Долго и счастливо

Глава 1

– Вы дозвонились до Красовского, Мария Владимировна? – ненавидяще прошипел голос в селекторе.

Мария Владимировна вздрогнула и на экране монитора испуганно понеслась вдаль буква «хххххххххххххх».

– Да! – выкрикнула она, нагибаясь к черному пластику. Из его недр доносилось потрескивание. Шеф молчал, но и не отключался. – Да, – повторила она, решив, что он не услышал.

– И что? – ожил опять селектор.

– Он в пробке, – вздохнув, сообщила она.

– Я. Просил. Дозвониться. До. Красовского. – Именно так, медленно и четко отделяя слова друг от друга, произнес шеф. – Вы дозвонились, Мария Владимировна? – голос его приобрел плачущее выражение.

– Я дозвонилась, – буркнула Мария Владимировна. – Он сказал, что стоит в пробке на Московском и тут же отключился. А сейчас у него телефон не отвечает – связи нет.

– Черт знает что такое! – простонал шеф.

Селектор замер, погас красный злой огонек. Мария Владимировна опасливо покосилась на него. Нет, это не безобидный кусок черной пластмассы, это жуткий Терминатор — безжалостный робот-убийца: казалось бы, вот уже все – наши победили, ура, ура! Ан нет – снова вспыхивает адский красный глаз, и все начинается сначала: беги, спасайся кто может! А кто не может… А кто не может, вот как бедная Мария Владимировна, тот должен сгинуть. Но она не может позволить себе сгинуть. Нет, нет, только не она. Она выдержит, она сможет, она сильная, умная и, вообще, супер! Она долбила клавиатуру, словно гаммы отыгрывала. Слепая печать, скорость сто восемьдесят знаков в минуту, а то и больше. В норматив при сдаче выпускных экзаменов она уложилась, а если бы не нервничала, так еще и не такую скорость показала.

Вот так, все очень серьезно было в той школе референтов, которую она окончила, чтобы начать делать карьеру. У-у-у, какую карьеру бы она сделала, если бы… если бы не зловещий красный глаз… Ничего, осталось немного, еще пара месяцев и она уйдет. Господи! Какое счастье уйти отсюда, уйти и не вернуться! Зато в трудовой книжке будет запись – год работы секретарем-референтом. И это первый шаг на блестящем карьерном пути.

«Зав-тра в семь двад-цать две, я бу-ду в Бо-рис-поле си-деть в са-мо-лёте и ду-мать о пилоте…» [1]– пела клавиатура под ее быстрыми длинными пальцами. Она всегда печатала под какой-нибудь ритм. Сегодня ритм был такой. Утешительный. Впрочем, такой он был практически каждый день, когда у шефа было плохое настроение. А плохое оно у него было всегда. И она его терпеть не могла. Ни шефа, ни его настроение.

***

Как же он ее ненавидел! Вообще-то, ему дела до нее не было. Но иногда так хотелось выскочить из кабинета и… придушить ее, что ли. До чего ж тупая баба! Ну как можно не понимать таких элементарных вещей? Ему нужен Красовский и именно сейчас. Мобильник на столе задрожал, затрясся, рассыпался звонкой мелодией.

– Да!

– Паш, дорогой, это я, – сказал в трубке голос Сашки Красовского.

– Саша, хорошо, что позвонил, ты мне нужен. У нас проблемы с «Припятью». Моя секретарша не могла до тебя дозвониться.

– А, так это секретарша была! – засмеялся Красовский. – Я-то думал! Представляешь, номер высветился незнакомый, я беру трубку, а там голос спрашивает: «Вы где?» «В Караганде», – отвечаю. А там опять: «Вы где?» «В пробке, – говорю, – стою, на Московском».

– И что?

– Да ничего, связь прервалась. Ты, Паш, скажи своей мамзели, чтобы представлялась хотя бы, а то я с перепуга решил, что меня опять адвокаты бывшей супружницы разыскивают.

– Скажу, Саш, скажу. Ух, я скажу… – раздувая ноздри, просипел он.

– Ну излагай,– милостиво разрешил Красовский, – я здесь все равно надолго застрял. Что там у нас с «Припятью»?

Изложив своему юрисконсульту проблемы многострадальной «Припяти», Павел Сергеевич немного остыл, но все равно, прислушиваясь к звукам в приемной, болезненно морщился. Нет, надо на фиг увольнять, а то так и до смертоубийства недалеко, и вместо отпуска на знойном юге, пойдешь ты, родной, по этапу на север. «А мы уйдем на север, а мы уйдем на север! А вас съедят рыжие собаки».[2] А собаки они такие, они съедят и не подавятся. У него и так слишком много проблем, чтобы еще и о найме персонала думать. В конце концов, есть у него кадровая служба, пусть она и думает. Хотя именно кадровая служба и постаралась. Ну Нина-то Львовна, ну ведь всегда же умудрялась как-то подбирать ему более менее приличных секретарш. Но эта – ни в какие ворота не лезет! Он снял с вешалки пальто, оглядел безупречный кашемир – шерстинка к шерстинке– перекинул через руку и вышел в приемную. Предмет его душевных терзаний и головной боли сидел за компьютером и что-то там молотил по кнопкам.

– Мария Владимировна, – вкрадчиво начал Павел Сергеевич. Секретарша подняла глаза и вопросительно уставилась на него и даже как-то головой мотнула, чего, мол, тебе? – Мария Владимировна, а вы где учились? – так же вкрадчиво спросил он.

– В смысле? – удивилась она и откинулась на спинку кресла.

– В смысле вот это вот.– Рука широким жестом обвелаофисное пространство, факсы, телексы, принтеры, сканеры…

– А, секретарскому делу-то? – догадалась Мария Владимировна. – В школе референтов «Катрин». Это очень престижная школа, Павел Сергеевич… – гордо сообщила она, – там…

– Это там вас учили, как нужно разговаривать по телефону, да?

– Учили, – кивнула она, как-то не очень, однако, уверенно.

– Я так и понял, – усмехнулся он и открыл дверь.– В следующий раз, когда будете звонить Александру Николаевичу, ну или кому-нибудь еще, не забудьте сказать «здравствуйте». А еще не забудьте представиться, что вы, мол, Мария Владимировна из фирмы такой-то. Хорошо? – Павел Сергеевич закрыл дверь и широким четким шагом пошел к выходу.

