Доктор Красавчик

1

Посвящается тому,

кто научил меня улыбаться.

Алиса

- Вы беременны. – Говорит пожилой доктор.

И мой мир кружится.

- Точно? – Спрашиваю я, ощущая, как дыхание застревает в горле.

- Подтвердим, когда придут результаты анализов. – Врач берёт паузу и оглядывает меня настороженным взглядом. Видимо, пытается понять, обрадовала меня эта новость, или нет. – Но уже по данным осмотра и состоянию матки можно заключить, что вы на пятой-шестой неделе беременности. – Он вежливо улыбается. - Поздравляю.

Снимает перчатки и удаляется к раковине, чтобы вымыть руки. Затем садится за стол, поправляет очки и склоняется над бумагами, чтобы ещё раз пересмотреть данные моего опроса.

- Можете одеваться. – Доносится до меня его голос.

- А… ага… - Бормочу я, опуская вниз ноги и неловко скатываясь с кресла.

Натягиваю бельё, чулки, юбку, а затем вдруг застываю, глядя в окно. Вслед за тёплыми осенними лучами, скользнувшими по моему лицу, на моих губах расцветает улыбка.

«У меня будет малыш».

«Так неожиданно и так…чудесно!»

Даже увидев заветные две полоски на тесте, я до конца не понимала, что происходит. Тогда я ощущала лишь страх, панику и растерянность, а теперь… теперь у меня в груди словно распускается дивный цветок – так тепло и радостно в душе, что хочется смеяться и петь.

А ещё хочется поделиться этой радостью со всем миром. Но для начала – нужно сообщить Никите.

Обрадуется ли он?

На секунду я пугаюсь, но тут же отметаю от себя нехорошие мысли. Конечно обрадуется! Мы уже год вместе. Я живу в его квартире, мы проводим всё свободное время вместе, мы понимаем друг друга с полуслова. И если бы не особенности его работы, то давно заявили бы во всеуслышание о нашей любви.

- Алиса Александровна?

- Да? – Я поднимаю взгляд на врача.

Мужчина окидывает меня внимательным взглядом из-под толстых линз очков. Кажется, то, что он видит на моём лице, заставляет его успокоиться. Теперь его губ слегка касается полуулыбка.

 - Присядьте, пожалуйста, выпишу вам направления и рецепты.

- Конечно. – Киваю я.

И пока делаю несколько неуверенных шагов до его стола, несмело касаюсь ладонью своего плоского живота. Я ещё ничего не чувствую, но уже люблю этого маленького человечка. Эти чувства ещё такие воздушные, неясные – ведь как можно любить того, кого ты ещё никогда не видел? Но я определённо это ощущаю.

- А УЗИ, доктор? – Он поворачивается ко мне, и я смущённо поднимаю руку и чешу за ухом. – Наверное, нужно сделать его, чтобы убедиться, что… он в порядке?

У меня нет опыта в таких делах, а почитать в Интернете я ещё не успела, потому и стараюсь задать сразу все интересующие вопросы.

- Для первого скрининга ещё рановато. – Понимающе улыбается он. – Раннюю диагностику мы проводим по показаниям. Или вас что-то беспокоит?

- Нет. – Радостно мотаю головой я.

У меня крылья за спиной растут – вот единственное, о чём мне приходится беспокоиться сейчас.

2

После приёма я выхожу из женской консультации и чуть ли не вприпрыжку иду к стоянке. Сажусь в свой старый Шевроле, (который так ненавидит Никита, называя «дешманским»), открываю окна и завожу мотор.

Прежде, чем тронуть автомобиль с места, я всё-таки достаю телефон и набираю номер любимого мужчины. «Нет, не буду говорить о таком по телефону. Просто намекну, что, когда он через два дня вернётся со съёмок, его будут ждать романтический ужин и… кое-какой сюрприз».

У меня живот сводит от волнения и нетерпения, но ожидание привычно выливается в минуты.

Я набираю снова и снова, но Никита так и не отвечает. Что ж, это вполне нормально: в таком плотном графике съёмок у него часто нет времени, чтобы поесть, куда уж тут до болтовни по телефону.

- Перезвони, как освободишься. – Наговариваю я на автоответчик. – Люблю!

А затем, вздохнув, выезжаю со стоянки и вывожу машину на оживлённое шоссе. Набираю номер подруги и вставляю в ухо гарнитуру.

- Алё, Катюш! – Восклицаю я, едва на том конце слышится её голос. – Ты сейчас упадёшь! У меня та-а-акие новости!

- Алиса, подожди. – Говорит она.

Этот унылый тон сбивает с меня всё желание делиться радостью.

- Ка-а-ать! – Протестую я.

Нет, никто и ничто не испортит мне этот чудесный день.

- Алиса, тебе нужно срочно быть в офисе.

- Да знаю я! Я не опоздала, я это… отпросилась сегодня. – Объясняю я этой ворчунье. – Успеваю же к летучке, ну? Ты чего такая хмурая, не с той ноги встала? Я к тебе со всей душой, а ты!

- Да помолчи ты, Кукушкина! – Строго бросает подруга, а затем понижает тон до шёпота. – Тебе нужно срочно быть в редакции, поняла? Дело касается твоего Никиты!

- Что? В смысле?

- Просто приезжай.

Я выворачиваю руль и ударяю по газам.

Когда врываюсь в здание журнала, все сотрудники уже рассаживаются за широким столом в конференц-зале. Сквозь прозрачное стекло я замечаю, что Барракуды ещё нет, поэтому на ходу сдираю с себя плащ, швыряю на кресло, хватаю со стола планшет и, рискуя сломать каблуки, несусь к остальным.

К тому моменту, когда шеф-редакторша оглашает тишину пустого коридора цокотом своих каблучков, заставив сотрудников замереть от благоговения и страха, я уже сижу на своём месте в конференц-зале и торопливо приглаживаю волосы.

А когда она входит в помещение, никто уже, кажется, и не дышит, чтобы не вызывать её раздражения. Все мы знаем, что один недовольный взгляд Барракуды способен лишить рассудка, а один её окрик в два счёта доводит до сердечного приступа даже самых тренированных и стойких.

- Доброе утро, коллеги! – Стуча каблучками новеньких бежевых Jimmy Choo, она добирается до кожаного кресла во главе стола.

Мужчины затравленно смотрят ей вслед, а женщины взволнованно опускают взгляды. Я часто-часто моргаю, отгоняя от себя видения о том, как её острые шпильки вонзаются в моё горло за не вовремя сданный материал.

- Опять не в духе, - шепчет Катька, незаметно смахивая капельку пота со лба.

Мы все напряженны и ждём грома и молний.

Но нет – сегодня Барракуда на удивление в хорошем настроении. Она начинает летучку не с криков и даже не с брезгливых принюхиваний к поданному ей кофе: шефиня бросает на стол свернутый рулон. Тот ударяется о поверхность стола, резко раскатывается, и мы все видим, что это утренний выпуск газеты.

- Кукушкина! – Громыхает её голос.

И я едва не вздрагиваю:

- Да?

- Бери газету. Что ты там видишь?

Я протягиваю руку и под взглядами изумлённых коллег подтягиваю к себе выпуск какого-то издания.

- Жёлтая газетёнка…

- Справа внизу. – Указывает она ноготком с идеальным маникюром.

Я опускаю взгляд ниже и застываю. Что-то в сером, размытом снимке заставляет мои внутренности неприятно съёжиться. Под фото, на котором мужчина нежно обнимает женщину за талию и притягивает к себе, подписано: «Подающий надежды актёр Никита Дубровский на тайном свидании с молодой талантливой певицей Нелли».

3

- Ох… - Вырывается из моей груди.

- Вот именно! – Ударяет ладонью по столу Барракуда. Капельки кофе из её чашки пляшут по полированной поверхности столешницы. – Это же почти поцелуй! А вы знаете, что это значит?

Все молчат. Никто не смеет ответить «нет».

