Дочь моего друга

Глава 1. Марина

Третий день к ряду я лежу в своей комнате и смотрю в стену, пытаясь собрать себя по кусочкам.

Потому что ровно три дня назад меня накачали веществами, похитили, избивали, а потом мой отец со своим другом ворвались туда и спасли меня. Папу сразу забрала полиция, а его друг…

Мы не были толком знакомы, а теперь он живет в нашем доме, потому что мой папа велел ему присматривать за мной. Как будто мне не девятнадцать, а девять, и я не могу о себе позаботиться.

Но, видимо, он считает, что не могу.

И этот самый друг, Рустам, считает точно так же.

Потому что носится со мной, как с ребенком. Таскает еду, чай, заставляет поесть, поспать, заставляет просыпаться или идти в душ, короче, контролирует так, как никогда не контролировал папа.

Мы-то и общаться с ним начали, когда мне восемнадцать стукнуло. Я всю жизнь не знала отца, мама говорила, что он просто козел, который нас бросил, но я не верила. Ну, или не хотела верить. Мы ужасно жили, мама работала проституткой и я знала об этом с шести лет. Образ жизни соответствующий, да и… Вообще жутко как-то было, если честно.

И потом я задалась целью найти папу. Нашла. Отчество у меня настоящее, мама сказала, что Давидовна я по тому самому “мудаку”, который нас бросил. Ну, а кто ищет, тот всегда найдет. Первая встреча была сложной, он не верил мне, я косо смотрела на него. Чтобы избежать разногласий — сделали тест ДНК. Совпало, папка.

Общаться было сложно, но мы смогли подружиться, и да! Ни единого дня из тех полутора лет, что мы жили вместе, он не опекал меня, как этот чертов Рустам.

Я видела его несколько раз всего, когда он приходил к отцу. Они обычно решали рабочие вопросы за пределами нашего дома, поэтому познакомиться и не успели. Когда отца подстрелили и он его притащил — видела последний раз. Ну… ну и потом, когда он вытащил меня из подвала того чокнутого мужика, которому папа прострелил голову.

Он был его старым другом, держали вместе бизнес, а потом случилось разногласие по какой-то причине, не знаю. Ну, мужик этот с катушек и съехал, захотел все себе отжать, и чтобы надавить на папу — взял меня в заложницы. Наивный идиот. Я до последнего знала, что папа меня спасет, даже когда с трудом соображала.

Так и случилось.

Только теперь тот мужик в могиле, папа — в тюрьме, а я… а я дома. Вместе с Рустамом.

И он меня раздражает. Каждую клеточку моего тела, правда.

Я не могу на него смотреть! Мне все еще плохо от произошедшего: очень болит рука, у меня ушиб, и в целом воспоминания не из приятных. Мутит постоянно от препаратов, которыми меня накачали, сплю плохо.

И тут он! “Марина, надо поесть. Марина, идем подышим свежим воздухом. Марина, Марина, Марина”. Р-р-р! Бесит меня, сил никаких! Не могу видеть его, не хочу видеть в своем доме, не хочу!

Зачем папа сказал ему присматривать за мной? Вот зачем? Я что, немощная?

Хорошо, хоть Дарина со мной. Без нее я бы и вовсе умом тронулась.

Наивная думает, что я не знаю о ее отношениях с моим отцом и до сих пор мне ничего не рассказывает. Но… ладно. Ей тоже сложно, поэтому сейчас пытать я ее, конечно, не буду.

Лежу на своей кровати, у меня какая-то апатия ко всему в последние дни, не могу перестроиться в нормального человека, сложно очень. Слышу стук в дверь и закатываю глаза. Рустам. Только он так стучит. Дарина либо не стучит вообще, потому что мы не привыкли так, либо ноготками по двери легонько.

А Рустам словно пароль какой-то себе придумал, два по два я его называю. Тук-тук. Потом пауза. И снова тук-тук.

С ума сойти можно…

Он не спрашивает, можно ли войти, потому что знает, что не отвечу. Заходит без лишних вопросов, привык уже тут, хозяйничает.

— Марина, надо выпить таблетки, — говорит он мне, вставая над душой. В его руках стакан воды и горсть таблеток, которые мне прописал врач, чтобы очистить организм от токсинов, или что-то вроде того. Он ставит это все на тумбочку у кровати, видимо, надеясь, что сегодня я буду более покладистой, чем вчера.

— Тебе надо, ты и пей, — отвечаю ему и переворачиваюсь на другой бок.

Я правда его терпеть не могу, хотя раньше мне в целом было на него плевать.

Дарина говорит, что я плохо поступаю, когда так себя веду, потому что он помогает нам, поддерживает, бегает по делам папы, но… Но поймите и меня! Пожалуйста! Я тоже жертва в этой ситуации, если вдруг кто не обратил на это внимания.

У меня мир рухнул в секунду, который только-только в комфортные условия выстроился.

— Марина, лекарства, — настаивает он, и вдруг моя апатия переходит в сильные, неожиданные эмоции. Меня простреливает злостью и агрессией, мне хочется кричать и драться, даже несмотря на то, как сильно болит рука.

Вскакиваю на ноги, правда теряю равновесие от резкого подъема, и тут же оказываюсь прижата к Рустаму. Не дает мне упасть, ловит. Чёртов надзиратель! А я, может, хотела упасть! Хотела и все!

