Дочь моего врага

Глава 1

Гром

— Какая из двух цыпочек наша?

— Вон та мелкая блондинка, — ткнул я пальцем в лобовое стекло, указывая на девушку, что стояла справа.

— Жаль не та, — вздохнул Гера, кивая на брюнетку. — Я бы этой засадил.

— А я б их обеих поимел, — хмыкнул сидевший сзади Синий.

— Давайте сначала сделаем дело, а потом имейте кого хотите, — скривился я.

— Ну, блонда так блонда. Значит, ее будем и в хвост, и в гриву, — заржал Синий.

— А потом присядешь по сто тридцать первой. На хрен надо, — поморщился Гера.

— Не, у нас все будет по обоюдному, — снова расплылся в улыбке Синий. — Знаю, я этих мажорок. Слабы на передок.

Я увидел, что девка, попрощавшись с подружкой, села в свой красный «Порше», и рявкнул, заставляя ребят сосредоточиться:

— Давай, за ней.

— Понял, шеф, не дурак, — кивнул Гера и плавно тронул внедорожник с места.

Я достал мобильник и, услышав, что на том конце сняли трубку, сказал:

— Девчонка выехала. Давай, Широкий, на стреме там.

Мы уже очень давно следили за Миленой Петровской и изучили все ее привычки и типичные маршруты передвижения. Вернее, следили мы с Широким, а Геру и Славу Синего, носившего такое погоняло из-за того, что даже после бритья щеки и подбородок у него казались синими от темной щетины, подключили только в последние дни, когда весь план уже был продуман.

Я знал, что девчонка в такой поздний час могла ехать только в одном направлении — домой. В загородный дом, где она жила со своей матерью и ненаглядным папашей. Дмитрием Петровским. Ублюдком, который сломал мне жизнь. Я ждал слишком долго, чтобы отомстить. И вот время настало.

Выехав на трассу, ведущую из города, девка, проскочив на полной скорости пустой участок дороги — сучка любила гонять, — свернула на одноколейку, по которой всегда срезала путь, чтобы побыстрее добраться до элитного посёлка, где у Петровских был дом. Дуре было невдомек, что на лесной дороге можно убить всю подвеску. Хотя какая ей разница? Папочка купит любимой дочке новую игрушку. За то время, что мы следили за их семейкой, я понял, что Петровский ни в чем не отказывался девчонке.

Ее любовь срезать по этой безлюдной дороге сыграла нам на руку: здесь редко кто ездил, а значит, мы сможем избежать посторонних глаз.

Гера свернул вслед за «Порше», и, проехав чуть вперёд, мы плавно вписались в новый поворот, тут же затормозив. Впереди стояла машина Петровской, а чуть поодаль — раздолбанный жигуль Широкого.

— Да долго ещё? — верещала Петровская, выскочившая из машины.

Она стояла, уперев руки в бока, и смотрела на Широкого, который возился якобы со спущенным колесом.

— Извините, девушка, сейчас, уже почти закончил.

— Не объехать, не проехать, — возмущалась девчонка.

Эта овца даже не обратила внимание, что мы с Синим вышли из машины, и приближаемся к ней сзади. Кажется, она даже не слышала звука подъехавшего автомобиля. Девка достала мобильник и начала кому-то набирать. А вот это лишнее.

Я в три шага преодолел разделявшее нас расстояние и, выхватив у неё телефон, тут же нажал на отбой. Она от неожиданности даже не взвизгнула, развернулась и уставилась на меня удивленными глазами. Ступор прошёл быстро, и девка прошипела:

— Вы чего? Отдайте телефон?

— Тебе он больше не понадобится. В машину ее, — кивнул я Синему.

Тот схватил девчонку за руки, отводя их назад. В ее глазах вспыхнул страх, и она попыталась завизжать.

— А вот этого не надо, — сказал я, и рука Синего тут же легла ей на рот.

Девчонка замычала и начала биться в руках Синего. Подошедший к нам Широкий принес веревки и помог Синему связать ей руки, а потом и ноги.

— Надо ей рот заклеить, чтоб не орала, — бросил я, морщась. — Коттеджи рядом совсем, а за тем поворотом вон уже выезд на нормальную трассу, услышать могут, как не хера делать. Быстрее давайте.

— Ай, блин, — взвизгнул Синий, отдергивая руку от лица девки. — Укусила, сука!

— Отпустите, сволочи! — тут же заорала она. — Вы знаете, кто я? Кто мой отец? Да вас всех живыми закопают.

Дура. Можно подумать, мы схватили ее по какой-то другой причине, а не потому, что она дочь Петровского.

— В машину ее, — скомандовал я. — И заткни ей чем-нибудь хлебало, Синий. Задолбала визжать.

— В багажник? — уточнил он, взваливая девку себе на плечо.

— Ну не за руль же, — скривился я. Синий любил задавать тупые вопросы.

Девка продолжала орать, а Синий, шлёпнув ее смачно по заднице, лишь заржал и понёс к нашему внедорожнику.

— Давай, ее машину отгони на свалку, как и договаривались, а потом к нам, — кивнул я Широкому и пожал ему руку.

Женский плач и крики резко оборвались, и мы с Широким, как по команде, посмотрели в сторону внедорожника.

Глава 2

Милена

Открыв глаза, я поморщилась. Затылок ломило от удара. Руки, скрученные за спиной, затекли, и я их не чувствовала. Колени болели оттого, что уже долгое время ноги находились в согнутом положении.

Вокруг было темно, и я поняла, что все ещё лежу в багажнике внедорожника, куда меня затолкали какие-то ублюдки. Судя по равномерному шуму и тряске, машина куда-то ехала.

Я судорожно выдохнула и тут же начала задыхаться. От страха. Он замкнутого пространства, которое казалось гробом. От невозможности что-то сделать. Кто эти люди? Зачем они схватили меня? Куда везут? Неужели меня убьют и закопают в каком-нибудь лесу? Господи, за что! Я начала молиться, чтобы отец поскорее заволновался из-за моего отсутствия и начал искать. Эти бандиты схватили меня почти около дома. Ведь и оставалось только вырулить на основную трассу и подкатить к воротам закрытого коттеджного посёлка. Насиловать будут или сразу убьют? Тот ублюдок, что засунул меня в багажник, так мерзко смеялся и лапал мою попу, что я почти не сомневалась: со мной случится худшее.

В голове мелькнула мысль, что они схватили меня не просто так. Вернее, что схватили они не первую попавшуюся девушку — им нужна была именно я. Когда один из них начал заламывать мне руки, я крикнула: «Вы знаете, кто мой отец? Он вас закопает!» И в глазах того, что выхватил мой телефон, промелькнуло что-то... Отвращение? Ненависть? Он явно знал, кто я... Знал моего отца. А значит что? Что это значит, Милена? Может, не будут убивать, а хотят потребовать выкуп? Хорошо, если так. Тогда они ничего мне не сделают, потому что папа, как только узнает, что меня похитили, никаких денег не пожалеет, чтобы меня вызволить. Я лишь надеялась, что не ошибаюсь...

Машина затормозила и остановилась. Послышались звуки открываемых дверей, и раздались приглушённые голоса.

— Может, проверить девку? — спросил один.

— Что ей сделается? — раздражённый — второй. Я его узнала. Когда они меня схватили, он раздавал команды. Значит, это их главарь.

— Хер знает. Может, у неё там сотрясение мозга или задохнулась.

Второй ответил что-то, чего я не расслышала, но мужчины тут же рассмеялись. Шутят сволочи. Судорога воной прошла по телу. Мне не хватало воздуха, но изловчиться и стукнуть ногой в захлопнутую крышку багажника я не решилась. Привлеку их внимание, разозлю, и они убьют меня или ещё чего хуже.

Вдруг багажник открылся, и мне в лицо ударил свет от фонарика, включённого на мобильном телефоне. Я зажмурилась.

— Живая, — лишенным каких-либо эмоций голосом сказал мужчина.

Я открыла глаза. Фонарик теперь светил в сторону, и я тут же увидела пару синих глаз, устремлённых на меня. Я знала, что он прочитал на моем лице ужас, но ему было все равно. Так смотрят на вещь, причём на вещь, которая ничего не стоит.

В следующую секунду мужчина наклонился, а я инстинктивно вжалась в дно багажника.

— Не ссы, мелкая. Убивать я тебя не буду... пока, — криво усмехнулся он и пощупал веревки на моих запястьях, а потом и на лодыжках.

— Гром, может, ей попить или в туалет, — раздался откуда-то сбоку другой голос.

— Обойдётся, — возразил первый и снова захлопнул багажник.

— Далеко ещё ехать-то.

— Потерпит. Ещё не хватало, чтобы она сбежала по дороге.

Больше я ничего не слышала. Они сели в машину, врубили музыку и поехали дальше. На улице стемнело, и в багажник не проникало ни лучика света. Гроб на колесиках. Наверное, про это были детские страшилки?

Меня душила паника, и я начала всхлипывать. За что мне это? За что со мной так? Тот мужчина, которого второй бандит назвал Громом, он испугал меня до безумия. У него были абсолютно ледяные глаза. Ни капли жалости или сострадания. Такой перережет горло и не заметит.

Когда слезы иссякли, я попробовала сделать хоть что-то: повозила руками, заставляя немоту отступить; попыталась хоть как-то ослабить путы, но это оказалось безрезультатным; с ногами — то же самое. Эти ублюдки знали своё дело и связали меня так, что у меня даже не получилось хоть как-то лечь поудобнее. От бессилия я снова расплакалась, а потом пришло забвение, потому что машина подскочила на какой-то кочке, и я сильно приложилась головой, потеряв сознание.

Не знаю, сколько я пробыла в отключке, однако, когда я пришла в себя, ничего не изменилось. Я все еще была связана и все также находилась внутри запертого багажника машины. Я заставляла себя уснуть — ничего не выходило. Заставляла себя считать до десяти, до ста, до тысячи — лишь бы хоть чем-то занять голову и не думать о том, куда меня везут и что собираются делать.

Вдруг машина сбавила скорость, звуки вокруг изменились. Теперь колеса терлись не об обычное дорожное полотно, а ехали по чему-то более мягкому. Музыка стихла. Бандиты о чем-то переговаривались, но я ничего не могла разобрать. Вскоре машина остановилась, а ещё через пару минут багажник распахнулся.

Меня бесцеремонно выволокли наружу и, взвалив на плечо, понесли куда-то. Вокруг стало светлее. Видимо, включили уличные фонари. Лампу? Рассвело? В положении вниз головой, когда волосы закрывали обзор, я ничего не могла видеть. Но осознала, что вокруг лес: до меня доносились характерные звуки ночных птиц и одуряющий запах хвои. Меня внесли в дом и небрежно опустили на диван, с которого я тут же скатилась на пол: сидеть с завязанными за спиной руками было невозможно.

Глава 3

Милена

Мужчина ножом разрезал путы на руках и ногах и отклеил изоленту. Я глотнула воздуха и закашлялась. Он резко дернул меня и усадил на диван.

— Кто вы? — прохрипела я.

Он тут же ударил меня ладонью по лицу. Легонько, по касательной, и совсем не больно, но это было унизительно. Никто и никогда не поднимал на меня руку.

— Я тебе только что сказал — заткнуться.

— Что вам нужно? — невольно вырвались у меня слова вместе со всхлипом.

Вторая пощечина оказалась куда более болезненной.

— Заткнись, тупая ты сука, — прошипел он и уселся на журнальный столик прямо напротив меня так, что мои ноги оказались между его коленей.

Он чуть подался вперед, уперев локти в колени, а я, наоборот, отодвинулась как можно дальше, вжимаясь в спинку дивана. Мужчина смотрел на меня изучающе. В его синих глазах плескалась насмешка, смешанная с отвращением. Я отвела глаза и уставилась на его руки. Из-под коротких рукавов футболки выглядывали татуировки, покрывавшие, судя по всему, большую часть его вкачанных бицепсов: расходящиеся в разные стороны всполохи молний, нити которых спускались вдоль вен к пальцам. Устрашающее зрелище. Гром. Вспомнила я прозвище, которым называл его второй бандит. Его нигде не было видно.

— Значит, так, Милена Петровская, — наконец нарушил тишину мужчина. — Будешь сидеть тихо и не рыпаться — и всем будет хорошо. Будешь много болтать или орать — зашью рот, поняла?

Я в ужасе посмотрела ему в глаза и поняла, что он говорит на полном серьезе. Я кивнула.

— Вижу, тебе неймется и хочется спросить, зачем ты тут, — усмехнулся он. — Что ж, удовлетворю твое любопытство в первый и последний раз. Ты тут благодаря своему отцу, усекла?

И снова вопрос чуть не сорвался с моих губ, но я вовремя остановилась, увидев, как его пальцы сжались в кулак.

— Молодец, мелкая, быстро учишься, — улыбнулся он, обнажая ровные белые зубы.