Так ей! А покраснела-то как! Аж за щеки руками схватилась. Ну ничего, если краснеть еще не разучилась, может, не все потеряно. Хотя он знал эту категорию офисных барышень, очень хорошо знал. Мало работать, много получать, вот смысл их жизни. Учиться они ничему не хотят и не будут. Позаканчивали свои секретутские курсы и думают, все – профи! Эта хоть в штаны к нему не лезет, как предыдущая. Нет, предыдущая, как раз была ничего. Можно даже сказать очень хорошо работала. Чего она уволилась? Он не помнил. Сколько их за десять лет его трудовой предпринимательской деятельности сменилось? Уже и счет потерял. Да и не считал он их никогда. Ему что надо? Чтоб работала: делала, что велено и не делала, чего не велено. Все. Неужели это так трудно? Сказать завтра Нине, пусть подыскивает другую секретаршу. А то не ровен час или сам зарежусь, иль зарежу кого…

Глава 2

Как же было прекрасно из неустойчивой, дождливо-пасмурной Питерской весны сбежать под мягкое нежное солнце этой благословенной Аллахом страны. Много чего повидал Павел Сергеевич за свою жизнь: в Египте возле пирамид в задумчивости побродил, в Красном море с аквалангом понырял, в Мертвом море на воде полежал, в Таиланде на всяческие экзотические массажи походил и пришел к выводу, что все это хорошо, но отдыхать он будет в Турции. Именно отдыхать, а не кататься на лыжах в Альпах и не гонять на джипах по Сахаре. Когда никаких звонков, никаких друзей-приятелей, а только три недели покоя, солнца, моря и горячего турецкого кофе. Ну и любимая женщина под боком. Что еще нужно человеку для счастья?

Павел Сергеевич вздохнул – неладно что-то в Датском королевстве. Что-то с любимой женщиной происходит, а что не понятно. Вздыхает, грустит, обижается из-за ерунды. Он уж и так и этак старался, но жена, как партизан на допросе, стояла насмерть. Глаза прятала, от ответов уходила, и поделать с этим ничего было нельзя. Именно вот эта манера в жене бесила его больше всего. Ну есть у тебя вопрос – задай, обиделась – скажи, чего душу-то из него рвать? Но она рвала и делала это, он подозревал, не без удовольствия. Ладно, хочет дуться, пускай. А он будет отдыхать. Вот пойдет сейчас, ляжет, очками глаза прикроет и будет слушать шум прибоя. Не было для него звуков слаще этого.

Было время, он в отпуск пять лет не ходил, пока производство налаживал. Все там требовало его постоянного присутствия. Максимум, что мог он себе позволить это на три дня вырваться куда-нибудь за город, но и там его доставали звонками, да он и сам всех тоже доставал. Но теперь-то он уже может вот так уехать на три недели, ни о чем не заботясь. У него отличная команда: все профи, директор по кадрам Нина Львовна держит народ в ежовых рукавицах. У нее не забалуешь: пьяный на работу вышел – штраф, треть от оклада, а если систематически, то, пожалуйста, на выход. Правда, такое в последнее время случалось нечасто: платил он работягам хорошо – оклад плюс сдельщина, получалось очень даже солидно. Заказов у них сейчас было много, а будет еще больше. Ах, какой он тендер выиграл!.. Городской заказ. Бюджетные деньги – сладкие деньги, говаривал его отец. А отец знал в этом толк: сорок лет главным инженером на заводе отпахал. Все хорошо, только вот секретаршу бы еще подыскать толковую.

Павел Сергеевич в шезлонге завозился, как большое сонное животное, пошарил рукой под собой, пытаясь нашарить пачку сигарет. Чего вспоминать-то? Ну дура и дура. Приеду – уволю. Он натянул пониже козырек бейсболки и блаженно затянулся. И не надо ему никакого другого отдыха. Его уже давно весь персонал отеля знает. Встречают как родного. Да и клиент Павел солидный: чаевые хорошие дает, водку целыми днями в баре не глушит, с девицами в номере оргии не устраивает. Жене, конечно, скучновато, она бы предпочла куда-нибудь в развеселую Ниццу поехать, но он на провокацию не поддался, а вот она – да. Он предложил ей одной в Ниццу эту самую смотаться, а он бы сюда, в тихий курортный городок. Как только любимая осознала, что на три недели муж останется без присмотра, вопрос о Ницце отпал сам собой. Но и здесь она не переставала играть, а у него не было желания подыгрывать. Поэтому жена сейчас сидела в номере, страдая мигренью, а он наслаждался одиночеством на берегу. Наслаждался, вспоминая непутевую секретаршу. Павел Сергеевич усмехнулся. Просто характер у него был такой: не любил он незавершенных дел. Надо было ее перед отпуском уволить, но он замотался, завертелся и забыл. Ладно, не думай, приказал он себе, расслабься.

Сбоку послышался шум шагов, шелест песка, кто-то прошел рядом, до него донесся запах свежих духов, какой-то горьковато-цветочный, тонкий, еле уловимый. Его жена любила сильные запахи, дорогие, мускусные. Он приоткрыл глаза и чуть поднял козырек, провожая взглядом девичью фигурку. Девушка шла прямо к морю, неся в одной руке босоножки, в другой пляжную сумку. Где-то по дороге она бросила все и пошла, почти побежала к голубовато-зеленой границе песка с водой. И в том, как она бежала, высоко вскидывая ноги, вязнущие в мокром песке, как отпрыгнула от шаловливого пенистого языка, попытавшегося лизнуть ей пальцы, как засмеялась негромко, взвизгнула, когда волна с шумом все же накрыла ее чуть не по колено, было что-то такое близко узнаваемое, что Павел Сергеевич даже позавидовал. Представил, как приехала она вот только что и сразу побежала на пляж, даже вещи не стала распаковывать, так не терпелось ей заявить этому морю и этому солнцу, и песку – я здесь, я приехала, я с вами. Павел Сергеевич закрыл глаза и снова натянул козырек на нос и, кажется, даже задремал. Потом пришла жена, громко чмокнула в щеку, он проснулся, потянулся, намазал жене спинку кремом, приобнял как следует, чтобы поняла, какие у него далекоидущие планы на вечер и продолжил отдыхать по полной программе дальше.

***

Маша вышла из душа, скинула полотенчико, достала крем и принялась энергично втирать в кожу нежную эмульсию. На туалетном столике выстроились ряды баночек, флакончиков, тюбиков. А что делать? Красота требует. Крем от загара, масло для загара, лосьон после загара. А иначе не отдых будет, а сплошные мучения: кожа покраснеет, натянется на плечах, как пергамент, к вечеру поднимется температура, будет Машу колбасить до утра, кидать то в жар, то в холод. Нет уж, лучше пять минут потратить на втирание кремчика.