— Отпусти меня! — кричу на него, пытаюсь вырваться. Но он огромный, как скала, ему мои попытки до одного места. Мышцы стальные, не пробить их вообще, никак не вырваться.

— Марина, пей таблетки добровольно, или я затолкаю их тебе в рот собственноручно.

— Угрозы у тебя так себе! Не верю!

И я правда не верю. Если он меня тронет, папа и ему голову открутит, я уверена.

Но мужик этот, видимо, верит в себя! Потому что ему хватает наглости повалить меня на кровать!

Я кричу, пытаюсь выкрутиться, но ему все равно! Он прижимает меня к кровати всем огромным собой, я не могу не то, что пошевелиться, да мне дышать сложно!

Одной рукой он надавливает мне на подбородок, заставляя открыть рот, а другой хватает таблетки с тумбочки и… И заталкивает мне в рот!

Глава 2. Рустам

Я готов отдать все заработанные за сорок лет деньги на лучших адвокатов в мире, чтобы они вытащили Давида.

Потому что тогда мне не придется жить с этой невыносимой девчонкой!

Когда я знал о ней только то, что она дочь Давида и видел пару раз в жизни — она казалась мне сильно приятнее, чем оказалась на самом деле.

Избалованная, показывающая свой характер там, где не стоило бы, нервная… Я понимаю, она пережила сильный стресс, ей тяжело сейчас, ни в коем случае не умаляю ее страданий, но неужели так сложно принять простую помощь?

Мне вообще это нахер все не надо, я бегаю за ней только из-за Давида. Мы дружим с самого детства, прошли много дерьма вместе, жизнь друг другу спасали не раз, конечно я не мог отказать! Я знаю, как он любит дочь и волнуется о том, что не знал о ее существовании, чувствует себя виноватым и хочет для нее только лучшего. И его стремление защитить ее и не оставлять одну, несмотря на то, что она уже взрослая — тоже логично.

Но ей богу, я уже сто раз пожалел о том, что не могу отказать другу.

Бегаю за ней с таблетками, потому что ее накачали там хер знает чем, и чтобы не было последствий — надо пить лекарства. Бестолочь не понимает, как это важно для нее же самой, а может, издевается специально, хер ее пойми. Но то, что каждый прием таблеток приходит с боем — это факт.

Так и хочется бросить все и оставить ее одну, но… Не могу. Обещал, слово давал, а слова свои разбрасывать я не привык.

Поэтому стою на кухне после того, как силой затолкал в нее таблетки и как повариха варю этой невыносимой бестолковке суп, представляя, что и его мне в нее тоже придется заталкивать.

С делом Давида пока ни черта не ясно, но мы оба понимаем, что вряд ли его оправдают. Вопрос только в сроке, и, сказать честно, он очень меня волнует. Сколько лет жить под одной крышей с этим исчадием ада?

У меня нет детей, но есть толпа племянников, потому что три сестры нарожали целую роту. И вот ни одна из младших сестер и ни один из восьми племянников не был таким противным, как Марина. А там самому старшему всего одиннадцать, на минуточку.

Поэтому я уверенно говорил другу, что никаких проблем с его уже взрослой дочерью не будет, а по итогу?

По итогу варю суп и думаю, что вылью ей его на голову, если она посмеет не съесть хотя бы ложку.

— Привет, Рустам, — слышу голос, поворачиваюсь. Дарина. Девчонка Давида, тоже вся потерянная ходит, волнуется. Но пытается не подавать вида, хотя невооруженным взглядом видно. Не ест, не спит, плачет целыми днями. С ней сильно проще, чем с Мариной. — Снова готовишь?

— Превращаюсь в кухарку, — закатываю глаза.

— Почему не закажешь что-то?

— Да хер знает, из чего там все сделано. А у нее еще организм слабый.

— Ты заботливый, — улыбается легко, болезненно, и подходит к кофемашине. Хлыщет его литрами.

— Не сказал бы, но спасибо, — говорю ей, и тут в кухню влетает фурия. Ну, хоть встала. Уже хорошо.

— Дара, отойти от этого козла, он неадекватный! Засунул мне в рот таблетки, чуть зубы не выбил! — орет она, у меня уже голова трещит! Дарина почти не реагирует, сразу просекла, что мы не особо дружны. Да и с Мариной, видимо, по поводу ненависти ко мне не солидарна. Хотя, ей просто на все похер сейчас, это видно.

— Если ты не прекратишь нести херню, я тебе еще кое-что в рот засуну, — рычу на нее, сжимаю челюсти, чувствую волны психов, которые на меня сейчас обрушатся.

— Че-го?! — психует она. Слышу шаги, подходит со спины, бросаю лопатку и поворачиваюсь к ней, успевая перехватить летящую в меня руку. Не знаю, куда она собиралась бить, но в целом рукоприкладство — идея не лучшая. — Отпусти!

— Ты меня достала, — хочется наорать, но все еще держусь. Спасает только то, что сжимаю зубы до боли в челюсти. Но иначе никак, будет скандал. Перехватываю и вторую руку, держу ее за запястья и наклоняюсь ниже, чтобы спросить прямо в лицо: — Что тебе от меня надо?