Улыбка его была похожа на оскал хищника, ведь она не касалась глаз, и мне стало страшно. Я почувствовала, как из-под ресниц сорвались слезы, и я смахнула их ладонью. Мужчина ухватил меня за руку и осмотрел запястье, на котором виднелись следы от врезавшейся веревки.

— Ничего, мелкая, до свадьбы заживет, если ты, конечно, доживешь до свадьбы, — и он невесело рассмеялся.

Он встал так резко, что я от страха громко выдохнула. Его губы презрительно скривились.

— Сбежать не пытайся. Дом в лесу, на километры вокруг ни одной живой души, к тому же Гера начеку.

Не успел он договорить, как входная дверь распахнулась, и вошел мужчина. Тот самый, что внес меня в дом. Наверное, он и есть Гера. Он был чуть меньше по габаритам, чем Гром, и казался более спокойным.

— Сопроводи леди в ее комнату, — издевательски сказал Гром и, кивнув подельнику, вышел на улицу.

— Пошли наверх, — позвал меня Гера.

Я послушно встала, но тут же опустилась обратно на диван — ноги не слушались.

— Че, ноги занемели? — хмыкнул он. — Хочешь разотру? — Он похабно улыбнулся и шагнул ко мне.

— Нет! — взвизгнула я и испуганно посмотрела на входную дверь.

— Да не ори ты. Гром же по-хорошему попросил тебя вести себя тихо, вот и веди.

Он двинулся вверх по лестнице, и я пошла следом. Ноги и правда болели от долгого лежания в скрученном положении. Ступни прокалывало иголками.

— Лучше не зли Грома, он и так на всю жизнь разозленный, — посоветовал Гера.

— Зачем вы меня похитили? — решилась спросить я. — Вам нужны деньги?

Он обернулся и как-то странно посмотрел на меня.

— Деньги? У богатеньких сучек вроде тебя все измеряется деньгами, да?

— Если не деньги, тогда что? Что вам нужно?

— Ты нам нужна, мелкая, ты, — раздался сзади голос Грома, от звука которого у меня сердце ушло в пятки.

Когда он успел вернуться? Гера распахнул дверь какой-то комнаты и ушел, а Гром приблизился ко мне, заставляя в эту самую комнату отступить.

— Зачем? Что я вам сделала? — не выдержала я, всхлипнув. — Позвоните отцу, у него много денег, он даст, сколько хотите!

— Заткнись! — рявкнул он, налетая на меня и тыча мне в лицо пальцем. — Заткнись и лучше не напоминай мне о своем папаше!

Я отшатнулась, споткнулась и упала, сильно приложившись копчиком об пол. Гром стоял прямо надо мной, широко расставив ноги.

— Что, не нравится ни черта не понимать и чувствовать себе униженной, Милена Петровская? — выплюнул он. — Привыкай!

Я разрыдалась, но его это не проняло. Гром лишь скривился. С ужасом я поняла, что если сейчас же не схожу в туалет, то мой мочевой пузырь лопнет.

— Я хочу в туалет, — прошептала я, уже не пытаясь стереть с лица слезы.

Злость, полыхавшая ярким огнем в его глазах, поутихла.

— Сортир там, в конце коридора, — кивнул он на дверь и швырнул на пол бутылку воды, которую до сих пор сжимал в руке. Она подкатилась ко мне, больно стукнув бедро. — Это на попить, мелкая. Завтра все остальное.

Глава 4

Гром

Я достал из пачки последнюю сигарету и, скомкав ненужную теперь картонку, запустил ее в урну, стоявшую неподалеку. Позвоните отцу, он даст столько, сколько хотите! Твою мать. Она только открыла рот, чтобы сказать это, а я уже кипел желанием свернуть ее тонкую шейку. Чего вы от меня хотите? Можно подумать, я знал. Когда я продумывал план, в голове все казалось простым. Я был уверен, что меня ничем не проймешь, но теперь, когда девчонка оказалась в моих руках… мне вспомнились эти серые заплаканные глаза, эти торчащие под тонкой блузкой сиськи, которые будто орали: «Давай, Гром, сомни нас!» Полоска голой кожи плоского живота. Твою ж мать! В штанах стало тесно. Молодец, Гром, просто молодец! Еще не хватало думать об этой мелкой девке в таком ключе. Ты, черт возьми, зачем ее сюда привез?

Вдали послышался шум приближающегося автомобиля. Я поднялся и спустился со ступенек, направившись к воротам. Распахнул их. На участок вкатил неприметный «опель» Широкого.

Я закрыл ворота, развернулся, посмотрел на окна комнаты, где была Милена. Девчонка сидела на подоконнике, обнимая себя руками. Она не видела меня, а вот мне ее силуэт был виден отчетливо. Опять ревет, наверное. Ничего, пусть поплачет. Ей полезно.

— Любуешься? — раздался сзади насмешливый голос друга.

— Ага, облюбовался весь.

Я уселся на ступеньку крыльца. Леха сел рядом, поделился со мной очередной сигаретой.

— Ну че она? — спросил Леха.

— Плачет, — выпустил я сигаретный дым.

— А ты?

— Придушить хочу.

— А хер ты ее придушишь, — засмеялся он. — Я тебе говорил: либо решай ее сразу, либо…

— Что там в городе? — сменил я тему.

— А что там? Пока все тихо. Машину ее я отогнал на свалку. Ребята ее хорошо привалили, хер какая сука найдет.

— По камерам отследить смогут?

— Камера висит только у въезда в коттеджный поселок, а дальше ни хера нет. Поворотов на проселочные с основной дороги до черта лысого, так что куда девочка ехала и куда дальше поехала, никто не поймет.

— Хорошо. Телефон выбросил?

— Ровно там, где девчонка рассталась со своей подружкой.

Я кивнул. Пока все шло так, как и планировали. Когда Милена не вернется домой, Петровский ринется ее искать. Начнет звонить дочери, не получив ответа, подруге. Потом будет пытаться отследить машину по камерам, но увидит лишь то, что Милена свернула в пролесок на подъезде к дому, а через какое-то время снова вернулась на дорогу и уехала в неизвестном направлении. Потом Петровский попытается найти ее по сигналу с мобильника и обнаружит, что дочурка потеряла телефон, когда прощалась с подругой у ресторана. Если повезет, то мобильник найдет какой-нибудь прохожий и заберет себе, а значит, Петровский вместе с ментами будут искать этого лоха, чтобы в результате круто обломаться.

— Что теперь? — спросил Леха, хотя прекрасно знал, каков был изначальный план.

— Будем ждать, пока Петровский поседеет от переживаний. Когда ни он, ни менты девку не найдут, они наверняка решат, что это похищение с целью выкупа и будут ждать звонка от похитителей.

— А потом ты пришлешь ему ее труп? — хмыкнул Широкий.

Мне хотелось именно этого: довести Петровского до безумия, чтобы он знал, что его дочь похитили и что он ни черта не может с этим сделать. А еще я хотел, чтобы он знал, кто ее похитил.

— Лучше бы не допускать, чтобы вмешивались менты, — сказал Леха.

— Широкий, мы это уже обсуждали. Менты как вмешаются, так и забудут, когда Петровский даст отбой.

— Ты уверен, что даст?

— Ну он же захочет, чтобы его сладкая дочурочка осталась жива.

— А что если он только сделает вид, а сам пустит псов искать нас и ее?

— Значит, кончу ее, а дальше — посрать!

— Не кипятись, Гром. Надо все продумать как следует.

— Знаю я, — раздраженно бросил я, поднимаясь. — А еще знаю эту гниду. Когда он узнает, что Милена у меня, он сделает все, как я скажу.

— Уверен? — снова засомневался Леха.

— Уверен. Он же у нас теперь метит в губернаторы. Скоро выборы. Всплывет та старая история с моей семьей, хуй он дорвется до кормушки. Да и дочку он любит. Так что привяжет ботало и будет делать, как я скажу.

— Хорошо если так, — кивнул Леха и зевнул. — Ладно, пошли спать.

Он ушел в дом, а я еще посидел в одиночестве, докуривая третью по счету сигарету. Зарекался бросить после того, как откинусь, а хрен там.

Широкий, Леха Широков, был старше меня на пять лет и осторожнее раз в двести. Наверное, если бы не он, я бы, выйдя после отсидки, тут же бросился в дом Петровского и порешил бы его сразу. Мне было плевать на себя — я лишь жаждал мести. Широкий заставил меня задуматься о многих вещах, переосмыслить, остыть и спланировать. Как там говорят? Месть — это блюдо, которое подают холодным? Так и есть. Мое блюдо стыло пять лет, что я мотал срок, и еще год после того, как мы с Лехой откинулись. Оно настолько остыло, что теперь меня ничем не проймешь. Если бы не девка… И тут Леха оказался прав: у меня кишка тонка убить. Потому что убить человека не так легко, как кажется. Особенно убить девчонку. Милую до умопомрачения девчонку. От этого я бесился еще сильнее.

Глава 5

Милена

Организм отреагировал на стрессовую ситуацию тем, что просто вырубился. Я долго сидела на окне, пытаясь разглядеть хоть что-либо в ночи, расслышать какие-то признаки жизни, все еще надеясь, что меня привезли не в глухой лес, а в какой-нибудь дачный поселок. Единственное, что я расслышала, — это звук подъехавшего автомобиля, приглушенный шумоизоляцией пластикового окна. Видимо, приехали еще два бандита. Там, на дороге, где они поймали меня, их было четверо. Теперь все, видимо, в сборе.

Мне до тошноты было плохо от мысли, что они могли со мной сделать. Я сползла с широкого подоконника, забралась под одеяло, повернувшись лицом к двери, чтобы в случае появления кого-то из похитителей, тут же вскочить и… И что? Что я могла сделать? Их четверо — я одна. Сон сморил меня незаметно, даровав спокойствие и тишину. Мне даже ничего не снилось.

Проснулась я рано. За окном, правда, уже рассвело. Я выглянула наружу, но, кроме леса, не увидела ничего. Нет, был еще забор, довольно высокий, с горизонтальными планками, через промежутки между которыми виднелся все тот же лес.

Как оказалось, проснулась я не первая. Гром прыгал через скакалку чуть поодаль. Я тут же спряталась за серую штору, чтобы не привлечь его внимания. Мужчина был в одних шортах. Видимо, он уже довольно долго прыгал или, может, качал мышцы, потому что было видно, как он вспотел — по обнаженному торсу скатывались капельки пота, искрясь под лучами утреннего солнца. Оба предплечья мужчины закрывали татуировки. Еще одна была на шее — цепь с острыми шипами. Вдоль позвоночника тянулась какая-то надпись. Если бы мы встретились при других обстоятельствах, я бы посчитала Грома красивым. Он был высок, с развитой мускулатурой — занятия спортом в его жизни явно занимали значимое место, — мужественные черты лица, чувственные губы и ярко-синие глаза. Настолько же красив, насколько и опасен. А еще зол. Второй похититель сказал, что Гром зол на весь мир. Из-за чего? И почему свою злость он решил выплескивать на мне? За что?

Будто почувствовав, что за ним наблюдают, он повернул голову и посмотрел на мое окно. Я резко отскочила от шторы, надеясь, что он меня не заметил, и тут же убежала в ванную.

На полочке я нашла новую зубную щетку, которой и воспользовалась. Принять бы душ, но у меня даже полотенца не было. Не буду же я говорить своим похитителям о том, что хочу помыться? Представляю, сколько пошлых гадостей посыплется от них, с предложением составить мне компанию или потереть спинку.

Меня не связывали и не запрещали перемещаться по дому. Видимо, и правда не верили, что я смогу отсюда сбежать. Эти уроды меня не тронули, пока не тронули, и я посмела надеяться, что они все-таки потребовали выкуп от отца. А значит, совсем скоро меня отпустят, потому что папа сделает все, чтобы меня спасти.

Потихонечку я вернулась в отведенную мне спальню. Внизу послышался шум, и раздались голоса. Смех. Им смешно. Непроизвольно я сложила руки в замок и поднесла их к губам, вдруг начав молиться. Господи, не позволь им ничего сделать со мной. Господи, помоги! Я не заслужила этого. Не заслужила этого кошмара.

Вскоре послышался звук отъезжающего автомобиля. Кто-то из них уехал. Лучше бы они все провалились сквозь землю. Потом все стихло. Снаружи. А внутри меня бушевала буря отчаяния. Я не знала, куда себя деть и чего ждать.

— Господи, пусть папа уже ищет меня. Пусть он узнает, где я.

А я не знала ничего. Даже который сейчас час, не знала. Не было ни часов, ни мобильника.

Дверь с легким шорохом распахнулась, и я резко подскочила с кровати, на которой сидела. На пороге стоял Гром. Он переоделся в темную футболку и джинсы. Волосы были слегка влажные. Видимо, только после душа.

Он стоял в дверях и смотрел на меня. От его взгляда я съежилась, обняла себя руками. Понять, о чем думал этот человек, было невозможно. Спросить — тем более. Я боялась, что он снова меня ударит.