Тут Маша изогнулась под немыслимым углом, пытаясь достать место между лопатками. Вспомнила, как на пляже парочка натирала друг друга кремом. Едва приехав, Маша сразу же на пляж понеслась. Она так именно и мечтала – кинуть все в номере и побежать, убедиться, что все в порядке: море шумит, солнышко светит, ничего не изменилось за год. На пляже по раннему времени никого почти не было. Только мужчина какой-то в шезлонге лежал, да две дамы сложноопределяемого возраста топлес на песочке разлеглись.

Надо было искупаться сейчас, пока опасный ультрафиолет не начал свое разрушительное действие. Маша скинула платье и неодобрительно посмотрела на бледное тело. Северная кожа отчаянно сопротивлялась любым попыткам подставить ее солнцу и сгорала моментально. Пришлось перед отъездом скупить жутко дорогую солнцезащитную серию в магазине. Но ничего, вот приедет она с курорта, отдохнувшая, загорелая, придет на собеседование в какую-нибудь супер-пупер компанию; увидит ее тамошний босс, непременно молодой стильный красавец с голубыми пронзительными глазами, увидит, шмякнется со стула, сам собой в штабеля уложится и…что дальше она смутно представляла, но что-то должно произойти. Как минимум на работу ее должны взять. А как иначе? Нина Львовна, директор по персоналу, заявление-то у нее приняла, сказала, конечно, что должен шеф подписать, после отпуска. Ну, он-то подпишет, она не сомневалась. А вот Нина Львовна еще и посетовала, что Маша уходит. Знала бы она, какой у них шеф на самом деле. Ей-то он наверняка не хамит.

Глава 3

Ах, ну что ж так везет-то? В смысле не везет. Не везет и не едет. Маша неторопливо скользила по водной глади. На носу болтались очки. Приходилось следить, чтобы не дай бог не утопить бесценную вещь. Самое важное под палящим турецким солнцем это не допустить возникновение морщинок у глаз. И она старалась. Она уже долго плавала и все не могла успокоиться. Ведь так все было хорошо, пока не возник, как в кошмарном сне, ужасный Павел Сергеевич, так его разэтак. Надо же, оказывается, шеф обладатель весьма недурственной фигуры. А она-то вчера косилась на кубики на пузе. Знала бы, чьи это кубики, хе… А как он вчера разглядывал ее бесцеремонно? Она даже хотела что-то такое едкое сказать небритому наглецу…

Чтоб Павел Сергеевич небритый, когда на работу явился? Да он всегда заявлялся одетый с иголочки, в надраенных до блеска ботинках и ароматах дорогого парфюма. И за эту, как ей казалось, нарочитую показушность она его терпеть не могла. Хотя отец тоже всегда одевался безупречно, но у него работа такая. К тому же папа никогда бы не стал хамить секретарше… Да и секретарши у него не было. Была мама – помощница, соратница, сотрудница, три в одном… Вот в этом, наверное, секрет счастья, чтобы было общее, одно на двоих дело. Тогда и «глаза в глаза» и «дрожь в коленках» и «долго и счастливо». А у нее какое одно на двоих дело может быть вот с Олегом, например? Никакого, грустно констатировала она. Что и требовалось доказать. А у Павла Сергеевича и Яны? Но ведь тоже «глаза в глаза», она вчера видела на пляже.

Маша вздохнула и повернула к берегу. Мысль, что ненавистный шеф, бывший, бывший, слава тебе, господи, может быть или казаться обыкновенным человеком, и даже небрежно носить одно – или как там правильно – трехдневную? модную щетину была неприятна. Как будто это Маша была виновата, что не смогла наладить отношения с начальником. Она ведь компанейский человек, у нее много друзей и все ее любят. Почему же с ним-то не получилось нормальных человеческих отношений? Раньше она говорила себе, потому что он такой… индюк надутый. А теперь что себе говорить? Чем утешиться? А директриса в школе? Тоже почему-то ее невзлюбила. Почему? Может, это не с ними, а с ней, Машей, что-то не так? Настроение испортилось окончательно. Маша вылезла из воды и старательно встряхнулась, совсем как их дачный пес Артошка. Ну и бог с ним. Не уезжать же теперь. Поставлю его в «игнор». Маша улыбнулась, уселась в шезлонг и раскрыла заботливо припасенную книжечку.

Нехитрая сентиментальная love story [1] вскоре увлекла ее, и она позабыла о пустяках вроде вредного шефа, пытающегося испортить ей долгожданный отдых. Скромная, прелестная наследница павшего в неравной схватке с койотами владельца ранчо изо всех сил пыталась отстоять свое женское достоинство и права на поместье. На него покушались ежесекундно. И на достоинство, и на поместье. Скромница активно сопротивлялась, изредка постреливая из ружья и периодически заливаясь горючими слезами на папенькиной могиле.

– Ма-ша! – раздалось издалека.

Маша с неудовольствием оторвала глаза от страницы – наследница как раз перезаряжала ружье, отстреливаясь от очередного претендента на руку и счет в банке.

– Ма-ша! – закричали снова.

Маша вздохнула и повернула голову. Ну что ж, она никогда не пряталась от проблем. Папа всегда говорил, что лучше сразу отмучиться, чем долго решаться сделать что-либо.

– Ты не слышишь, что ли? – Яна подбежала и приветливо махнула рукой. – Я тебе кричу, кричу… Иди к нам. Пашка спит целыми днями, а мне скучно, – сказала она капризно.

Маша встала и чуть отодвинулась – спряталась за шезлонг. Так она чувствовала себя более уверенно.

– Ян, – сказала Маша и вздохнула, – Ян, ты не обижайся, но к вам я не пойду. Помнишь, я тебе вчера рассказывала про шефа, что он придурок, и что я сюда уехала на последнем издыхании?

Яна безмятежно улыбнулась и слегка пожала плечами. Ничего такого она не помнила. Да, был вчера какой-то разговор. Но Яна, конечно, не приняла это всерьез. Подумаешь, какие-то неприятности на работе… Как, вообще, можно где-то там работать? Скука ж смертная.

– Так вот, – Маша собралась с духом и выпалила: – Этот мой шеф и есть Павел Сергеевич.

Яна смотрела на нее, продолжая улыбаться. Потом пошевелила ногой песок, подумала еще немного и спросила:

– Павел Сергеевич? И что?

Маша поняла, что столкнулась с непонятным ей явлением.

– Как что? – она почесала лоб. – Павел Сергеевич – мой шеф. Я у него работаю. Вернее, уже не работаю. Вернее, он еще не подписал, но я уже написала и…

– Так, – очнулась Яна, – я не поняла, Павел Сергеевич – это Пашка, что ли? – Маша энергично кивнула. – Ага, – Яна склонила голову набок, – а вчера вы тут встретились типа совершенно случайно?

– Ну да, – удрученно сказала Маша, – представляешь, какая невезуха…

– Представляю, – усмехнулась Яна. Нехорошо так усмехнулась.