— Чтобы ты свалил, — тоже рычит. До этого дня у нее было безразличие и похеризм, сегодня проснуолась злость и желание воевать. С одной стороны это хорошо, значит, идет на поправку. С другой — мои нервы далеко не железные.

— Увы и ах, твой отец хотел другого, а его мнение мне как-то сильно ценнее твоего.

— Я уже не ребенок! Зачем меня опекать?!

— Кто не ребенок, ты? — я даже искренне усмехаюсь от этих слов. Мы все еще стоим в той же позе, я кроме ее глаз горящих ненавистью вообще ни черта не вижу. — Да ты хуже любого ребенка! С тобой же договориться нереально!

— Да ты даже не пробовал!

— Слушай, ты…

— Руста-а-а-ам! — врывается голос Дарины, и кричит она так, как будто зовет не первый раз уже. Отвлекаюсь от Марины, поднимаю голову, жду, чтобы сказала, что случилось. — Суп выкипает.

Бля!

Поворачиваюсь, быстро выключаю. Я вообще не слышал! А там уже половину плиты залило.

Вот это меня накрыло, что я даже не услышал шипящий звук и не почувствовал запах.

— Давай, сожги нам дом, давай, — ворчит Марина. Она специально делает это, я уверен на сто процентов. Я не устраиваю ее как замена отцу, она грустит и переживает, но это вообще не повод вести себя так стервозно.

— Новый куплю.

— Я так жить не буду!

— Я не собираюсь спрашивать, ты же в курсе, да? Садись за стол, будешь есть суп.

— Я не хочу суп.

— Это не вопрос был. Села. И. Ешь. Чёртов. Суп!

— Вы милые, — снова говорит Дарина, усаживаясь за стол. Может, удастся накормить и ее? Досталось же счастье… Казалось бы, две молодых красивых девчонки, живи и радуйся! На деле же — вагон проблем и минус миллион нервных клеток.

Глава 3. Марина

Суп вкусный. Ем, потому что сижу с Дариной, и потому что козел этот ушел и не смотрит.

Как он вообще умудрился приготовить такой вкусный суп?! Даже я такой не умею… От этого еще сильнее раздражает, если честно.

Сегодня я чувствую себя сильно лучше, но не хочу думать что это из-за того, что папин дружок в меня таблетки пихает и заставляет есть. Просто время прошло и я восстанавливаюсь, да. Всего-то.

Ну не могу я его принять, не могу! Мне плохо и больно, я скучаю по папе! Почему выстрелить не могу этот вот Рустам? Мне было бы всё равно, если бы его посадили. И пусть это звучит ужасно и эгоистично, но… Я эгоистка, да. Потому что я папу только-только нашла, полной грудью с ним задышала… Я так скучаю и волнуюсь!

Слёзы на глаза наворачиваются, но быстро-быстро моргаю, чтобы прогнать их. Не хочу при Дарине. Ей тоже сложно, куда ей еще мои слезы вешать? На ней самой лица нет. Если бы вот такое с моим любимым человеком случилось… Не знаю, я бы тоже с ума сходила, наверное.

— Марин, чего ты ему нервы треплешь? — спрашивает Дарина. — Зачем? Он заботится о тебе, волнуется. Представляешь, сколько всего на него рухнуло? А ты еще масла в огонь подливаешь.

— Ты за кого вообще, подруга? — смотрю на нее, возмущаюсь. Это что еще такое?!

— Я за справедливость. Ты над ним издеваешься без причины, мне его уже жалко!

— Дара, он взрослый бородатый татуированный мужик. Последняя эмоция, которую он может вызвать — это жалость.

— Вот именно, Марин. А ты умудрилась как-то, — говорит она так грустно-грустно, медленно съедая суп.

— Я не могу принять его, понимаешь? Он не заменит мне папу!

— Так он и не пытается! Подумай, каково ему? Пришлось переехать, каким-то чудом подружиться с тобой, перевернуть весь мир с ног на голову. А бизнес? Он же вообще один остался. А еще супчики тебе варит!

Она… отчитывает меня, да. Как маленького ребенка. Хотя раньше она за таким не была замечена. Обычно Дарина сама малышка, которую частенько стоит отругать и вправить ей мозги, а тут… А тут она словно повзрослела за эти несколько дней и уже пытается вправить мозги мне.

Это… неожиданно. И я совсем не хочу жалеть этого Рустама, он бесит каждую клеточку моего тела. Именно поэтому, когда ее слова начинают резонировать в душе, я быстро убираю суп и выхожу из кухни.

И… сразу же сталкиваюсь взглядом с Рустамом.

Он сидит на диване в гостиной, на его лице и правда вселенская усталость, и мне становится очень стыдно! И раздражать он меня не перестает, конечно, но отчего-то я чувствую себя просто невыносимой стервозиной.

А еще вопрос: он слышал все, о чем мы говорили?

Двери на кухню у нас нет, там огромный проход, отделяющий кухню от гостиной только барной стойкой. И слышно все, о чем там говорим, и… Он слышал, да? Всё слова защиты от Дарины, все мои слова.

И стою как дурочка смотрю на него, а он на меня, сидя на месте, не двигаясь.

И почему я так его ненавижу? Не понимаю даже… Это травма, наверное, нервы и все произошедшее. И я автоматически его от себя отталкиваю. И умом понимаю, вроде! А успокоиться всё-таки не могу.