— Все утро на меня смотрела, опять вот смотришь. Что, нравлюсь я тебе, мелкая? — растянул он губы в презрительной улыбке.

— Зачем вы держите меня здесь? Что вам надо? — выпалила я. — Выкуп?

— Сколько вопросов, — присвистнул он, засовывая руки в карманы.

— Сложно ответить?

— А если я скажу, что хочу убить тебя, тебе легче станет? — прищурился он.

— Так почему еще не убил? — Я вздернула подбородок, стараясь не показывать страха.

— Ух ты. Первый шок прошел, и наша крошка стала дерзкой? — с издевкой сказал Гром и шагнул ко мне.

Я так резко отскочила назад, что врезалась спиной в стену.

— Полегче, полегче, мелкая! — засмеялся Гром.

Мне было так обидно и так страшно, что слезы снова наполнили глаза.

— Есть будешь? — спросил он, вмиг посерьезнев.

Я хотела выкрикнуть: «Что, сначала накормишь, а потом убьешь?» — но сдержалась. Лучше не злить его.

— Я не голодна, — соврала я, а мой желудок тут же издал урчащий звук.

— Я вижу, — кивнул Гром. — Захочешь жрать, спустишься в кухню и сама себе что-нибудь приготовишь. И запомни, мелкая, ты здесь не на день и не на два. Объявишь голодовку — сам в тебя еду впихну, поняла?

Глава 6

Гром

После пробежки я перешел к скакалке, сегодня не хотелось работать в полную силу, но мозгам требовалось время, чтобы отдохнуть и начать думать в нужном направлении. Бег и скакалка этому помогали лучше всего.

То, что Милена, смотрит на меня, я почувствовал сразу. Тюрьма приучила к тому, чтобы чувствовать чей-то заинтересованный или злой взгляд, чтобы кожей ощущать его, даже не оборачиваясь. Девчонка долго пряталась за шторой, пытаясь сделать вид, что ее там нет. Наверное, я ей нравился, раз все утро пускала на меня слюни. Я не против, такой девочкой грех пренебрегать. Я звал ее мелкой, потому что Милена и правда была мелкой. В ней от силы было сантиметров сто шестьдесят. И худенькая. Я мог бы ее поднять одной рукой, как вон ту гантель. Но сиськи зачетные. Не дойки, накачанные силиконом, а маленькие, аккуратные. Торчащие, блядь, под тонкой хлопковой блузкой так, что всю ночь мне снились. Плохо, что она — это она. Встреться мы в другой жизни, я бы с нее не слез.

На улицу вышел заспанный Гера.

— От Синего привет, — кивнул он мне.

— Че там?

— Да ниче. Нормалек. Он пока у себя на хате. В городе вроде тишина.

— Менты на ушах стоят?

— С хера? — улыбнулся Гера. — Дочурка укатила, может, к любовнику, может, еще куда.

— Правильно, — кивнул я. — Своих людей этот хрен, ее папаша, поднимет, а ментов привлечет к вечеру или завтра. Мало ли, что мелкая учудила — не впервой. А папашке надо беречь репутацию.

— И все же дочь важнее, — раздался сзади ворчливый голос Широкого.

Я задумался и бросил взгляд на друга.

— Ты прав. Дочь важнее, а потому сделаем по-моему. — Я перевел взгляд на Геру. — Давайте-ка так. Ты, Герыч, дуй к Синему. Покрутитесь там, посмотрите, что к чему, но так, чтобы на вас никто внимания не обратил. А дальше — по обстоятельствам. Если нигде не налажали, то хер менты на нас выйдут.

— Не налажали, — уверенно сказал Широкий.

Я кивнул. Леха прав.

— Девку, значит, мочить не будем? — уточнил Гера.

— Пока нет. И вот еще что, Гера… Синий — мужик надежный, но не надо ему знать, где мы обитаем.

— Понял, не дурак, — согласился Гера.

После пары бутербродов и кружки чая Гера уехал. Мы с Лехой Широким остались в доме.

— Покормить девчонку надо, — сказал Леха.

— Че ты с ней носишься, как наседка с цыплятами, — засмеялся я. — Понравилась, что ли?

— Ну, она ж девчонка, — пожал он плечами. — В общем-то, ни в чем не повинная.

— Она дочка Петровского, так что посрать, — возразил я.

Друг смерил меня долгим взглядом, и я закатил глаза:

— Хорош, меня сверлить, Широкий. Ты сам говорил — убей ее и папаше отрезанную голову пришли.

— Именно. Порешил бы ее сразу, прям на той дороге, и никаких проблем.

— А теперь что за проблемы?

— А теперь, твою мать, мы с ней познакомились поближе, — сплюнул он.

Он был прав, как всегда, но мелкой это участь не облегчит.

— Я думаю, помаринуем ее отца, подержим ее тут пару недель, а потом сделаем предложение, от которого он не откажется.

— Денег с него поимеешь?

— Я с него все поимею, до последней рубашки. А потом ее в расход.

Друг ничего не сказал, лишь кивнул. Я знал, он пойдет со мной до конца, какое бы решение я ни принял.

Через пару недель тишины и отсутствия какой-либо информации о дочери Петровский решит, что ее убили. Вот тогда я и выйду на сцену. Мудак так обрадуется, что мелкая жива, что ни в чем мне не откажет. Сделает все, как надо. И получит Милену назад живую и невредимую. Или почти живую и почти невредимую. Это «почти» будет зависеть от ее поведения. Может, и мертвую получит. Это был бы самый лучший исход для нас — не для нее.

После душа я поднялся к Милене, которая при виде меня дернулась как ошпаренная. Правильно, мелкая, бойся меня. Так всем будет проще. От еды она отказалась, хоть ее несчастный желудок орал, что хочет жрать. Упрямая мелкая коза. Ну и плевать.

Я ушел в комнату, которую можно было бы назвать кабинетом и библиотекой, только вот я не был бизнесменом, чтобы иметь собственный кабинет. Книг здесь тоже было не так чтобы до потолка, но все же много. К чтению мы в тюрьме и пристрастились: чем еще убить время в местах лишения свободы? Книги и спорт — наше, блядь, все.

Пять лет жизни как в трубу. Мог ли я тогда, в двадцать три, подумать, что отмотаю срок ни за что? Мог ли я подумать, что будет как в кино, когда твою жизнь разделят на до и после? И кто разделит? Ублюдок Петровский, который решил, что ему можно все. Вот так вот. Убил конкурента вместе с его семьей и вышел сухим из воды. Теперь метит в кресло губернатора! Может, не прав Широкий. Может, поехать к Петровскому и разрядить в него обойму? Нет, это слишком простая смерть для него. Пусть знает, что жизнь одного ребенка за жизнь другого. Он отнял три. Я хотел отнять жизнь его дочери… и отниму, если понадобится… Еще и жену его прихвачу. Правда, внутренний голос на пару с голосом Лехи Широкого твердил: хуй ты это сделаешь, Гром. Ты злой. Ты мудак. Ты ненавидишь. Но ты не убийца.

Глава 7

Милена

По лестнице я спускалась на трясущихся ногах. Во мне кипело возмущение. Со мной никто и никогда не обращался так мерзко. Мне хотелось орать, топать ногами, хотелось размахнуться и дать этому Грому пощечину. Да кем он себя возомнил? Однако все это я сдерживала внутри себя, потому что понимала: эти отморозки способны на все. Пока я отделалась легким испугом, а потому лучше сидеть и не высовываться. Хочет, чтобы я ему приготовила обед? Я приготовлю. Лишь бы никто из них не тронул меня и не смотрел похотливым взглядом. Я вспомнила того мужчину, который вчера оглушил меня, когда запихнул в багажник. Этот, казалось, не перед чем не остановится. Слава богу, здесь его не было, как и еще одного, Геры, кажется.

В голове не укладывалось происходящее. Еще вчера утром я выезжала из дома в предвкушении веселого дня с подругой. Сначала мы с Лерой прошлись по магазинам, потом зашли в салон, где я покрасила волосы и сделала массаж лица. Вечер мы закончили в нашем любимом ресторане, где обсуждали планы предстоящей вечеринки в честь моего дня рождения, до которого осталось две недели.

А потом… А потом меня запихнули в багажник, связав руки и ноги, привезли в какой-то дом у черта на куличках и грозят убить. Еще и хотят заставить обслуживать их… Интересно, я доживу до своего двадцатиоднолетия, или Гром прирежет меня раньше?

— Кухня там, — кивнул мне на широкую дверь мужчина, который только что приносил поднос с едой в мою комнату.

Гром сидел на диване и пялился в телефон. При моем появлении он оторвал глаза от экрана мобильника и окинул меня долгим взглядом. От этого взгляда сердце ушло в пятки, потому что я знала, когда так смотрят: когда горят вожделением и когда ненавидят.

Я вошла в кухню и осмотрелась. Ультрасовременная. Красивая. Темно-серый пластик в сочетании с белым. Идеально чистая. Все на своих местах. Нигде ничего не валяется. Никаких жирных пятен или брошенных грязных чашек, ножей, сковород. Удивительно, учитывая, что здесь живут эти… Интересно, кому из бандитов принадлежит этот дом? Грому? Или второму?

К своему разочарованию, я так же заметила, что в кухне не было двери на улицу. Дурочка! А ты рассчитывала, что вот так просто перед тобой распахнется дверь и ты сбежишь?

— Меня Алексеем зовут, — сказал мужчина, вошедший за мной следом на кухню. — А его, — он кивнул в сторону гостиной, — Александром.

Я повела плечом. Зачем мне их имена? Этот мужик выглядел спокойным, рассудительным и на фоне всех остальных даже казался добрым, хотя острый взгляд говорил, что его доброта — лишь видимость.

Он распахнул двустворчатые двери холодильника.

— Вот, здесь полно всего.

Он отошел чуть в сторону, а я заглянула в холодильник. Тут и правда было продуктов на пару недель, а в морозилке мяса, рыбы и полуфабрикатов — на месяц. То ли они специально запаслись, то ли жили здесь постоянно, хотя, если судить по чистоте, царившей в доме, в последнее верилось с трудом. И что им приготовить? Почему я вообще должна им готовить? Возмущался мой внутренний голос. Дома я не готовила для семьи. Зачем, если для этого у нас есть повар и целый выводок домашних работниц? А готовила я, только когда было настроение, потому что мне нравился сам процесс. Мне нравилось учиться. Тьерри, наш повар-француз, сначала не терпел, когда я появлялась в кухне, но со временем смирился. Первое время я просто сидела рядом и наблюдала, как он колдует над блюдами. Потом он стал позволять мне помогать ему: принеси то, подай это, нарежь лук, помой помидор. Только спустя несколько месяцев Тьерри смилостивился и научил меня печь прозрачные кружевные блинчики. За блинчиками последовало множество различных блюд изысканной французской кухни. Отец не имел ничего против моего увлечения кулинарией. Он вообще никогда ничего не имел против моих причуд. Папа так меня любит… Я шумно выдохнула.

— Ты и правда умеешь готовить? — спросил Алексей, заставив меня вздрогнуть и вернуться к реальности.

— Почему я должна не уметь готовить? — спросила я.

— Потому что, мелкая, ты золотая девочка, — раздался голос Грома, появившегося в дверях кухни, — а все мы знаем, что мажорки только сосать хорошо умеют.

Я прикусила губу, чтобы не ответить чего-нибудь резкого, но все же не сдержалась:

— Много мажорок ты знаешь? — едва слышно пробурчала я.

— Слава богу, нет, — тут же ответил Гром, все же расслышав, что я пробубнила. — Предпочитаю обычных телочек, а не пафосных сук.

Алексей достал из холодильника банку пива и вышел из кухни. Я с ужасом взглянула на эту самую банку. Сейчас напьются, и что потом? Гром перехватил мой взгляд.

— Не бойся, мелкая, мы не нарики и не алкаши, а нормальные мужики. Во всех смыслах, — он растянулся в ленивой улыбке, только вот глаза его совсем не улыбались. — Если захочешь попробовать настоящего мужика, а не лощеного папенькиного сынка, только свисни.

— Зачем тебе эта игра? — не выдержала я. — Я ничего тебе не сделала. Я даже не знаю тебя… Если все это ради денег, так отец наверняка готов заплатить…

— Все это ради твоего отца, мелкая, — перебил он меня. — Ради твоего долбанного папаши. Он мне должен. И он этот долг вернет.

— Должен? — удивилась я. — Так у него море денег, он без проблем отдаст, — выпалила я.

Глава 8

Гром

6 лет назад

В больницу я приехал через два часа, собрав на своем пути все возможные пробки.

— Она в тяжелом состоянии, — сказал вышедший ко мне врач, — боюсь, и до утра не дотянет.

Меня не хотели пускать в палату, но я прорвался. Отца и шестилетнего брата больше не было, и у меня была лишь мама, но спустя каких-то полчаса и ее не стало. Она будто ждала меня, копя в себе последние крошечные капли жизни. Стоило мне опуститься на край ее кровати, как мама открыла глаза. Ее взгляд был мутным, лицо осунулось и заострилось, как это бывает у тех, кто уже одной ногой перешагнул через порог.