И Маша почти пожалела, что затеяла этот разговор. Но что же ей было делать? Скрываться все три недели? Ведь Яна бы продолжала навязывать ей свою компанию. Неужели Павел Сергеевич ничего ей не рассказал? Яна дернула плечиком, посмотрела на Машу, цепко схватившуюся за спинку шезлонга, хмыкнула, крутанулась на песке и побежала к пляжному зонтику, под которым то ли спал, то ли медитировал ее муж.

Она встала напротив и что-то закричала ему. Маша не слышала что, да и не хотела слышать. Тот сначала никак не реагировал, потом вроде зашевелился, приподнял козырек кепки. Яна продолжала кричать, энергично жестикулируя и показывая в Машину сторону.

Маша поспешила отойти подальше, к морю, а потом и вовсе вошла в воду и поплыла прочь от берега. В спешке она забыла очки, и теперь яркое солнце нещадно слепило. Она щурилась, отворачивала голову и ругала себя последними словами. Зато выйдя на берег, с облегчением обнаружила, что ни Яны, ни Павла Сергеевича на пляже нет. Вот и хорошо. Книжка звала продолжить чтение. Правда, сочувствия героине у Маши поубавилось.

Глава 4

Вот чего Павел точно не ожидал в этой жизни, так это удара по носу от своей секретарши. Что она там плела про увольнение? Черт! Ни одна женщина никогда не била его по носу. Пощечины были. Это да. Бывшая жена практиковала. Кто-то когда-то сказал ей, что пощечина – это очень женственно. Вот она и старалась. Правда, у нее это получилось всего один раз, во второй он ей ответил. Империя наносит ответный удар, да. Он и ударил-то слегонца, но жена все равно отлетела к стенке. А Павел тогда сказал, помнится: «Оль, до греха не доводи. Я ж арматуру рукой гну». И жена все прекрасно поняла. Хотя и прожили они после этого недолго. Он пошмыгал носом. Там что-то все еще хлюпало. Павел оглядел залитую кровью грудь, содрал футболку и полез в мини-бар. Черт! Виски осталось на пару глотков. Водки не хотелось. От нее завтра будет мутить желудок, и вонять изо рта. Собирался же сегодня купить целую бутылку любимого «Джонни Уокера», но из-за Янкиных выкидонов, конечно же, забыл. Он задумчиво перебирал оставшиеся в баре напитки. Что за гадость они здесь понапихали! Голова раскалывалась. А Янки все нет. Он автоматически нажал кнопку вызова на телефоне. Послушал гудки и мрачно решил – вернется, оторвет ей ноги по самое не могу.

Маша мучилась и страдала, лежать не было никакой возможности. Стоять, что ли, всю ночь, как боевая лошадь? Она пробовала приложить лед, но от него стало еще хуже. Господи, зачем, зачем, она поехала одна? Теперь никто не принесет ей сметаны, и не намажет спину, и не станет терпеливо обмахивать опахалом из павлиньих перьев. А вдруг она умрет и будет сиротливо лежать в номере, пока какая-нибудь горничная не обнаружит ее распухший от жары труп? Бр-р-р!

Нет уж. Ничто и никогда не могло надолго выбить Машу из колеи, даром она три года в школе оборону держала? Да один только Сережка Максимов сколько крови у нее выпил пока… пока она не нашла к нему подход. Да и остальные тоже не сахар были, вовсе не мальчики-конфетки. А девочки? О! Тоже были не девочки-ромашки, отнюдь. Так что Павел Сергеевич по сравнению с ними просто мелочь. Так, грубый невоспитанный хам с замашками большого босса. А на самом-то деле, тьфу! Ничто и никто не испортит ей отдых. Ни хамоватый шеф, ни солнечный ожог. Покряхтывая и постанывая, Маша сползла с кровати, влезла в просторную футболку, длинную широкую юбку, сунула ноги в пляжные тапочки и решительно вышла из номера. Идти приходилось очень осторожно, стараясь как можно меньше задевать одеждой горящую, сухую, готовую лопнуть, воспаленную кожу.

В баре, как всегда, было многолюдно. Отцы семейств, уложив чад, а кто и жен, предавались заслуженному отдыху. Из бильярдной слышался сухой треск костяных шаров. Маша подошла к стойке и кивнула бармену. Тот привычно выдал услужливую улыбку. Если Машина просьба и удивила его, то вида он не подал.

Павел сидел за столиком в компании широкогорлого стакана с виски и мрачно испепелял взглядом мобильный телефон. Изредка он поглядывал на часы и медленно свирепел. Время показывало полночь. Он убьет ее, а потом выпорет. Нет, сначала выпорет, а потом убьет. И больше никаких игр! Яна виртуозно расправлялась с ним, прекрасно зная, что его кнопка находится там же, где и у большинства мужчин. Каждый раз он говорил себе, что все, больше он не потерпит ее выходок, и каждый раз покорно прыгал через обруч, снова и снова. Но на этот раз она перегнула палку.

Краем глаза он заметил истеричку, разбившую ему нос. В этот раз он ее сразу узнал, несмотря на нелепый наряд. Вон чего-то с барменом толкует. Выпить, что ли, захотела или свидание назначает? Его бесили бабы, приезжающие к морю за своей порцией любовных утех. В отеле было полно холеных сорокалетних женщин, которые только так и проводили свой «сексхолидей». Эта хоть и молодая, но дура дурой, с нее станется и с барменом роман закрутить, ишь, как он ей усиленно авансы строит, ручки к сердцу прикладывает, глазки умильно закатывает. А эта дурища, ничего, стоит рядом, уши развесила, лыбится во весь фейс. Рожа красная, тьфу!

Павел сжал стакан в лапищах. Ярость, темная мутная, поднималась откуда-то снизу, заполняя все свободное пространство, он просто физически ощущал, как она колотится уже где-то возле горла. Сейчас он готов был убить любого, кто неосторожно подвернется ему под руку. Он знал за собой эти плохо контролируемые припадки гнева в момент, когда что-то не поддавалось его воле, но на работе легко гасил их, закованный, как в броню, в английский деловой костюм.

Когда-то, в самом начале, он терпеть не мог всякие там пиджаки, галстуки и кожаные папочки. Он создавал свой завод, оборудовал цеха, сам вместе с рабочими учился гнуть швеллер, так его не так, отрабатывал технологии, изучал документацию, бегал по большой, не обустроенной еще территории, в свитере с закатанными до локтя рукавами и армейских ботинках с высокой шнуровкой. Домой приходил уставший и голодный, как бездомный пес, и жадно ел наспех сваренную рассыпчатую картошку. Иногда просто, а иногда с маслом или сосисками, если каким-то чудом не забывал зайти в магазин. Ему всегда было жаль тратить драгоценное время на всякие там магазины. У отца была специальная диета: кашки на воде и кисели, которые варила приходящая домработница. Просить ее варить еще что-нибудь для него, Павла, ему и в голову не приходило. Ни ему, ни отцу, которому всегда было неловко, что у него вот, как у буржуя, домработница.