— Ты поела? — спрашивает он. Снова бесит. Ну почему меня обязательно нужно контролировать-то, а?! Папа меня так не оберегал!

— Да! — рычу в ответ.

— Хорошо.

Он говорит это так просто, а потом откидывает голову на спинку дивана и закрывает глаза. То ли он и правда так сильно устал, то ли это означает что-то типа “глаза б мои тебя не видели” или “оставь меня в покое”, не знаю.

Но я почему-то не двигаюсь с места, смотрю и смотрю. Он расслаблен сейчас, руки раскинуты по спинке, ноги широко расставлены.

Он… Блин, очень большой мужчина. Я, честно, за эти дни не обращала внимания. А тут присмотрелась впервые: кажется, он выше папы. А еще у него много татуировок. Очень много. Забиты все руки, торчит на шее из-под горловины, подозреваю, что у него забита грудь.

Зачем я думаю об этом?!

— Рустам, спасибо, суп был очень вкусный, — прерывает мои мысли и разглядывания Дарина, и Рустам открывает глаза и возвращает голову на место.

И… ловит меня на том, что я не ушла. Догадывается, что смотрела? Судя по лукавому взгляду — да. Ну и пофиг! Смотреть ведь не запрещено? Внешне он сильно привлекательнее, чем внутренне.

— Не за что, — кивает он ей. — Рад, что ты поела.

— Иди и ты перекуси, на тебе уже лица нет, — отвечает она ему. А что это за воркование? Откуда?

— А почему со мной нельзя так же нормально общаться? — психую, складываю руки на груди. Нет, правда! С Дариной он, значит, по-человечески, а мне таблетки в рот пихает, заставляя давиться? Вот уж спасибо!

— А я зеркалю, куколка, — говорит он мне, и у меня челюсть на пол падает.

И не от того, что он зеркалит. Тут-то, кстати, все вполне логично. Я на самом деле тоже к нему не особенно расположена.

Что это, мать его, еще за куколка?!

— Это ты мне?! — уточняю, потому что, ну, вдруг я ослышалась? И было бы хорошо, если так!

Дарина рядом хихикает, уходит наверх, а я всё еще стою в ступоре, потому что я никакая не куколка!

Я вообще всегда была всяких прозвищ. Папе не разрешаю меня никак называть, дарине тоже. И даже тем парням, в отношениях с которыми я была, сразу сказала, что все заи и кисы — это не ко мне.

А тут какой-то левый мужик, которого я знаю меньше недели, говорит мне “куколка”. Вот так номер!

— Тебе, — кивает, добивая окончательно. Даже не попытался смягчить углы!

— Мне не нравится, – морщусь.

— Мне тоже многое не нравится, куколка, — специально выделяет интонацией это обращение. — Но тебе же плевать? Вот и мне тоже.

Глава 4. Рустам

Горы документов. Акты, договоры, сметы, соглашения, поставки, бумажки, бумажки и еще целый вагон бумажек.

Я ненавижу работать с документами, по этой части ответственности у нас всегда был Давид. Все было поделено пополам: каждый знал свои обязанности и отлично с ними справлялся и контролировал ту зону ответственности, которая была под его присмотром.

И бумажки как раз были на Давиде, я в это не лез особо, потому что не приходилось. Я могу поговорить с людьми, решить любой вопрос, договориться за новое здание, да что угодно! Но бумажки… Это слишком.

Еще и приходится тащить все это домой, чтобы не оставлять девчонок надолго одних. Не к себе домой.

Дом Давида для меня чужой, и еще и тут некомфортно мне просто пиздец. Но я обещал другу присматривать. Во-первых, потому что у них обеих стресс и им может в любой момент понадобиться сильное плечо. А во-вторых мы все еще не уверены, что Марк не оставил никого, кто мог бы попытаться доделать то, что не успел сделать он. Поэтому я и нянька, и кухарка и охрана в одном лице.

У Давида тут есть кабинет, занимаю его. Часть бумаг как раз тут, ноут со всеми записями, пытаюсь разобраться.

Четыре, блять, утра, глаза просто слипаются, голова чугунная, пятая кружка кофе с вечера уже не спасает. Но дел просто до пизды, разобраться обязательно надо, если не хочу, чтобы все рухнуло. А я не хочу. И в помощь никого взять не могу. Банально не доверю.

Откидываюсь на спинку кресла, на секунду прикрываю глаза, щелкаю позвонками на шее, треск стоит такой, как будто они все ломаются к черту от перенапряжения.

Потягиваюсь, разминаю затекшие плечи, а потом замираю.

Пытаюсь прислушаться, откуда звук, и понимаю, что отчетливо слышу… всхлипы?

Кабинет находится на первом этаже дома, но слышно мне достаточно хорошо.

Встаю, выхожу, иду наверх. Там кто-то плачет? Девчонок накрыло?

Поднимаюсь, с каждым шагом становится громче, или плакать начинает сильнее, не понимаю.

Комната Дарины первее по коридору, подхожу к ней, но там тишина. Либо не она, либо не в этой комнате.

Иду дальше. Дверь в комнату Марины прикрыта не до конца, хотя странно, она обычно всегда закрывается.

Толкаю дверь, смотрю сразу на кровать: Марины там нет.. А всхлипы громкие-громкие, точно отсюда.