— Мама, — прошептал я срывающимся голосом.

— Сашка… — едва слышна произнесла она.

— Кто это сделал, мам? Кто?

— Сережа? Папа? — одними губами спросила она.

Мама не знала, что их больше нет.

— С ними все в порядке, — соврал я. — Ты только держись, мам.

Мама кивнула, и я понял, что она не поверила. Знала. Чувствовала.

— Это Петровский, — чуть окрепшим голосом промолвила она. — Он был там. Сам был. Папа подписал контракт, а он вот так… Спрячься, Саша, хоть ты спрячься и живи…

Она закашлялась, и на губах выступила кровавая пена.

— Доктор! — бешено заорал я, выбегая из палаты.

Но доктор уже ничем не мог помочь. Ни матери, ни отцу с братишкой.

Их расстреляли прямо на дороге. Вечером родители с братом возвращались с дачи в Москву. Им перекрыли дорогу и расстреляли машину в упор. Отец с братом погибли на месте, а мама дожила до приезда скорой и после операции дождалась меня… Чтобы сказать… чтобы подтвердить имя убийцы. И попрощаться.

Отцу принадлежал огромный участок земли на границе Москвы и Московской области. Раньше там были совхозные земли, а в девяностые, когда все вокруг покупалось, продавалось, приватизировалось, он купил эти земли за бесценок, просто потому что мог купить. Они так и стояли, долгое время не используясь, но пару лет назад отец, уйдя из туристического бизнеса, решил организовать на них фермерское хозяйство. Дела пошли, хоть и требовали огромных вложений и трудозатрат. У отца была деловая хватка, детство, проведенное в советской деревне, и желание делать качественную молочную продукцию. Я отучился в ВШЭ и последний год полностью погрузился в дела отцовского предприятия.

Однако несколько месяцев назад на наш бизнес позарился миллиардер Петровский. Ему не столько нужно была ферма, сколько земля. Петровский строил торгово-развлекательные комплексы по всему Подмосковью и другим областям, а наши земли как раз располагались в таком удобном месте, что этот ублюдок не мог спокойно пройти мимо. Он предлагал отцу купить землю вместе с его бизнесом — отец, конечно же, отказывался, не хотел, чтобы ферма, которая только-только начала развиваться, исчезла и превратилась в очередной шопинг-мол. Петровский давил, намекал, что все равно отцу не дадут дальше работать спокойно. Отец был упрям. Он не боялся. Не верил, что в наше время может случится то, что сплошь и рядом происходило в девяностые. Не верил, что магнат Петровский, готов не только угрожать, но и перейти к действиям.

Сначала произошел пожар в одном из коровников. Мы понесли убытки, но отца это не остановило.

Потом исчезли мама с братом. Их похитили, а отцу позвонили и прямым текстом сказали, что если он не согласится отдать земли за бесценок — о продаже за ранее предлагаемую сумму теперь и речи не шло, — то сначала убьют маму, а следующим станет маленький Сережка. И отец сдался. К черту бизнес — лишь бы родных не трогали.

Он поехал на встречу с юристом Петровского и все подписал. Маму с братом отпустили. Мы остались без успешно развивающегося бизнеса. Но главное, что все были живы… До сегодняшнего дня. Петровский просто решил убрать отца, чтобы, не дай бог, нигде не всплыла история с похищением и рейдерским захватом. У отца были связи, и Петровский явно боялся, что его репутацию подмочат. Мама с братом оказались лишь сопутствующей потерей.

Когда врач объявил, что мама умерла, я долго сидел в коридоре больницы, не зная, что мне теперь делать. В голове не было ни одной мысли. Не было понимания, что моя семья погибла. Я не верил, что за считанные часы я лишился отца, матери и маленького брата. Господи! Его-то за что! Сережке было всего шесть…

Я вышел из больницы и, спустившись по ступенькам крыльца, начал звонить юристу отца, который занимался делами нашего бизнеса. Тот не брал трубку.

Ко мне тут же подошли менты и попросили предъявить документы, а посмотрев паспорт, схватили и начали обыскивать. В кармане куртки у меня нашли пакетик с белым порошком, которого там не было еще несколько секунд назад. Меня осудили за хранение наркотиков и посадили на пять лет. Конечно, доказать кому-то, что наркоту мне подсунули менты, которые ждали меня у выхода из больницы, я не мог. Юристы и адвокаты отца исчезли, явно получив четкие указания от Петровского не вмешиваться. Суд был лишь фикцией. Все было решено еще до того, как я оказался в больнице и поговорил с матерью.

Я не размышлял над тем, почему Петровский не решился и в меня выпустить пулю. Я задавался другими вопросами: что я буду делать, когда выйду на свободу и как буду мстить. Я мечтал отмотать срок, освободиться и собственными руками придушить Петровского, разодрать эту мразь на куски. Широкий, с которым мы вместе чалились последние четыре года и который стал мне самым близким другом, предлагал действовать более осмотрительно.

Глава 9

Милена

— Ты хочешь сказать, что мой отец причастен к чьей-то смерти? — не поверила я своим ушам.

— Причастен? — расхохотался Гром. — Слишком аккуратный выбор слов, мелкая. Твой отец — убийца.

— Это неправда! — выкрикнула я. — Ты что-то напутал!

— Скажи это моей семье, которая сейчас лежит на кладбище, — зло выплюнул он.

— Я очень тебе сочувствую, правда, — заикаясь, выговорила я, — но это не имеет никакого отношения к моему отцу. Это какая-то чудовищная ошибка!

Я схватилась за горло, чтобы сдержать подступающую панику.

— Конечно, ошибка. Ведь в такую ошибку поверить удобнее, чем в то, что твой отец конченый мудак.

— Это ты конченый мудак! — заорала я, уже не контролируя себя. — Мой отец сроду мухи не обидел, а ты... ты...

Рыдая, я выскочила из кухни, оттолкнув стоявшего в проходе Грома. Не знаю, как мне это удалось. Наверное, я была слишком зла, а он не ожидал от меня такой прыти.

Я взбежала вверх по ступенькам и захлопнула дверь спальни, прижавшись к ней спиной. Что толку? Захочет он войти — войдёт. Замка в двери не было, а у меня не хватило бы сил его остановить. Я то и дело смахивала с щёк катившиеся по ним слезы и пыталась отогнать от себя мысли о том, что только что сказал Гром. Он был уверен, что мой отец каким-то образом причастен к смерти его семьи и хотел отомстить. Отомстить через меня, потому что понимал: для отца потерять дочь будет страшнее смерти... Но я знала, что Гром ошибался. Мой отец был честным бизнесменом, а не каким-то мафиозо. Я понятия не имела, кто там убил семью Грома, но мой отец не мог иметь к этому никакого отношения. Просто не мог!

— Вот так разбиваются розовые очки, — раздался приглушённый голос Алексея снизу.

Я замерла, прислушиваясь и даже чуть приоткрыла дверь.

— Ты не прав, Широкий. Ни черта у неё не разбилось. Эта сука ни за что не поверит, что ее любимый папочка — волк в овечьей шкуре. Ты слышал? Он мухи сроду не обидел...

— Мухи, может, и не обидел, зато людей не жалел, — иронично вставил Алексей.

— С удовольствием бы свернул ей шею прямо сейчас, — в ярости выплюнул Гром, — и не стал бы ничего выжидать. Как же бесит, сука.

— Не кипятись, Гром. Ты ждал слишком долго, чтобы сейчас слететь с катушек. Если уж и убьешь девчонку, пусть Петровский сначала как следует понервничает, как ты и хотел, и пусть знает, за что умрет его дочь.

Я в ужасе отшатнулась от двери. Значит, не будет никакого выкупа. Значит, он будет держать меня здесь, пока ему не надоест и пока отец не сойдёт с ума от неизвестности, а потом просто убьёт... Ещё и маму. Ведь Гром говорил и про мою маму.

Я всхлипнула и отошла вглубь комнаты. Взгляд упал на ручку окна. Я дернула — окно открылось без проблем. Обычное пластиковое. Никаких хитрых замков или ещё чего-то. Я свесилась через подоконник. Если зацепиться руками, то ногами я смогу достать до края плоской крыши веранды, что была почти под окном и чуть сбоку — веранда, видимо, тянулась по всей передней части дома и чуть охватывала его еще с двух сторон. С крыши можно будет спрыгнуть на землю. Я перевела взгляд на забор. Наверняка я смогу перелезть через него: горизонтальные рейки послужат ступеньками. Лес вокруг и ни одной живой души на много километров? Лучше уж заблудиться в лесу, чем остаться здесь и ждать, когда Гром решит осуществить свою ужасающую задумку.

Аккуратно закрыв окно, я решилась дождаться ночи и тогда бежать. Главное, чтобы эти двое тоже уснули, а не стерегли меня. С другой стороны, если бы они боялись, что я сбегу, то заперли меня в каком-нибудь подвале. А раз не боялись... значит, здесь и правда некуда бежать. Ну и что! Плевать! Я что-нибудь придумаю. Лишь бы выбраться. Лишь бы оказаться подальше отсюда.

Ни Гром, ни Алексей не заходили ко мне до конца дня. Я слышала, как они гремели посудой на кухне, разговаривали, смеялись, иногда выходили на улицу, чтобы покурить. Мой желудок урчал от голода, но я боялась спуститься. Не хотелось выслушивать насмешки или бред о том, что мой отец кого-то убил. Я не могла в это поверить. Но Гром не был похож на сумасшедшего. Может, кто-то подставил моего отца, ввел Грома в заблуждение? Хотя… Разве не сумасшествие — похитить меня и держать здесь только ради того, чтобы навредить отцу? Я так запуталась, пытаясь хоть как-то проанализировать все случившееся, что у меня начала болеть голова.

Я не заметила, как стемнело и наступила ночь. Легла на кровать и уставилась в потолок, прислушиваясь к звукам в доме. Мужчины долго не расходились, разговаривали. Потом один из них поднялся на второй этаж, я зажмурилась, притворяясь спящей, если он надумает заглянуть в мою комнату. Однако он просто прошел в другой конец коридора. Наверное, Гром. Видимо, его комната тоже была на втором этаже. Вскоре все стихло. Я встала, подошла к окну и распахнула его.

Осуществить мой план побега оказалось легче, чем я думала. Я перелезла через окно и свесила ноги, кончиками пальцев я нащупала крышу веранды и мягко соскользнула на нее. Почти бесшумно. Замерла на секунду, прислушиваясь, но все было тихо.

С крыши веранды я таким же образом спустилась на мягкий газон. Правда, до земли было далековато, и от прыжка в ногах загудело при немягком приземлении.

Глава 10

Милена

Оскалившаяся собачья пасть нависала надо мной, тяжелые лапы давили на грудную клетку, зубы клацали в миллиметрах от моей шеи. В голове пронесся миллиард мыслей: откуда здесь собака, она сейчас меня сожрет, я не хочу умирать, будет больно, Гром услышит… Последнее испугало меня больше всего.

Когда входная дверь распахнулась, я всхлипнула.

— Ёб твою мать! — послышался злой рев.

Дальше все произошло слишком быстро, чтобы я хоть что-то успела сообразить. С моей груди отвалился тяжелый груз, собака отскочила в сторону, а в следующую секунду Гром схватил меня за шкирку и словно котенка поволок в дом.

— Отпусти, — заорала я. — Отпусти, сволочь!

— Я тебе говорил сидеть тихо! Я тебя предупреждал не пытаться сбежать, тупоголовая ты сучка!

Показавшийся в дверях Алексей лишь усмехнулся, прикурил и вышел во двор. Гром же потащил меня вверх по лестнице.

— Сволочь! Подонок! — пыталась вырваться я.

— Марта могла тебя сожрать, дура! И видимо, зря я ей не дал подправить твою красивую мордашку.

Он проволок меня по лестнице, не обращая внимания на стоны боли и мои рыдания. Ребрами я пересчитала все ступеньки. На верхней площадке Гром подхватил меня подмышки и втолкнул в мою спальню, пихнув так, что я впечаталась в стену, по которой тут же начала сползать. Он не дал мне опуститься на пол, дернув и заставив встать на ноги.

— Я тебя просил по-хорошему, Милена Петровская, сидеть тихо и не бесить меня, но ты, видимо, по-хорошему не понимаешь! — Он схватил меня за шею, сжав так, будто и правда собирался сломать ее. Его бешеные глаза, его губы, весь он были слишком близко. Меня затрясло от ужаса. — Значит, будет по-плохому.

— Отпусти, — промычала я, пытаясь лягнуть его между ног.

Он схватил меня за колено и отодвинул ногу в сторону, поставив обе своих между моими, лишая возможности сделать хоть что-то. Отпустив шею, Гром обеими руками с силой дернул за ворот моей блузки, раздирая ее на две половинки. Я заорала.