Батя, всю жизнь отпахав в строительстве, пройдя путь от разнорабочего до главного инженера, так и остался верен делу партии Ленина. И даже теперь, после нескольких операций, после которых от желудка практически ничего не осталось, продолжал таскаться на коммунистические митинги.

Павел усмехнулся и осторожно разжал пальцы. Стакан, слава богу, не треснул, а ведь мог. Сколько он их передавил уже за свою жизнь. К красномордой девице возле стойки подбежал молодой парнишка в бордовой форменной жилетке, с пакетом в руке. Девица заглянула в пакет и расцвела от счастья, принялась благодарить, деньги достала, замахала руками, видимо, показывая, что сдачи не надо. Презервативы он ей, что ли, бегал в аптеку покупать?

Глава 5

Инспектор полиции Садык Олиб сразу понял, что спокойная жизнь на этой неделе ему не грозит. А он так хорошо распланировал предстоящие выходные: жена давно просила свозить ее в Стамбул, и еще хотелось сводить сынишек в новый аквапарк. Но у Аллаха на этот счет, видать, были другие планы.

Вообще, инспектор считал, что в этой жизни ему очень и очень повезло. Его родители были не то чтобы богаты, скорее нет, но зато имели счастье состоять в родстве с одним очень влиятельным чиновником в Анкаре. Дядюшка Осман, не очень-то осыпал милостью своих многочисленных родственников, но к семье Олиба почему-то благоволил. Когда Олиб окончил Стамбульский университет и как-то долго не мог найти подходящую работу, дядюшка пристроил его в департамент полиции в Стамбуле. И хотя Садык не очень горел желанием всю жизнь посвятить ловле карманных воришек, дядюшка, посмеиваясь, потрепал его по плечу и сказал, что-то вроде того, что, мол, слишком ты молод еще, чтобы судить о том, чего хочешь или не хочешь, так что, слушайся старших. И Садык послушался.

Два года он исправно тянул лямку: ездил на вызовы, разбирал жалобы, составлял отчеты, получал нагоняи от начальства, пока в один прекрасный день его не перевели сюда, в этот милый спокойный курортный городок, сплошь состоящий из отелей, растянувшихся вдоль побережья.

Все в городке было подчинено туристическому бизнесу. Вскоре Садык в полной мере осознал все преимущества новой работы и неустанно благодарил прозорливого родственника при каждом удобном случае. Работа была не то чтобы легкая, а даже просто приятная. Страшных преступлений в городке сроду не случалось, ну, если только какой не в меру подвыпивший турист попадал в дорожную аварию. Нет, происшествий со смертельным исходом, конечно, хватало, но были это все какие-то нелепые смерти: то утонет кто-то, то вот убьется на машине, один умудрился на водных лыжах шею свернуть. В основном инспектору приходилось расследовать мелкие, очень мелкие преступления, вроде украденных кошельков и чемоданов.

Люди на отдыхе, как правило, были беспечны, но Садык и не думал осуждать их за это. Благодаря их беспечности, он мог теперь совсем не беспокоиться о будущем. Всех карманников и мошенников инспектор за восемь лет своей неустанной работы прекрасно знал в лицо. А уж они-то как его знали! Если туристу очень-очень хотелось вернуть утерянное имущество, имущество находилось, как по волшебству, а умиленный счастливчик со слезами изумления благодарили бравых полицейских. Нельзя, правда, сказать, что данная благодарность оседала в одних только Садыковых карманах, но и того, что оставалось, с лихвой хватало на содержание просторного уютного домика, тихой улыбчивой жены и двоих темноглазых кудрявых мальчишек; а в последнее время Садык всерьез задумывался еще и о маленькой пухленькой девочке.

Инспектор прибыл в отель через двадцать минут после телефонного звонка. Жена, конечно, проснулась и побежала провожать. «Ах, – сказала она, щуря сонные глаза, – как же много пьют эти русские, даже женщины». Садык тоже почему-то был уверен, что дело очень простое. В холле его встретил перепуганный управляющий. Немец. И на его лице явно читалось беспокойство – престижу отеля мог быть нанесен непоправимый урон. Будь его воля, он бы заселял в отель только соотечественников, но, увы! Приток русских туристов приносил немалый доход.

Инспектор посмотрел на бледное хмурое лицо управляющего, понял все его нехитрые размышления, усмехнулся про себя и попросил проводить на место происшествия. Первым делом он распорядился отогнать любопытствующих и только тогда быстрым цепким взглядом охватил всю картину. На топчане, свесив руку, лежала молодая женщина в светлом летнем сарафане в такой умиротворенной позе, что казалась просто спящей. Если бы не доктор, маявшийся рядом со своим саквояжиком, Садык бы так и подумал. На соседнем лежаке, отвернув голову в сторону, сидел мужчина. Инспектор видел только темные волосы на затылке да сгорбленную спину. Невдалеке маячила еще одна фигура – женщина в чем-то светлом с пакетом в руках. Она топталась у края бассейна, словно решая уйти или остаться.

Садык подошел и нагнулся над мертвым телом. Он все понял сразу, у него было университетское образование и стаж работы в полиции десять лет, и карманники, которых он знал в лицо, и еще интуиция, которая сказала ему, что выходные пропали – напрасно Хайрим выбирала себе наряд для поездки в Стамбул. Для вида он еще переговорил с врачом, но и так все было ясно. Мужчина вдруг резко встал и повернулся к нему, высокий, крепкий, плечистый. Сосредоточенное лицо, немного удивленное. И еще он непрестанно курил. И руки у него ничуть не дрожали, когда он доставал из пачки очередную сигарету. Что это, хорошие нервы или его не очень взволновала смерть жены? То, что это жена ему рассказал управляющий, и еще добавил: «Очень, очень, солидный клиент, не первый раз в нашем отеле, и гер Дедрих с ним дружбу водит. А гер Дедрих наш очень, очень важный клиент…»

Красивая женщина, почему-то подумал Садык с сожалением. Очень красивая. Он не представлял, кто мог поднять руку на такую красоту. Или в этом все и дело? Красивая женщина, ревность… Значит, муж? Или кто-то из ее любовников? В том, что у убитой был не только муж, Садык не усомнился ни на секунду. Он работал в полиции уже десять лет. С чем только он не сталкивался за это время… Очень, очень плохо. Завтра по отелю поползут слухи, потом по городку, потом… потом хозяин отеля позвонит начальству, и Садыка вызовут на ковер. Пропали выходные!

