

—Недель, — поправляю его и поднимаю на парня серьезный взгляд. Он прикусывает губу и довольно отвечает:

—Ауч. На несколько недель дольше с тобой — это считай, что в рай попал. Комбо. Сколько возможностей будет...

Искренне смеюсь, представляя, что это его заявление не просто обещание, а констатация факта о том, какие сложные недели мне предстоят. Но я не про секс и вожделение, я про любовь.

Мне может нравиться человек, но, если он неподходящий, я не влюблюсь. Никогда не влюблюсь в блядуна.

Я так все это описываю сейчас, словно хоть раз в жизни влюблялась. Нет, конечно. Единственным и самым главным мужчиной в моем сердце всегда был и есть отец.

И еще мои братья, родные и не очень. А потому, улыбаясь на наглое обещание Исаева, я медленно встаю и, удостоверившись, что наш вояка все сделал так, как надо, выхожу.

—Я буду сражаться, Яна. Просто готовься к тому, что я не торможу, — долетает мне в спину. Я дергаюсь, вместе со мной и поднос с грязными бинтами, предусмотрительно замотанными так, чтобы я не видела цвета, способного поставить меня на колени. —Я все сказал, Облачко. Жду тебя.

Он все сказал, Яна. Безапелляционно и дерзко. Вгоняя тебя в краску и безумный жар.

А ты? Все сказала ему?

Глава 7

ГЛАВА 7

БОГДАН

Она мне не верит, но я ей нравлюсь. Все остальное дело наживное.

Уверен в этом, как и в том, что завтра настанет новый день. Нравлюсь почему? Видно. По расширенным зрачкам, по румянцу и по дрожащим губам. У нее еще так забавно мурашки по телу скользят от моего голоса, особенно, если чет тупое кидаю ей, ну один из своих подкатов дровосека.

А пока…ну пока немного устроим осаду, изучим пути подхода, создадим несколько планов, проработанных от «А» до «Я».

Я хоть и деревянный в плане ухаживаний, немного чопорный, иногда как слон в посудной лавке, но вроде как понимаю, что девочкам надо (помимо, разумеется, карточки с ЗП).

Цветы, конфеты и все такое, но для Облачка очень хочу чего-то необычного. Блять, и че я ей необычного тут покажу, в четырех-то стенах? Ска! Разве что трусы снять, вот удивится.

И больше не зайдет ко мне. Эх.

Облачко девочка правильная, тут просто затащить в постель — не вариант, за такими ухаживать надо, поступки совершать необходимо. Там ведь очередь из мужиков как Мавзолей в свои лучшие годы. И тут приходит самая страшная мысль, клянусь вам.

А если у нее кто-то есть? С чего я вообще решил, что она свободна? Да у такой красотки точно кто-то должен был бы быть. Утилизируем! Кольца на пальце нет? Нет! Остальные, блять, подвинутся и нахер сходят. В окно, например, и сразу В СВОБОДНОЕ ПЛАВАНИЕ.

Мне самому надо. Это же Кудряшка, которая меня с ума сводит. Прикусив губу, иду искать свои штаны, бегло посматривая на стоящий член. Ясно. Надеюсь, она не заметила. Или надеюсь, что заметила.

Я еще не понимаю, на что мне надо надеяться. Но что похвалиться есть чем — однозначный факт.

—Младшенький, мне сейчас возбуждаться нельзя, понимаешь? С ней так нельзя! А дрочить мне больно, потому что двигаться неприятно. Совесть имей!

Дожились. С членом разговариваю, но мои уговоры ему до сраки, так что, с трудом натянув спортивки, выделенные мне по случаю «героического поступка» в количестве трех единиц, решаю приземлиться на кровать вот прямо так. Без майки. На нее сил нет.

Ну а еще у меня возникают мысли, что это очень понравится Облачку, когда она зайдет мне всучить вечерние таблетки. До приема осталось всего…—смотрю на часы и снова обтекаю — всего четыре сраных часа. Херня вопрос!