- Это значит, что впереди нас ждёт красивая, романтичная история любви! – Она восторженно закатывает глаза.

А я ощущаю, что меня подташнивает.

Моё сознание отказывается верить в то, что видят глаза. Это же мой ненаглядный Никитушка с какой-то чужой девушкой. И он так на не смотрит… Может, это кадр из какого-то фильма, в котором он снялся?

- Конечно, наше издание не того уровня, чтобы печатать подобные снимки и сплетни. – Взмахивает рукой Барракуда, нагнетая атмосферу. – Но у Дубровского и этой Нелли огромная армия поклонников, так?

- Так, так. – Шепчут присутствующие.

- А, значит, нам нужно в кратчайшие сроки получить эксклюзивный материал! Кукушкина!

- А? Что? – Я с трудом отрываюсь от изучения снимка.

- Ты не в деревне, Кукушкина! Какие «А, что?»?! – Раздражённо бросает шефиня. – Ты работаешь в уважаемом издании!

- Да, конечно. – Устало киваю я.

Этой стерве в кожаном жилете меня не запугать и не унизить.

- Помнится, во время прошлогоднего интервью ты наладила контакт с Дубровским, да? – Она делает несколько шагов и останавливается у меня за спиной. – Материал получился искренним, ярким…

- Да. – Подтверждаю я.

Тогда у нас с Никитой всё и закрутилось. Только об этом никто не знает.

- Вот и отлично. Свяжешься с ним, предложишь встретиться. Выведаешь мягко всё про этот роман, попросишь новое интервью – с ними, обоими. – Барракуда наклоняется и смахивает пылинку с газеты. Мечтательно проводит взглядом по фото. – Это будет эксклюзив. Мы первыми расскажем миру об этом грандиозном романе. Все будут стоять на ушах! Шоу-бизнес, конкуренты, поклонники – все!

- Аллочка, это гениально! – Соскочив с места, аплодирует Владик – главный жополиз этого офиса.

- Знаю. – Коротко отмахивается она.

От гордости её соболиная бровь вздымается чуть ли не к линии роста волос.

- Но Алла Денисовна… - дрожащим голосом пытаюсь возразить я.

Вижу, как Катюха бросает на ЖопоВладика ненавидящий взгляд.

- Материал мне нужен срочно, и у тебя максимум неделя, Кукушкина! – Отметает любые возражения Барракуда Денисовна. - А лучше справься дня за три-четыре, поняла?

- Да... – отзываюсь я.

И что теперь мне делать, ума не приложу.

4

- Не берёт? – Катя наклоняется к моему столу.

Офис наполнен голосами, шумом телефонных звонков, суетой, запахами парфюма, кофе и корицы.

- Не берёт. – Констатирую я.

- Потому, что он – козёл. Я это тебе всегда говорила. – Разводит руками подруга.

- Не начинай. – Стону я.

Откладываю в сторону телефон и подпираю голову рукой. Если бы не злосчастные тени для век, которые я так старательно наносила утром, то с удовольствием помассировала бы сейчас глаза.

- Проблемы, девочки? – Врывается в повисшую между нами неловкость зануда Владик с зализанными на макушке волосами.

- Иди отсюда! – Не выдерживаю я, грубо отмахиваясь от него.

Мне сейчас не до вежливых формулировок. К тому же, от этого подлизы ужасно несёт приторными духами – не лучший запах для того, кто только готовится познакомиться со всеми прелестями токсикоза.

- Что, простите? – Встаёт в позу автор рубрики «Твоя карьера». (Кому, как не ему, знать всё и в мельчайших подробностях о взаимодействии в коллективе и всех возможных способах пробиться к солнцу нежного начальства? Вот такая вот забавная жизненная ирония). Мужчина обиженно складывает руки на груди. – Кукушкина, где твои манеры?

- Владик, мы обсуждаем кое-какие дела. – Мягко вступается за меня Катюшка, оттесняя его в сторону. – Ты иди, иди, ладно? Позже вместе кофейка попьём, поболтаем…

- Я могу помочь, если что нужно. – Сопротивляется коллега.

Знаем мы его помощь! Скажи что-нибудь о своих промахах или о личности Барракуды, как он доложит ей быстрее, чем ты успеешь моргнуть!

- Это… - Катя задумчиво хлопает его по плечу. – Это между нами, девочками, Владюш. Понимаешь?

- Но я…

- Ты же не хочешь стоять тут с нами и болтать об Алискиных болезненных месячных, да? – Картинно нахмуривается подруга. – Не хочешь?

Владик бледнеет, краснеет, морщится.

- Нет. Конечно же н-нет. Я… пойду. – Он бросает на меня брезгливо-сочувственный взгляд и ретируется в дальний угол зала, к своему столу, (играющему также роль наблюдательного поста).

Иногда мы шутим, что он там крестиками в журнале отмечает, кто и сколько раз отвлёкся от дел во время рабочего дня.

- Дятел. – Шепчет Катюха, не отрывая взгляда от его костлявого, вихляющего зада, обтянутого узкими малиновыми джинсами.

Владик садится на кресло и с подозрением обводит глазами офис.

Я вздыхаю.

- Ну, так что? – Подруга садится на край моего стола.

Её глаза забираются буквально мне в душу.

- Что? – Я уныло опускаю плечи под этим взглядом.

Сдаваться – не в моих правилах, но, видимо, беременные чувствуют всё острее. И это фото в газете, оно ощутимо подкосило меня.

- Что с твоим Никитой? Дашь ему от ворот поворот? Или, может, хотя бы, пенделя дашь? О-ох, как бы я зарядила по его бесстыжим яйцам, ох, как зарядила бы! – Катя мечтательно закатывает глаза.

- Нет. – Я решительно мотаю головой. – Уверена, что этому снимку найдётся достойное объяснение.

- Вот как... – Она меняется в лице.

Мне становится неуютно. Есть у Катюхи одна сверхспособность: она умеет чувствовать всё, что старательно прячешь между строк или под уверенной улыбкой. И как ни старайся, её не обманешь.

- Я не оправдываю Никиту. Честно. – Говорю я, старательно подбирая слова. - Мне и самой надоело прятаться, но… ты же понимаешь – таковы законы шоу-бизнеса. У него огромная фанатская база, и в основном это молодые девчонки. Они должны видеть, что сердце их кумира свободно. Надежда на возможные отношения с ним это… это и продажи билетов в кино, и абонементов в онлайн-кинотеатры, и прочее-прочее. Ты же понимаешь, что этим занимается целая команда специалистов, Кать?

- Понимаю. – Кивает Катюха.

А вот её лицо не собирается мне подыгрывать.

Подруге явно осточертело, что я каждый раз оправдываю Никиту.

Мне и самой это всё порядком надоело, но ведь теперь всё изменится, так? Беременность это же как сигнал, да? Сигнал о том, что пора всё менять. Пора выходить на следующий уровень отношений – теперь мы с Никитой семья. И пусть для карьеры это не в плюс, зато для будущего малыша…

Мои мечты разбиваются о недовольный Катин взгляд.

- Ну, так и? Ты позволишь ему целовать кого ни попадя, пока тебя нет рядом? Да? И только потому, что он хренов звездан?

Мы смотрим друг на дружку осуждающе. Мне очень хочется злиться на неё, но я не могу. Знаю, что подруга искренне переживает за меня.

- Нет, не позволю. – Уступаю я.

- Тогда напиши ему, потребуй объяснений! Скажи, что вы расстаётесь. Напугай его, в конце-то концов!

- Не могу. – Печально говорю я и подманиваю её пальчиком. Катя наклоняется ко мне, и я шепчу: - Я беременна, Кать. У нас с Никитой будет малыш.

5

Минуту, когда поняла, что беременна, я помню, как сейчас. Это было ещё до теста, спешно купленного в аптеке, и до момента посещения врача.