Дверь в ее ванную тоже не заперта, я понимаю, что она там. Плачет? Надеюсь, не из-за меня. Бля… А как девчонок-то успокаивать? Я не то чтобы прям спец в этом. Я с девчонками другим больше люблю заниматься.

Открываю дверь ванной, Марина сидит на кафельном полу в одной крошечной и тонкой пижаме, прижимая полотенце к лицу и рыдая так горько, что мне становится немного страшно. Что с ней, блять, случилось?

И с одной стороны надо уйти нахер отсюда, пусть ноет себе, вдруг это яд из нее выходит, которым она плюется постоянно?

А с другой — не могу. Совесть не позволяет оставить девчонку одну рыдать посреди ночи.

Подхожу к ней, она меня не слышит, сажусь на корточки напротив, аккуратно, чтобы не напугать, шепчу ее имя.

— Марина, — говорю тихо, но она не слышит. Повторяю чуть громче, она замирает. Пару секунд молчит, а потом начинает плакать с новой силой. Да твою ж мать, а!

— Уходи отсюда! — произносит сквозь всхлипы, прижимая полотенце еще сильнее к лицу.

— Ну уж нет, — пытаюсь отобрать его, чтобы понять, что она там прячет, кроме слез. — Ты угомонишься — уйду. Стимул тебе.

— Какое тебе счастье смотреть на меня такую? Злорадствовать будешь?

— У меня нет сил злорадствовать, — признаюсь ей. — Я там работаю сижу, а ты воем отвлекаешь. Что случилось?

— Я же сказала — ничего! — рявкает, открывает лицо от полотенца. Красная, заплаканная, и… И такая несчастная. И даже несмотря на то, что даже в таком состоянии пререкается со мной, сейчас ни капли не выглядит стервой. — Уходи.

— Неверный ответ. Еще.

— Свали! — пытается меня оттолкнуть, но сил у нее немного, поэтому только шлепает меня по плечам. — Что тебе нужно? Что?

— Чтобы ты угомонилась, — отвечаю честно. У меня, так-то, тоже особо сил нет ни на что. Спать хочется просто пиздец, все тело от усталости болит, голова кругом. Мне бы еще немного с документами посидеть и отрубиться, но какого-то черта я сижу перед этой невыносимой девчонкой и уговариваю ее сказать мне, почему она разводит тут сырость. — Или рассказала, чего ноешь.

— Я не расскажу тебе. Ты мне никто!

— Как и ты мне. Поэтому мне вообще не в радость тут с тобой в четыре утра сидеть.

— Не сиди, — смотрит волком на меня, из-подо лба, зло, так, словно выжечь из меня что-то этим взглядом хочет. Но… почему-то мне кажется, что она не очень будет рада, если я свалю. Почему-то же она ноет, а вот сейчас, пока я тут, эмоции на злость спускает и плакать перестает. Успех, елки.

— Не могу, — жму плечами и усаживаюсь на пол нормально, потому что колени затекают. Буду надеяться, что это просто усталость, а не старость.

— Ты меня терпеть не можешь, какая радость тут быть, объясни?

— Я отцу твоему обещал, что ты будешь в порядке. Слово я свое привык держать, поэтому — пока ноешь, не уйду. Хочешь ты того, или нет.

Я сам как со стороны слышу, каким безразличием и пустотой сквозит мой голос, и Марина, видимо, тоже улавливает. Поэтому затихает, все еще изредка всхлипывает, но уже не ревет так сильно, и не пытается меня выгнать. Видимо, дошло до нее, что бесполезно всё это и я всё равно не уйду.

Она кладет голову на свои колени, отворачивается от меня и молчит, время от времени стирая дорожки слез со щек и подбородка. И я молчу. Так и сижу напротив нее, радуясь, что тут теплый пол и мне не надо переживать еще и о том, что эта бестолковка замерзнет и заболеет.

Глава 5. Марина

Я не знаю, как теперь себя вести, но вот воевать почему-то совершенно не хочется.

Потому что Рустам сидел со мной, пока я плакала, хотя ему это вообще не надо было. Успокоил, и… уложил спать. Пообещал, что тот ублюдок во сне не придет больше, и каким-то мистическим образом свое обещание выполнил.

Он просто сел около моей кровати, накрыл меня одеялом, начал полусонным голосом рассказывать историю из их с отцом подросткового возраста, и я отрубилась. Не помню, как! Не помню, что рассказывал! Ничего не помню!

Только то, что уснула крепко-крепко и проспала до самого обеда вообще без проблем, хотя ни одну ночь до этого мне не удавалось провернуть такое.

Как это сработало, я понятия не имею, но теперь к ненависти к Рустаму в моей душе прибавилась еще благодарность и неловкость, и они так резко ту самую ненависть внутри меня сдвинули, что мне и правда не хочется воевать.

Просто потому, что я выспалась, исключительно поэтому.

Но… Просто я ему благодарна, правда, и хоть я до сих пор терпеть его не могу и не считаю, что жить в нашем доме — большая необходимость, слать куда подальше мне его не хочется.

Пока.

А пока я еще даже не встала с кровати и не виделась с ним, поэтому, вполне возможен такой расклад, что я взбешусь на него как только увижу и вся моя благодарность падет под гнетом нервов.