Насупившись, начинаю гипнотизировать висящие напротив меня часы. Стрелки ползут как всратые кони по полю. Ааааа.

В какой-то момент слышу блымкающий звук смарта и с ужасом понимаю: чтобы до него дотянуться, надо выкрутиться как змея. Пусть себе разрывается, мне сейчас не до него. В какой-то момент веки прикрываются, я сам не понимаю, че происходит, но тело накрывает «сонным» одеялом.

Просыпаюсь я от того, что дверь в мою палату с треском отворяется и грохается о стенку. Ну как залп снаряда, честное слово. Продираю глаза моментально, дергаясь от шума. А это мои парни заваливаются всей гурьбой с широчайшими лыбами на лице. Черт.

—Бодя, не вижу восторга на твоем фейсе! — Фрост залетает с шаром в виде пули, и я недовольно пялюсь на эту хреновину под потолком. Чувство юмора отключилось у него при рождении.

—Ой, мы принцессу разбудили, надо же…— Клим выкладывает на тумбу пакеты с жрачкой, наверняка половину мне нельзя, тут же СТОЛ номер пять, от которого я жрать хочу постоянно. Ну да хер с ним.

—Счастлив вас видеть, пацаны.

—Перевожу: идите нахер, — хрипло посмеивается Шишка, наш доктор. И я в ответ на это умное изречение поднимаю вверх большой палец. Вот спал бы себе и спал, может быть, мне голенькая Яночка бы приснилась…А так все обосрали. Всю малину растоптали.

Стульев в палате нет, и Мекс, Вал приземляют свои пятые точки на широком подоконнике, Клим садится на табуретку, а Шишка ко мне на кровать, всматриваясь в лицо. Это у него профдеформация.

Ходят слухи, что работа вне работы как-то связана с личным вопросом. Фрост упирается в стенку прямо у входа, стоя особняком.

—Нет, ну ты получше выглядишь, конечно.

Обнадеживающе, но я-то в курсах, что внутри так же плохо.

—Не дождетесь, чтобы плохо выглядел. Тут хоть бы форму не потерять.

—Ты в себя приди сначала, — коротко бросает мне Фрост, самый серьезный из нашей группы. Вообще нас подобрали практически по одному психотипу, и это в разы облегчает работу и нерабочее общение. Даже смурной Ник-Фрост идеально вписывается, потому что наши увлечения схожи, да и принципы по жизни совпадают.

Вот эти ребята — моя группа и моя вторая семья. Здесь каждый стоит один за одного намертво, что бы ни случилось. А с нами случалось разное, и никогда не было такого, чтобы хоть кто-то не вписался. Будь то личное, рабочее или нейтральное.

—Я бы хоть сегодня вышел, не пускают! — смеюсь с трудом, испытывая новую волну боли по телу.

—Да тебя пополам ломает, че тебе выписали? — док переводит взгляд на тумбочку, где у меня наложено макулатуры на все случаи жизни, а потом тянется туда и перебирает бумаги. Завидую, что он может так.

—Шо в рот сунут, то и пью.

—А обезбол? — в ответ на мой никакой ответ, Шишка едва ли не с ужасом на меня поглядывает. Ой, да ну что ты прикопался, а? Я лишние шары глотать не собираюсь.

—Док, ну ты загнул, он тут небось молоденьких медсестер еще шпили-вили, а ты ему обезбол. Тут защиту надо положить, ну чтоб наверняка, да? — Мекс приторно улыбается и подмигивает мне.

Эх, мне бы просто Облачко поцеловать, о шпили-вили я пока не смею просить, но мечтаю, конечно. Представляю. Рисую в воображении ярко-красочно. И сразу сникаю, потому что пока — недоступно. НО ХОЧЕТСЯ!

—Ты смотри как погрустнел, епт. Ну точно уже нашел себе кого-то в коротком халатике на голое тело. Да? Колись давай! Мы хотим подробности, —Вал чуть ли не прыгает на том несчастном подоконнике. Сейчас провалит к чертям, будет ремонтировать!