Я вдруг осознала, что что-то произошло. Что-то неуловимо поменялось в моей жизни. Звуки, запахи, ощущения, мир вокруг – всё было прежним, но стало каким-то другим. Или изменилось моё восприятие. С утра меня могло всё раздражать, а к вечеру беспричинно могла нахлынуть радость. Словно кто-то другой управлял теперь моими эмоциями, делая меня неуклюжей и совершенно беспомощной.

В то утро всё валилось из рук.

Никак не получалось сосредоточиться на статье, собрать заметки, аудиозаписи, отцифровать их, обработать. Я просто не могла сфокусировать внимание ни на одном из дел. Кофе показался горьким, авокадо на бутерброде почему-то воняло рыбой, а вместо сухой грудки на обед вдруг жутко захотелось вредного бургера, сочащегося мясным и майонезным соусами.

С трудом закончив оформление текста во что-то похожее на готовый к сдаче материал, я отправилась домой. В квартире было пусто: Никита уехал на съёмки, и там меня не ждало ничего, кроме одиночества, тишины и куска засохшей пиццы. Но даже при мысли о нём у меня активно потекли слюнки.

- Нужно записаться в спортзал. – Подумала я, спускаясь по лестнице. – С таким аппетитом неизвестно что будет со мной дальше. Вот уже и лифчик жмёт – ничего себе, разъелась!

Ощущение счастья, полноценности жизни, нужности кому-то – всё это только способствовало набору лишнего веса в последнее время. И пусть я никогда не была моделью, но со мной рядом был красивейший из мужчин страны, поэтому и выглядеть мне хотелось достойно.

Представляю, что напишут таблоиды, когда узнают о нашем романе: «Простушка! Замухрыжка! Какая-то журналистка, она ему не ровня!» А уж если я наем щёки, как те, что были у меня в девятом классе…

- Ой! – Не дойдя до машины метров двадцать, я остановилась.

Странное ощущение, не дававшее мне покоя все последние дни, вдруг резко усилилось и зазвучало почти сигнальной сиреной.

- Ой… - Я сделала ещё пару шагов и снова остановилась.

Теперь я отчётливо чувствовала, как налившаяся грудь ноет буквально на каждом шаге. Странно. Она явно стала больше, с трудом умещается в бюстгальтер – похожие ощущения как при месяч…

«О, боже, нет!»

Лихорадочно перебрав в памяти все числа и даты, я достала телефон. Открыла машину, плюхнулась на сидение и уставилась на экран смартфона. Заметки в приложении подсказывали мне, что «весёлые деньки» ожидают меня через… через… Две недели назад!

Вот. Это. Новости.

В ту секунду я ещё не понимала, что чувствую. Всё смешалось. С одной стороны – у меня самый пик карьеры, больше всего возможностей стать успешной в выбранной профессии, доказать всему миру, что я чего-то могу. Двадцать восемь лет: жизнь только начинается!

С другой стороны – у меня впервые нормальные, серьёзные отношения с кем-то. Да не просто с кем-то – с красивым, умным, достойным мужчиной, которого я люблю. Никита – мечта каждой женщины. Мне очень повезло с ним. Сделать паузу в карьере и родить ему ребёнка – это ли не счастье?

Но… будет ли он рад?

Это было второй важной мыслью.

Я вспомнила, как порвался презерватив. «Ничего страшного», - сказал тогда Дубровский. Что это означало? Он не хотел, чтобы я волновалась? Намекал, что даже если я забеременею, он только обрадуется? Ведь так?

Ох, любим мы, женщины, додумывать, сочинять что-то и надеяться, что всё выдуманное нами непременно воплотится в реальность! Нам так хочется быть счастливыми, что мы сами рады обманываться. Верим всему, что говорят. А о чём молчат - принимаем за многозначительные обещания.

Так что же Никита имел в виду?

Я влетела в аптеку, едва не поскользнувшись на высоких шпильках и с трудом удержав равновесие у прилавка. Запыхавшись, попросила тест. Фармацевт посмотрела на меня понимающе: наверное, так и выглядят несчастные, кому не терпится погадать на палочке с полосками – беременна, не беременна, крестик или нолик, пан или пропал, карьера или подгузники с сомнительным содержимым.

Уже через двадцать минут я и сама знала ответ на свой вопрос.

Руки продолжали мелко дрожать, в ушах шумело, а сознание уносилось куда-то в космос. «У меня будет ребёнок. Ребёнок». Я не могла поверить. «У нас будет малыш!»

Тогда жутко захотелось позвонить и сообщить новость Никите, но я решила повременить, чтобы узнать всё точно. Записалась на приём к врачу и до утра ворочалась в холодной постели, представляя, как круто изменится моя жизнь.

Странно, но мыслей о том, чтобы не рожать, у меня даже не было. Как, вообще, такое возможно? Избавиться от плода любви? От частички любимого мужчины? От совместного будущего? От материнства? Нет, это было невозможно, и никак не укладывалось в голове.

Я потеряла мать, когда мне было всего двенадцать, и теперь воспоминание о том дне стало самым страшным в моей жизни. Она ушла в мой день рождения, умерла буквально на моих руках. С тех пор я ни разу не справляла этот праздник, запрещала поздравлять себя в этот день и ощущала гнетущее, раздирающее душу одиночество.

6

- Ты чего зависла? – Хмурится Катька.

- Я? – Пытаюсь сфокусировать на ней свой взгляд.

- Ты-ты. Что, говорю, делать теперь собираешься? – Она опирается локтями на мой стол и шепчет: - Неужели, оставишь ребёнка?

- Что? – Я едва не подскакиваю. – А как, по-твоему, я должна поступить? Уби-и-ить его?

- Ну… - Подруга пожимает плечами. - Плод пока размером с горошину. Аборт это, конечно, ужасно, но как рожать от того, кто тебе не верен?

- Катя! – Задыхаюсь от возмущения я.

- А как же твоя карьера? Кто будет тебя содержать, если этот тип на тебе не женится? - Катя разводит руками.

Для неё ситуация ясна как день.

- Мы об этом не говорили, - я обвожу взглядом офис. Наш приглушённый разговор заинтересовал не только Владика: половина сотрудников журнала уже искоса следят за происходящим. – Свадьба это не главное. – Оправдываюсь я. – Главное, что мы любим друг друга.

- В таком случае, снимок в жёлтой газетёнке подделка? – Не сдаётся подруга.

- Я думаю, этому найдётся объяснение. – Говорю я, сама до конца не веря.

- О, да. – Закатывает глаза она. – Ровно так же, как и тому, почему никто не должен знать о вашем романе, да? И о том, почему его рука лежит на талии этой Нелли? И о том, почему он пожирает её глазами? У Дубровского на всё всегда находится объяснение!

Последние слова сказаны так громко, что несколько коллег оборачиваются и смотрят на нас.

- Алиса готовится к интервью. – Отмахивается от них Катя.

Я встаю, взбешённая её поведением, хватаю сумочку и бросаюсь к выходу из офиса. Плевать на Барракуду, на её задание, на Катьку с её грубостью, мне срочно нужно привести сейчас свои нервы в порядок!

- Алис, да подожди ты! – Догоняет меня подруга уже возле лифтов.

- Что? – Разворачиваюсь к ней, нацепив на лицо решительность. - Хочешь сказать мне ещё что-то обидное?

- Да я не… - Мнётся она.

- Неужели, ты не видишь, что я и так расстроена из-за этого снимка в газете? Зачем меня добивать?

Катя кладёт мне руки на плечи и заглядывает в глаза.

- Прости, Алис. – Она вдыхает и выдыхает. – Я… я хотела тебя поддержать, правда. Просто обидно стало. Я же тебя люблю, и ты достойна лучшего, чем все эти тайные отношения, а тут ещё этот снимок. Ты же знаешь, я этому твоему Дубровскому никогда не доверяла! Кому, как не нам, знать, какое самомнение у этих звёзд. – Катя притягивает меня к себе, крепко обнимает, затем отпускает и снова смотрит в лицо. – Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Расскажи ему, поставь ультиматум: если он тебя любит, то не должен больше скрывать ваших отношений!