— Так тебе нравится больше, да? Этого ты добивалась?

— Отпусти, пожалуйста, отпусти.

Я пыталась его оттолкнуть, но он схватил мои руки, завел их мне за спину, удерживая одной рукой, а второй резко дернул бюстгальтер, замок которого тут же разлетелся.

— Прекрати, не надо! Прекрати! — умоляла я, захлебываясь истеричными рыданиями.

Гром заткнул мои крики поцелуем, грубым, неистовым, ненавидящим. Он прикусил мою нижнюю губу, с силой начал пропихивать язык мне в рот.

— Нравится, Милена Петровская? — промычал он прямо мне в губы. — Этого ты добивалась?

Он прервал поцелуй, опустил глаза ниже, рассматривая меня.

— Блядь, какая ты сочная. Наверняка уже вся мокрая от предвкушения.

Его ладонь больно сдавила грудь, вторая, отпустив мои руки, дернула пуговицу на джинсах. Та отлетела на пол. Я заходилась в истерике, пытаясь его остановить.

— Не надо, не надо, пожалуйста!

Пальцы Грома скользнули мне под джинсы и тут же под трусики.

— Нет! — визжала я, колотя кулачками по его груди, но он даже не ощущал этих ударов.

Он грубо коснулся клитора, и тут же попытался просунуть палец внутрь меня. Я дернулась, захлебываясь рыданиями.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Гром резко остановился и обеими руками схватил мое лицо, приблизив свое вплотную.

— Боишься, что я тебя трахну, мелкая? — зло прорычал он. — Правильно. Бойся. Ни разу баб силой не брал. Но я тебе обещаю, рыпнешься еще хоть раз — и я тебя выебу, не посмотрю, что ты целка. А потом и с парнями поделюсь. Поняла?

Я всхлипывала и всхлипывала, ничего не соображая.

— Поняла меня? — рявкнул он.

Я кивнула.

— Вот так-то лучше. Раз боишься пустить меня к себе в трусы, значит, будешь послушной. Еще раз ты сделаешь что-нибудь подобное, и я не остановлюсь.

Он отпустил меня так резко, что я тут же упала, схватив валявшиеся на полу остатки блузки и прижимая их к себе. Гром обернулся и прошипел:

— Не доводи меня до греха, Лена.

Он ушел, а я сжалась в комок на полу возле кровати, продолжая безудержно всхлипывать. В голове мелькали картинки произошедшего. Злобный рык собаки, ее клыки в миллиметре от моей шеи. Бешеные глаза Грома. Его злость. Агрессия. Ненависть. Жесткие губы, язык. Руки, которые шарили по моему телу. Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу его!

Не знаю, сколько я прорыдала, валяясь на полу, прикрытая остатками своей единственной одежды. В себя меня привел звук отъезжающего автомобиля, за которым тут же раздались шаги, спешащие вверх по лестнице. Алексей уехал, а Гром решил закончить начатое?

Я даже не успела стащить покрывало с кровати, чтобы прикрыться, когда в дверь стукнули костяшками пальцев. Вошел Алексей.

— Там в ванной чистая футболка, в шкафчике в коридоре найдешь полотенце, — спокойно сказал он.

Глава 11

Гром

Заплатив за апартаменты, я поднялся на семьдесят девятый этаж элитного дома в Деловом центре столицы. Широкий не понимал моей страсти к шику, посмеивался надо мной, а я по-другому не мог. После пяти лет на нарах я на дух не переносил грязь и убогую обстановку. Мы с родителями всегда жили хорошо. Несмотря на то что Петровский украл отцовский бизнес, деньги на счетах оставались, немалые деньги, поэтому, выйдя из тюрьмы, я не бедствовал. Мог бы купить хату, начать бизнес, но это все потом, когда-нибудь. Сначала я должен был отомстить.

Приняв душ, я уселся в кожаное кресло, что стояло прямо напротив огромного панорамного окна с видом на город, откупорил бутылку вискаря и залпом выпил первый стакан. Чуть отлегло. Плеснул еще и закурил, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза. Тут же всплыли события сегодняшнего вечера.

Я только уснул, когда меня разбудил лай взбешенной Марты. Моя девочка была очень умной, не кидалась, как другие шавки, на каждый посторонний звук, не рычала и не гавкала без умолку, но была надрессирована нападать на любого чужака, который попытается проникнуть на территорию возле дома. В данном случае Марта поймала не непрошенного гостя, а ту, кто пытался сбежать. Сука. Так и знал, что после нашей перепалки на кухне она выкинет что-нибудь подобное. Мелкая была непуганная совсем, привыкла жить шикарной жизнью и не совсем догоняла, когда нужно сидеть тихо. Эти ее слова про Петровского, про то, какой он честный, блядь, бизнесмен и замечательный отец, меня взбесили так, что я хотел отвесить девке хорошенькую оплеуху, чтобы зубы повылетали, и она больше не смела разевать на меня рот. А ее попытка побега заставила меня слететь с катушек. И все это, блядь, было приправлено желанием выебать ее так, чтобы она визжала подо мной от удовольствия. То, что у меня на нее постоянно стоял, бесило еще больше.

Я не собирался ее насиловать, но вот припугнуть хотелось. И главное — получилось. Стоило сунуть ей руку в трусы, так у мелкой чуть сердце не остановилось. А в трусах у нее все было гладенько… и сухо, как в ебаной Гоби. И я тут же остыл, догадавшись, что мелкая вообще с мужиком ни разу не была еще.

Бросив ее реветь на полу в комнате, я спустился вниз, вышел на улицу, где на крыльце сидел Широкий. Довольная Марта бегала вдоль забора, как заправский часовой, обходящий свои владения.

Я сел рядом с Широким, он протянул мне уже прикуренную сигарету.

— Ты ее…

— Я че, по-твоему, совсем конченый? — не дал я ему закончить вопрос. — Нет, конечно.

— Напугал, — кивнул он и выпустил табачный дым, кажется, с облегчением.

— Теперь будет сидеть тихо.

Широкий лишь ткнул сигаретой вверх, указывая на второй этаж. Через открытую дверь дома доносился истеричный плач Милены.

— Очень тихо, — хмыкнул Широкий.

— Ничего, поплачет — успокоится.

Но слушать истерику я больше не мог и вскочил на ноги. Леха смерил меня насмешливым взглядом.

— Не хуй надо мной ржать, — остановил я друга. — Никакой вины я не чувствую. Еще этого мне не хватало, блядь.

Я пошарил по карманам и пошел в дом. Нашел ключи от машины на столике возле входа.

— Поеду в город, — бросил я Широкому. — Присмотри тут за мелкой и из одежды ей дай что-нибудь. Я чуть перестарался…

— Бабу там найди и поебись как следует, — заржал он, провожая меня. — Говорят, помогает снять стресс.

— Какой, блядь, стресс, — окрысился я. — Я спокойный как долбаный удав.

— Я вижу. Не дрейфь, за Леной присмотрю, трогать не буду.

— Можешь и потрогать, если чешется.

— Не, это поле ты сам вспашешь, — покачал головой Широкий.

— Пошел ты. Смотри, как бы эта мелкая сучка не разжалобила тебя своими слезами и не уговорила отпустить.

— Ты ж знаешь, я баб жалеть не умею, — горько усмехнулся он.

Я знал, а потому доверял Широкому как самому себе. Леха сидел за мошенничество, к которому он мало имел отношения. Он с женой держал фирму. Вернее, фирма принадлежала жене, а Леха в ней трудился гендиром. В результате баба его отмыла немало денег в обход Лехи и сдала мужа, все повесив на него. Широкого посадили на четыре года. Пока он чалился, баба его получила развод и свалила в неизвестность, как выяснилось, с любовником. Леха, в отличие от меня, планов мести не вынашивал, но мы оба знали: попадись ему его бывшая на глаза, он не задумываясь ее пустит в расход.

Откинулся он раньше меня на полгода, за хорошее поведение ему чуть скостили срок, и за это время успел поискать свою бывшую и философски бросить это дело — себе дороже. Но мне впрягся помочь.

— Моя хотя бы никого не убивала, — рационально делал выводы он, — а в твоем случае нельзя не отомстить.

После отсидки первый месяц я занимался только здоровьем: отмылся, отъелся, проверился от а до я, сделал зубы, отдохнул, набил татуировки. Лишь одну мне накололи на зоне, ту, что на спине.

К тому времени, как я вышел, Леха много успел узнать о том, как и чем теперь жил ублюдок Петровский. Потом я купил дом, который играл важную роль в нашем плане с похищением Милены. В московской квартире и на даче, которые остались от родителей, я не появлялся и уж точно не мог притащить туда мелкую, потому что, когда Петровский узнает, кто похитил его дочь, он начнет искать ее по всем старым адресам, ну или новым. А дом во Владимирской области формально ко мне не имел никакого отношения, хоть и был куплен на мои деньги. Леха постарался так, что я задумался: а так ли уж он был невиновен в махинациях фирмы его бывшей? Мошенник от дьявола!

Глава 12

Милена

Следующие два дня прошли в относительном спокойствии. Гром уехал и не появлялся. Я сидела тихо, хорошо усвоив урок: попытаюсь еще раз сбежать, меня или сожрет собака или изнасилует Гром. Что было хуже, я не знала, и поэтому выбрала единственное, что мне оставалось — смириться. Я знала, что отец меня ищет, и могла лишь надеяться на то, что он каким-то чудом узнает, кто меня похитил и где держат. Однако я уже была три дня в этом проклятом доме, а меня так и не нашли. Надежда таяла…

Находиться наедине с Алексеем было не так опасно, как если бы здесь остался Гром, но удушающее чувство страха не покидало. Этот мужчина был спокойным, рассудительным, но пугал сильнее. Эмоции Грома мне были понятнее: он злился, ненавидел, желал меня. А этот… просто смотрел равнодушным взглядом. Мне казалось, что Алексей мог бы убить меня без лишних угрызений совести, хотя, может, он просто был слишком закрыт, пряча эмоции внутри. Только на это и стоило уповать.

За два дня мы не перекинулись и десятком слов, не считая той ночи, когда Гром уехал, а Алексей дал мне одежду и накормил.

Когда я спустилась в кухню, он поставил передо мной тарелку с макаронами, приправленными кетчупом. Посмотрел красноречиво, и я поняла: больше он обо мне заботиться не будет. Несмотря на весь пережитый ужас я была голодна и накинулась на макароны. Самые отвратительные макароны, что я ела в жизни, но я готова была съесть и это.

Я попыталась спросить, узнать побольше о моем отце и семье Грома, но Алексей лишь сухо бросил:

— Спроси у Грома сама, хотя его правда тебе сегодня не понравилась.

— Мой отец не мог никого убить, — робко запротестовала я, но, поймав его насмешливый взгляд, осеклась. Неужели… Неужели правда? Нет, я не могла в это поверить.

Больше мы не разговаривали. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что меня похитили не просто какие-то люди, а преступники, отсидевшие в тюрьме. Из обрывков разговоров, что долетали до меня в первый день пребывания здесь и что я украдкой слышала когда Алексей разговаривал с Громом по телефону, это стало очевидным. А значит, надеяться на какую-то человечность было глупым.

Чувства атрофировались, я перестала думать о спасении или молиться.

Утром третьего дня я проснулась оттого, что у меня начало тянуть низ живота. Блин! Только этого не хватало! И что теперь делать??? В доме, где жили одни мужчины, вряд ли завалялась пачка гигиенических прокладок. Блин! Блин! Блин!

Я спустилась на кухню, где застала Алексея. Он заливал растворимый кофе кипятком. Я встала в дверях и будто язык проглотила.

— Что? Даже не поздороваешься? — с насмешкой спросил он.

— Мне нужно в аптеку, — выпалила я, чувствуя, как кровь приливает к щекам от смущения.

— В аптеку? Может, заодно и в салон красоты тебя отвезти? — усмехнулся он.

— Мне нужно, — промямлила я.

— Голова разболелась?

— Я… Я девочка и… — совсем смутилась я.

— Ага… О… Ясно… — кажется, и он смутился. — Позвоню Сане. Он привезет.

Я кивнула и ушла. Отлично, теперь вся их бандитская компания знает, что мне понадобились прокладки. Я передернула плечами. Какого черта! Почему мне должно быть стыдно? Эти ублюдки размышляют над тем, чтобы убить меня, а я загораюсь румянцем из-за таких глупостей! Нашла из-за чего переживать.

Но страшно было и кое-что другое — Гром приедет. Интересно, почему он отсутствовал два дня? Неужто стало стыдно за то, что пытался сделать?

— Какие глупости, Милена, — одернула я саму себя. — Разве этим людям может быть за что-то стыдно?