Встаю, принимаю душ, привожу себя в порядок, спускаюсь вниз. На самом деле, несмотря на то, что я очень долго спала, я бы с удовольствием поспала бы еще пару часов.

Рустама не слышно, наверное, тоже спит. Он-то, судя по всему, лег еще позже меня.

Иду на кухню, замечаю пьющую кофе Дарину, а рядом с ней стакан воды, а под ним — записка.

— Привет, — говорю подруге, подхожу к ней, беру в руки стакан, поднимаю записку, стряхивая с нее несколько таблеток.

“Выпей таблетки. Пожалуйста”, — гласит надпись на клочке бумаги. Ну и почерк…

— А где сам Рустам? — спрашиваю у нее. Может, они виделись?

— Сказал, будет поздно, у него куча работы и встреч по поводу дела Давида. Он уехал еще девяти не было, оставил тебе лекарства, просил передать, что это важно для твоего восстановления, и…

— Да знаю я, знаю, — вздыхаю, и выпиваю эти чертовы таблетки. Я и правда не настроена воевать сегодня, да и не с кем, вот…

Уехал так рано? А он спал вообще?

Я вспоминаю, каким замученным он был ночью, когда пришел на звук моих слез, и даже не представляю, где нашел силы встать и поехать делать дела.

Что произошло? Стоило ему один раз показать себя не мудаком, мое девичье сердце его уже жалеет. Да уж!

— О, так просто? — усмехается Дарина, когда выпиваю лекарства. – А Рустам говорил, что придется тебя уговаривать, угрожать, скручивать…

— Ну, если бы он был тут, возможно пришлось бы. А так чего? Он же не видит.

— Нравится, когда Рустам тебя скручивает? — хихикает Марина. Ее состояние едва ли лучше моего, но она пока держится. По крайней мере пока папе не вынесли срок.

— Ты дурочка? — хихикаю с нее и почему-то мигом краснею. — Он мне в целом не нравится.

— Я почти поверила.

— Да ну тебя…

Пропускаю ее слова мимо ушей. Сегодня нам никуда не надо, надзирателя нет дома, поэтому мы устраиваем настоящий девичник! Смотрим сериалы, плаваем в бассейне, делаем масочки, макияжи друг другу, укладки… Отвлекаемся как можем, чтобы просто не поехать кукушкой.

А потом готовим ужин. И тоже стараемся приготовить что-то ну очень уж необычное и красивое.

Ужинаем вдвоем, потому что Рустам так и не возвращается домой к этому времени, а потом я и вовсе остаюсь одна, потому что Дарина, проснувшаяся очень рано, уходит спать как только за окном темнеет.

А мне так хочется снова поплавать…

И немного страшно, если честно, идти на улицу ночью одной, а с другой стороны, у нас закрытый двор, что может случиться?

Решаюсь все-таки пойти поплавать, но когда прохожу мимо кухни, у меня возникает сумасшедшая идея.

Я не знаю, во сколько вернется Рустам и будет ли он голоден, но почему-то утренняя забота с таблетками показалась мне такой милой, что хочется отзеркалить это.

Поэтому я беру тот же клочок бумажки, пишу на нем “Поужинай. Пожалуйста”, накладываю еду, закрываю крышкой, ставлю на стол и сверху кладу эту милую записку.

А потом отбрасываю все страхи в сторону и все-таки иду плавать в бассейн.

Интересно, он оценит мои старания?

И зачем я об этом думаю?

Глава 6. Рустам

Очередной ебанутый день, который высосал остатки сил.

Виделся с Давидом. Вообще, конечно, этого делать нельзя, но мне можно. Хорошо, когда есть связи с нужными людьми, тогда в этом мире почти все можно.

Поговорили с ним, с адвокатом, даже успели решить пару рабочих вопросов. Спрашивал, ладим ли мы с девочками. Ну, я не стал его расстраивать и говорить, что его дочь — исчадие ада, которая мне своим характером каждый день новых сорок кругов устраивает. Сказал, что у нас всё ок. Почти не соврал, да.

Потом была работаработаработа, еще работа, еще немного работы и еще чуть-чуть.

Потом звонил доктору, который лечит Марину, потому что сама она вряд ли согласится туда пойти. Но он в целом спрашивал про состояние пациентки, короче, она почти полностью восстановилась, это плюс. Посоветовал купить новый курс витаминов. Заехал, купил. Сейчас вернусь, если бестолковка не спит — вручу ей, пусть ест.

Потом было пару важных встреч по делу Давида, а в конце дня заехал за продуктами, потому что я ж теперь отец семейства, приходится соответствовать.

Жрать хочется просто невыносимо, спать — еще сильнее. А еще в душ, или поплавать в бассейне, чтобы расслабиться. Короче, хочется всего и понемногу. Быстро закину что-нибудь в рот и пойду поплаваю.

Захожу в дом, тут тишина. Видимо, девчонки уже спят, ну или просто валяются по своим комнатам. Я негромко зову каждую из них и ответа действительно не следует. Значит, спят. Отлично, выноса мозга под конец дня не ожидается, это прекрасно.

Захожу на кухню, ставлю пакеты, и застываю, замечая на столе какое-то блюдо. Желудок урчит, напоминая, что я с самого утра его не кормил ничем, а потом я замечаю записку. Тот же клочок бумаги, который я оставлял для Марины и писал на нем, чтобы она не забыла выпить лекарства.