- А я и не стремлюсь афишировать наши отношения. – Спокойно отвечаю я. – Если для его карьеры важно держать всё  в тайне, пусть будет так. Тем более, что Барракуда тоже будет в бешенстве, если узнает о нашей связи.

Катя вздыхает.

- Тогда, хотя бы, пусть объяснит, что у него с этой Нелли.

- Я ему позвоню. – Обещаю я.

- Позвони лучше сразу его агенту. Или продюсеру. Или кому-то из приближённых. – Подруга берёт меня за руку. – Позвони, пусть проведёт тебя к нему на съемки. – Она сжимает мою ладонь в своей. - Тем более, повод есть: ты должна взять у него новое интервью.

Эта подсказка оказывается как нельзя кстати.

- Хорошо.

Через пять с половиной часов я уже в другом городе: вышагиваю по широкому павильону, заставленному декорациями. Девушка-ассистент, встретившая у входа, проводит меня через дебри коммуналок, общежитий, богатых залов – декорации сменяют одна другую, затем мы останавливаемся у одной из гримёрок.

- Там. – Указывает она, и её взгляд падает на часы. – У него ещё минут десять перед началом следующего этапа съёмок.

- Спасибо. – Киваю я и направляюсь к нужной двери.

- Да не за что. – Отвечает девица.

Я стучу в дверь, на которой криво приклеена бумажка с фамилией «Дубровский».

Он отзывается не сразу.

- Войдите. – Слышится после паузы.

- Никита, это я. – Говорю, протискиваясь в узкое помещение, заставленной мебелью, зеркалами и реквизитом.

- А-а, ты… - Нахмуривается мужчина, закатывая рукава на рубашке.

Моё сердце затапливает нежностью. Едва заглядываю в его родные до боли светло-синие глаза, вспоминаю все наши бурные ночи и все совместные ленивые завтраки.

- Я тебе звонила, но ты не отвечал. – Улыбаюсь я, не решаясь сделать шаг.

- Привет. – Он делает это за меня. Приближается, сгребает меня в свои объятья. Трётся колючей, едва начавшейся пробиваться щетиной о мою щеку и торопливо тычется губами в губы. – А я даже не знаю, где мой телефон. Суета, сама понимаешь! Съёмки!

- Конечно понимаю. – Улыбаюсь я.

Мой взгляд падает на смартфон, лежащий на туалетном столике рядом с его часами и кошельком, но я решаю промолчать – мало ли, чего не бывает в такой суматохе.

7

Мне трудно дышать.

Если вы не знали, как рушится мир, то это происходит именно так. Всё, что казалось вечным и незыблемым в один миг превращается в ничто.

А была ли любовь? Или я её сама себе придумала? Дорисовала необходимые детали реальности, а Никите мысленно прибавила недостающие черты. Всё, во что я верила, и чем жила, оказалось ложью, и он меня просто вышвырнул из своей жизни, как только на горизонте объявилась другая.

А, может, это и не её вина. Может, она станет следующей жертвой его бесчувственности? Точно так же поверит, влюбится, откроется ему, а потом…

Всё это уже не моё дело.

Я еду по дороге и рыдаю в голос. Задыхаюсь, давясь собственными всхлипами, размазываю горячие слёзы по лицу. В туманной слёзной каше перед глазами мелькают огни встречных фар и кривая лента дорожного полотна. Мне просто не хочется больше жить.

Когда женщина узнаёт, что беременна, она понимает, что случилось чудо. И это маленькое чудо теперь внутри неё. Она ждёт, что, услышав эту новость, избранник будет также восхищён и обрадован, как и она сама, что у него загорятся глаза и задрожат ладони. От счастья. Но, к сожалению, иногда бывает по-другому. Бывает больно, дико, несправедливо, и кажется, что больше незачем жить.

«Па-ба-а-а-ап!» - сигналит грузовик, и этот низкий, гулкий звон разрывает моё сознание пополам.

Я вздрагиваю, возвращаюсь к действительности и судорожно хватаюсь за руль. Машину бросает из стороны в сторону. С трудом выруливаю к обочине, останавливаюсь и включаю аварийку.

Падаю на руль лицом и, сотрясаясь всем телом, кричу. Или вою. Или скулю. Звуки, которые покидают моё тело, больше похожи на беспомощный визг раненой собаки, попавшей под автобус. Мне хочется, чтобы с ними покинула тело и душа, но это так не работает. Слёзы и крики не приносят облегчения, они лишь опустошают.

- Девушка? Девушка! – Кто-то настойчиво стучит в окно.

А я вообще не понимаю, где я, и что происходит.

Для меня всё потеряло значение.

- Девушка! – Этот кто-то открывает дверцу и заглядывает в салон.

Я вбираю носом воздух и чувствую, как сильно жжёт горло. Мой кашель теряется в булькающем звуке беспомощного всхлипа.

- Это оживлённая трасса, здесь нельзя останавливаться. Вы создаёте аварийную ситуацию, я прошу вас немедленно…

Его голос обрывается, едва я отнимаю голову от руля и поднимаю на него мутный взгляд.

- У вас всё в порядке? – Спрашивает озадаченный моим видом молоденький инспектор в форме.

- Да. – Отвечаю я.

И двумя руками смахиваю слёзы с лица.

Вижу черноту на пальцах: значит, тушь потекла. Наш журнал размещал рекламу этой туши на развороте в прошлом месяце, и она обещала волшебную суперстойкость. Опять обман. Чудес не бывает. От обиды накатывает новая волна слёз, и мне приходится стиснуть зубы, чтобы сдержать её.

- Вам нужна помощь? – Интересуется он растерянно.

И в этот момент я понимаю, что мне нельзя раскисать. И эта дикая боль, разрывающая грудь, вдруг придаёт мне сил. Надо жить. Надо держаться. Надо сделать это всем назло!

- Нет, уже всё нормально. Я в порядке. Честно. – Твержу я, громко всхлипывая и откидывая волосы с лица. Светлые пряди липнут к щекам, но я отлепляю их и отбрасываю назад. – Всё. Хорошо.

Размазываю остатки макияжа ладонями по лицу и пытаюсь криво улыбнуться.

- Точно? – Поглядывает на меня с недоверием инспектор.

- Да. – Ожесточённо киваю я. – Просто ноготь сломался. Бывает, знаете ли.

И закусываю губы до боли.

- Хорошо. – Инспектор догадывается, что дело не в ногтях, но больше вопросов не задаёт. – Счастливого пути…

А когда дверца закрывается, мне нестерпимо хочется упасть на руль лицом и продолжить рыдать. Но я этого не делаю. Собираю силы в кулак и завожу мотор. Выезжаю на трассу и вливаюсь в поток автомобилей.

Моей решимости быть сильной хватает ровно до того момента, как я переступаю порог нашей с Никитой квартиры. Здесь повсюду его одежда, запах его парфюма, его сигареты на подоконнике. Паника накатывает с новой силой, но я вдруг останавливаюсь и понимаю, что у нас нет даже совместных фото на память, кроме тех, что остались на телефоне – нечётких, смазанных, сделанных буквально в темноте кинотеатра на ночном сеансе.

У нас никогда не было нормальных отношений.

Никогда.

Боже…

Мы выходили куда-то только под покровом ночи – чтобы его не узнали. Мы ездили отдыхать только в закрытые дома и отели – чтобы не одолевали фанаты. Мы снимали гостиницы на моё имя – чтобы никто не слил информацию о нём в сеть. Никита даже не знакомил меня ни с кем из своих друзей. Почему? Да потому, что стеснялся меня и не планировал ничего серьёзного.

Кошмар.

И почему осознание приходит так поздно?

Я всё это время была лишь уютным запасным аэродромом, на который можно было завалиться после съёмок. Не нужно было напрягаться и соблазнять кого-то. Набрал номер Алисы, и вот рядом с тобой уже живая, готовая на всё, женщина. А с тех пор, как я переехала к нему, ещё и ужин, чистое бельё, массаж, секс и тёплая постель.