Вечером, когда уже стемнело, послышался звук подъехавшего автомобиля. Я подошла к приоткрытому окну. На улице стояла жара, отчего и в доме было душно. Я не видела, кто приехал, так как окно моей комнаты располагалось с боковой стороны дома, но не сомневалась, что это Гром. А вдруг кто-то из тех двоих, которые тоже участвовали в моем похищении? Я вспомнила жадно шарившую по моей попе руку того мужика, который запихнул меня в багажник. Почему-то то прикосновение было еще тошнотворнее, чем грубость Грома. Я чувствовала, что он ни за что бы не остановился, окажись на месте Грома, который хотел наказать меня за побег.

С улицы доносились голоса Алексея и Грома. Последнего я теперь узнавала сразу. Кажется, больше никого не было. Мужчины о чем-то переговорили, а потом я услышала, как снова завелся двигатель. Сердце забилось более спокойно. От облегчения. Гром, видимо, привез то, что я просила, и снова уехал. Наверное, Алексея приставили ко мне охранником, а сам Гром сидит в городе. Может, выслеживает родителей? Все это было ужасно, но теперь мне оставалось радоваться даже мелочи. Например, тому, что Грома здесь не будет еще какое-то время.

— Твои вещи, — раздался от двери голос, и я тут же заледенела.

Я обернулась, машинально обняв себя руками и вжавшись в стену возле окна.

Гром опустил какие-то пакеты на пол возле двери. Вот я дурочка. Думала, что он приехал и тут же снова уехал. А получается, что уехал Алексей… Боже! Мы что, теперь с Громом тут вдвоем.

— Да, мелкая, теперь я за старшего, — насмешливо сказал он, словно прочитав мои мысли. — Здесь вещи и другая девчачья хрень, которая тебе может понадобиться.

Глава 13

Гром

Как и предполагалось, на следующий день после исчезновения Милены Петровской ее папаша сделал заявление. Правда, заявление это было немногословным и аккуратным. Видимо, Петровский боялся, что это просто очередная выходка Милены: она уже сбегала из дома, в восемнадцать лет. Причин никто не знал, хотя предположить легко: сучка была избалована деньгами и доступностью всего, а потому просто бесилась от безделья.

Синий сообщил, что менты и люди Петровского прочесали местность на подъезде к дому, но ничего не обнаружили. Телефон, видимо, не нашли или он был отключен. Найдут наверняка через день-два, хотя бы приблизительно отследив, где он. Только для Петровского и ментов это путь в никуда. Милены-то рядом с трубочкой давно нет. Дня через два, когда Петровский поймет, что дочь не просто сбежала, а что, скорее всего, ее похитили, он начнет делать громкие заявления и ждать звонков от похитителей. Наверняка устроит шоу. Хороший мы ему пиарчик сделали: у несчастного кандидата в губернаторы похитили дочь. Наверное, он будет думать на тех, кто против его политической карьеры. Я был уверен, что о каком-то убитом предпринимателей Владимире Громченкове он давно забыл. О его сыне, то есть обо мне, — тем более. А значит, когда через пару недель мы подкинем ему сначала фотографии моей семьи с места расстрела, а потом и колечко Милены, которое я заметил у нее на пальце, он очень удивится. А дальше… Дальше он сообщит в СМИ, что Милена нашлась и уехала отдыхать за границу, или придумает любую другую хрень. Потом он снимется с предвыборной гонки, а потом лишится и всего, что у него есть. Если Петровский не будет достаточно сговорчивым, придется… придется его убедить через Милену. Снимем видео с мелкой, где парни ее как следуют потрясут. Вариантов дать понять Петровскому, что мы не шутим, много. Мы с Широким следили за Петровским и его семьей год и знали, насколько сильно тот любил дочь. Вот и выросла овца, которая верила в то, что ее папаша святой. До сих пор верит. Дура.

Я заехал в один из сетевых столичных моллов, чтобы купить Милене одежду. Обычные шмотки. Я зашел в один из тех магазинов, где продавалась сразу все: от верхней одежды до носков. Блядь, мне даже пришлось белье ей покупать. И это возбуждало. Я побросал в огромную корзину все подряд, что навскидку подошло бы мелкой по размеру.

На следующей день, когда я уже собирался двигать в обратный путь, мне позвонил Широкий и сказал, что девке нужны гигиенические прокладки. Твою мать! Сучка в течке.

— Какого хера, Гром, ты так реагируешь на эту белобрысую девчонку? Намазано у нее, что ли? — ругал я сам себя.

И я в очередной раз пожалел, что не воспользовался советом Широкого и не снял какую-нибудь шлюху на ночь.

Милена, при виде меня, шарахнулась, сжавшись в комок. Правильно, мелкая, так и нужно. Ты держись от меня подальше, и я буду держаться от тебя на расстоянии.

Я ушел на кухню и начал разбирать продукты, разложив все аккуратно по полочкам в холодильнике и небольшой кладовой, примыкавшей к кухне. Надо еще заставить Милену дом убрать, а то Леха за два дня расслабился. Не хера прохлаждаться. Меня бесило, когда вещи валялись повсюду или в дом входили в уличной обуви, как это любил делать Герыч. Привыкли жить в дерьме, а я так не мог. Тюрьма меняет всех. Я из-за нее стал маниакально ненавидеть грязь.

В кухню Милена вошла бесшумно. Не переоделась. Как была в футболке, которую ей, видимо, выдал Леха, и в своих джинсах, так и осталась. Протест?

— Что, мелкая, шмотки не от кутюр не понравились? — хмыкнул я, останавливаясь в дверях кухни, куда я вошел, закончив раскладывать продукты в кладовой.

Она не ответила. Безмолвно открыла холодильник, достала из морозилки только что положенный туда кусок свежего мяса. Затем начала вытаскивать овощи. Я наблюдал за ее действиями и понимал, что она реально не впервой на кухне. Неужто умеет готовить? Интересно.

Волосы мелкая собрала в высокий хвост, из-за чего обнажилась шея. Меня аж затрясло, как захотелось прижаться к девке и попробовать на вкус ее кожу. В огромной мужской футболке Милена выглядела совсем хрупкой и худенькой, хотя костлявой она не была. Я это знал, видел ее сиськи, у нее там хорошая двоечка. И жопа улетная. Блядь! О чем ты думаешь, Гром!

— Иди переоденься, — охрипшим голосом потребовал я.

Она испуганно обернулась, а меня бесило, что на ней футболка Широкого. Не моя.

— Переоденься, или я сам тебя переодену, — рявкнул я и вышел вон из дома.

Вслед мне донеслось ворчливое «чокнутый». Да, блядь, чокнутый. Меня клинит от тебя, мелкая, и я не понимал собственной реакции. После тюрьмы бабы не переводились. Мы все, выйдя, изголодались по женскому телу и ушли в отрыв. Но сейчас-то что? Почему вдруг у тебя рвет крышу, Гром, стоит мелкой показаться на горизонте? Потому что Милена как раз в моем вкусе. Маленькая, хрупкая, но при сиськах и с аккуратной попой. Блондинка. С невинным выражением лица и милыми ямочками на щеках, когда смеялась. Она была красива как куколка. Правда, сейчас ей было не до улыбок. До похищения я видел Милену много раз, потому что мы следили за ней, выясняли, где она бывает, как проводит свои дни, каким маршрутом и куда привыкла ездить. У тебя давно на нее стоит, Гром, только ты этого не осознавал. Сначала она была просто объектом, частью плана, а теперь стала девочкой: руку протяни — и вот она.

Я выкурил две сигареты, прежде чем снова вернуться в дом.

Глава 14

Милена

Раздраженно протопав по лестнице, я вернулась в спальню.

— Переоденься, приготовь пожрать! Да что это такое! — зло ворчала я. — Кем он себя возомнил, зэк чертов!

Видимо, Гром решил насладиться своей властью и поиздеваться надо мной по полной. Его, наверное, бесили такие, как я, кто родился у хороших родителей и в богатой семье. Конечно, такие, как он, обычно завидуют, а почувствовав власть, всячески готовы унижать и измываться.

Я вытряхнула содержимое пакетов на кровать. Шмоток было много. Будто Гром планировал держать меня здесь всю жизнь. Правда, почти все они были летними. Значит, дожить до осени мне не грозило. Сволочь! Может, вместо того чтобы готовить ему ужин, схватить кухонный топорик и отрубить ему голову? Я представила себя против Грома. Наверное, после такой попытки я не прожила бы и секунды. Фух! Ненавижу! Ненавижу его!

Одежда, купленная Громом, была из сетевого бренда. В такой дешевке я никогда не ходила… Но это лучше, чем голой, Милена. Стоит Грому только понять, что ты чем-то недовольна, и он быстро с тебя снимет все. Я пробежалась рукой по тканям. Хлопок. Похоже на натуральный. Значит, не так все плохо. Он даже пару платьев мне купил. И нижнее белье. Я представила, с каким выражением лица этот татуированный громила выбирал мне трусики и бра. Было несколько комплектов спортивного типа, а один — розовое кружево. Даже боюсь представить, о чем он думал, когда его грубые руки трогали нежный шелк… Скотина! В одном пакете обнаружилась «девчачья хрень»: шампуни, какие-то крема, прокладки. Заботливый, блин. Интересно, зачем мне крем для рук, если Гром меня убьет через пару недель или, если повезет, месяц? Может, удастся его как-то задобрить вкусной едой, и он не будет меня убивать? Или, может, найти способ отравить его? В голове роились неосуществимые планы.

Переоделась я в чёрные спортивные штаны и белую футболку. Конечно, хотелось надеть платье или шорты — на улице даже вечером стояла жара. Однако перспектива щеголять перед Громом с голыми ногами не казалась мне увлекательной. Лучше закрыться и поменьше привлекать к себе внимания.

Вернувшись в кухню, я принялась делать ужин. Решила приготовить этому гаду говядину по-французски: вкусно, быстро, не хлопотно. Я нарезала тонкими ломтиками мясо, отбила его, представляя, что это не мясо, а красивая рожа моего похитителя, намазала его приправами, которых на полке оказалось великое множество. Видимо, Гром любил готовить, потому что Алексей был в этом полный профан, судя по тем макаронам, которыми он меня угощал. На дно блюда я уложила тертый чеснок, потом говядину, смазала её майонезом, а сверху положила сочные кольца лука и слой тонких пластинок картофеля, который посыпала пармезаном. Поставив блюдо в духовку, я принялась за овощной салат.

— Долго будешь пялиться? — не выдержала я и покосилась на Грома.

Все то время, что я занималась мясом, он стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал за мной.

— Ты в моем доме, так что буду пялиться, сколько хочу, — хмыкнул он.

— Я не против твой дом покинуть, — фыркнула я в ответ.

Он рассмеялся низким бархатистым голосом, от которого по позвоночнику побежали мурашки.

— Ты уже пыталась, больше — не советую.

Вспомнив, как он волок меня вверх по ступенькам, как рвал на мне футболку, как вдавливал в стену и засовывал свои пальцы мне в трусики, я вздрогнула.

— Ай! — вскрикнула я, когда острый нож соскользнул с помидора и угодил на палец.

Кровь смешалась с соком томата, а у меня в глазах тут же потемнело: я с детства не выносила вида крови.

Гром мгновенно оказался рядом, включил воду и сунул под неё мою руку. Я зажмурилась.

— Ты чего, мелкая? — с тревогой спросил он. — Вся позеленела.

В ушах шумело, голову повело, и я качнулась. Рука Грома тут же легла мне на талию.

— Вот блядь, — выругался он. — Неженка! — добавил с презрением.

— Да отвали ты, — разозлилась я и попыталась оттолкнуть его от себя.

Гром держал крепко.

— Стой и не рыпайся, овца.

— Сам ты...

Тем временем он выключил воду и нашёл на полке сбоку пластырь, приклеил мне его на палец. Все ещё не выпуская моей ладони, он вдруг провёл большим пальцем по ссадине, что осталась от веревки на запястье. Я вздрогнула от неожиданности и подняла на него глаза. Гром смотрел на меня изучающе, но ни капли сочувствия или понимания в его взгляде не было.

— Я не переношу вида крови, — зачем-то сказала я.

В его глазах что-то мелькнуло. Гром опустил взгляд на мои губы. Он выпустил мою ладонь и потянулся рукой к моему лицу. Я резко поднырнула под его локоть и отскочила в сторону, оказавшись за спиной Грома.

— Не трогай меня, — дрожащим голосом проговорила я.

— Захочу — буду трогать, мелкая, — сощурился он, как хищный зверь. — Позовёшь, когда ужин будет готов.

Он вышел. Так хотелось закричать: я не служанка тебе! У тебя нет никакого права так со мной обращаться! Ты не смеешь! Никто не смеет! Но разве мои слова остановят такого, как Гром? Скорее ещё больше раззадорят.