***

Когда Маша все же добралась до номера, состояние у нее было не то чтобы истерическое, но близкое к тому. Пакет со сметаной так и болтался на руке. Ночь почти кончилась, новый день вползал в окно ярким сиянием, встающего где-то на краю моря солнца. Люди в своих номерах уже начали просыпаться, ворочаться в постелях, с удовольствием осознавая, что это, нет, не дом, а то самое райское место, где нет будильников, начальников и понедельников. И только бедная Яна уже не проснется.

Глава 6

Инспектор Олиб сидел за своим столом, подставлял спину прохладе кондиционера и бодро писал отчет. Отчет писался на удивление связно и быстро. Начальство, буде захочет поинтересоваться, останется довольно. Все получилось очень даже толково и рационально. И, главное, логично. Муж, жена, любовник – обычный треугольник. Что и требовалось доказать. Да, были моменты, которые смущали инспектора, но он предпочел положиться на волю Аллаха. Если русский невиновен, пусть в этом разбираются другие инстанции. Он, Садык Олиб, свою функцию выполнил. И в выходные повезет Хайрим в Стамбул. Мальчишек отведут к сестре жены и устроят себе небольшой праздник: посетят Ай-Софию, побродят по узким улочкам старого города, на Золотом базаре Садык обязательно купит что-нибудь своей милой Хайрим. Она будет смущаться и просить не делать ей таких дорогих подарков, а он все равно купит и будет чувствовать себя богачом хотя бы на короткий миг. Хотя почему нет? Он богач: у него чудные дети, хороший уютный дом, жена – сокровище.

Как хорошо поступил Садык, не женившись тогда в Стамбуле. А ведь все к тому шло. Вовремя его перевели в Сиде, и здесь-то он и встретил свою Хайрим. Лучшей жены и пожелать нельзя – добрая, заботливая, нежная. А потом, вечером, они посидят где-нибудь в уютном рыбном ресторане на берегу Золотого Рога. И глаза Хайрим будут сиять счастьем, а больше ему ничего и не надо. И может, оттуда, из Стамбула, они привезут свою маленькую пухленькую девочку? Дверь приоткрылась и в нее всунулась голова дежурного.

– К вам пришли, господин инспектор, – кивнул он себе за спину. Садык, недовольно нахмурившись, указал на кипу бумаг на своем столе. Он же просил не беспокоить его по пустякам. – Она вас требует, – повторил дежурный.

– Она? – удивился Сыдык. – Ну, ладно, – махнул он рукой. – Скажи ей пять минут. Если по поводу кражи или еще чего, спровадь ее к Фатху.

За дверью раздались легкие шаги, и в кабинет впорхнула вчерашняя туристка из отеля, где убили женщину. Да, красивую женщину, опять вздохнул Садык. Эта тоже была ничего. Вчера, правда, она не показалась ему красивой. Перепуганное лицо, широко открытые глаза, делали ее похожей на обезьянку-лемура. Садык как-то видел таких в зоопарке. И еще она постоянно кусала губы, как будто пыталась сдержать слезы. Что это? Подруга убитой, похоже, переживала больше, чем муж. Тот сохранял каменное выражение лица. Даже когда на нем застегнулись наручники, он чуть скривил рот, да и то оттого, что наручники, конечно, были маловаты для его широких запястий. У Садыка был недописанный отчет и куча всяких других дел, но ему вдруг стало интересно, зачем пожаловала гостья. К тому же она была красива, а Садык любил красивых женщин. Смотреть на них было приятно.

– Здравствуйте, – улыбнулась девушка. – Я к вам по делу. Я тут случайно узнала, что вы хорошо говорите по-английски. Может, вы уделите мне пару минут своего драгоценного времени?

Садык Олиб очень хорошо говорил по-английски. Он любил этот язык, и когда-то изучая и совершенствуя свое произношение, мечтал сделать карьеру в какой-нибудь иностранной компании. Но у Аллаха, видать, были на это другие планы. Так что английским языком Олибу приходилось пользоваться, исключительно общаясь с туристами, а это, значит, обходится двумя-тремя фразами. Так что сейчас Садык в изумлении откинулся в кресле, услаждая слух плавно льющейся речью усевшейся напротив посетительницы. Та открыла сумочку и выложила на стол сначала лупу – у инспектора вопросительно поднялись брови, а потом… фотографию, и вот тут инспектор подался вперед и даже не удержался от восклицания:

– Откуда у вас это?

– Я нашла это фото в номере э-э-э…мистера Морозова, – девушка явно запнулась, произнося имя арестованного вчера туриста.

Инспектор улыбнулся и еще раз посмотрел на снимок. Наверное, нет смысла спрашивать, как она попала в запертый номер. Полиция распорядилась пока ничего не трогать в нем. Администрация не возражала – номер был оплачен, а уж живет в нем кто или сидит в тюрьме, ее не волновало.

– У меня таких фотографий целых пять штук, теперь будет шесть, – Олиб пожал плечами, ожидая продолжения.

Девица помахала перед ним лупой.

– Зато я знаю, что все это подделка – фотомонтаж, – торжествующе произнесла она и принялась совать лупу ему в руки. – Да вы посмотрите, посмотрите хорошенько… Это ж видно.

Вздохнув, Садык вооружился лупой и минут пять пристально изучал картинку. Н-да! Ну и что? Такое милое было дело. И вот на тебе… Принесло ее.

– А футболка ничего не значит, это я его по носу треснула… – услышал он взволнованный голос. – Мы поссорились, и я его стукнула. Нечаянно.

Так, так, так… Он-то думал треугольник, а на самом деле квадрат. О-хо-хо! Все интереснее и интереснее. И хотя по большому счету не было дела инспектору до их любовных размолвок, и недописанный отчет тревожил Садыково сознание, но уж больно скучна и предсказуема была полицейская служба, да и так приятно было поговорить вволю по-английски, да еще с красивой женщиной. Вон как разгорячилась: щеки заалели, глаза блестят, легкие светлые волосы треплет вентиляторный бриз… Футболка и правда ничего не значила, инспектор с самого начала это понимал. Просто это вписывалось в версию произошедшего. Муж находит снимки, начинает выяснять отношения с женой, та, вероятно, защищаясь, бьет его по носу, муж в порыве гнева душит изменщицу… в состоянии аффекта. Потом приходит в себя, понимает, что натворил и пытается скрыть свое преступление: относит тело жены к бассейну и ждет, пока кто-нибудь обнаружит его там. Слабенькая версия, но другой у Садыка не было. Если бы не фотографии – не было бы и этой. Теперь еще эта девица нарисовалась. Он-то думал – подруга жены. А оказалось – мужа.

