Договор на крыше

Договор на крыше

Осенний ветер врывался в окна школы №17, швыряя в стекла сухие листья и обрывки записок, которые ученики второпях засовывали в карманы. В кабинете химии пахло уксусом и страхом перед контрольной. Маргарита, как всегда, опаздывала. Она влетела в класс за две минуты до звонка, с растрепанными кудрями, из которых вылетела заколка, и тетрадью, из которой торчала половина рисунка — профиль Алекса в очках, с подписью «Умнее Эйнштейна, но забывает закрыть шкафчик».

— Маргарита Сергеевна! — взревел учитель, тыча указкой в сторону спиртовки. — Если вы не прекратите рисовать моих учеников вместо формулы серной кислоты, я… я…

— Вы поставите мне двойку, — перебила она, усаживаясь рядом с Алексом, который уже аккуратно выстроил колбы в порядке возрастания диаметра. — Но, тогда как я объясню маме, что химия — это искусство?

Алекс фыркнул, пряча улыбку за ладонью. Он ненавидел, когда она так говорила — будто знала его мысли. Сегодня он, как обычно, надел слишком длинный свитер, чтобы спрятать пятно от кофе на рубашке, и теперь его пальцы нервно теребили край вязаного рукава.

— Ты опять не спала? — шепнул он, пока учитель тыкал в доску мелом.

— Максим написал, что я «слишком яркая», — прошептала она в ответ, рисуя на полях тетради сердечко, которое тут же зачеркнула. — Сказал, что ему нужны спокойные девчонки.

— А ты ему ответила, что спокойные девчонки не рисуют его профиль на уроке химии? — Алекс кивнул на ее тетрадь, и Маргарита бросила в него ластик.

— Ты бы сам ответил? — спросила она, но тут спиртовка вспыхнула синим пламенем.

— Что за…?! — закричал учитель, но Маргарита, пытаясь залить огонь водой из стакана, опрокинула его на Алекса. Вода, смешавшись с йодом, превратила его халат в фиолетовое месиво.

— Я не хотела! — взвизгнула она, хватая салфетки. — Это как в том фильме, где герой взрывается из-за химии!

— Только у меня не взрыв, а химический пожар личности, — пробормотал он, стягивая халат. Под ним оказалась футболка с надписью «Книги спасают от реальности», которую Маргарита подарила на прошлый день рождения.

— Вы оба — на крышу! — рявкнул учитель. — И чтобы до конца урока не показывались!

На крыше пахло дождем и старым асфальтом. Осенний ветер трепал Маргаритины кудри, а Алекс, сидя на краю, бросал вниз обрывки записок, которые ловил потоком воздуха.

— Прости, — сказала она, протягивая ему бутылку лимонада из своего рюкзака. — Я хотела погасить огонь, а получилось как всегда: сначала взрыв, потом слезы.

— Ты же не плакала, — усмехнулся он, откручивая крышку. — В прошлый раз, когда я уронил твой любимый карандаш в унитаз, ты рыдала час.

— Это был сапфировый карандаш! — возмутилась она, но тут же рассмеялась, глядя, как он пьет лимонад, оставляя на горлышке отпечаток губ.

Молчание повисло между ними, как облако перед дождем. Внизу, за стенами школы, гудел город, а здесь, на крыше, время будто остановилось.

— Представляешь, — нарушил тишину Алекс, — через десять лет мы будем совсем другими. Ты — знаменитая художница, я — профессор химии. Или, может, я стану писателем, а ты…

— А я стану твоей женой, — фыркнула она, но тут же замерла. — То есть, шучу.

— А что, если не шутить? — Он повернул к ней голову, и очки сползли на кончик носа. — Давай договоримся, что, если к 25 не найдем свою любовь… выйдем друг за друга. Как в тех фильмах, где герои сначала ненавидят друг друга, а потом…

— Ты хочешь повторить сценарий «Дневника памяти»? — рассмеялась она, но рука, державшая бутылку, дрогнула. — Только мы же не ненавидим друг друга.

— Нет, — прошептал он. — Мы просто… привыкли быть постоянно рядом. Ну или я привык.

Они чокнулись бутылками, и лимонад плеснул на асфальт, оставляя пятно, похожее на сердце.

— Клянусь, — сказала Маргарита, подняв палец к небу, — если к 25 я буду одна, ты обязан жениться на мне. Даже если я буду седой и буду ругать тебя за то, что ты оставил носки на диване.

— А я клянусь, — добавил он, — что, если ты придешь, я не убегу. Даже если ты будешь рисовать мой профиль на обоях в спальне.

— Даже если я сожгу твой свитер?

— Особенно если сожжешь, — засмеялся он, и в его глазах блеснуло что-то, отчего Маргарите стало жарко, хотя ветер свистел так, будто пытался их разлучить.

Они скрепили клятву глотком лимонада из одной бутылки, а когда спустились вниз, учитель уже ждал их с двойками в журнал. Но Маргарита не расстроилась — она тайком спрятала обгоревший халат Алекса в свой шкафчик, чтобы потом нарисовать на нем их имена в сердечке.

Той ночью, лежа в кровати, Алекс перечитывал главу из «Гордости и предубеждения», но мысли возвращались к тому, как Маргарита смеялась, когда он сказал про свитер. Он открыл тетрадь и написал: «Если она забудет договор, я напомню. Если передумает — украду ее паспорт. Если…» — но тут ручка замерла. Он стер фразу и вместо нее нарисовал маленькое сердце, обведенное химической формулой C₈H₁₁NO₂ — формула дофамина. Потому что с ней он всегда чувствовал, как будто в его венах бурлит реакция, которую не объяснить учебником.