—Я вот не хочу слышать подробности, — Клим недовольно морщится, кривится и почти плюется.

Глава 8

ГЛАВА 8

ЯНА

Когда я, переборов себя как только могу, захожу в палату к Исаеву, мои глаза вываливаются из орбит буквально и фигурально.

Ведь там сразу столько людей…вернее каких-то двухметровых и максимально фигуристых молодых мужчин с ленивыми улыбками на лице и очень цепким взглядами. Они сидят кто где, но прямо сейчас все внимание приковывается ко мне…Ох.

Вот это да. Наверное, это его друзья или коллеги по работе (я без понятия, как они на самом деле друг друга называют).

Мало мне Исаева, да? Теперь вон сколько пар глаз влупляются в меня одновременно и не моргают даже. Честное слово, я на мгновение забываю даже, как дышать.

А потом нахожу пылающий взгляд Богдана, направленный точечно мне в лицо, отчего румянец буквально брызжет по коже алыми пятнами. Он так смотрит...только так, как может смотреть Исаев. Словно лапая...

—Вау…Чет мне тоже так плохо стало, наверное, надо с тобой полежать в одном отделении, Бодь.

Палата разрывается от утробного хохота, а у меня по спине плавно опускается капелька пота. Тут жарко как в бане. Наверное, это точно от вот таких вот тестостероновых…махин для убийств.

Замечаю тех, кто не улыбается: парень у стены и еще один на кровати у пациента. Они просто внимательно рассматривают меня без всякой пошлой подоплеки. Хочется от души за это поблагодарить.

Молодые, накаченные и очень уверенные в себе, это излучается ими достаточно ярко, настолько, что слепит. Вот только Исаев особой радостью не брызжет, он словно взбешен и очень сосредоточен. Также смотрит на меня, также не моргая. Просто чтобы добить мою нервную систему...

—А ну варежку прихлопнул, —Исаев резко вызверяется в сторону одного, а я вжимаю голову в шею. Нет, ну это слишком для меня.

Пылающие щеки заставляют меня смотреть в пол, в руках дрожат все коробочки с лекарствами, которые Исаеву надо принимать по часам. Да ну их, те таблетки, в самом деле. Потом зайду...

—Я попозже зайду, — из меня все-таки вырывается писклявое заявление.

Но в ответ слышится недовольный вздох. Коллективный, что ли? Я не очень рассматриваю всех присутствующих, просто потому что смущаюсь, но по ощущениям, там просто что-то невообразимое сейчас.

Несется на меня тестостероновая волна! Кажется, что я парней никогда не видела, но так много и таких — точно нет. Они словно из боевика с самым лучшим подбором.

И все равно мое сердце екает только на одного. Того, который таких, как я, точно имеет пачками каждую неделю. Взгляд так и манит...Ян, ну что ты в самом деле?

Ну красивый, ну мужественный, ну видно же, что блядло. Зачем тебе это? Прекрати. А не могу, сама уже замечаю, что слишком много о нем думаю, даже когда занимаюсь не связанными с Исаевым делами.

—Да что вы, красоточка! Куда попозже! Мы вам мешать не будем, — тот, кого до этого грубо прихлопнули словами, идет в мою сторону и расплывается в кошачьей улыбке, кланяется. И я снова бросаю беглый взгляд на всех присутствующих, затем впитываю реакцию Богдана.

Нехорошая реакция. Глаза превращаются в два бушующих пламени.

Ох.

—Ой, девушка, вы такая красивая. А давайте знакомиться? —второй высокий парень, практически наголо бритый, подходит ко мне чуть ли не впритык и протягивает руку. Я медленно обхожу его и иду к своему... «больному», держась стойко.

Они все тут такие? Ммм? Кошмар.

—Слыш, может ты тоже варежку свою завалишь? —Богдан опять делает выпад, медленно встает в полусидячем положении. Теперь мы с ним поравнялись ростом.