Глава 7

Маше совсем не хотелось купаться, загорать и пить коктейли в баре, короче, отпуск явно удался. И уехать она тоже не могла: мама сразу просечет, что случилось нечто из ряда вон и пока не допытается, не отстанет. А потом, вообще, ее одну никуда не пустит. И так-то им с папой пришлось целую битву выдержать, когда Маша сказала, что одна на курорт поедет. Мама до сих пор думает, что ей пятнадцать и ее то и дело пытаются совратить злобные педофилы. Маша улыбалась в ответ на все мамины предостережения и перемигивалась с папой. Папа все ей объяснил еще лет в одиннадцать. Про пестики, тычинки и прочее. И про то, что верить мужчинам нельзя, особенно на берегах всяких там морей, тоже объяснил, но это уже, конечно, не в одиннадцать. Маша набрала номер. «Привет, малыш, – услышала она привычное, – как дела?». Вытащила из кармана юбки бумажку с цифрами и плюхнулась в кресло, удобно пристроив ноги на подлокотник.

Визит в полицию оказался не таким безнадежным предприятием, как ей показалось сначала. Она не знала, какой именно из пресловутых факторов включился в полицейском сознании, но он выслушал ее доводы и даже просидел с ней целых два часа. Вот дежурный-то удивился! А то пускать не хотел – пять минут, пять минут… Хотя проговорить-то они проговорили, а толку? Ну попытались составить хронологию и что? По всему выходило, что с двенадцати тридцати дня Яну никто не видел.

Портье на входе подтвердил, что она выбежала из отеля примерно в это время и пошла вроде в сторону центра. И все. Павла тоже видели последний раз, когда он сцепился с Машей на дорожке к бассейну. Это было где-то около часа. Павел утверждает, что поискал жену в отеле, на пляже, у бассейна, а потом ушел в свой номер и до вечера сидел там, пока не спустился вечером в бар. Маша тоже после стычки с Павлом ушла к себе, приняла душ, потом спустилась на обед, потом опять пошла на пляж. (Зря, зря, ну да чего уж теперь). Побыла там до четырех, потом в номере ненадолго заснула, а когда проснулась, обнаружила, что сгорела и начала страдать. Никто из служащих не видел, как Яна вернулась в отель. Хотя это странно. Могла она проскочить незамеченной или нет? Пляж отеля граничил с пляжем соседней гостиницы, статусом ниже, но принадлежащей тем же владельцам. По берегу легко можно было перейти с одной территории на другую. Но в тот отель полиция, конечно, не ходила. Ведь Павла к тому времени уже арестовали и надобность в лишних опросах отпала. Маша еще раз покосилась на листочек с цифрами.

Инспектор немного колебался, доставая из сейфа пакет с вещдоками. Это Маша так про себя его называла «вещдоки». Инспектор достал из желтого бумажного пакета серебристый телефон и, еще раз немного подумав, протянул его Маше. Маша торопливо залезла в меню и просмотрела список исходящих, а потом принятых звонков. Все верно. Как она и предполагала за последние несколько дней входящие звонки были в основном с двух телефонов: один Павла Сергеевича, а вот второй от какого-то или какой-то Маси. Что за Мася такая? Этой же Масе Яна звонила сразу, как только поссорилась с мужем. А потом еще несколько раз в течение получаса. Звонки были короткие, наполминутки всего. А вот утром часов в десять Яна звонила кому-то в Россию на городской номер, и разговор был длинный. И что это нам дает? Пока ничего. Там, в полиции, Маша старательно переписала на бумажку все эти телефоны. Затем инспектор любезно проводил ее до самых дверей и под любопытными взглядами сослуживцев пожал ей руку, сердечно попрощался и… все. Так Машина миссия по спасению «рядового Райана» бесславно провалилась. Ну хоть передачку приняли. Вот чего ей на попе не сидится? Подумаешь, посидел бы без сигарет пару дней, может, поумнел бы.

Маша злилась, и сама не знала от чего. Что за тупость! Ведь она же ясно доказала, что фотографии поддельные, так чего огород городить? Нет, инспектор вполне с ней согласился и все же не хлопнул себя по лбу: «Семен Семеныч…»А загадочно, по-восточному, улыбаясь, напоил ее кофе и долго рассуждал о вещах совсем к делу не относящихся.Вот что это? Она так старалась, все сделала по правилам: и дружелюбие проявляла, и в глаза смотрела, и вопросы правильные задавала, те самые с единственно возможным ответом «да». А результат нулевой. Врут все эти психологи. Нет никакой возможности заставить человека сделать то, чего он не хочет. Или есть? Вот у папы классно получается, но на то он и папа, ей бы его опыт… У-у-у!

Хотя с фотографиями это она здорово сообразила. В лупу явственно был виден лежащий на столе откидной календарь и дата 20 ноября 199… год. Яна в то время наверняка еще пешком под стол ходила, ну, во всяком случае, не могла выглядеть так же, как сейчас. Остальные фотографии подозрений не вызывали, в том плане, что на первый взгляд казались правдоподобными. Экспертиза покажет. Хотя будут ли ее проводить? Да нет, если в дело подключатся толковые адвокаты, то будут, конечно. Вообще, это проблема Красовского, чего она себе голову ломает? Вот ей делать больше нечего. Лучше она сейчас на экскурсию поедет, здесь ведь есть чего посмотреть.

В прошлый раз они ездили смотреть древний амфитеатр и статую императора Веспасиана. А вот знаменитую реку Манагавт так и не посетили, с ее водопадами, рафтингом и прочими увеселениями. Мама не была любительницей экстрима, потому и не пустила их с папой. Правда, на конную прогулку они отпросились. Маша до той поры на лошади сроду не сидела и все боялась свалиться, попа у нее потом здорово ныла. Маша улыбнулась. Вот как она поедет на экскурсию одна? Это ж скучно. Все же она человек социумный, ей компания нужна. Ну почему она одна? Ни любимого человека, ни подруги какой закадычной… Олег и Наташка не в счет. Олег – это так, для самоуспокоения, типа есть кто-то и ладно. Наташка тоже не могла считаться хорошей подругой: в кафе сходить, поболтать это, конечно, всегда, пожалуйста, а вот поделиться чем серьезным, нет, не получится. У Наташки не язык – помело. Как-то так всегда получалось, что лучшей подружкой у нее была мама и папа тоже. Маменькина-папенькина дочка, так Олег ее иногда поддразнивал. Он все про нее знал, и Машу это устраивало. Она тоже все про него знала и не требовала от него больше, чем он мог дать.