8

Я гордо вздымаю голову:

- Сейчас?

- Да. – Мужчина бесцеремонно ставит носок туфли в дверной проём.

Да что он себе позволяет?!

- Эй!

Моё сердце замирает. Впервые в жизни мне становится по-настоящему страшно.

- Что такое? – Смеётся он.

- У меня есть полчаса? – Спрашиваю я.

Мой голос дрожит.

Однажды я уже видела этот взгляд. Отец загулял и не встретил меня зимой после школы. Мне было тринадцать или четырнадцать. Две русые косы до талии, неказистое пальтишко, тонкие сапожки, не способные защитить от мороза. Я ждала его: то на улице, то обратно заходила в фойе школы, чтобы погреться. Наконец, отважилась и побрела в сторону дома одна по тёмным переулкам.

Помню, как завывал ветер, как кружил хлопьями снега под ногами. У меня зуб на зуб не попадал, щёки больно щипало от мороза. А я всё шла, не чувствуя ног, и про себя разговаривала с мамой – так, будто она была рядом со мной, будто подбадривала, уговаривала держаться.

 До дома оставалось метров сто, когда длинная чёрная тень вдруг отделилась от фонарного столба и метнулась ко мне.

- Замёрзла? – Спросил незнакомец в надвинутой на лоб шапке.

Я молчала и смотрела на него снизу вверх во все глаза.

- Пойдём со мной, я тебя согрею. – Сказал он и усмехнулся точно так же, как этот Андрей.

Быстро оглядевшись по сторонам, он схватил меня за воротник пальто и потащил в темноту. Я успела лишь беспомощно пискнуть, а затем он закрыл мне рот рукой. Втащил в какое-то затхлое место, подвал или подъезд, привалил к стене и стал щупать. Влез рукой под пальто, больно сдавил грудь, затем потянул за резинку брюк.

От него ужасно воняло табаком и перегаром. Это всё, что я запомнила. Я почти сдалась, когда он стал торопливо стягивать с меня одежду. Заледенела изнутри и снаружи, стала как дерево, чтобы не чувствовать того, что должно было неминуемо произойти дальше.

- Ты что, скотина, делаешь?! – Заорала вдруг какая-то женщина.

Это была дворничиха. Кажется, она обрушила на его голову свою тяжелую метлу. В этот момент его хватка ослабла, я смогла вырваться, выбежала на улицу и понеслась вперёд, не различая дороги. Не помню, как добежала до дома.

Отец пришёл ближе к десяти вечера.

Извинялся, что забыл обо мне. Плакал, когда узнал, что произошло. Кричал, звонил в Полицию, требовал найти и наказать негодяя, но под приметы, выданные мной, подходил чуть ли не каждый мужчина нашего района. Папа корил себя за этот случай, долго просил у меня прощения, и я делала вид, что верю ему. Хотя знала: он предаст ещё не раз. Просто такой человек. Ненадёжный.

- Если хочешь, займёмся чем-нибудь интересным, а сборы вещей отложишь до утра? – Андрей кладет руку на дверь.

К горлу подкатывает тошнота, в висках начинается пульсация – признаки подступающего приступа паники.

- Полчаса мне хватит. – Улыбаюсь я. – Подожди меня… снаружи.

И не дав ему опомниться, отталкиваю мужчину и захлопываю дверь.

- Эй! Открой! – Он ударяет по дверному полотну ладонью.

Но я уже поворачиваю задвижку.

- Я позвоню Никите, он тебя уволит! – Зачем-то кричу я.

Из подъезда раздаётся смех.

- Ты больше не его подстилка! Какая тебе разница, с кем трахаться? Хочешь, я тебе заплачу?

Я закрываю рот рукой. Медленно сползаю вниз по стене.

Вот кем считали меня все его сотрудники и подчинённые – подстилкой. Не лучше обычной уличной девки, шлюхи. Вот кем я для них была.

Андрей ещё пару раз барабанит в дверь, затем, выругавшись, уходит.

Наверное, обоснуется в машине и будет меня ждать.

Собрав остатки сил в кулак, я поднимаюсь и иду собирать вещи. Меня некому защитить. Я могла бы позвонить отцу, но не хочу. Ни слышать, ни видеть его просто нет никакого желания.

Застегнув чемодан, достаю телефон, открываю приложение и вызываю такси. Прошу таксиста подняться за мной в квартиру, обещаю за это хорошие чаевые. Через двадцать минут автомобиль уже на месте, а у моей двери появляется невысокий черноглазый мужчина с сильным южным акцентом.

- Я твой чемодан не носить. – Предупреждает он.

- И не нужно. Я сама. – Вздыхаю я, закрывая квартиру и подхватывая тяжёлую поклажу.

Рядом с ним мне спокойнее.

Мы едем в лифте, затем проходим мимо консьержки, затем таксист любезно открывает мне двери. Я не сразу вспоминаю о том, что чемодан можно наклонить, поставить на колёсики и катить – настолько я взвинчена. А когда хочу это сделать, передо мной вырастает фигура Андрея.

- Ключи. – Говорит он.

Вкладываю связку в его потную ладонь и, подхватив чемодан, выхожу на улицу. Мужчина хочет что-то сказать мне вдогонку, но оглядев моего спутника, сдерживается.

9

Какое-то время мы стоим в обнимку, затем Леся отстраняется, берёт моё лицо в ладони и с нежностью заглядывает в глаза.

- Да что такое, Кукушкина?

Представляю это зрелище: моё лицо, покрытое чёрными разводами туши для ресниц, распухший нос, слёзы в глазах.

- Меня Никита бросил. – Признаюсь я.

- Ох… - Она сочувственно мотает головой, а затем снова сжимает меня в объятиях.

Я чувствую запах мяса, доносящийся с кухни, и слышу лёгкую музыку. Из колонок едва слышно льётся джаз.

- Я тебе помешала? – Спрашиваю я.

- Что? – Леся отпускает меня, затем идёт, затаскивает в квартиру мой чемодан и закрывает дверь. – Ничего подобного! Ты проходи-проходи…

Она кидает мимолётный взгляд на свои наручные часы, но я успеваю заметить этот короткий жест. Подруга кажется взволнованной.

- Ты ждёшь кого-то?

- Нет, вовсе нет. – Леся улыбается. Ставит чемодан в прихожей и поворачивается ко мне. – Пойдём, там как раз мясо поспело.

- Просто не хочу мешать. У тебя, наверное, свидание? Давай, позвоню Катюхе, она приедет и заберёт меня?

- Боже, какое свидание, Алис? – Подруга тащит меня за собой в кухню, усаживает на стул. - Лучше расскажи, что у тебя случилось? – Затем бросает взгляд на часы и делает музыку слегка громче. – Только подожди, я на секунду.

Она удаляется из кухни, и мне кажется, что звонит кому-то. Слышны приглушённые обрывки фраз, из которых мне удаётся различить разве что «не сегодня» и «я позвоню».

- Тебе пришлось отменить встречу из-за меня? – Спрашиваю я, когда Леся возвращается.

- Да это не встреча. Так… - Отмахивается подруга.

Ставит чайник, расставляет чашки на столе, достаёт из холодильника десерты. Суетится-суетится, словно боясь поднять на меня свой взгляд.

- Нашла себе кого-то? – Интересуюсь я.

Мне хочется быть деликатной. Леся явно ждала в гости мужчину. Возможно, это важное свидание, или он для неё кто-то особенный. А, может, это уже не первая их встреча? Потому что подруга одета по-домашнему, а её волосы не уложены.

- Просто знакомство по интернету. – Краснеет Леся.

- И ты на него запала? Он красивый?

Подруга ёрзает на стуле:

- Он… славный.

- Прости, что испортила тебе вечер. – Говорю я, накрывая её ладонь своей рукой.

Она едва не подскакивает.