Я стою перед ним, уложив одной рукой коробки с таблетками на тумбу. Он, сидя ко мне, излучает странные вибрации, заставляющие меня дрожать. Нерушимая скала впивается в меня взглядом, а я лишь изредка поднимаю свой. Плывущий от смущения.

—Да хватит уже, ведете себя как быдло! На выход. ВСЕ, — звучит громкий и властный голос, принадлежавший парню у стены. Он среди всех тут самый угрюмый, смотрит так серьезно, может просто он тут босс?

И парни встают, как по приказу, выходят. Боятся его точно.

Остаемся только мы с Исаевым...Мои дрожащие руки и его...теплые, огненные даже, опускающиеся на маленькие ладошки, полностью обхватывая их. Я изо всех стараюсь не задохнуться и дышу так, словно пробежала марафон. Внутри что-то жжет.

—Облачко, тебя надо хватать и бежать куда подальше, чтобы никто не увидел и не посмел тронуть.

Богдан так запредельно зло это произносит, что волосы на затылке медленно встают дыбом. Зло и одновременно одержимо.

А потом просто берет и тянет мои руки на себя, умещая мою дрожащую фигуру между своих ног. Кожа опаляется прикосновением к высоковольтной линии, разнося по телу слабые импульсы. Пальцы дрожат.

Разве это нормальная реакция на прикосновение незнакомца? Пусть даже мы и не совсем незнакомцы, по крайней мере, в нем теперь течет моя кровь.

Почему от осознания этого простого факта тело захватывает трепет, пронзая кожу иголочками?

Он для меня —Слишком.

Слишком-слишком.

Но сил оттолкнуть сейчас нет.

БОГДАН

Меня бесит, как на нее смотрят мои парни, и я как бы понимаю, что по факту у меня должно быть ноль претензий. Сначала надо заявлять права и показывать, кто тут папочка, а потом уже пиздить за косые взгляды.

Но что поделать, если заявить-то ей я заявил, но требовать что-то пока не могу. Смотрю на ее смущенное личико и обтекаю, потому что сейчас бы ляпнуть что-то такое, чтобы все поняли, а я молчу, взглядом ее сжираю.

Внутри все полыхает, а в штанах и подавно вечный пожар. Парни может и вопрос зададут, какого хера, блять?

Действительно! Со стороны смотрится совсем не по-пацански! Но что поделать, если я смотрю на Яночку и хочу. УУУ пока что вою на Луну. Мысленно отвесив себе парочку оплеух, стекаю взглядом по ее верхним девяноста, хотя я уверен, что там все девяносто пять, ух.

Глава 9

ГЛАВА 9

ЯНОЧКА

Боже мой. Боже мой. Я вылетаю из палаты как ошпаренная, врезаясь в очередную высоченную скалу на полном ходу. Бегло прошу прощения и несусь вперед, ощущая на себе заинтересованные взгляды.

Он меня поцеловал, поцеловал, вот так взял и поцеловал.

Самым наглым образом из всех! Мурашки по коже продолжают скакать, а внутри все переворачиваться, стоит мне только подумать об этом. Исаев такой…настойчивый и такой нежно-грубый.

Вот прямо именно так это стоит описать, потому что едва ощутимые поглаживания нисколько не клеятся с тем, как он меня прижал к себе и грубо впился в губы, лишая возможности даже вздохнуть.

Вот только ты ничуть не дала отпор сначала. Я растерялась…боже, меня словно в кипящий чан опустили, и я расплавилась там до состояния бесформенной вязкой жидкости. Сердце стучит так сильно, что я с силой прикладываю ладошку к нему и останавливаюсь в фойе, вдыхая знакомый запах хлорки. Вечерняя уборка…

Тут-тук-тук. Скачущее сердцебиение оглушает и дезориентирует. Надо же, никогда такого не испытывала. И не то, чтобы меня не целовали…Конечно, дело было, в школе я даже влюблялась в своего, как на тот момент мне казалось, друга. Безответно, разумеется, но я это давно пережила, а на радость отцу даже безболезненно.