Глава 8

Садык Олиб почти дописал свой отчет, хотя и сомневался, что он теперь ему пригодится, по крайней мере, в таком виде. Дело убитой русской туристки оказалось не совсем таким простым, как ему показалось вначале. Но начальство могло вызвать его в любой момент и у него, инспектора Олиба, должно быть прикрытие. И он его написал. А его догадки (ведь это пока только догадки и предположения), к делу не подошьешь.

Инспектору не терпелось закончить с этим нудным делом: написанием отчета, и заняться чем-то более интересным, но его отвлек этот русский. Хотя, надо сказать, отшил он его быстро и профессионально. Очень просто – сделал вид, что не понимает ни слова ни на каком языке. И потом с удовольствием наблюдал, как слетает спесь с глупого русского, вообразившего себя великим адвокатом. Может, там, в России, ты и хороший адвокат, а здесь в Турции, мы тебя знать не знаем, и ты к нам со своими законами не лезь. Так примерно думал Садык, видя мучительные попытки посетителя объясниться хоть как-то, хотя бы на пальцах. Адвокат или кто он там, еще что-то проверещал, потом что-то прокричал про посла, про консула – Садык только посмеялся про себя – и наконец ушел восвояси. А Садык снова за ручку взялся, но тут его снова отвлекли, на этот раз телефонный звонок.

Садык с раздражением схватил трубку, но тут же расплылся в довольной улыбке, услышав взволнованный голос этой русской мисс Мэри. Нет, он ее все-таки пригласит выпить с ним чашечку кофе. Куда-нибудь в хороший ресторан. Ну вот хотя бы в рыбный ресторанчик возле пляжа отеля «Амара Бич Ресот». Там хозяйствует его шурин. Сиде – маленький городок, все друг друга знают, поэтому и прятаться не имеет смысла, все равно кто-нибудь из знакомых увидит. Так что правильно – пойдет он с ней к шурину и закажет ему то самое его коронное блюдо из запеченной на углях рыбы. И если она не оценит… Да нет, не может она не оценить. Садык и сам не знал, что за чувства питает он к этой смешной сероглазой русской мисс. Ухаживает он за ней? Нет. Пытается завязать какие-то отношения? Нет. Так в чем же дело? Он не знал. Просто вдруг поймал себя на мысли, что ему приятно разговаривать с человеком, пусть даже это и женщина, на одном с ним, с ней, языке. Когда сказанная тобой фраза не требует объяснений, и на упоминание о Шекспире, не надо долго и мучительно объяснять, кто такой Шекспир. Он и Хайрим в свое время выбрал за то, что с ней он мог говорить на одном языке, почти на одном. Хайрим, до встречи с ним и до рождения первенца, работала в школе, в начальных классах. Ему, окончившему университет, не с кем было поговорить здесь о литературе, живописи, кино. Хайрим охотно поддерживала эти беседы, но в основном как благодарный и восторженный слушатель. А ему иногда хотелось не только отдавать, но еще и получить что-то взамен. И вот эта девочка… Впервые за столько лет его смогли удивить. И кто?

В прошлый раз они долго беседовали, как-то так получилось, что разговор перешел с насущных проблем на что-то другое. Девчонка, оказывается, читала новомодного турецкого писателя, в одночасье ставшего знаменитым после получения Нобелевской премии. Они проболтали почти два часа. Когда посетительница ушла, все же не сумев скрыть разочарования, оттого что инспектор не внял ее доводам о невиновности арестованного русского, Садык, было, подумал, что, может, она так мило с ним держалась в надежде освободить своего любовника. Но потом решил, даже если и так, что с того? Все мы, пытаясь достичь своей цели, немного прикидываемся не теми, кто есть на самом деле. И Садык не исключение. Он, чтобы занять эту должность и паче, удержаться на ней, кем только не прикидывался…

***

Красовский был не просто зол, он был в ярости. Хотя в глубине души, конечно, предполагал, что так все и будет. Но это было отличным оправданием… Для кого? Да для кого угодно, вот хоть для Пашки. Ну вот такие они тупые турецкие полицейские, что я, Паш, могу поделать, ты уж извини. И тут же представил, что Пашка ему в ответ мог сказать. Да уж, в выражениях Павел Сергеевич не стеснялся. Александр Красовский усмехнулся ехидно. Ничего, посидит, не развалится. Теперь надо опять эту Машу найти, живописать ей в красках тупость полицейских, посетовать на трудности, какие предстоит преодолеть, и дело, считай, в шляпе. И все-таки он был в ярости. Ему, с его высшим образованием, амбициями, указал на дверь наглый полицейский. Даже разговаривать не стал. Пришлось, чуть ли не на пальцах объяснять, что он адвокат мистера Морозова и что ему надо увидеться с арестованным. Нет, качал головой полицейский, только в присутствии переводчика и только в присутствии турецкого адвоката. Это-то Красовский понял. Как и понял, что с него просто элементарно вытягивают деньги, ну, положим, не с него, а с Морозова. Переводчик с адвокатом, небось, стоят прилично, да и есть ли они в этом городишке? Ух, повезло Пашке, нечего сказать. И ему, Красовскому тоже повезло. Могло быть хуже. Гораздо.

– Ну, что? – спросила Маша. Они встретились, как и тогда, в баре.

Красовский только рукой махнул. Выплеснул свое негодование на турецкую правоохранительную систему и, сославшись на усталость, покинул отель, ушел к себе.

Маша проводила его задумчивым взглядом и почесала лоб. Красовский расстроен и беспокоится за судьбу своего босса, а почему лицо его светилось неподдельной радостью, когда он вошел в холл? Маша успела заметить. Она как раз из лифта выходила и, увидев сияющую физиономию юриста, даже обрадовалась, решив, что ошиблась в прогнозах, и Красовский совершил невозможное – вытащил Павла из камеры.

И Олиб тоже ничего хорошего по телефону не сказал. Выслушал Машу, попросил еще раз повторить имя фотографа и название отеля, да и только. А Маша так радовалась свалившейся на нее удаче. Фотограф не только узнал Яну, но и сказал, что и фотографии тоже его. Не те, фальшивые, понятное дело, а оригиналы, с которых те были сделаны. Яну он фотографировал, кажется, несколько дней назад, вместе с мужем. Сделал несколько кадров. Яна охотно позировала, обнимала мужа, тот морщился, но отказаться не смог. Потом, когда фотограф (звали его, кстати, Таркан) хотел распечатать снимки, обнаружилось, что в компьютере их нет. Тогда он решил, что просто случайно удалил несколько файлов и не очень расстроился: отдыхающих много, заказы есть – одним больше, одним меньше…