- Да что ты... Ты же моя подруга. – Лесе почему-то неловко. Наверное, расстроена, что пришлось отменить встречу. – Ой, что это я? – Спохватывается она. - Забыла про мясо с овощами! Тебе положить?

- А знаешь что. – Вымученно улыбаюсь я и встаю. – Давай-ка я сейчас умоюсь, вызову такси, а пока оно едет, выпью с тобой чаю. А потом уеду, ты позвонишь своему парню, и он придёт. Ладно?

- Брось, Кукушкина! – Она усаживает меня обратно давлением ладоней на плечи. – Какие парни? Ну, ты что! Ты пришла ко мне заплаканная, с чемоданом, за окном уже почти ночь, куда же ты пойдёшь?

- Но я…

- Ты мне не помешала. – Заверяет Леся. – Этот парень… он… ничего особенного, короче! Таких ещё миллион у меня будет, а подруга одна! – Она сжимает мою руку. – Давай, лучше рассказывай, что стряслось? Ты ушла от Дубровского, да? Он тебя обидел? Расскажи.

Я тяну носом воздух. Такое ощущение, что, стоит мне произнести эти слова, как мир расколется пополам.

Но через пару секунд я, всё же, решаюсь:

- У Никиты роман с другой. Он бросил меня и выгнал из квартиры. Мне негде ночевать, а ещё… я беременна.

- О… - Лицо подруги застывает в немом выражении.

- Да.

Щелчок чайника заставляет её вернуться в реальность. Леся поднимается из-за стола, заваривает мятный чай, неспешно разливает по чашкам и садится обратно. Всё это – в тягостном молчании.

- Держи. – Придвигает мою чашку ближе.

- Спасибо. – Киваю я.

Кладу на чашку замёрзшие ладони и чувствую приятное покалывание тепла. Запах мяты щекочет в носу: я так любила этот чай в детстве. Мама часто заваривала мяту, собранную в саду, и подавала к чаю пирожное «Картошка».

- А теперь давай по порядку и в деталях. – Просит Леся, подпирая рукой подбородок. – Как всё случилось, и что ты теперь собираешься делать?

В её глазах сочувствие и поддержка.

Я рассказываю, и каждое слово режет язык и саднит горло. Мне почему-то жутко стыдно, что всё закончилось вот так. Стыдно, что я была такой дурой, а теперь оказалась в такой ситуации.

Мы говорим долго и неспешно, проходит час, а, может, два или три. Наконец, мне становится чуточку легче, и я предлагаю пойти, лечь спать, ведь завтра к девяти нужно быть в офисе. Леся помогает мне расположиться, застилает постель, а затем идёт в ванную, чтобы прибраться.

- Иди, оставила тебе чистое полотенце на полке. – Говорит она, возвращаясь.

10

- Привет!

Звонок отца застаёт меня на полпути в офис.

Я только перекинула все вещи в свою машину, завела двигатель и выехала на оживлённое шоссе. Автомобиль чихает и дёргается, явно сопротивляясь тому, чтобы я приехала на работу вовремя.

- Привет, пап, опаздываю в офис, у тебя что-то важное?

- Нет. – Его голос сипнет. – Просто… соскучился, ты давно не звонила. Хотел узнать, как твои дела?

Вот это да.

- Всё нормально. – Отвечаю я, лихорадочно пристёгивая ремень. – Как всегда.

- Может, встретимся? Придёшь? Или давай пообедаем сегодня вместе?

Движение на дороге достаточно интенсивное, мне нужно сосредоточиться, но разговор явно отвлекает и заставляет меня нервничать.

- Пап, я не знаю точно, чем буду заниматься в обед. – Бросаю раздражённо. – Давай, лучше заеду на днях?

Лихорадочно перебираю в уме все причины, по которым он может звонить. Нужна помощь? Деньги? Отец неплохо зарабатывает. Может, собирается продать квартиру, в которой доля принадлежит мне? В чём же подвох?

- Я буду очень ждать.

- Ага. – Бросаю я.

- У тебя точно всё хорошо? – Интересуется он.

- Точно, пап! Всё, мне пора.

Убираю телефон в карман и оглядываю своё лицо в зеркало заднего вида. Круги под глазами не скрыл даже тональник, ещё и губы потрескались. Достаю помаду, добавляю губам увлажнения и цвета. Пара штрихов, и я снова утончённая деловая леди – одно из важных лиц модного журнала.

Через полчаса я уже в офисе.

- Как успехи, Кукушкина? – Цокая каблучками по коридору, спрашивает Барракуда.

- Успехи? – Выглядываю из-за компьютера.

Здесь каждый мечтает выслужиться перед этой стервой, и лишь я одна постоянно фантазирую на тему того, как буду посылать её далеко и надолго в день своего увольнения.

- Я про интервью! – Напоминает она, недовольно изгибая бровь. – Ладно, доложишь на летучке!

- Угу. – Киваю я.

Вот, блин, задница.

Мне же придётся теперь отказаться от этого интервью, передать его кому-то другому… Барракуда будет в бешенстве. Тем более, у меня еще три материала висят, не готовые к сдаче…

- Вот отличный вариант. – Толкает меня локтем Катя. – Пять минут от метро, квартира-студия. Окна в пол! Представляешь, как круто сидеть вечерами на полу, любоваться огнями мегаполиса и пить вино? Ой… - Откашливается она. – Чего это я… Прости, сейчас поищем варианты с детской комнатой.

- Можно просто однокомнатные, мне ещё месяцев семь-восемь жить одной. И хотелось бы, чтобы не так дорого, я даже не представляю, какие детские прибамбасы мне понадобятся, и сколько они стоят.

- Настька, сестра моя двоюродная, родила недавно, говорит, что коляска стоит как самолёт! Ой… - Катя виновато морщится.

- Кать. – Улыбаюсь я.

- Прости. – Смеётся она с виноватым видом. – Коляска с меня, ладно? Должна же тетя Катя хоть чем-то помочь?

- Вот неплохая квартирка. – Я указываю на экран. – Немного дороже, чем я могу себе позволить, зато в хорошем районе, и до офиса недалеко добираться.

Вспоминаю про чемодан, который лежит в багажнике. Про интервью, которое не состоится. Про работу, которую потеряю из-за этого. Чёрт, да этот вариант мне явно не по карману.

- Мне нравится. – Одобрительно кивает Катя, взглянув на экран. – Посмотрим её сегодня?

- Не знаю. На неё уйдут все накопления, а что дальше? – Я наклоняюсь к подруге и перехожу на шёпот. – Если я через три дня не сдам интервью, Акула Гадюковна вышвырнет меня из журнала! Я останусь совсем без денег!

- Беременных нельзя увольнять. – Парирует подруга. – Скажешь ей, что ты в положении, и Кобра Скорпионовна оставит тебя на должности.

- Но никакого интервью не будет! Она мне этого не простит!

- Проблемки, девочки? – Врывается в наш тихий междусобойчик своим приторным воркованием Владик.

- Не-е-ет! – Дружно отвечаем мы.

Я быстро сворачиваю вкладку с квартирными объявлениями, но он, кажется, успевает мазнуть взглядом по экрану.

- Я же из лучших побуждений. – С ангельским видом складывает ручки на груди Владик. – Если у вас сложности, связанные с работой, могу помочь.

- Нет у нас никаких сложностей. – Нахмуриваюсь я.

- Ты иди, Владик, иди. – Вежливо просит Катя.

- Аллочка приглашает всех в конференц-зал. – Он кивает в сторону коридора. – Вы идёте?

- Да-да, идём. – Переглядываемся мы.

Ну, вот. Момент истины. Обмануть Барракуду или вылететь из журнала прямо сегодня?

- Не опаздывайте. – Улыбается Владик, удаляясь. – Она этого ужасно не любит. Аллочка ценит только дисциплинированных и ответственных…

11

Из моей груди вырывается вздох – беспомощный, тихий. Я даже представить не могла, что это будет настолько больно. Глядя на то фото в газете я думала, что это какая-то шутка, не могла поверить своим глазам, но вживую… Вживую зрелище не оставляло никаких сомнений – это ад.