Просто было и прошло, как насморк.

Но даже тогда, четко осознавая, что это все и правда влюбленность, такой реакции не было. Кошмар. А сейчас что? Он меня оглушает собой, буквально пригвождая к стене безумным напором.

—Белова, ты чего? — наш хирург, он же светила всей больницы, области и может даже страны Хладнов, заприметив меня, шустро подходит ко мне и слегка наклоняется, у нас ведь разница в росте ого-го.

—Да все хорошо, просто что-то…

—Что-то заездили тебя, Белова. Бедова ты наша, садись, — сажает меня и начинает пульс проверять. Да что его проверять…с конца коридора слышно, как меня плющит.

—Может мне тебя кардиологу показать, а? — посмеиваясь, спрашивает он, а я прикрываю глаза, отрицательно качая головой.

—Сейчас посижу и пойду.

—Домой, Белова, только домой и пойдешь, потому что ты явно решила тут остаться не только, как работник, но и как пациент.

Я киваю, откидываясь на табурете, всматриваясь в потолок. Хладнов уходит на срочный вызов, а я так и смотрю в потолок. Пока не слышу шаги по коридору, затем передо мной вырастает фигура. От неожиданности аж подскакиваю…

Тот парень, который шутил со мной в палате, сейчас стоит прямо передо мной и внимательно рассматривает сверху вниз, затем садится рядом и тихо говорит:

—Яночка, вы меня извините. Вы мне очень понравились, и я вот такой наглый в вопросах завоевания. Мне уже Бодя все пояснил, так что еще раз прошу прощения. Каюсь, был неправ.

Смотрит на меня с легкой смешинкой в глазах и растянутой ленивой улыбкой на губах. Какое уж тут «каюсь»? На лбу написано, что ему не стыдно.

—Да все хорошо, — тушуясь, опускаю взгляд. Но парень на меня все еще смотрит.

—Я Макс, кстати. Если вдруг он накосячит, я не стану, точно…— уже более низким голосом продолжает, а я нервно смеюсь. —Но вообще он парень хороший. Может даже получше меня будет, только я тебе не говорил этого. У меня, епт, интерес все равно не пропал так-то, девочка Яна.

Уже смеется более открыто и встает.

—Ну я пошел, пока мне не оторвали мои тестикулы, — он говорит с таким серьезным выражением лица, что мне становится еще смешнее. Тестикулы? Ты откуда такие слова знаешь, мальчик?

Остаток дня проходит более-менее спокойно, если не принимать во внимание тот факт, что я по-прежнему вспоминаю Богдана, его губы, касания, и теряюсь, роняя все то, что было в руках. К нему больше не захожу, не могу себя собрать до кучи, чтобы решиться на такой шаг. Но ведь надо бы зайти?

Скашиваю взгляд на наручные часы, и с горечью понимаю, что осталось всего полчаса нахождения в больнице.

—Белова, ты Исаеву перевязки чего не сделала? — грозно звучит голос моей наставницы. Я напрягаюсь и с трудом выдыхаю.

—Так утром же дежурная медсестра должна была сделать… — в панике шепчу, понимая, что поздно, я облажалась.

Любовь Ивановна хмурится и смотрит на меня так, словно я человека убила.

—Яночка, я тебе сказала, что ИСАЕВ — ЭТО ТВОЯ ЗОНА ОТВЕСТВЕННОСТИ. А теперь взяла все необходимое и пошла на перевязку. Быстро. В ритме вальса.

Сердце ухает вниз и не только потому, что я должна обработать раны. Скорее совсем не поэтому.
Понурив голову, я собираю все необходимое и иду в сторону палаты Богдана, прокручивая в голове, как мне теперь смотреть ему в глаза. Молча, Яна. Ты должна сделать это и не упасть в обморок. Хоть не дыши, но делай!