Глава 15

Гром

Блядь, если так будет продолжаться, я скурю себе все легкие. Мелкая заставляла меня на стенку лезть от желания нагнуть ее и засадить. Стоит у разделочного стола, обтянув задницу спортивными штанами. Придурок, сам купил ей такие штаны. Размерчик угадал. Лучше бы взял на два больше. А еще лучше — паранджу. Интересно, с лифчиком не промахнулся? Крови она с детства боится. Мама моя тоже боялась, всегда… Стоило порезать палец или ссадить колено, ей тут же становилось плохо. Черт, черт, черт! Я пнул кресло из ротанга, стоявшее на веранде, и оно с грохотом отлетело в сторону, врезавшись в парапет... Мамы больше нет. Давно уже нет. И в этом виноват ублюдок Петровский! Не забывай, мать твою, чья она дочь. Не забывай, Гром!

Милена, наверное, еще час с лишним возилась на кухне. Я не дождался, пока она меня позовет, и сам вернулся в дом. Стол был накрыт: две тарелки с приборами, два стеклянных стакана под воду, салфетки, глубокая миска с овощным салатом. Мелкая как раз нагнулась к духовке, чтобы вытащить оттуда ароматно пахнущее мясо. У меня аж рот наполнился слюной. Только, блядь, не от запахов пищи, а от позы Милены. К паху прилила кровь, и член тут же затвердел. Я еле себя удержал от того, чтобы подойти к ней сзади, спустить штаны и присунуть.

— Долго ж ты возилась, — с издевкой сказал я.

Милена вздрогнула, прозрачная жаростойкая емкость с приготовленным мясом подпрыгнула и почти выскользнула у нее из рук. Мелкая взвизгнула. Моя реакция оказалась быстрой. Подскочив к Милене, я помог ей удержать форму, обхватив ее руки в прихватках своими. А мой член, блядь, тут же прижался к пояснице девчонки. Какая ж ты маленькая…

— Что ж ты такая дерганая, — усмехнулся я.

Она стояла замерев. Я чувствовал, как она сжалась и боялась пошевелиться. Наверняка ощутила мой стояк.

— А ты думаешь, можно расслабиться рядом с человеком, который чуть тебя не изнасиловал и который собирается тебя убить? — процедила она сквозь зубы.

Я направил ее руки с блюдом к столу, и мы вместе аккуратно опустили емкость на его поверхность. Моя ладонь тут же легла ей на живот, и я хрипло прошептал ей в затылок:

— Я тебе обещаю, мелкая, что ты еще обязательно расслабишься и будешь млеть, когда я буду на тебе и в тебе.

— Отпусти. — В голосе ее звенел животный страх.

И я отпустил. Милена тут же дернулась, чтобы выбежать из кухни, но я ее остановил:

— Садись есть.

Видимо, девочка научилась усваивать уроки с первого раза. Она послушна села. Ее щеки раскраснелись, и я, твою мать, знал отчего. Этой сучке я нравился, хоть она меня и боялась, как огня. Я улыбнулся и глазами указал на мясо, блюдо с которым так и осталось на разделочном столе. Милена поднялась и переставила его на обеденный, упрямо поджав губы. Не привыкла, что ей командуют. Я тоже не привык так обращаться с бабами. Не каждый же день похищаешь дочь своего врага только с тем, чтобы понять, что не хера не знаешь, как с ней быть.

Мы молча принялись за еду.

— А ты, оказывается, и правда умеешь готовить, мелкая, — похвалил я. — Наверняка думала, как бы подсыпать мне яду.

— Не нашла, к сожалению, — огрызнулась она.

— Где готовить научилась? У тебя ж небось полный дом рабов?

— У рабов и научилась.

— Охуеть ты смелая сегодня, — засмеялся я. — Зубки решила показать?

— А мне разве есть что терять? — Она наконец-то посмотрела мне в глаза.

Я пожал плечами.

— Ты и правда меня убьешь? — Вся спесь мгновенно ушла с ее лица. Вот ее колбасит — то задирает меня, то дрожит от страха.

— Дальше ты спросишь про способ, которым я буду тебя убивать? — скривился я.

— За что? Я ведь ничего тебе не сделала, — в отчаянии проговорила она.

— Ты дочь своего отца. — Я покрутил вилку в руках.

— И значит, я тоже виновата в каких-то эфемерных грехах?

— Эфемерных? — Я с силой сжал вилку. — Эфемерных?

— Что случилось с твоей семьей? При чем тут мой отец? Хотя бы это ты можешь мне объяснить? — Ее голос срывался, наполняясь слезами, но глаз Милена не отводила.

Я так сильно сдавил вилку, что она согнулась. Я отшвырнул ее в сторону и вышел, ни слова не говоря. Вошел в кабинет, вытащил из ящика стола охапку фотографий. Когда я вернулся в кухню, Милена сидела все на том же месте и в той же позе. Я бросил на стол рядом с ее тарелкой снимки. Они рассыпались веером.

— Вот что с ними случилось, — сухо проговорил я. — Красноречивее любых слов.

Фотографии были сделаны людьми, которые обнаружили расстрелянную машину родителей на дороге и которые вызвали ментов и скорую. Тут же были и снимки, сделанные мусорами. Тело отца лежало у передних колес автомобиля. Чуть позади мама, прикрывшая собой братишку. Только вот Сережке первая же пуля угодила в голову, а мама еще жила…

Я стоял позади Милены и не видел ее лица. Она дрожащими пальцами перебирала фотографии.

— И это сделал мой отец? — наконец хрипло проговорила она.

Глава 16

Милена

Гром посмотрел на меня совершенно осатаневшим взглядом, и я думала, что он убьет меня тут же. Наверное, я была готова к этому. Плевать, пусть убивает… А вместо этого Гром меня схватил в свои медвежьи объятия и прижал к себе. Прижал так крепко, что я не могла пошевелиться. Слезы градом катились по щекам. Лицо горело.

— Прости, мелкая, прости, — вдруг зашептал Гром.

— Никогда баб не бил, но дьявол мне свидетель, ещё хоть раз скажешь, что я такой же, как твой отец, и я тебя задушу собственными руками, — пообещал Гром.

Он отстранился, заглянул в мои глаза, а я, как дурочка, всхлипывая в полный голос, спросила:

— Это правда он сделал?

— Зачем бы мне было выдумывать, мелкая?

Он отошёл к холодильнику, достал оттуда форму для льда и высыпал кубики на полотенце, завернул и приложил к моей щеке.

— Ты скотина, — всхлипнула я.

— Я знаю, мелкая. Пару дней назад я просил тебя вести себя тихо, а ты то и дело выводишь меня на эмоции.

— Так убей меня, чего тянуть?

— Так хочешь сдохнуть? — усмехнулся он.

Я вдруг увидела, что рукав его футболки весь промок от крови, и она начала скапывать на светлый пол. И моя футболка тоже была запачкана кровью. Его.

— Гром, — еле ворочая языком, пробормотала я.

Ноги стали ватными, к горлу подкатил ком, в глазах все потемнело, и мир померк.

В себя я пришла на кровати в своей комнате. Осмотрелась и попыталась сесть. Грома не было. Бросил меня тут и ушёл. Хорошо хоть не оставил валяться на окровавленном полу в кухне.

Через минуту дверь открылась, и он появился на пороге. В чистой, не окровавленной футболке, слава богу. А вот моя до сих пор была в пятнах.

— Очухалась, неженка? — с сарказмом спросил он.

— Как видишь, — пробормотала я.

Он сел на край кровати и бесцеремонно, прикоснувшись к моему подбородку, стал рассматривать моё лицо, поворачивая его к свету настольной лампы.

— Ничего, мелкая, синяка не будет, — констатировал он.

— Значит, можно бить дальше? — с таким же сарказмом, как у него, спросила я.

— Не говори всякую хуйню и не будешь получать по роже. — Он встал.

Мне не верилось, что ещё несколько минут назад он, испугавшись своего поступка — видимо, Гром, и правда не бил женщин раньше, — просил прощения и обнимал меня, пытаясь извиниться. Сейчас он снова стал той сволочью, какой я его знала все эти дни. Господи, будто год прошёл...

— Так уж и быть, мелкая, на кухне я все сам уберу, но завтра утром жду от тебя завтрак в качестве извинения.

— Извинения? — Я даже села, но так резко, что голова закружилась. — Это ты меня ударил!

— А ты меня чуть на шампур не навернула, — усмехнулся он. — Представляешь, сколько бы было кровищи, если бы я не отскочил вовремя.

— Ты специально про кровь, да? — Я поморщилась, чувствуя, как накатывает тошнота.

Он лишь покачал головой, недоумевая, почему я так реагирую.

— У меня вопрос. Если ты так боишься крови, как ты переживаешь свою течку? Или неделю валяешься без сознания, пока все не закончится?

Мне захотелось пнуть его или бросить в него чем-нибудь тяжелым.

— Уйди, — попросила я.

Он лишь изогнул бровь.

— Меня сейчас вырвет, — прошипела я.

— От меня тошнит? — засмеялся он.

— Видимо, да, — поморщилась я и, схватив стакан с водой, стоявший на столике, начала делать жадные глотки.

— За один короткий вечер мы успели поскандалить и подраться. Осталось потрахаться, — потянувшись, проговорил Гром.

Я подавилась водой и закашлялась. Он заржал.

— Скажи, не хочешь, — хмыкнул он.

— Нет, конечно, — фыркнула я.

— Просто ты не понимаешь своих желаний, мелкая. Не знаешь своё тело. Но для целки это нормально.

— С чего ты взял, что я... — Я покраснела. — Пошел ты!

— По твоей реакции вижу, мелкая. Тебя ещё никто не ебал, и я собираюсь стать первым.

— И последним? — Я так и не выпустила стакан из рук и теперь вертела его, будто он был моей броней против Грома.

— Почему? — удивился он.

— Ну, ты ж меня убить собрался, — напомнила я.

— Есть ещё другие парни в деле: Широкий, Герыч, Синий. Последнему ты очень понравилась.

Я похолодела...

— Че, испугалась? Для тебя секс с незнакомым мужиком страшнее смерти?

Я поежилась.

— Ты всегда был таким циничным мудаком или это тюрьма тебя таким сделала? — спросила я.

— Тюрьма, мелкая, тюрьма, а в тюрьму я попал благодаря твоему любимому папаше, но ведь и в это ты не поверишь, правда?

Глава 17

Милена

Меня разбудили лучи солнца, проникшие в комнату через окно. Я специально не задергивала штору, приучая себя вставать пораньше. С этими гадами, в чьей власти я оказалось, нужно быть начеку. Проспишь лишний час и вызовешь саркастичный взгляд, грубое замечание или оскорбление. А теперь, когда со мной остался Гром, вообще нужно быть настороже.

Я бесшумно прокралась в ванную и приняла душ. Наконец-то я могла помыть голову нормальным шампунем, а не тем, с резким мужским ароматом, которым приходилось пользоваться в прошлые дни.

На лице, слава богу, не осталось никаких следов после вчерашней потасовки с Громом. Представляю, что бы со мной было, вложи он в пощечину всю силу.

Повертев в руках короткое платье и шорты, я отложила их в сторону. Снова надела легкие штаны и футболку и спустилась в кухню. Завтрак ему, видите ли, нужен. Сам бы и готовил, скотина! Протестовать я больше не собиралась. Говорят, ударивший один раз обязательно ударит и второй. К тому же для Грома я была пустым местом, кто ему помешает забыть про свои принципы и раздавать мне тычки и оплеухи каждый раз, когда я скажу что-нибудь, что ему не понравится. Лучше молчать.

В большое окно гостиной я увидела, что ворота, ведущие на участок, чуть приоткрыты. Свобода там, совсем рядом! Я подошла к окну. Да уж свобода! Напротив ворот сидела Марта и смотрела наружу. Видимо, Гром зачем-то вышел.

Часы в гостиной показывали половину восьмого. Во сколько же он встает? Собака вскочила и радостно завиляла хвостом. Не гавкает, зараза! Я даже представления не имела, что здесь есть собака, пока не угодила в ее мощные лапы.

В ворота вошел Гром и, нажав на пульт управления, закрыл их. Ласково потрепал собаку по голове. С ней он ласков, а со мной обращается хуже, чем с прокаженной.

Гром был в шортах, без футболки, и весь блестел от пота. Видимо, бегал. По телу прошла предательская волна слабости, отдавшись болью и тяжестью внизу живота. Я списала это на начавшиеся месячные. Мой организм не может так реагировать на моего мучителя. Или может?

Гром заметил меня у окна и подмигнул. Его Отвратительнейшее Величество в хорошем настроении? Я фыркнула и пошла на кухню, предварительно заглянув в кладовую и забрав оттуда пакет муки. Кружевные прозрачные блинчики, которые я научилась делать благодаря Тьерри. Я вздохнула. Домой, как же я хочу домой. В университете ведь сессия, а я ее не сдам.

— Какая сессия, идиотка, — проворчала я себе под нос, — тебя того и гляди убьют, а ты думаешь о такой ерунде.

Я слышала, как Гром вошел в дом и сразу же отправился в душ на первом этаже. Здесь было две ванные комнаты, две спальни внизу и три наверху, а также две гостиных, по одной на этаж, и кабинет. Не очень большой дом, но очень аккуратный и уютный. Только вот обстоятельства, приведшие меня сюда, совсем не уютные.