Катя подхватывает меня под локоть, и только в этот момент я понимаю, что ноги больше не удерживают меня в вертикальном положении.

- Алис! – Бормочет она, вцепляясь в мою руку.

- Всё хорошо, хорошо. – Хрипло отвечаю я, мысленно приказывая своим ногам держать меня ровно. – Я просто… Мне уже лучше.

Чувствую, кружится голова, и на лбу и спине проступает холодный пот. Ощущение у меня сейчас такое, будто по голове ударили тяжелым мешком. Я проваливаюсь в глубокую, тёмную яму, но отчаянно сопротивляюсь, пытаясь хвататься за её края. В ушах нарастает гулкий звон. Кажется, именно так падают в обморок, да?

- Точно? – Голос подруги звучит как сквозь вату.

Мне нужно просто продышаться. Просто вдохнуть глубже и выдохнуть. Вот так, так, и ещё.

- Дыши. – Катя гладит меня по спине.

Вдруг тупая боль внизу живота заставляет меня опереться ладонью на холодное стекло окна.

- Что такое? – Спрашивает она. - Тебе плохо?

- Нет. – Боль ненадолго отступает, и я мотаю головой. – Всё хорошо.

- Я сейчас пойду и всё выскажу этому тупорогому козлу! – Вспыхивает подруга.

- Не надо. – Прошу я, выпрямляясь. – Я сама. Я должна.

Не знаю, что мной движет: обида, ненависть, горечь или сочувствие к той наивной девушке, которая сейчас сидит за одним столом с негодяем и доверчиво смотрит ему в глаза, но я разворачиваюсь и иду к входу в ресторан с твёрдым намерением сказать ему, что… а что? Я и сама не знаю.

Мне просто нужно взглянуть ему в глаза. Или, может, плюнуть в лицо, не знаю. Даже не представляю, зачем я туда иду.

- Алиса! Подожди! – Слышится за спиной голос Кати. – Алис!

Но я уже дёргаю на себя тяжёлые двери.

- Вы куда? – Преграждает мне дорогу охранник. – Туда нельзя.

Я отталкиваю его ладонями и пытаюсь пройти, но передо мной тут же вырастают ещё двое крепких молодых ребят.

- Зал закрыт для посетителей, частное обслуживание. – Один из них хватает меня за предплечье.

- Пусти! – Вырываюсь я.

Да как они смеют трогать меня?!

Я начинаю метаться из стороны в сторону в попытках обойти препятствия, но мужчины непреклонны – встают передо мной живой стеной.

- Алиска! – Врывается в фойе ресторана подруга.

- Дайте пройти! – Требую я.

- Какие люди… - С этим возгласом в фойе появляется Андрей.

- Мне нужно в зал. – Накидываюсь на него я. – Скажи, чтобы меня пропустили. Я что, не имею права даже поговорить с ним? Мне нужно… нужно сказать ему!

Сама не знаю, что именно нужно, но ощущение такое, будто от этого зависит вся моя жизнь.

- А-а. – Андрей отрицательно качает головой. – Никак, детка, извини. – Он разводит руками. – Не хочу, чтобы ты портила вечер хорошему человеку своими истериками. Скажи лучше, чем я могу тебе помочь? Может, тебе не доплатили? Или ещё чем обидели? – Мужчина тянется и пытается провести пальцами по моей щеке.

- Убери свои руки! – Выпаливаю я, отшатываясь в сторону. – Пропусти меня сейчас же, или я закричу!

И вздрагиваю, вдруг ощутив на плече чью-то руку. Оборачиваюсь – это Катя. В её взгляде поддержка и сопереживание.

- Что за шум? – Этот голос как ножом по сердцу.

Я поднимаю взгляд: Никита выходит из зала.

При виде меня у него брезгливо морщится лицо.

- Никита! – Я бросаюсь к нему и застываю, так и не дойдя всего пару шагов.

У меня бешено бьётся сердце. Нужно что-то сказать. Что?

- Зачем ты здесь? – Раздражённо бросает он, затем понижает тон голоса и склоняется к моему лицу. – Нужны ещё деньги?

Деньги? Какие деньги? Про что он? Ах… Те купюры, что он вложил мне в ладонь в нашу последнюю встречу… Я их выбросила, даже не взглянув.

- Я должна сказать тебе. – Теряюсь я. Мне никак не удаётся подобрать слова. – И той девушке должна тоже. Она не знает, какой ты! И про ребёнка…

Дубровский меняется в лице. Это перевоплощение, достойное роли в каком-нибудь триллере, пугает меня до чёртиков.

- Оставь её в покое, поняла?! – Рычит он, хватая меня за рукав и грубо подтаскивая к себе.

- Э-эй! – Подаётся вперёд Катя, но её перехватывают бугаи-охранники.

- И меня оставь. – С отвращением выплёвывает мне в лицо Никита. А затем, едва ли не отшвыривая меня от себя, точно неприглядную, испорченную вещь, добавляет: - Пошла вон, дура!

Я не верю своим ушам.

Вижу, как он разворачивается и уходит, и мой мир тонет в серых красках горечи. А затем вдруг окрашивается красным – это цвет боли. Только уже не моральной, а физической, потому что я отчётливо ощущаю тупую ноющую боль внизу живота. Она буквально разрывает моё тело на куски.

12

Вадим

Вытираю руки о полотенце и прислушиваюсь. За стеной, в процедурке, кто-то беседует: это старшая сестра Анфиса Андреевна в очередной раз распекает кого-то из девочек-ординаторов.

- Какой же ты врач, Людка! – «Ага, ясно, значит Люду Невелину». – Ты ж всю операцию в его очи ненаглядные пролыбилась! Тьфуй! Стыдоба!

- Анфиса Андреевна, я…

- Не Анфискай мне тут! – Слышатся шаги, подошвы её старомодных мокасин шоркают по кафелю. – Таких, как ты, знаешь тут сколько у него? Полное отделение! Да плюс все остальные этажи. И все в глаза ему смотрят! С придыханием! А тебе учиться нужно, впитывать материал, практиковаться. Людей спасать, в конце концов! А как потом? Всё самой делать придётся, и никакого Красавина рядом не будет.

Я хочу кашлянуть, чтобы этот разговор не зашёл дальше допустимых пределов, но не решаюсь - мне становится неловко. Уйти, не произведя шума, у меня тоже вряд ли получится, и я начинаю осторожно пятиться к выходу из помещения.

- Забудь ты про него. – Говорит Анфиса уже мягче. В тонкий просвет из-за приоткрытой двери я не вижу её, но представляю, как женщина деловито подпирает руками свои крутые бока. Она всегда так делает, когда сердится. – По-хорошему тебе говорю, по-женски. Не до вас ему сейчас, не до баб. Нет, не в том смысле…

Я невольно морщусь и качаю головой.

- Просто ему вообще не до этого всего! – Продолжает старшая медицинская сестра. – Так что ты это брось, поняла? Лучше работой займись, иначе хорошего специалиста из тебя не выйдет.

- Но Анфиса Андреевна, он же вроде как…

- Брось, говорю!

Я тихо выскальзываю в коридор и направляюсь в свой кабинет.

Мне нужен крепкий кофе. Срочно.

Хорошо, что Анфиса радеет за ответственность и собранность моих подчинённых, но факт того, что в разговоре она цепляет и мою личную жизнь, буквально выворачивает меня сейчас наизнанку. Меня начинает знобить: то ли от усталости, то ли от волнения после услышанного.

Обычно я сразу пресекаю подобные истории, как с Невелиной: рекомендую ординатору перевестись в другое отделение, чтобы личные инициативы не мешали обучению и работе. И, конечно же, я и прежде замечал её неравнодушные взгляды в мою сторону и робкие, смущённые улыбочки, но почему-то в этот раз ничего не предпринимал.

Теперь же её интерес перерос в крепкую симпатию, это стало очевидным уже для всех вокруг, и непременно помешает рабочему процессу.