Но стоит мне толкнуть дверь, как заходить туда не хочется сильнее.

Вот, Яна, пожалуйста. Все как ты и думала. Налицо.

Что-то начинает безумно царапать грудину изнутри, а боль в этом месте заставляет разноситься горечь по всему телу. Особенно, когда женская рука с красным маникюром начинает гладить хмурое лицо Исаева, который синхронно с этим движением поворачивает голову в мою сторону. И скидывает руки платиновой блондинки с себя. А до этого почему не скинул? Или при мне хочется только?

—Ян…— говорит он, но я опускаю глаза в пол и холодно произношу:

—Я на перевязку. Через пять минут приду, и тогда посторонних тут быть не должно, — сталь в голосе пугает даже меня. А затем осматриваю присутствующих.

Девушка резко поворачивается и окидывает меня злобно-раздражённым взглядом. Я мысленно отмечаю, что она очень даже ничего, во вкусе Исаева, наверное, ведь таким парням явно нравятся вот такие девушки. «Дорого-богато» в ней кричит во всю глотку. Одета она тоже с иголочки.

—Посторонняя уже уходит, да, Жанна? — хмуро спрашивает Исаев, а девушка подскакивает и, складывая руки на груди, бросает на меня еще один уничижительный взгляд. Полный презрения.

Глава 10

ГЛАВА 10

БОГДАН

Максу звонят, и он спешно выходит из палаты, а я кошусь в сторону выхода. Ну какого? Не дай бог ее пойдет искать, тогда уж очко на глобус натяну и скажу, что так и было. Бесит, аж руки трясутся. Внутри все под прессом скукоживается, все раздувается от неконтролируемой злости.

А еще не могу не думать о том, что Яночку поцеловал. Нагло. Борзо. Но такой я от этого раздутый довольный перец, что словами не передать. Я горю, горю! Сейчас нахер всю больницу подожгу синим пламенем! Такая же она сладкая девочка, просто аааааааааа.

Эмоции скачут на лице, и я сам подпрыгиваю на ровном месте.

—Успокойся, это же Мекс, не тронет он твою Золушку, —Вал хрипло посмеивается, подозрительно меня осматривая.

Еще не хватало, чтобы он ее трогал! Съезжаю пальцами по груди в том месте, где чешется. Сука. Бесит это состояние беспомощности!

Сейчас бы встать и выйти отсюда, на свидание пригласить свою девочку, обозначить ориентиры, которые меня дезориентируют. Похер уже. Главное, что вставляет меня рядом с ней не по-детски.

—Попробовал бы тронуть. Пиздык котенку.

—Буйный ты какой-то, может тебе успокоительных подавать? —Клим пытается шутить, но я его взглядом к стене пригвождаю. Ибо нехер.

Когда мы о его девочке шутили, чуть без зубов не остались. Больше не шутим.

—После тебя выпью.

По чуток сходим в рабочее русло, узнаю, что группу наркош все-таки взяли в полном составе, даже тех, кто оставил мне прекрасный подарок в груди, нашли и сдавили как следует яйца. От дядьки я, конечно, это уже слышал, но парни с чувством и с толком вещают.

Интереснее выходит.

Я бы даже сказал, что с огоньком! Лыба растягивается сильнее, я уже погружаюсь в то, что мне знакомо и начинаю скучать по рабочим будням. Мне их не достает. Другие что? Может и рады в больничку слечь, лишь бы от работы отдохнуть, но не я.

—Молодцы, парни. Ну я тут пару дней и на кислород, — с завистью чешу, чуть ли не сгорбившись от разочарования.

С детства не люблю болеть.

—Какой пару дней? До конца месяца точно лежать еще, — док врывается со своими нравоучениями. Кривлюсь, слегка закатывая глаза.

—Док, ты нудный.

—Ты вообще соображаешь? У тебя пулевое, кровь переливали, легкое пробито, совсем, что ли?