“Поужинай, пожалуйста”, — гласит надпись на другой стороне и я усмехаюсь. Слишком довольно лыблюсь, но сделать ничего не могу с этим.

Подозреваю, что это мне. И вряд ли это от Дарины. Та не переломилась бы лично сообщить, в отличие от…

А под крышкой что-то восхитительно вкусное. Я забываю и про усталость, и про покупки. Закидываю тарелку в микроволновку, разогреваю божественный ужин и наслаждаюсь им от всего сердца и души.

Вау! На что способен маленький чертёнок. Не только мозг выносить.

Интересно, что на нее так повлияло? Те ночные откровения?

Хотелось бы верить, что это акция не разовая, и мы сможем найти хотя бы подобие общего языка.

Я, на самом деле, не хотел бы воевать. Мне союзники нужны, а не противники, я и так один в этой чертовой войне.

Доедаю с удовольствием, думаю, что чтобы задобрить Марину, надо обязательно завтра поблагодарить ее и расхвалить еду. Хотя это будет от чистого сердца, мне реально было очень вкусно.

Вкусный поздний ужин немного пополняет энергию, поэтому я все-таки нахожу в себе силы разобрать пакеты и решаюсь выйти к бассейну, как и хотел изначально. Завтра в целом более-менее свободный день, по крайней мере, мне никуда не надо рано утром, поэтому высплюсь спокойно, сегодня можно расслабиться.

Выхожу во двор, прикрываю дверь, чтобы звуки с улицы не будили девочек, и иду к бассейну, по пути снимая футболку.

И… Бля, ну конечно. Глупо было надеяться, что этот чертенок спит и даст мне провести конец чокнутого дня в спокойствии?

Марина лежит на небольшой надувной подушке, сложив на ней руки и устроив на них голову, а всем телом в воде, плавно перебирая ногами и медленно двигаясь по бассейну.

Сейчас она не кажется сумасшедшей и с ужасным характером:м милая девушка, вполне себе…

— Я собираюсь плавать, — предупреждаю ее, скидывая джинсы. Она пугается моего голоса, чуть не падает со своей подушки и тут же волком смотрит на меня.

— Ты специально пришел сюда, когда здесь я?

— Нет, я думал, что ты спишь, — говорю правду, продолжая раздеваться и остаюсь в одних трусах.

— Здесь плаваю я! — пытается она настаивать. Но на поводу у этой несносной девчонки я больше не пойду. Не-не. А то она почувствует власть и продолжит вить веревки.

— Плавай, я тебя не трогаю, — жму плечами и с разбега запрыгиваю в бассейн, мгновенно получая дикий кайф.

— Твою мать! — верещит Марина, когда выныриваю. — Ты меня всю обрызгал! Я вся мокрая!

— А ты вышла плавать и хотела остаться сухой?

— Я не собиралась мочить волосы, — фыркает она, показательно выжимая хвост, с которого едва падает хотя бы пара капель. — Ты варвар.

— А ты чертенок.

Говорю ей, она фыркает еще раз, только уже громче и сильно показательнее, отворачивается от меня на своей подушке и не продолжает диалог.

Отстраняется, но принципиально не уходит. Говорю же, характер не дай бог. Вся в папаню.

Кстати, о папане… Надо ей рассказать, вдруг это ее немного успокоит?

Ложусь на воду на спину, смотрю на звезды, пока тоже молчу. Пусть немного подышит, ато огнем меня сожжет, если сейчас заговорит.

Так хорошо… Кайфово прям. Летний ночной ветерок приятно бодрит, звезд дохерища на небе, водичка плещется. Нй, кайф! Почти романтика. Девчонки только не хватает рядом какой-нибудь сексуальной, чтобы окончательно напряжение снять.

— Был сегодня у Давида, — сам свои мысли прерываю, начав разговаривать с Мариной.

Она тут же реагирует, поворачивается ко мне и даже делает пару шагов навстречу, приближаясь. Успех.

— У папы? Как он там?

— Жалуется, что кровать неудобная. Поясница у него болит. В остальном — бодр, свеж. Выглядит точно лучше, чем выглядел на свободе. Сытый, выспавшийся. Курорт!

— Успокаиваешь меня? — спрашивает Марина и я слышу в ее голосе такой надлом, словно она.. Плачет, ну точно! Стирает слезы со щек, подбородок дрожит. Господи, где ж я так нагрегшил-то, а? За что мне счастье-то такое?

Глава 7. Марина

Витамины… Он купил мне витамины. Звонил врачу, рассказывал там что-то обо мне, а потом просто взял и купил мне витамины, чтоб его!

Сижу на кровати и кручу эту баночку в руках. Понимаю, что препираться в принятии их нет ни единого желания, хотя еще пару дней назад я готова была орать и брыкаться до последнего, только бы не пить таблетки.

Но сейчас я чувствую себя получше, а еще я наплавалась и очень устала, наверное, просто нет сил на злость и всё прочее.

Ну и Рустам… Честности ради, он какой-то другой! Совсем другой! Не орет, не ворчит. Успокаивал меня вот… А вообще все дело в том, что мы не виделись целый день. Да-да, я почти уверена, что дело в этом. Мы не виделись целый день, поэтому нам не пришлось ругаться.