Всё дело в таланте Невелиной. Я просто не мог выслать из отделения врача, который в будущем мог бы стать одним из самых успешных онкоурологов в стране. Люда отлично ассистирует на операциях, да и её самостоятельные шаги тоже впечатляют.

Ума не приложу, что делать в этой ситуации...

Отпив кофе, я сажусь на диван и принимаюсь массировать виски пальцами. Мысленно пытаюсь подсчитать, какой сейчас день недели, и сколько уже нахожусь в клинике, но так ничего и не выходит.

- Семь часов переработки, - подсказывает Анфиса Андреевна, врываясь в помещение, - тебе пора завести здесь раскладушку, голубчик.

Я открываю глаза.

Старшая сестра прикрывает дверь, подходит к столу и тут же начинает колдовать с чашками и контейнерами.

- Вот пирожки, Вадюш, с мясом. Кушай, а то знаю тебя: голодом себя моришь, в столовую сходить  некогда, а дома когда ещё будешь?

Я улыбаюсь.

Всё желание ворчать на Анфису Андреевну испаряется в миг.

Мне нравится слышать её голос, он такой, по-матерински тёплый, что ли. Нравится видеть, как она хлопочет в моём кабинете, точно у себя на кухне, как ласково ругает молодых сотрудников или нерадивых пациентов, как талантливо организует процесс работы и держит в своих хрупких руках порядок во всём отделении.

Как бы ни хотелось, у меня не получается сердиться на эту немолодую женщину с тяжёлой, грузной походкой и усталым, но добрым лицом.

- Я уже домой собираюсь. – Говорю я, взглянув на часы.

Осталось только сделать усилие и подняться с дивана.

- Да фигушки! – Вдруг выдаёт она. Ставит на стол тарелку с пирожками и вазу с конфетами, хотя прекрасно знает, что я ненавижу сладкое. – Ты уже меня прости, Вадечка, но тут Фролов звонил, вызывает тебя. Беременяшка у него какая-то в приёмном, и это, кажется, по твоей части.

- Сейчас? – Уточняю я, делая глоток обжигающего чёрного кофе.

- Да. – Разводит руками Анфиса и усаживается на стул. – Сам же знаешь, у них, прости господи, именно к вечеру и начинаются все выкрутасы! У моего сына на скорой ближе к ночи самый пик наступает: телефон разрывается. То бабке какой давление смерить, то припадки у психов, то у кого-то первый раз месячные начались, надо проверить, всё ли в порядке с густотой и объемом, то вчера, вон, вообще – один мужик позвонил с холодной мошонкой: «Скажите, она у меня точно нормальной температуры, доктор?». Пришлось ведь трогать!

Я не могу не улыбнуться ещё раз.

Старшая сестра расцветает: она этого и добивалась.

13

Алиса

- Что со мной? – Повторяю я.

На всякий случай, потому, что, кажется, доктор не расслышал вопроса. Возможно, нужно говорить громче, чтобы слова долетали до высоты его роста, но мне тяжело это сделать: боль переместилась в поясницу и уже вовсю хозяйничает там.

- Ясно. – Говорит врач, будто самому себе. Затем поднимает, или правильнее было бы сказать, опускает взгляд на медика из приёмного покоя: - Поднимайте в отделение.

Затем задумчиво ударяет листами с результатами моих анализов по своему бедру, разворачивается и, даже не взглянув на меня, покидает помещение.

Что?

Что это было сейчас?

Эй! Мне, вообще, кто-нибудь поможет в этой больнице, нет?!

- Ай, ой… - Стону я, перемещая ладони на поясницу.

Спину просто разрывает.

- Дышите. – Советует врач приёмного отделения. – Сейчас за вами придут. – И неторопливо удаляется к двери.

- Вы куда? – Спрашиваю я.

Мой голос больше похож на жалобный писк.

- Не волнуйтесь, вы в надёжных руках. – Говорит он прежде, чем меня бросить.

В надёжных? В чьих?! Меня только что оставили одну! Совершенно одну наедине с моей болью. Ау!

Я сажусь, наваливаюсь спиной на стену и обречённо закрываю глаза. Дышу, считая свои вдохи и выдохи. Раз-два, три-четыре, пять-шесть. Это немного уменьшает неприятные ощущения. Кажется, в этой больнице никому и дела нет до моего состояния.

А этот великан! Посмотрите-ка на него! Пациент для него не более, чем назойливая вошь, которая отвлекает от вечерней дрёмы в самый неподходящий момент. Даже не осмотрел меня, не спросил, что и где болит! Бесчувственный чурбан!

- Ммм… - Я прикусываю губу.

Как же больно!

Тот пожилой медик хотя бы провёл осмотр, а этот – уверена, он бы даже бровью не повёл, если бы я корчилась, умирая и захлёбываясь в агонии, прямо на этой кушетке у него на глазах.

- Э-эй! – Проскальзывает в помещение Катя. Улыбается мне, быстро прикрывает дверь, проходит, садится рядом, берёт мою ладонь и крепко сжимает. – Ну, как ты?

- Больно. – Признаюсь я, морщась от неописуемых ощущений.

Вот, что мне нужно – капля сочувствия. Когда кто-то держит тебя за руку, гораздо легче всё это терпеть. Я рада, что ей позволили прийти.

- А меня, представляешь, не хотели пускать! – Вдруг начинает возмущаться подруга. Достаёт из кармана салфетку, заботливо стирает пот с моего лица, затем аккуратно промокает ею мой нос и щёки. – Ничего не говорят, в кабинет не пускают, а я так нервничаю, сижу там, не знаю, что делать, и у кого помощи просить!

- Кать, скажи, что ты не позвонила моему отцу? – С надеждой интересуюсь я.

- Нет. – Успокаивает меня Катя. – Но хотела. – Тут же добавляет она честно. – И если бы мне не удалось прорваться сюда и увидеть тебя живой, то минут через пять моё терпение бы лопнуло, точно говорю! И тогда бы я уж дозвонилась не только до твоего отца, но и до министра здравоохранения!

- Ой-й-й… - Меня выгибает от тупой, ноющей боли в спине.

- Что? Больно? Где? – Суетится подруга.

- Тут, там, везде. – Цежу я сквозь зубы, вцепляясь мокрыми пальцами в её рукав.

- А живот?

- Не знаю. Уже не так сильно.

- Тебе сказали, что с тобой такое?

- Нет. – Рычу я, стараясь дышать ровно и спокойно.

- Я слышала от медсестричек, что к тебе вызвали какого-то крутого специалиста. Не переживай, он придёт, посмотрит тебя и всё скажет.

- Он уже был… - Бормочу я, наваливаясь на её плечо.

- Да?

- Ага. Шпала такая, лицо кирпичом. Даже смотреть меня не стал.

Нет, конечно, лица его я не видела, но злость и обида, замешанные на страхе и боли, подсказывали мне сейчас, что лицо его должно было быть не менее равнодушным, чем тёмные глаза.

- Ой, это тот, высокий такой который? – Оживляется Катя.

- Ага.

Надо признаться, его рост и осанка внушали мне не меньшее волнение, чем его строгий взгляд.

- Ясно.

- Что ясно, Кать?

- Думаю, тебе стоит довериться ему. – Серьёзно говорит она. – Девочки в приёмном о нём отзывались чуть ли не с благоговением. Он такой, он сякой! И фамилия ещё такая…

- Кать, он тебе что, понравился?

- Мне? – Она таращит на меня глаза. – Что ты, вовсе нет! Просто… - Подруга мечтательно улыбается. – Он прошёл мимо меня по коридору, а за ним шлейф такой… Ммм… У моего бывшего такой же парфюм был, «Эрос» называется! Бог любви! Ты же помнишь, как я от него балдела? Ну, и тут воспоминания эти всякие, ну, ты понимаешь… - Катька отмахивается, будто отгоняя от себя морок нахлынувших мыслей о былом страстном романе.