Да-да, а еще мне нельзя быть пациентом моего Облачка, у нее ебучие принципы. И мне в принципе должно быть насрать, но я не хочу ломать.

Хочу красиво и нежно, чтобы сама…А еще на работу хочу, да хоть бы в зал, за пару дней уже чувствуется, как проседает мышца, хоть я понимаю, что это психика давит.

Не привык я валяться и ни черта не делать, вот и придумываю, что мышцы сдуваются. Херня. За пару дней нереально.

Но мне форму терять нельзя. Как еще Облачко обворожить-то?

Тут будут все средства хороши, и я воспользуюсь каждым без сожаления. С огроменным таким энтузиазмом. Совсем как мой кол в штанах, эх.

—Ладно, хватит парня мучить. На выход все, быстро, — Фрост угрюмо выдает, мягко намекая, что пора бы и честь знать.

—На свадьбу пригласи, епт! — Вал опять комментирует то, что еще ой как рано.

—Тебя нет! Каблук нынче заразен.

А сам думаю, что я так не против залезть под каблук и самостоятельно себя им придушить, лишь бы Яночка рядом была. Влажные мечты такие влажные мечты.

Откидываюсь на подушку и томно выдыхаю, прокручивая в голове кульбиты, что пережил от прикосновений Облачка. Ай. Хорошо то как!

Вот я лопух, самое главное-то забыл! Схватив телефон, начинаю быстро набирать дока.

После трех гудков слышу ответ:

—Ты уже соскучился? — с усмешкой говорит мне Шишка.

—Док, вопрос к тебе профессиональный. Есть у меня проблема. Человек крови боится, как быстро вылечить, чтобы без боли и потери сознания?

—Воу. А это...

Я не хочу, чтобы кто-то еще знал, в конце концов, я обещал Облачку молчать, но это ведь я с врачом консультируюсь? Значит что?

Врач существо бесполое и незаинтересованное, и плюс Шишка никогда ничего нигде не звезданет. Замечен не был.

—Это говори давай, че делать. Это или то — потом разберемся, — срубаю прорастающую заинтересованность на корню.

—Ну, батенька. Как в любой фобии — только погружать себя в причину стресса. Об ОКР когда-то чет слышал?

Звучит как венерическая болячка, если честно. И слава Богу, что не слышал.

—Не вдупляю, если честно.

—Обсессивно-компульсивное расстройство, типа навязчивых мыслей. Человек может подолгу и много думать о чем-то и не в состоянии пластинку сменить. Так вот и панические атаки случаются и много чего еще. В общем, херовая штука. Особенно, если это религиозный ОКР, может и крышак поехать.

Нет, у Облачка такого нет, она у меня просто крови боится!

—И? Давай ближе к “телу”.

—Экспозиции обычно лечат такую фигню. То есть человек боится микробов, его надо заставлять в общественном транспорте ездить. А раз твой...человек боится крови, надо окружать кровью. Но тут тоже травмоопасно может быть. Я бы рекомендовал дыхательные практики, ты загугли. Там много разных. Ну и отвлекать от процесса, пусть не контактирует напрямую, а так...шапочно.

—Нельзя шапочно. Оперировать с закрытыми глазами не будет.

Это тебе не Эдвард-руки-ножницы, епт. Погружать, говоришь? Ну лады, погрузим. Дозированно и рядом со мной.

—Оп. Понял. Тогда медленно погружаем в среду и дышим много и часто. И удачи тебе с твоим пациентом, доктор Исаев, — с юморком отвечает Шишка, а я сбрасываю и погружаюсь в дыхательные практики.
Есть у меня одна практика — дыхалку на раз-два развивает. И там если и теряешь сознание, то от удовольствия. Но мне надо такое, чтобы Яна меня не двинула с ноги и не забыла, как меня звать, извращенца эдакого.

Настолько погружаюсь в процесс, забивая на окружающую среду, что не сразу догоняю, что в палате я давно уже не один.