— Долго ты спишь, мелкая, — раздался позади голос Грома.

На этот раз я не вздрогнула, потому что ждала, что он вот-вот войдет.

— Я встала в семь, это рано, — возразила я.

Я почувствовала, что он приблизился, и в следующую минуту я уже стояла лицом к нему — Гром развернул меня и тут же начал изучать мое лицо. Искал синяки или кровоподтеки.

— Неужто переживаешь, что придется неделю наблюдать результат своей эмоциональной нестабильности? — съехидничала я.

— Тебе не идет, — хмыкнул он.

— Что?

— Пытаться быть стервой. Да и получается плохо, — растянулся он в наглой улыбке. — Ты же неженка.

— Почему бы тебе не оставить меня в покое? — Я развернулась к плите и сняла подгоревший блин. — Ты просил завтрак, так не мешай.

Блин улетел в мусорное ведро.

— Мне нравятся послушные девочки, — сказал он, усаживаясь за стол.

— Я рада, что я не в твоем вкусе.

— Зато я в твоем, — парировал он. — Если хочешь меня рассмотреть поближе, только скажи. Можешь даже потрогать. Или пососать. Как насчет пососать, Милена? Раз уж сексом ближайшую неделю тебе нельзя заниматься.

Он серьезно?! Я обернулась, чувствуя, что меня душит возмущение, смешанное со смущением.

— Только не говори, что ты не просто целка, но и в рот никогда не брала, — искренне удивляясь, заявил он.

— Какой же ты все-таки отвратительный скот, — выкрикнула я и грохнула перед ним тарелку с блинчиками.

— Эй, мелкая, поаккуратнее, — засмеялся он. — Пиздец, как ты бурно реагируешь. Наверняка во время оргазма орешь так, что уши закладывает.

— Тебе этого не узнать! — Я скрестила руки на груди.

— Кофе мне сделай, мелкая, — потребовал он.

— Да пошел ты!

— И не подумаю. М-м-м, а вкусно! Блядь, тебя стоило похитить только ради твоей стряпни. Давай, быстренько кофейку мне.

Мне хотелось рвать и метать, но я просто включила кофемашину и взяла две чашки.

— Знаю, о чем ты сейчас думаешь, мелкая.

— И о чем же?

— Жалеешь, что вчерашнюю вилку не всадила мне в глаз, — заржал он. — Но лучше подумай вот о чем. — Он взял следующий блинчик, и я поняла, что если и дальше буду стоять столбом, то Гром сожрет все, а мой желудок уже орал от возмущения.

Глава 18

Гром

Мне вставляла реакция Милены на любые мои слова. Девчонка бесилась оттого, что не знала, что ей делать с обуревавшими ее чувствами. Не бойся, мелкая, я тоже ни хера не понимаю, что мне делать со своими. Я в очередной раз пожалел, что мы встретились с Миленой в этой жизни, а не в какой-нибудь другой, где бы не было убийства моей семьи и ее гребаного папаши. В малышке все было, как мне нравилось: фигурка — обкончаешься, личико такое милое и с такой по-детски идеальной кожей, но без налета искусственности; а характер — то, что я всегда ценил в девушках. Милена не была стервой, не умела реагировать на мои пошлые замечания, чувства свои скрывать не умела; хоть и огрызалась, но делала это так неумело, что сама тут же смущалась. Наивная, нетронутая, чистая, несмотря на всю ее избалованность. Но не идиотка. Это возбуждало так, что на стену хотелось лезть. Я не понимал, как такие качества могли быть у дочки Петровского. Раньше я думал, что она такая же, как многие в ее среде: пафосные, искусственные мажорки, от которых хотелось блевать. Готовить опять же умеет… Откуда в ней это? Может, от матери? О ней мы почти ничего не знали, хоть она и всегда сопровождала Петровского на гламурных приемах и банкетах.

Я прихватил тарелку с оставшимися блинчиками и пошел наверх. Без стука открыл дверь в ее комнату. Милена сидела на подоконнике.

— Твой завтрак, — изогнул я бровь.

— Не голодна.

Я сел рядом, и она инстинктивно подобралась, прижавшись к окну. Я усмехнулся, сложил блинчик треугольником и протянул ей.

— Не будешь есть, сам в тебя запихну. — Тут же захотелось сказать, что запихнуть ей в рот мне хотелось кое-что другое, но я притормозил. Все равно будет моей, не слезет.

Она отняла у меня блин, прожевала его с удовольствием, а потом схватила тарелку и начала есть оставшиеся блины один за другим.

— Так-то лучше. Поешь, потом нужно дом убрать.

— Чего? — опешила Милена.

— Убрать дом. Ну, там пыль протереть, полы пропылесосить, а лучше помыть.

— Я знаю, что такое уборка.

— Тогда зачем спрашиваешь?

Она закатила глаза.

— Мне все больше кажется, что тебе реально не хватало домохозяйки, и ты решил себе взять бесплатную.

— Почему бесплатную? Ешь ты за мой счет. Спишь под моей крышей. Одежду опять же купил тебе, а мог бы оставить без всего, — прищурился я.

И она поджала губы. Обиделась. Я скользнул глазами по этим губкам, посмотрел на грудь. Взять бы в охапку и, не слушая ее тупых возражений, выебать так, чтобы орала на всю округу. От удовольствия. А потом просила еще и еще, и еще.

— Я уберу дом, а ты позволишь мне выйти на улицу, — сказала Милена.

— На улицу?

— Я устала сидеть в четырех стенах.

— Идет, — согласился я.

— И собаку попридержи, — напомнила она.

— Будет сделано, мелкая.

— Меня Милена зовут.

— Но это не меняет того, что ты мелкая, — улыбнулся я, но тут же нахмурился.

Веду себя как идиот шестнадцатилетний. Похититель херов. Совсем мозги тебе Милена запудрила. Вот так взяла и с первого же мгновения влезла куда-то под кожу. И зудит, зудит там… Твою мать!

Я встал с подоконника, мелкая последовала за мной, надув свои пухленькие губки, делала она это так по-настоящему, что рвало крышу. Когда все эти долгие месяцы мы с Широким следили за Миленой издалека, она мне казалась просто красивой куклой, а теперь… «Теперь мы познакомились поближе», — снова всплыли в голове слова Широкого. Да уж, познакомились. Хотелось еще более близкого общения. Хотелось трахнуть ее, аж до кожного зуда хотелось.

Милена принялась за уборку, а я развалился на диване в гостиной, наблюдая, как она шмыгала мимо меня с тряпками, швабрами и пульверизатором.

Проходя рядом в очередной раз, она проворчала:

— Разлегся, блин. Деспот какой-то.

— Еще пару слов в мой адрес, мелкая, и я найду, чем занять твой рот, — пообещал я. — Представь, что ты замужем и у тебя семеро по лавкам, а денег на домработницу ни хера нет.

— Еще и муж — моральный урод, — фыркнула она.

— Вот-вот, урод, который любит чистоту и каждый раз, когда находит в доме соринку, дает тебе затрещину.

— Я бы никогда не вышла за такого придурка замуж, — отрезала Милена.

— Это ты так думаешь, а знаешь, как в народе говорят? Любовь зла, — усмехнулся я.

— У меня, между прочим, в универе сессия началась, а из-за тебя меня теперь отчислят, — вздохнула она.

Я пожал плечами.

— Не факт, что тебе в этой жизни успеет понадобиться высшее образование, — парировал я.

Она встала чуть в стороне, подбоченилась.

— Тебе доставляет удовольствие меня запугивать? Что ты за человек такой?

— Мне доставляет удовольствие, как ты бесишься и ничего не можешь сделать с тем, что я тебе нравлюсь, мелкая, — засмеялся я.

Глава 19

Милена

Я так устала за этот день, что валилась с ног: завтрак, бесконечные подначивания Грома, затем проклятая уборка, с которой я едва справилась, как пришлось тут же готовить обед. А этот гад просто смеялся надо мной и указывал на то, что я где-то недоделала. А ничего, что это первая уборка в моей жизни? Да я вообще, можно сказать, идеально все убрала. Мне повезло, что дом у Грома был маленький, да и убрать пришлось только в гостиных и других общих помещениях. Слава богу, хоть не потребовал, чтобы я навела порядок в его спальне. У него там наверняка все черное. Я представила почему-то черепа и кости, украшавшие стены, а на кровати — черные простыни. Бр-р-р.

Обедали мы в тишине, потому что Гром зависал в телефоне, а я старалась как можно меньше привлекать к себе внимание. Только когда он поел, и я взялась мыть посуду, он спросил, посмотрев на меня с наглой ухмылкой:

— Когда тебя выгулять, мелкая?

— Я не собака, — огрызнулась я.

— Да, ты больше похожа на кису, — кивнул он, а я тут же покраснела, что не скрылось от его синих глаз.

— Я устала, — призналась я.

— Это тебе не в спа-салоне целый день сидеть. Правда, мелкая? Почуяла разницу между своей идеальной жизнью и жизнью простых смертных?

— Почему бы тебе не… — я осеклась и, вытерев руки о полотенце, ушла к себе.

В комнате я свалилась в кровать и тут же вырубилась. Проснулась я, когда за окном солнце начало клониться к горизонту. Сколько ж я проспала? Тяжело жить без часов. Хоть бы будильник мне дали или еще что?

Я решила принять душ, прежде чем снова спускаться на первый этаж, куда тащиться мне совсем не хотелось. Завтрак, обед и ужин? И так каждый день? Я с ума сойду, а Гром разжиреет. Хотя ему вряд ли это грозило — в одной из комнат я обнаружила целый арсенал спортивных снарядов. К тому же, он каждое утро бегал.

Выйдя из душа, я распахнула окно, впуская в дом остывающий вечерний воздух. Погода все это время, что меня держали здесь, стояла жаркая и сухая, и, слава богу, ни одного комара пока не было. Тем не менее в розетку был постоянно воткнут фумигатор. Несмотря на то что я была здесь пленницей, сам дом мне нравился. Он был гораздо уютнее нашего огромного особняка. Никогда не понимала, зачем папа построил такой огромный дом, но он всегда говорил: «Людям с нашим статусом положено жить во дворцах, милая».

Из окна пахнуло лесом и ароматом жженого дерева. Что это Гром затеял?

Я переоделась и спустилась вниз. Входная дверь была открыта, и я рискнула выглянуть наружу. Вышла на веранду. Она была широкой, словно танцпол, и возвышалась над землей на несколько ступенек. Дальний край веранды был огорожен парапетом, а здесь, напротив входа в дом его не было. Все очень современно и минималистично. Сплошные окна, темное дерево, острые углы и прямые линии.

Веранда охватывала дом с двух сторон, и я завернула за угол, не рискуя спуститься на газон. При мысли о Марте, которая наверняка только и ждет момента, чтобы вцепиться мне в горло, меня передернуло.

Я увидела Грома. Он стоял у мангала. Ого!

— Доброе утро, мелкая, — не оборачиваясь, сказал он.

— Добрый вечер, — поправила я. — Как ты узнал, что я тут? — удивилась я, считая, что шла совершенно бесшумно.

— У меня чуйка хорошо развита, — хмыкнул Гром.

— Что ты затеял?

— Любишь шашлык? — вопросом на вопрос ответил он и обернулся.

И я в очередной раз отметила, какой же он красивый. Наверное, многие девушки хотели бы оказаться наедине с таким мужчиной в таком уединенном месте. Я же мечтала отсюда сбежать.

— Надеюсь, не из человечины, — скривилась я.

— Надеюсь, когда я отрежу тебе язык, ты поймешь, что это тебе же во благо, — покачал он головой и отвернулся.

— В кухне кастрюля с мясом. Тащи, — скомандовал он.

— Твоя собака сожрет меня, как только я спущусь с веранды, — возразила я.

— Не сожрет, если я ее не попрошу об этом.

Пришлось послушно уйти за мясом. Когда Гром успел его замариновать? Хотя с обеда-то прошло часов пять.

Я принесла прозрачную кастрюлю и поставила на специально оборудованный стол рядом с мангалом. Гром кивнул мне, а я вдруг осознала, что почти не боюсь его. Дура. Ведь должна бояться! Должна! Не далее как вчера он тебя ударил, а ты уже забыть успела. Стоишь, как идиотка, и впечатляешься глубиной его синих глаз. Я отошла подальше от Грома, а он, будто поняв, почему я это сделала, лишь смерил меня проницательным взглядом.

— Раз тебе нечем заняться, накрой стол на веранде. Тарелки, овощи, все дела, — приказал Гром.

— Я думала, сегодня ты главный по кухне, — закатила я глаза.

— Ты и так двадцать лет жила в праздности и безделье, не надоело?

— Тебе какое дело до моего образа жизни? — фыркнула я. — Не нравится, найди себе более хозяйственную девушку и дрессируй ее.

— Будешь огрызаться? — с угрозой в голосе спросил он.

Я поджала губы и ушла в дом.