Поэтому, для сохранения стабильно нейтральных отношений предлагаю такой вариант: он переезжает к себе и дело с концом! Видеться мы не будем, жить под одной крышей не будем, а значит не будем и ссориться. Классно же! По-моему, я гений.

Быстро, не думая, выпиваю одну витамину и ложусь спать. Я о-о-о-очень хочу спать, даже в душ с трудом заставила себя сходить!

Укутываюсь в одеяло до самого подбородка, и сразу ловлю панику, что он придет во сне… Придет опять и будет делать со мной всё то, что обещал,а я буду кричать и не смогу ничего сделать, пока не проснусь.

И я очень хочу отогнать эти мысли, но пока совсем не получается! Я не контролирую их, они завладевают мной и становится дико страшно. Руки трясутся, я пытаюсь отогнать мысли, подумать о чем-то другом.

Вот сегодняшний день, отличный же день! Так много хорошего мы делали с Дариной, потом ужин готовили, было очень вкусно. И поплавала как замечательно.

Рустам только этот… Чертенок, говорит. С одной стороны обидно, с другой — жутко мило, если задуматься. Это прозвище мне нравится сильно больше прошлого “куколка”, и если он не умеет называть по имени, то пусть уж называет чертенком, это меньшее из зол.

И поплавали-то не плохо! Даже не ссорились… Почти. Просто мы пока не умеем нормально, и черт знает, сможем ли.

Нет, ну а что он пришел? Притащился, как так и надо, разделся там… Я надеюсь, что не было видно моих пылающих щек. Я, конечно, не монашка, не ханжа, но как-то смотреть на друга моего отца, разгуливающего в одних трусах не привыкла!

А он, кстати, выглядит довольно неплохо! Видно, что не пренебрегает спортзалом. Я встречалась с парнями, но ни у одного не было таких хорошо развитых мышц, как у этого чертового Рустама.

Не мог он был некрасивым пузатым дядькой, а? Я бы забила и не краснела. А так… даже сейчас краснею, если честно, стоит только вспомнить. Ни стыда, ни совести!

У него.

Зеваю, так сильно, что аж слезы из глаз. Снова вспоминаю время у бассейна и уже в полудреме чувствую, как улыбаюсь, когда в голове возникают слова о том, как ему понравился ужин…

***

Так тепло! Потягиваюсь, открываю глаза.

Утро!

Боже… Это первая ночь с того страшного дня, которую я проспала полностью. Это вау! Неужели все прошло? Стоило… стоило только подумать о Рустаме. Мда.

То он помог уснуть физически, а теперь мысленно, но помог. Снова.

И отчего-то он меня еще сильнее бесить стал в эту секунду. Ну потому что что за супергерой вообще? Он должен быть гавнюком всегда, чтобы я со спокойной душой могла его ненавидеть! Мне так проще. Одна негативная эмоция к Рустаму искореняет сотню других негативных эмоций внутри меня. И с этой ненавистью, ну, или просто злостью, мне жить сильно проще, чем с другими ужасными чувствами.

Встаю, надеваю что-то приличное из домашнего, спускаюсь вниз. Интересно, Дара уже проснулась? Вытащить ее прогуляться, что ли…

Захожу на кухню и вижу…

Да чтоб тебя! Ну!

У плиты стоит Рустам. И хрен бы с тем, что в нем снова проснулась кухарка, я почти не против, но он стоит в одних спортивных штанах! Без футболки!

Мало вчера своими мускулами светил?

— У нас не пляж и не стриптизклуб, — ворчу на него, потому что просто не могу не ворчать. Какого хрена, а?

— Прости? — усмехается он, и… поворачивается ко мне лицом, да, спасибо. Чтобы я я татуировки не только на плечах, но и на груди рассмотрела, да?

— Оденься, говорю!

— Смущаю? — он издевается! Спрашивает нагло, улыбается опять.

— Бесишь, — кидаю издевательство в ответ, подходя к кофемашине. Хочу кофе с молоком, аж зубы сводит.

— Ты лекарства выпила? — снова превращается он в мамочку наседку, пытаясь меня контролировать.

А я, как бы сказать, ненавижу контроль. Мама не пыталась даже. Папа пытался, но быстро понял, что толку от этого не будет. А тут Рустам. Чужой мужик! Наивны-ы-ый…

— Нет. Я хочу сначала кофе.

— Захоти сначала лекарства, они на голодный желудок.

— Я. Хочу. Кофе! — протестую, ворчу, начинаю нервничать. Ну такое хорошее утро было, пока его не встретила! Что я там хорошее о нем думала? Всё, это было минутное помутнение рассудка, потому что ни черта хорошего в этом мужике нет и быть не может. Однозначно. Я уверена примерно на сто процентов из ста.

— А я хочу, чтобы ты не дала своему организму сдохнуть после того, как тебя накачали какое-то хуйней, поэтому, будь так добра., не заставляй меня снова засовывать таблетки тебе силой! — он психует, мне на секунду даже страшно становится! Он… раньше был сильно спокойнее и терпимее, что ли. Вообще мне казалось, что он тряпка какая-то, что все мои выкидоны терпит. А тут так рычит, что у меня колени подкашиваются! То ли от страха, то ли… От страха.

И я, наверное, совсем-совсем отбитая, раз это все меня пугает, но по внутренним ощущениям я хочу испугаться еще сильнее.